Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Раб своей жажды

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Холланд Том / Раб своей жажды - Чтение (стр. 1)
Автор: Холланд Том
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


Том ХОЛЛАНД

РАБ СВОЕЙ ЖАЖДЫ

Посвящаю своим родителям.

Кровь проявит себя.

«Чушь, Ватсон, чушь! Какое нам дело до ходячих трупов, которых удержишь в могилах, лишь пронзив их сердца колами? Чистое безумие».

Сэр Артур Конан Дойл, «Приключение вампира из Суссекса»

«Кровь — это жизнь».

Брэм Стокер, «Дракула»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лондон

15 декабря 1897 г.

Всем, кого это касается!

Если вы читаете это письмо, то несомненно осознаете, в какой опасности находитесь. Адвокатам, к которым вы обратились, даны указания снабдить вас документами, из которых выявляется ужасная история. В сущности лишь недавно я понял ее до конца, когда мне прислали из Калькутты экземпляр книги Мурфилда с пачкой писем и журналов. Начало — в воспоминаниях Мурфилда, с главы под названием «Гибельное задание», где я оставил три письма в том виде, как нашел их между страницами книги. Остальные документы упорядочены мною лично. Прочтите их в том порядке, в каком дни расположены.

Мой бедный друг! Кто бы ты ни был, когда бы ты ни прочел все это — прошу не сомневаться, что все описанное произошло на самом деле.

Да защитит тебя рука Господня.

Твой в горе и надежде,

Абрахам Стокер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Выдержки из воспоминаний сэра Вильяма Мурфилда, полковника королевских стрелков во владениях в Индии, кавалера орденов Бахи, святого Михаила и святого Георгия, Отличной Службы «С винтовками в Радже» (Лондон, 1897).

ГИБЕЛЬНОЕ ЗАДАНИЕ

Тайное задание — Шмашана Кали — Поездка в горы — Кровавый идол — Зловещее открытие

Вот я и приступаю к самому, пожалуй, из ряда вон выходящему эпизоду всей моей долгой карьеры в Индии. В конце лета 1887 года, когда скука гарнизонной службы стала почти невыносима, меня неожиданно вызвали в Симлу. Подробно о сути задания не сообщили, но поскольку на равнинах стояла палящая жара, я не противился вылазке в горы. Я всегда любил горы, а Симла, взнесенная ввысь на уступах над кедрами и туманами, — город поразительной красоты. Однако восхищаться видами у меня не было времени, ибо не успел я прибыть к месту предписанного расквартирования, как мне принесли депешу от некоего полковника Роулинсона с приказом немедленно явиться к нему. Быстро побрившись и сменив мундир, я вновь оказался на рысях. Если бы я знал, куда приведет меня наша встреча, я бы, наверное, не шагал так бодро, но в крови моей вновь взыграло волнение солдатского долга, и я не променял бы его ни на что на свете!

Полковник Роулиисон жил в стороне от штаба, на боковой улочке, такой темной, что там пристало бы находиться туземному базару, а не квартировать британскому офицеру. Однако вся неуверенность, которую я почувствовал вначале, сразу прошла, как только я увидел самого полковника Роулинсона, потому что он оказался высоким, колючим человеком со стальным блеском глаз, и я инстинктивно ощутил, что он мне понравится. Он провел меня прямо в кабинет, отделанный панелями из тикового дерева, заваленный картами и украшенный развешанной на стенах весьма необычной коллекцией индусских божеств. Там, за круглым столом, нас ждали двое. Одного я узнал сразу — старик Пампер — Толстяк — Пакстон, мой командир по Афганистану! Я не видел его уже лет пять, но он выглядел бодрым и сердечным как всегда. Полковник Роулинсон подождал, пока мы обменяемся приветствиями, и, когда мы закончили, представил второго человека, сидевшего до того времени в тени.

— Капитан Мурфилд, — сказал полковник, — познакомьтесь с Хури Джьоти Навалкаром.

Человек поклонился, качнув головой по-туземному, и, придя в замешательство, которое не намерен был скрывать, я понял, что человек этот даже не военный, а типичный бабу (индийский мелкий чиновник), полный и вспотевший канцелярский служака. Полковник Роулинсон, по-видимому, заметил мое удивление, но не предложил никакого объяснения тому, что этот бабу здесь делает, а вместо этого начал листать какие-то бумаги, после чего снова взглянул на меня, и глаза его сверкнули стальным блеском.

— Вы делаете выдающуюся карьеру, Мурфилд, — похвалил он.

Я почувствовал, что краснею.

— Да ну, ерунда, сэр, — пробормотал я.

— Насколько мне известно, вы хорошо себя проявили в Белуджистане. И в горах везде бывали…

— Да, сэр, пришлось участвовать в нескольких боях.

— Не хотите ли еще раз отправиться в горы?

— Поеду куда пошлют, сэр.

— Даже если это задание выходит за рамки вашей воинской, службы?

Я нахмурился, поймал взгляд старины Пампера, но Толстяк отвернулся, не сказав ничего. Я повернулся к полковнику Роулинсону:

— Готов разгрызть любой орешек, сэр!

— Молодец! — улыбнулся он, похлопал меня по плечу и, взяв стэк, подошел к висевшей на стене большой карте. На лице его вновь появилось строгое и серьезное выражение.

— Это, Мурфилд, — сказал он, постукивая стэком по длинной пурпурной линии, — граница нашей империи в Индии. Граница протяженная и, как вы сами хорошо знаете, слабо охраняемая. А вот здесь, — он снова постучал стэком, — территория его императорского величества российского царя. Далее заметьте, что вот эта зона — горы и степи — не принадлежит ни России, ни нам. Буферные государства, Мурфилд, площадка для игр шпионов и авантюристов. И вот как раз сейчас, если только я не ошибаюсь, здесь готовится буря, мощный ураган и, похоже, он идет к нашим границам в Индии, — он постучал по району на левом поле карты. — Точнее говоря, сюда, в место под названием Каликшутра.

— Никогда не слышал о таком месте, сэр.

— Не удивляюсь, Мурфилд. Немногие слышали о нем. Взгляните сюда, — он вновь постучал по карте, — видите, как это далеко. Чертовски высоко, и ведет туда одна дорога, вот эта. Других путей не существует. Мы всегда старались обходить эту местность стороной. Знаете, никакой стратегической ценности… — Полковник прервался, затем нахмурился. — Так, по крайней мере, — пробормотал он, — мы всегда считали.

Он нахмурился еще больше, некоторое время вглядываясь в карту, а потом сел в кресло и наклонился через стол ко мне:

— До нас доходят странные слухи, Мурфилд. Там что-то заваривается. Месяц назад сюда, спотыкаясь, явился один из наших агентов, бледный как смерть, весь в шрамах, но привез первые надежные новости для нас. Я выслушал его, — прошептал он, и лицо полковника исказила гримаса крайнего ужаса. — Кали.

Он закрыл глаза, словно не в силах произнести то, что хотел сказать.

— Кали, — повторил он. — Мы оставили его одного, чтобы он хорошо выспался. А на следующее утро…

Полковник Роулинсон помедлил. Его поджарое загорелое лицо побледнело.

— На следующее утро, — полковник закашлялся, — мы нашли его мертвым… Бедняга застрелился.

— Застрелился? — не веря, переспросил я.

— Пальнул прямо в сердце. Всю грудь разворотил, редко такое увидишь.

— Боже мой, — я глубоко вздохнул. — Что же побудило его к этому?

— Вот это, капитан, мы и хотим, чтобы вы узнали.

В комнате, казалось, вдруг стало очень тихо. Я почувствовал, что проклятые индусские божества скалятся на меня со стен. В том, что мы столкнулись с настоящей тайной, я не сомневался. Я знал, сколь опасна разведывательная работа и какие храбрецы заняты в ней. Такие люди не имеют привычки стреляться, обезумев от страха. Что-то достало этого человека. Что-то… Но что? Я снова взглянул на Роулинсона:

— Вы думаете, сэр, в этом деле замешаны русские?

Полковник Роулинсон кивнул:

— Мы точно знаем, что они замешаны. — Он помедлил и понизил голос: — Две недели тому назад прибыл второй агент.

— Надежный?

— О, самый лучший, — кивнул полковник. — Мы зовем его Шри Сингх. Лев. Да, самый лучший,

— Он видел русских, — сообщил Пампер, склоняясь ко мне. — Сотни этих бродяг, переодетых в туземцев, идут по дороге в Каликшутру.

Я нахмурился. Мне как раз кое-что пришло в голову.

— Каликшутра, — повторил я, повернувшись к Роулинсону. — Ваш первый агент, сэр, тот, который умер, говорил только о «Кали», насколько я помню. Не могло так случиться, что он имел в виду нечто иное?

— Нет, — заявил бабу, о присутствии которого я совершенно забыл.

— Прошу прощения? — с холодком сказал я, потому что не привык, чтобы, кто-нибудь перебивал меня, не говоря уже о том, что это посмел сделать какой-то бенгальский канцелярист. Но бабу, казалось, не смутил мой раздраженный взгляд; он грубо воззрился на меня в ответ и почесал задницу.

— Кали — богиня индусов, — растолковал он тоном школьного учителя, выговаривающего отстающему ученику, — а не название местности.

От подобного обращения я, по-видимому, разгорячился, ибо Роулинсон довольно резко оборвал меня.

— Хури — профессор санскрита в Калькуттском университете, — торопливо сказал он, словно оправдываясь.

Я взглянул на профессора и тот ответил мне взглядом бездушных, холодных, как у рыбы, глаз.

— Я всего лишь простой англичанин, — произнес я, льщу себе, с едким сарказмом, — и не притворяюсь ученым, ибо мой учебный класс — военный лагерь. Поэтому я попрошу вас растолковать мне связь между Кали, богиней, и Каликшутрой, названием местности, поскольку с готовностью признаю, что сам таковой связи не наблюдаю.

Бабу кивнул:

— С удовольствием, капитан.

Он поерзал в кресле и, наклонившись, взял статуэтку, черную и большую, которую поставил передо мной на стол.

— Вот это, капитан, — сказал он, — богиня Кали.

«Слава небесам, что я — христианин», — все что смог я подумать, ибо богиня Кали оказалась ужасным страшилищем. Черное, как смоль, туловище, как я уже успел заметить выше, в шести руках — мечи, а язык выкрашен в кроваво-красный цвет. А танцевала она на трупе человека. И это еще было не самое худшее, ибо, присмотревшись получше, я разглядел ее пояс и гирлянду на шее.

— Бог ты мой! — непроизвольно пробормотал я.

С пояса свисали окровавленные руки, а гирлянда была из человеческих голов!

— У нее много имен, капитан, — прошептал мне на ухо бабу, — но всегда она остается Кали Грозной.

— Ну, я не удивляюсь, — ответил я. — Только взгляните на нее!

— Вы не понимаете, что может означать этот титул, — неприятно улыбнулся бабу. — Прошу вас, капитан, постарайтесь понять, ужас в нашей индуистской философии — ни что иное как открытие абсолютного. То, что отталкивает, вдохновляет, то, что разрушает, может созидать. Когда мы переживаем ужас, капитан, мы познаем то, что в ведах называется ШАКТИ — вечная сила — женская энергия, лежащая в основе вселенной.

— Неужели, ради Бога? Не скажите!

Сколько живу, я никогда не слышал такой белиберды и явно продемонстрировал это, но бабу нисколько не обиделся. Он лишь одарил меня еще одной масляной улыбкой.

— Вы должны попробовать взглянуть на положение вещей так, как глядим мы, несчастные язычники, капитан, — пробормотал он.

— А на какого дьявола мне это?

Бабу вздохнул:

— Страх перед богиней, ужас перед ее властью… для вас это все ерунда, но другие относятся к этому иначе. Чтобы познать врага своего — познай его мысли. Там-то и ждет вac богиня Кали.

Он медленно склонил голову и принялся бормотать про себя какую-то молитву. А потом, пока я смотрел на него, бабу изменился у меня на глазах. Чертовщина какая-то, но он вдруг словно превратился в солдата, полного самообладания и холодного рассудка. Следующие слова его прозвучали так, будто он отчитывал начальников штабов:

— Я просил бы вас, капитан Мурфилд, оценить сущность преданности, на которую может вдохновить Кали, потому что, вероятно, она будет вашим самым могучим врагом. Не осуждайте богиню только потому, что считаете ее отталкивающей и странной. Поклонение может быть не менее опасным, чем ружья ваших солдат. Помните, всего пятьдесят лет тому назад жрецы Кали в Ассаме еще приносили богине человеческие жертвы. Если бы вы, британцы, не присоединили к себе их королевство, эти жертвоприношения бытовали бы по сей день. А Каликшутру англичане так и не завоевали. Мы не можем знать, какие обычаи до сих пор бытуют там.

— Боже мой! — вскричал я, едва веря своим ушам. — Надеюсь, вы не имеете в виду… человеческие жертвоприношения.

Бабу покачал головой:

— Я ничего не говорю, — ответил он. — Ни один агент правительства не проникал вглубь этой области. Однако…

Голос его осекся. Он замолчал, глядя на статуэтку, на ее ожерелье из черепов и кроваво-красный язык.

— Вы спрашивали о связи между богиней и Каликшутрой, — проговорил он.

Я кивнул. Похоже, этот тип начинал мне нравиться, и я почувствовал, что он готов выложить что-то весьма горяченькое.

— Давайте же, — сказал я.

— Каликшутра, капитан Мурфилд, означает, в буквальном переводе, «земля Кали»[1]. И все же, — замедлил он свой рассказ, — я бы оскорбил свою религию, если бы сказал, что Каликшутра принадлежит только индусам, ибо и в других местах этой богине поклоняются как воздающему божеству, другу человека, матери всей вселенной…

— Но в Каликшутре? — спросил я.

— Но в Каликшутре… — Снова бабу прервал речь и пристально посмотрел на осклабившееся лицо статуэтки. — В Каликшутре ей поклоняются как королеве демонов. Шмашана Кали!

Эти слова он выговорил тихим шепотом, и только он произнес их, как комната вдруг будто потемнела, и в ней повеяло холодом.

— Кали Погребальных Костров, из рта которой кровь течет нескончаемым потоком и которая обитает среди огненных пристанищ мертвецов. — Здесь бабу проглотил слюну и заговорил на непонятном мне языке: — Ветала-панча-Виншати, — услышал я повторенное дважды, затем бабу снова сглотнул, и голос его умолк.

— Простите? — сказал старина Пампер, выдержав паузу приличия.

— Демоны, — кратко ответил бабу, — этими словами пользуются жители деревень предгорий. Старый санскритский термин. — Он вновь повернулся и взглянул на меня. — И они так боятся этих демонов, капитан, что селяне, живущие ниже Каликшутры, отказываются ездить по дороге, ведущей туда. Вот почему мы можем быть уверены, что люди, которых наш агент видел взбирающимися вверх по дороге, не местные, а чужаки.

Он остановился и назидательно помахал пальцем:

— Вы понимаете меня, капитан? Ни один из местных никогда не ступит на эту дорогу!

Воцарилась тишина, и Роулинсон повернулся ко мне, изучая меня взглядом.

— Вы оценили опасность? — угрюмо спросил он. — Мы не можем оставить русских в Каликшутре. Если они зацепятся в таком месте, черта с два их оттуда выкуришь. А если они там заложат базу… Она же будет на самой границе Британской Индии! Губительно, Мурфилд, смертоносно! Думаю, не стоит заострять на этом внимание…

— Действительно, не стоит, сэр.

— Мы хотим, чтобы вы вытурили этих русаков.

— Есть, сэр!

— Выступаете завтра. Через день за вами последует полковник Пакстон со своим полком.

— Есть, сэр. А сколько людей идет со мной?

— Десять. — У меня, наверное, был удивленный вид, потому что Роулинсон улыбнулся. — Хорошие ребята, Мурфилд, не беспокойтесь об этом. Помните, вы только разведаете местность. Если вам удастся в одиночку справиться с русскими, то хорошо. Если же нет, — Роулинсон кивнул на Пампера, — позовите полковника Пакстона. Он будет ждать в начале дороги, и у него хватит людей, чтобы разобраться с русскими.

— Еще один вопрос, сэр…

— Да?

— Почему нам не выступить всем полком?

Роулинсон провел пальцем по изгибу своих усов:

— Политика, Мурфилд.

— Не понимаю.

— Боюсь, тут замешана дипломатическая игра, — вздохнул Роулинсон. — В Лондоне не хотят хлопот на границе. По сути, хоть я и не должен был вам этого говорить, мы уже сделали вид, что не заметили ряда нарушений в этом районе. Не знаю, помните ли вы или нет, но примерно три года назад там же похитили леди Весткот с дочерью и двадцатью людьми.

— Леди Весткот?

— Жену лорда Весткота, который командовал войсками в Кабуле.

— О Господи! — вскричал я. — Кто же ее похитил?

— Мы не знаем, — вмешался Пампер, поднимая обозленное лицо. — Нам запретили расследовать этот случай. И расследование остановили политиканы.

Роулинсон взглянул на него, потом вновь на меня.

— Дело в том, — сказал он, — что индийская колониальная администрация не имеет права вмешиваться в некоторые вопросы.

— Немного поздновато для принятия мер, — хмыкнул бабу.

Все мы проигнорировали его замечание.

Полковник Роулинсон вручил мне аккуратно переплетенную папку:

— Здесь лучшие из карт, что мы смогли найти. Боюсь, карты не столь хороши. Также к ним приложены заметки профессора Джьоти о культе Кали и сообщения от Шри Сингха, нашего агента в предгорьях, о котором я, по-моему, уже упоминал.

— Да, сэр, вы упоминали о нем, о Льве. А сейчас он тоже там?

Полковник Роулинсон помрачнел:

— Если он и там, капитан, то не ждите встречи с ним. Разведчики играют по другим правилам. Правда, одного парня вы все же можете постараться разыскать — врача-англичанина по имени Джон Элиот. Он работает среди туземцев уже несколько лет, основал больницу, ну, и все в таком духе. Вообще-то он не желает иметь никаких дел с колониальными властями, этакий бунтарь-отшельник, понимаете? Но в данном случае он в курсе вашего задания, капитан, и окажет вам помощь, если сможет. Вам стоит заставить его раскинуть умом. Он знает многое о том, что там творится. А на местном жаргоне говорит, как настоящий туземец, — так мне сообщали, во всяком случае.

Я кивнул, сделал пометку на обложке папки и поднялся, видя, что мой инструктаж подходит к концу. Перед уходом полковник Роулинсон пожал мне руку.

— С Богом, Мурфилд, — сказал он. — Служба — дело суровое.

Я взглянул ему прямо в глаза и ответил:

— Постараюсь сделать все, что смогу, сэр!

Произнося эти слова, я вспомнил застрелившегося агента, неизвестный ужас, доведший его до могилы, и подумал о том, много ли я смогу сделать.

Такие предшествующие обстоятельства лишь побудили меня поскорее выступить, ибо никто не любит рассиживаться и валять дурака, когда предстоят скверные дела. Пампер Пакстон, сам побывавший во многих переделках, видимо, понимал, что я чувствую, ибо радушно пригласил меня к себе в бунгало в тот вечер, где мы пропустили по маленькой и поболтали о былом. Дома у него были жена и юный сын Тимоти, отличный парнишка, который сразу заставил меня маршировать перед ним взад-вперед по дому. Он был самым многообещающим сержантом по строевой подготовке, с каким мне когда-либо приходилось встречаться!

Мы на редкость отлично провели время, ибо я всегда был любимцем юного Тимоти и только порадовался, что он еще помнит меня. Когда пришло время ему ложиться слать, я сел рядом и почитал ему рассказики из какой-то приключенческой книжки. Помнится, наблюдая за ним, я подумал, что придет день и Тимоти станет гордостью своего отца.

— У тебя прекрасный мальчуган, — сказал я потом Памперу. — Он напоминает мне о том, зачем я ношу этот мундир.

Пампер пожал мне руку.

— Ерунда, старик, — отмахнулся он. — Тебе никогда не надо об этом напоминать.

В ту ночь я лег спать в хорошем расположении духа, а когда проснулся на следующее утро, моих мрачных предчувствий как не бывало. Я был готов к бою.

Мы двигались из Симлы по большой дороге в горы. Солдаты мои, как и обещал полковник Роулинсон, оказались хорошими ребятами, и мы быстро продвигались вперед. За месяц нашего путешествия я воистину уверовал в то, о чем часто говорили — нет в мире мест красивее. Воздух тут свеж, растительность пышна, а Гималаи над нами уходят вершинами в самые небеса. Я вспомнил, что эти горы почитаются индусами как обитель богов. Проходя под громадными ликами, я понял причину этого — от вершин исходило ощущение какой-то великой тайны и власти.

Впрочем, постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Чем ближе мы подъезжали к Каликшутре, тем суровей и безлюдней становилось вокруг, хотя царственное величие гор оставалось прежним. унылость ландшафта лишь способствовала моим раздумьям. Как-то поздно вечером мы вышли на распутье и очутились у отходящей на Каликшутру дороги. Рядом с дорогой распласталась деревушка, нищая и убогая, но все-таки обещавшая то, что там живут люди, которых мы не встречали вот уже почти неделю. Однако когда мы вошли в деревушку, то увидели, что она покинута жителями — даже собаки не выбежали встретить нас. Мои люди противились вставать тут на постой, говорили о скверных предчувствиях, а второе чутье у солдат зачастую очень хорошо развито. Мне тоже не терпелось продолжить наше продвижение к цели, так что в тот же вечер, хотя солнце почти седо, мы ступили на дорогу на Каликшутру. За первым же крутым поворотом мы наткнулись на статую, выкрашенную черным. Камень износился, и черт лица почти нельзя было разобрать, но я сразу узнал черепа в ожерелье на шее и понял, кого представляет эта статуя. У ног богини лежали цветы.

Весь следующий день и еще день за ним мы взбирались по склону горы. Тропа становилась все уже и обрывистее, шла зигзагами, вверх по почти голой скале, а над пропастью горело безжалостно палящее солнце. Я начал понимать, почему обитателей такого места, как Каликшутра, если они вообще существуют, следует называть демонами, ибо трудно было поверить, что впереди нас могут ждать какие-либо человеческие жилища. И, конечно же, мое восторженное отношение к горам немного поостыло! Но, наконец, на исходе второго дня тропа, по которой мы продвигались, стала выравниваться, а среди скал впереди замаячили следы зелени. Когда лучи заходящего солнца исчезли за утесом, мы обогнули нагромождение скал и увидели перед собой густую поросль деревьев, тянущихся вверх в облака пурпурных цветов, а вдали сверкали призрачной белизной пики гор. Некоторое время я стоял завороженный этим прекрасным видом, как вдруг услышал крик одного из моих людей, продолжавших двигаться по тропе. Я, конечно, бросился вслед и сразу услышал жужжание мух.

Я догнал кричавшего за ближайшей скалой. Он показывал на статую. Прямо за ней начинались джунгли, и статуя стояла, словно часовой, охраняющий подходы к зарослям и деревьям. Мой солдат обернулся ко мне с гримасой отвращения на простом честном лице. Я поспешил к нему и увидел, что вокруг шеи идола висит что-то живое. Разило ужасающей вонью, напоминавшей запах гниющего мяса, и, рассматривая ожерелье на идоле, я понял, что смотрю на кишащих мух и личинок, — бесчисленные тысячи их образовали живую кожу и питались тем, что находилось под ними. Я ткнул в это сонмище рукояткой пистолета; мухи взлетели жужжащим черным роем, и на свет, киша личинками, появился комок внутренностей. Я подрезал их, и они с глухим шлепком упали на землю. А когда они упали, к своему удивлению, я увидел блеск золота. Стерев кровь, я разглядел на шее идола украшение, выглядящее очень дорогостоящим. Даже я, не разбираясь в женских забавках, понял, что вещица была довольно древней работы. Я пригляделся к ожерелью повнимательнее: оно состояло из тысячи крохотных капелек золота, сплетенных в нечто вроде сетки, и стоило, должно быть, больших денег. Я потянулся к ожерелью, намереваясь снять его. И в это мгновение раздался выстрел.

Пуля просвистела у меня над плечом и со звоном ударилась о скалу. Я взглянул вверх и сразу обнаружил нападавшего: какой-то человек стоял на краю ущелья. Он еще раз навел винтовку, во я опередил его, удачно попав ему в ногу. Человек покатился вниз по склону, и я подумал, что с ним наверняка покончено, но нет, он поднялся и, используя винтовку как костыль, заковылял через дорогу к тому месту, где мы стояли. Все это время он что-то выкрикивал, показывая на статую. Я, конечно же, не понял ни слова из того, что он говорил, но догадаться о содержании его речи было нетрудно. Я отошел от статуи и поднял руки, показывая, что совершенно не интересуюсь золотом идола. Человек уставился на меня, и мне представилась возможность хорошо разглядеть его. Это был старик в поношенных розовых одеждах, с лицом и руками, вымазанными каким-то крайне дурно пахнущим веществом, так что вонью разило от него до самых небес. Короче говоря, мы столкнулись с настоящим брамином. Он был бледен, и в глазах его стояли слезы. Я взглянул на его ногу. Она сильно кровоточила, и я нагнулся, чтобы перевязать рану, но едва я вознамерился сделать это, как брамин отскочил от меня и вновь принялся молоть языком. На этот раз мне показалось, что я услышал слово «Кали».

— Кали, — повторил я, и человек кивнул.

— Хан, хан, Кали[2], — вскричал он и разрыдался.

Ну что же, беседа складывалась хорошо, и меня нисколько не беспокоило то, что я буду делать дальше. Однако вдруг за спиной у меня послышались шаги.

— Может быть, я смогу вам помочь? — произнес чей-то голос мне в ухо.

Я обернулся и увидел, что позади стоит человек — не в мундире, но тем не менее европеец, с заострившимся лицом и большим носом, напоминающим клюв хищной птицы. Ему на вид было не больше тридцати, но глаза его выглядели гораздо старше. Я подумал: «А этот тип откуда здесь взялся?» — и тут на меня снизошло озарение.

— Доктор Элиот? — спросил я.

Молодой человек кивнул. Я представился.

— Да, — отрывисто сказал он. — Мне передали, что вы можете приехать.

Он взглянул на жреца, который лежал на земле, держась за ногу и что-то бормоча себе под нос.

— Что он говорит? — спросил я.

Элиот вначале не ответил мне. Вместо этого он встал на колени перед брамином и занялся его ногой.

Я повторил вопрос.

— Он обвиняет вас в святотатстве, — сообщил Элиот, не поднимая головы.

— Я же не взял золото.

— Но вы отрезали внутренности, не так ли?

Я фыркнул.

— Спросите его, зачем они это делают, — приказал я. — Спросите, зачем они мажут идола кровью.

Элиот что-то сказал жрецу. Зрачки старика расширились от ужаса; я увидел, как он показал на статую и махнул рукой в сторону джунглей. Услышал я и то, как он пробормотал слова «Ветала-панча-Виншати», слова, слышанные мною от бабу еще в Симле. Затем старик пронзительно закричал, я было нагнулся, ко Элиот решительно отодвинул меня.

— Оставьте беднягу в покое, — велел он. — Ему очень больно. Вы уже подстрелили его, капитан Мурфилд, может быть, остановимся на этом?

Что ж, признаюсь, задел он меня этим замечанием, но я понял и точку зрения доктора — здесь я ничем помочь не мог, а потому поднялся на ноги. Однако меня заинтриговало упоминание о демонах бабу. Элиот словно прочел мои мысли, потому что снова взглянул на меня и сказал, что позднее сам подойдет ко мне. Я опять кивнул и отошел. Манеры Элиота были резки, но он произвел на меня впечатление здравомыслящего человека, которому можно доверять. Я направился проследить за тем, как мои люди разбивают палатки. Позже, когда выставили часовых и разбили лагерь, я сидел в одиночестве, с наслаждением покуривая трубку, когда появился Элиот.

— Как ваш пациент? — спросил я.

Элиот кивнул.

— Выкарабкается, — сказал он, вздохнув, и опустился рядом со мной.

Он долго ничего не говорил, просто смотрел на огонь. Я предложил ему трубку, он взял и сам набил ее. Прошло еще несколько минут молчания. Наконец он потянулся, как кот, и обернулся ко мне.

— Не надо было вам трогать статую, — медленно проговорил он.

— Факир что, еще дуется?

— Естественно, — кивнул мой спутник. — Он отвечает за умиротворение богов. Отсюда и золотые украшения, капитан, и козлиные кишки…

— Козлиные кишки? — прервал я его.

— А что, по-вашему, там висело? — блеснули горящие глаза Элиота.

— Ничего, — проворчал я, выколачивая трубку. — Просто странно как-то, затевать возню из-за внутренностей какого-то животного.

— Не совсем, капитан, — проговорил Элиот, вновь опуская взор. — Видите ли, оскорбив богиню, вы также оскорбили ее поклонников, жителей Каликшутры, тех самых, в чью страну вы вот-вот вторгнетесь. Брамин боится за свой народ, живущий здесь, в предгорьях. Он говорит, теперь ничто не остановит возможных нападений на них.

— Но кого они боятся? Тех, кто живет выше в горах?

— Да.

— Не понимаю… Я же не тронул золото, ведь только оно по-настоящему имеет значение! К чему столько внимания козлиным кишкам и крови? Неужели внутренности животного могут защитить от врагов?

Элиот вяло пожал плечами:

— Здешние суеверия подчас весьма необычны.

— Да, мне говорили. Поклонение демонам и все такое. Но что за этим стоит, как вы думаете?

— Не знаю, — сказал Элиот.

Он поворошил костер и уставился на взлетающие в ночь искры. Потом он снова взглянул на меня, и его внешняя расслабленность вдруг исчезла. Меня вновь поразила глубина, скрывавшаяся в его взоре, примечательная в человеке гораздо моложе меня. — Два года я проработал здесь, — неторопливо проговорил он, — и в одном лишь я уверен, капитан. Горцы напуганы чем-то, и это не просто суеверие. По сути дела, именно это заставило меня впервые приехать сюда.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— О, разные странности, о которых сообщалось в журналах для узкого круга читателей.

— Например?

Глаза Элиота сузились.

— В самом деле, капитан, вас это вряд ли заинтересует. Это весьма малоизвестная отрасль медицинских исследований.

— Попробуйте мне растолковать.

— Речь идет о регулировании и структуре крови… — насмешливо улыбнулся Элиот.

Мое лицо, должно быть, выдало меня, потому что улыбка Элиота стала шире, и он покачал головой:

— Попросту говоря, капитан, белые кровяные клетки в здешних краях живут чересчур долго.

Услышав подобное заявление, я аж подпрыгнул и с удивлением уставился на доктора.

— Что? уж не хотите ли вы сказать, что можно продлить жизнь человека?

— Не совсем, — замялся Элиот. — Это лишь видимость. Видите ли, эти клетки… также мутируют.

— Мутируют?

— Да. Словно в крови распространяется рак. А заканчивается все тем, что разрушаются нервы и головной мозг.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27