Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм

      (Делез, 368, с. 284-285). И далее: "величие языка состоит в
      том, что он говорит на поверхности, и, следовательно, схватыва
      ет чистое событие и комбинации событий, которые происходят
      на поверхности". Задачей же анализа становится вопрос об
      обнаружении "восхождения к поверхности, об открытии поверх
      ностных сущностей и их игр со смыслом и бессмыслицей, с
      выражении этих игр в составных словах и о сопротивлении
      головокружению при виде глубинности тел и их алиментарного,
      ядовитого смешения" (там же, с. 285).
      В противоположность "обычному" языку, основанному на
      этой "нетелесной пограничной линии" между физическими тела
      ми и звуковыми словами, на природной дуальности языка
      (благодаря чему. собственно, по Делезу и возможно появления
      смысла), "шизоидный язык" функционирует по совершенно
      противоположному принципу: "в первичном порядке шизофре
      нии не существует дуальности, кроме как дуальности действии и
      страстей тела; язык полностью, погружен в зияющие глубины
      тела. Больше уже нет ничего, что могло бы предотвратить пред
      ложения от их коллапса в тела и смешивания их звуковых эле
      ментов с обонятельными, вкусовыми, пищеварительными и экс
      крементальными эффектами тел. Больше нет не только какого
      либо смысла, но нет и грамматики или синтаксиса, даже каким
      либо образом артикулированных слоговых, буквенных или фоне
      тических элементов" (там же, с. 292).
      Самый наглядный пример полной реализации принципа ши
      зоидного языка Делез видит в творчестве Антонена Арто, и
      отсюда столь высокая оценка этого писателя: "Мы не отдали бы
      и страницу Антонена Арто за всего Кэрролла; Арто является
      единственным человеком, который испытал абсолютную глубину
      в литературе, который открыл "витальное" тело и его порази
      тельный язык... Он исследовал инфрасмысл, который сегодня
      все еще неизвестен. С другой стороны, Кэрролл остается масте
      ром или обозревателем поверхностей, о которых мы думали, что
      знаем их так хорошо, что их не нужно исследовать. А ведь на
      этих поверхностях держится вся логика обыденного смысла"
      (там же, с. 294-295).
      Собственно, все это уже есть описание "техники шизоана
      лиза", с которым Делез вошел в историю постструктурализма,
      но которому, чтобы стать действительно влиятельной теорией в
      то "смутное время" конца 60-х -- начала 70-х гг., не хватало
      "политического измерения". И он его получил в приобретшей
      скандальную популярность книге Делеза и Гваттари "Капита
      лизм и шизофрения: Анти-Эдип" (1972) (129), более известной
      по своему подзаголовку как "Анти-Эдип", поскольку в ней
      впервые в столь решительной манере было подвергнуто критике
      основополагающее понятие фрейдизма -- Эдипов комплекс.
      Основной предмет исследования авторов "Анти-Эдипа" -
      современная культура капитализма, которая, хотя и изменяет и
      разрушает старые формы и модусы культуры, но тем не менее в
      экстремальных случаях прибегает к варварским и даже прими
      тивным идеям и обычаям. И "Анти-Эдип" нельзя понять, не
      учитывая его антикапиталистического, антибуржуазного пафоса.
      Созданный на волне студенческого движения конца 60-х -
      начала 70-х гг., он очень живо и непосредственно передает тот
      накал страстей того времени.
      Трудно осознать ту роль, которую сыграл Делез в оформ
      лении постструктуралистской мысли, если не принимать во вни
      мание воздействие его леворадикальной риторики, его эпатаж
      ной "революционной", а по сути глубоко анархистской, фразы:
      "Разрушай, разрушай! Шизоанализ идет путем разрушения, его
      задача -- полное очищение бессознательного, абсолютное вы
      скабливание" (Делез, Гваттари, 129, с. 311).
      Характерные для данного исследования ощущение тупико
      вости современного мышления, экзальтированность изложения
      делают его весьма близкой по духу работам Кристевой того же
      периода и, прежде всего, ее "Революции поэтического языка"
      (1974) (273). Много общего и в их понимании литературного
      процесса как иррационального, типологически однородна и их
      антифрейдовская установка. В этом плане "Анти-Эдип" примы
      кает к тем работам, в которых пытаются подвести научное
      обоснование под широко распространенный на Западе тезис об
      изначально безумной природе искусства и о ее творце -- от
      верженном изгое капиталистического общества, который только
      постольку способен постичь сущность своего мира, поскольку
      способен взглянуть на него со стороны, будучи по отношению к
      нему "социальным извращенцем".
      Одной из самых болезненных трудностей панъязыкового
      мышления, приверженность которому составляет наиболее стой
      кое и непоколебимое научное убеждение современности, по всем
      своим характеристикам близкое религиозному, является проблема
      "неартикулируемости" психических движении сознания и чувст
      венных ощущений на досознательном уровне.
      Фактически, для разрешения этой проблемы и приходится
      прибегать к постулированию существования двух языков: языка
      естественного и языка либидо. Однако традиционная фрейдист
      ская схема плохо укладывалась в сложившуюся к 70-м гг. пара
      дигму представлений о социальной природе языка, опосредую
      критика Эдипова комплекса ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ 107
      щую индивидуальное "психополе" личности общественными по
      своему характеру конвенция
      ми.
      Критика Эдипова комплекса
      В частности, одна но ос
      новных претензий Делеза и
      Гваттари к "традиционному"
      фрейдизму -- ограниченность
      последнего семейными отно
      шениями, вместо которых необходимо поставить отношения
      социальные. С этим, собственно, связана и резкая критика
      Эдипова комплекса ("Несравненный инструмент стадности,
      Эдип является последней покорной и частной территорией евро
      пейского человека"; 18, с. 33), ставшего для авторов "Анти
      Эдипа" олицетворением репрессивного духа буржуазных семей
      ных отношений и символизирующего столь же репрессивную
      идеологию капитализма. Здесь происходит типичная для всех
      теоретиков подобного рода подмена одного понятия другим:
      жизнь общества мыслится по аналогии с жизнью индивида и
      ему приписывают все свойства биологического существования
      отдельной человеческой особи. Жизнь рода представляется ана
      логом развития колонии кораллов, и все свойства биологического
      существования отдельного организма переносятся на обществен
      ный коллектив, на социум. Вот почему те непосредственно не
      осознаваемые элементы душевной жизни человека, как и те
      биологические процессы функционирования его организма, кото
      рые получили название "бессознательного", у большинства тео
      ретиков постструктуралистской ориентации приобретали черты
      некоего "коллективного бессознательного" -- мифической пер
      вопричины всех изменений в обществе. При этом стихийность
      проявлении этого бессознательного, характеризуемых как
      "неритмичные пульсации", трансформировались в не менее ми
      фическую силу -- в мистифицированное, фантомное понятие
      "желания", которое действует как стихийный элемент в общем
      "устройстве" общества.
      Необходимо учитывать еще один момент в том климате
      идей, который господствовал в 60-70-е гг., -- существенное
      влияние неомарксизма, в основном в трактовке франкфуртской
      школы. Под его воздействием завоевала популярность, в част
      ности, идея "духовного производства", доведенная с типичным
      для той эпохи экстремизмом до своей крайности. Если ее
      "paциональный" вариант дает концепция Машере-Иглтона, то
      Делез с Гваттари (как и Кристева) предлагают иррациоональ
      ный, "сексуализированный" вариант той же идеи. Они подчер
      кивают "машиноподобие" либидо, действующего по принципу
      неравномерной, неритмичной пульсации: оно функционирует как
      машина и одновременно как производство, связывая бессозна
      тельное с "социальным полем" Порожденные в бессознатель
      ном, разрушительные продукты желания постоянно подвергают
      ся кодированию и перекодированию. Таким образом, общество
      выступает как регулятор потока импульсов желания, как система
      правил и аксиом. Само же желание как "дизъюнктивный поток"
      пронизывает "социальное тело" сексуальностью и любовью.
      В результате функционирование общества понимается как
      действие механизма или механизмов, которые являются
      "машинами в точном смысле термина, потому что они действуют
      в режиме пауз и импульсов" (Делез, Гваттари, 129, с. 287),
      как "ассоциативные потоки и парциальные объекты", объединя
      ясь и разъединяясь, перекрещиваясь и снова отдаляясь друг от
      друга. Все эти процессы и понимаются авторами как
      "производство", так как для них желание само по себе является
      одновременно и производством, и продуктом этого производст
      ва.
      "Желающая машина"
      Исследователи вводят
      понятие "желающая машина",
      под которым подразумевается
      самый широкий круг объектов
      -- от человека, действующего
      в рамках (т. е. кодах, прави
      лах и ограничениях) соответствующей культуры и, следователь
      но, ей подчиняющегося, вплоть до общественно-социальных
      формаций. Главное во всем этом -- акцент на бессознательном
      характере действий как социальных механизмов (включая, есте
      ственно, и механизмы власти), так и субъекта, суверенность
      которого оспаривается с позиций всесильности бессознательного.
      Либидо пронизывает все "социальное поле", его экономиче
      ские, политические, исторические и культурные параметры и
      определения: "Нет желающих машин, которые существовали бы
      вне социальных машин, которые они образуют на макроуровне;
      точно так же как нет и социальных машин без желающих ма
      шин, которые населяют их на микроуровне" (Делез, Гваттари,
      129, с. 340).
      По мере того, как бессознательное проникает в "социальное
      поле", т. е. проявляется в жизни общества (Делез и Гваттари,
      как правило, предпочитают более образную форму выражения и
      говорит о "насыщении", ("инвестировании социального тела"'),
      оно порождает игру "'сверхинвестиций, "контринвестиций" и
      "'дизинвестиций" подрывных сил желания, которые колеблются,
      "осциллируют" между двумя полюсами. Один из них представ
      109
      ляет собой господство больших агрегатов, или молярных струк
      тур, подчиняющих себе молекулы (или совокупностей: агрегат в
      теории систем -- одна из форм структуры); второй включает в
      себя микромножества, или частичные, парциальные объекты,
      которые " подрывают" стабильность структур.
      Делез и Гваттари определяют эти два полюса следующим
      образом: "один характеризуется порабощением производства и
      желающих машин стадными совокупностями, которые они обра
      зуют в больших масштабах в условиях данной формы власти или
      избирательной суверенности; другой -- обратной формой и
      ниспровержением власти. Первый -- теми молярно структури
      рованными совокупностями, которые подавляют сингулярности,
      производят среди них отбор и регулируют те, которые они со
      храняют в кодах и аксиоматиках: второй -- молекулярными
      множествами сингулярностей, которые наоборот используют эти
      большие агрегаты как весьма полезный материал для своей
      деятельности. Первый идет по пути интеграции и территориали
      зации, останавливая потоки, удушая их, обращая их вспять и
      расчленяя их в соответствии с внутренними ограничениями сис
      темы таким образом, чтобы создать образы, которые начинают
      заполнять поле имманентности, присущее данной системе или
      данному агрегату; второй -- по пути бегства (от системы),
      которым следуют декодированные и детерриториализированные
      потоки, изобретают свои собственные нефигуративные прорывы,
      или шизы, порождающие новые потоки, всегда находящие
      брешь в закодированной стене или территориализированном
      пределе, который отделяет их от производства желания. Итак.
      если суммировать все предыдущие определения: первый опреде
      ляется порабощенными группами, второй -- группами субъек
      тов" (Делез, Гваттари, 129, с. 366-367).
      Разумеется, перевод этого пассажа несколько условен и
      приблизителен, поскольку авторы пользуются придуманным ими
      самими понятийным аппаратом, крайне сложным и одновремен
      но неточным, ориентированным не столько на корректное упот
      ребление терминов, принятых в разных дисциплинах (теории
      систем, лингвистике, структурализме, психоанализе, марксизме,
      социологии и проч.), сколько на их образное, метафорическое
      восприятие, не на логичность доказательств, а на порождение
      ассоциативных связей общекультурного характера, к тому же
      эмоционально окрашенных.
      Делез и Гваттари здесь продемонстрировали тот же самый
      переход к "поэтическому мышлению", которым был отмечен и
      путь Барта, Кристевой и который с самого начала был характе
      рен для манеры Дерриды. Как уже отмечалось, этот стиль со
      ставляет одну из самых типичных черт складывавшегося тогда
      постструктурализма.
      Тем не менее, некоторые понятия, употребляемые Делезом
      и Гваттари, могут быть проанализированы. От структурализма
      Делез сохранил привычку мыслить оппозициями, хотя главное
      для него -- не столько конкретное значение терминов, сколько
      их эмоциональная окраска. По его представлениям, либидозные
      инвестиции бессознательного имеют тенденцию направляться к
      одному из двух полюсов: параноическому или шизофреническо
      му. В связи с этим выстраивается цепь оппозиций, определяю
      щих характер этих полюсов: агрегаты / сингулярности, структу
      ры / элементы, территориализации / детерриториализации,
      пределы / потоки, порабощение / бегство, власть / переворот,
      кодирование / раскодирование, молярный / молекулярный.
      "Если учитывать, что члены одного полюса характеризуются явно
      отрицательно, а другие -- явно положительно, то общая карти
      на сразу проясняется и в конечном счете оказывается довольно
      простой.
      "СИНГУЛЯРНОСТИ"
      Пожалуй, особого объ
      яснения требует понятие
      "сингулярности", которое
      может переводиться как
      "единичность", "оригиналь
      ность", "исключительность", "своеобразие неповторимости,
      наиболее четкое описание сингулярности" дал М. К. Рыклин,
      подчеркнувший, что Делез критикует "метафизику и трансцен
      дентальную философию" за их понимание "произвольных еди
      ничностей (сингулярностей) лишь как персонифицированных в
      высшем Я. Будучи доиндивидуальными, неличностными, акон
      цептуальными, сингулярности, по Делезу, коренятся в иной
      стихии. Эта стихия называется по-разному -- нетральное,
      проблематичное, чрезмерное, невозмутимое, но за ней сохраня
      ется одно общее свойство: индифферентность в отношении част
      ного и общего, личного и безличного, индивидуального и кол
      лективного и других аналогичных противопоставлений
      (бинарных оппозиций). Произвольная единичность, или сингу
      лярность, неопределима с точки зрения логических предикатов
      количества и качества, отношения и модальности. Сингулярность
      бесцельна, ненамеренна, нелокализуема" (51, с. 89).
      Иными словами, в какой бы форме не выступала
      "сингулярность", -- в форме явления, события, реально
      наличного или лишь только умопостигаемого феномена, -- глав
      ный смысл введения этого понятия заключается в замене кон
      цепции субъекта "безличным и доиндивидуальным полем" (там
      111
      ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
      же, с. 88). Здесь мы опять сталкиваемся с проблемой
      теоретической смерти субъекта" как независимого,
      "суверенного" индивидуального сознания, с "теоретическим ан
      тигуманизмом постструктурализма.
      Сингулярности, образуя не подчиняющиеся жестким струк
      турам "роевые" сообщества -- "множества", противостоят об
      ширным совокупностям-агрегатам, управляемым по иерархиче
      ским, авторитарным законам. Обширные агрегаты, или моляр
      ные структуры, подчиняют себе "молекулы" общества, в то
      время как организация общества на молекулярном уровне вклю
      чает в себя микро-множественности, или парциальные объекты,
      которые разрушают, подры
      вают структуры.
      Позитивность шизофрении и негативность паранойи
      Иными словами, бессоз
      нательное может выступать в
      двух ипостасях: параноиче
      ском или шизофреническом. В
      первом случае оно порождает
      тотальности и "репрезента
      ции", создает видимость жиз
      ни; во-втором -- утверждает фрагментированные, раздроблен
      ные множественности -- "мегафабрику". При этом постоянно
      подчеркивается процессуальный характер действия бессозна
      тельного, описываемого как шизофрения и понимаемого прежде
      всего как процесс порождении желания и "желающих машин".
      Именно шизофрения, утверждают авторы "Анти-Эдипа" и
      "конституирует" становление реальности. Кроме того, сама ши
      зофрения может принимать двойную форму: либо процесса бо
      лезни, когда "чистый поток экзистенции" подвергается воздей
      ствию структур, кодов, систем и аксиом, приостанавливающих
      его свободное излияние, налагающих на него "арест", поскольку
      все они представляют собой "репрессивные формации"; либо
      процесса становления, обозначающего "микропорождение" же
      лания, порождение "парциальных объектов".
      "Шиз"--свободный индивид
      Поскольку и человек характеризуется как "желающая ма
      шина", то подлинно свободный индивид -- "шизо",
      деконструированный субъект", "порождает себя как свободного
      человека, лишенного ответственности, одинокого и радостного,
      способного, наконец, сказать
      и сделать нечто простое oт
      своего имени, не спрашивая
      на то разрешения: это жела
      ние, не испытывающее ни в
      чем нужды, поток, преодоле
      вающий барьеры и коды, имя, не обозначающее больше какое
      либо "это". Он просто перестал бояться сойти с ума" (Делез,
      Гваттари, 129, с. 131). Если спроецировать эти рассуждения на
      ту конкретно-историческую ситуацию, когда они писались -
      рубеж 60-х--70-х гг., -- то их вряд ли можно понимать иначе,
      как теоретическое оправдание анархического характера студен
      ческих волнений данного времени.
      Мне хотелось бы здесь привести определение, данное этой
      стороне деятельности Делеза И. Стаф и характеризующее ее
      наиболее адекватно: "Шизофрения отдельного человека рас
      сматривается как естественный аналог "разорванности" общест
      ва; для Делеза не существует границы между нормальным и
      безумным человеком, поскольку всякая нормальность понима
      ется им как социальный компромисс и тем самым отвергается.
      "Шизоанализ" противопоставляют шизофрению не душевному
      здоровью, но паранойе: если шизофреник осознает свое безумие,
      то параноик -- нет. Шизофрения как высшая форма безумия
      предстает главным освободительным началом для личности и
      главной революционной силой общества. С этим убеждением
      связаны и идеи Делеза о природе художественного творчества:
      чтобы творить, достаточно быть безумным; в основе искусства
      лежит страдание художника в разорванном обществе, поэтому
      художник -- это "больной" цивилизации. Одновременно искус
      ство, отделившееся от религии, но выполняющее одну с ней
      функцию - сублимировать страх смерти -- и потому относя
      щееся к области сакрального, делает художника "врачом обще
      ства. Шизофрения, без которой, по Делезу, невозможен ника
      кой творческий акт, придает
      художнику черты "социаль
      ного извращенца" (Стаф, 57,
      с. 180).
      Динамика бесссознательного
      В соответствии с подоб
      ной установкой Делез выде
      ляет два уровня, на которых
      действует бессознательное и
      его порождения -- "желающие машины" и "машинное произ
      водство": молярный и молекулярный. Минимальные составные
      единицы бессознательного, -- то, что Делез называет молеку
      лами цепочек желания, находящихся в постоянном движении,
      или, как он их иначе называет, "парциальные объекты", -
      образуют эфемерные отношения, комбинации и связи; при
      этом, подчеркивает Делез, это не приводит к "тотальности или
      единству": "Мы живем в век парциальных объектов, кирпичей,
      которые были разбиты вдребезги, и их остатков. Мы уже боль
      113
      ше не верим в миф о существовании фрагментов, которые, по
      добно обломкам античных статуй, ждут последнего, кто подвер
      нется, чтобы их заново склеить и воссоздать ту же самую цель
      ность и целостность образа оригинала. Мы больше не верим в
      первичную целостность или конечную тотальность, ожидающую
      нас в будущем" (Делез, Гваттари, 129, с. 42).
      Только на этом уровне Делез допускает существование ав
      тономных парциальных объектов, минимальных по размеру и
      похожих на "следы" (любопытное совпадение с теорией следа
      Дерриды) элементов бессознательного, которых он наделяет
      корпускулярно-волновой природой (по аналогии с современной
      физической квантовой теорией света), которая якобы и органи
      зует неравномерно пульсирующий либидозный поток. Этот по
      ток порождает свободную игру частиц, где их множественность
      и фрагментарность образуют "гетерогенные конъюнкции" и
      "инклюзивные дизъюнкции". Здесь возможны только
      "алеаторные", т. е. случайные комбинации и полное отсутствие
      всякой стабильности.
      В том же случае, считает Делез, когда бессознательное
      пронизывает, или, по его терминологии, "инвестирует" "социаль
      ное поле", оно мобилизует "свободную игру"" сверхзарядов"
      либидозной энергии, ее "противозарядов", или "разряжений".
      Таким образом, бессознательное как бы постоянно испытывает
      колебания, осциллирует между двумя полюсами своего положе
      ния на молярном или молекулярном уровне. Как уже говорилось
      выше, на первом возникают агрегаты, или молярные структуры,
      которые подчиняют себе молекулы; на втором же уровне моле
      кулы включают в себя микромножественности (парциальные
      объекты), которые своей стихийностью подрывают единство
      структур.
      Бессознательное обладает стихийной способностью произ
      водить два полюса противоположностей. С одной стороны, оно
      порождает цельности", "тотальности" и создает иллюзию упо
      рядоченности, параноический театр абсурда; с другой стороны,
      оно порождает хаотическое царство независимых друг от друга
      множественностей и импульсов возникающих в результате про
      хождения потоков либидо. Редуцируя социально-экономическую
      жизнь общества и человека до уровня семиотической системы,
      исследователи превращают все в семиотический процесс, в семиозис.
       Творец как состоявшийся шизофреник
       Делез и Гваттари, создав
      одну из разновидностей де
      конструктивистского анализа
      -- шизоанализ, оказали оп
      ределенное влияние на прак
      тику деконструктивизма. На
      пример, Фредрик Джеймсон
      в своих работах "Фабулы агрессии" (1979) (243) и
      "Политическое бессознательное" (1981) (246) использовал
      некоторые приемы и подходы, сформулированные французскими
      исследователями. Несомненно, что концепции Делеза-Гваттари
      отразились на общем понимании проблемы желания, на пред
      ставлении о писателях и философах как о своеобразных
      "шизофрениках" ("состоявшихся шизофрениках", по терминоло
      гии Делеза и Гваттари), помогли осознать маргинализм как
      неотъемлемое качество "постмодернистского удела". Но готовить
      о шизоанализе как об "актуальном силовом поле", активно
      воздействующем на сегодняшнюю теоретическую мысль, даже в
      рамках постструктуралистско-постмодернистского комплекса,
      довольно трудно, так как сама эта концепция специфична для
      очень конкретного и узкого периода развития постструктурализ
      ма, -- а именно, периода 1968-1972 гг., когда западное обще
      ство испытало столь болезненный шок массовых студенческих
      волнений, когда резко обострилось внимание к социально
      политическим аспектам функционирования общества и государ
      ства, произошла реактивизация вульгарно-социологизирующих
      тенденций, особенно заметных в рецепции и переформулировке
      альтюссеровских положений.
      Сознание значительных слоев общества (опять же речь
      идет о том, что мы здесь неоднократно и весьма приблизитель
      но называем "творческой интеллигенцией", отчетливо осознавая
      условность этого термина) было заметно революционизировано,
      или, скажем, явно возбуждено. И этот отпечаток лихорадочно
      сти и несомненной психической перевозбужденности очень заме
      тен даже в стиле "Анти-Эдипа".
      Вообще вся критическая литература постструктуралистской
      ориентации того времени, была крайне увлечена, даже, можно
      сказать, заворожена "научным фантазмом" мифологемы
      "духовного производства", которое все более приобретало черты
      машинного производства со всеми вытекающими из этого по
      следствиями. Типичное для структурализма понятие "порож
      дения" стало переосмысливаться как "производство" , как
      "механическая фабрикация" духовных феноменов, в первую
      очередь литературных. Иными словами, заложенная в русском
      ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
      115
      выражении "литературное произведение" метафора была бук
      вально реализована в теории постструктурализма. Своего апогея
      эта фантастическая идея машиноподобности духовного произ
      водства достигла у Пьера Машере в книге "К теории литера
      турного производства" 1966 г. (308) и у Терри Иглтона в его
      "Критике и идеологии" 1976 г. (167а). "Шизоанализ" как раз и
      относится к подобному роду "фантасциентем", столь популярных
      в это время, где действие бессознательного желания мыслилось
      как акт "производства", реализующего себя через посредство
      машин желания , оказывающихся, в конечном счете, деиндиви
      дуализированными субъектами, безличностными медиумами,
      через которые в этот мир просачивается бессознательный мир
      желания.
      При том, что аналогичное понимание "мира желания" раз
      делялось в то время многими постструктуралистскими теорети
      ками, свойственный "шизоанализу" дух "глобального разруши
      тельства" и "всеобщего разоблачительства", порожденный атмо
      сферой социальной нестабильности, ко второй половине 70-х гг.
      заметно утратил свой воинственный пафос "анархиствующей
      концептуальности" и приобрел более спокойные формы академи
      ческой рефлексии, тем более, что в западном обществе все за
      метнее обозначалась консервативная тенденция. В этой атмо
      сфере "шизоанализ" стал казаться слишком радикальной кон
      цепцией, чтобы пользоваться популярностью в академических
      кругах, прежде всего в США. Несомненно, "шизоанализ" был
      в свое время влиятельной концепцией, но в последствии он
      оказался на периферии интересов теоретиков постструктурализ
      ма.
      Можно сказать, что "Анти-Эдип" Делеза и Гваттари, по
      добно "Революции поэтического языка" Кристевой, предлагает
      пессимистическую картину человеческого бытия с точки зрения
      взаимоотношения человека с бессознательным и обществом,
      которое воспринимается исключительно в облике своих репрес
      сивных институтов, в первую очередь государства. Человек
      оказался зажат между молотом и наковальней слепой, одновре
      менно созидательной и разрушительной силой бессознательного
      и репрессивностью государства. (Собственно, даже и репрессив
      ность как таковая есть порождение все той же мистической
      силы либидо.)
      Возможно, у Кристевой, по сравнению с Делезом, несмотря
      на явно более усложненный язык, все более четко оговорено и
      образно наглядно; тем не менее сходство основных предпосылок
      и общей направленности мысли просто поразительно. Психосек
      суальная энергия либидо у обоих ученых предстает как извер
      жение лавы, потоки которой, все сокрушая на своем пути, осты
      вая, затвердевают и образуют естественную преграду своему
      дальнейшему излиянию и продвижению. Чтобы освободить себе
      путь, потоки лавы должны взломать, взорвать застывшую кор
      ку. Либидо порождает либо взрывную деструктивную энергию,
      разрушающую общественные и государственные институты вла
      сти, господства и подавления, либо "косные" социальные и се
      миотические системы, действующие как цепи -- символы ду
      ховного рабства индивида и его сознания. Однако в любом
      случае провозглашается господство иррационализма: придержи