Тирадентис

      – Прапррщик! Нас окружают бандиты!
      Тирадентис быстро вскочил на ноги, схватив с земли плащ.
      Место для привала было выбрано почти на самой вершине горы Итарамандиба, с которой прекрасно обозревалась вся окружающая местность. Тирадентис бросил взгляд вдоль склона горы и сразу же оценил опасность положения. За кустами и валунами, в обилии рассыпанными по склону, можно было рассмотреть вооруженных людей, одетых в потрепанные куртки и брюки из плохо выделанной кожи. Единственно правильным для отряда было занять круговую оборону. Тирадентис сразу же принял верное решение и приказал ни в коем случае не подпускать бандитов близко, чтобы не дать им возможности завязать рукопашную схватку. Драгуны чувствовали себя более уверенно на лошадях, но в пешем бою бандиты могли легко взять над ними верх. Послышались первые выстрелы. Бандиты стреляли из-за укрытий, но почему-то не пытались сблизиться и добраться до вершины горы. Прошло полчаса, и, хотя бандиты несли потери, несколько человек из отряда Тирадентиса также получили ранения.
      – Прапорщик! Куда вы там запропастились? Подите-ка сюда, – вдруг услышал Тирадентис голос губернатора.
      Тирадентис подошел к карете, стоявшей в безопасном месте, в центре площадки на самой вершине горы, куда не могли долетать пули и где жизнь губернатора пока не подвергалась никакой опасности. Вельможа полулежал на подушках, и лицо его было бледно от страха.
      – Что вы медлите, прапорщик? – резким фальцетом закричал губернатор, увидев подошедшего командира отряда. – Почему вы не прикажете драгунам начинать атаку на бандитов? Двигаясь сверху, мы могли бы очень легко опрокинуть их и уничтожить. Неужели вы хотите, чтобы они постепенно расправились с нами, как с кроликами?
      – Ваше сиятельство, мы не можем оставить наши позиции и перейти в наступление. Бандиты только этого и ожидают. Сейчас нас пятьдесят человек сконцентрировано в одном месте. Бандитов раза в три больше. Если мы станем спускаться с горы, то распылим свои силы, и они, набросившись по три человека на одного солдата, немедленно нас уничтожат. Нам нужно держать силы собранными в один кулак. Надолго у них выдержки не хватит. Кроме того, им желательно уничтожить нас как можно быстрее, потому что в любой момент сюда могут подойти патрули или какой-нибудь отряд из Тижуко, и тогда вся их затея сорвется. Запаситесь, ваша светлость, терпением. Как только они пойдут в атаку, мы их уничтожим.
      Действительно, через некоторое время, потеряв надежду выманить драгунов с вершины горы и заставить их начать преследование, бандиты сами пошли в атаку. Тут солдаты Тирадентиса показали, какую школу они прошли под руководством прапорщика. Пули косили ряды противника, и атакующие, не добравшись метров двадцать пять до вершины, стали с криками откатываться назад, потеряв больше половины своих людей.
      И вот когда Тирадентис заметил, что бандиты стали скапливаться метрах в двухстах от дороги, ведущей к холму, он принял решение самому атаковать вражеские силы, оставив для охраны губернатора лишь группу в дюжину солдат.
      Это было красивое зрелище. Заиграл рожок. Тирадентис взмахнул короткой саблей, пришпорил гнедую лошадку и помчался по дороге вниз с горы. За ним следовал всадник, державший в руке штандарт отряда. Несколько метров позади скакали остальные драгуны, и их сабли сверкали на солнце. По всей вероятности, вид у драгунов был довольно воинственный, потому что не успели они промчаться и половины расстояния, как в группе противника поднялась паника и бандиты стали разбегаться, несмотря на отчаянные призывы главаря дать отпор королевским драгунам. Сражение было недолгим. На лошадях драгуны с гиком и криками гонялись за мечущимися бандитами, настигая их и уничтожая, мастерски орудуя саблями.
      Идя на сближение с противником, Тирадентис решил сам заняться главарем; и увидев, как тот бросился в заросли невысокого леса, спешился и нырнул за ним в чащу. Вряд ли кто-либо еще из драгунов осмелился бы на такой поступок. Но Тирадентису, многие годы проведшему в сертанах, лес был родным домом.
      Несколько раз он терял из виду главаря бандитов. Но постепенно расстояние между ними сокращалось. Сначала Тирадентис не мог понять, на что рассчитывает бандит, все время придерживаясь одного и того же направления. Лес скоро кончался – Тирадентис хорошо знал эти места, – и там наверняка прапорщик должен был настигнуть врага. Вдруг Тирадентис вспомнил: ведь на опушке стоит хижина охотника. Видимо, бандит решил добраться до нее и воспользоваться ружьем, которое, когда охотник был дома, на всякий случай всегда висело заряженным на гвозде под крытой пальмовыми листьями крышей.
      Да, бандит, несомненно, стремился к этой хижине. Когда главарь и его преследователь выскочили на опушку, Тирадентис увидел, что тот сможет осуществить свое намерение раньше, чем он догонит его. Тирадентис, тяжело дыша, остановился и закричал:
      – Жеронимо! Жеронимо! Убери ружье, – надеясь, что владелец хижины, охотник Жеронимо поймет его и сможет опередить бандита.
      Однако тут произошло нечто совершенно неожиданное. Услышав призыв прапорщика, главарь вдруг остановился и повернулся лицом к своему преследователю.
      – Тирадентис! Это ты?
      Тирадентис, уже занесший было руку с саблей, едва удержался от удара.
      – Жеронимо! – прошептал он вне себя от изумления. – Ты стал главарем бандитов? Как это могло случиться? Разве ты забыл, как я помог тебе встать на ноги и оправиться от болезни? И ты выступаешь против меня? Ведь ты же сказал, что всю жизнь будешь помнить эту добрую услугу. И вот теперь мой отряд с трудом отбивается от банды, во главе которой стоишь ты, Жеронимо.
      Жеронимо в изнеможении опустился на землю.
      – Ты можешь меня убить, Тирадентис, если не веришь. Но против тебя я не замышлял ничего худого. Я даже не знал, что это ты командуешь отрядом. Мы прослышали о поездке какой-то важной птицы в Тижуко и решили пополнить наши запасы пороха и оружия, а заодно уничтожить хотя бы одного португальского шакала.
      – Что же тебе сделал плохого его светлость губернатор? – удивленно спросил Тирадентис. – Он первый раз в этих местах и только несколько месяцев как назначен в нашу капитанию.
      – О каком губернаторе ты ведешь речь?
      – Которого сопровождает наш отряд – о Родриго Жозе де Менезес.
      – Мы ничего не знали о поездке губернатора. Просто думали: какой-то португальский чиновник. Но все равно, если бы я и знал о его чине, то и в этом случае не отказался бы от нападения. Все португальские власти на один манер. Только некоторые из них просто плохие, а большинство очень плохие. Я это знаю по себе.
      – Откуда появилось такое ожесточение, Жеронимо? Я думал всегда о тебе как об очень выдержанном человеке, очень рассудительном мужчине. Ты даже своему сыну всегда говоришь: «Жоан, никогда не теряй головы, всегда будь спокойным и выдержанным». А тут вдруг я вижу тебя во главе шайки бандитов.
      – Я говорил так Жоану. Сейчас мне уже некому говорить. Ты разве ничего не знаешь, что нет больше Жоана? Ни Жоана, ни жены? – И, заметив, как Тирадентис покачал головой, Жеронимо продолжал: – Четыре месяца назад по распоряжению вице-короля Жоана повесили на площади Тижуко. Он, возвращаясь из Рио-де-Жанейро, привез в капитанию кусок полотна, не имея на то разрешения. Хотел сделать мне и матери подарок. Жандармы схватили его, держали два месяца под замком, пока из Рио-де-Жанейро не пришло решение повесить моего сына для острастки другим на площади в Тижуко. Я в то время был на промысле и ничего не знал о случившемся. Мать же, когда Жоана вели к виселице, бросилась к сыну и обхватила его руками. Жандармы не могли оттащить до тех пор, пока какой-то сержант не ударил мать саблей по голове. Так у меня не стало ни сына, ни жены. А ты удивляешься, почему изменился мой характер. Вот и вся история. Разве я по доброй воле стал бандитом? А теперь, если хочешь, можешь убить меня.
      Тирадентис вложил саблю в ножны.
      – Ты же знаешь меня, Жеронимо. Я не способен убить безоружного человека. Я не могу взять тебя в плен и отвезти к губернатору. Тебя неминуемо ждет виселица. Иди-ка на все четыре стороны.
      – Но я, – вскричал Жеронимо, – не могу дать тебе слово прекратить убивать португальцев! Я буду бороться с ними, пока видят глаза, пока держат ноги и пальцы могут спускать курок ружья.
      Тирадентис пожал плечами.
      – Поступай так, как подсказывает тебе совесть, – тихо произнес он и, повернувшись, пошел по направлению к своим.
      Выбравшись из чащи, Тирадентис добрался до поджидавшего его отряда, вскочил на гнедого коня и не спеша двинулся к вершине горы, где изнывавший от нетерпения губернатор жаждал услышать донесение командира отряда.
      – Ну как?! – воскликнул португалец, увидев приближающегося Тирадентиса. – Удалось вам, прапорщик, уничтожить бандитов?
      – Да, банды больше не существует, – ответил Тирадентис. – Только главарю посчастливилось скрыться.
      До Тижуко группа добралась без каких-либо дополнительных приключений, но дальше губернатор ехать отказался. Переживаний, испытанных на горе Итарамандиба, оказалось для него вполне достаточно. И дон Родриго Жозе де Менезес принял решение вернуться в Вила-Рику. Перед тем как тронуться в обратный путь, он вызвал к себе Тирадентиса и сказал:
      – Дорогой прапорщик, я очень доволен вашим усердием, я отдаю должное вашей храбрости и желаю вознаградить вас. Я подписал указ о назначении вас начальником отряда, которому доверено охранять район Тижуко. В ваше распоряжение передаются все патрули, несущие службу на дороге между Тижуко и Вила-Рикой. Не сомневаюсь, что вы и в дальнейшем будете таким же верным слугой нашей августейшей повелительницы, королевы Марии Первой.
      Губернатор отбыл в Вила-Рику, а Тирадентис остался в Тижуко. Он пробыл здесь почти три года, но за это время ни разу больше не встречался с Жеронимо. Видимо, несчастный охотник навсегда покинул эти места.
 
      Служба Тирадентиса в Тижуко была не из легких. Район кишел вооруженными бандами, грабившими крестьян и нападавшими на владельцев ферм, в отличие от Жеронимо эти банды не руководствовались никакими высокими побуждениями, а действовали, влекомые лишь самыми низменными инстинктами и жаждой легкой наживы.
      Однажды в Тижуко к Тирадентису прибыл гонец с фазенды Бордо-до-Кампо, сообщивший прапорщику, что в районе фазенды действует несколько банд, одну из которых возглавляет некий Монтанья. Орудуя в лесах, окружавших гору Мантикейра вблизи Бордо-до-Кампо, они подготавливали нападение на фазенду, принадлежавшую полковнику Жозе Айресу Гомесу. Убежищем Монтанье и его людям были горные склоны, где он соорудил пещеры, служившие его банде жильем и складами для награбленного добра. Когда Тирадентис прибыл с одним из своих отрядов в Бордо-до-Кампо, то вместе с полковником Жозе Айресом Гомесом разработал план уничтожения бандитов. Почти каждый день отряд уходил на операции. Вокруг Бордо-до-Кампо временами развертывались настоящие сражения. Через месяц всебандиты были уничтожены. Место Монтаньи, убитого в одной из схваток, занял цыган Жозе Галван, наводивший ужас на окрестных крестьян, так как он, нападая на крестьянские дома, вырезал всех жителей, не щадя ни женщин, ни детей. Тирадентису удалось захватить главаря банды, и на некоторое время в районе воцарилось спокойствие. После стычек с бандитами Тирадентис часто приезжал в фазенду к полковнику, и скоро они стали большими друзьями. Временами Тирадентис оставался ночевать в доме Жозе Айреса Гомеса. Тогда далеко за полночь они вели задушевные разговоры.
      Несколько лет назад, когда столицей вице-королевства была Баия, полковник жил там, но потом, не поладив с местными властями, был вынужден удалиться сюда, в капитанию Минас, приобретя небольшую фазенду в Бордо-до-Кампо. У него были обширные планы постройки в этом районе фабрики, но осуществить их он не мог из-за запрета португальских властей, не разрешавших в Бразилии производить какие-либо товары, которые могли бы конкурировать с товарами, поступающими из самой метрополии.
      После ликвидации банд в районе Тижуко обстановка стала довольно спокойной. У Тирадентиса появилось много свободного времени, и он использовал его, предаваясь своему любимому занятию: брал сумку с инструментами, садился на лошадь и отправлялся на несколько дней за десятки километров от города, навещая больных, собирая лекарственные травы, а с наступлением сумерек останавливался на ночлег в каком-нибудь ранчо и вел долгие беседы с крестьянами.
      С каждым днем Тирадентис все отчетливее видел, какое зло приносит Бразилии португальское владычество. В то время вице-королевство было окружено как бы китайской стеной, отгораживающей его от всего остального мира. Португальцы не пропускали в Бразилию иностранцев, категорически запрещая им въезд в свою заокеанскую колонию. Но все же слухи о событиях в мире долетали и до бразильского вице-королевства. Однако в то время всем, в том числе и Тирадентису, португальское господство над Бразилией казалось настолько незыблемым и прочным, что даже одна мысль о возможности восстания против королевской власти казалась безумной и чудовищной.
      Как-то в конце декабря 1781 года Тирадентис приехал к своему другу полковнику и попросил его об услуге. Дело в том, что за неделю до этого визита Тирадентис, объезжая с группой драгунов участок дороги, обнаружил недалеко от Тижуко распряженную повозку. Увидев драгунов, пожилой худощавый мужчина бросился к ним и стал умолять о помощи. Как выяснилось, это было семейство переселенцев, направлявшееся в Вила-Рику. Два дня назад они остановились в этом месте на ночлег. Ночью их лагерь подвергся нападению шакалов, и лошади, сорвавшись с привязи, в испуге убежали в селву. Мануэл да Силва – так звали переселенца – не смог найти убежавших животных, а между тем ему необходимо было как можно скорее добраться до ближайшего города, потому что в дополнение ко всем бедам вдруг занемогла жена Мария Жозефа да Силва. Положение их было отчаянным, и поэтому они с великой радостью встретили появление отряда драгунов. Тирадентис доставил потерпевших бедствие до Тижуко и как мог облегчил страдания жены Мануэла да Силва. Но лошадей для продолжения путешествия в Вила-Рику одолжить он не мог и пришел за содействием к полковнику. Жозе Айрес Гомес, правда не выказывая никакого энтузиазма, все же дал Тирадентису упряжку лошадей, предварительно взяв с него расписку, в которой говорилось об обязательстве Тирадентиса возвратить лошадей в полном порядке через месяц. Пряча расписку в шкаф, Жозе Айрес Гомес ворчал:
      – Ну какая тебе нужда, Тирадентис, возиться со всяким переселенцем? В наш век нельзя заниматься благотворительностью. Сколько здесь по капитании бродит разных нуждающихся, страждущих и прочего несчастного люда. И если каждому ты будешь уделять столько внимания, то так до конца своей жизни останешься бедным прапорщиком.
      Тирадентис, слушая поучения полковника, в ответ только улыбался. Безусловно, у Жоакина Жозе было доброе сердце, но в данном случае причина его поведения заключалась в другом. С того самого момента, как отряд драгунов приблизился к одиноко стоявшей повозке, Тирадентис обратил внимание на девушку, чье миловидное лицо он заметил в глубине под старым тентом. Это была одна из трех дочерей Мануэла да Силва – Эухения Жоакина. Тирадентис, правда, еще не разобрался в овладевших им чувствах и даже сам себе не мог признаться, что во всех этих хлопотах он принимает такое горячее участие из-за прекрасных глаз Эухении Жоакины.
      Отобрав одолженных ему лошадей, Тирадентис уже собирался покинуть фазенду полковника, как тот окликнул его:
      – Слушай, Тирадентис! Как ты собираешься провести рождественские праздники?
      – Пока никаких планов у меня нет. Видимо, так же, как и в прошлый год, – в казарме, вместе с товарищами.
      – Мы с женой, – заметил полковник, – были бы очень рады видеть тебя у себя после вечерней мессы.
      – Спасибо, полковник. Передайте мою благодарность жене. Это лучший вариант, который только я могу себе представить. Очень приятно, что кто-то вспомнил обо мне в канун рождественских праздников.
      В рождество за небольшим столом в зале фазенды полковника сидели три человека: хозяин, его жена и Тирадентис. Заботливая жена полковника наготовила различной снеди, а на полу стояли две большие оплетенные бутыли красного вина. Мужчины по очереди произносили тосты, Тирадентис предложил поднять тост за бразильскую землю, за ее будущее. Жозе Айрес Гомес засмеялся.
      – Хороший ты человек, Тирадентис! Но мечтатель и фантазер. Вот сейчас ты поднимаешь тост за свою бразильскую землю и готов обнять весь мир, который кажется тебе прекрасным. Ну, а о нас кто-нибудь подумал? Почему сейчас, в этот момент, никто не поднимет тост ни за полковника Жозе Айреса Гомеса, ни за его прекрасную жену, ни за прапорщика Тирадентиса – Жоакина Жозе да Силва Шавьера. Давай лучше выпьем тост за нас, – и полковник поднял свой стакан, до краев наполненный красным вином.

2. БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЕВЫ

      Полковник Жозе Айрес Гомес был не прав. Именно в этот момент за здоровье Тирадентиса поднимало бокалы все высшее общество Вила-Рики, собравшееся в губернаторском дворце на рождественский прием.
      Подготовка к празднику в Вила-Рике началась задолго до его начала. С самого раннего утра в домах богатых горожан царила суматоха. Рабы выносили из комнат ковры, вешали их во внутренних двориках и выбивали скопившуюся за год пыль. Служанки пришивали последние кружева к праздничным нарядам господ. Девицы отбирали самые пышные юбки с кринолинами и придирчиво осматривали веера и шляпки, готовясь к большому событию – балу в губернаторском дворце. И суровое наказание ожидало ту служанку, которая по недосмотру предлагала госпоже надеть корсет, в котором была погнута металлическая проволока или сломана костяная прокладка.
      В каждом доме глава семьи загодя давал инструкции рабам, в обязанности которых вменялось нести женщин от дома к дворцу в кадейрниньяс. Эти кадейрниньяс были похожи на клетки, закрытые со всех сторон шторками и прикрепленные к двум параллельным палкам. Внутри клетки дама садилась на скамеечку, два раба на плечи клали палки, и дама отправлялась в путь.
      Наиболее грандиозные приготовления шли в губернаторском дворце. В восемь часов вечера недалеко от дома и в самом дворе сновали рабы, которые устанавливали светильники, фонари, чтобы гости могли спокойно пройти по иллюминированной дороге к дому и не упасть, споткнувшись о какую-нибудь кочку. Светильники устанавливались на подоконниках, на верандах и даже в саду на тропинке, ведущей к службам. Наконец все готово к празднику, зажжены свечи, и двухэтажный дворец озарен сотнями веселых огоньков.
      К этому времени начинают стекаться и гости. Первыми почему-то всегда приезжают местные военачальники. Раньше всех появляется подполковник Франсиско де Паула Фрейре де Андраде, под командованием которого находится местный гарнизон драгунов. Потом мы видим подполковника Домингоса де Абреу Виейру, полковника Алваренгу Пейшото и его жену донну Барбару Элиодору, подполковника Базилио де Бритто Мальейро и других. Затем приезжает местный судья Томас Антонио Гонзага Гонзага холостяк, и его приход всегда вызывает оживление у части женского общества, находящейся, как говорят, на выданье и мечтающей о блестящей партии. Вслед за Гонзагой слуги объявляют о высокопоставленных служащих королевской казны, подъезжающих почти к самому подъезду верхом на мулах, которых, как правило, ведут под уздцы черные как уголь рабы.
      Женщины благоухают одеколоном, и по волнам аромата, исходящим от изумительных красавиц, можно определить состояние финансов их мужей. Если вы чувствуете запах одеколона «Унгрия» (Венгрия), то это элита, если же – «Кордобы», то это ранг поменьше. Правда, у губернатора собирался высший свет, и чувствовалось, что перед приемом гостьи вылили на себя по меньшей мере целый галлон «Унгрии».
      Декабрь – один из самых жарких месяцев в Вила-Рике, но, несмотря на жару, все облачены в очень теплые одежды. У многих женщин рукава нарядов и накидки оторочены мехом.
      Примерно к девяти часам съезд гостей заканчивается. Народу в зале столько, что трудно дышать. Женщины, сидя на скамейках вдоль стены, обмахиваются громадными веерами из страусовых перьев или из плотной бумаги. Мужчины стараются пристроиться поближе к дверям или к окнам в надежде глотнуть свежего воздуха. Наконец дается знак оркестру. Грянула музыка, и начинаются бальные танцы. Танцуют гавот, французский менуэт, но чаще всего менуэт португальский. Любителей танцевать не так уж много, большинство – зрители. Они обмениваются замечаниями и иногда аплодируют какому-нибудь оригинальному танцору, который, наиболее элегантно завершив прыжок притопыванием, отвешивает вслед за этим глубокий поклон. После нескольких танцев поэты начинают читать стихи. Как всегда в подобных случаях, в центре внимания оказывается судья Томас Антонио Гонзага. Он выходит на середину зала и декламирует специально для праздника сочиненные новые вирши на рождественские темы. Девушки при этом ревниво смотрят, на кого, читая стихи, устремит свой взор холостяк Гонзага. Но Гонзага декламирует, опустив глаза долу. Нет, он так ведет себя отнюдь не из скромности. Просто на макушке у поэта небольшая лысина, о которой все знают, но которую сам Гонзага тщательно скрывает. Не будь этой нелепой лысины, Гонзага, безусловно, гордо поднял бы голову, чтобы произвести еще большее впечатление на всех присутствующих. Потом декламирует Алваренга Пейшото и, наконец, самый признанный авторитет в области поэзии – Клаудио Мануэл да Коста. Некоторые из стихов, видимо, не являлись значительным вкладом в развитие поэзии XVIII века, но присутствующие были настроены очень либерально, и после каждого стихотворения раздавались аплодисменты и восторженные возгласы. «Очень хорошо!», «Браво!»
      После поэтов, как всегда, началась игра в прятки. Правда, гожилые люди участия принимать в ней не стали, а удалились в другие залы, где одни сели за карточные столики, а другие устроились поудобнее в широких деревянных креслах и принялись перемывать косточки ближним.
      Гонзага, чуть поколебавшись, решил остаться в зале вместе с молодежью, где после пряток принялись играть в «попугая». Конечно, госпожой выбрали племянницу губернатора. Она-то пригласила быть «попугаем» Гонзагу. Предложение немного покоробило поэта, но он согласился. Племянница губернатора, одетая в розовое шелковое платье с пышным кринолином, отвернулась от Гонзаги и тоненьким голоском закричала:
      – Где вы были, попугай? Где вы были, попугай?
      Гонзага отвечал:
      – Я был в поле. Я был в поле.
      – Что же вы там видели?
      – Птицу видел я.
      – Какую птицу видели вы гам?
      – Розовую птицу.
      Услышав последние слова Гонзаги, племянница повернулась и. протянув руку к одному из гостей, воскликнула:
      – Как ее зовут?
      – Фламинго, – последовал быстрый ответ.
      Все захлопали в ладоши и закричали: «Правильно». Игра продолжалась. Когда же кто-то из гостей на вопрос «Какую белую птицу вы видели?» ответил невпопад: «Тукана», то все засмеялись и потребовали фант. Туканов белых не бывает. Игра шла до тех пор, пока у хозяйки не собралось штук десять фантов. И тогда проштрафившиеся снова играли на клавесине религиозные песни и декламировали рождественские стихи. Авторство некоторых из этих стихов принадлежало Гонзаге. И ущемленное самолюбие Гонзаги, выполнявшего роль «попугая», было удовлетворено, когда часть аплодисментов была адресована не только исполнителю стихов, но и ему, автору.
      Но вот все игры закончены, и гости направились к столу.
      Вы не можете себе представить, что это был за стол! На больших блюдах возвышались горы аппетитного мяса. Здесь была говядина жареная и говядина, приготовленная на вертеле, но, безусловно, главное место занимали расположенные в центре блюда с жареными поросятами. Затем шли тарелки с козленком, облитым зеленым соусом, и козленком, облитым яичными желтками. А куриц, уток, индюшек, причем индюшек с ножками, обложенными креветками и устрицами, было не перечесть! Стол был колоссальной длины Но, несмотря на его исполинские размеры, толкотня вокруг него была порядочная. Правда, дам пропускали вперед. В то время в Бразилии столовых приборов еще не употребляли, и даже во дворце губернатора, даже на званых обедах в ход пускались пятерни. Многие гости обладали очень хорошим аппетитом, и у некоторых изо ртов, набитых жареной говядиной, свисали длинные жирные мясные волокна, которые временами падали на скатерть или прямо на пол.
 

       Бразильская модница конца XVIII века.
 
      Казалось, всю эту массу снеди трудно уничтожить даже такому количеству приглашенных гостей. Однако через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут на столе валялись лишь одни тщательно обглоданные кости. Мужчины ели вволю, от них не отставали и женщины, которые хотя и заботились о талии, но при этом возлагали очень большие надежды на костяные и металлические корсеты и кринолины.
      Тщательно вытерев руки о скатерть, мужчины с вожделением поглядывали на боковые двери, словно еще чего-то ожидая. Ну конечно, они прекрасно знали наизусть весь ритуал праздника. Двери раскрылись, впустив вереницу рабов, несших подносы, заставленные наполненными до краев стаканами с вином. И какое это было вино! В губернаторских подвалах хранились лучшие сорта божественного напитка, доставленного из королевских дворцовых запасов. За рабами с подносами вошли женщины-рабыни, которые несли блюда с десертом. Здесь вы могли попробовать и королевские пышки, и кус-кус, и сладкий рис. Компот в чашах и желе на тарелочках были приготовлены в соответствии с рецептами великого Лукаса Риго, одного из чародеев кухни ее величества. Рецепты Риго были в то время своеобразной библией эпикурейцев Они были собраны в отдельной книжке, единственной светской книге, дозволенной португальскими властями к ввозу в вице-королевство.
      Ах, до чего были вкусны эти сладости! Пальчики оближешь! Но, к сожалению, и в то время считалось неприличным облизывать пальчики, и поэтому, перед тем как потянуться за следующим лакомым куском, дамы вытирали ручки платочками. Правда, были среди дам и такие, кто норовил незаметно вытереть их о губернаторскую скатерть, не открыто, как это делали мужчины, а совсем незаметно.
      Но вот послышался звон колоколов, призывающих всех верующих на ночную мессу. Все засуетились у выхода из дворца. Мужчины разыскивали свои треуголки, трости, плащи, а женщины – мантильи, рабы спешно зажигали факелы и все оставшиеся в доме фонари, торопясь осветить дорогу гостям. Наконец один за другим все медленно вышли из дворца и чинно отправились в церковь. После мессы праздник не окончился. Процессия, сопровождаемая слугами с горящими факелами и фонарями, выйдя из церкви, направилась опять в губернаторский дворец.
      Все вошли в зал, и распорядитель вечера уже собрался было дать сигнал музыкантам начинать очередной танец, как у парадного крыльца дворца послышался звон подков о булыжную мостовую и в помещение вошел драгунский офицер в запыленном мундире. Отыскав взглядом губернатора Родриго Жозе де Менезес, он решительным шагом направился к нему, держа в руке треуголку, и, не доходя нескольких метров, отвесил глубокий поклон.
      Затем, вынув из висевшей на боку сумки белый, скрепленный печатями пакет, произнес:
      – Послание вашей светлости от ее величества королевы Португалии.
      По залу пробежал легкий шепот, и все замерли в благоговейном молчании. Родриго Жозе де Менезес принял пакет и торжественно удалился в соседнюю комнату. Вскоре он вышел, держа в руке развернутый лист плотной бумаги.
      – Дамы и господа! – произнес губернатор. – Знаменательно, что в этот светлый праздник один из подданных августейшей особы удостоился ее личной благодарности. Разрешите, я зачитаю вам текст письма «Я, донна Мария, божьей помощью королева Португалии, Азорских островов, от края и до края моря Африканского, госпожа Гвинеи, покровительница навигации и торговли Эфиопии, Аравии, Персии, Индии, своим высочайшим повелением объявляю благодарность прапорщику Жоакину Жозе да Силва Шавьеру, командиру патруля новой дороги Рио-де-Жанейро – Тижуко – Вила-Рика, за смелость и храбрость, проявленную им при очистке данной территории от банд грабителей и убийц, причинявших неудобства моим подданным в капитании Минас», – губернатор читал текст торжественно, останавливаясь после каждой фразы, чтобы произвести еще большее впечатление на присутствующих. Дойдя до последней строчки послания, он осторожно сложил его и спрятал в карман камзола. – Дамы и господа! – произнес он еще раз. – Я предлагаю поднять тост за скромного подданного ее величества королевы Марии Первой, прапорщика Жоакина Жозе да Силва Шавьера, который, не щадя живота своего, служит португальской короне и метрополии.
      Послышались аплодисменты, возгласы «упа», мужчины и дамы подняли бокалы с вином из подвалов губернатора. Они пили за Тирадентиса, хотя почти все впервые слышали это имя и до этого момента даже не подозревали, что существует на земле капитании Минас какой-то прапорщик по прозвищу Тирадентис.
      Вот так и получилось, что, в то время как Тирадентис в Бордо-до-Кампо сидел за столом вместе с полковником Жозе Айресом Гомесом и его женой, в столице капитании цвет местного общества поднимал бокалы за его здоровье. И поэтому прапорщик несказанно удивился, когда через несколько дней специальный гонец доставил ему распоряжение губернатора Родриго Жозе де Менезес срочно явиться в губернаторский дворец в Вила-Рике. Тирадентис принялся перебирать в уме все прегрешения по службе, стараясь угадать, в чем мог не потрафить начальству. Казалось бы, никаких упущений с его стороны за последнее время не было. Видимо, решил он, губернатор и вице-король, наконец, вспомнили о нем и решили продвинуть по служебной лестнице. Это было бы как нельзя кстати.
      Все друзья и знакомые Тирадентиса говорили, что он довольно долго засиделся в прапорщиках и пора бы ему стать хотя бы лейтенантом. Тирадентис и сам придерживался такого мнения. К тому же его самолюбие непрерывно подвергалось в этом отношении бесконечным испытаниям. Например, Валерио Мансо в течение шести лет служил солдатом под коман Дованием Тирадентиса, а потом его сразу произвели в лейтенанты. Кадет Фернандо де Васконселос шесть лет выполнял Указания Тирадентиса, а потом тоже стал лейтенантом.