Cтолпы общества

      Бетти (из сада). Ну, хорошо, но потом приходите к нам, ты ведь знаешь, где нас искать.
      Бетти, Лона и Дина проходят через сад налево.
      Берник (с минуту глядит им вслед, затем притворяет вторые двери налево, подходит к Йухану и крепко жмет ему обе руки). Теперь мы одни, Йухан! Позволь же мне поблагодарить тебя.
      Йухан. Стоит ли.
      Берник. Домом, очагом, своим семейным счастьем, положением в обществе всем я обязан тебе.
      Йухан. Очень рад, дорогой Карстен, что из этой нелепой истории вышло хоть что-нибудь путное.
      Берник (снова пожимая ему руку). Спасибо тебе, спасибо! Из десятка тысяч ни один не сделал бы того, что ты тогда для меня сделал.
      Йухан. Стоит об этом говорить! Оба мы были молоды и легко смотрели на жизнь. Надо же было кому-нибудь взять вину на себя...
      Берник. Но кому же скорее, как не самому виновнику?
      Йухан. Стоп! В ту пору это было легче всего сделать невинному. Я был совершенно свободен, сирота; контора надоела мне до смерти, и я был рад-радехонек избавиться от нее. У тебя же была старуха-мать, и вдобавок ты только что потихоньку обручился с Бетти, а она ужасно тебя любила. Что было бы с ней, если бы она узнала?..
      Берник. Да, да, да, но...
      Йухан. И, наконец, разве не ради Бетти ты решил тогда покончить эту интрижку с мадам Дорф? Как раз, чтобы порвать совсем, ты и пришел к ней в тот вечер.
      Берник. Да, в тот злополучный вечер, когда этот пьяница вернулся домой... Да, Йухан, я пошел тогда ради Бетти, но все-таки... И вот ты великодушно обратил на себя все подозрения и уехал...
      Йухан. Не надо угрызений, дорогой Карстен. Мы же тогда сообща так порешили. Нужно было спасать тебя, а ты был моим другом. Я ужасно гордился твоей дружбой. Еще бы! Я тянул тут лямку мелкого провинциального обывателя, а ты вернулся из-за границы таким важным, модным кавалером, пожил и в Лондоне и в Париже. И ты удостоил сделать меня своим приятелем, хотя я и был моложе тебя на четыре года. Конечно, ты тогда ухаживал за Бетти, теперь я это понимаю, но тогда я чертовски гордился твоей дружбой! И кто бы не гордился? Кто не пожертвовал бы собою ради тебя с радостью? Тем более, что грозило это не бог весть чем. Посплетничали бы в городе с месяц, да и позабыли бы. А мне предстояло вырваться на волю, поглядеть на белый свет.
      Берник. Гм... Говоря откровенно, дорогой Йухан, тут все еще не совсем позабыли об этой истории.
      Йухан. Не позабыли? Ну и пускай. Мне не будет от этого ни тепло, ни холодно, когда я опять засяду у себя на ферме.
      Берник. Ты, значит, собираешься опять уехать?
      Йухан. Разумеется.
      Берник. Надеюсь, однако, не так скоро?
      Йухан. Нет, возможно скорее. Я ведь только ради Лоны сюда приехал.
      Берник. Ради Лоны? Как так?
      Йухан. Да видишь ли, Лона теперь не так уж молода и в последнее время сильно стосковалась по родине. Но ни за что бы в этом не созналась. (С улыбкой.) Как же можно было оставить без призора меня, ветрогона, который уже в девятнадцать лет успел так отличиться...
      Берник. Ну, и...
      Йухан. Да, Карстен, как мне ни совестно, приходится признаться тебе...
      Берник. Надеюсь, ты не посвятил ее в эту историю?
      Йухан. То-то, что посвятил. Знаю, что нехорошо сделал, да так уж вышло. Ты себе представить не можешь, чем была для меня Лона. Ты ее всегда терпеть не мог, но для меня она была просто родной матерью. В первые годы, когда нам приходилось крутенько, как она работала! И затем, когда я долго хворал, ничего не мог зарабатывать и не в силах был помешать ей, она пошла петь по кофейням, произносила публичные речи, за которые ее поднимали на смех; даже сочинила какую-то книгу, над которой потом сама и плакала и смеялась, - и все это, чтобы выходить меня! Мог ли я после всего этого равнодушно смотреть, как она, не щадившая себя ради меня, всю эту зиму изнывала от тоски? Я не мог, Карстен! Ну и сказал ей: "Поезжай, Лона, не бойся за меня, я не так легкомыслен, как ты думаешь". И вот тогда она и узнала все.
      Берник. Как же она отнеслась?
      Йухан. Она справедливо рассудила, что раз я действительно не чувствую за собой вины, то почему бы и мне не махнуть сюда на побывку? Но ты будь спокоен, Лона не проболтается, да и я в другой раз буду держать язык за зубами.
      Берник. Да, да, надеюсь.
      Йухан. Вот моя рука! И не будем больше говорить об этой старой истории. К счастью, кроме этой глупости, за нами, я думаю, других не числится. Теперь я хочу хорошенько воспользоваться теми немногими днями, которые мне остается еще пробыть здесь. Ты себе представить не можешь, какую славную прогулку мы сделали сегодня утром. Кто мог бы подумать, что из той девчонки, которая бегала тут в театре, изображала разных амурчиков... Но что сталось с ее родителями?
      Берник. Да я, мой друг, ничего больше не знаю, кроме того, что писал тебе вскоре после твоего отъезда. Надеюсь, ты получил оба моих письма?
      Йухан. Как же, как же, оба. Этот пьяница бросил ее?
      Берник. Да, и потом в пьяном виде сам убился до смерти.
      Йухан. Она потом тоже недолго прожила? Но ты, конечно, потихоньку делал для нее что мог?
      Берник. Она была горда, никому ни словом ни о чем не обмолвилась и не хотела принимать никакой помощи.
      Йухан. Но ты, во всяком случае, правильно поступил, что взял к себе Дину.
      Берник. Да, разумеется. Впрочем, это, собственно говоря, Марта устроила.
      Йухан. Так это Марта? Да, Марта... А где она сегодня?
      Берник. Она?.. Если она не занята школой, так у нее, наверное, ее больные.
      Йухан. Значит, это Марта позаботилась о девочке?
      Берник. Да. У Марты всегда была слабость к педагогике. Оттого она и поступила учительницей в городскую школу. Сделала капитальную глупость.
      Йухан. Да, вчера у нее был такой измученный вид. Я тоже боюсь, что у нее недостаточно крепкое здоровье для этого.
      Берник. Ну, что касается ее здоровья, то еще было бы нечего опасаться. Но для меня это крайне неприятно. Выходит, как будто я, ее брат, не желаю содержать сестру.
      Йухан. Содержать? Я думал, что у нее свое состояние.
      Берник. Ни гроша. Ты, верно, помнишь, как туго приходилось тогда матери? После того как ты уехал, она некоторое время еще вела свои дела с моей помощью, но никакой выгоды я от этого, конечно, не имел. Тогда я вступил компаньоном в фирму, но и тут дело не пошло. Я вынужден был поэтому все дело взять на себя, и когда мы произвели расчет, оказалось, что на долю матушки почти ничего не приходится. Матушка вскоре после этого скончалась... Ну и Марта, конечно, также осталась ни при чем.
      Йухан. Бедная Марта!
      Берник. Бедная? Это почему? Неужели ты думаешь, что я допускаю, чтобы она нуждалась в чем-либо? Нет, смею считать себя хорошим братом. Она, разумеется, живет у нас, ест с нами за одним столом, а жалованья ей совершенно достаточно, чтобы одеться как следует. Она женщина одинокая - чего же ей еще нужно?
      Йухан. Гм! У нас в Америке не так рассуждают.
      Берник. Еще бы! В Америке, насквозь пропитанной агитацией. Но в наш маленький городок зараза, слава богу, пока еще не проникла, здесь женщины довольствуются приличным, хотя и скромным положением. Марта, впрочем, сама виновата. Она давным-давно могла бы пристроиться, если бы хотела.
      Йухан. То есть могла бы выйти замуж?
      Берник. И даже сделать прекрасную партию. Ей представлялось несколько таких, как это ни странно: девушка без всяких средств, не первой молодости и притом ничем не выдающаяся...
      Йухан. Ничем не выдающаяся?
      Берник. Ну, я ведь не виню ее в этом. Я вообще и не желал бы видеть ее иной. Ты сам понимаешь, в таком большом доме, как наш, свой человек всегда пригодится.
      Йухан. Да, но ей-то каково?..
      Берник. Ей? Каково? Что же, у нее есть о ком и о чем заботиться. Тут и я, и Бетти, и Улаф. Ведь нельзя же все только о себе думать - особенно женщинам. Каждый из нас является членом более или менее обширного общества, которое он должен поддерживать и которому должен служить. По крайней мере, я так поступаю.
      Управляющий Крап входит справа.
      Вот тебе сейчас доказательство. Ты думаешь, я занят теперь личными делами? Отнюдь нет. (Обращаясь к Крапу.) Ну?
      Крап (показывая на кипу бумаг, тихо). Все купчие готовы.
      Берник. Отлично! Превосходно!.. Ну, теперь тебе придется извинить меня, зять. (Вполголоса и многозначительно.) Еще раз спасибо, Йухан, и будь уверен, что где и чем только я могу служить тебе... Ну, да ты меня понимаешь!.. Пойдемте, господин Крап.
      Берник и Крап уходят в кабинет.
      Йухан (смотрит некоторое время ему вслед). Гм!.. (Хочет спуститься в сад, но останавливается, увидев Марту, входящую справа с корзиной в руках). Вот и ты, Марта!
      Марта. Ах, это ты, Йухан?
      Йухан. И ты уж в поход так рано?
      Марта. Да. Ты погоди немножко, сейчас, верно, придут другие. (Хочет уйти налево.)
      Йухан. Послушай, Марта, ты всегда так занята и спешишь?
      Марта. Я?
      Йухан. И вчера ты как будто избегала меня, - мне не удалось сказать с тобой и двух слов, - и сегодня...
      Марта. Да, но...
      Йухан. А прежде мы были неразлучны... росли вместе, играли...
      Марта. Ах, Йухан, с тех пор много воды утекло.
      Йухан. Что же, каких-нибудь пятнадцать лет, не больше не меньше. По-твоему, я так сильно изменился?
      Марта. Ты? О да, и ты, хотя...
      Йухан. Что?
      Марта. Нет, так, ничего.
      Йухан. Ты, кажется, не особенно была рада моему приезду?
      Марта. Я так долго ждала, Йухан... слишком долго.
      Йухан. Ждала? Чтобы я приехал?
      Марта. Да.
      Йухан. Зачем же мне, по-твоему, надо было приезжать?
      Марта. Чтобы загладить свою вину.
      Йухан. Мне?
      Марта. Разве ты забыл, что из-за тебя в позоре и нищете умерла женщина? Забыл, что по твоей вине были отравлены лучшие годы жизни девочки-подростка?
      Йухан. И это мне приходится слышать от тебя, Марта! Да неужели твой брат никогда...
      Марта. Что?
      Йухан. Неужели он никогда... Ну да, я хотел сказать, неужели у него никогда не нашлось ни единого слова в мое оправдание?
      Марта. Ах, Йухан, ты же знаешь строгие правила Карстена.
      Йухан. Гм... конечно, конечно, я знаю строгие правила своего старого друга Карстена. Но тут... Ну, хорошо. Я только что говорил с ним. Мне кажется, он порядочно изменился!
      Марта. Что ты! Карстен всегда был превосходным человеком.
      Йухан. Я не про то... Ну да оставим это... Гм... Теперь я понимаю, как ты на меня смотрела. Ты ждала возвращения блудного сына.
      Марта. Послушай, Йухан, я скажу, как я на тебя смотрела. (Указывая рукой в сад.) Видишь, с кем играет Улаф? Это Дина. Помнишь бессвязное письмо, которое ты написал мне перед отъездом? Ты просил меня верить в тебя. И я верила, Йухан. Я приписывала все дурное, о чем здесь потом носились слухи, заблуждению, легкомыслию, а не злой воле.
      Йухан. Как это понять?
      Марта. О, ты, наверно, понимаешь меня. И ни слова больше об этом. Уехать тебе было необходимо, чтобы начать новую жизнь. А я, твоя подруга с детских лет, заменила тебя здесь. Я приняла на себя обязанности, о которых ты забыл или которых не мог выполнить. Я говорю тебе это, чтоб ты хоть в этом не упрекал себя. Для обиженной девочки я стала матерью, воспитала ее, как сумела...
      Йухан. И загубила ради этого всю свою жизнь!
      Марта. Нет, не загубила. Но ты вернулся поздно, Йухан.
      Йухан. Марта... если б я мог тебе открыть... Ну, позволь мне, по крайней мере, поблагодарить тебя за твою верную дружбу.
      Марта (с грустной улыбкой). Гм... Значит, мы теперь объяснились, Йухан... Тсс... кто-то идет. Прощай, я теперь не могу... (Уходит налево.)
      Из сада входит Лона и вслед за нею Бетти.
      Б е т ти (еще из сада). Ради бога, Лона, как же это можно!
      Лона. Отстань, мне надо поговорить с ним.
      Бетти. Ведь это же будет страшный скандал!.. А ты еще здесь, Йухан!
      Лона. Ну, малый, исчезай! Нечего тебе здесь киснуть в комнате. Ступай в сад, поболтай с Диной.
      Йухан. Я и собирался как раз.
      Бетти. Но...
      Лона. Послушай, Джон, ты хорошо разглядел Дину?
      Йухан. Думаю, что разглядел.
      Лона. Тебе и следовало глядеть хорошенько, мальчуган. Это нечто для тебя.
      Бетти. Лона!
      Йухан. Для меня?
      Лона. Ну да, - чтобы поглядеть, хочу я сказать. Ну, ступай.
      Йухан. Иду, иду, с удовольствием. (Уходит в сад.)
      Бетти. Лона, я положительно остолбенела. Не может быть, чтобы ты это серьезно.
      Лона. Даю тебе честное слово. Да разве это не свежая, здоровая и правдивая натура? Как раз жена для Джона. Такую-то ему и нужно там. Это не то, что какая-то, пожилая сводная сестра.
      Бетти. Но Дина! Дина Дорф! Подумай же! Лона. Я прежде всего думаю о счастье молодца, и здесь-то мне как раз надо вмешаться; сам он на это не горазд. Никогда не заглядывался ни на девушек, ни на женщин.
      Бетти. Он? Йухан? Ну, мне кажется, однако, были печальные доказательства...
      Лона. А, к черту эту глупую историю! Где Берник? Мне надо поговорить с ним.
      Бетти. Нет, нет, Лона!
      Лона. Непременно! Если она нравится ему, а он ей... чем они не пара? Берник - умница, сумеет как-нибудь все уладить.
      Бетти. Ты воображаешь, что подобные американские вольности могут быть терпимы у нас...
      Лона. Чепуха, Бетти!
      Бетти. Что человек с такими строгими правилами морали, как Карстен...
      Лона. Уж будто бы с такими строгими?
      Бетти. Что такое? Ты осмеливаешься...
      Лона. Я осмеливаюсь сказать, что Берник по части этих самых правил вряд ли особенно отличается от других мужчин.
      Бетти. Видно, в тебе все еще кипит твоя старая ненависть к нему! Но зачем же ты вернулась сюда, если до сих пор не могла забыть, что... И не понимаю, как у тебя хватило смелости показаться ему на глаза после того позорного оскорбления, которое ты нанесла ему тогда.
      Лона. Правда, Бетти, я поступила тогда нехорошо, я забылась.
      Бетти. И как великодушно он простил тебя, он, ни в чем не повинный! Не его же вина была, в самом деле, что ты возымела какие-то надежды... Но с тех пор ты и меня ненавидишь. (Плачет.) Тебе всегда завидно было смотреть на мое счастье. И теперь ты приехала, чтобы все обрушилось на меня... чтобы показать всему городу, какую родню я принесла Карстену в приданое! Да, все теперь на меня обрушится, и ты только этого и добиваешься. Как это низко с твоей стороны! (Уходит в слезах налево.)
      Лона (глядя ей вслед). Бедняжка Бетти!
      Берник выходит из кабинета.
      Берник (еще в дверях). Хорошо, хорошо, господин Крап. Пошлите четыреста крон в столовые для бедных. (Обернувшись.) Лона! (Подходя к ней.) Ты одна? А Бетти не придет?
      Лона. Нет. Позвать ее?
      Берник. Нет, нет, нет, не надо! Ты не поверишь, Лона, как я горел нетерпением поговорить с тобой откровенно... вымолить у тебя прощение.
      Лона. Послушай, Карстен, не будем сентиментальничать, это нам с тобой не пристало.
      Берник. Ты должна выслушать меня, Лона. Я знаю, каким я был в твоих глазах, когда ты узнала об истории с матерью Дины. Но, клянусь тебе, это было лишь мимолетное увлечение, тебя же я любил в свое время искренне и глубоко.
      Лона. А зачем, по-твоему, я вернулась сюда?
      Берник. Какие бы ни были твои намерения, умоляю тебя, не предпринимай ничего, дай мне сначала оправдаться перед тобой. Это я сумею, Лона... или, во всяком случае, смогу найти извинение...
      Лона. Теперь ты трусишь... Ты говоришь, что в свое время любил меня. Да, ты часто уверял меня в этом в своих письмах и, пожалуй, был искренен... до некоторой степени, пока находился в более широких, свободных условиях жизни, которые и тебе самому давали смелость смотреть на жизнь более широко и свободно. Пожалуй, у меня ты находил больше характера, больше воли и самостоятельности, чем у большинства здешних обывателей. Кроме того, наши отношения сохранялись в полной тайне, о них знали только ты да я, и никто не мог тебя поднять на смех за твой плохой вкус.
      Берник. Лона, как можно так думать!
      Лона. Но потом, когда ты вернулся, когда услыхал о всех насмешках, которые дождем сыпались на меня, узнал, как люди глумились надо мной и моими так называемыми чудачествами...
      Берник. Действительно, ты переступала тогда границы.
      Лона. Больше на зло всем этим городским ханжам в юбках и в штанах. А когда ты затем встретился с очаровательной актрисой...
      Берник. Все это было одно фатовство и больше ничего. Клянусь тебе, во всех тех сплетнях не было и десятой доли правды.
      Лона. Пусть так. Но потом вернулась Бетти, юная красавица, покорявшая все сердца, и вдобавок наследница тетки, тогда как про меня стало известно, что я ничего от нее не получу...
      Берник. Вот мы и дошли до сути, Лона. Теперь я выскажусь без утайки. Я вовсе не влюбился в Бетти, не новая любовь заставила меня порвать с тобой. Мне просто нужны были деньги... до зарезу, и я вынужден был закрепить их за собой.
      Лона. И ты говоришь мне это прямо в глаза?
      Берник. Да. Выслушай меня, Лона...
      Лона. А мне ты писал, что охвачен непреодолимой любовью к Бетти, взывал к моему великодушию, умолял меня ради Бетти молчать обо всем, что было между нами!..
      Берник. Я был вынужден, говорю тебе.
      Лона. Ну, так клянусь богом, я не жалею, что тогда так забылась!
      Берник. Дай мне выяснить тебе толком, спокойно тогдашнее мое положение. Матушка, как тебе известно, стояла тогда во главе фирмы сама, но она была совсем не-деловым человеком. Меня поспешно вызвали домой из Парижа; времена были трудные... общий кризис; я должен был поправить дела фирмы. Но что я нашел? Я нашел, - и это приходилось держать в глубочайшей тайне, - я нашел фирму почти накануне краха. Да, наша старая, почтенная фирма, пережившая уже три поколения, была накануне краха. Что же мне, сыну, единственному сыну, оставалось делать, как не искать источника новых средств для спасения фирмы?
      Лона. Итак, ты спас фирму "Берник" за счет женщины?..
      Берник. Ты хорошо знаешь, что Бетти меня любила.
      Лона. А я?
      Берник. Поверь, Лона, ты никогда не была бы со мной счастлива.
      Лона. Так ты пожертвовал мной, заботясь о моем счастье?
      Берник. Неужели ты думаешь, что мной руководили тогда своекорыстные побуждения! Будь я совершенно одинок, вполне свободен, я бы смело мог махнуть на все рукой и начать дело сызнова. Но ты не знаешь, как неразрывно срастается деловой человек - под бременем громадной ответственности - с тем делом, которое ему достается по наследству. Знаешь ли ты, что от него зависит благополучие сотен, даже тысяч семей? Понимаешь ли ты, что если бы фирма "Берник" обанкротилась, это отозвалось бы самым плачевным образом на целом обществе, близком нам и родном?
      Лона. Ты лжешь все эти пятнадцать лет тоже ради общества?
      Берник. Лгу?
      Лона. Известно ли Бетти, что предшествовало вашему браку и что вызвало его?
      Берник. Неужели я без всякой пользы стал бы огорчать ее подобными разоблачениями?
      Лона. Ты говоришь: без всякой пользы. Да, да, ты ведь деловой человек, как тебе не знать, где и в чем польза!.. Но слушай, Карстен. Теперь моя очередь высказаться толком и спокойно. Скажи мне, вполне ли ты счастлив теперь?
      Берник. То есть в семейной жизни?
      Лона. Конечно.
      Берник. Вполне, Лона. Ты не даром принесла мне такую жертву. Смею сказать, мое счастье росло с каждым годом. Бетти добра и уступчива. Как она за эти пятнадцать лет научилась приноравливаться к особенностям моего характера...
      Лона. Гм!..
      Берник. Прежде у нее были несколько преувеличенные понятия о любви, она не могла примириться с мыслью, что пылкая любовь мало-помалу должна перейти в тихую дружбу.
      Лона. А теперь она примирилась?
      Берник. Вполне. Ты понимаешь, что повседневное общение со мной не могло не оказать на нее известного сдерживающего влияния. Людям приходится учиться друг у друга умерять свои личные требования, чтобы тем полнее удовлетворять требования того общества, к которому они принадлежат. Эту истину мало-помалу усвоила себе и Бетти, и теперь наша семья служит образцом для наших сограждан.
      Лона. Но этим согражданам ничего не известно о твоей лжи?
      Берник. Лжи?
      Лона. Да, лжи, которая продолжается вот уже пятнадцать лет.
      Берник. Ты это называешь...
      Лона. Я это называю ложью, тройной ложью. Ты обманул меня, потом Бетти и наконец Йухана.
      Берник. Бетти никогда не требовала, чтобы я высказался.
      Лона. Потому что ничего не знала.
      Берник. И ты не станешь требовать... ради Бетти не станешь!
      Лона. Нет. Я сумею снести насмешки: у меня хребет выносливый.
      Берник. Йухан тоже не потребует. Он дал мне слово.
      Лона. Но ты сам, Карстен? Разве у тебя самого нет потребности покончить со всем этим обманом?
      Берник. Чтобы я добровольно пожертвовал своим семейным счастьем и общественным положением?..
      Лона. Да какие же у тебя права на все это?
      Берник. В течение пятнадцати лет я ежедневно, шаг за шагом, приобретал эти права своими трудами и своею деятельностью на пользу общества.
      Лона. Да, ты много потрудился на пользу и себе и другим. Ты самый богатый и самый влиятельный человек в городе. Всем поневоле приходится склоняться перед тобой, - ты ведь образец всех добродетелей, без пятна, без упрека. Твоя семья - образец для всех семей, твоя деятельность... тоже для всех образец. Но все это великолепное здание и ты с ним стоите на зыбкой почве. Одна минута, одно слово - и ты со всем своим великолепием полетишь кувырком, если не спасешься вовремя.
      Берник. Лона, с какой целью ты сюда приехала?
      Лона. Я хочу помочь тебе укрепить под собой почву, Карстен.
      Берник. Месть! Ты хочешь отомстить! Я это предчувствовал! Но тебе это не удастся! Только один человек мог бы произнести решающее слово, но он будет молчать.
      Лона. Йухан?
      Берник. Да, Йухан. Если кто другой станет меня обвинять, я от всего отопрусь. Я буду бороться не на жизнь, а на смерть с тем, кто захочет погубить меня. Повторяю, тебе это никогда не удастся. Тот, кто мог бы меня погубить, молчит и... скоро уедет!
      Руммель и Вигеланн входят справа.
      Руммель. Здравствуй, здравствуй, дружище! Пожалуй-ка к нам в коммерческое собрание. У нас сегодня, знаешь ли, дебаты по поводу железной дороги.
      Берник. Никак не могу сейчас.
      Вигеланн. Помилуйте, господин консул...
      Руммель. Ты должен, Берник. Против нас целая партия. Редактор Хаммер и другие, стоящие за приморскую линию, говорят теперь, что новый проект прикрывает частные интересы.
      Берник. Ну так объясните им...
      Вигеланн. Наши объяснения ни к чему, господин консул!
      Руммель. Нет, нет, тебе надо самому явиться. Тебя-то уж никто не посмеет заподозрить ни в чем таком.
      Лона. Полагаю.
      Берник. Говорю вам, не могу. Мне нездоровится... Во всяком случае, дайте мне хоть оправиться...
      Адъюнкт Рёрлун входит справа.
      Рёрлун. Извините, господин консул, я страшно взволнован...
      Берник. Что с вами ?
      Рёрлун. Я должен предложить вам один вопрос, господин консул. С вашего ли разрешения молодая девушка, нашедшая себе приют в вашем доме, показывается публично в обществе человека, который...
      Лона. Какого такого человека, господин пастор?
      Рёрлун. Человека, от которого ей следовало бы держаться дальше, чем от кого бы то ни было!
      Лона. Ого!
      Рёрлун. С вашего ли разрешения, господин консул?
      Берник (отыскивая шляпу и перчатки). Ничего я не знаю. Извините, я страшно спешу на заседание.
      Хильмар Тённесен входит из сада и направляется ко вторым дверям налево.
      Хильмар. Бетти! Бетти! Послушай!
      Бетти (показываясь в дверях). Что такое?
      Хильмар. Надо тебе сойти в сад и положить конец волокитству некоего господина за этой Диной Дорф. У меня прямо нервы не выдержали. Послушать только, что он говорит!
      Лона. Вот как! Что же говорит некий господин?
      Хильмар. Настаивает, чтобы Дина ехала с ним в Америку, не больше не меньше. Ух!
      Рёрлун. Возможно ли?
      Бетти (Хильмару). Что ты говоришь?
      Лона. Вот бы отлично было!
      Берник (обращаясь к Хильмару). Не может быть. Ты ослышался.
      Xильмар. Так ты спроси его самого. Вот она, парочка... идет. Только меня не впутывай.
      Берник (обращаясь к Руммелю и Вигеланну). Я буду вслед за вами, сейчас...
      Руммель и Вигеланн уходят направо, Йухан и Дина входят из сада.
      Йухан. Ура, Лона! Она едет с нами!
      Бетти. Йухан! Какое легкомыслие!
      Рёрлун. Может ли быть? Такой колоссальный скандал! Как сумели вы обольстить ее?..
      Йухан. Ну-ну, любезный! Что такое вы говорите?
      Рёрлун. Отвечайте мне, Дина. Это вы сами?.. Это ваше собственное свободное решение?
      Дина. Мне надо уехать отсюда.
      Рёрлун. Но с ним?.. С ним?..
      Дина. Укажите мне кого-нибудь другого, у кого хватило бы мужества взять меня с собой.
      Рёрлун. Ну так знайте же, кто он таков!
      Йухан. Замолчите!
      Берник. Ни слова больше!
      Рёрлун. Плохо тогда служил бы я тому обществу, на страже нравственных устоев которого я поставлен. И непростительно поступил бы по отношению к этой молодой девушке, в воспитании которой принимал немалое участие и которая мне...
      Йухан. Остерегитесь!
      Рёрлун. Она должна это узнать. Дина, этот человек - причина несчастия и позора вашей матери!
      Берник. Господин адъюнкт!
      Дина. Он?! (Обращаясь к Йухану.) Это правда?
      Йухан. Карстен! Отвечай ты!
      Берник. Ни слова больше! Теперь не время объясняться!
      Дина. Значит, правда?..
      Рёрлун. Правда, правда. И этого еще мало! Человек, которому вы так доверяетесь, бежал с родины не с пустыми руками... Касса вдовы Берник... Ее сын может это засвидетельствовать !
      Лона. Лжец!
      Берник. А!..
      Бетти. Боже мой, боже мой!
      Йухан (бросаясь на адъюнкта с поднятой рукой). И ты осмеливаешься?..
      Лона (заступая ему дорогу). Не тронь его, Йухан!
      Рёрлун. Да, ударьте меня. Но правда должна восторжествовать, а э т о правда. Сам консул Берник это говорил, и всему городу это известно... Теперь, Дина, вы знаете этого человека.
      Короткая пауза.
      Йухан (схватив Берника за руку, тихо). Карстен! Карстен! Что ты сделал?
      Бетти (в слезах, шепотом). О! Карстен! В какой позор я тебя вовлекла!
      Санстад (быстро входит справа и останавливается, держась за ручку двери). Поторопитесь же наконец, господин консул. Железная дорога висит на волоске.
      Берник (растерянно). Что же это такое?.. Что мне делать?..
      Лона (серьезно и значительно). Идти и быть опорой общества, зять.
      Санстад. Да, да, поторопитесь, нам нужен весь ваш нравственный авторитет.
      Йухан (говорит Бернику вполголоса). Берник, завтра мы с тобой поговорим. (Уходит через сад.)
      Берник как-то машинально уходит направо за Санстадом.
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Там же.
      Берник входит слева, сильно взволнованный, с хлыстом в руке, и оставляет дверь полуотворенной.
      Берник. Вот! Так-то вернее! Надеюсь, он не забудет этой трепки! (Обращается к кому-то в соседней комнате.) Что ты говоришь?... А я тебе говорю, что ты неразумная мать! Ты его балуешь, потакаешь всем его проделкам! Негодяй этакий!.. Не негодяй? А как же ты все это называешь? У меня и так хлопот полон рот, а он удирает ночью из дому, пускается в море на рыбачьей лодчонке, пропадает чуть ли не целый день, пугает меня до смерти. И этот мальчишка еще смеет угрожать, что совсем сбежит из дому. Пусть только попробует!.. Ты? Я думаю, тебе и горя мало, хоть бы он совсем пропал!.. Так?.. Так?.. Но у меня есть дело, которое мне надо завещать кому-нибудь после себя, и мне не расчет умереть бездетным... Без разговоров, Бетти! Как я сказал, так и будет. Он посидит под домашним арестом... (Прислушиваясь.) Тсс! Чтобы никто не знал!
      Управляющий Крап входит справа.
      Крап. Можете вы уделить мне одну минуту, господин консул?
      Берник (бросая хлыст). Могу, могу. Вы с верфи?
      Крап. Прямо оттуда. Гм...
      Берник. Ну? Надеюсь, "Пальма" в порядке?
      Крап. "Пальма" может отплыть завтра, но...
      Берник. Так вы насчет "Индианки"? Я так и думал, что этот упрямец...
      Крап. "Индианка" тоже может отплыть завтра, но боюсь, она недалеко уйдет.
      Берник. Что это значит?
      Крап. Извините, господин консул, дверь не закрыта, и, кажется, там есть кто-то...
      Берник (затворив дверь). Ну, что еще за секреты?
      Крап. А то, что мастер Эунэ, видно, намерен пустить "Индианку" ко дну со всем грузом и экипажем.
      Берник. Помилуй бог! С чего это вы взяли?
      Крап. Иначе и объяснить себе нельзя, господин консул.
      Берник. Так расскажите же мне все коротко и ясно.
      Крап. Извольте. Вы сами знаете, как медленно идет у нас работа на верфи с тех пор, как мы завели новые машины и набрали новых, неопытных рабочих.
      Берник. Да, да.
      Крап. Но вот я захожу туда утром, смотрю, ремонт американского судна удивительно подвинулся вперед. Большая щель на днище... совсем прогнившее место, вы знаете?..
      Берник. Ну, так что же?
      Крап. Совершенно заделана, то есть... с виду, - новая обшивка. Говорят, Эунэ сам всю ночь работал с фонарем.
      Берник. Ну, ну, дальше?
      Крап. Я таки призадумался. Рабочие в ту пору как раз отдыхали, завтракали, и я пробрался незаметно на судно, чтобы посмотреть все хорошенько и снаружи и внутри. Трудненько было проникнуть в самый трюм, судно ведь загружено; зато удалось убедиться. Дело нечисто, господин консул.
      Берник. Поверить не могу, господин Крап. Допустить не могу, чтобы Эунэ...
      Крап. К сожалению, сущая правда. Дело нечисто, говорю я. Насколько я мог рассмотреть, ни одного бревна нового не вставлено. Щель только законопачена, забита, обшита досками и брезентом и осмолена... Одна видимость. "Индианке" не доплыть до Нью-Йорка. Она пойдет ко дну, как треснувший горшок.
      Берник. Но ведь это ужасно! Какая же у него может быть цель?