Пани Иоанна (№10) - Флоренция — дочь Дьявола

— Тот, что постарше и покрасивее, — шепнула я в ответ. — У меня всегда было высоко развито эстетическое чувство. Но молчи!

— Это и ежу ясно, сам понимаю. Ну да, мужик ничего, покрасивей черта. А почему ты за него замуж не идёшь?

— Ты чего, с ума сошёл? Зачем?! Чтобы все документы менять? И сколько у меня по жизни будет тогда фамилий?!

— Ну да, это неплохой аргумент… Оба наших гостя явно развлекались на все сто. О скачках они знали только то, что сказала им я. Может быть, инструкции я давала им слишком небрежно, поэтому они корректировали свои знания на месте.

— Слушай, объясни мне все своими словами, потому что они все тут разговаривают так, что совсем мне заморочили голову, — потребовал капитан Ройский, который выступал в качестве двоюродного кузнеца неведомого слесаря.

— Смотри, — начал Януш, показывая ему программку, — вот тут — две лошади одного и того же тренера. Тут Липецкий и там Липецкий, видишь? Если в последовательности ставят на двух таких лошадей, это означает, что ставят на одно тренотделение. Просек?

— Это я, кажется, просек… Давай дальше.

— И если у кого-то есть купон с такой ставкой, а кто-то ещё хочет сыграть с ним по этому купону, то вежливо просит, чтобы первый его впустил в конюшню…

— И точно так же входит к этому.., как его… Краковяку? Потому что тут все так говорят об этом, словно собираются к этому Краковяку домой.

— Нет, не домой. А сюда. То же самое, что с конюшней. И не Краковяк, а Куявский. Кто-то поставил триплет или квинту, начиная лошадью, на которой скачет Куявский. А у другого этого Куявского нет, и ставить уже поздно. И вот он бежит к первому и просит, чтобы тот впустил его к Куявскому. За деньги — вернёт ему часть ставки — или в обмен. А у этого второго может быть та ставка, которой у первого нет, вот они и кооперируются.

— Каждое слово по отдельности я как будто даже понимаю, — сказал, поразмыслив, капитан Ройский. — Но общий смысл для меня совершенно теряется. Может быть, попробуем на примере.

Я оставила их, когда они договаривались, кто на какого жокея будет ставить, чтобы потом «войти» друг к другу, а сама отправилась в кассу, потому что я-то, в конце концов, на скачки приехала не затем, чтобы преступников ловить. Я на ипподром поиграть приезжаю и на лошадей посмотреть. Ловля преступников оказалась дополнительным развлечением, весьма раздражающим.

Под конец скакового дня ловцам стало ясно, что единственным визитом в злачные места дело не обойдётся. День оказался дохлый, никаких крупных выплат, даже квинта дохлая, всего-то девять тысяч с ерундой. Никто не имел возможности разбогатеть, разве что ставил миллионы, но и тогда он всего-навсего получил бы свои миллионы обратно плюс ещё совсем капельку. Не о чем говорить. Мафия наверняка не нашла для себя поживы.

После этого я привела их на скачки только в воскресенье, потому что входные билеты от пани Зоей могла получить только в субботу. Воскресенья часто бывали хилые, а самые грандиозные сенсации случались в среду. На среду не надо было их уговаривать, они сами рвались. Я за них чуть со стыда не сгорела, потому что идиотами они притворялись потрясающе. Каждый свой выигрыш разглашали на все четыре стороны, ставя всем кругом все равно что: коньяк, пиво, кофе… Причём совершенно неважно было, что выигрыш составлял тысячу злотых. Спасало их только то, что они делали это с обаянием, а то мне пришлось бы утопиться.

— Это вам обязательно.., так себя вести? — в отчаянии спросила я у своего личного полицейского.

— А как ты себе это представляла? Они охотнее всего нападают на кретинов. Кроме того, наблюдающему должно быть ясно, что ни один из нас, двух дураков, не скрывает своих выигрышей.

— Не скажу, что именно вы выигрываете, чтобы не выражаться.., конкретно говоря, дерьмо. В случае крупного выигрыша, хотя вы не обязательно должны его получить…

— Не ломись в открытые двери…

— Так вот, в случае крупного выигрыша вы должны вести себя совершенно иначе. Остолбенелое молчание, потом один страшный крик, прыжки на месте и что-нибудь в таком роде. Потому что тогда шутки кончатся, начнётся лестница…

— Так точно, уважаемая пани. Ясно. Будет сделано.

Было мне все-таки очень и очень не по себе, потому что мне казалось, что это я, несчастная, сама веду полицейскую операцию. Меня это слегка оглушило, мысли рассеивались, но я упрямо пыталась отвлечься и заниматься ещё и лошадьми?

В среду разыгрывались семь скачек. В третьей я выбрала лошадь из паддока, на неё совсем не ставили, а скакала на ней Яжиняк, девочка, за которой я в последние дни следила, потому что ей не везло. Скакала она замечательно и усердно рвалась вперёд. Может быть, она так же, как Зигмусь Осика, хотела стать жокеем, прежде чем выйдет замуж и начнёт рожать детей, что, впрочем, Зигмусю Осике не грозило. Лошадь была в форме, а тренер её ещё не стал тренером, против фамилии стояло «и, о.» Чтобы получить полные права, у его лошадей должно было быть сто побед, поэтому их с Яжиняк интересы совпадали, и они согласно использовали всякую возможность.

— Ставьте на пятёрку, — сказала я шёпотом двум этим чокнутым, хотя для того, чтобы добиться своей цели, им совершенно не обязательно было выигрывать по правде. — Это будет фукс, а она обязательно победит, поэтому делайте что хотите. Начните с неё триплет, настройтесь на квинту.., хотя нет, уже поздно! Ставьте последовательность, что ли… Но все — с ней!

— Кажется, я начинаю понимать, что означают слова «все — с ней», — сказал с великим облегчением капитан Ройский, а я сразу замолчала. Я с ним разговаривала тоже «на ты», хотя знала его третий день, и вдруг сообразила, что забыла, как его зовут! Господи, какое идиотское положение…

Я с большим усилием подавила панику и наклонилась к Янушу.

— Ради Бога, как его зовут?! — в отчаянии прошептала я.

— Анджей, — понимающе шепнул он.

— Ендрусик, — произнесла я слабым голосом, — ступай в кассу и скажи там такие слова:

«В третьей, пожалуйста, последовательность пять-два, пятёрка верхом и к ней стенка». Заплатишь тридцать тысяч, а выиграть можешь сто двадцать. И сделай это, пожалуйста, громко…

— А если бы я рискнул шестьюдесятью тысячами? — спросил с любопытством Ендрусик.

— Тогда добавь: «Два раза». Только не спутай с дублетом!

Ендрусик, он же капитан Ройский, до сих пор совершенно чужой мне человек, вдруг ставший родным и близким, поднялся и пошёл в кассу. Януш схватил меня за руку и силой посадил за стол, где мы пировали.

— Мне совершенно необходимо знать, что ты ему только что сказала.

Я вздохнула и сосредоточилась. Сама я ставки уже сделала, так что могла посвятить время объяснениям до самого старта.

— Ввели новые ставки. Тебе объяснять, как дураку?

— Даже как совсем дураку.

— Отлично. Последовательность ты знаешь, две лошади в обе стороны. Первая-вторая, вторая-первая, неважно, в каком порядке они придут к финишу, один черт. У нас так было всегда, если участвовало больше пяти Лошадей. Во всем мире считается только в одну сторону, только первая-вторая. Вторая-первая уже выигрыша не принесёт. Ясно?

— Ясно. Например, пять-два. Два-пять можно сразу выкинуть в урну.

— Вот именно. В последнее время у нас ввели новшества, можешь играть двух лошадей в определённом порядке, тем самым называя победителя. А можешь играть старую последовательность, в обе стороны. Вот новый вариант я ему и посоветовала. Тут аккурат пятый номер выигрывает, а за ней все, что угодно, то есть стенка. Если пятёрка проиграет, значит, проиграешь и ты.

— И ты велела ему играть пятёрку на первом месте?

— Именно. Надо было в паддоке смотреть…

— Мы и смотрели, но нам понравилась под номером два.

— Фаворит. Наверное, он придёт вторым. Вообще-то, черт побери, он может и выиграть, но в среду обязательно приходят фуксы! Пока что пришли два фаворита, не такие уж забитые, но все-таки…

— Чтобы избежать недоразумений, переспрошу: забитые не в смысле «кнутом», а в смысле, что на них много ставят?

— Вот именно, — подтвердила я в полном изнеможении. — А дублет — это просто уменьшенный триплет, не три лошади из разных скачек, а две. О боги, боги мои, яду мне, яду! И почему же я не привела сюда свою внучку, она бы вам все это с лёгкостью и с радостью объяснила! Детуля с лошадьми знакома с трех лет и смысл всех ставок поняла молниеносно! Это у неё от бабушки.

— И подумать только, — сказал изумлённо Януш, — что я с такой страстью сплю с бабушкой…

— Лучше не внушай это своему подсознанию, — посоветовал ему мой здравый смысл вопреки моей воле.

Над нашими головами возникла Мария, у которой ко мне было дело.

— Я обыскала всю твою сумку, но не могу найти открывалку, — отрапортовала она вежливо. — Глупо идти с собственным пивом в буфет. Может, ты бы того…

— Ты все понял? — обратилась я к Янушу.

— Вроде да, остальное само дойдёт. Не хочу быть несносной помехой…

Открывалка лежала в косметичке, что Марии не пришло в голову. Я дала ей открывалку и снова спрятала, когда две бутылки пива были откупорены. Я по опыту знаю, как легко пропадают такие полезные вещи.

— Не хочу быть бестактной, — сказала Мария, разливая пиво по стаканам, на что я смотрела подозрительно и недоверчиво, — но я кое-что услышала и мне до смерти любопытно… С какой такой бабушкой он спит?

Я чуть не обиделась.

— Мне казалось, что запомнить такую мелочь как-нибудь да можно. У меня все-таки две внучки.

— Ох, ведь действительно! Извини меня, ради Бога.

Яжиняк выиграла на целый корпус. За ней до последней секунды держалась двойка, которую у самого финиша обогнал Замечек на Юбиляре, никем не принятый в расчёт. Капитан Ройский, согласно инструкции, издал сперва вопль дикий и страшный, а потом глухо замолчал, ошалело глядя на свой купон.

— Неплохо, — сообщил мне до упаду хохочущий Януш. — Ендрусик поставил на это не два раза, а три. Кроме того, он вложил в это и наши частные капиталы, так что у нас неплохая премия.

Мне повезло больше, чем им, потому что я одна поставила два раза, а у них получалось по полторы ставки на брата. Но и так у них получилось совсем неплохо, потому что заплатили не сто двадцать тысяч, а двести восемьдесят. Начинались фуксы среды.

— Не понимаю, что тут творится, но легко догадаться, что Янушек и Ендрусик, которых я с рождения знаю вот уже три дня, добились огромного финансового успеха, — заметил Метя, хихикая, как сумасшедшая гиена. — Такая операция мне очень нравится, потому что я готов голову дать на отсечение, что это операция!

— Метя, забодай тебя комар, молчи! И смейся про себя, а не наружу! — прошипела я в ярости. — Если ты опаскудишь все дело, сам пойдёшь в качестве приманки!

— Я не хочу!

— Посмотри, а у меня это есть! — изумлённо говорила Мария. — По ошибке, конечно. Я хотела поставить на Тарпана…

— Тарпан четвёртым пришёл. Если Вишняк его не придержал, то я китайский мандарин!

— Для того и среда, чтобы коленца выкидывать, — напомнила я. — А что у нас в четвёртой будет фуксом?.. Выбросить фаворитов, сходить бы в паддок…

Окончательный результат оказался потрясающим. Как по заказу. За квинту заплатили сто пятнадцать миллионов. Капитан Ройский вёл себя как умственна отсталая личность; он то издавал дикие животные вопли, то надувался как индюк и гордо замолкал. У Януша было такое блаженное лицо, что я окончательно одурела и не могла понять, что они симулируют, а что выиграли на самом деле. За деньгами в кассу они пошли вместе, но билеты подавал Ендрусик, и он же спрятал в карман толстенную пачку денег. Что касается Марии, она выиграла триплет из двух фаворитов и одного фукса и не жаловалась. Зато проиграла все остальное. О себе я совершенно забыла, вполне удовлетворённая полумиллионом, к тому же мне были обещаны и другие развлечения.

Другие развлечения, невзирая на наши усиленные старания, обошли нас стороной. Двое наших приятелей пропали из поля зрения, прежде чем мы успели глазом моргнуть. Эффект внезапности сократил нам жизнь минимум года на два. Втроём с Метей и Марией мы ждали у меня конца операции, ведя полуголодное существование на трех сосисках и маленьком кусочке сыра, зато нализавшись до бровей высокопроцентным алкоголем. В отчаянии мы вылакали ещё и две литровки чего-то, что стояло у меня со времён царя Гороха. Одна бутылка оказалась сухим вином, вторая — какой-то сладкой бурдой. В конце концов мы перебрались на другой конец лестничной площадки, к Янушу, что оказалось не самой лучшей идеей, потому что Януш сначала зашёл ко мне и ждал там ещё минут пятнадцать, прежде чем пойти к себе. За эти четверть часа у нас прибавилось седых волос. Метя по двум телефонам, от меня и от Януша, пытался убедить Гонорату, что он жив-здоров и вскоре вернётся, во что Гонората постепенно переставала верить.

— Почти удалось, — сообщил Януш, наконец объявившись в собственном дому примерно в десять тридцать вечера. — Они наметили Ендрусика, а на меня плюнули. «Прочь, — говорят, — собачья твоя мать», — посоветовали они мне вежливо, и я охотно выполнил сей приказ, после чего они отъехали с Ендрусиком, совсем так, как со знакомым Мети. Людей мы расставили очень даже неплохо, а Анджеек с радостью вытаскивал бумажник, когда эти мальчики вдруг сообразили, что тут не все чисто, и дали деру, отказавшись от материальной выгоды. Одна радость, что наши личные выигранные деньги уцелели. Мы поехали за ними, и оказалось, что сделали ошибку, потому что они удрали пешком. Машина у них была, конечно, но краденая. Участие в операции принимали трое бандитов…

— Как это? — удивилась я.

— Их всего восемь, разве ты не знала? Ну ничего, это мелочь, один в больнице лежит, так что теперь их осталось семь, как самураев. Я лично познакомился с тремя мордами. Они вели себя исключительно осторожно и не стреляли, мы в них тоже нет, потому что нас, увы, ограничивают законы. Иными словами, отчасти успех, а в остальном провал. Да что вы тут такое пьёте?

— Дрянь вонючую, мерзкую, дохлую и полуразложившуюся, — ответила я с горькой укоризной. — А мы-то пытаемся тут гадать, кто из вас выжил, а кого прикончили, стали форменными неврастениками, столько переживаний и такой жалкий результат! Ендрусик и ты, как я понимаю, сгорели, провалились? Хоть в этом какое-то утешение есть. А теперь что?

Ответ на свой вопрос я получила, можно сказать, в натуре. Ранняя смерть, не говоря уже о седине, повисла надо мной, как дамоклов меч…

* * *

В субботу, после четвёртой скачки, вырубилось электричество, и все, во главе с компьютерами, сыграло в ящик. Обычно такие аварии случались в дождь, когда что-нибудь там подмокало и устраивало короткое замыкание, но на сей раз погода была прекрасная, поэтому я прицепилась к председателю попечительского совета, как репей к собачьему хвосту. Скрипя зубами, я требовала объяснений, почему, ко всем чертям, не приведут в порядок проводку раз и навеки! Председатель увиливал, сваливал все на Горэнерго. У меня сами собой вырвались уголовно наказуемые угрозы, которые вызвали всеобщее одобрение.

Пока никакие аварийные меры не помогали. Толпа потерянно бродила, ожидая возвращения цивилизации, лошади терпеливо бродили возле стартовых боксов, у безработных игроков возникали всякие несбыточные мечты, бешеным успехом пользовались букмекеры, которые работали не на электричестве, и буфеты, где мигом закончилась кипячёная вода, потому что титан был электрический. Авария остановила деятельность тотализатора на целых сорок минут.

Наконец механизация вернулась, но день был неудачный. В шестой скачке двухлеток был фальстарт, пришлось снова ждать. В седьмой лошади финишировали голова в голову, надо было ждать результатов фотофиниша. Перед восьмой все размышляли, что же будет видно на финише в такой тьме и не окажут ли в этой скачке жокеи любезность судьям, приходя на заметном расстоянии друг от друга, а то до второго пришествия придётся разбираться, кто выиграл. Пан Рысь предлагал осветить фонариками турф у самого финиша. Вальдемар стоял за автомобильные фары. Уже случались такие дни, в основном осенью, когда ничего не было видно, только слышался топот, а лошади, как привидения, возникали из тумана перед самым финишем в последний миг. Эта суббота могла побить все рекорды, потому что погода помогла аварии. Перед самым закатом солнца сгустились тучи, и теперь стояла кромешная тьма.

Наконец тронулась и последняя скачка, без комментариев громкоговорителя, поскольку его ещё не починили. Прибора ночного видения ни у кого не было, так что победителей мы с трудом различали по цветам. Само собой, незамедлительно возникли споры, потому что отличить белое от жёлтого по такой погоде было совершенно невозможно. Судьи на своей вышке находились существенно ближе к месту действия, так что существовала надежда, что им удастся увидеть ещё и номера, и все в напряжении ждали вердикта. В тот момент, когда починенный рупор начал хрипеть результаты, к Марии подошла медсестра из медпункта.

— Кажется, тут я что-то угадала, — сказала Мария, суя мне в руку свои билеты. — Возьми моё и подожди, я сейчас вернусь.

Она говорила что-то ещё, но я уже не слышала, потому что громкоговоритель висел у меня над головой. Я понятия не имела, зачем медсестра за ней пришла. Марию я и без того подождала бы, потому что мы приехали на её машине. Она заявилась ко мне около полудня, мы вместе вычислили, на кого будем ставить, после чего, не задумываясь, сели в ту машину, которая стояла ближе, и поехали. И теперь я была к ней привязана.

Я постояла в очереди средних размеров, забрала оба наши выигрыша и спустилась вниз. От охранника, который уже уходил, я узнала, что Мария с медсестрой пошли на противоположные трибуны. Люди выходили и выходили, потом остались одни уборщицы, а Марии все не было. Я подумывала о том, чтобы пойти её искать, но боялась разминуться. Поэтому я просто обогнула клумбу и уселась на стенке ограды, глядя на выход, который слабо освещала полоса света из проходной. Уходил персонал ипподрома, уборщицы, и я начинала беспокоиться.

Наконец стало чертовски пусто, тихо и страшно. Воцарилась почти полная темнота, и тут я увидела Марию. Точнее, я догадалась, что это она, потому что зрение в таких условиях было почти бесполезно. Я испытала невероятное облегчение, слезла со стенки и двинулась ей навстречу.

— Ты выиграла двести восемьдесят четыре тысячи, — сообщила я ей. — Я только сорок шесть. А что там такое случилось?! Я уже начинала думать, что тебя ухлопали. Почему тебя так долго не было?

— Какой-то тип ногу сломал, — сказала она, идя к машине. — От бурных эмоций свалился со скамейки, открытый перелом, совершенно кошмарный, к тому же у него больное сердце. Я ждала «скорую», не могла его оставить, потому что в случае чего пришлось бы делать массаж сердца. В конце концов приехали и забрали его, но «скорая» никак не могла найти дорогу, поэтому так долго.

— А куда дежурный врач делся?

— Он уехал буквально за пять минут до происшествия.

Её машина стояла в самом конце стоянки, потому что погода днём была солнечная и, чтобы машина не перегрелась, Мария поставила её подальше. Теперь она пошла к ней по проезжей части. Я же перелезла через стенку и пошла напрямик, срезая угол. Я помнила, что местность там вроде бы ровная.

Внезапно я наступила на нечто, торчащее из куста, споткнулась и чуть не упала. Спас меня куст. Я схватилась за него и с возмущением обернулась.

— Это ещё что за капканы понаставили? Когда мы приехали, тут ничего не было… Это кто-то нарочно…

Тут я замолчала, потому как мне показалось, что тут что-то не в порядке. У основания куста лежала какая-то большая тёмная куча, из неё что-то торчало. И куча это была явно не растительного происхождения. Я наклонилась и попробовала разглядеть, что это. Машина Марии стояла ко мне передом.

— Ты чего ждёшь? — окликнула она меня. — Мы тут до утра останемся?

— Погоди, тут что-то лежит, — встревоженно ответила я. — Посвети фарами, что ли. Тут что-то лежит и производит очень плохое впечатление. Похоже, что это человек, но я могу и ошибаться…

— Пьянь?

— Не знаю. Не видно.

Мария открыла дверь и щёлкнула тумблером, включая фары. Я стояла спиной к автомобилю, поэтому они меня не ослепили, зато в их свете я отчётливо увидела, что именно лежит под кустом.

Иисусе Христе, Господь мой единственный!! Председатель попечительского совета!!

Я лишилась дара речи. В одну ослепительную секунду я увидела обстоятельства, сопутствующие этому преступлению. Это непременно должно быть преступление, ведь не умер же он сам по себе под этим кустом, а на кого падут подозрения после моих сегодняшних угроз, уже понятно! Какое свинство!!

Мария издалека посмотрела, ахнула и бегом бросилась к неподвижной фигуре.

— Это же Кшись! — воскликнула она. — Батюшки! Да что тут…

— Тихо! — отчаянно зашипела я, поддавшись панике. — Ради Бога, проверь, может, он ещё жив? Делай что хочешь, спасай его как-нибудь!! Мамочки! Зачем я сюда пришла?!

Мария упала на колени возле трупа и стала лихорадочно проверять пульс или какие-то там другие параметры. Я застыла в полупоклоне, держась за куст. Я едва не падала без чувств, а паника завладела мною целиком и полностью.

— Оживи его! — стонала я, заклиная её всеми святыми. — Может, тебе воды принести? Из фонтана, он ещё работает… Или сразу его закопать, если не получится…

— Ты что, рехнулась? Успокойся!

— Не могу! Как это, «рехнулась»? Ведь на меня свалят! Весь ипподром слышал, чем я ему грозилась! Сто раз говорила, что убью председателя! И сегодня тоже, после аварии! Ой, я пешком убегу отсюда…

— Да погоди ты выть, он живой..

— Живой?..

— Живой. Но еле-еле.

— Так оживи его больше, ну, пожалуйста! Пусть бы хоть показания дал, пока совсем не помер, он же должен знать, что это не я его… К тому же все видели, что я тут сегодня одна осталась, черт знает зачем! Вот увидишь, все свалят на меня! Тебе тоже не поверят, ты со мной дружишь, можешь соврать в мою пользу…

— Я клятву Гиппократа давала, — некстати ответила Мария с большим достоинством. — Ты себя ведёшь так, словно с самосвала упала, сиди тихо, а то я ничего не вижу. О Боже, у него рука прострелена!

Это меня ошарашило.

— Как это прострелена, из чего, из рогатки?! Я же сидела тут все это время, и ничего не слышала! Кто в это поверит?!

— А вообще-то его избили…

Я смолкла. Паника моя немного рассеялась. Это уже на меня свалить не могли. Председатель попечительского совета хилым недокормышем не был, нормальная женщина избить его не могла. Когда же его могли избить, ведь я несколько минут назад видела его среди людей в нормальном состоянии… Может, и не несколько минут назад, Марию я ждала тут минут сорок пять, а за сколько времени можно устроить такой мордобой?

— В таком случае мы его вдвоём поколотили, — в отчаянии сказала я. — Ты мне из солидарности помогла.

— «Солидарность», ласточка, это такая политическая партия…

Похоже, у нас обеих начинался бред. Я испугалась, что на меня падут подозрения, Марию ошеломило обилие конечностей — то сломанная нога, то простреленная рука… Председатель попечительского совета проявил признаки жизни, то есть застонал.

— Ну ладно, сдаюсь, — сказала я смирившись. — Не знаю, что делать. Отсюда мы его не вытащим, потому что он весит минимум сто кило. Перестань его щупать, мы знаем, что он жив, а вот дальше что?

— Я тут останусь, а ты беги к телефону.

— Ты с ума сошла, куда бежать, тут до любых ворот пара километров!

— Тогда возьми мою машину.

— А ты останешься с ним во тьме египетской?

— Так ведь Кшись при жизни привидением не станет, правильно?

— Но могут вернуться бандиты и проверить, насколько эффективно они его побили…

— Тогда посмотри в конюшнях, может, там ещё кто есть. Не стой надо мной, ты меня раздражаешь. Что, добить его, что ли, чтобы с хлопотами покончить?!

— Ты что, не добивай! Пусть живёт! А с кем я скандалить стану? Ладно-ладно, я пошла в конюшни…

Я двинулась в путь на ватных ногах, потому что Кшись меня незаурядно потряс. Кроме того, я тихо опасалась, что не только споткнулась, а ещё и наступила на него, и меня начинала терзать совесть. К счастью, далеко ходить не понадобилось, за оградой в свете фонаря я заметила какого-то человека, это оказался конюх Капуляса. Я быстро объяснила, что побитый председатель попечительского совета лежит в кустах. Он не считал меня способной на глупые розыгрыши, но пошёл проверить, может, хотел на такое чудо посмотреть собственными глазами. Теперь в дело оказались замешаны уже три человека, а четвёртым оказался пришедший охранник.

— Его кто-то чужой побил, — глубокомысленно высказался он. — Наши бы не стали…

— Если вы немедленно не пойдёте звонить, я лично побью вас! — пригрозила выведенная из себя Мария. — Холодает, дождь накрапывает, если он простудится и умрёт, я на вас в суд подам!

Конюх Капуляса опомнился, сел на велосипед и поехал. «Скорая» приехала через полчаса. Председатель вроде как приходил в себя, потому что застонал за это время целых четыре раза.

Нам удалось наконец покинуть ипподром и добраться домой. Мария, из-за Януша, решила влезть наверх, на мой четвёртый этаж. Не потому, что вдруг воспылала к нему непреодолимыми чувствами, а для того, чтобы сразу дать ему показания и узнать заодно, что он на эту тему думает или знает.

Я сперва заглянула к нему, его не было, оказалось, что он ждёт у меня и дико волнуется. На скрип ключа в замке он выскочил в прихожую.

— Где ты была?!! — завопил он сдавленным голосом.

— Все нормально, с нами ничего не случилось, зато избили председателя попечительского совета, — мрачно перебила я. — Мария говорит, у него рука прострелена, но я готова под присягой показать, что ничего не слышала! Кшись уже доставлен в клинику, и мы знаем, что он без труда выживет…

— Черт бы их всех побрал, — сказал Януш уже спокойнее и отступил обратно в комнату. — Расскажите все подробно, но без излишеств. И быстро. Боюсь, что я сам — непосредственная причина этого нападения…

— Я не знала, что Кшись пользуется таким успехом, — ехидно сказала Мария, когда после нашего рассказа Януша как ветром сдуло из дому. — Каждый рвётся быть его убийцей: сперва ты, потом он… Позвоним Мете — может, он тоже признается…

* * *

— Значит так, — сказала я шёпотом после первой скачки, когда, справившись со скаковыми вопросами, мы собрались втроём. — У Кшися здоровье носорога, он пришёл в себя ещё вчера, а сегодня удалось с ним поговорить. Он зол как собака, поэтому пока даёт показания, но потом, когда поправится, может от всего и откреститься… Пока сказал правду.

— Это в бреду, — категорически высказался Метя.

— Может быть. Так вот, напала на него русская мафия в количестве трех штук. Две рожи чужие, одна знакомая. Они с ним справились, как он утверждает, только потому, что сперва прострелили ему руку, из-за этого он и поддался. Они требовали от него совершенно определённых сведений, а именно: кто в этом притоне мент. Они сумели сделать выводы. Нарвались на Ендрусика с деньгами, что их очень рассердило, они не хотят повторения подобных вещей, и председатель совета должен постараться обеспечить их психологический комфорт. Чтобы не случались впредь такие ошибки. Побили его профилактически, потому как он настаивал, что никого не знает, а если бы и знал, то не сказал. «Скажешь, сукин сын, скажешь!» — заверили они его ласково и привели кулачные доводы. Кшись говорит, что они именно его посчитали наиболее информированным, а не директора и не пани Зосю.

— Ну, это не так глупо…

— Может, оно и лучше. Пани Зося таких уговоров могла бы и не выдержать, — встревоженно заметила Мария.

— Но она, может быть, стала бы кричать. А Кшись не кричал. Когда его отводили в сторону, то приставили к пояснице какой-то острый предмет. А у него склонность к защемлению поясничного нерва, он этого очень боится, хотя не знает точно, где этот нерв. Вот он и не хотел рисковать, надеялся, что как-нибудь выпутается. А кричать постеснялся, не пережил бы такого позора. Его убеждали за кустами, пользуясь атмосферными условиями, да и на стоянке уже никого не было. Только я там сидела на стенке. Но меня они не заметили. Так что Януш прав, это действительно из-за него такая штука получилась, поэтому он теперь совсем рассвирепел и поклялся, только я не знаю, что они ещё выдумают…

— Да как они вообще сюда попадают? — вскипела Мария. — Кто им даёт пропуска на вход?!

— Не смеши меня, а Батька?! А Глушкин? — ответил ей Метя. — Пропуск для брата, для свата.., какие проблемы? Да и охранник согласится любого пропустить, если ему подскажут лошадку…

— Одно утешение, что он проиграет на этой лошадке, — буркнула я себе под нос.

— Я не знаю, они все говорят о кухонных молотках и тесаках, я-то врач, но, наверное, сама в конце концов что-нибудь принесу! — с возмущением пригрозила Мария.

— Мачете, — ободряюще подсказал Метя. — Или ланцет.

— Нет, лучше газ для наркоза. У наших анестезиологов есть.

Идея сразу мне понравилась.

— Ты его не только для себя должна принести, а ещё и раздать туг сотрудникам. Не всем, конечно, а только тем, кому угрожает опасность. И нам. Вот тогда был бы эффект: пшик-пшик, и преступники у нас на тарелочке…

— А если кто-нибудь начнёт пшикать по ошибке?

— Так ведь это же не смертельный яд? Ошибку можно исправить.

— А кассирши? — вдруг спросил Метя. — Что с кассиршами? Я что-то слышал насчёт того, что им вменили в обязанность доносить на выигравших. Их допрашивали? Они признались? Чью-нибудь рожу опознали?

Я оглянулась, потому что за спиной услышала звон и грохот. Я сразу угадала, что кто-то вступил в сражение с окном, к которому я сидела спиной, и выпихнул подпорку. Расколотив на подоконнике стакан, окно с грохотом закрылось. Удивительно, как само оно не разбилось! Полковник с Юреком занялись попытками снова открыть окно, а Вальдемар помчался за техническими средствами, то бишь за половой щёткой.

— Я только и жду, что это паскудство кого-нибудь убьёт, тогда, может быть, изменят конструкцию, — сердито сказала я и вернулась к теме, о которой сама уже немного слышала, но ещё не успела поделиться с друзьями.