Актуальная история - Падение Берлинской стены. Из записок советника-посланника посольства СССР в Берлине

Игорь Максимычев

Падение Берлинской стены. Из записок советника-посланника посольства СССР в Берлине

©Максимычев И.Ф., 2011

©ООО «Издательский дом «Вече», 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Предисловие

Читатель, вы взяли в руки полезную и интересную книгу. Полезную – потому что она посвящена отношениям между Россией и Германией, между русскими и немцами. Мы все исходим из того, что XXI век станет столетием мира и сотрудничества в европейском и глобальном масштабе. Но мир в Европе возможен только в том случае, если русские и немцы будут вместе, а не друг против друга. Вражда проистекает по большей части из незнания. Чтобы быть вместе, нужно располагать как можно более исчерпывающей информацией друг о друге и о мире вокруг. Это поможет распознать причины, по которым русские и немцы по-разному реагируют на события, которые, как считается, должны вызывать схожую реакцию. Необходимо иметь представление об историческом опыте, который у каждого народа свой собственный, не похожий на опыт соседей. Отдавать себе отчет в том, о чем мечтали и к чему стремились люди старших поколений каждой из стран: это даст возможность разобраться в том, с каким багажом ваши сверстники из страны-партнера вступали во взрослую жизнь. А это в свою очередь будет содействовать пониманию того, почему многие конкретные вещи устроены в Германии по-иному, чем у нас, причем не могут быть устроены иначе. Такое понимание требуется не для того, чтобы что-то перенимать или осуждать, а для того, чтобы уважать друг друга. Там, где есть уважение, есть и готовность прощать друг другу мелкие слабости во имя великой общей цели – мира и благополучия для человечества, частью которого являются оба наших великих народа.

Одновременно это очень интересная книга, потому что ее написал человек, жизнь которого с младых ногтей была связана с жизнью немцев и политическими реальностями послевоенной Германии (и по служебной необходимости, и по научным интересам, и по личным симпатиям). Первый контакт с германской действительностью состоялся у автора книги более полувека назад, в 1956 году, когда И.Ф. Максимычев, только что получивший диплом выпускника исторического факультета Московского государственного института международных отношений (с отличием), прибыл в свои неполные 24 года к месту назначения в Консульство СССР в Лейпциге. С тех пор контакт не прерывался. Долгие годы Максимычев проработал на разных должностях в советских посольствах в Бонне (ФРГ) и Берлине (ГДР). Даже во время работы в посольстве во Франции (1966–1971 гг.) он не отрывался от германской тематики, занимаясь прежде всего проблемами франко-западногерманских отношений, которые становились в этот период основой и мотором западноевропейской интеграции. Позже, в 1988 году, под псевдонимом М.К. Симычев вышла в свет его книга «Соседи по Рейну», посвященная изобиловавшей острейшими моментами истории многовековых отношений между французами и немцами. Немного ранее, в 1981 году, появилось исследование советско-германских отношений в 1933–1939 гг. («Дипломатия мира против дипломатии войны»), в основу которого легли материалы кандидатской диссертации автора. После выхода в отставку в 1992 году и последующего перехода в Институт Европы РАН он продолжает разрабатывать германскую тему в более широких рамках европейской безопасности, выпустив полтора десятка завоевавших признание исследований. При этом он опирается на личный полувековой опыт общения с немцами и их институциями, на сотни знакомств среди граждан обоих германских государств, на беседы с десятками друзей на Востоке и Западе Германии, на горы изученных им изысканий немецких, французских, английских и американских авторов. Все это делает настоящую книгу неповторимо интересной для российского читателя вне зависимости от степени его информированности о германских делах.

Тема взаимоотношений русских и немцев неисчерпаема. Эти отношения зародились в седой древности, развиваясь и расширяясь на протяжении веков. В них было все – равноправное участие Великого Новгорода во всемогущей Ганзе, диктовавшей свою волю всей Северной Европе, и попытки Тевтонского ордена захватить русские земли; приглашение немецких крестьян для освоения освобожденных от турецкого ига территорий Поволжья и Новороссии и вступление русских войск в Берлин во время Семилетней войны (1756–1763); активное участие «российских немцев» в общественной жизни России и бесчеловечная практика оккупационных властей гитлеровской Германии, направленная на уничтожение русского народа. И все же нормальное, добрососедское, партнерское преобладало в отношениях между русскими и немцами вплоть до ХХ века, когда из Германии на Европу и все человечество обрушились одна за другой две мировые войны. Научный анализ причин и обстоятельств возникновения этих катастроф важен и необходим. Но сделать прошлое близким и понятным для каждого могут только те, кого называют свидетелями времени. К их числу относится автор настоящей книги, германист по образованию, по роду служебной деятельности, по профессиональным интересам и душевной склонности.

Приобретя эту книгу, вы приняли правильное решение. Она объединяет в себе и анализ исследователя, и умозаключения историка, и личное восприятие международных событий на протяжении полувека, и повествование очевидца и участника многих из этих событий. Она содержит рассказ о фактах и эпизодах, упоминания о которых вы не найдете больше нигде. Последние пять лет на дипломатической службе Максимычев занимал пост советника-посланника посольства в Берлине (заместителя посла) и стал очевидцем, пожалуй, самого драматического периода наших отношений с Германией в послевоенный период, когда Советский Союз, а затем и Россия сдавали без всякой нужды свои позиции в центре Европы. Об этом и идет его рассказ.

Прочтите внимательно книгу, которую вы держите в руках. Вы не пожалеете – она стоит того.

профессор Ал. Ан. Громыко, доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН

О тяге к мифам и мифотворчеству

9 ноября 2009 года в Германии шумно и торжественно отпраздновали 20-летие падения Берлинской стены. Задолго до знаменательного дня все средства массовой информации приступили к публикации материалов самого различного свойства, посвященных этому событию. Охотно публиковались воспоминания даже тех людей, которых тогда в Берлине не было. Телевидение практически ежедневно передавало кадры документальных съемок с места событий и ток-шоу с самым разнообразным (и иногда удивительным) составом участников; университеты проводили конференции и «круглые столы» на заданную тему; в Берлине состоялась официальная церемония, на которую были приглашены главы государств и правительств четырех держав-победительниц Второй мировой войны, а также М.С. Горбачев и Джордж Буш-старший в качестве «духовных отцов» сноса стены; в германскую столицу приехали главы всех государств – членов Европейского союза; готовилось всенародное празднество, которому помешал лишь проливной дождь, продолжавшийся весь день и вечер; политики воспользовались случаем, чтобы произнести огромное количество вдохновенных речей; была задумана и осуществлена симуляция ликвидации стены – на более чем километровом участке ее прохождения, обозначенного особой кладкой на мостовой, выстроили цепочку гигантских поролоновых костяшек домино, украшенных детскими рисунками, которые затем были опрокинуты избранными гостями (к их числу относился и бывший польский президент Лех Валенса, повредивший при этом себе спину).

Но вот незадача: главная церемония в честь 20-летия, растиражированная телевидением на весь мир, состоялась перед Бранденбургскими воротами, которые открылись только месяц с лишним спустя, 22 декабря 1989 года. Мало того, 20 лет назад падения стены как такового 9 ноября вообще не было – она продолжала стоять на своем месте еще довольно продолжительное время. Возможно, организаторы празднества нарекли «падением» открытие контрольно-пропускных пунктов стены. Но это также весьма неточное обозначение – КПП стены исправно работали и раньше, и позже исторической даты. Что бесспорно изменилось в указанный день, так это правила, по которым гражданам ГДР разрешалось пересекать границу республики с ФРГ и секторальную линию разграничения в Берлине. Об изменении указанных правил и было объявлено вечером четверга 9 ноября 1989 года. Конечно, в ночь на пятницу и затем до понедельника 13 ноября граждане покидали территорию ГДР и возвращались на нее, как правило, без всяких разрешений. Однако это было временное явление. С началом рабочей недели порядок был полностью восстановлен. Люди в соответствии с постановлением правительства ГДР получали в полицейском участке по месту жительства разрешительный штамп в своем удостоверении личности, которое они затем предъявляли пограничникам. Как и уличные демонстрации, посещение Западного Берлина происходило в выходные дни и нерабочее время, так что производственный ритм предприятий ГДР не нарушался. На революцию, хотя бы и мирную, это было не очень похоже.

По существу, самый важный момент состоявшихся 9 ноября 1989 года изменений заключался в том, что власти ГДР отменили объемистый список ограничений и исключений, которые ранее препятствовали получению разрешения на выезд в ФРГ. Теперь такое разрешение выдавалось практически автоматически и независимо от того, является ли выезд временным или постоянным. Принципиальным являлось также то, что указанное решение было принято ГДР самостоятельно и без давления извне. Советский Союз был проинформирован об одном из вариантов предстоящего решения за два дня до его принятия и возражений не высказал. Днем 10 ноября Москва публично одобрила действия властей ГДР, а М.С. Горбачев через советского посла в Берлине направил руководству республики устное послание с поздравлениями и пожеланием и дальше действовать так же смело и решительно.

Нельзя не признать, что поведение руководителей ГДР 9 ноября и сразу после него носило сумбурный характер и вызывало подчас впечатление глубокого политического и административного обморока. Совершенно неожиданно, без предварительного согласования с Москвой и даже с собственным министерством иностранных дел, постановление о либерализации режима выезда из ГДР было распространено на секторальную линию разграничения в Берлине, хотя все, что касалось Западного Берлина, относилось, в соответствии с Четырехсторонним соглашением от 3 сентября 1971 года, к компетенции СССР, а не ГДР. Разумеется, советское правительство не стало бы возражать, но наверняка посоветовало бы не спешить с Западным Берлином: простая вежливость требовала заранее предупредить осуществлявших высшую власть в городе военных комендантов трех держав, а также западноберлинский сенат о предстоящих изменениях, которые несли с собой критическую нагрузку на транспортную, социальную и финансовую инфраструктуру Западного Берлина в связи с легко прогнозируемым массовым наплывом посетителей и переселенцев из Восточного Берлина.

Но это были детали, хотя и достаточно важные (взрыв страстей случился вечером 9 ноября как раз у КПП стены в Берлине; на КПП германо-германской границы все время было тихо и безлюдно). Главным было то, что решение упростить условия выезда в ФРГ отвечало настроениям общества ГДР. После знаменитого «Народ – это мы!» требование свободы поездок было, пожалуй, самым распространенным лозунгом демонстрантов, заполнявших улицы и площади городов республики. Однако эффект от энергичного шага навстречу пожеланиям населения был скомкан, и он не принес того позитивного результата, которого следовало ожидать. Информация о принятом правительством ГДР решении была выдана мимоходом, под конец пресс-конференции, посвященной совсем другой проблематике, а именно работе проходившего в те дни пленума ЦК СЕПГ. О судьбоносном постановлении объявили скороговоркой, без упоминания ряда существенных деталей нового урегулирования и, самое главное, с ошибочным указанием даты его вступления в силу. Западным СМИ была предоставлена полная возможность воспользоваться возникшими недоговоренностями и призвать жителей Восточного Берлина немедленно идти к КПП стены, которые якобы уже открыты для свободного прохода. В действительности пограничники ГДР даже не были предупреждены о грядущем изменении режима пересечения секторальной линии разграничения. К счастью, охрана КПП приняла единственно правильное решение и подняла шлагбаумы. Народ хлынул в Западный Берлин, которого не видело целое поколение граждан ГДР (стена просуществовала более 28 лет).

Другой провальный момент заключался в том, что политических руководителей республики не было с народом перед КПП; не удосужились они и выступить с пояснениями или комментариями на телевидении. В последующие дни вождей также не было видно. Первым представителем власти, показавшимся на публике, был присутствовавший в воскресенье 12 ноября на открытии нового КПП на Потсдамер-плац обер-бургомистр Восточного Берлина Эрхард Крак – политик, прямо скажем, далеко не первого плана (с западной стороны там был президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер). Тогдашнее руководство ГДР своими руками дало недругам повод утверждать, будто свобода поездок была ему навязана против его воли. Это явилось одним из основных факторов скорого исчезновения послехонеккеровских деятелей с политической арены. В открытии Бранденбургских ворот в декабре 1989 года – наряду с Гельмутом Колем – принял участие новый председатель Совета министров ГДР Ханс Модров (он был избран парламентом ГДР на эту должность 13 ноября). Однако это не могло исправить политического ущерба, уже причиненного добровольным «затворничеством» реформаторского руководства республики.

До всех этих деталей действительно состоявшихся событий организаторам празднеств 20-летия не было дела. Они сосредоточились на задаче навязать свою трактовку событий, которая состояла в том, будто открытие стены было концом ГДР (отсюда назойливое повторение тезиса о том, что 9 ноября состоялась «мирная революция») и поражением Советского Союза, утратившего все позиции в Центральной Европе, которыми он владел в итоге Победы во Второй мировой войне (отсюда славословия в адрес «новых» победителей – Соединенных Штатов Америки и Западной Германии). На самом же деле демократическая оппозиция в ГДР шла к власти под лозунгами совершенствования республики, а не ее ликвидации. Целью оппозиции являлась «улучшенная ГДР», которая была бы, естественно, тесно связанной с ФРГ, но не растворялась бы в ней. Эта концепция опиралась на солидную социальную и экономическую базу, существование которой было проигнорировано при включении ГДР в ФРГ. Оппозиция сформулировала требование о проведении в ГДР референдума по вопросу об объединении и его условиях. Спешка в деле объединения, отвечавшая интересам Гельмута Коля и его партии, привела к тяжким, иногда катастрофическим последствиям для «новых земель», как сегодня официально называется территория бывшей ГДР (в отличие от «старой ФРГ», существовавшей и до 1990 года).

С 6 по 8 ноября 2009 года по приглашению Академии политического образования в Тутцинге[1] мне довелось участвовать в проводившейся там научной конференции на тему «Германия – единое отечество?»[2]. Общий тон дискуссии определялся как раз тем вопросительным знаком, который был включен в название конференции. В центре внимания всех докладчиков, выступления которых отличались высоким уровнем научной объективности и богатством привлеченного фактического материала, стояла проблема: почему 20 лет спустя после объединения не удалось создать однородного общества в масштабе всей страны и можно ли предсказать тот момент, когда это произойдет? Наиболее впечатляющим, с моей точки зрения, было выступление Райнхарда Хепнера, бывшего премьер-министра восточногерманской земли Саксония-Ангальт[3]. Хепнер справедливо отметил, что Западу издавна присуща стойкая традиция смотреть свысока на все, что делается на Востоке, не давая себе труда вникнуть в существо реально существующих проблем. Он назвал следующие десять фундаментальных моментов, которые определяли и определяют наличие значимых различий между Восточной и Западной Германией.

1. Обе части Германии ощутимо различаются по социальному составу своего населения; процесс дифференциации начался в ходе последней фазы военных действий и усилился после мая 1945 года, когда восточнопрусские дворяне и помещики, крупные промышленники, а также мелкие нацисты побежали из Советской зоны оккупации на Запад; в результате к 1961 году (момент возведения Берлинской стены) для населения Восточной Германии стало характерным преобладание мелкобуржуазного и пролетарского элемента; к тому же в конфессиональном отношении население ГДР было однородно протестантским.

2. В первые годы после разгрома нацистской Германии наличие основ противоположного общественного строя на Востоке и на Западе страны воспринималось как своего рода соревнование: кто построит лучшую Германию? Многие видные деятели германской культуры, испытав на себе холодное бездушие капитализма, эмигрировали в Восточную зону; их настроения характеризовало убеждение в том, что сохранение мира «важнее свободы».

3. В дальнейшем психологический фон для сравнения Востока и Запада Германии изменился; восточная зона оккупации выплачивала репарации Советскому Союзу и Польше, а западные зоны, наоборот, получали помощь в виде «плана Маршалла»; это воспринималось как гарантия, что в будущем в западных зонах будет жить лучше; в результате начался постоянный отток высококвалифицированной рабочей силы и специалистов с Востока; возведение стены предотвратило экономический коллапс ГДР вследствие ухода рабочей силы; помешать строительству стены могло бы согласие Запада рассмотреть возможности, открывавшиеся «Сталинской нотой» 1952 года (СССР предлагал тогда объединение Германии на основе свободных выборов в том случае, если она не будет участвовать в военных союзах, направленных против кого-либо из участников антигитлеровской коалиции), однако этого не было сделано.

4. Участие ГДР в разделении труда в рамках СЭВ привело к высокой специализации ее предприятий; кризис советской экономики вызвал неплатежеспособность СССР, что привело к банкротству целых отраслей народного хозяйства ГДР (например, вагоностроения, которое было целиком ориентировано на советский рынок); в крахе таких предприятий часто винят объединение, но это неверно – по сути, это последствия глобализации.

5. Для общественного сознания ГДР были типичны настроения коллективизма; там на деле происходил переход от «я» к «мы». члены так называемых «социалистических бригад» на производстве встречаются друг с другом до сих пор; создававшиеся под сильным нажимом сверху сельскохозяйственные кооперативы стали затем чрезвычайно популярны среди своих членов; эти кооперативы существуют и поныне, только под другим названием; всеобщее одобрение вызывало приблизительное равенство доходов для всех.

6. После ликвидации стены разница в материальном положении западных и восточных немцев сохранилась; «западники» по-прежнему богаты, «восточники» по-прежнему бедны; до сих пор «восточники» получают за равный труд меньшую заработную плату, чем «западники». восточноберлинцы стремятся работать в Западном Берлине, чтобы больше зарабатывать.

7. Сохраняются и различия идеологического характера: для населения Восточной Германии характерен атеизм, влияние церкви падает, число прихожан не растет, а если не передавать традиции от поколения к поколению, то они умирают; с другой стороны, в «новых землях» не приходится бороться за равноправие женщин – в ГДР все женщины работали на равных основаниях с мужчинами.

8. Беспокоят масштабы приобретающего массовый характер переселения восточных немцев в «старые земли» уже после объединения Германии; бежит в первую очередь молодежь и интеллигенция; причины – рекордная безработица, отсутствие возможностей карьерного роста в Восточной Германии; эта проблема экономического порядка, но она обостряет все остальные.

9. ГДР была государством, заботившимся о своих гражданах (вполне в традициях Бисмарка); отношение к ней – это одновременно и отношение к демократии; по существу, дело идет об ответе на вопрос, какая система лучше – старая или новая? И, если судить по результатам опросов, многие на Востоке отвечают: новая система – дерьмо!

10. Настроения в «новых землях» характеризуются одним словом: ностальгия; критиковать подобную ситуацию бесполезно: любовь к родине – это всегда положительный фактор; видимо, приходится рассчитывать на библейский рецепт: Моисей водил свой народ по пустыне, пока не вымерли старшие поколения, помнившие, как они жили до начала исхода; в то же время отвращение к политике ширится и в Западной Германии, а это также признак кризиса демократии[4].

В других докладах на конференции, а также в дискуссиях подтверждался тот факт, что реализованный в 1990 году способ установить германское единство оставил за бортом мнение значительной части населения ГДР. Прежде всего не было учтено его право участвовать в формировании облика единой Германии. Подчеркивалось, что во время самого массового за всю историю ГДР митинга 4 ноября 1989 года на Александер-плац в Берлине (почти 1 миллион участников) не было ни одного лозунга или транспаранта в пользу объединения с ФРГ. Профессор Бременского университета Макс Каазе высказал предположение, что будь соотношение между численностью населения германских государств не 60 миллионов к 17, а более уравновешенным, не было бы их объединения, во всяком случае в тех формах, в каких оно произошло. Большинство участников конференции считало, что сближение между «новыми» и «старыми» землями налицо, но происходит оно медленно и не приведет к выравниванию ситуации в них в обозримом будущем. Определенным пессимизмом повеяло от констатации, что сегодня в Германии обсуждаются те же самые вопросы, что и 20 лет назад. В целом мнение немецких специалистов по изучению общественного мнения разительным образом отличалось от праздничных фанфар организаторов юбилейных торжеств, для которых «все обстоит к лучшему в этом лучшем из миров».

Обратило на себя внимание, что за рамками дискуссии в Тутцинге остался вопрос о политике Советского Союза в сфере германских дел в период глубокого политического кризиса в ГДР. Правительство Ханса Модрова, а затем и кабинет Лотара де Мезьера, сформированный после парламентских выборов 18 марта 1990 года, полагали, что смогут опереться на определенную поддержку Москвы в сложных переговорах с ФРГ, которая с нажимом вела дело к скорейшему присоединению Восточной Германии, используя как приманку обещание оказать ей материальную помощь. Для подобных предположений восточногерманских политиков имелись определенные основания: ГДР была важнейшим союзником СССР в Европе и основой всей существовавшей на тот момент системы обеспечения его безопасности на европейском направлении. Советское прикрытие для ГДР представлялось таким же естественным, как американская «крыша» для ФРГ. Однако 10 февраля 1990 года руководство СССР заявило о том, что занимает «нейтральную» позицию в спорах между Бонном и Берлином, предоставляя «немцам самим решать свои проблемы». На практике это означало неизбежность развития ситуации по западногерманскому сценарию. Следует отметить, что и «самонейтрализация», и решение о выводе из ГДР Западной группы войск были результатом собственной инициативы Москвы, без всякого давления извне. В начале 1990 года не было и не могло быть речи о каком-либо «поражении» Советского Союза.

Вряд ли указанные фундаментальные факты были неизвестны организаторам торжеств по случаю 20-летия падения стены. Однако они предпочли идеологическое истолкование событий, другими словами – мифотворчество. Это целиком относится и к другой эпохальной идее, которую в дни юбилея упорно пытались навязать недостаточно информированной общественности. Эта идея присутствует практически во всех речах и печатных материалах, посвященных указанной дате, но, на мой взгляд, наиболее обстоятельно и откровенно ее суть сформулировал французский писатель Жан д’Ормессон в статье, опубликованной в парижской «Фигаро» 8 ноября 2009 года (в последние годы французы частенько подыгрывают немцам, даже не ожидая просьбы с их стороны; они, видимо, убеждены, что тем самым укрепляют франко-германский тандем). Смысл довольно пространного текста д’Ормессона, состоявшего в основном из общих мест и благоглупостей, заключался в следующем пассаже, связанном с риторическим вопросом автора относительно причин, по которым полиция ГДР не разогнала уже упоминавшийся митинг 4 ноября в Берлине. (Вопрос действительно чисто риторический, поскольку власти ГДР дали официальное согласие на проведение митинга). «Так что же произошло?» – пишет по этому поводу д’Ормессон и отвечает самому себе: «А произошло нечто потрясающее, остававшееся долгое время незамеченным: Соединенные Штаты и свободный мир выиграли эту Третью мировую войну, которая так и не состоялась. Они выиграли холодную войну». И дальше следует перечень имен «героев» этой войны – президент США Рональд Рейган, папа римский Иоанн-Павел II, Солженицын, Горбачев… Конечно, французы большие специалисты по части выигрывания войн, но, наверное, даже д’Ормессону было бы при желании несложно понять, что дело не в мнимом поражении Советского Союза, а в банкротстве его тогдашнего руководства, какими благими намерениями оно ни пыталось бы объяснять свои действия или бездействие. В конце концов, после всех потрясений 90-х годов новая Россия, неизмеримо более слабая, чем прежний СССР, сумела благодаря разумному правлению добиться в начале XXI века восстановления уважаемого места в мире. Впрочем, и д’Ормессон вынужден к концу своей статьи признать фиаско политики перестройки: «История движется очень быстро. Стена пала 9 ноября 1989 года. Менее чем год спустя, 3 октября 1990 года, канцлер Гельмут Коль провозглашает объединение Германии. Еще годом позже Горбачев покидает власть. СССР стерт с карты мира»[5].

Весь немалый пропагандистский потенциал Запада был мобилизован на то, чтобы представить Берлинскую стену только как средство пресечь бегство населения из ГДР. К сожалению, российские СМИ почти полностью переняли подобную интерпретацию. Запомнился показанный в дни юбилея фильм Владимира Кондратьева на телеканале НТВ, в котором ГДР походя именовалась «огромным концлагерем». Особенно обидно, что Кондратьев действительно бывал в те времена в ГДР и был знаком с тогдашней ситуацией в республике. Бесспорно, у стены была функция, направленная «вовнутрь», но она не была единственной. Стена имела также весомое защитное предназначение. Об этом сегодня почему-то не принято говорить, но в условиях холодной войны Западный Берлин на деле превратился в важнейший центр враждебной деятельности против ГДР, СССР и других социалистических стран. Город буквально кишел агентами самых разнообразных спецслужб и секретных организаций, большая часть которых финансировалась из частных источников и не контролировалась никем, даже тайной полицией «собственного» государства. На деятельность многотысячной агентуры возлагались большие надежды, причем не только по части шпионажа и вербовки потенциальных изменников. Считалось вероятным, что глубоко законспирированная сеть агентов в ГДР сумеет при случае организовать вооруженное восстание, которое затем перекинется на соседние Польшу, Чехословакию, Венгрию. Лишь после возведения стены был окончательно поставлен крест на этих авантюрных планах, осуществление которых грозило стать прелюдией реальной Третьей мировой войны. Именно после появления стены Запад сделал из нужды добродетель: ФРГ пересмотрела свою линию на силовое уничтожение ГДР, германо-германские отношения были нормализованы, ООН единогласно приняла оба германских государства в свои члены. Ситуация в Европе приняла, наконец, стабильный характер. Было бы ошибочно забывать, что стена сыграла в истории не только отрицательную роль.

Сразу после юбилея 20-летия падения стены мне в руки попалась любопытная статья в еженедельнике «Русская Германия», издающемся в Берлине для русскоязычной диаспоры в ФРГ[6]. Текст, написанный сотрудницей редакции еженедельника Светланой Бильской, привлек мое внимание своеобразным углом зрения, под которым она рассматривала не только минувшие празднества, но и само событие двадцатилетней давности, очевидцем которого она была. Судя по всему, автор был то ли членом семьи военнослужащего Советской армии, то ли вольнонаемным служащим Западной группы войск (возможно, преподавателем в одной из средних школ при ЗГВ в Потсдаме), и у него сложилось собственное мнение обо всем случившемся. Мне кажется, что ради полноты картины стоит привести эту статью полностью.

Бильская начинает свой рассказ так: «Ангела Меркель в тот четверг сходила в сауну, выпила пива в баре; Горбачев “хорошенько выспался”; Франсуа Миттеран “испугался”; Гельмут Коль был застигнут врасплох. А вот что делала в день падения Берлинской стены ты?” – с улыбкой спросил меня знакомый. Ну, я в тот день еще ничего не знала, а вот на следующий сидела у телевизора в “своем” Потсдаме после работы и с любопытством, тревогой и растерянностью смотрела репортажи. Помню, испытывала стыдящуюся жалость к людям, которые – пусть уж они меня простят! – как стадо из загона, давясь, ринулись то ли на волю, то ли к яслям-кормушке. Казалось, что они телами своими способны сокрушить стену, пройти сквозь нее, лишь бы ворваться. Осознавала ли я, что падение стены – это конец ГДР? И чем это оборачивалось для ее жителей, для страны в стране – Группы советских войск, для меня лично? В тот миг – нет. Смутно лишь понимала, что день падения стены стал первым днем вывода советских войск из Германии».

И далее: «Об этом времени можно рассуждать-рассказывать томами, а у меня “под рукой” всего горсть абзацев. Падение стены – действительно эпохальное событие: нелепость и мерзость бетонированного загона не поддается сомнению. Как не поддается уже сомнению и проигрыш того социализма, который пытались построить за стенкой СССР и его “братья”.