Братья Эриксон (№3) - Опороченная (Карнавал соблазнов)

— Пчелы! — едко бормотал он. — Неужели она и впрямь думает, что купит мое расположение пчелами? — Он недоверчиво покачал головой. Вот дела, такого с ним еще не случалось.

Дойдя до нижних ступеней лестницы, Эйрик застыл, пораженный. Даже поморгал, прочищая зрение. Повсюду, куда бы ни упал его взгляд, старательно трудились слуги: выскребали скамьи и крышки столов, сметали паутину длинными метлами из всех углов зала, выгребали из очага золу.

Он шагнул вперед, и терпкий запах трав приятно защекотал ему ноздри. Он глубоко вдохнул, потом поглядел себе под ноги на чистый тростник, хрустевший под мягкими кожаными башмаками.

Как же надо было встряхнуть ленивых слуг, чтобы они так расшевелились!

Почувствовав струю прохладного воздуха, он оглянулся на открытую дверь зала, которая вела во двор и к другим строениям. К косяку лениво прислонился Вилфрид, через плечо была перекинута связка убитых кроликов, а на физиономии блуждала кривая ухмылка.

— Где ты был? — проворчал Эйрик, подходя поближе.

— Охотился.

Эйрик нахмурился:

— Почему не разбудил меня? Я составил бы тебе компанию.

— Некогда было, — едко усмехнулся Вилфрид.

— Почему? — удивился Эйрик.

— Леди вытряхнула нас на рассвете из теплых пологов и возвестила, что мы сегодня не получим завтрака, пока не принесем к столу свежего мяса. — Вилфрид помолчал, явно получая удовольствие от своего доклада. С едва подавленным смешком он продолжал: — По-моему, она высказала предположение, что ты хлестал эль всю ночь вместе со мной, так что теперь будешь дрыхнуть до полного протрезвления. — Он преувеличенным жестом постучал по голове, словно стараясь вспомнить все в точности, потом снова ухмыльнулся. — Или намекнула, что ты не спишь в постели, а занимаешься чем-то другим? Словом, что-то в таком духе.

— Где эта бесцеремонная ведьма? — прорычал Эйрик.

Вилфрид пожал плечами:

— Может, уже отправилась перестраивать стены замка?

— Я ничего не вижу забавного в твоем… веселье, — рявкнул Эйрик, прикладывая руку к пульсирующей голове. Боже, ему срочно надо похмелиться.

— Голова болит, милорд? — поинтересовался Вилфрид с насмешливым участием. — Может, тебе нужна жена, которая утолила бы боль сладкими речами и нежной ручкой?

Эйрик невнятно ругнулся и направился на кухню. Вилфрид следовал по пятам, несомненно желая стать свидетелем неизбежной сцены.

Они быстро прошли через кухню, и Эйрик отметил чистоту и аппетитные запахи, поднимавшиеся от плиты. Маленький Годрик с важным видом поворачивал вертел, на который был насажен огромный кус мяса величиной с поросенка.

— Это госпожа приставила меня сюда, милорд. Ты хочешь, чтобы я ушел? — виновато стал оправдываться мальчуган, заметив грозный вид Эйрика. На его большие глаза навернулись слезы, очевидно, он решил, что хозяин так сильно рассердился из-за него.

— Нет, ты делаешь хорошую работу, Годрик. Продолжай, если хочешь. Где леди Идит?

Годрик показал на открытую дверь, что вела на кухонный двор.

Эйрик не был в этой части замка с тех пор, как его бабка Ауд держала здесь много лет назад превосходный огород с травами и овощами. Каждый раз, когда его отец Торк или дед Дар возвращались из торгового путешествия, они всегда привозили ей в подарок диковинные растения из дальних стран. Воспоминания о бабке, давно умершей от мучительной болезни, и о сладких часах, проведенных в ее обществе, когда они вместе пололи ее любимый тимьян, розмарин и лук-стригун, заставили Эйрика замереть перед дверью и на какое-то время забыться.

Он с содроганием прикрыл глаза, готовясь к безобразию, которое ожидал увидеть на давно заброшенном дворе. Вина запульсировала в нем, словно больной зуб. Как и все остальное в замке, двор тоже нуждается в основательной переделке.

Поначалу от яркого солнечного света у него снова болезненно застучало в голове, и он не заметил, что вокруг кипит работа. Когда же гул голосов наконец проник сквозь боль, он огляделся и остолбенел от удивления.

Повсюду, куда ни падал глаз, трудились в поте лица слуги — вчера еще ленивые и неповоротливые. И такими чистыми он не видел их с самого своего возвращения. Даже рубахи, хоть и ветхие, выглядели свежевыстиранными. Эйрик задумчиво пригладил усы. Подумать только, в Равеншире, оказывается, еще полно слуг.

Кто-то помешивал белье в кипящих котлах со щелоком. Другие вытаскивали белье из котлов и бросали в чистую воду. Третьи выжимали его и развешивали на соседних кустах и деревьях — переросших и неухоженных, как он и ожидал. Глаза Эйрика буквально полезли на лоб, когда он узнал свою собственную одежду, включая и нательную, бесстыдно развешанную на всеобщее обозрение на кусте шелковицы.

— Ух! — задохнулся он от злости, а затем увидел виновницу всей кутерьмы. Леди Идит отчитывала молодого слугу, мокрые волосы которого говорили о том, что он недавно вылез из пруда. Дернув его за ухо, она беспрекословным тоном приказала ему снова лезть в пруд, показывая на грязь, оставшуюся на шее и в ушах.

— Как ты думаешь, она и наши уши тоже станет проверять? — сухо поинтересовался следовавший за ним Вилфрид.

Эйрик бросил на него недовольный взгляд, затем решительно направился к разъяренной женщине. Стиснув зубы, чтобы овладеть собой, опасаясь, что может причинить ей телесные повреждения на глазах у всей дворни, он наконец произнес с деланным спокойствием:

— Леди Идит, могу я поговорить с тобой?

Костлявое существо встрепенулось и повернулось к нему. Они встретились взглядами перед внезапно притихшим двором, и сердце Эйрика странным образом сжалось в груди при виде беззащитности на ее лице, которую она быстро замаскировала своим обычным высокомерием.

Слуги застыли в боязливом любопытстве, однако полоумная особа и не думала выказывать страх. Нет, она бесстыдно уставилась на него лучистыми фиалковыми глазами. Глазами ведьмы! Вчера он не заметил их странного сияния. Может, они бывают такими от ревматической старости, как у его бабушки перед смертью? Конечно, так оно и есть.

Ее холодная спесь невероятно его раздражала. Это, а еще необъяснимое, но бесспорное притяжение к пожилой женщине. Проклиная себя, он крепко схватил ее за руку и потащил назад в башню, не обращая внимания на бешеные протесты.

— Садись! — гаркнул Эйрик, когда они вошли в маленькую комнатку без окон, ютившуюся под лестницей, сбоку от большого зала. Здесь было темно и пыльно. Он зажег свечу, но мало что увидел, если не считать толстого слоя грязи и копоти, покрывавшего все предметы. Идит явно не успела сюда добраться. Проклятье! Чем тут занимались его слуги эти два года, что он отсутствовал?

Идит с глухим ворчанием потерла руку в том месте, где он схватил ее. Затем вытащила из-за пояса маленький шарфик и размашистыми движениями стряхнула пыль со стула, прежде чем чинно на него присесть. Он отметил, что она упорно отворачивала лицо и то и дело поправляла обруч на голове, словно не желала, чтобы он слишком пристально смотрел на нее. Несомненно, из-за своей безобразной внешности. Под его строгим взглядом она опустила глаза, но не от покорности, как подумалось ему.

Эйрик несколько раз чихнул от пыли. Видимо, Идит ее намеренно взбила, просто чтобы ему досадить. Он сверкнул на нее глазами, взяв на заметку еще одну причину, чтобы ее недолюбливать.

Идит старалась принять независимый вид, хотя и ерзала на стуле под хмурым взглядом Эйрика. Затем вспомнила, что он считает ее пожилой, и слегка сдвинула на лоб обруч, чуть сгорбила плечи и повернула в сторону лицо, чтобы оно не было открыто его прямому взору. Еще и незаметно вытащила из-под плата тоненькую прядь намазанных салом волос, чтобы напомнить ему про свою «седину». Робко скосив глаза, убедилась, что ее внешность крайне не нравится ему, и поняла, что пока все идет как надо.

— Как ты посмела командовать моей дворней? — сердито спросил Эйрик. — Таким своеволием ты оскорбила меня и мой дом.

— Я вовсе не намеревалась как-то обидеть тебя, милорд. Поверь мне, это правда. Просто я не умею сидеть без дела. И когда увидела, что слуги злоупотребляют твоей снисходительностью, то подумала… ну, часто женщины замечают такие вещи скорей, чем мужчины. А поскольку ты долго отсутствовал…

— И все-таки ты не у себя дома.

Идит внезапно осознала, какими неуместными показались ему ее действия, и на душе у нее заскребли кошки. Неужели в своей постоянной борьбе за независимость она потеряла всякие представления о том, как подобает себя держать?

Не без труда Идит проглотила свою гордость.

— Теперь я понимаю, что действовала неуместно… — сказала она смиренно и тут же сорвалась: — Но как ты мог есть пищу, которая готовилась на такой грязной кухне? Или ходить по подстилке, усыпанной испражнениями животных, костями и гниющей пищей? Или… или спать в постели, буквально кишащей насекомыми?

Идит с торжеством увидела, как Эйрик поморщился от ее резких слов. Казалось, он хотел что-то возразить, но не стал. С вызовом вздернув подбородок, он отрубил:

— Как я сплю, тебя не касается.

Внезапно Идит почувствовала безнадежность своей миссии. Напрасно она воспрянула духом после того, как он попросил ее задержаться на ночь. Поднимаясь, она сухо сказала:

— Ты прав. Мне не следовало вмешиваться. А сейчас я возвращаюсь в Соколиное Гнездо. Прости, что причинила тебе неудобства.

Эйрик положил ладонь на ее плечо и снова усадил на место.

— Подожди, давай обсудим дело, — спокойно произнес он и протянул ей чашу с вином.

— Так рано? Нет. Я еще не завтракала.

— Как и все остальные в моем замке, насколько я понял, — миролюбиво пошутил он.

— И ты предпочел бы получать еду из грязной кухни? Тысяча чертей! Вши просто плясали в волосах твоей поварихи.

Раздражение вспыхнуло в голубых глазах Эйрика, но выражение лица оставалось бесстрастным.

— Следи за своим языком, женщина. Не подобает так говорить леди твоего положения.

Идит обиделась на его слова. По правде говоря, она слишком долго общалась с купцами и слушала их грубые речи, но не каяться же в этом перед каким-то жалким рыцарем.

— Ты затащил меня в эту комнату, чтобы обсудить, как я говорю? Если да, то мне будет лучше покинуть твое общество, поскольку у меня есть вещи поважнее.

— Слишком ты остра на язык, миледи, — произнес он с усмешкой. — Большинству мужчин такое в женщине не по вкусу. Видно, ты из-за этого и не вышла до сих пор замуж.

Идит скрипнула зубами и метнула в него злой взгляд.

— Я не вышла замуж, — процедила она, — потому что не хотела. Многие женщины довольны своим одиночеством, вопреки высокомерным утверждениям мужчин.

— И тебе не хотелось выйти замуж за Стивена?

Идит вся сжалась от его прямого вопроса. Эйрик закрутил кончик уса двумя пальцами, глядя на нее словно коршун. Она заметила, что он весь обратился во внимание.

— Я считаю твой вопрос грубым, нескромным и…

Эйрик выставил вперед руку, останавливая поток ее слов:

— Нет, вопрос вполне разумен для будущего жениха.

Глаза Идит удивленно распахнулись. Она-то думала, что у них уже ничего не получится. Жарко покраснев, она принудила себя заговорить о том тягостно интимном, что ей почти удалось забыть:

— Да, мне хотелось выйти замуж за Стивена из Грейвли, такой уж была дурой.

— А он обещал жениться на тебе?

— Да, обещал… пока не получил того, чего добивался.

— А что это было?

Идит резанула его острым взглядом, ясно дающим понять, что даже ему не пристало быть таким уж безмозглым. Она откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки, — и тотчас же об этом пожалела, когда глаза Эйрика, привлеченные ее жестом, остановились на ее, казалось бы, плоской груди. С возгласом досады она уронила руки и, глядя ему прямо в глаза, сказала:

— Он хотел моего тела. — В ответ на скептическое выражение его лица она добавила, пожимая плеча ми: — В те дни у меня было тело, вызывающее похоть.

Он засмеялся. Она вспыхнула.

— А ты тоже испытывала к нему похоть?

Идит ахнула. Поистине беседа зашла слишком далеко. Она крепко сжала губы, чтобы остановить бранное слово, которым ей хотелось запустить в него. Затем стыд захлестнул ее, и она тихо, с горечью призналась:

— Я ошибочно приняла похоть за любовь. Однако вскоре мне пришлось жестоко за это поплатиться.

— Как же? — настойчиво допрашивал Эйрик, и лицо его стало напряженно-внимательным.

— Когда я обнаружила, что беременна, и объяснилась с ним, не сомневаясь в быстрой помолвке и венчании, как и было условлено, то он рассмеялся мне в лицо. И отказался от отцовства. — Идит направила на Эйрика каменный взгляд, сердясь, что он вынудил ее сделать такое оскорбительное признание. Это была тема, которую она никогда не обсуждала. — Я отказываюсь говорить с тобой и дальше об этом дьявольском отродье.

— Есть по крайней мере одно, в чем мы с тобой согласны, — в том, что Стивен из Грейвли ведет свое родство от дьявола.

— Это уж точно.

— А обнаружив его предательство, ты не пыталась найти повивальную бабку, чтобы она помогла тебе?

— Что? — недоуменно переспросила она.

Она заметила, как неуверенно дрогнули его губы перед тем, как высказать то, что, казалось, имело для него какое-то важное значение.

— Некоторые женщины находят возможность избавиться от нежеланного ребенка. Ты, верно, тоже сделала такую попытку, но у тебя ничего не получилось?

— Нет! — выкрикнула она. — Как ты смеешь даже спрашивать? Джон для меня единственное светлое и чистое, что осталось от этой ненавистной… связи. — Идит с трудом умерила свой гнев. — У тебя очень низкое мнение о женщинах, милорд. Интересно почему?

Некоторое время Эйрик глядел на нее в задумчивости, потирая, по обыкновению, усы. Наконец он, кажется, принял решение.

— Подожди здесь, — распорядился он и, поднявшись, направился к двери. — Я сейчас кое-что принесу.

Вернулся он с небольшим, завернутым в материю свертком и положил его на стол. Затем уселся рядом с ней и, вытащив из-под рубахи ее документ о приданом, жестом велел ей придвинуться поближе к столу.

— Прежде чем позвать Вилфрида, чтобы он заверил в качестве свидетеля наши подписи, я хотел бы огласить свои собственные условия в нашем брачном договоре, миледи.

Идит пораженно уставилась на него:

— Ты намерен жениться на мне?

Губы Эйрика растянулись в сконфуженную улыбку, словно ему и самому не верилось, что он способен на такую глупость.

— Да, с Божьей помощью я женюсь.

Поначалу сознание Идит отказывалось воспринять услышанное на веру. Смешанные чувства обуревали ее. Облегчение, что Джон будет защищен брачным обетом, боролось с ее отвращением к ненавистным узам. Нельзя сказать, чтобы она ненавидела мужчин, — ей не нравилась лишь их похотливость, и так или иначе мужественная красота Эйрика не оставила ее равнодушной.

— Почему?

Эйрик откинул назад голову и рассмеялся:

— Достаточно странный для невесты вопрос.

— Я не совсем обычная невеста, и мы оба прекрасно это понимаем. Еще мне сразу стало ясно, что перспектива жениться на мне показалась тебе отвратительной. Тебя соблазнило мое приданое? Ты решил, что воспользуешься им, чтобы восстановить Равеншир?

Эйрик удивленно заморгал, затем опять разразился смехом:

— Может, во мне есть что-то от Стивена. Может, я испытываю похоть к твоему сочному телу. — Он сладострастно пошевелил бровями.

Идит почувствовала, как вспышка ненависти поднялась в ней и краской растеклась по щекам. Она негодующе фыркнула — он смеет потешаться на ее счет! Нет, он слишком фриволен, слишком.

— Мое тело, сочное или нет, не входит в наш брачный контракт.

Эйрик округлил глаза в насмешливом сомнении, густые черные ресницы оттеняли их удивительную, кристально ясную прозрачность.

— О? Нет? Х-м-м-м. Посмотрим.

С застучавшим в тревоге сердцем Идит вознамерилась спросить напрямик, что же имел в виду Эйрик под своим загадочным замечанием, однако голова его склонилась над документом, и он старательно заскрипел пером, дописывая что-то внизу.

Идит устало закрыла глаза. «Не делаю ли я еще большей ошибки, связывая свою судьбу с лордом Равенширским?»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Слова Эйрика про его собственные условия брачного контракта наконец-то дошли до сознания Идит, и она встрепенулась. Сейчас станет ясно, чего он на самом деле хочет от нее.

— Ты дописываешь свои условия? — поинтересовалась она нарочито старческим голосом, пока Эйрик педантично царапал слово за словом под текстом ее документа.

Она довольно усмехнулась про себя, увидев, как он поморщился от ее скрипучего голоса, молча продолжая писать. Листок он держал далеко от себя, а временами напряженно щурился.

Идит с удивлением наблюдала за странной его позой, затем чуть заметно улыбнулась, внезапно сообразив, что он плохо видит вблизи, как это было у ее отца.

Ах, вот почему он подумал, что у нее старческие морщины, когда она просто хмурилась, и не мог отличить золу от серого цвета лица. И вот почему цвет ее волос и нарочитая сутулость плеч так легко ввели его в заблуждение.

Она едва не расхохоталась. Этот невинный обман не предусматривался ею первоначально, однако сгодится любое средство, которое поможет ей уберечься от отвратительных прикосновений похотливой мужской руки.

Эйрик не заметил ее усмешки — весь сосредоточился на выведении слов. Наконец издал долгий, удовлетворенный вздох и, откинувшись на спинку стула, пододвинул к ней лист пергамента. Выжидающий интерес в его глазах подсказал ей, что выставленные им условия могут ее не устроить.

Идит старательно прятала лицо, понимая, что Эйрик будет внимательно глядеть на нее во время чтения. Видел он скорее всего не так уж и плохо. В конце концов, это не мешало ему слыть умелым рыцарем, если уж верить молве. Ей пришлось напомнить себе, что надо ссутулить плечи; временами она поглядывала на него через растопыренные пальцы руки, стыдливо закрывавшей часть лица, словно робела от его сокрушительной мужественности. Ха! Не забыть бы покаяться в этом обмане на ближайшей исповеди у отца Бенедикта.

— Ты разбираешь слова, миледи?

— Да, читаю я неплохо. — Она продолжала вглядываться в его каракули, затем запротестовала: — Тебе нет необходимости давать за меня выкуп. Мой отец умер.

— Считается, что супруг должен заплатить отцу невесты за то, что он содержал ее до замужества. А раз его нет, я отдам тебе его долю.

Идит гордо фыркнула и вычеркнула этот пункт из документа.

— Достаточно будет уже того, что ты признаешь свое отцовство.

Эйрик пожал плечами.

— И я также не претендую ни на какую долю твоей собственности в качестве утреннего подарка. Подарком для меня станет твое обещание покровительства. Ведь ты уже мне сказал, что твои владения отойдут к брату.

Эйрик сощурился:

— А если у нас родится сын или сыновья? Что тогда?

Идит почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она хотела напомнить об условности брака, но не сумела найти подходящих слов. Сыновья!

— А ты не ошибся, принимая мой брачный договор за что-то еще, кроме чисто делового соглашения?

— Деловое соглашение! Никогда еще я не встречал прежде женщины, похожей на тебя. Никогда! — воскликнул он, недоверчиво покачав головой. Затем взмахом руки как бы отмел все ее возражения и протесты и сказал: — Я должен подумать и о наследовании. При всех опасностях, которым мой брат Тайкир подвергается ежедневно, я не сомневаюсь, что выжить ему будет нелегко.

Когда она прочла последние условия, острая тревога пронзила ее.

— Я не могу принять то, что ты от меня просишь.

— А с чем ты тут не согласна? — протянул он, апатично скрестив ноги в щиколотках. Изношенная ткань тесных штанов туго натянулась на бедрах, и Идит с открытым ртом уставилась на стройные, мускулистые формы и еще на что-то, обрисовавшееся под тканью. Туника распахнулась, открыв широкую грудь, облаченную в ту же голубую рубаху, которая была на нем вчера, шелковистые завитки выбивались из разреза на вороте, они тоже не ускользнули от ее глаз.

Края твердых губ ее собеседника дернулись в понимающей улыбке, и Идит поспешно закрыла рот. Она готова была убить себя за предательский взгляд. Стремясь поскорее угомонить зачастившее сердце, она проворчала:

— Ты чего так расселся? Может, думаешь, что против тебя никто и не устоит? Но я не какая-нибудь там одна из твоих похотливых любовниц, и меня твои прелести не волнуют.

Эйрик холодно осклабился:

— Кажется, мы тут говорили про условия. Брачные условия. — Он опустил глаза на свои бедра, затем снова взглянул на нее, провоцируя как-нибудь отозваться на насмешку.

Идит раздраженно прокашлялась и ткнула пальцем в слова, которые он нацарапал внизу документа.

— Да, я сейчас скажу насчет твоих условий. Во-первых, я предпочитаю жить в Соколином Гнезде. И не вижу причин перебираться вместе с Джоном сюда, в Равеншир.

Эйрик вопросительно поднял брови:

— Разве у тебя нет сенешаля, который распоряжался бы там всем в твое отсутствие?

— Да, есть. Джеральд из Бримли, но…

— Он надежный?

— Да, но занимается всем лишь тогда, когда я отлучаюсь. Мое присутствие там необходимо, хотя бы для надзора за ульями.

— Переведешь этих проклятых пчел сюда.

Идит снисходительно улыбнулась его невежеству:

— Пчелы не похожи на людей. Они не могут просто так подхватить пожитки и перебраться на другое место.

Эйрик внимательно глядел на нее, и Идит поежилась под его пристальным взглядом. Ей хотелось, чтобы он перестал гладить шелковистые свои усы. Это ее выбивало из колеи.

— Тогда оставишь пчел там. Но ты, миледи, — заключил он ровным голосом, поднеся палец к ее лицу, — станешь жить здесь вместе с сыном, иначе ни о каком браке не может быть и речи.

— Какая тебе разница, где я живу? У нас же договор чисто деловой.

— На всякий случай, — насмешливо заявил он и бросил на нее исподлобья взгляд — то ли чем-то озадаченный, то ли раздраженный.

Боже, как ей хотелось убрать эту глупую усмешку с его отвратительной смазливой физиономии!

— А я-то думала, что ты оценишь свободу, которую тебе предоставит мое отсутствие в Равеншире.

— А почему ты думаешь, что с тобой я буду менее свободен?

Идит застыла от возмущения и натянула обруч пониже на лоб, скрывая свои эмоции.

— Мне не хотелось бы терпеть присутствие твоих любовниц возле себя.

Прозрачные глаза Эйрика расширились от удивления. Затем он с издевкой улыбнулся:

— Миледи, ты меня обижаешь. Я уже и раньше говорил тебе об этом, не заставляй меня повторяться. Я порядочный человек. И не намерен позорить жену недостойным поведением.

Бросив на него косой взгляд, она с нескрываемым недоверием протянула:

— Ты хочешь сказать, что у тебя никогда не будет любовниц?

С некоторым злорадством она наблюдала, как по лицу у него пробежала тень смущения, как он неловко заерзал на месте. Уклонившись от ответа, он лишь пристально поглядел на нее, скрестив на груди руки и все время поглаживая свои проклятые усы.

— Я вовсе не собираюсь причинять тебе никаких неудобств, Эйрик. И не прошу отказываться от своих женщин.

— Женщин! О, Идит, ты наделяешь меня более выдающимися талантами и выносливостью, чем у меня есть на самом деле, — заметил Эйрик, с подчеркнутом недоумением качая головой. — Откуда ты взяла, что у меня так много женщин?

— Говорят, что ты предаешься блуду, будто загулявший лось. — «Ох, Матерь Божья, что это я такое несу?»

Эйрик громко фыркнул, услышав слова, которые она необдуманно выпалила, и его челюсть напряглась от злости.

— Ты, стало быть, слышала, что про меня говорят такие вещи?

— Ну, не совсем в этих выражениях.

— Тогда говори точней, — потребовал он. — Кто способен меня так оскорблять? Наверняка Стивен из Грейвли, могу поклясться, этот проклятый клеветник.

— Нет. Не Стивен… — Она снова обругала себя за то, что не сумела придержать свой дурацкий язык, и зачастила: — Вообще, по-моему, я просто слышала болтовню на базарной площади, что-то вроде: «Ни одна хорошенькая девушка не сможет пройти мимо Равеншира, чтобы тамошний хозяин не отведал ее меда, и все остаются очень довольны».

И она пренебрежительно пожала плечами. Глаза Эйрика буквально вылезли на лоб, а челюсть отвисла. Затем он взорвался смехом.

— Ох, Идит! Ты меня поражаешь! — воскликнул он наконец. — Никогда мне еще не попадались женщины с таким острым языком. Как жаль, что ты… ну, хм, что ж, время идет, ничего не поделаешь.

Идит догадалась, что он собирался посетовать на ее возраст и безобразие. От этих, хоть и невысказанных слов что-то съежилось в ее душе. Уничижительное мнение о ней со стороны этого дьявольски красивого олуха совершенно не волнует ее, но почему же она чувствует себя задетой?

Несомненно, это говорит о ее слабости и уязвимости. От такого открытия ее охватила паника. Куда подевались ее выдержка и хладнокровие? Внутренне собравшись, она приказала себе держать в узде свои чувства.

Напустив на лицо равнодушие, чтобы не показывать ему, как она задета, Идит упорно повторила:

— Интересно все-таки знать, почему ты так настаиваешь, чтобы я жила здесь.

— Мне хотелось бы привезти домой дочерей. Помнишь? Ведь ты обещала заботиться о них.

Идит с облегчением кивнула, довольная таким объяснением. Теперь ясно, почему он хочет, чтобы она перебралась в Равеншир.

— Вообще-то я могу переправить часть пчел и сюда. Хотя в брачном соглашении это и не оговорено, я согласна пойти на уступку. Буду проводить половину своего времени здесь, а половину в Соколином Гнезде, а девочек брать с собой, чтобы ты был свободен… ну… для путешествий или… чего там тебе понадобится. — Она решила больше не упоминать о женщинах, чтобы не выглядеть смешной.

Эйрик усмехнулся, заметив, как осторожно она обошла вопрос о любовницах.

— Ты останешься в Равеншире, — заявил он тоном, не терпящим возражений, — а иногда будешь ездить в Соколиное Гнездо — с моего согласия.

Идит окинула его через стол оценивающим взглядом, взвешивая это заявление.

— Я согласна, при условии, что доходы от пчеловодства будут идти на мое имя.

Эйрик церемонно кивнул.

— Ты ведь понимаешь, что Соколиное Гнездо останется под твоей опекой только до того времени, пока Джон не достигнет совершеннолетия.

Он снова кивнул, пронзив ее испепеляющим взглядом.

— У меня нет желания забирать ни твои ничтожные деньги, ни наследство твоего сына. Но есть другое условие, которого я хочу потребовать и в котором не может быть уступок — никогда.

Его глаза напоминали кусочки синего льда, в них сверкала ярость. Он так крепко стиснул кулаки, что суставы побелели, а синяя жилка предательски забилась на оголенной шее.

Его внезапная глухая ярость напугала Идит, и она в очередной раз засомневалась, не ошиблась ли, выбрав для своих целей лорда Равеншира. Она ведь совершенно не знает этого человека. Он может оказаться таким же негодяем, как и отец Джона, а то еще и похуже. Не пойти ли на попятную, пока еще не поздно?

Резким движением Эйрик крепко ухватил ее, за подбородок и заставил заглянуть в бездонные озера своих глаз.

— Пойми меня правильно, леди. Не должно быть никаких контактов между тобой и Стивеном из Грейвли.

Идит ахнула, но не успела ничего ответить, как он продолжил уже более спокойным голосом:

— Если я когда-либо увижу, что ты хотя бы посмотришь на него с мольбой или коснешься его поганого тела, то, клянусь Святым Граалем, убью вас обоих голыми руками.

Сила ненависти, прозвучавшая в словах Эйрика, сначала поразила ее. Затем верх одержала ярость. Негодующе вскочив, она выпалила:

— Как ты смеешь даже предполагать, что у меня может быть что-то общее со Стивеном? Я уже говорила тебе о его подлом предательстве, о его сатанинских планах забрать у меня сына Джона. Ты оскорбляешь меня даже тем, что думаешь, будто я могу вынести его мерзкое прикосновение.

— Ты любила его когда-то, — обвиняющим тоном напомнил он.

Идит один раз уже все ему объяснила. И не собиралась повторяться.

Лицо Эйрика оставалось бесстрастным.

— Тебе не удастся обмануть меня со Стивеном, миледи. Никогда! Господь свидетель. Поклянись мне в этом.

Странное дело, он не требовал, чтобы она сторонилась других мужчин, — только Стивена. У нее-то есть причины ненавидеть Стивена. Но вот у Эйрика? Она открыла было рот, чтобы задать этот вопрос, однако жесткое выражение на его лице подсказало ей, что сейчас не время. Она откинулась назад, решив выяснить эту загадку позже.

— Даю тебе клятву, как честная женщина: я никогда не нарушу своего супружеского обета верности… ни со Стивеном из Грейвли… ни с каким-либо другим мужчиной.

Глубокие складки, собравшиеся у рта Эйрика, немного разгладились, но внезапно он схватил ее за запястье и прижал руку к твердой поверхности стола ладонью кверху. Она завороженно глядела, когда он слегка провел указательным пальцем взад и вперед по бледной коже ее запястья.

От легкого касания сладкий зуд чувственности пробежал вверх по руке, добрался до ее груди, заставив соски сжаться в крошечные комочки ноющей страсти. Идит резко вздохнула, встревоженная этим новым ощущением беспомощного томления. Она постаралась вырваться, однако Эйрик крепко держал руку.

Его голова изучающе наклонилась вперед, глаза сузились, пристально впившись в нее.

— Когда ты не хмуришься, то не выглядишь такой старой. Скажи, сколько тебе лет на самом деле? — спросил он подозрительным тоном.

Идит увидела, как глаза его затуманила пелена, и поняла, что прикосновение подействовало на него так же, как и на нее. Кажется, он явно поражен своей непонятной тягой к стареющей женщине. Слава всем святым, что в комнате полутемно. Прежде чем она сумела что-либо сказать или спрятать лицо от внимательного его взгляда, Эйрик внезапно достал из ножен, висевших у него на поясе, острый клинок.

Боже мой! Не собирается ли он ее прикончить просто из-за того, что почувствовал постыдную тягу к старой карге? Она ахнула и безуспешно попыталась снова выдернуть руку.