Бега

      Я все поняла и оставила микроследы в покое. Устраивать аврал и бросать полк солдат проверять портки сотрудников конюшни в этой ситуации было негоже, а хитроумные действия имели право быть и продолжительными. Кроме того, убийцей мог быть и кто-то, не работающий непосредственно на бегах. Но с остальными проблемами я уж спуску не дала.
      - Что касается мальчика, тут ты правильно угадала. Он подслушал какой-то разговор, дословно его передать не может, но смысл понятен. Разговор касался того, чтобы убрать Дерчика. Насколько мы смогли понять, напугала его главным образом атмосфера этой беседы, тон. Он не знает, кто с кем разговаривал, ему кажется, что про одного он догадался, кто это, но фамилии его не знает, может только показать его. Ну как тебе кажется? Покажет он так открыто на этого типа пальцем при людях, а?
      - Ну нет, речи быть не может. А кто это, сотрудник?
      - Нет, игрок. Один из привилегированных.
      - Черти его принесли. Он ведь может больше на бегах и не показаться.
      - Конечно, может. Теперь мы ищем свидетеля. Мальчик утверждает, что видел кого-то в зарослях со стороны дороги, он не узнал этого человека, но этот кто-то должен был видеть, как Дерчик шел в те кусты, и должен был видеть также убийцу Дерчика, независимо от того, вместе они шли или по отдельности. Конечно, это было значительно раньше, и я тебя заклинаю всеми святыми, только не скажи про это никому! Никто никого пока официально не расспрашивает. Если расспрашивать официально, то полиция может себя саму укусить за задницу, потому как никаких доказательств, ни малейшей улики, отопрутся виновные как миленькие, кроме того, неизвестно точно, кого нужно принимать в расчет, персонал или игроков. Да если бы мне велели голову под топор положить, я бы и за директора не поручился!
      - Нет, директор ни в коем случае, он по характеру не подходит, сказала я рассеянно. - Уж скорее его жена, она производит прекрасное впечатление и такая симпатичная, что ей с рук сошло бы все, что она только захотела бы. Но и в ней не сомневаюсь. Понятно, я никому не скажу. Кто ставил эти четыре тройных?
      - Почему четыре? Было шесть...
      - Один поставила Мария просто по ошибка, один - Завейчик, который пропал. А остальные четверо кто?
      - Один поставил такой субчик, который за всеми подсматривает, он поставил следом за Завейчиком и даже сам не знал, на что поставил. Он дважды поставил. Мы его тщательно проверили, на всякий случай продолжаем караулить. Один поставил пьяный мужичок. Он поставил триплет и еще на одного такого жокея, все на него всегда ставят, как его там...
      - Куявский. Народ его любит?
      - А последним поставил интересный тип. Он признался, что подслушал, как кто-то кому-то говорил, что за этими лошадьми надо следить, вот только он плоховато слышал и следил не за лошадьми Дерчика, а просто за тремя лошадьми в каждом заезде. Он полагает, что мог ослышаться, и вовсе не уверен, что разговор шел именно об этом. Поставил просто так, на всякий случай. Теперь мы хотим из него выжать, кого же это он подслушал, но ведь все эти люди на бегах, ей-Богу, помешанные. Он пытается перебрать Одиннадцать человек, потому что не помнит, кто что говорил, а подслушивал он всех. С ума сойти! Ты хочешь услышать их фамилии и адреса?
      - Плевала я на их фамилии и адреса, потому что я предпочла бы опознавать морды. Но если они с другой трибуны, то и это не получится, я их не знаю. А что ломжинские дубы?
      - За ними тоже вдет наблюдение. Они вроде бы сбиты с панталыку и растеряны. Такое впечатление, что они утратили влияние на жокеев.
      Я удивилась.
      - Они утратили? У нас-то было такое впечатление, словно это жокеи перестали получать от них деньги. В среду все поехали поразительно честно, никто не придерживал лошадь. Я вот дожидаюсь субботы, чтобы увидеть, что же будет дальше. О, так ведь суббота уже завтра...
      - Подожди-ка, то, что ты говоришь, очень важно. Все сходится. Мафия никого не подкупила, жокеи не получили денег, возникает вопрос: по чьей инициативе? Ломжинские идиоты лезут со своими деньгами, жокеи этих денег не берут, получается, что сами жокеи что-то комбинируют? Завтра, пожалуйста, приглядись как следует.
      Я ехидно спросила, не лишились ли, часом, зрения подчиненные старшего комиссара Ярковского, заверила, что присмотрюсь со всем тщанием, и поинтересовалась, что сделали с машиной Завейчика. Ведь не оставили же они ее перед Центральным вокзалом на разграбление ворам?
      - Нет. Ее отбуксировали в участок, где обследовали салон. Мы установили, что она стояла там с субботнего вечера, стало быть, последним человеком.., нет, предпоследним, потому что последним был Завейчик.., так вот, последним пассажиром, который в этой машине ехал, была эта самая Моника Гонсовская. Ее вызвали пока для разговора, результатов не знаю.
      - Еще Метя. Его - на убой?
      - Извини, что?!..
      - Я тебя культурно спрашиваю, на убой вы Метю предназначили или нет. Если он не скажет, что знает, мерзавцы эти его прикончат, а вы все медлите. Неужели он вам так не понравился, что вы его хотите раз и навсегда стереть из списка живых?
      - Наоборот. Метю сторожат, как брильянт короны. Он пользуется своей больной головой и сидит дома, ты об этом сама знаешь, а люди вокруг ждут, чтобы к нему кто-нибудь пришел.
      - Я тебя предупреждаю, что завтра он уже наверняка выйдет из дома.
      - Дай ему Бог здоровьица. Эскорт у него будет что у королевы. А на беседу мы уже с ним уговорились, на понедельник. Это мы специально сделали, после субботы и воскресенья что-нибудь, глядишь, и проявится...
      ***
      - Я только одно знаю, что пропало мое одеяло, - печально сказала Моника Гонсовская еще до первого заезда. - Ни за что другое я ручаться не могу, потому что не обращала внимания, а одеяло я купила всего лишь днем раньше, в пятницу. И оно мне ужасно нравилось! Я его оставила в машине, мне как-то показалось глупо приходить с одеялом на бега, и теперь я на этом одеяле, ясное дело, могу крест поставить.
      - А вы им об этом сказали?
      - Конечно! Они меня для этого из Лонцка вытащили, но я и так бы приехала, потому что тетка бьется в истерике. Что такое этот Завейчик мог натворить, как вы думаете?
      - Мне кажется, убежать. Единственное логичное предположение...
      - Слушай, что тут творится? - изумленно спросил Юрек, садясь в свое кресло. - Какое-то помешательство на пятый номер во втором заезде. Я до него пальцем не дотрагивался, а тут вижу, что ставят на пятерку по десять, по двадцать раз. Что бы это значило?
      Я забыла Монику, одеяло и Завейчика, потому что появилась более важная тема. Я тоже пятого номера не касалась и сразу решила, что не буду, еще не заглянув в программку.
      - Коллективное сумасшествие, - категорически осудила я. - Кацперский на Ватмане, глупость длиной отсюда до Америки, а то и дальше. Правда, на арабах Кацперский ездить умеет...
      - Ничего не понимаю, до сих пор Ватман был четвертым, а то и пятым. Откуда они его взяли?
      - Сумасшествие, ты же сам сказал. Без этого была бы одна Пальма в фаворитах.
      - Ты что, никто на нее не ставит. А у меня она есть. По родословной она самая лучшая...
      - Но едет Сарновский, люди привыкли, что Сарновский на фаворитах не приходит...
      - Так ведь он не фаворит!
      - Ну и что? Должен в таком раскладе оказаться фаворитом. Пальма у меня тоже есть, хотя не знаю, хорошо ли это. А, черт с ними, пусть этот Кацперский без меня выигрывает.
      С Пальмой на устах влетел пан Здись и из чистой галантности разделил роскошные розы между представительницами дамского пола в ложе. Я помчалась к пани Ядзе за стаканом воды и поставила цветы на круглое окошечко возле Моники, потому что на парапете перед нами они заслонили бы поворот. Вальдемар требовал от пана Собеслава принятия мужского твердого решения.
      - Так как же, в конце концов, с этой Пальмой? Последний момент, сейчас ведь закроют все кассы!
      - Дороговато это для меня получается, пан Валь-дек, может, "верхом" на нее поставить...
      - ., конь с облегченным весом. В тридцать восьмом году Санлайт в Аскоте выиграл точно так же, платили семнадцать к одному...
      - О Господи! - сказала Мария, швыряя на кресло сумку. - Уже завелся?..
      - Продолжает, - ответила я. - Он пришел пораньше и сразу завелся.
      - ., на Триумфальной Дуге турф был просто как по заказу для Пейзаны, потому она пришла даже гандикапированная <То есть с дополнительным весом в седле.>, - продолжал некто, на кого я смотрела бы с умилением, если бы он не болтал столько. Он был фигурой в своем роде исторической, представитель золотой молодежи перед первой мировой войной, живая хроника бегов на всем полушарии. - Ее мать была Вигесса, от Нижинского, из той же линии, точнее, Нижинский был ее дедом...
      - О чем вы говорите, плевать я хотел, что бегало при царе Горохе! рассердился Вальдемар. - Мне нужно знать, что тут, в первом заезде будет! Ставить мне на Пальму или нет?..
      - ..мартышка и попугай. Пролезли они на корабль, идущий в Европу, и плывут себе, плывут... - услышала я голос полковника. - Вылезли из укрытия и стали играть...
      - ., на него одного! - объявил пан Эдя. - Репа сам на него вроде как двести поставил!
      Тренер Репа вовсе не носил фамилию Репа, он был Кальреп, но не было тут человека, который правильно бы называл его фамилию. Репой остался он навеки.
      - Только двойка! - бешено упрямился пан Здись. - Только двойкой начинаю, тут другой лошади нет!
      - В первом?
      - Конечно! Пора ей, пора, без веса лошадка вдет! Он совершенно выбил меня из колеи. Двойка, Нарбонна, входила в число моих обожаемых кобыл, я ее забросила, чтобы не испортить ей карьеры, хотя в среду решила было поставить на нее одну. Тут я вспомнила, что не проверила заездов, посмотрела на табло и подскочила! Черт! На двойке ученик Осика!
      - Звонок был?! - нервически завопила я.
      - Давно уже, - сказала Мария. - Да успокойся, что упало, то пропало. Звонок был, когда я еще по лестнице шла. Дай открывалку.
      - Вот черт, - мрачно сказала я, копаясь в сумке. - Ведь я даже не поставила на эту Нарбонну... Ну да, в последовательность я ее включила, но из квинты, из триплета выбросила, потому что боялась ее сглазить.
      - Не хочу, конечно, быть хамкой, но ты поглупела, - огорчилась Мария. - Она же тут выиграет только так!
      - Она у пана Здися есть...
      - Ну и что же? И пан Здись иногда выигрывает... Появился Метя, живой, здоровый и без видимых повреждений.
      - Привет, девушки. Так что у нас приходит первым? Давай, Пальма!
      - Метя, Бога ради...
      - Погоди, дадим ему пива, может, он заткнется.
      - Метя, опомнись, Пальма бежит во втором, а сейчас первый. Принеси стакан...
      Моника Гонсовская сзади осторожно коснулась моего плеча.
      - Я тоже поставила на Нарбонну. Простите, пожалуйста. Она отлично выглядит. С Танзанией, два-шесть. Так у меня получилось по паддоку.
      По счастью, на Нарбонну с Танзанией я тоже поставила, и меня это несколько обрадовало. Танзанией я начинала триплет и квинту и теперь с надеждой подумала, что, может быть, ученик Осика, несмотря на всю свою одержимость, все-таки не придет первым, сделает хоть какую-нибудь ошибочку...
      Завыл рупор, взмахнул флажок, черти-кони рванулись. Ученик Осика не сделал ни единой ошибки и выиграл в роскошном стиле от старта до финиша. Пан Здись впал в эйфорию, я выиграла последовательность, потому что, разумеется, Танзания пришла второй. Первый триплет и квинта у меня полетели к чертям. Мария не скрывала своего осуждения, настаивая, что у меня плохо с головой. Я ей не возражала.
      - Зато у меня есть Пальма, - сердито сказала я. - Метя вон уже начал, пусть и дальше орет свое "давай, Пальма!". А вы вместе ставите или порознь?
      - И так, и этак.
      Метя, весьма довольный жизнью, попивал пивко И лопал соленые палочки пана Вальдемара. Были они Потрясающими, откуда Вальдемар их брал, никто не знал, потому что источник он держал в строжайшей тайне, но приносил их все больше и больше. Ни в коем случае их не пекла его жена, потому что, как у практикующего врача, у нее работы было предостаточно и без соленых палочек.
      - Метя, говори правду! - потребовала я бешеным шепотом, - Ты про сегодняшний день что-нибудь знаешь?
      - Слышал кое-что, - признался Метя. - Придут хорошие лошади, и придерживать их никто не будет. Пальма из них самая лучшая. Давай, Пальма!
      - Посмотреть бы на эту Пальму, - сказала в пространство Моника Гонсовская и поднялась с кресла.
      Я спустилась за ней посмотреть на паддок. Пальма выглядела нормально, Ватман был спокоен, только немного начинал пениться.
      - Он встанет, не дойдя до прямой, - высказала я свое мнение.
      - Наверное, - согласилась Моника. - Это не самый лучший конь, ему дали допинг. Он извелся, вы правы, но рановато. А мне больше нравится.., двое мне больше нравятся, Флинта и Цербер. Единичка и четверка. Поставлю-ка я на Пальму, Флинту и Цербера. Они тут самые лучшие.
      - Дорисуйте ух треугольник, - посоветовала я.
      - Извините, как? Что это такое?
      - А, про это вы еще не знаете? Самая глупая ошибка, которую нельзя допускать. Не дорисовывать треугольник. Вы ставите один-три и три-четыре, а где один-четыре? Из ста в девяноста случаях приходит третья сторона треугольника.
      Моника Гонсовская с сомнением посмотрела на меня и на паддок.
      - Не может быть. Эта Пальма должна выиграть. В самом худшем случае она будет второй, но не дальше.
      - Как хотите, Я вас предупредила. Клинический случай был давно, один тип ставил по две тысячи, ставка тогда была еще двадцать злотых, значит" сейчас это было бы.., подсчитаю все эти нули.., как по двести тысяч. Один-четыре и три-четыре. Моя подруга стояла радом и из жалости напомнила ему дорисовать треугольник. Хотя бы одной ставкой по двадцать злотых. Нет, уперся, что не будет, ну, она взяла и поставила эту третью сторону для себя. Пришло один-три, и за двадцать злотых выплатили восемьсот шестьдесят. Нельзя оставлять просто так третью сторону.
      - Может, вы и правы. Я понимаю, что это бега... Поставлю я, пожалуй, на эту третью сторону, но подешевле, потому что не верю, чтобы Пальма не пришла.
      Я поставила то же, что и она - Пальму, Флинту и Цербера по кругу, после чего вспомнила, что я должна Монику допросить. Народ бешено ставил на Ватмана, никто не доверял собственным глазам, да, по-моему, и Не понимал, что видит. А Ватман с каждой секундой пенился все больше. Арабский жеребец, он же потеряет форму через полчаса, как раз на половине дистанции! Тут все было ненормально.
      Вернувшись наверх, я спросила у Моники о том, что думает тетка про Завейчика. Она рассказала мне примерно то же самое, что и Януш, только добавив мелкие штрихи.
      - Ну, если честно, то на самом деле она боится потерять.., как бы это получше выразиться.., опекуна. Завейчик же ей все устраивал, она ему столько лет безгранично доверяла... Дружили они. Без Завейчика она словно осиротела, хотя знакомых у нее много. Она к нему привыкла. А я голову ломаю, куда он делся. Наверное, что-то очень важное; без всякого повода он бы меня в субботу не бросил. По счастью, я тогда встретила одного знакомого, он меня и отвез. А машину Завейчика мне велели очень тщательно осмотреть, ну, я осмотрела, но ведь я на эту машину заранее особого внимания не обращала... Только мое одеяло... Больше, по-моему, ничего не пропало, вроде как все лежало на месте.
      Я подумала, что, может быть, Завейчик решил спрягаться где-то в полевых условиях и для этого взял с собой одеяло Моники, чтобы укрыться ночью. Оно ему оказалось словно манна небесная. Но на всякий случай я ей этого не сказала. Вообще я ничего не говорила, потому что находилась в таком месте, где без всякого труда могла бы забыть, что тайна, а что нет. Лучше молчать на все темы.
      Старший комиссар Ярковский встал за мной в очередь в буфете и конспиративным шепотом попросил, чтобы я прицепилась к Мете. За ним, разумеется, следят, но чем больше, тем лучше, в таких случаях лучше перестраховка, чем малейшее упущение в работе. Я слушала его одним ухом, потому что прямо передо мной какие-то типы просили коньяк, по двести пятьдесят граммов на, рыло. Буфетчица смущенно оправдывалась, что такого заказа выполнить не может, поскольку нет посуды, куда вошло бы такое количество, самые большие стаканы только двухсотграммовые. Несколько мгновений я не понимала, в чем проблема, потому что у меня перепутались в голове двести пятьдесят и двадцать пять граммов, а ведь такое количество без труда умещается в рюмке. Клиенты согласились с ограничением, пусть будет по двести граммов. Увидев полные стаканы, я обрела потерянный ноль. Я с большим интересом присматривалась к этим клиентам: крупные, с бычьими шеями, черные, они очень походили на растолстевших цыган. Черт их знает, может, и цыгане. Они вшестером сидели за одним столиком, и мне удалось подслушать, что они не сильно, не выше чем на полмиллиона, ставят на Пальму с Ватманом.
      Полковник еще упрямо тянул рассказ про мартышку и попугая. Пан Собеслав пререкался с Вальдемаром о свойствах черносмородиновой наливки, через фразу перескакивая на достоинства Ватмана, на которого они оба поставили, хотя ни одному Ватман не нравился. Гуляка времен первой мировой войны превозносил Цербера, приводя в пример американские ипподромы, что было тем более странно, ведь Цербер - арабский жеребец, а там бегают совсем другие породы. Метя вернулся вниз живой и здоровый и сидел в своем кресле, упрямо чествуя Пальму, в чем с великим энтузиазмом ему вторил пан Злись. Во все ставки он включил Пальму.
      - Ты думаешь, Пальма придет? - мрачно спросил Юрек.
      - Думаю, что да. По разным причинам.
      - Вот черт. Первейшая фаворитка...
      - Какая там фаворитка, раскинь серым веществом! На Ватмана все ставят как сумасшедшие!
      - Значит, вторая фаворитка.
      - Ну и что, что вторая! Десять процентов!
      - Я подсмотрела, что ставит лысый, - объявила Мария, перелезая через Метю. - Ты знаешь, что? Три-четыре-Пальму с Цербером. Ватмана в руки не взял. За четыреста. А подумав, поставил еще и три-один, но за сто. Пальму с Флинтой.
      - Не дорисовал?
      - Нет.
      - Плохо. Значит, Пальму он ценит выше. Я бы хотела Флинту, больший фукс...
      - Ватман и Флинта! - объявил во всеуслышанье пан Эдя. - Ватман, почитай, уже висит, а Флинта будет второй!
      - Флинта будет лидировать, - запротестовал пан Собеслав.
      - Как же! Ровкович едет...
      - Первейший мошенник!
      - Ну, потому и будет первым...
      - ., обязанность лидировать, которая возложена на лошадь с номером один, это просто глупость, - сообщал всем развратник начала века, - у нас место и номер определяет жребий, случается, что самый лучший конь просто обязан лидировать, не каждый так может, а вес - чистая бессмыслица, нигде в мире лошади не бегут с таким весом, как у нас...
      - Слушайте, пусть прекратит, а то я за себя не ручаюсь! - громко сказала Мария.
      - Кто поставил три-пять, может уже топать в кассу! - высказался кто-то за спиной.
      - Чтобы он собственным языком подавился! - буркнула я под нос.
      Флаг взвился, арабы влезли в старт-машину.
      - Пошел, - проговорил рупор, - лидирует Цербер, вторым идет Ватман, лидирует Флинта, второй Ватман, третий Цербер, четвертый Ляпис, пятая Пальма, на последнем месте Санток...
      Санток никого не волновал, он потерял четыре корпуса, но у него и не было шансов на приличное место. Кому-то надо быть последним. Прежде чем рупор закончил перечень. Ватман опередил Флинту и рвался вперед как бешеный.
      - Говорил я вам, что пятерка висит! - объявил пан Эдя удовлетворенно. - Его теперь не догнать!
      - Тоже мне, нашел чему радоваться, - рассердилась Мария. - Забитый фаворит идет!
      - Пальма вырывается! - заорал Юрек.
      - Давай, Пальма! - завизжал Метя. Я подумала было, что мне бы от него глаз не отрывать, потому что его укокошит кто-нибудь из тех, кто массово ставил на Ватмана. Эти несчастные как раз толпились у него за спиной. Задушат его, а потом свалят на убийцу Дерчика или на Василя. Или Василь использует положение, рассчитывая на то, что все скажут: Метю убил выведенный из себя игрок. Но тут я посмотрела на заезд и забыла про Метю.
      - На прямую выходит Ватман, - говорил рупор. - Вторая Флинта, потом финишируют Пальма с Цербером...
      Флинта начала приближаться к Ватману. Пальма шла вперед как машина.
      - Давай, пятерка!! - страшно рявкнул пан Эдя.
      - Беги, Кацперский! Беги!! - выл кто-то у меня над головой.
      - Давай, Пальма!!! - верноподданнически драл глотку Метя.
      - Стой, кретин! Куда ты лезешь! - верещал Вальдемар.
      - Они меня в могилу сведут! - сказала я сердито. - Давай, Сарновский, сволочь, пускай же лошадку!
      - Эй, Кацперский, купи себе коньки!! - страшно заорал кто-то у нас над головой.
      Сарновский на Пальме выходил вперед с пугающей легкостью. Он даже не погонял лошадь. Кацперский, получивший предложение о приобретении коньков, порол ослабевшего Ватмана. За ним шла Флинта, голова в голову с Цербером.
      - Лидирует Пальма, второй Ватман, - говорил рупор деревянным голосом. - Пальма, Ватман, Пальма, Флинта, Пальма, борьба за второе место. Флинта, Цербер... Фотофиниш.
      Пальма была безапелляционно первой, она свободно обогнала остальных на три корпуса, за ней Флинта пришла вместе с Цербером. Ватман остался на целый корпус сзади. Я поостыла и поспешно проверила, жив ли Метя, а также попыталась сделать свои выводы из заезда. Сарновский первый раз в жизни поехал на Пальме как следует, до сих пор он ее придерживал, и ясно видно, что это лошадь класса дерби. Он не взял деньги за то, чтобы ее придержать, и Василь ничего ему не велел?
      - Это фукс? - спросила Моника.
      - Все зависит от того, что за лошадь пришла второй. С Флинтой - мощный фукс, с Цербером - весьма средний. Мне-то кажется, что второй пришла Флинта, но головой не поручилась бы...
      - А я же говорил вам, поставить квинту с Пальмой, всю дорогу говорил, так нет! - скандалил Вальдемар. - Теперь можем эту квинту под трамвай положить или повесить на гвоздик, не скажу где!
      - Фукс, панове, пятьдесят тысяч только за "верх" дадут! - уверял пан Здись. - Мне все равно, что пришло вторым, у меня одна Пальма была!
      - У вас с головой плохо? - допытывался рассерженный Юрек. - Какие пятьдесят тысяч, Пальма вторая фаворитка!
      - Ничего страшного, все и так ставили на Ватмана!
      - И откуда они вытряхнули этого Ватмана, в нем же никакого смысла не было!..
      - Репа ему рекламу сделал.
      - И смотри ты, какие они умные, какие тайны знают! Сам Репа на него поставил! А конь перед финишем встал!
      - Ну что ты сделаешь, хоть слезай с него и сам скачи.
      - А что еще остается?
      - Мне все же показалось, что Цербер был чуть впереди Флинты, - сказала Моника Гонсовская. - Это хуже?
      - Во-первых, хуже, а во-вторых, неизвестно, так это или нет. Мы тут сидим на повороте, видим финиш под углом, и тот конь, что ближе к нам, всегда кажется отсюда первым. Я надеюсь, что была все-таки Флинта, посмотрим по телевизору.
      Повторение заезда на экране поделило толпу на две половины. Ссорились все до тех пор, пока возле судейской вышки не появились флажок и зеленая лампочка.
      - Успокойтесь, Флинта уже висит! - сообщил полковник. - Есть: три-один.
      - Если они этого Фигата не возьмут за горло... - начала я угрожающе.
      - Вот холера, - сказала Мария, - я же говорила, что у меня такое впечатление, что заканчиваю я "стенкой". Так нет же, прохлопала одну лошадь. А мне так хотелось душевного спокойствия!
      - Что ты пропустила?!
      - Теперь-то могу признаться. Семерку. Когда я диктовала, мне почему-то показалось, что идет шесть лошадей, и я не посмотрела, что бежит семь.
      - И что, мне теперь на твою семерку поставить отдельно, только чтобы не пришла? Она же обязательно в таком случае последней будет!
      - Ты меня утешаешь, но я ее и сама могу поставить...
      - Сомбреро! - ехидно объявил Метя. - Тут выиграет Сомбреро. Давай, Болек!
      - Да, Сомбреро! - радостно подхватил пан Здись. - Мне тоже кажется, Сомбреро или Акация...
      - Какая тебе Акация, это Вишняк! Как же, придет у вас Вишняк на Акации, ухо вам от селедки и от жилетки рукава!
      - Метя, ты сам говорил, что придут хорошие кони! - яростно прошипела я. - Сомбреро можешь себе на дурную свою башку напялить, придет Акация! Почему, черт возьми, Сомбреро?
      - Его придерживали, - коротко ответил Метя. - Могут прийти Сомбреро с Акацией. Давай, Болек! Я обернулась к Монике Гонсовской.
      - В паддок! - скомандовала я ей. - Сегодня меня кондратий хватит от их честных бегов, ей-Богу, повеситься можно! Посмотрите на это чертово Сомбреро!
      Объявили суммы выигрышей, психоз на почве Ватмана очень помог: последовательность стоила сорок тысяч, "верх" не оправдал надежд пана Здися, еле-еле одиннадцать тысяч вместо пятидесяти.
      - В триплете по-другому считают! - невозмутимо ответил он. - "Верх" кто-то мог поставить в последний момент, в триплете по крайней мере в три раза больше!
      - А хоть бы и в тридцать! - заявила Мария. - Мне наплевать, хоть миллионы, при условии, что сейчас не выиграет, например, Войцеховский.
      - Опомнись, невозможно, чтобы Опенка сдерживали подряд четыре года! Конь четвертой группы.
      - Да у него вес маленький.
      - Но на нем едет ученик Лейба! Не знаю, что нужно делать, чтобы в этом заезде выиграл Лейба на Опенке! И вовсе не буду на него ставить, ставь сама, если хочешь! Что у вас там с Метей?
      - Сомбреро, Акация и Замечек. На остальных я поставила на всякий случай отдельно и, разумеется, чертова седьмого коня прохлопала...
      Моника Гонсовская из паддока выбрала Акацию и Сомбреро. Сомбреро окончательно меня добил бы, если бы не конфиденциальные сведения от Мети. Раз сдерживаемые до сей поры лошади теперь едут как следует, и на Сомбреро до сих пор ездил или Ровкович, или Батька, или ученички, весьма скупо одаренные по лошадиной части, а теперь на Сомбреро едет Болек Куявский - у этой скотины большой шанс! В лошадях девушка эта понимает и впрямь великолепно, оценивает качество и форму одним взглядом. Лады, давай. Акация, давай. Сомбреро!..
      Опенка я выбросила и чуть не сдохла от ужаса. Лидировал зверь аж до половины финишной прямой, на трибунах поднялся крик. В конце концов обогнал его Сомбреро, а подлый Вишняк на Акации вышел только в последнюю секунду, демонстрируя поистине дьявольский финиш. До сих пор все концы с концами замечательно сходились, все ездили как следует на самых лучших лошадях. Вишняк на фаворите выиграл раз в сезоне, теперь пришел к финишу, хотя и был фаворитом по ставкам. Вопреки подсказкам из разных источников, большинство держалось за Акацию. Мария выиграла половину триплета с Метей и еще собственный, кроме того, у них получалась квинта, которую разбушевавшийся пан Здись оценивал На миллиарды. Моника Гонсовская объявила мне, что на те деньги, которые ухитрилась до сих пор выиграть, она поедет в Лондон. Уже после первых попаданий она перекинулась на кассы по пятьдесят тысяч, и до меня задним умом дошло, что и я могла бы сделать то же самое. В триплете у меня прошли две лошади, я посмотрела на список четвертого заезда: восемь двухлеток...
      - Первая группа, а приз неважный, - сказала я Марии. - Если принимать во внимание, что тут творится, прийти должен был бы Бялас, который по правилам придержал бы коня, ожидая заезда с именным призом. Или придержит лошадь из личных соображений. Дома я угадала, что тут должно прийти, но сейчас не знаю.
      - У меня получается тройка.
      - А Оливка? Я рассчитываю на Щудловского. И что ты так держишься за этого Замечека, я его выбросила.
      - У тебя комплексы на его почве. Ведь Замечек просто писк моды! Мания какая-то!
      Насчет комплексов и маний я была вполне с ней согласна. Во мне сидела нелюбовь к Замечеку и конюшне Двуйницкого. Зато я всегда любила Щудловского и конюшню Вонгровской. Несчастьем всей моей жизни были ставки не на то, что должно прийти, а на то, чему я от души желала быть первым на финише. Прогнозировала я заезды очень даже неплохо, только ставки делала идиотски.
      - У тебя Замечек и только он один?
      - Нет, две лошади у меня. Тройка и восьмерка.
      - Значит, вы выиграете, потому что у меня обязательно все поломается. Разве что Бялас поедет как следует! Метя, ты куда это?
      Метя остановился возле моего кресла и возмущенно посмотрел на меня.
      - Я что, непременно должен публично объявлять такие вещи? Я выхожу в приватных и интимных целях, какое тебе дело куда. А может, я еще раз поставить хочу? И что?
      - Да ничего. Мне ведено за тобой следить. Чтобы тебя до понедельника не убили.
      Метя, который уже начал было пробираться дальше, остановился.
      - А как во вторник?
      - А вторник меня не касается. Все надеются, что ты в понедельник найдешь каплю мозгов в башке, поэтому вторник неважен. Погоди, я тоже пойду...
      - Ты мне голову в сортире поддерживать не будешь, уж извини!
      - Взаимно. У тебя совсем крыша поехала...
      Моника Гонсовская страшно меня разволновала, выбрав из паддока четыре лошади, две из которых были у меня в триплете, а две я выбросила. Пришлось мне сыграть шесть последовательностей, она сыграла три, прибавив Почку к Галерее и Юниору. Почку она посчитала лучшей лошадью в этом заезде, но я предостерегла ее от манер Бяласа, который выигрывал исключительно престижные и высокооплачиваемые заезды, стараясь к тому же делать это на фуксах. Он права не имел показать как следует эту Почку, если потом хотел иметь с нее хоть какую-то прибыль.
      Пришли все как следовало. Все сходилось, как по нотам.
      До конца дня ситуация не изменилась. Повыигрывали все лучшие лошади, с которыми до сих пор обращались настолько оригинально, что Марина, кобыла первого класса, оказалась фуксом-монстром и ее не угадал даже Метя. Ровкович выиграл на ней без малейшего труда, он ее просто пустил бежать, а больше ничего и не требовалось. Последовательность выиграла только Моника Гонсовская. Пан Здись выиграл квинту, впал в экстаз и с легкостью смирился с тем, что выиграл лишь восемь миллионов вместо миллиарда. Финансовые разочарования почему-то не отражались на его психике.