Опороченная Лукреция

 
      Была ночь. Войско Чезаре стояло лагерем возле замка Виана.
      Сам он сидел у полога своей палатки и устало смотрел на звездное небо. Недавно у него появилось отчетливое понимание того, что все его мечты так и останутся мечтами, что в своей жизни он совершил слишком много опрометчивых поступков и ни разу не заглянул правде в глаза, чем в худшую сторону отличался от великого Александра Борджа.
      В своем небольшом лагере, во главе своего небольшого войска, ведущего эту небольшую войну, он чувствовал себя ничтожеством – никому не нужным и брошенным на произвол судьбы.
      Он, Чезаре Борджа, впервые увидел себя таким, каким и был на самом деле.
      Он предложил свои услуги шурину, королю Наварры, и вот ему дали поручение: взять приступом замок Виана и покарать изменника Луи де Бомона. Если бы он доказал, что все еще был тем самым Чезаре Борджа, который при жизни своего отца внушал ужас всей Италии и многим за ее пределами, то ему оказали бы поддержку, необходимую для отвоевания утерянных им владений.
      Но какую пользу это ему сулило? Тут следовало смотреть правде в глаза. Кем сейчас стали некогда всемогущие Борджа? Кому было дело до их гордого герба с изображением Пасущегося Быка? Александр, самый удачливый из людей, умер в зените славы и власти. Но не унес ли он с собой всю силу семьи Борджа?
      Супруга Чезаре, Шарлотта д'Альбре, не сделала ничего, чтобы помочь ему. Зачем? До сих пор он и не вспоминал о ней. Он сбежал от короля Испании, но король Франции тоже был его врагом. Чем могли обернуться его приятельские отношения с шурином? На этот счет он не питал никаких иллюзий. Стоило королю Франции потребовать его выдачи – и король Наварры не отказал бы своему монарху.
      Прежние друзья давно бросили его. На всем белом свете оставался только один человек, которому он мог доверять, – этот человек отдал бы ради него даже жизнь и этим человеком была его сестра Лукреция.
      Но что толку от Лукреции? Ее силы иссякли – так же как и его силы. Они были слишком крепко связаны друг с другом, все его беды всегда становились и ее несчастьями. Да, Лукреция отдала бы за него жизнь – но больше ей уже нечего было отдавать.
      – Лукреция, маленькая, – глядя на звезды, прошептал он. – Какие великие мечты были у нас в детстве – разве нет? И еще более великие – когда наш отец правил Ватиканом. Мечты, дорогая моя, всего лишь мечты. Я только сейчас это понял. Никогда мечты не становятся реальностью. Никогда.
      Внезапно в лагере поднялся переполох. Какой-то солдат заметил, что под покровом темноты враг открыл ворота и опустил мосты замка.
      – По коням! – крикнул Чезаре и первым вскочил в седло.
      Он увидел большую группу всадников, на всем скаку мчавшихся к замку. А по мосту им навстречу выезжали другие. Чезаре крикнул «За мной!» и бросился наперерез отряду, спешившему на подмогу осажденным.
      Врезавшись в неприятельский строй, он начал рубить налево и направо. Он кричал во все горло, и его крик был победным криком, но он знал, что слишком далеко оторвался от своих, что оказался один, окруженный врагами.
      Он хохотал. Его удары были молниеносны и беспощадны, и он понимал, что только так может отомстить за все свои неудачи.
      На него наседали со всех сторон. Сраженный чьей-то пикой, он упал на землю и какое-то время еще продолжал смеяться своим демоническим смехом. К нему, истекающему кровью, подошел Луи де Бомон – тот хотел посмотреть на человека, так нетерпеливо желавшего встретить свою смерть.
      Затем над ним склонились солдаты и начали снимать с него дорогие доспехи и украшения.
      Закончив эту работу, они оставили его обнаженное тело на съедение хищным птицам. Так не стало тридцатилетнего герцога Романьи и Валентинуа, страшного и кровожадного Валентино.
 
      Лукреция отдыхала в своих апартаментах и мечтала о будущих свиданиях с Франческо, как вдруг за окном послышался стук лошадиных копыт. Во двор замка проскакал запыленный всадник.
      Лукреция не обратила на него внимания, а новость ей сообщил монах Рафаэль, часто бывавший при дворе.
      Он подошел к ней и положил руки на ее плечи. Затем благословил.
      – Вашего торжественного вида можно испугаться, – улыбнулась Лукреция.
      – Прошу вас, приготовьтесь к трагическому известию, – сказал он.
      Лукреция напряглась.
      – Валентино пал в бою.
      Она не произнесла ни звука, а только недоверчиво уставилась на него. Она отказывалась верить услышанному.
      – Это правда, дочь моя, – сказал монах. Она вздрогнула.
      – Это ложь… ложь! – воскликнула она.
      – Нет. Это правда. Он доблестно погиб на поле боя.
      – Чезаре не мог погибнуть. Все, кто угодно, но только не он. В бою ему нет равных!
      – Желаете ли вы, чтобы я помолился вместе с вами? Мы будем просить Господа послать вам мужество, которое поможет вам вынести это горе.
      – Молитвы? Я не желаю никаких молитв! Это какая-то ошибка! Мой брат не мог погибнуть. Если хотите, можете поехать в Наварру, и там вам скажут правду. Чезаре жив. Я это знаю.
      Монах печально посмотрел на нее и покачал головой.
      Он подвел ее к постели и подал знак служанкам. Она оставалась безучастной до тех пор, пока они не прикоснулись к ней. Затем оттолкнула их.
      Бросив умоляющий взгляд на монаха, она закрыла лицо руками. Они услышали ее невнятный шепот:
      – Чезаре… брат мой! Брат мой… Чезаре! Это невозможно… Все, кто угодно, но только не Чезаре…
      Она махнула им рукой, прося оставить ее в одиночестве. Выходя из комнаты, они слышали ее бормотание:
      – Мой отец… Джованни… мой первый Альфонсо… все, все, кто угодно… но только не Чезаре…
      Через час служанки вновь пришли к ней и застали ее сидящей в том же положении и по-прежнему причитающей. Они попробовали уложить ее на подушки, но Лукреция не слушала их. Она отказалась от пищи и только поздно ночью позволила уложить себя в постель.
      Строцци пытался ободрить ее.
      Он говорил, что ей не следует поддаваться горю; что она молода и красива; что он понимает ее состояние, но знает, что много людей любят ее и глубоко сочувствуют ее несчастью – уже ради них ей нельзя так убиваться и губить свою красоту.
      Он тайком носил ей письма от Франческо, которые тот пересылал через брата Строцци – Юлия, жившего в Мантуе. Франческо писал о своей любви; о том отчаянии, которое его охватило после известия о смерти Чезаре; о том, что гордится ее братом, показавшим пример воинской доблести, о котором еще долго будут вспоминать и итальянцы, и французы; снова об их любви и о том, как он дорожит своей единственной и ненаглядной Лукрецией. Вскоре она стала отвечать на его письма.
      Затем Лукреция узнала, что беременна.
      Альфонсо к этому известию отнесся без особого интереса. Слишком уж много раз он разочаровывался в ней. Единственная перемена в его поведении выразилась в том, что теперь он перестал приходить в спальню супруги – все ночи он проводил с любовницами.
      Она же решила во что бы то ни стало родить крепкого и здорового ребенка. Лукреция больше не танцевала и не ездила верхом; внимательно следила за своим рационом и часто выходила подышать свежим воздухом. По ее эскизам уже сделали чудесную колыбельку для будущего младенца – Эркюль Строцци помогал рисовать орнамент для нее.
      В середине апреля у нее начались схватки. Во всем замке царила суматоха. Альфонсо тоже был возбужден, но отреагировал тем, что немедленно уехал за город. Он не мог вынести новой неудачи и не верил, что Лукреция подарит ему наследника, в котором он так нуждался.
      Ребенок – мальчик – родился через несколько часов после его отъезда. Едва появившись на свет, он закричал и выглядел при этом таким крепким и славным, что ни у кого не возникло сомнений – этого малыша не постигнет участь его предшественников.
      Услышав об успешных родах, Альфонсо галопом примчался в замок и сразу поднялся в апартаменты супруги. Взяв на руки ребенка, он засмеялся от удовольствия.
      – Мы назовем его Эркюлем, в честь моего отца, – сказал он. – Смотрите, какой он здоровый и сильный. Вот он, истинный наследник Феррары!
      Об этом младенце ходили кое-какие слухи. Многие люди помнили о последнем визите маркиза Мантуанского в Феррару, и слуги Эркюля Строцци иной раз поговаривали о том, что в доме их хозяина Франческо Гонзага встречался с супругой герцога Феррарского.
      Внешность маленького Эркюля порой вызывала недоумение горожан.
      Разве такой нос у всех Эсте? – говорили они. Не слишком ли он широк? И не приплюснут ли он, как у одного из соседних маркизов?
      Эти разговоры были одинаково известны и Альфонсо, и Изабелле. А вскоре маркизе Мантуанской стало известно и о любовной переписке ее мужа с Лукрецией. Узнав о ней, Изабелла в первый раз в жизни заплакала, а потом написала Ипполиту, которого Альфонсо на какое-то время назначил регентом своего герцогства. Самого герцога в Ферраре тогда не было – он воевал с одним пограничным королевством, показывая себя умелым военачальником и с успехом применяя свои пушки.
      Через несколько дней на одной из феррарских улиц нашли труп Эркюля Строцци.
 
      В Ферраре Строцци был единственным другом Лукреции. Узнав о его смерти, она впала в отчаяние. Лукреция переживала не только из-за этого горя, но и из-за страха за себя. Она заподозрила, что ее любовная связь с Франческо перестала быть тайной.
      Однажды она не выдержала одиночества и написала своему любовнику, что будет ждать его в городе Реджо, куда давно собиралась поехать со своей свитой. В Феррару вот-вот должен был приехать Альфонсо, и она боялась встречи с ним.
      Прибыв в Реджо, она стала ждать Франческо, но тот и сам не появлялся и не присылал о себе никаких известий. Так прошло два дня. Наконец во дворе послышался стук копыт. Чтобы не привлекать внимания к приезду гостя, она не пошла встречать его.
      Дверь распахнулась. На пороге стоял Альфонсо.
      – Мне сказали, что ты кого-то ждешь, – хмуро произнес он.
      – Нет… я приехала сюда со свитой. Но раз ты здесь, то мы можем вместе вернуться домой.
      – Я никуда не спешу.
      Она испугалась. Все еще была вероятность, что в Реджо появится Франческо.
      – Я уже велела паковать вещи в дорогу. (Они были еще не разобраны.)
      – Тогда мы распакуем их.
      – Альфонсо, что с тобой? Внезапно он расхохотался.
      – Что со мной? А вот что!
      Он схватил ее за плечи и толкнул к постели.
      – Ты моя супруга и герцогиня Феррарская. У нас есть наследник, но его одного нам мало. У нас должно быть много детей. Эркюлю нужны братья.
      – Чтобы… он мог… заживо гноить их в башне своего замка?
      Альфонсо ударил ее по лицу.
      – Это тебе за твою дерзость, – сказал он.
      За первым ударом последовал второй – более сильный.
      – А это – чтобы не наставляла мне рога и не приносила плосконосых ублюдков в нашу семью.
      Она упала на постель. Альфонсо отвернулся. Его ярость погасла так же быстро, как и вспыхнула.
      – Немедленно собирайся, – сказал он. – Мы едем в Феррару.
      – Альфонсо! – опомнившись, закричала она. – Не смей обращаться со мной, как с какой-нибудь уличной девкой!
      – Да, ты – не уличная девка, – сказал он. – Тебе не хватает свободы, которая есть у любой из них. Ты – герцогиня Феррарская и в будущем почаще вспоминай об этом.
      – Ты забываешь, что я Лукреция Борджа! Когда я выходила за тебя замуж…
      – Я ничего не забываю. Твое имя когда-то имело вес в Италии. Честь тебе и хвала за это. Своей славой ты обязана своему отцу. Но сейчас он мертв – как и твой брат, – и сила семьи Борджа навсегда утеряна. Поэтому смири гордыню и будь умной женщиной. Привыкай к скромности. Рожай мне детей, и я постараюсь сделать так, чтобы ты ни на что не жаловалась.
 
      По дороге в Феррару она повторяла про себя его слова: «Своей славой ты обязана своему отцу. Но сейчас он мертв – как и твой брат, – и сила семьи Борджа навсегда утеряна».
      Подъезжая к замку, она взглянула на одну их самых высоких его башен и подумала о двух молодых людях, пожизненно заточенных в ней.
      Когда ворота замка закрылись за ней, она почувствовала, что разделила их судьбу – тоже стала узницей этих высоких, неприступных стен.
      С болью в сердце она вспомнила одно дорогое, любимое лицо. Она заплакала – не о Франческо, а о Чезаре.

ЭПИЛОГ

      Лукреция была беременна. Сколько раз за последние десять лет дарила она детей своему супругу! Каждый новый ребенок давался ей все с большим трудом, оставляя все меньше сил для следующего. Постепенно Лукреция старела, хотя порой выглядела хрупкой, невинной девушкой. Все эти годы она хранила такое же внешнее спокойствие, как и в тот день, когда Альфонсо привез ее обратно в Феррару и ясно дал понять, что будущее Лукреции зависит от ее способности исполнять супружеский долг.
      Дети приносили ей радость. После Эркюля, который рос здоровым, крепким мальчуганом, родился Ипполит, затем – Александр. Бедное дитя! Видимо, это имя не сулило долгой жизни ее сыновьям. Александром она назвала своего первого ребенка, рожденного от Альфонсо. Тот прожил всего два месяца. Ее второй Александр умер в возрасте двух лет, и его смерть надолго омрачила ее существование. К тому времени у нее уже появились маленькие Элеонора и Франческо. Позже она с ними вспоминала юность, играла в войну и в прятки. Их игры всегда проходили вдали от той башни, где содержались в заточении два уже немолодых узника.
      Она перестала тосковать о Франческо Гонзага. Тот не забывал ее до конца своих дней, и, когда папские войска выступили в поход против Феррары, намеревался увезти ее с собой в качестве пленницы. Он даже приготовил для нее один из замков и посылал пылкие письма своей бывшей любовнице, обещая ей скорое избавление от тирании супруга.
      Разумеется, эти замыслы так и не осуществились. Альфонсо был слишком опытным воином, и его пушки исправно служили ему.
      Умер Франческо совсем недавно. Изабелла, не простившая ему измены, праздновала смерть маркиза, как свою собственную победу. Впрочем, ее радость была недолгой. Федерико, сын Изабеллы, пожелал стать единоличным правителем Мантуи, и смерть отца дала ему такую возможность.
      Сейчас, лежа в постели, Лукреция думала о своей несчастной жизни. Она вспоминала козни Изабеллы и гибель Эркюля Строцци. Вспоминала свою любовь к юному супругу, Альфонсо Бишельи, и его убийцу – человека, которого любила больше всех на свете.
      Ах, если бы все было по-другому! Она хотела жить счастливо и безмятежно, а вместо этого видела вокруг себя только жестокость и насилие.
      Воспоминания о пролитой крови не давали ей покоя. В своих снах она часто видела прекрасное лицо Педро Кальдеса. Днем заново переживала те времена, когда был жив Джованни Борджа. О том счастье трудно было забыть, потому что с разрешения Альфонсо в Феррару привезли Романского младенца. Маленький Джованни рос очень застенчивым мальчиком, и она боялась, что ему нелегко будет в жизни. Что касается Родриго, то Лукреция навсегда лишилась возможности увидеть его. Он умер несколько лет назад.
      – Ну сколько же можно грустить из-за него? – спрашивал Альфонсо. – Разве в Ферраре у тебя нет здоровых и сильных сыновей?
      Но она все равно грустила. Грустила о своей жизни, которая могла быть совсем иной – не такой, какая выпала ей.
      Ее переживания доставляли ей физическое страдание, и Лукреция не сразу поняла, что начались родовые схватки. К тому же срок беременности должен был истечь лишь через два месяца.
      На ее крик сбежались служанки, и через несколько часов у нее родилась девочка. Та была очень слаба. Малютку спешно крестили.
 
      У Лукреции был сильный жар.
      Ее длинные золотистые кудри разметались по подушкам. Изредка она открывала глаза и умоляла окружающих хоть как-то уменьшить ее мучения.
      – Ваши волосы, мадонна, – отвечали ей. – Они слишком тяжелы. Если их обрезать, вам станет легче.
      Лукреция колебалась. Она не совсем ясно понимала, где находилась. Порой ей казалось, что она отдыхает после ванны и Джулия Фарнезе собирается расчесать ее влажные локоны.
      Отрезать волосы, которыми она так гордилась? Разве можно согласиться на это?
      Однако жар становился невыносим. Страдания обессилили ее.
      Она медленно кивнула и откинулась на подушки, прислушиваясь к щелканью ножниц.
      К изголовью подошел Альфонсо. Его лицо было озабоченно.
      Я умираю, подумала она.
      Альфонсо отошел от постели и сел рядом с лекарями.
      – Есть надежда? – тихо спросил он.
      – Нет, мой господин, – ответил один из них. – Она не выживет.
      Альфонсо печально посмотрел на стриженую голову своей супруги. Лукреция… недавно ей исполнился тридцать один год – еще жить бы и жить. Она подарила ему будущего герцога Феррарского и в последние годы была верной женой, но он все равно не понимал ее. Хрупкое тело Лукреции никогда не вызывало в нем сильного желания. Сейчас, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, он решил, что в следующий раз возьмет в супруги женщину, способную быть и любовницей, и матерью его детей.
      Он вновь подошел к постели Лукреции. Ее глаза были затуманены. Она смотрела на мужа, но не видела его.
      Сейчас она думала о тех, кого любила: о Ванноце, своей матери, умершей в прошлом году; о брате Джованни, об отце, о Чезаре, об Альфонсо Бишельи, – о тех людях, которые были ей дороже всех остальных. Трое из них пали от руки одного и того же человека. Она уже не помнила об этом.
      Я ухожу к ним, повторяла она про себя. Я ухожу к тем, кого всегда любила.
      Ее губы пошевелились, и Альфонсо расслышал, как она прошептала: – Чезаре…
      Затем в комнате наступила тишина. Лукреция Борджа умерла.