Лайам Ренфорд (№5) - Волшебство для короля

– Да пропади ты пропадом! – пробормотал он, обращаясь к ребру шпангоута, впившемуся ему в позвоночник. – Я все равно не пошевелюсь!

Ох, как это славно – лежать без движения! Его стал обволакивать сон. Арка моста и борта лодки защищали от холодного ветра, мягкое покачивание убаюкивало.

«Ты тоже поспал бы, приятель».

«Я лучше покараулю».

Строптивец. Надо бы задать ему взбучку, но Лайам слишком устал и только пожал плечами. В конце концов, дома уродец только и делал, что дрых, свернувшись клубочком в своей корзинке. «Вот и выспался впрок», – подумал лениво Лайам и погрузился в дрему.

И снова его тревожили грезы, слишком поверхностные и обрывочные, чтобы он мог принимать их за сны. Лайам хорошо сознавал, что лежит в лодке под каменным сводом моста Полукрон, и сердился на надоедливые видения за то, что они не дают ему как следует отдохнуть.

Видения наплывали и уплывали – случайные, совершенно бессмысленные. Лодочник приглашает четверых шалопаев сойти прямо в реку, жалуясь, что его лодку кто-то украл. Уорден сидит в трактире и пьет вино, напротив нее сидит женщина с длинными каштановыми волосами. Лица женщины Лайам не видит, но ему неприятен этот альянс. Фануил выкопал ямку и прячет в нее флакончик. Сам Лайам уронил реликвию в реку вместе с краюхой хлеба, о хлебе он сожалеет, а о реликвии – нет…

«Проснись!»

Лайам, преклонивший колени перед колесом в храме Фортуны, обернулся к дракончику.

– Цыц! Я не сплю! – Уродец сильно боднул его. «Спишь. Просыпайся!»

Лайам потер бок и открыл глаза. Мрак над Монаршей начинала прохватывать предутренняя синева. Фануил сидел на носу утлой посудины и хозяина явно не трогал.

«Ты проснулся?»

«Увы!»

Лайам медленно сел. Все суставы его ныли, мышцы протестовали против любого движения.

«А вот жив ли я – это вопрос»

Острая боль в шее с готовностью подсказала – жив! Лайам застонал, потом закашлялся. В груди его что-то забулькало. Так и есть, простудился!

– Только этого мне не хватало! – Он покрутил головой. – Надо срочно добыть где-нибудь плащ или теплую куртку.

«Да, мастер. Скоро откроются лавки. Уже пробило шесть».

– Замечательно.

Лайам перегнулся через борт лодки и зачерпнул горсть ледяной воды. Пальцы онемели мгновенно, но он все же сделал пару глотков, чтобы унять кашель, и сполоснул лицо.

Умывание подбодрило. Синяки и ушибы тут же принялись заявлять о себе. Лайам осторожно потянулся, разминая то, что можно было размять. Чего-либо посерьезней тупой боли, возникающей в ребрах при резком вдохе, он в себе не нашел.

«Я лишь слегка помят, – сообщил он дракончику. – И хочу есть. Давай-ка сначала позавтракаем, а потом примемся спасать короля. Идет?»

Фануил шутки не понял.

«Принц казны вернется в Торквей только вечером. Так что у нас в запасе весь день».

«Ты, как всегда, прав, – улыбнулся Лайам. – Может, сходим в театр? – Он отвязал лодку и неторопливо погреб вверх по течению. – Я знаю местечко, где уже много лет играют одну бесконечную пьесу. Если спрятать тебя под курткой, двух кресел брать не придется».

Настроение беглеца нельзя было назвать праздничным, однако все тяготы прошлого дня словно бы перестали его волновать. «Это пройдет, – мрачно пообещал он себе. – К рассвету ты запоешь по-другому».

И все же гребля согрела его, а подъем духа следовало использовать, чтобы спланировать будущий день. Необходимо в первую голову разыскать особняк Катилины, потом купить себе что-нибудь теплое и поесть. Принц казны наверняка живет в Королевском распадке, невдалеке от дворца. Разведав подходы к нужному дому, можно отправить вельможе записку. Затем останется лишь сидеть сложа руки и ждать.

Где? Да и вправду – в театре. То заведение, о котором он сказал Фануилу, открывается в полдень. Там – в полумраке огромного зала, среди многочисленной публики – легко затеряться. Если взять кресло с номером, можно будет даже и указать, куда доставить ответ Катилины. В студенческие годы такая роскошь была Лайаму не по карману, но теперь у него в кошельке достаточно денег, не считая кредитных бумаг.

Приближался Королевский распадок. Набережная напротив него была усеяна светлячками фонариков; у столпов, отмечавших въезд на улицу Шествий, полыхали огни. Что-то тут всего этого многовато! Лайам нахмурился, бросил весла и, взглянув на небо, решил, что до восхода еще около часа.

«Фануил, посмотри, что там происходит!»

Дракончик вспорхнул со скамейки, кругами поднялся ввысь и исчез из виду. Лайам развернул лодку, чуть подтабанил веслами и предоставил посудине дрейфовать к востоку – туда, где фонариков не наблюдалось. Ему пришлось подтабанить еще пару раз, ибо лодку сносило течением. Он ждал. «Слишком уж их много. Если она перекрыла все входы в распадок…» Лайам скривился, махнул рукой. В конце концов, он наймет не простого посыльного, а гонца. Гонцы неприкосновенны и миротворцам не по зубам.

Фануил подтвердил его опасения.

«Оцеплены все улицы, мастер. Везде стоят миротворцы и еще какие-то люди. Вооруженные и в алых плащах».

Королевская гвардия? А почему бы и нет? Северн сейчас – главное лицо в королевстве. Он может делать все, что захочет. Значит, об этой дорожке придется забыть.

«Возвращайся».

«Да, мастер».

Разочарованный, Лайам вновь взялся за весла и угрюмо погреб к середине реки.

Монаршая оживала. На ней появились другие лодки. Большинство их было оснащено фонарями, но некоторые выныривали из тьмы, словно призраки. Лайам велел вернувшемуся дракончику спрятаться под скамью.

Ниже моста Полукрон река делала поворот, занося северный берег илом, и дальше опять текла по прямой, стремясь к водопаду. Шум низвергающейся с гигантского уступа воды походил на раскаты грома, течение заметно ускорилось, так что лодку несло и без усилий гребца. Лайам, однако, не бросал весел, торопясь добраться до места еще до того, как встанет солнце. Небо быстро светлело. Оно почти сплошь стало серым, отдаленная синева его переходила в голубизну.

Миновав Ремесленный распадок, беглец повернул к берегу, подыскивая, куда бы пристать. Пляшущих огоньков, означающих расположение патрулей, там вроде бы не было. Либо Уорден стянула всех караульных на охрану подходов к дворцу, либо же те в преддверии утра попросту погасили фонарики. Он помолился за первое и наугад выбрал место – узкий каменный спуск к воде, замшелый и явно заброшенный.

«Конечная станция, лорд! Вылезайте из-под скамьи и, покуда не рассвело, попробуйте где-нибудь спрятаться».

«Да, мастер. – Фануил свечой ввинтился в хмурое небо. – Я буду держаться поблизости».

Лайам выпрыгнул из ворованного суденышка.

«Хорошо».

Набережная была пуста, и беглец рискнул пойти прямо по ней. В его положении следовало бы отдать предпочтение переулкам, но он плохо знал этот район и не хотел заблудиться. «Вот если появятся миротворцы…» Однако пока что те и не думали появляться. Лайам быстрым шагом двигался на восток.

Из всех распадков Торквея Лестничный был наименее упорядоченным и сословно ориентированным. Являясь вратами северной (Хлебный тракт вел на южную) части столицы и таким образом призванный в первую очередь отвечать нуждам приезжих, он сосредоточил на своей территории большинство городских гостиниц, трактиров, винных лавок и постоялых дворов. Тут также располагались театры Роу, дом гонцов и множество мелких пекарен. Последнее было сделано из удобства, ибо их дым относило в море.

Аромат свежей выпечки ударил в ноздри одинокого путника, и в животе его сразу же забурчало. Скрипнули ставни, вдали вспыхнул квадрат желтого света, и беглец заторопился к нему. Однако вывеска над открывшимся заведением изображала сидящего человека с огромными ножницами и иглой.

«Пошивочная мастерская, – сообразил Лайам и удрученно вздохнул. Он мог бы понять это раньше. Арендовать местечко на набережной никакому пекарю, конечно же, не по карману. – Впрочем, плащ тебе тоже нужен!» Окна магазинчика призывно светились. Почему бы и не зайти?

Завидев первого посетителя – растрепанного, без плаща, с обнаженным мечом – портной вытаращил глаза. В столь респектабельном заведении нечего делать всяким бродягам – говорил его полуиспуганный взгляд. Ах, господин играл в карты? И проиграл плащ и ножны? Что ж, такое случается, хотя кое-что в этой истории все-таки странно… (Лайам позвенел кошельком.) А впрочем, столица не всегда приветливо встречает приезжих, позвольте, сударь, вам что-нибудь подобрать!

Плащ с капюшоном из сизо-серой шерсти пришелся сударю впору, за что в руки портного перешло несколько золотых. Господин очень щедр, а к ближайшей пекарне можно пройти так-то и так-то! Портной, подобострастно кланяясь, распахнул перед покупателем дверь.

Небо совсем посветлело. Лайам нырнул в лабиринт улиц. Он руководствовался скорее не пояснениями портного, а запахом дыма и дразнящими ароматами выпекаемых где-то совсем рядом хлебов. Обоняние привело его вскоре к целому кварталу пекарен, где уже толпились разносчики с маленькими тележками и мальчишки-подручные. Вывесок над лавками не было, поэтому он просто выбрал первую дверь, возле которой никто не топтался. В пекарне было чудесно – сухо, тепло, там пахло тестом и сдобой. Лайам сглотнул слюну.

– Хлебушек есть? – громко спросил он через пустой прилавок, обращаясь к огромным печам.

От них отделилась сухопарая женщина – с руками по локоть в муке и кирпично-красным лицом.

– Сейчас будет, сударь! – пообещала она, потом открыла одну из заслонок и сунула голову в полыхающий зев, откуда пахнуло таким жаром, что Лайам зажмурился и прикрылся ладонью.

– Через пару минут! Подождете?

Ждать не хотелось, но запах хлеба был восхитителен, и Лайам кивнул. Женщина улыбнулась и принялась вытаскивать из-под прилавка корзины, расставляя их возле печей.

– Слыхали небось про главного камергера? Ужас какой, а?

– Что? – изумился Лайам. Женщина подошла к прилавку.

– Что, не слыхали? Убили его. Убили сегодня ночью!

– Убили?!

Лайам стоял столбом, плохо соображая, что бы сказать. В голове вертелось одно: «Откуда она знает?»

– Да, – торжествующе подтвердила хозяйка пекарни. – Хладнокровно прирезали, прямо в его же особняке!

– А к-кто? – Лайам запнулся. Вопрос был слишком нелеп. Но женщина не обратила на это внимания.

– Молчат. Молчат, как снулые рыбы. Но, если хотите знать, стоит за всем этим, конечно же, Корвиал! Он лорда Берта всегда ненавидел, о том всем известно. Ах да, я ведь не сказала: убит-то лорд Берт. А лорд Аурик, говорят, теперь просто места себе не находит!

Лайам, вцепившись в прилавок, подался вперед.

– Кто вам все это сказал?

– Как кто? Миротворцы! Они только-только здесь были – заходили перекусить.

Повинуясь тайному, неслышному для посторонних сигналу, женщина бросилась к печке, схватила деревянную лопату на длинной ручке, вытащила из раскаленного грота круглую булку и бросила ее на прилавок.

– Погодите минутку, сударь. Сейчас она очень горячая.

Лайам тупо уставился на каравай.

– А они… они не сказали, что делается для поимки убийцы?

Хозяйка пекарни тряхнула жиденькими кудряшками и закатила глаза.

– Ох, да чего только не делается! Пацифик… у вас в Мидланде небось начальник стражи зовется как-нибудь по-другому… так вот, сударь, – наш пацифик… женщина, между прочим… глаз, говорят, не сомкнула, пока не напала на след. Уж и не знаю, где удалось ей найти чародеев, только портреты вот-вот будут развешены.

«Портреты? Что за портреты?» Впрочем, более, чем упоминание о каких-то портретах, беглеца огорошило брошенное вскользь замечание. Лайам склонил голову набок и, делая вид, что ситуация его забавляет, спросил:

– А почему вы решили, что я из Мидланда? – Кирпично-красное лицо женщины покраснело еще больше.

– Прошу прощения, сударь… Выговор ваш вроде мидландский, да и держитесь вы не по-нашему… Думаю, булка остыла, ее можно взять.

Корочка каравая была все еще горяча. Лайам обжегся, но виду не показал и, перекидывая хлеб с руки на руку, деланно улыбнулся.

– Я и вправду нездешний, только родом не из Мидланда, а из Харкоута.

– Как скажете, сударь…

Смущенная своим промахом, женщина заторопилась.

– С вас два барона!

Лайам выудил из кошелька две медные монетки.

– А где повесят портреты, о которых вы только что говорили?

– Известно где. На Пятачке, у Высоких ворот, на улице Шествий, на бульваре Памфлетов, возле театров, в долине Храмов… – Список был удручающе длинным. – Короче, везде, где толпится народ. Должно быть, в Беллоу-сити тоже повесят несколько штук, да только тамошнему жулью на такие вещи, извините, плевать…

– Понимаю, – кивнул Лайам, хотя на деле он мало что понимал. «Откуда им взять мой портрет? Допустим, у них есть художник, способный по описанию сделать приличный рисунок. Но снять в одночасье с рисунка такое количество копий ни одному художнику не под силу!» Зато это под силу любому завалящему чародею, хотя все маги сейчас вроде бы в Кэрнавоне… Поблагодарив разговорчивую хозяйку пекарни, мнимый уроженец Харкоута бросил на прилавок монеты и поспешил уйти.

Из всех перечисленных мест ближайшим к пекарне был Пятачок. Так называлась белокаменная площадка, к которой причаливала Парящая Лестница. Там, в ожидании первого рейса подъемника, уже прогуливалось несколько человек, и люди все подходили.

Лайам опустил голову, делая вид, что полностью занят едой, однако он поглощал свежую выпечку почти механически, без всякого аппетита. «Что еще она выдумала? Какую расставила сеть?»

В левом верхнем углу Пятачка возвышалось нечто вроде маленькой виселицы, на ее перекладине белели листки с надписями и рисунками – в основном, довольно потрепанные, но Лайам двинулся к тем, что поновей. Вскинув глаза, он дернулся, как от удара, и невольно издал протяжный мучительный стон.

Надпись на первой же из пяти новехоньких афишек гласила:

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»

С белого поля бумаги на него смотрело его собственное лицо.

10

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК! УБИЙЦА!»

И его собственное лицо.

Портрет был сделан углем и наспех, но тем не менее очень искусно. Лайам словно смотрелся в зеркало. Длинный нос с легкой горбинкой, угловатые скулы, светлые – в черно-белой трактовке – глаза. Ниже располагалось нечто вроде биографической справки о разыскиваемом. Сведения, очевидно, были почерпнуты из герцогского рекомендательного письма.

«Как они это проделали?»

«Ты знаешь – как! – язвительно усмехнулся внутренний голосок. – Тут сработали парни с бульвара Памфлетов!»

Творить дубликаты – дело вроде бы сложное, но на поверку не очень-то хитрое. В школах магов это чуть ли не первый фокус, которому обучают начинающих чародеев, что дает им возможность подзаработать деньжат. Услуги писцов стоят дорого и занимают немало времени, а молодые маги задешево и практически в одночасье могли скопировали любой документ, рисунок и даже книгу. Лайам в годы студенчества и сам не раз обращался к этим ребятам, дивясь тому, что чернила на полученных таким образом копиях никогда не смазываются и не выцветают.

«И она сообразила, как использовать это!» Ай да Уорден! Развешивать по всему городу портреты разыскиваемых преступников – великолепная, просто гениальная мысль! Лайам перевел взгляд на соседние прокламации, пестрящие броскими надписями: «РАСТЛИТЕЛЬ!» «НАСИЛЬНИК!» «ГРАБИТЕЛЬ!» «ВОР!»

«Блестяще! Ты можешь считать себя уже трупом!»

Еще до полудня весь Торквей будет знать, как выглядит убийца сановного лорда. «В афишке не сказано, что ты содеял, но люди догадливы! Все, ты – мертвец!» Он, словно ужаленный, отшатнулся от обличающих прокламаций. Потом испуганно замер и принялся исподлобья оглядывать Пятачок.

С двух сторон беломраморную площадку обступали строения; с западной – гостиницы и трактиры, с северной – торговые заведения, между которыми вклинился дом гонцов, походивший на маленький храм. На юге, за каменной балюстрадой, поблескивала река, всей шириной своего нескончаемого потока обрушивавшаяся в залив. Рев водопада вдруг словно усилился и ударил Лайаму в уши. На востоке же ничего, кроме неба, не наблюдалось. Белые плиты попросту обрывались над бездной, словно площадку рассекли гигантским ножом и отсеченную часть Пятачка бросили в море.

Там, в опасной близости к трехсотфутовой пропасти, стояли четверо миротворцев. Они разговаривали между собой, не обращая внимания на окружающих. Лайам поежился, хотя и был уверен, что на таком расстоянии им его не разглядеть.

«Но тем, кто рядом, это вполне под силу!»

Народу вокруг было пока что не густо. Вдоль балюстрады в дружелюбном молчании прохаживалась парочка старичков. Торговка с тележкой выкладывала на лоток пирожки, к высокой конторской стойке шел клерк, держа под мышкой огромную книгу. Однако люди все прибывали, и в каждом вновь появлявшемся человеке таилась угроза. Каждый мог подойти и полюбопытствовать, что новенького вывесили на перекладине для объявлений. Лайам нахмурился. Да, так и есть! К нему уже двигались два скучающих старичка.

Солнце наконец-таки встало, заливая небо розовым светом. Лайам опустил голову, отвернулся от прокламаций и размашисто зашагал к торговым рядам. «Ты уже мертв!» Он забился под арку перед запертой лавкой, привалился к холодному камню колонны и прижал руку ко лбу. «Ты покойник!»

Нельзя же стоять вот так целый день, пряча лицо и делая вид, что у тебя болит голова, но выхода не находилось. В театр не пойдешь, в храмах не спрячешься, и даже бродить по улицам ему тоже заказано. Встреч с миротворцами еще можно бы избежать, соблюдая известную осторожность, но от каждого встречного не укроешься! «От каждого, – думал Лайам, задыхаясь и потирая виски. – От любого! Нет, я и вправду – покойник!»

Паника в нем разрасталась, сердце бурно заколотилось, железный, неумолимо сужающийся обруч сдавил грудь. Его словно вновь ударило молнией каменной леди. Лайам знал, что дальше будет еще хуже.

«Фануил! Она развесила мои портреты по всему городу! Что же мне делать, что?!»

Вопрос ушел в небеса и остался без отклика.

«Я погибаю, я мертв…»

«Ты еще жив, мастер. Где ты находишься?»

Лайам невольно издал стон, однако необходимость сосредоточиться заставила его взять себя в руки.

«В торговых рядах. Невдалеке от дома гонцов. Фануил, они все теперь знают, как я выгляжу!»

«Накинь капюшон».

«Капюшон?»

В небе висели лишь редкие облака. Человек в капюшоне будет бросаться в глаза, вызовет подозрение.

«Забудь об этом… Мне нужно как-то отсюда выбраться – и чем быстрее, тем лучше. Мне нужно укрыться… там, где меня не станут искать… где люди меня не увидят!»

«Где, мастер?»

– Не знаю! – прошептал Лайам. – Я теперь вообще ничего не знаю.

По Пятачку прошел ропот, потом все затихли.

– Поднимается! – выкрикнул кто-то. Лайам раздвинул пальцы и оглядел площадку.

Прибытия Лестницы теперь ожидало около двухсот человек, впрочем, для первого рейса это было немного. Площадка не заполнилась и наполовину, будущие пассажиры стояли свободно, при желании каждый из них мог без помех размять себе ноги. Однако никто не двигался: все смотрели на клерка. Невысокий человечек в воротнике-жернове, обосновавшийся за стойкой, передал свою книгу помощнику и раскрыл сумку с жетонами.

– В очередь! – пронзительно крикнул он, и примерно половина толпы послушно подтянулась к нему. Остальные остались стоять как стояли, включая группу паломников, одинаково подпоясанных подобиями голубых кушаков. В руках у них теплились свечи, паломники горбились, защищая от ветра их крохотные огоньки.

Клерк поднял голову и дернул носом. Стоящий во главе длинной очереди человек подошел к стойке и назвал свое имя. Помощник клерка зашелестел листами объемистой книги. Клерк сверил имя счастливчика с записями, потом достал из сумки жетон и вложил его в протянутую руку.

У Лайама от зависти пересохло во рту. «Лестница… Беллоу-сити…» Что говорила о нижнем Торквее хозяйка пекарни? «Тамошнему жулью на портреты плевать!..» Сказанное походило на правду. Обитатели порта – моряки, грузчики, докеры, – подобно лодочникам с Монаршей, ставили свою независимость весьма высоко. Им принадлежал целый город пустых складов, трущоб и заброшенных зданий. Там лечь на дно куда проще, чем в верхнем Торквее. «Мне надо вниз!» Приняв решение, Лайам вздохнул свободнее, сердце замедлило сумасшедшую скачку, «Мне надо вниз!»

Подступы к Лестнице охраняют четверо миротворцев. Еще вчера он решил бы, что их слишком много; сейчас же этот отряд казался ему лишь досадной помехой.

«Фануил, их надо убрать!»

«Кого, мастер?»

Нет, так не годится. Он слишком торопится и забегает вперед.

«Не убрать, а отвлечь. Надо что-то затеять».

«Кого отвлечь? Миротворцев?»

Лайам оглядел Пятачок.

«Может, поджечь что-нибудь?..»

Взгляд его упал на лоток с шарфами, накидками и дешевенькими плащами. Возле него отирался мальчишка, один из тех оборванцев, которые вечно толкаются в людных местах, рассчитывая на какую-нибудь поживу. Лайаму пришла в голову еще одна мысль. «Тебе нужен жетон!»

– Мальчик! – хрипло окликнул он и, прокашлявшись, повторил: – Эй, мальчик!

Ему казалось, что голос его разносится по всему Пятачку и что все головы тут же к нему повернутся. Однако никто, кроме маленького оборванца, не обратил на сдавленный оклик внимания. Оголец отлип от столба и уныло побрел к подзывавшему его господину.

– Постой за меня в очереди, – пробормотал Лайам, несказанно радуясь тому, что мальчишка демонстративно не отрывает глаз от носков своих растрескавшихся башмаков. – Получишь принц!

Это был щедрый посул, чересчур щедрый, но оборванец только пожал плечами.

– Имя надобно, – буркнул он, подтянув заплатанные штаны. – И деньги за спуск.

Лайам отсчитал золотые.

– Три короны, так?

Мальчишка равнодушно кивнул. Лайам отдал ему золото.

– Имя – Кессиас! И смотри не вздумай удрать! Я буду следить за тобой. Плату получишь, когда принесешь жетон.

Он показал оборванцу серебряную монету. Тот снова пожал плечами, повернулся и на прощание бросил:

– Коли не верите, так стояли бы сами! – Лайам проводил его взглядом и, когда паренек затерялся в толпе, вновь скрылся под аркой, лихорадочно размышляя, чем бы отвлечь миротворцев. Шарфы и плащи заполыхают в два счета, но лоток от края площадки довольно-таки удален. «Нужно бы выбрать что-то поближе…» Он выглянул из-под арки и увидел край перекладины с предательскими афишками. Их жадно разглядывали теснящиеся вокруг горожане. Лайам еще раз обдумал пришедшую ему в голову мысль и переслал ее Фануилу.

«Но, мастер… меня же увидят!»

«И пусть. Все увидят тебя, увидят пламя – им некогда будет смотреть на меня».

Дракончик выглядит устрашающе, начнется паника, давка. Лайам взмолился, чтобы так все и вышло. Переполох пойдет ему на руку, публике будет не до того, чтобы разглядывать лица соседей и сличать их с рисунками на афишках.

Фануил усомнился в успехе затеи. Лайам спросил, что еще, в таком случае, он может ему предложить. Дракончик ничего другого придумать не смог и вынужден был согласиться с планом хозяина.

Лайам снова вернулся в укрытие. Он стоял, опустив голову, и краем глаза следил за всеми, кто поднимался на галерею. Соседнюю лавку открывать не спешили, однако другие подобные заведения уже торговали. Убийцу и государственного преступника вот-вот могли опознать. Какой-нибудь увалень – Лайаму почему-то казалось, что это будет именно увалень, – какой-нибудь тупой городской простофиля с толстой шеей, который и как его самого-то зовут толком не помнит, вдруг остановится рядом, нахмурится и склонит голову набок. «А потом заорет во всю глотку. И что ты тогда станешь делать?»

Ответа на этот вопрос не нашлось, ибо Лайам отвлекся. По галерее прямо к нему шла смазливая девушка, помахивая пустой корзинкой. Проходя мимо высокого одинокого господина в плаще, она вызывающе глянула на него и облизнула губы. Господин отвел глаза и поднес руку ко рту, словно бы прикрывая зевок. Красотка негодующе хмыкнула и удалилась; Лайам заставил себя не смотреть ей вслед. Его внимание снова привлек лоток с шарфами.

«Шарф и шляпа». Капюшон слишком загадочен и притягателен для зевак. А шляпа – дело иное. Шляпу носят, чтобы укрыться от непогоды или просто из щегольства. В шляпах ходит большинство горожан, вон и теперь таких тут добрая половина. «И опять же, в холодный осенний день любой может повязать себе шею шарфом. Значит, тебе надо купить шарф и шляпу!»

Казалось бы, чего проще: подойти к лотку, выбрать шарф, уплатить, потом пройти по рядам и найти шляпную лавку. Такая непременно должна обнаружиться. Кошелек его, правда, уже отощал, и вскоре придется обменять на монеты одну из кредитных бумаг, но шарф со шляпой ему вполне по карману!

И тем не менее он не двигался с места. «Тебя увидят!» Продавцы шляп всегда смотрят на покупателей, проверяя, идет или нет тем покупка. «Ну, прямо под цвет ваших глаз, сударь! Лорд такой-то купил у нас недавно точно такую же, но на вас, с вашего позволения… на вас она смотрится вдвое лучше… сидит как влитая!» И пялят, и пялят свои гляделки! Лайам злился на свою нерешительность, но не мог заставить себя сделать хотя бы шажок.

– Эй, Кессиас! – Это вернулся мальчишка с жетоном. – Где мой принц?

Лайам протянул руку с монетой, нагревшейся в кулаке, и подставил вторую. Мальчишка в свою очередь протянул кулак и подставил пустую ладошку. Пальцы важного господина и маленького оборвыша разжались одновременно, каждый боялся обмана. Лайам стиснул жетон – деревянный кружок диаметром дюйма в два с прямоугольным вырезом в середине, мальчишка не менее жадно заграбастал монету и пустился бежать с торжествующим криком:

– Урод ты, Кессиас, деревенщина и дубина!

Лайам хотел обругать наглеца, но тут Пятачок забурлил. Над площадкой пронесся сильный порыв ветра, и публика разом умолкла. Первый яростный вихрь взметнул плащи, подхватил несколько шляп; афишки на перекладине заполоскались. Когда вихрь поулегся, сменившись ровно тянущим сквозняком, люди снова загомонили и стали протискиваться к пропускной стойке.

Приближалась Парящая Лестница.

В стародавние времена маги умели многое. Семнадцать семейств, явившихся в Таралон, поставили над ним своего короля, застроив всю страну крепостями и соединив их дорогами. Города завоевателей, выраставшие как грибы, поражали воображение покоренного населения, и самым удивительным в них были творения магов. Мост Слез и Паутинная Переправа в Харкоуте, знаменитая Тройная Арка Карад-Ллана, Большой Маяк Каэр-Урдоха, Галереи длиной в несколько миль, пробитые в горах Кэрнавона. Последним и самым величественным свершением чародеев была Парящая Лестница Торквея.

И не только величественным, но и насущно необходимым. На то, чтобы подняться в столицу по Хлебному тракту, даже королевским курьерам требовалось полдня – с риском загнать лошадей на крутой и неровной дороге. И чтобы двор и король не остались в фактической изоляции от страны, группа прославленных магов взялась за работу. Выбрав удобное место, чародеи уединились там на месяц-другой, и результатом их неусыпных трудов явилась Парящая Лестница.

Это была, собственно, и не лестница, а большая платформа из пестрого камня, каждую из сторон которой обрамляли перила в добрую сотню футов длиной. По ночам она покоилась на скальных уступах у подножия водопада. И шесть раз в день, подчиняясь таинственному регламенту, более строгому, чем режимы приливов, эта громадина медленно возносилась на трехсотфутовую высоту, чтобы достичь причальной площадки в Торквее. Снизу казалось, что платформу вздымает столп, сплетенный из грозовых кипящих смерчей.

Простаки утверждали, будто гигантский подъемник приводит в движение сам Повелитель бурь, а может, какой-нибудь водяной великан или морской дракон, обитающий в безднах примыкающего к порту залива. Кое-какие умники заявляли, что Лестницу поднимают струи низвергающейся в море Монаршей, отраженные от придонных камней.

Предположений строилось множество, но ни одно из них не было верным. Сам Лайам, приехавший из мидландской глубинки в столицу, придерживался туманной теории, что всем в Таралоне заправляет духовная сила монархии, она, мол, и королевство содержит в порядке, и повелевает луной и приливами, ну и подъемами лестницы – заодно. Первый наставник безжалостно высмеял все эти бредни! «Дело в силах стихий, – пояснил он, – сконцентрированных и укрощенных могучими чародеями. В данном случае использовались Вода и Воздух, хотя магам того времени покорялись также и Огонь, и Земля».

Море и небо напоены животворной энергией, волшебники сумели взять ее в оборот. «Когда они завершили свой труд, залив умер, он почернел от погибших растений и дохлой рыбы. Положение выправилось лишь через несколько лет». Наставник сделал неодобрительный жест и мрачно добавил: «Кстати, эта магическая игрушка движется все медленнее. И когда-нибудь совсем остановится».

Мэтр выдержал паузу, наслаждаясь растерянным видом студентов, прежде чем сообщить, что замедление мизерно. Замеры, проведенные с помощью водяных и песочных часов, позволили установить, что в десятилетие подъем платформы затягивается на время, достаточное, чтобы упасть лишней песчинке или капле воды. «Таким образом тысячелетие бесперебойной работы сооружения привело нас к тому, что Лестница стала запаздывать на минуту!» Студенты облегченно вздохнули. Мэтр усмехнулся. «Лишь на минуту. И все же сила стихий ускользает! В один прекрасный день – через много тысячелетий – платформа опустится на дно водоема, чтобы остаться там навсегда! Так что, пока есть время, катайтесь!»