Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Храм Фортуны II

ModernLib.Net / Исторические приключения / Ходжер Эндрю / Храм Фортуны II - Чтение (стр. 4)
Автор: Ходжер Эндрю
Жанр: Исторические приключения

 

 


Эти гордые слова: gladiatores primores Campaniae — десять лучших из Кампании — до предела завели публику. Трибуны отчаянно завопили.

— Какая наглость! — слышались голоса.

— Что эти провинциалы о себе думают?

— Римляне, покажите им!

Под несмолкающий рев из ворот вышли двадцать гладиаторов. Десять из них — кампанцы — были в доспехах самнитов, остальные экипировались как фракийцы. Все знали, что Друз любит фракийцев и всегда ставит на них.

Бойцы разошлись на две стороны и вскинули руки, приветствуя сначала сидевших в цезарской ложе, а потом и всех остальных зрителей. Те ответили восторженным воплем.

— Ну, — Друз повернулся к своим друзьям, — ставлю две тысячи на римлян. Кто смелый?

После секундного колебания Вителлий махнул рукой.

— Ладно, рискну. Хотя, конечно... Колумб сейчас в форме. Он один может с тремя справиться. Предлагаю ставку два к одному.

— Согласен, — кивнул Друз.

Он уже смотрел только на арену, его щеки пылали, ноздри раздувались, как у норовистой лошади. Сын цезаря был фанатиком гладиаторских боев, а уж если выступали фракийцы, вообще больше ничего кругом не замечал. Тиберий в очередной раз неодобрительно поморщился при виде такой невоздержанности, но промолчал.

На трибунах зрители тоже делали свои ставки, из рук в руки переходили навощенные таблички с именами гладиаторов и суммами закладов.

— Сыграем, трибун? — предложил Сабину Помпоний Флакк. — Я готов поставить на самнитов. Гилас из Капуи тоже неплохо знает свое дело и имеет опыт. Предлагаю пятьсот ауреев один к одному.

Сабину не очень-то хотелось рисковать, но — положение обязывает. Ладно, деньги у него пока есть, поместье приносит доходы.

— Хорошо, — ответил он коротко.

Пропели трубы, и бой начался.

В первом же столкновении кампанцы потеряли двоих; они — разозленные реакцией толпы на их вызов — слишком рьяно бросились в атаку и поплатились за это. Фракийцы, руководимые знаменитым Колумбом, четко встретили их своими искривленными короткими мечами и добились определенного успеха. Трибуны ревели от восторга, подбадривая своих.

Небольшая группа болельщиков из Капуи и Помпеи пыталась было поддержать земляков, но в нее тут же полетели апельсины и яблоки, так что пришлось вмешаться вигилам. А схватка, тем временем, продолжалась.

После первого неудачного наскока кампанцы стали действовать осторожнее и, повинуясь командам многоопытного Гиласа, выстроились полукругом, отгородившись от противника большими овальными щитами и выставив вперед короткие обоюдоострые мечи. Фракийцы нападали, но пока безрезультатно.

Друз, с горящими от азарта глазами, выкрикивал советы, которые его фавориты, конечно, не могли услышать.

Увлеченные зрители бесновались, подскакивая на своих местах. Даже нежные девственные весталки покрылись румянцем и выкрикивали что-то воинственное.

— Бей его!

— Нападай!

— Промазал, растяпа!

Бой становился все более ожесточенным. В один момент показалось было, что вот сейчас фракийцы прорвут оборону соперников и уничтожат их, но лидер кампанцев Гилас спас ситуацию. Его меч молниеносно пронзил горло ближайшего римлянина и тут же другой самнит обрушил свой тяжелый щит на голову самого Колумба. Тот попятился и упал на песок, оглушенный.

Торжествующий крик гостей из провинции утонул в горестном вопле трибун. Теперь самниты перешли в контратаку.

Но фракийцы сумели отстоять своего предводителя, им даже удалось вывести из строя еще одного противника. Инициатива снова перешла к хозяевам арены. Двое самнитов получили раны и опустились на песок, не в состоянии продолжать бой. Потом рухнул еще один, сраженный насмерть. Пострадал, правда, и один из фракийцев.

На скамье, предназначенной для всадников, сидел грузный черноволосый мужчина, а радом с ним — шестилетний мальчик, его сын. Они специально приехали из Этрурии, чтобы посмотреть игры.

Мальчик еще никогда не видел такого зрелища, и теперь ему было страшно. Он зажмурился и отвернулся. Отец заметил это.

— Смотри, сынок, — сказал он твердо, беря ребенка за худенькие плечи и разворачивая лицом к арене. — Смотри, как умеют сражаться и умирать эти люди. А ведь они всего-навсего презренные рабы, жалкие гладиаторы. Насколько же выше, сильнее, храбрее должен быть римлянин. А ты римлянин, сынок. Смотри же и учись. И никогда не забывай этого.

Мальчик беззвучно всхлипнул, сжал зубы и открыл глаза. Больше он их не закрывал, хотя иногда так хотелось...

Мальчика звали Тит Флавий Веспасиан. Через пятьдесят пять лет он станет цезарем и именно он начнет строительство знаменитого Колизея, величайшего амфитеатра всех времен.

А когда, уже на ложе смерти, он почувствует приближение кончины, то вспомнит слова отца и скажет слабым прерывистым голосом:

— Поднимите меня. Римский цезарь должен умирать стоя.

А бой продолжался, хотя исход его был уже практически предрешен — римляне добивали кампанцев под аккомпанемент несмолкающего рева трибун.

— Давай! Давай! — орал Друз, перегнувшись через перила ложи.

Сабин искоса взглянул на Флакка, но тот, казалось, вовсе не был огорчен проигрышем.

— Хороший бой, — сказал он с уважением. — За такой и денег не жалко. Не то что смотреть, как избивают бедных страусов.

Но Друз не услышал насмешки, он весь был там, на арене.

Да, самниты были побеждены, но оставалась еще одна интрига. Вот лицом к лицу сошлись лидеры двух команд — Гилас и Колумб.

— Ко-лумб! Ко-лумб! — скандировали зрители.

— Пусть дерутся один на один! — раздавались голоса.

Как правило, в таких случаях воля публики была законом, поэтому прочие бойцы — шестеро фракийцев и двое еще стоявших на ногах представителей Кампании — отошли в сторону. Начался поединок.

Оба гладиатора были сильными, опытными — настоящие мастера своего дела. Долгое время слышался только лязг мечей и хриплые выдохи сражавшихся, но вдруг Колумб — видимо, сказывались последствия удара щитом по голове — немного замешкался. Гилас резко отвел руку и нанес удар. Однако в последнюю долю секунды фракиец успел присесть и лезвие лишь срубило пучок страусовых перьев с его шлема. Зато сам Колумб не упустил момент — его клинок вонзился в грудь противника, попав в открывшуюся на миг щель между доспехами. Гилас тяжело рухнул на песок, уже мертвый.

В амфитеатре поднялся невообразимый шум. Остальные фракийцы бросились на двух уцелевших самнитов и быстро разоружили их и сбили с ног. Те не очень-то и сопротивлялись, понимая, что бой проигран, и надеясь на милосердие зрителей.

Но с милосердием дело обстояло туго. Публика решительно требовала добить побежденных. Все взоры обратились к цезарской ложе.

Друз пожал плечами.

— Что ж, сражались они достойно, — сказал он задумчиво. — Но какова наглость — бросить вызов Риму.

И он указал большим пальцем правой руки вниз — знак добить поверженных. Толпа одобрительно заревела.

— Pollice verso! Добей его! — в унисон вопили зрители.

Фракийцы быстро подошли к лежавшим на песке еще живым самнитам и короткими точными ударами мечей перерубили им шеи.

А за «кулисами» ланиста из капуанской школы рвал на себе остатки рыжих волос.

— Я разорен... разорен, — причитал он.

И из его бесцветных глаз текли самые настоящие слезы.

А из перерезанных глоток побежденных гладиаторов текла самая настоящая кровь...

Друз с улыбкой на лице принял от Вителлия чек на тысячу ауреев. Но радовался он не столько деньгам, сколько победе своих любимых фракийцев. Флакк хотел расплатиться с Сабином, но тот удержал его.

— Подожди, — сказал он. — Может, еще сыграем.

— Как хочешь, — пожал плечами патриций. — Я готов. Должна же Фортуна и ко мне повернуться.

Между тем служители амфитеатра убирали с арены трупы, африканские мальчики опять бороздили своими граблями песок, устраняя следы крови. Все ждали следующего номера.

Глава VII

Рыболов

Распорядитель вновь выбежал на средину и громко объявил, в восторге всплескивая руками:

— А сейчас, уважаемая публика, перед вами выступят знаменитый и непревзойденный мирмиллон Кронос из школы Эмилия и непобедимый ретиарий Гермес, краса и гордость Фессалии!

Имена эти много чего говорили знатокам — а таковых в амфитеатре было большинство, поэтому толпа отчаянно завопила, предвкушая первоклассное зрелище.

Под рев труб на арене появились оба гладиатора.

Мирмиллон — тяжеловооруженный воин, в панцире, со щитом и мечом, в высоком шлеме с изображением рыбы на забрале, и ретиарий — голый, в одной только набедренной повязке, с трезубцем и сетью в руках. Высокий, стройный, мускулистый, с блестящей смуглой кожей он вызвал вздох восторга на трибунах, хотя, конечно, Кронос — это свой, а тот — гастролер из Греции. Но его слава успела уже дойти и до Рима, а потому обоих встретили громкими криками, поровну разделив симпатии.

— Ну, друзья, на кого ставите? — спросил Друз, нервно подергиваясь. — Я бы предпочел мирмиллона.

— Приму, пожалуй, — сказал Пизон. — Тысяча, один к одному.

— Мелко играешь, — улыбнулся Друз. — Ладно, идет.

Флакк повернулся к Сабину.

— А ты, трибун?

Тот пожал плечами.

— Выбирай ты, достойный Флакк.

— Ну, пусть будет мирмиллон. Друзу сегодня везет, надо следовать его примеру. Тысяча, идет?

— Хорошо, — согласился Сабин без особого интереса.

Между тем представление противников закончилось, они взмахами своего оружия приветствовали публику и изготовились к бою.

По сигналу труб поединок начался.

Мирмиллон сразу устремился в атаку, выставив меч вперед; фессалиец отступал. Кроносу тяжело было преследовать подвижного противника, и он остановился, переводя дыхание. Гермес качнул сетью, широко улыбнулся и запел:

Nonte peto, piscem peto,

Quid me fugis, galle?

He убегай так быстро, ибо

Не ты мне нужен, друг, а рыба!

Эта песенка-дразнилка уже несколько веков постоянно звучала в римских амфитеатрах, когда схватиться один на один предстояло ретиарию — вооруженному сетью и трезубцем, на манер рыбака, и мирмиллону, на шлеме которого была изображена рыба. И — непонятно почему — она всегда приводила в ярость «рыбу» и привлекала Симпатии публики к «рыболову».

Так случилось и на этот раз. Трибуны одобрительно захохотали, а мирмиллон, покраснев от злости, снова бросился в атаку.

Теперь уже ретиарию пришлось туго. Он с трудом уворачивался от ударов и забыл даже о своей сетке. Кронос, громко сопя, упорно наступал, немилосердно потея под своими тяжелыми доспехами.

Вот он чуть не вышиб трезубец из руки противника, но тот в последний момент сумел удержать оружие. Устав от напряжения, Гермес бросился бежать вокруг арены. Разочарованный топот зрителей показал, что они не в восторге от такого маневра. Мирмиллон продолжал преследование, но ему было очень неудобно передвигаться по песку.

— Давай! Давай! — выкрикнул Друз. — Сейчас ты его достанешь! Он уже твой! Вперед!

— Да Гермес просто заманивает его, — ответил Пизон, чувствуя, как тысяча ауреев медленно, но неотвратимо уплывает от него. — Сейчас вымотает, а потом ударит. Уж я знаю этого парня, видел его в Антиохии.

— Может, в Антиохии он и герой, — заметил Помпоний Флакк, — но здесь Рим, а это совсем другое дело.

Вителлий с шумом втянул огромный глоток вина и потянулся за финиками. Он был в прескверном расположении духа из-за потерянных в предыдущем бою денег.

Ретиарий, приплясывая, уходил все дальше, зрители топали все громче, Друз кипятился все больше.

— Да что это за комедия? — крикнул он. — Я же их предупреждал! А ну, давай, дерись, трус!

— Irrumator! — грязно выругался Пизон и тут же прикусил язык, бросив испуганный взгляд на Ливию.

Но императрица, похоже, ничего не услышала, погруженная в собственные мысли.

Вдруг ретиарий, продолжая свой бег, неловко споткнулся и полетел на песок. Яростно взвыв, Кронос бросился на него, занеся меч. Но это был лишь обманный маневр. Ловкий фессалиец молниеносно вскочил и метнул свою сеть в потерявшего бдительность противника. Бросок не достиг цели, сеть не опутала мирмиллона, но один из свинцовых шариков, прикрепленных к ее краям, угодил в глаз Кроносу.

Тот зажмурился, неловко взмахнув мечом, и отступил на шаг. И тут же трезубец ретиария обрушился на его запястье. Меч вырвался из руки и, сверкнув серебряной рыбкой в лучах солнца, подлетел вверх и упал на песок. Кронос остался безоружным.

Теперь тяжелые доспехи, предназначенные для защиты тела, лишь мешали ему. Он неловко топтался на месте, а Гермес бегал вокруг, не давая противнику возможности подобрать клинок и раз за разом взмахивая сетью.

Мирмиллону приходилось постоянно быть начеку, но вот он наконец не уберегся. Под оглушительный рев трибун ретиарий набросил на него сеть и с силой дернул. Кронос рухнул на песок и в тот же миг трезубец ретиария уперся ему в горло. Бой был закончен.

— Позор! — крикнул Друз. — Он же дал себя свалить, как мальчик. И это называется гладиатор!

Он решительно указал большим пальцем вниз, требуя добить побежденного. Но симпатии зрителей разделились, а с толпой в амфитеатре, как известно, не спорят.

— Прости его, — сказал Флакк. — Я ведь тоже проиграл. Но, обещаю тебе, Кронос еще не раз наполнит наши кошельки.

— Сопляк несчастный, — фыркнул Друз. — Так опозориться перед этой поганой Грецией.

Но видя, что большинство людей на трибунах просят пощадить гладиатора, медленно повернул большой палец вверх. Жизнь Кроноса была спасена. Радуйся, римский народ! Друз Цезарь — твой лучший друг и благодетель. Не забывайте этого!

Флакк с улыбкой вручил Сабину чек на полторы тысячи.

— Вот уж кому везет, — сказал он беззлобно. — Не хотел бы я играть с тобой в кости, трибун.

— Сыграем, сыграем, — оживился Друз. — Сегодня же вечером. Я устраиваю маленький банкет для друзей...

Тем временем Кронос ушел с арены, а Гермес принимал поздравления публики.

— Vicit! — громко объявил распорядитель, указывая на него пальцем. — Он победил! Аплодируйте ему, римляне!

Статус мирмиллона был определен термином «missus» — он проиграл, но сохранил жизнь. И теперь ему предстоит реабилитироваться в последующих выступлениях.

А потом выступали еще другие виды гладиаторов — крупелларии, секуторы, велиты. Напоследок сражались эсседарии, которые, на британский манер, выступали на колесницах, швыряя друг в друга тяжелые копья, а затем — если требовалось — схватываясь в рукопашной.

День клонился к вечеру, а солнце — к закату. Насытившиеся видом крови и смерти зрители начинали уже подумывать о праздничном ужине в кругу семьи и о продолжении обрядов в честь Богини пастухов Паллы, мирной Богини, которая не любила кровавых жертв.

Но вот снова в центр арены вышел распорядитель, уже изрядно уставший, и в очередной раз призвал к тишине, хотя люди уже и не очень вопили — у всех устали глотки от многочасового крика.

— И последнее на сегодня, — возвестил он. — Сейчас перед вами выступят два преступника, которые сразятся между собой. Оба они должны сегодня умереть, так что победителя не будет. Того, кто останется в живых, расстреляют из луков.

Публика отреагировала довольно вяло, но лишь немногие потянулись к выходу. Ведь случалось, что поединки обреченных на смерть преступников бывали более захватывающими, чем единоборства профессиональных гладиаторов, весьма ценивших собственную шкуру.

По сигналу распорядителя, уже без сопровождения труб, на арену вышли двое. Они остановились у самых ворот, щуря глаза от яркого солнца. Видимо, до сих пор их держали в темнице и люди отвыкли от дневного света.

— Внимание! — надрывался распорядитель. — Вот это, — он показал рукой, — германский раб, осужденный на смерть за поджог дома своего хозяина, а это — сицилийский бандит, пират и мятежник, схваченный патрулем стражников с оружием в руках. Сейчас они сразятся друг с другом, а вот каким оружием, определит Судьба.

Служители амфитеатра вынесли на арену несколько мешков и положили на песок.

— Теперь каждый из них, — продолжал кричать распорядитель, — выберет свой мешок. Там лежит оружие, разное. Ну, давайте, парни!

Сицилиец стоял молча, германец бегло осмотрел мешки и указал пальцем на один из них, крайний справа.

— А ты? — рявкнул распорядитель, обращаясь к сицилийцу. — Или хочешь получить бичом по ногам?

Разбойник несколько секунд смотрел на него невидящим взглядом, а потом равнодушно пнул по ближайшему мешку. Служители кинулись вынимать оружие. Трибуны несколько оживились. Такая лотерея представляла определенный интерес для зрителей.

— Германец будет драться топором! — торжествующе возвестил распорядитель. — А сицилийский бандит — мечом. Внимание, почтеннейшая публика! Бой начинается!

В цезарской ложе интерес к поединкам уже угас. Даже Друз выглядел сонным и уставшим. Сабин сидел молча, думая о своем. Но при последних словах распорядителя он поднял голову и посмотрел на арену.

Его лицо напряглось, а челюсти сжались. Трибун почувствовал, как что-то неприятно шевельнулось внутри.

Там, на песке, держа в руке короткий широкий меч, стоял Феликс.

Глава VIII

Обмен

Да, Сабин сразу узнал его, узнал эту высокую фигуру, мужественное лицо с черной бородой. Никаких сомнений, это был тот самый человек, которого трибун некогда спас от петли и который потом спас его самого во время стычки с преторианцами на Аврелиевой дороге. Да и не только его он тогда спас, и Кассия Херею, и Корникса тоже. А по большому счету — и Агриппу Постума. Хотя и ненадолго...

— Будем делать ставки? — спросил Друз. — Германец смотрится неплохо. Такой же здоровенный, как и тот, что убил медведя. Да и топор против меча выигрывает. Ладно, предлагаю три тысячи против одной на германца.

Сабин поднял голову.

— Принимаю, — глухо сказал он.

И подумал, что хоть так он сможет поддержать старого знакомого, который очутился в столь критической ситуации.

Флакк и Вителлий тоже ударили по рукам; первый поставил на Феликса полторы тысячи.

Распорядитель махнул рукой, призывая участников начать поединок. Лорарии со своими раскаленными железными прутами подобрались. Ведь таких «бойцов» наверняка придется подстегивать, не очень-то и так обреченные преступники горят обычно желанием сражаться.

Обиженный на весь свет германец — дом он поджег из-за того, что управляющий со своими друзьями изнасиловали его жену, а хозяин, в ответ на жалобу раба, только посмеялся — сразу же бросился вперед. Его товарищ по несчастью сохранял выдержку, держал дистанцию и ждал удобного момента.

Страшное безжалостное лезвие топора со свистом рассекало воздух; Феликс, имея в своем распоряжении лишь короткий широкий самнитский меч, вынужден был отступать. Обладающий огромной силой германец хотел как можно скорее, одним разящим ударом, закончить бой, а потом принять свою судьбу, отдаться во власть всесильных варварских Богов Зея и Манна, которым его племя приносило щедрые жертвы.

Феликс время от времени делал выпад, но длиннорукий поджигатель не подпускал его близко и маневры сицилийца пока ничего не давали. Вскоре тот заметил, в каком состоянии находится его противник, а ведь гнев — плохой помощник. Феликс решил еще больше разозлить германца, вывести его из себя окончательно.

Он сам не знал, почему сейчас сражается с таким же обреченным, как и он сам, почему доставляет удовольствие этой ненавистной звероподобной толпе, алчущей крови. Не проще ли и не достойнее было бы всадить сейчас нож себе в сердце и уйти из жизни свободным человеком, а не быть растерзанным здесь на потеху орущим трибунам?

Но какой-то инстинкт, жажда жизни и надежда на что-то невозможное заставляли бывшего пирата отчаянно сражаться за каждую секунду пребывания на этом свете.

Однако время от времени он бросал по сторонам горящие взгляды, полные такого презрения к тем стервятникам, которые слетелись на кровавый пир, слетелись насладиться смертью своих ближних, что даже многим закаленным подобными представлениями зрителям стало не по себе.

— Клянусь Марсом, — буркнул Флакк в цезарской ложе, — глядя на этого парня, я думаю о Спартаке. И согласен даже потерять еще полторы тысячи, лишь бы его сейчас прикончили. Он опасен, говорю вам, очень опасен.

— Не волнуйся, — хмыкнул Друз. — Сейчас этот исполин-германец как следует махнет своим топором и не будет больше твоего Спартака. А Сабин заплатит мне мою тысчонку.

Сабин вовсе не был так в этом уверен. Он знал Феликса и от души молил Диану, Геркулеса, Викторию, Фортуну и даже суровую Немезиду даровать победу сицилийцу. Хотя и знал, что это его не спасет, — Феликс был приговорен, и ничто не могло сохранить ему жизнь.

Германец начинал уже ощущать недостаток сил — топор был тяжелый, песок на арене тоже не очень помогал. Феликс хладнокровно маневрировал, держа меч в вытянутой руке.

Он уже приноровился к манере своего противника вести бой и теперь контролировал ситуацию. С трибун это не было заметно, там по-прежнему преобладало мнение, что германец владеет инициативой, но на самом деле все обстояло несколько иначе.

Блестящее лезвие топора в очередной раз блеснуло перед его глазами; сицилиец увидел, что его противник очень устал и еле держит оружие. Он молниеносно подбросил свое тело вверх и обеими ногами обрушился на правое предплечье германца. Топор вырвался у того из руки, поджигатель еще пытался удержать оружие левой, но в тот же момент острый меч сицилийца мягко вошел ему под лопатку.

Трибуны дружно охнули, а потом засвистели и завопили, приветствуя победу Феликса. Им было все равно, кто выиграет этот бой, лишь бы интересно получилось. Сицилиец оправдал их надежды и теперь получал свою Долю аплодисментов.

— Тьфу, — сплюнул Друз. — Вот остолоп. Дать себя так зарезать? Ну и дураки эти германцы. Что там мой брат Делает так долго на Рене? Ведь такого противника можно брать голыми руками.

Сабин облегченно вздохнул. Молодец, Феликс. Но тут же помрачнел. Вот сейчас наступит конец. Выйдут на арену ливийцы с луками и в упор расстреляют приговоренного, у которого не будет уже ни малейшей возможности спастись. А это ведь несправедливо.

Феликс стоял молча, тяжело дыша, возле трупа германца. Вопли зрителей его совершенно не трогали. Он уже мысленно прощался с жизнью. Ну, что ж, пират, ты сделал все, что мог...

Внезапно в тишине ложи раздался скрипучий голос императрицы Ливии, которая вдруг словно очнулась ото сна;

— Послушай, внучек, — сказала она, — у меня есть предложение. Пусть этот бандит сразится сейчас с тем фессалийцем-ретиарием, который победил Кроноса. Ему все равно умирать, а Гермес, по крайней мере, отработает деньги, которые на него потрачены. Ведь он не очень-то намаялся в своем поединке.

Мысль пришлась Друзу по душе.

— А что? — воскликнул он. — Хорошо придумано. Посмотрим еще один бой. Но вот ставки делать...

Он оглянулся на своих друзей, но те не проявили никакого энтузиазма.

— Это бессмысленно, — сказал Флакк. — Гермес же профессионал.

— Да, — с сожалением согласился Друз. — И тем не менее, бой состоится. Эй, ты!

Он подозвал слугу и отдал приказ. Раб бегом бросился вниз по лестнице и что-то сказал распорядителю. Тот почесал в затылке и кивнул. Потом он дал Феликсу знак оставаться на месте и скрылся за воротами. Люди начали подниматься с мест, собираясь уходить.

— Подождите! — крикнул Друз. — Еще не все!

Но его мало кто услышал.

Тем временем вернулся распорядитель и опять привлек к себе внимание толпы.

— Римский народ! — крикнул он. — Минуту терпения. Сейчас состоится еще один поединок. Ретиарий Гермес выйдет на арену, чтобы убить этого преступника, который уже показал вам свое мужество. Делайте ставки, граждане! Последняя схватка на сегодня!

Феликс отрешенно слушал вопли распорядителя. Ему было уже все равно. Какая разница — умереть от стрел или от трезубца? Что ж, по крайней мере, ему дают возможность зацепиться за жизнь.

Сабин сидел молча, он даже не взглянул на чек, который положил рядом с его рукой Друз.

Из ворот вышел Гермес. Выглядел он расслабленным и недовольным. Наверняка, гладиатор уже успел хлебнуть кубок-другой винца за победу и отнюдь не горел желанием снова начинать бой. Но — здесь командует распорядитель игр и никто, даже самый знаменитый боец, не смеет ему указывать, как поступить. Надо подчиняться.

— Какие ставки? — спросил Друз, оглядываясь.

— Да хватит уже, — махнул рукой Флакк. — Мне совершенно не везет сегодня. Давайте дождемся финала и пойдем ужинать.

Остальные тоже не выразили особого желания рисковать деньгами. Друз улыбнулся.

— Ну, как хотите. Действительно, пора уже сменить обстановку.

Тем временем распорядитель установил Феликса и Гермеса друг против друга и махнул рукой. Пропела одинокая труба — видно, у кого-то из музыкантов не выдержали нервы. Бой начался.

Фессалиец чувствовал себя совершенно спокойно. Он не раз уже шутя разделывался с настоящими профессионалами, а тут какой-то бандит с большой дороги. С ним не должно быть проблем.

Их и не было.

Феликс, вооруженный по-прежнему своим коротким самнитским мечом, не имел ни одного шанса. Ведь даже мирмиллоны и секуторы, традиционные противники ретиария в амфитеатре, очень часто проигрывали это единоборство, хотя располагали еще щитом, панцирем и шлемом. Так что в такой ситуации мог сделать неопытный дилетант?

Гермес с первого же броска опутал его ноги сетью, и Феликс полетел на песок. Трезубец свистнул возле его головы. Но бывший пират все же обладал недюжинной реакцией. Он сумел каким-то чудом уклониться и двинул мечом в массивное бедро ретиария. Брызнула кровь.

Трибуны восторженно завопили. Зрители тоже понимали, что сицилийцу не на что рассчитывать, и теперь подбадривали его, одобряя мужество обреченного и желая, чтобы бой продлился подольше.

Феликс освободился от сети и вскочил на ноги. Еще миг и его клинок вонзился бы в грудь слегка опешившего от такого поворота событий ретиария. Но тот недаром считался классным бойцом.

Ловко убрав корпус, Гермес ушел из-под удара и вновь завладел своей сетью. Но публика оставила этот подвиг без внимания, зато вовсю аплодировала Феликсу.

Окрыленный успехом сицилиец вновь бросился в атаку, но тут уж счастью его пришел конец. Гермес просто двинул его в висок рукояткой трезубца, одновременно ударом ноги выбив меч. Сеть ему уже не понадобилась. Феликс свалился на песок.

— Вот так, — сказал Друз. — Ну все, можно идти отдыхать. Сейчас этого добьют...

Но публике, видимо, Феликс понравился. Люди вставали с мест и оборачивались к цезарской ложе.

— Пощади! — слышались крики.

— Пусть живет!

— Мы хотим еще увидеть его на арене!

Друз колебался.

Сабин глубоко вздохнул и взглянул ему в глаза.

— Ты называл меня своим другом, достойный Друз, — глухо сказал он. — Выполни мою просьбу. Я прошу сохранить жизнь этому человеку.

— Что ты говоришь? — изумился сын цезаря. — Неужели он так тебе понравился? Мы же даже ставок не делали.

— Тут дело не в ставках, — упрямо произнес Сабин. — Сохрани ему жизнь и тогда действительно будешь иметь во мне преданного друга.

— Ну... — протянул Друз. — Не знаю... Это вроде не положено. Да что тебе до него за дело?

— Я тебе скажу, что ему за дело, — вмешалась вдруг Ливия. — Рука руку моет. Они же вместе участвовали в мятеже беглого раба. Дружки-бандиты. Я требую немедленно добить преступника.

Резкие слова бабки, однако, произвели на Друза совсем не то впечатление, которого она ожидала.

— Ну нельзя же быть такой жестокой, бабушка, — притворно улыбаясь, сказал он. — Пожалуй, я пощажу этого человека. Пусть народ славит не только мою щедрость, но и великодушие.

— Этот человек — государственный преступник, — заявила Ливия. — При аресте он заколол двоих моих агентов.

— Невелика потеря, — пренебрежительно махнул рукой Друз. — Других найдешь. Сейчас много желающих...

— Не дерзи бабушке, — сурово сказал Тиберий.

На несколько секунд установилось напряженное молчание. Сабин угрюмо смотрел в пол. Он понял, что спасти Феликса ему не удастся.

— Извини, трибун, — вздохнул Друз. — Рад бы тебе помочь, но не могу. Закон говорит, что таких преступников нельзя оставлять в живых. Хотя дрался он совсем неплохо и я бы с удовольствием поставил на него в следующий раз...

Ливия удовлетворенно вскинула голову и отвернулась, глядя на арену, где Гермес, приставив острие трезубца к горлу лежавшего на песке Феликса, ожидал приговора зрителей.

Тиберий вдруг оставил уже пустую чашу и выпрямился. Его холодные бледные глаза уперлись в Сабина.

— У меня есть к тебе предложение, трибун, — сказал он негромко и по обыкновению медленно.

Сабин поднял голову и встретил взгляд цезаря.

— Слушаю тебя принцепс, — произнес он.

— Твой любимец останется в живых, больше того, ему будет возвращена свобода, — продолжал Тиберий. — Но за это я потребую от тебя оказать мне одну услугу.

Наступила пауза.

Сабин пытался привести свои мозга в порядок и осмыслить сказанное цезарем; Тиберий молча смотрел на него, Друз и его приятели открыли рты от изумления, а императрица Ливия, сообразив, что сын хочет сделать ей очередную пакость, гневно раздувала ноздри.

— Я согласен, принцепс, — сказал наконец трибун. — Если только эта услуга не потребует от меня поступиться моей честью солдата и гражданина.

Тиберий чуть улыбнулся.

— Не потребует, — сказал он. — Это будет, собственно, услуга не мне, а Риму. И если ты сочтешь, что обстоятельства того требуют, то можешь в любой момент сойти со сцены. Это я говорю тебе при свидетелях.

— В таком случае, — сказал Сабин, — повторяю: я согласен.

— Отлично, — ответил Тиберий и посмотрел на Друза. — Сынок, соблаговоли распорядиться, чтобы этого человека на арене освободили.

— Ну ты даешь, папа, — с уважением сказал Друз. — Я буду рад выполнить просьбу моего друга Сабина.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29