Великий Дракон Т-34

– Так, Ваня. Короткая!

Танк со скрежетом остановился. Александр привычно стукнулся шлемом о скобу.

Теперь он хорошо видел в прицел крест на борту «тигра».

Выстрел! Снаряд точно попал в борт немецкого танка – туда, где располагался двигатель. «Тигр» встал как вкопанный, а его угловатая башня медленно, как бы нехотя и с большим усилием поворачивалась в сторону тридцатьчетверки. Рядом с «Муромцем» разорвался снаряд. Мимо! Ковалев выстрелил еще раз. Он отлично видел, как у «тигра» соскочила гусеница и шлепнулась в пыль.

– Порядок, – Суворин медленно тронул машину с места.

«Тигр» не горел, но стоял на месте без гусеницы, с пробитым бортом, не подавая ни малейших признаков жизни.

Ковалев видел, как у подбитой «тигром» тридцатьчетверки открылся люк в башне и из него густо повалил дым. Кто-то из танкистов сполз по борту и убежал, согнувшись. Потом, опомнясь, вернулся. Вскарабкался по броне и залез вовнутрь. Дым стал гуще. Танкист надеялся спасти товарищей, но, как оказалось, вернулся разделить с ними судьбу. Из люка появились языки пламени, затем полыхнула яркая вспышка. С танка сорвало башню и отбросило в сторону.

Прямо перед носом «Ильи Муромца» из облака пыли выскочил вражеский бронетранспортер с пехотой. Слишком поздно для выстрела!

– Иван, бей в борт! – прозвучал в шлемофонах голос командира.

– Есть! Иду на таран! – проорал в ответ механик-водитель.

Длинную очередь выпустил из пулемета стрелок-радист. Пули защелкали по бронированному борту гусеничного бронетранспортера. Жестянка с живыми консервами была выкрашена в мутно-зеленый с желтыми прогалинами цвет, что делало машину малозаметной, особенно на расстоянии.

Утопив педаль до отказа, Суворин гнал танк наперерез цели. В последний миг перед ударом Ваня подал сигнал:

– Таран! Держись!

Отпрянув от орудия и пулеметов, танкисты уцепились, кто за что мог. Танк сильно вздрогнул от резкого удара о бронетранспортер, но разница в массе и сила инерции помогли ему опрокинуть бронированную коробку с пехотой и наползти на нее сверху. Треск, скрежет, хруст и дикие крики неслись из-под гусениц. Разворачивая машину то в одну, то в другую сторону, Суворин сполз с завалившегося набок бронетранспортера и отвел танк назад. Сквозь просветы в черном дыму танкисты стреляли из обоих пулеметов по вражеским солдатам, успевшим выпрыгнуть из протараненной машины.

– Бронебойным заряжай! – приказал Ковалев. – Танк справа! Разворот вправо! Короткая!

Суворин развернул машину и прямо перед собой увидел силуэт «тигра». «Сотка» плюнула бронебойным. Из фашистского танка вырвалось пламя, прогремел взрыв огромной силы. Снаряд «Муромца» попал в боеукладку, и машину с крестом на броне разнесло на части. Ковалев выглянул из люка. Слева и с тыла к «Илье Муромцу» подступали еще два вражеских танка, зажимая русских в клещи.

За опрокинутым бронетранспортером пряталась «пантера», используя дымовую завесу. Eе ствол следил за танком Ковалева, но стрелять немцы не спешили – дым бронетранспортера укрывал, но и застилал прицел. Ковалев этого видеть не мог. Не увидел он и того, что немцев опередили. Чей-то снаряд ударил «пантере» точно в борт. Машина окуталась дымом, а потом и вспыхнула. Экипаж Ковалева так никогда и не узнал, в какой опасности находился и кому был обязан спасением. В танковом бою, как и в воздушном, невозможно увидеть все, находясь внутри сражения. Только после боя, когда командиры разных экипажей вспоминали и сопоставляли подробности, рождалась приблизительная общая картина. Красноречивее и точнее всего помогали восстановить последовательность жаркого боя разбитые танки, искореженные бронетранспортеры, расплющенные артиллерийские батареи да горы тел – своих и вражеских солдат.

Когда из дыма выдвинулась очередная бронированная туша «фердинанда», Ковалевым уже владело ледяное спокойствие.

– Вот свезло, так свезло, – сказал вслух Ковалев, целясь в немецкую самоходку. – Перебью гусеницу, он на месте завертится, а мы ему в бок засадим. Только бы не промахнуться. А «тигры» где?

– Капитан! – раздался спокойный голос Мариса. – Слева заходят!

«Все. Приехали», – раздался голос то ли в шлемофоне, то ли в голове у Ковалева. Казалось, что жерло вражеского орудия направлено прямо на него. Руки на поворотном механизме безостановочно двигались. Только бы фашист не успел выстрелить! Еще секунду. Сейчас «фердинанд» попадет в перекрестие прицела: «Подожди, подожди, сволочь… Ага», – Ковалев произнес «ага» в тот момент, когда в прицеле показалась вражеская самоходка. «Сейчас мы им пристроим…» Отчетливый черный кружок дула самоходки возник в прицеле. Александр спокойно целился, и совершенно помимо его воли перед ним пронеслась пестрой кинолентой жизнь: школа, литературный кружок, учеба в Ростовском институте, дед с бабушкой, станица, залитая солнцем и медовым запахом цветущих яблонь.

Оставалось лишь тронуть маховичок и нажать спуск.

Тут произошло то, чего опасался Ковалев: «фердинанд» выстрелил первым. Александр даже не уловил вспышки выстрела немецкой пушки. Он дернулся и ткнулся лбом в прицел. В ушах стоял оглушающий звон. Отчетливо запахло гарью. Казалось, все вокруг вибрировало, как тяжелый колокол. В наушниках шлемофона голос Суворина произнес: «Горим, командир! Подбил, сука!»

Ковалев потрогал лоб и приник к прицелу. Довел пушку, нажал на спуск. Выстрел! Александр увидел яркую вспышку на лобовой броне железной твари. Бесполезно! Фашистская самоходка дала задний ход и отступала, выходя из танковой дуэли неповрежденной.

В едком, удушливом дыме, наполнившем машину, было видно, как по цветной проводке побежали крохотные огоньки. Сорвав с головы танкошлем, резкими ударами командир стал сбивать разрастающееся пламя. Полыхнул пропитанный маслом резиновый коврик, лежавший на днище машины. Вокруг зашипело, затрещало.

– Всем покинуть машину! Быстро! – прокричал капитан и зашелся в надсадном кашле. Горло перехватило.

Задыхаясь, Александр ощупью нашел задвижку и открыл крышку люка. Огонь жег ноги и спину совсем немилосердно.

Капитан вылез из башни и спрыгнул на землю. За ним следом выскочили заряжающий и стрелок-радист. Недалеко от «Муромца» дымилась большая воронка.

– За мной! – скомандовал Александр.

В несколько прыжков они достигли глубокой конической ямы и укрылись в ней. Вскоре к ним присоединился механик. Перевалившись через край, он сполз на дно, держа в вытянутых руках автомат. Его закадычный друг Виктор полулежал на дне воронки. Золотистый чуб стрелка был в копоти, из шеи на грудь текла кровь.

– Вить, ты как? – прокашлял Ковалев.

– Зацепило, – еле выдавил в ответ Чаликов, пытаясь зажать рану грязной ладонью.

– Давай перевяжу, – Марис вытащил из кармана комбинезона индивидуальный пакет и начал бинтовать товарищу шею.

Сквозь какофонию боя слышались крики и двуязычная брань.

– Командир, что дальше… – Эмсис не успел закончить вопрос.

Горящая «сотка» взорвалась всей мощью неизрасходованного боекомплекта. В небо устремился громадный фонтан пламени, а упругая волна горячего воздуха прокатилась поверх танкистов, сжавшихся на дне воронки, и оставила после себя звон в ушах.

– Вот и нет больше нашей «соточки», – огорченно сказал Суворин, моргая обгоревшими ресницами.

– Ничего, командир что-нибудь придумает, – произнес Марис, затягивая узел на повязке. – Был бы экипаж, а танк нарастет!

Капитан осторожно высунул голову из воронки. Новая группа тридцатьчетверок схлестнулась с новой же группой фашистских танков и самоходок. На поле боя под Прохоровкой все давно уже перемешалось; вновь подоспевшие ряды моментально смешивались с воюющими со всех сторон и направлений. Неутомимый Молох только и успевал крутить ручку своей мельницы, перемалывая роты, батальоны, бригады, корпуса. Упрямые человечки продолжали идти навстречу смерти, как будто только для этого их рожали и кормили матери, воспитывали отцы, школа и командиры. Молох потирал лапки и крутил, крутил, крутил…

Когда было бесполезно стрелять, танки сшибались в таране и замирали со сбитыми катками, разорванными гусеницами и мятыми бортами. Оглушенные экипажи выскакивали из машин и сходились в рукопашной схватке.

* * *

Высоко задрав ствол, чадно горела «пантера». Из командирского люка выполз командир, за ним вывалился башнер. Тлеющие, пропитанные маслом и бензином комбинезоны вспыхнули на открытом воздухе. Живыми факелами немцы метнулись в сторону и, повалившись на землю, стали кататься по ней, сбивая огонь.

На небольшом пятачке рядом с воронкой, окруженной разбитой техникой, кипел бой. Невдалеке катались в пыли еще двое в тлеющих комбинезонах. Боль от ожогов удваивала силы, и оба сдаваться не собирались, пытаясь задушить друг друга. Рядом с ними в рычащий ругающийся клубок сплелось несколько человек. Дрались кулаками, прикладами, рукоятками пистолетов, били друг друга зажатыми в руках гранатами. Один из танкистов не принимал участия в схватке, он стоял поодаль в полный рост, громко хохотал и никак не мог остановиться. Из общей схватки выпал рослый немец с кинжалом в руке. Он подошел к душившим друг друга и заколол сначала одного, потом другого резкими короткими ударами. Перебросив длинное узкое лезвие из руки в руку, огляделся. Его глаза встретились с глазами Ковалева. На обожженное лицо немецкого танкиста было страшно смотреть. Оставалось удивляться, как среди вздувшихся волдырей и лохмотьев кожи уцелели ясные голубые глаза. Неожиданно он улыбнулся Ковалеву остатками лица, как будто увидел старого друга, и уверенно направился к воронке, где укрылись танкисты. Александр провел рукой по бедру, нащупывая пистолетную кобуру. В голубых глазах фашиста не было ни страха, ни ненависти, только безграничная усталость – и больше ничего.

Время, казалось, замедлило свое движение. Ковалеву захотелось закрыть глаза, чтобы все исчезло.

Где-то рядом жахнуло орудие. Еще утром капитан распознал бы принадлежность пушки и калибр по звуку, но сейчас, оглушенный, со звоном в голове, он не был способен определить даже направление выстрела. Взрыв снаряда положил конец рукопашной. Танкисты полегли рядом со своими подбитыми танками, ненадолго пережив стальных друзей. Голубоглазый тоже исчез.

* * *

Экипаж «Муромца», укрывшийся в воронке, выжил и в этот раз. Их изрядно присыпало землей, на несколько мгновений стало тихо. Потом звуки боя, грохот выстрелов и рев двигателей навалились с новой силой.

В убежище экипажа неизвестно откуда вновь свалился неугомонный Суворин. Ковалев вспомнил, что несколько минут назад видел Ваню ныряющим в воронку, и легонько потряс головой. Пока капитан боролся с дежавю, Иван привалился к его плечу и затараторил пулеметной скороговоркой:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.