Тереска Кемпиньска (№1) - Проза жизни [Обыкновенная жизнь]

— Ив мыслях не держите, — спохватился Цегна. — Упаси вас Бог заняться слежкой! Это очень опасная работа, и без опыта тут не обойтись. Я уж сам буду этим заниматься, после службы. Знать бы только, за чем следить.

Неожиданный запрет вызвал в Тереске недовольство и даже лёгкий протест, но она его не показала. Желание помочь неудержимо росло в ней как боровик после дождя.

Уже назавтра утром, перед первым уроком, Шпулька нарушила данную себе торжественную клятву, что никогда больше не будет вмешиваться во всякие страшные истории, которыми Тереска отравляет ей жизнь.

— Машин становится все больше, — таинственно объявила она. — Я видела ещё одну.

Тереска, интерес которой к этой истории неимоверно возрос, сразу же оживилась, сходу поняв странное Шпулькино заявление.

— Какую? И где?

— Темно-зеленую. На этот раз Наполеон под Москвой. Бонапарт. Дата, значит. То есть номер. И опять спереди эта чёртова пятёрка по истории.

— А!.. Пятьдесят восемь — двенадцать? А буквы какие?

— WP. Я долго мучилась, вспоминая, у кого такие инициалы, и запомнила только потому, что ни у кого таких нет. У меня уже развилась мания переводить номера машин в исторические даты. Знаний, правда, не хватает.

— Номер городского центра, — со знанием дела определила Тереска. — Где ты её увидела? И почему решила, что машина подозрительная?

— Мне на роду написано быть свидетелем. Стою себе над Кручей, перед «Гранд-отелем», и жду автобуса. Вижу — подъезжает этот, с ухом, на своём «опеле», высаживает какого-то пассажира, пассажира тут же подбирает Наполеон под Москвой и катит дальше. А у пассажира в руке, можешь себе представить, был точно такой же свёрток! — охотно и даже с восторгом делилась Шпулька доставшейся ей информацией.

— Как он выглядел? — Тереска пошла красными пятнами.

— Я же говорю, темно-зелёный…

— Не автомобиль, а этот пассажир!

— Такой какой-то… Невысокий, лысый, в куртке с воротником и в очках.

— И что он сделал?

— Ничего. Сел в Наполеона и укатил.

— Ты его узнаешь?

— Если увижу с той же стороны и в той же одежде, узнаю.

Ни одна из подруг не обращала внимания, что урок давно начался и учительница истории не спускает с них глаз. По причине того, что историчка была внушительных размеров, грузной и неповоротливой, неудивительно, что у неё было благозвучное прозвище Газель.

— А вот нам Букатувна и расскажет, что тогда происходило в Польше, — зловеще объявила Газель.

— Когда? — шёпотом спросила побледневшая Шпулька и как можно медленнее поднялась из-за парты.

— В тысяча восемьсот тридцатом, — сочувственно подсказала Кристина сзади.

У исторички была отвратительная манера засыпать учеников вопросами, перескакивая то из эпохи в эпоху, то из одного конца света в другой. Попробуй сообрази, чем занимались германские маркграфы в ту пору, когда Христофор Колумб плыл в Америку, или который из Владиславов вырезал на Руси род Святополка и которого из них, если не наоборот! Прыжок от Пунических войн к Ноябрьскому восстанию был привычным для класса пустяком, однако это не мешало ученикам всякий раз испытывать потрясение.

— С Наполеоном уже пятнадцать лет как управились, — нашлась Шпулька, благо эта тема всплыла из прерванного историчкой разговора.

— Совершенно верно, — подтвердила Газель, неодобрительно щурясь на неё. — Но я тебя спрашиваю, что происходило, а не что отошло в прошлое.

— Ноябрьское восстание…

— В каком месяце, детка, вспыхнуло Ноябрьское восстание?

— В ноябре, — неуверенно прошептала Шпулька после долгой паузы, во время которой она лихорадочно соображала, какая каверза кроется в таком простом, на первый взгляд, вопросе.

— Правильно. А когда начинается год?

— Первого января…

— Вот именно. Между январём и ноябрём много всего может произойти. Итак?

Какое-то время Тереска внимательно слушала ответ Шпульки, во-первых, чтобы в случае чего подсказать, а во-вторых, чтобы историчка не подловила и её. Но потом темно-зелёный императорский автомобиль целиком завладел её мыслями. Воображение подсказывало захватывающие сцены: вот она наталкивается на машину в подходящий момент, а в руках у неё фотоаппарат… Да, но у неё нет фотоаппарата! Зато у Кшиштофа Цегны может быть служебный…

— Кемпиньская, вот ты нам это и расскажешь, — возвестила Газель тоном непоколебимой убеждённости.

— Езус-Мария, что?.. — Всполошилась Тереска.

Медленно приподнимаясь из-за парты, она скорбным взором посмотрела на Шпульку.

— Эти два делегата в Думу… — Не разжимая губ процедила Шпулька.

Тереска лихорадочно соображала. На подсказку надежды не было, в классе царила гробовая тишина. Значит, речь идёт о чем-то, чего никто не знает, сделала вывод Тереска, и Газель уже высказала классу своё недовольство. Тереске же положено знать, за что, спрашивается, у неё по истории эта злосчастная пятёрка? Её мозг, как электронный, должен выдавать ответ на все вопросы. Ноябрьское восстание было в предыдущем классе, но для этой гарпии такая мелочь значения не имеет. Вроде речь шла о восстании… Но откуда всплыли эти делегаты? Ага, обсуждались непосредственные причины…

— Одной из непосредственных причин Ноябрьского восстания было недопущение в Думу двух польских делегатов, — сказала она наобум.

Газель кивнула головой, явно ожидая продолжения. Не имея понятия, чего ещё от неё хотят, Тереска . умолкла и тупо на неё уставилась.

— Фамилии, — снова подсказала Шпулька трагическим шёпотом.

Вот беда! У отвергнутых делегатов, конечно же, были фамилии, но какие? Смутно вспомнилось, что они состояли в каком-то родстве, и Тереска уже открыла рот, собираясь сказать, что это были отец с сыном вроде бы на «п», но вовремя прикусила язык. Неправильные ответы Газели нравились ещё меньше, чем отсутствие ответа, и лучше уж не рисковать. Кому-то другому Газель, может, и простила бы, только не Тереске!

В классе царило все то же гнетущее молчание. Тереска собралась с духом.

— Я не помню, как их звали, — обречённо сказала она, вкладывая в свой голос максимум сокрушённости.

Газель, казалось бы, окаменевшая навсегда, наконец отозвалась.

— Это были братья Немоевские, — известила она мрачным голосом, напоённым безграничным осуждением, и с нажимом, не уступающим мощи гидравлического пресса. А потом добавила: — Твоя оценка по истории отныне стоит под вопросом.

«Этого мне ещё не хватало», — приуныла Тереска, усаживаясь на место. Ясно, что это значит. В ближайшие недели её будут гонять по всему материалу, начиная с программы младших классов, и ей надо будет знать все назубок. Газель, как на грех, сделала из Терески козла отпущения, решив вытянуть её в отличницы, и истязала из года в год.

— Ты меня подвела, — изрекла она с таким глубоким разочарованием и горечью, что Тереске стало не по себе, словно она совершила какую-то непростительную подлость.

— Кто тебя тянул за язык, зачем ты упомянула этих делегатов? — напустилась она на подругу после урока.

— Я не виновата! — жалобно заныла Шпулька. — Она все приставала и приставала, вцепилась как репей, я уже не знала, куда деваться и что ещё сказать, лишь бы отвязалась!

— Ты меня подставила! Разве не ясно было, что она переключится на меня? Теперь я влипла. Ты что, считаешь, мне делать больше нечего, как только зубрить историю? Подруга называется!

— Ой, хватит! Ты меня уже достала! Буду воровать часы, бегать за бандитами, все что угодно, только не приставай! Сначала Газель, теперь ещё ты!

— Бедняга, — саркастически процедила Тереска. — Не хочешь — не воруй, я тебя не заставляю. А то, что ты меня втравила в историю, извини за каламбур, что можешь испортить жизнь порядочному человеку, тебя не волнует!

— С ума сошла, кому я испорчу жизнь? — совсем расстроилась Шпулька. — Что ещё за порядочный человек?

— Не ссорьтесь, — попыталась урезонить их Кристина. — Дальше хуже будет. Химичка снова принесла какую-то пакость. Теперь опять будем вонять химикалиями всю неделю, а мне сегодня в театр…

Только по дороге домой Тереска смогла пересказать Шпульке исповедь Кшиштофа Цегны. Она проделала это с таким чувством, что Шпулька прониклась всем сердцем и сочла недопустимым оставить Кшиштофа Цегну на произвол судьбы. Заодно она вспомнила про кактус, за который ему положена хоть какая-то компенсация. Ясно, надо человеку помочь!

— Мы могли бы выследить хотя бы «мерседес», если бы знали, где живёт владелец, — возбуждённо говорила Тереска. — Цегна нам не скажет, потому что боится за нас. Но мы знаем номер и сами сумеем разыскать. Судя по номеру, это где-то в центре. Сходим в учреждение, где регистрируют транспорт и спросим, кто владелец.

Шпулька слушала, испытывая с одной стороны благородный энтузиазм, а с другой — нарастающую панику. Чуяло её сердце, что в ближайшее время её снова ждут жуткие потрясения.

— А где это учреждение? — неуверенно спросила она.

— Не знаю. Спросим у Янушека, а если и он не в курсе, у пана Влодека, шофёра папиного директора. Он иногда подвозит меня до школы.

— И ты считаешь, что в этом учреждении нам прямо так и скажут? Без всякой причины?

— Причину придумаем. Например, он меня переехал, и теперь я его ищу, чтобы получить возмещение.

— Мёртвая?

— Глупая, не насмерть переехал, а слегка. Оба меня переехали, и «мерседес», и «опель».

— По очереди? И ты осталась жива? Не знаю, сойдёт ли такая причина.

Оказалось, что не сойдёт. Устроив поздним вечером совещание с Янушеком, Тереска отказалась от этой версии. У её брата в таких делах было больше жизненного опыта.

— Насчёт того, что тебя переехали, забудь, — авторитетно заявил Янушек. — Тогда тебе полагалось бы обратиться в милицию. И дураку будет подозрительно, почему это ты сама ищешь правонарушителя, а не милиция. Придумай что-нибудь другое.

— Голова пухнет. Ну ладно, он случайно у меня увёз…

— Ага, случайно ему свалилось в машину, да? Или вскочило? Блоха, что ли?

— Дурак! — разозлилась Тереска. — Ты ему тайком это прицепил. В шутку. А он с этим уехал. У Янушека заблестели глаза.

— А знаешь, неплохая мысль. Погоди… Что я такое мог ему прицепить, чтобы не сразу отлетело? Знаю! Компас на магните!

— Что?

— Компас на магните. У моего приятеля есть такой. Автомобильный компас. Он, конечно, не на магните, а на резиновой присоске, прикрепляется к распределительному щиту или куда-нибудь ещё, прижмёшь — и держится как на клею. Положим, я ему этот компас к бамперу прикрепил. Такая вот дурацкая шутка…

После совещания, проведённого с паном Влодеком, который порекомендовал транспортный отдел в национальном совете Центрального округа, Тереска на следующий день, сразу же после школы, отправилась на операцию. Сопровождавшая её Шпулька решительно заявила, что составит ей компанию исключительно для моральной поддержки и подождёт на улице.

Тереске тоже было слегка не по себе, но её толкало на действия что-то помимо воли, невзирая на боязнь и неуверенность. Не съедят же, в самом деле, успокаивала она себя. В худшем случае мне укажут на дверь. В сравнении с очередным уроком истории визит в транспортный отдел — просто развлечение.

Чиновница, сидевшая в отделе за столом, была старше Терескиной мамы и производила впечатление дамы печальной и разочарованной в жизни. Особой доброжелательности в том, как она посмотрела на Тереску поверх очков, не наблюдалось.

— Слушаю, — с горечью сказала она. — Чем могу служить?

В течение ночи, следующего утра и уроков в школе Тереска имела возможность так отшлифовать свой рассказ о дурацкой шутке брата, что едва сама в него не поверила. Возбуждённо, с толикой смущения, но и с надеждой исповедалась она перед грустной чиновницей. Та заинтересовалась её рассказом. Тереска производила впечатление девочки воспитанной, вежливой, совсем как довоенная молодёжь, а её озабоченность, смущение и в то же время вера в то, что здесь ей помогут, нашли в душе чиновницы живой отклик.

— Младший брат, говорите? Как же он сумел запомнить номер?

— У него на этой почве бзик. Не может запомнить ни одной исторической даты, зато помнит все номера автомобилей, которые привлекли его внимание. К счастью — иначе компас пропал бы безвозвратно.

Чиновнице ужасно не хотелось вставать из-за стола и рыться в картотеке, её донимала печень, а в коленках — ревматизм, но что-то в сидевшей напротив девочке действовало на неё бодряще. От неё исходила заражающая радостью жизни энергия. Чиновница вздохнула, оторвалась от кресла и поплелась к шкафу…

— Есть!!! — издала победоносный вопль Тереска, подбегая на улице к Шпульке. — Он живёт на Железной! Живей, едем теперь в транспортный отдел на Мокотове!

— По-моему, нам надо все обсудить лично с ним, — задумчиво сказала Шпулька. — У него могут оказаться какие-то свои соображения, которые нам и в голову не придут.

— А я и собираюсь, — заверила её Тереска.

Она со стоном распрямилась и откинула падавшие на лицо волосы. Обе сидели в подвале, где Тереска колола дрова на обогрев. Печка центрального отопления во время морозов была жутко прожорливой. Шпулька укладывала разлетавшиеся чурки в красивую поленницу.

— Я не уверена, что именно такие фотографии ему нужны, — продолжала она с той же задумчивостью. — Человек вылазит и залазит, а машина стоит. Наверное, надо сфотографировать их на месте преступления, например, как они эти свёртки друг другу показывают… и ещё должно быть видно, что в них часы.

— Слишком многого хочешь, — буркнула Тереска и ударила топором по полену. — Я не знаю, за что хвататься, дел невпроворот. Хорошо хоть фотоаппаратом теперь обеспечены, я уже сыта репетиторством по горло, лишних уроков не выдержу. Караулить этих мошенников времени совсем нет, а тут ещё историчка затерроризировала, то и дело норовит подловить. у меня уже ум за разум заходит.

Жизнь в последнее время стала безумно интересной. Фотоаппарат Тереске удалось купить лишь потому, что было Рождество и половину его стоимости она получила в подарок. Техническая оснащённость позволяла теперь подругам претворить их планы в жизнь, и обе шныряли по городу, подстерегая интересующие их автомобили и запечатлевая друг друга на их фоне. У обеих уже накопилась целая коллекция снимков, где они фигурировали в самых разных позах на фоне «мерседеса», «опеля» и «фиата», причём на многих в кадр за компанию попадали и их владельцы. Развлечение было дорогостоящим, учитывая, что снимки приходилось печатать в фотоателье, так что репетиторские занятия никак нельзя было бросать. Школу тоже, хотя чёртова история окончательно отравляла жизнь.

— Когда-то… мне казалось… — выдыхала Тереска между ударами топором, — что я занята… по горло… Черт, тут сук!.. И только теперь… вижу, что времени… у меня было навалом!

Шпулька проделала акробатический прыжок, благодаря чему полено не попало ей в голову, а врезалось рядом в стенку.

— Ты меня или убьёшь насмерть, или оставишь без глаза. Коли поаккуратней!

— Не могу, нет маленького топора. Слетел с топорища. Просто следи за траекторией и в случае чего отскакивай. Если Газель не отстанет, меня ждёт райская жизнь!

Шпулька уклонилась от просвистевшего мимо виска очередного полена и покачала головой.

— Обе вы хороши, одна упрямей другой…

— Я совсем не упрямая, — понуро сказала Тереска и, перестав колоть, опёрлась на топорище. — Она мне как-то по-дурацки навязала эту роль отличницы. Понимаешь, она уверена, что мне это по зубам, черт бы её побрал. А мне это нужно, как собаке пятая нога, но подвести её не хватает духу. Я из-за пятёрки совсем не переживаю, это она переживает, просто не хочется так сразу сдаваться. Это единственная пятёрка по истории на оба третьих класса, и если у меня её не будет, то не будет ни у кого. Никто не захочет терпеть эту казнь египетскую, одна я когда-то по молодости сглупила, схлопотала чёртову пятёрку и теперь несу свой крест. Да ты сама знаешь…

— Ага. Но как тебе удаётся все запоминать? Тереска снова взялась за топор.

— Я уже давным-давно… вообще ничего не читаю… Кроме исторических книг. Представляешь… сколько у нас будет… свободного времени… когда бандитов поймают… и мы перестанем… за ними бегать! С ума сойдём… от безделья!

Шпулька подумала про себя, что тогда Тереска найдёт на свою голову что-нибудь такое же трудоёмкое, но вслух ничего не сказала. Молча встала с бревна и принялась собирать поленья.

— Вообще как-то глупо, — наконец заговорила она. — Нам бы тоже машина не помешала. А то они все катаются, а мы за ними все летаем.

— Верно. Летом у нас была хоть колымага…

— Зигмунт, когда приезжал на Рождество, отвинтил колёса и снова приделал полозья. Сказал, можете теперь кататься на санках. Вот кретин…

Тереска справилась с сучковатым чурбаком и озабоченно оглядела тающую груду.

— Дрова кончаются, — мрачно сказала она. — Отец договаривается насчёт оптовой закупки, но пока договорится, топить будет нечем. Придётся мне ехать в деревню, выпрашивать у мужиков выкорчеванные коряги. Жаль, что мы живём не у леса…

— Эй ты, у-у-у! — завыл Янушек на лестнице. — Ты там?

— Меня нет! — рявкнула Тереска. — Дрова сами рубятся! А что?

— Милиция за тобой пришла! Давай скорее! Может, отделаешься пожизненным сроком!

— Придурок, — буркнула Тереска.

Бросив поставленный на колоду чурбак, она двинулась наверх прямо со своим изуверским топором. Заинтригованная Шпулька увязалась за ней.

В гостиной дожидался Кшиштоф Цегна, уклончиво отвечая на расспросы супругов Кемпиньских.

— О, хорошо, что вы вместе, — с облегчением сказал он при виде Шпульки. — Прошу вас пройти со мной, вам придётся дать показания и кое-кого опознать. По фотографиям.

— Детка, а ты не могла оставить топор там, на месте? — неодобрительно поднял брови пан Кемпинь-ский. — Тебе так трудно с ним расстаться?

Тереска посмотрела на топор, а потом стрельнула взглядом в родителей. Кшиштоф Цегна, не подозревая того, подложил ей если не свинью, то молочного поросёнка уж точно. Она вовсе не намеревалась посвящать родителей в тайны своей детективной деятельности. Не оберёшься охов и ахов, а у неё сейчас на семью совсем нет ни сил, ни времени, не хватало ещё семейных проблем. С минуту она раздумывала, как выйти из положения, не наболтал бы Цегна лишнего, пока она будет одеваться. И так, наверное, рот на замке не держал. Надо ему на это время заткнуть его…

— Сейчас пойдём, — поспешно сказала она и, не давая Цегне опомниться, сунула ему в руки топор. — Пока мы переоденемся, отнесите, пожалуйста, топор в подвал.

Пока чета Кемпиньских приходила в себя от Терескиной фамильярности и отговаривала Цегну, пока тот убеждал супругов, что ношение топоров для него только в радость, пока он вернулся из подвала, подруги были уже готовы к выходу. Они сразу поволокли его из дома, не позволяя продолжить беседу с хозяевами.

— Янушек, в чем дело? — подозрительно спросила пани Марта.

— Ничего особенного, — равнодушно пожал плечами Янушек. — Они с этим милиционером подружились, и он с одной из них поженится. Пока, правда, неизвестно, с которой… Некогда мне разговоры вести, меня уроки ждут…

В милицейском автомобиле Тереска вытащила из сумочки толстую пачку фотографий и с гордостью вручила её своему коллеге.

— Только не болтайте лишнего при моих родителях, — предостерегла она. — Они почище вашего майора. Вот тут вам и ваши машины, и ваши преступники, правда, никакого серьёзного преступления в кадр нам не попалось.

У Кшиштофа Цегны снова отнялся язык, зато руки ухватились за снимки довольно проворно.

— Вот здорово, как раз то, что нужно, — наконец возбуждённо сказал он, любуясь фотографиями. — Вам надо будет опознать здесь и на наших кадрах этих типов и дать подробные показания. Скоро с афёрой покончат, они уже все под колпаком. Одной только мелочи не хватает…

— А вы как же? Как вы-то смотритесь?..

— Очень даже неплохо. Внёс свою лепту, хотелось бы, правда, побольше. Беда в том, что сейчас зима.

— А почему?

— В местах, где вы побывали, у них наверняка тайники. Они там прячут контрабандный товар, больше негде. А если они его закопали, как отрыть, если земля промёрзла? На участках можно спрятать где угодно, дачник всегда возится с землёй, разве поймёшь, сажает он или что-то зарывает? Трудности, конечно, будут.

— А зачем надо было тянуть до зимы? — осуждающе спросила Шпулька. — Почему не взялись за поиски осенью? Мы ведь уже давно говорили…

— Говорить-то говорили, только никто не верил, потому что никакие следы к ним не ведут. Участие принимают, а к доставке контрабанды никакого отношения не имеют. Загадка…

— Им тоже сейчас трудней, — философски заметила Тереска. — Закопать в мёрзлую землю тоже нелегко. Наверняка у них тайники не в земле.

— Может быть, только где?

В отделении милиции перед подругами выложили кипы фотографий. Очень гордясь собой, проникшись возложенной на них ответственной ролью, они внимательно и с большим интересом стали их изучать. Кроме участкового, в кабинете подруг поджидали ещё двое симпатичных субъектов, перед которыми Кшиштоф Цегна то и дело норовил стать навытяжку. Одним из них был тот самый майор с птичьей физиономией.

На снимках среди множества незнакомых лиц мелькали и знакомые.

— Это тот маленький, чернявый и лохматый, который ездит на «фиате», — уверенно разъясняла Тереска, а Шпулька утвердительно кивала головой. — А вот тот с ухом, из «опеля». О! Да тут и Наполеон под Москвой, из «мерседеса».

— Смотри! — ужаснулась Шпулька. — Это же тот ненормальный! Чур меня, не дай Бог приснится!.. А этот как сюда затесался?

На одной из фотографий был гориллообразный парень из Тарчина.

— Этого человека вы тоже знаете? — заинтересовался майор.

С большим чувством Шпулька ещё раз описала подробности каторжной операции по добыче саженцев, и теперь уже Тереска подтверждающе кивала головой. Слушатели попались благодарные, внимали с упоением и смотрели на обеих во все глаза с каким-то особым интересом. Уже знакомые с этой историей участковый и Кшиштоф Цегна предусмотрительно помалкивали.

— Вот, значит, как, — высказался майор и как-то странно закашлялся. — С виду вроде бы отпетый бандит, а душа у него, оказывается, — чистое золото! Вы добыли уникальные сведения.

— Если хотите, мы можем добыть ещё больше, — с готовностью вызвалась Тереска.

Представители закона запротестовали так дружно и с таким пылом, что Тереска даже пришла в замешательство. Перед лицом её и Шпулькиных очевидных заслуг такая чрезмерная деликатность показалась ей неуместной. В конце концов, зачем разводить церемонии? Опасности для них никакой, зато пользы государству навалом…

Представители закона при виде Терескиной гримасы ощутили серьёзное беспокойство. Было ясно как Божий день, что нет такой силы на свете, которая бы воспрепятствовала её желанию участвовать в операции. При мысли о том, что кроме преступников придётся караулить ещё и девиц, их охватила паника, а паника, как известно, плохой помощник…

— Ты обратила внимание, на что они наложили нам особый запрет? — довольно ухмыляясь, спросила Тереска, когда они после подписания всевозможных протоколов вышли из отделения милиции. — На железнодорожные вокзалы! А нам с тобой, тупицам, было невдомёк, где искать! Раз это контрабанда, значит, её возят по железной дороге, давно надо было выходить на международные поезда!

— Так ведь они выходят?..

— Но нам нужно, чтобы отличился Скшетуский, а не какие-то другие, верно? А из того, о чем они говорили, ясно, что бандитов переловят с минуты на минуту, и Скшетускому ничего не достанется. Надо срочно ему помочь.

— А дрова? — безжалостно напомнила Шпулька, лихорадочно искавшая аргумент, который заставил бы Тереску переключиться на что-нибудь другое. Тебе требовалось заняться дровами, иначе нечем будет топить.

— Папа договорился, чтобы привезли грузовик отходов с пилорамы.

— Но ведь не везут! Тебе придётся ехать за дровами, сама говорила. За корягами.

— О Боже! — простонала Тереска. — Ещё только этого не хватало. Ну ладно… Погоди, возьмём сани, ты говорила, что Зигмунт приделал к ним полозья.

Из двух зол Шпулька предпочла дрова, лучше уж самим раскорчёвывать лес, чем ловить бандитов. Стол, даже переделанный в сани, вызывал у неё недобрые чувства, но тут уж ничего не поделаешь, не будет же Тереска тащить эти коряги на себе. Пришлось согласиться.

— Только послезавтра, — беспрекословно объявила Тереска. — Завтра покараулим на вокзале, а там, глядишь, успеют привезти обрезки с пилорамы…

Морозные зимние сумерки освещались луной, когда подруги съезжали на столешнице с насыпи, рискуя переломать себе ноги. Шпулька была жутко расстроена.

— Если бы ты мне сразу сказала, что это в деревне за Вилановом, я бы ни за какие коврижки не поехала, — бубнила она в двадцать пятый раз. — Куда угодно, только не туда! Наверняка это где-то рядом с тем чокнутым нахалом!

— И совсем не рядом, немного дальше. А ты думала, коряги валяются на центральной площади? Успокойся, мы к этому шизофренику заходить не будем.

— Да он сам к нам пристанет… Тормози, что-то едет!

Столешница, хоть и преобразованная в сани, от своего норова не отказалась. По наклонной плоскости она съезжала даже неплохо, а по ровной скользкой местности разгонялась будь здоров, зато управлять ею было совершенно невозможно. Спуск с насыпи, да ещё в обманчивом лунном свете, жутко их измотал, зато потом дорога была сплошным удовольствием. Подталкиваемая с двух сторон наподобие самоката, колымага легко неслась вперёд, проявляя лишь некоторую склонность соскользнуть на обочину.

— Зря эти шоссе делаются выпуклыми, — недовольно проворчала Шпулька.

— Счастье ещё, что снег не убирают, — философски заметила Тереска, склонная, в противоположность подруге, во всем плохом подмечать положительное. — Хорошо бы мы выглядели, если бы пришлось тащить этот гроб по асфальту.

— Был бы хоть толк! Опять мы тащимся на ночь глядя, нет чтобы по-нормальному, днём. Неужели нельзя твои репетиторские занятия перенести на вечер?

— Нельзя. Вечера мне нужны. Где ты видела бандитов, которые обделывают свои тёмные делишки средь бела дня?

— Но ведь ты сейчас не к преступникам едешь, а за дровами!

— Сейчас нет, а вообще выслеживать их надо ближе к ночи. Жаль, что вчера они не привезли никакой контрабанды, вот бы мы сегодня и засекли, как её прячут.

— Если бы вчера привезли, вчера бы и спрятали. Кто знает, не привезли ли её сегодня, — проворчала Шпулька, не подозревая, что пророчествует на свою голову. — А вообще переправляли бы груз машиной. Или ты готова гоняться за машиной на этой колымаге?

— Что-то за нами едет, давай посторонимся.

— Лучше совсем съехать, впереди поворот.

По мере удаления от города сани скользили все сноровистей. Подруги, быстро освоив новую технику передвижения, почувствовали себя совсем уверенно и легкомысленно позволили себе рискованную скорость — километров пятнадцать в час.

— Тормози, — забеспокоилась Шпулька, разглядев впереди «поворот смерти».

— О Господи, за нами едут! — панически взвизгнула она. — Сейчас задавят!

— Тормози! — в страхе заорала Тереска. — Сворачиваем!

Со стороны Варшавы неслась легковушка, непрестанно мигая фарами. Шпулька лихорадочно оттолкнулась ногой, правда, чуть позже Терески. Сани вильнули сначала направо, потом влево, и снова оказались посерёдке, несясь на той же скорости. Легковушка за ними проделала на шоссе замысловатый кульбит. Подруги беспорядочно кидали свой самокат из стороны в сторону, судорожно уцепившись за железную скобу, и вылетели таким манером на поворот.

— Тормози ты! — в сотый раз дико завизжала Шпулька.

— Господи, помилуй! — простонала Тереска.

Прямо перед ними, с правой стороны, внезапно возникла другая машина. Все остальное произошло одномоментно. Тереска топнула каблуком, Шпулька оттолкнулась, санки сделали рывок вперёд и одновременно величаво развернулись к правой стороне. Выехавшая из-за поворота машина, перед носом которой неожиданно материализовался какой-то невиданный агрегат, резко сбросила скорость и сделала пол-оборота к противоположному краю шоссе. Автомобиль, едущий из Варшавы, тоже затормозил и тоже развернулся на пол-оборота. Под оглушительный хруст и скрежет машины столкнулись багажниками и застыли.

Тереска и Шпулька свалились в сугроб и тоже застыли, парализованные не только видом катастрофы, но и другим, не менее поразительным зрелищем. Оба автомобиля, повёрнутые к ним задом, выставляли напоказ прекрасно освещённые регистрационные номера. И номера эти были совершенно одинаковые: WG 5789.

— Разрази меня гром! — изумлённо прошептала Тереска.

— У тебя тоже в глазах двоится? — удивилась Шпулька.

Тереска внезапно очнулась от потрясения.

— Езус-Мария, бежим! Они вылазят!

Молниеносно вытащенный из сугроба самокат набрал скорость в мгновение ока. Замешательство их длилось не больше десяти секунд. Паника придала сил, и пока из машин повыскакивали водители, они успели удалиться под прикрытием темноты на несколько десятков метров. Ни одна из них не успела заметить, что оба водителя были одеты почти одинаково.

Наконец, отъехав на приличное расстояние, подруги осмелились оглянуться.

— Вроде не гонятся, — просипела, задыхаясь, Шпулька с некоторым удивлением.

Тайна отсутствия погони была проста. Машины сцепились задними бамперами так замысловато, что расцепить их оказалось довольно нелёгким занятием. Хотя оба водителя спешили изо всех сил. Со стороны города тем временем подъехал серый «фольксваген».

— Сматываемся! — нервно прошипел один водитель другому. — Живей!

Они заторопились как на пожар, и тот, что ехал из Варшавы, свернул на дорогу вправо, тот же, что возник перед санями, покатил в сторону Виланова. Водитель «фольксвагена», ужасно обеспокоенный задержкой из-за аварии, которая перекрыла на пару минут движение на углу Хелмской и Бельведерской, увидел издали какую-то пробку, подъехал, осветил фарами номер покатившего к Виланову «фиата» и вздохнул с облегчением.

— Нам что, обязательно надо проезжать мимо этого дома с привидениями? — нервно спросила Шпулька, ещё не опомнившаяся после страхов, пережитых на «повороте смерти». — По-моему, на сегодня приключений нам хватает по горло.