Вкус яблока

— Алан, Алан… Ах, да! Такой симпатичный мальчик. Только на лейтенанта почему-то сердится. Хотя это легко объяснимо. Нарушители закона обычно не питают добрых чувств к полицейскому, который их поймал. Так что работать с ними довольно тяжело.

Гард повернулся к Мэйбл — впервые с тех пор, как эта мадам подошла к ним.

— Так что вы мне собирались сказать?

— Не помню, — отрезала мамаша непутевого сынка.

Естественно, она все прекрасно помнила, но разве станет в присутствии этой красотки признаваться, что Алан ревнует ее к полицейскому. Мальчик с самого дня развода ненавидел каждого мужчину, к которому мать проявляла хоть какой-то интерес, опасаясь, что тот займет в ее жизни место отца.

— Вы с мужем в разводе? — спросила Барбара.

Мэйбл спокойно посмотрела на нее.

— Да.

— Он знает, что случилось с сыном?

Разведенная женщина вздохнула. Последний раз она разговаривала с Реджи почти восемь месяцев назад. Тогда и сообщила ему, что как только закончится срок аренды квартиры, они с сыном уедут в Стампу. Он в очередной раз обвинил ее в том, что она его бросает. Он, мол, всегда знал, что на нее нельзя рассчитывать, что она эгоистка, которая печется только о своем благополучии. Из-за нее, видите ли, и он оказался в таком бедственном положении. На этом ее терпение иссякло, и Мэйбл выскочила из комнаты. С тех пор они не виделись и не разговаривали.

И сейчас, понимая, что Барбара и особенно Гард ждут от нее ответа, она, откашлявшись, сказала:

— Нет, не знает. Я подумала, что будет лучше не говорить отцу.

— Но ведь Алан его сын, миссис Роллинс! Имеет же он право знать, что его мальчик попал в беду!

Участливый голос Барбары едва не вывел мать-одиночку из себя. Хотелось резко бросить: «Отец Алана наркоман! Ему нет и сорока лет, а выглядит на все пятьдесят! Работать он не в состоянии. Без родителей вообще пропал бы. Он все время не в себе — либо накачан наркотиками, либо отходит после них. Он и со своими-то проблемами разобраться не может. А тут еще какой-то сын…»

Но разве могла она это сказать?

Да еще в присутствии Гарда?

— Поверьте мне, мисс Энджерс, — с напускным спокойствием произнесла она. — Если бы это помогло делу, я обязательно сообщила бы обо всем отцу Алана.

— Сын часто о нем вспоминает. Гард говорит, любит хвастаться, что у отца много денег, хороший дом, престижная работа. — Она помолчала. — Они часто видятся?

— Нет.

— Это ваш муж так решил или вы сами? Мэйбл опустила глаза.

— Оба. Однако надеюсь, в ближайшем будущем все изменится.

Голос Энджерс стал еще вкрадчивее.

— Но мальчик хоть как-то общается с отцом?

— Раз в две недели разговаривает с ним по телефону.

Обычно разговор происходил в доме Роллинсов. Сначала Реджи звонили его отец или мать, чтобы узнать, в состоянии ли их сын беседовать со своим чадом. Если нет, у стариков всегда наготове было следующее объяснение: «Папа не может с тобой сегодня разговаривать, Алан, потому что плохо себя чувствует». Мальчик воспринимал эти слова как нечто само собой разумеющееся и никогда не интересовался, чем это отец так часто болеет.

Что-то она темнит, подумал Гард, наблюдая, как Мэйбл машинально чертит на песке кончиком туфли какие-то фигурки. Нетерпеливо покусывает губы, смущенно прячет глаза… С чего бы это?

Может быть, испытывает неловкость, оттого что не сумела удержать богатого муженька? Или разозлилась, когда Барбара намекнула, что Реджи в отличие от мамаши мог бы чем-то помочь, а может быть, стыдится обсуждать свои личные проблемы в его присутствии?

Как-никак он не какой-то сторонний наблюдатель!

— Я поработаю с Аланом еще одну неделю, — неохотно заметил он. — И если не будет никаких сдвигов, передам его другому наставнику.

Хотя это чревато иными проблемами. Алан может подумать, что он и в самом деле никуда не годный пацан, которого, как мячик, кидают от одного воспитателя к другому.

Мэйбл мрачно кивнула и, повернувшись, зашагала к машине, а Гард стоял и смотрел ей вслед. Она захлопнула дверцу, отъехала, а он все смотрел и смотрел…

— Красивая женщина, — заметила Барбара.

— Внешность бывает обманчива. — Лейтенант незаметно отодвинулся и отступил на шаг назад. — А что это ты здесь до сих пор делаешь? Насколько я помню, у тебя сегодня свидание с твоим полковником.

— Не пойду к нему, только скажи! Он недоверчиво взглянул на нее.

— Неужели променяешь полковника на какого-то лейтенантика?

— На тебя кого угодно! — Лучезарно улыбнувшись, Барбара подошла к нему вплотную. — Ну, что скажешь на это, офицер? Давненько мы не виделись…

Действительно, сто лет прошло, подумал Гард. Они познакомились, когда он только что прибыл в форт Джи-Пойнт. Несколько раз ходили в кино, несколько раз переспали, а потом она вернулась к полковнику, метившему в генералы, с которым встречалась до него, а он… Он — к своему одиночеству, с которым провел бок о бок почти полжизни. Мэйбл он не мог получить из-за Роллинса, а ни одну другую женщину не хотел из-за возлюбленной. Она ни на миг не отпускала его от себя.

И со временем ничто не изменилось. Вот стоит перед ним роскошная женщина и предлагает ему все мыслимые и немыслимые наслаждения, а он не в состоянии думать ни о ком, кроме Мэйбл.

— Нехорошо динамить одного, если подвернулся кто-то получше, — поддразнил он ее, а сердце больно сжалось. Мэйбл, не дрогнув, разбила его сердце, когда встретился кое-кто побогаче. — Так что развлекайся со своим полковником.

— Не передумаешь?

— Нет.

— Смотри, от меня так просто не отделаешься!

Он притворился, что не понимает.

— До завтра, Барбара.

Гард поехал домой, принял душ и растянулся на кровати. Был седьмой час — впереди длинный, пустой, скучный вечер. Обычно он не страдал от скуки, находил себе дела, но в последнее время эти свободные от работы часы были целиком заполнены думами о Мэйбл. Он вспоминал другие длинные вечера в той прошлой, счастливой, жизни, которые они проводили в кино, в кафе — их в Стампе полным-полно, — в каком-нибудь укромном уголке, где целовались и ласкали друг друга до тех пор, пока страсть, как пламя, не охватывала их, ища и не находя выхода… Девушка была тогда так невинна и так полна готовности эту невинность потерять. Ей хотелось потрогать каждую жилку на его теле, и она ласкала с такой нежностью, с таким наслаждением.

Что ж, надо думать, Реджи оценил уроки, которые его невесте были преподаны до замужества.

Повернувшись на бок, Гард взял с тумбочки бумажник. В нем было всего несколько предметов — полицейское удостоверение, водительские права, фотографии племянниц и племянников, две десятидолларовые банкноты и маленький смятый кусочек бумаги. Люди бывают разные. Одни хранят письма своих бывших возлюбленных, другие — их фотографии, у него же не было ни того, ни другого. О Мэйбл ему остался лишь этот клочок бумаги — черно-белое свидетельство ее предательства.

«Мистер и миссис Ральф Уиндхемы объявляют о помолвке и предстоящей свадьбе своей дочери Мэйбл Уиндхем с Реджинальдом Роллинсом, сыном мистера и миссис Питер Роллинсов».

Он редко доставал эту газетную заметочку и обычно читал только первую строчку, но бумажку не выбрасывал, чтобы не забыть и не простить.

Он сунул клочок обратно в бумажник и, откинувшись на подушку, вновь предался мыслям о Мэйбл. Интересно, что она сегодня делает. Сидит дома со своим сыночком? Или пошла в гости к сестре, с которой всегда была дружна? Или к родителям? А может, отправилась на свидание?

Эта последняя мысль ему не понравилась. Впрочем, должны же быть мужчины в ее жизни! Год в разводе… Молодая, красивая… Конечно, с Барбарой не сравнить. Та даже чересчур хороша — пышнотелая броская брюнетка. Но скорее привлекает к себе какой-то спокойной внутренней красотой. Ей, наверное, так хочется иметь надежного друга и… любовника.

Когда они с Мэйбл впервые стали близки, он был на седьмом небе от счастья, хотя она плакала, да и сам он готов был разрыдаться, оттого что причинил ей боль. Но уже тогда понял, что их связывает не просто страсть, а некое особое чувство. И название ему — любовь. У него были другие женщины, не много, но достаточно для того, чтобы понять — с Мэйбл их роднит единство душ.

Как было бы хорошо, если бы она никогда не выходила замуж за Реджи!

Еще лучше, если бы никогда не встретилась ему на пути.

А самое лучшее, если бы он вообще никогда не влюблялся в нее, подвел Гард итог своим невеселым мыслям.

Было воскресенье. К четырем часам мальчишки уже отработали половину смены, и лейтенант решил, что неплохо было бы передохнуть. Он достал небольшой холодильничек, который принес с собой, и открыл его. Конечно, в такую жару лучше всего было бы попить простой воды, но в холодильник влезали только маленькие бутылочки с фруктовым соком. Волей-неволей пришлось остановить свой выбор на них. Гард бросил по бутылке Фрэнсису и Мэтью — они растянулись под деревом, а две другие отнес Алану — тот сидел на пеньке неподалеку.

Мальчишка взглянул на бутылочку и помотал головой.

— Не хочу пить.

— Все равно выпей. Жарища неимоверная…

Паренек неохотно согласился. Воспитатель опустился рядом с ним на землю и, откупорив свою бутылку, одним глотком ополовинил ее.

— Что-то ты сегодня тише воды, ниже травы, — заметил он.

— Вам не угодишь! Сами ведь этого добивались.

— Вовсе нет. Я просто хотел, чтобы ты перестал ныть по поводу и без повода. И еще чтобы хоть капельку постарался подружиться с Фрэнсисом и Мэтью.

— Они и так уже не разлей вода. Без меня прекрасно обойдутся, — равнодушно бросил Алан. — Ходят в одну школу. Полно дружков-приятелей.

— Но ведь и у тебя с ними много общего. Школа, спорт, музыка…

— А мама вчера наконец-то призналась бабушке и дедушке, что меня арестовали, — перебил его Алан.

Высказывание прозвучало настолько неожиданно, что Гард застыл на месте. Если бы ему сказал об этом кто угодно, только не Алан, он, не задумываясь, поинтересовался бы, как именно происходило дело. Но расспрашивать сына своей бывшей любовницы о том, как отреагировал на это признание ее отец, всегда считавший ухажера чем-то вроде пустого места, Гард не мог себя заставить.

Но мальчишка, похоже, и не ждал от него никаких слов — ему самому не терпелось выговориться.

— Все собрались у моей тети Дороти. Меня с остальными ребятами отправили наверх — не хотели, чтобы я подслушивал. Дедушка Роллинс назвал маму безответственной мамашей, а бабушка сказала, что лучше бы я жил с отцом.

— Алан отхлебнул из бутылки, потом закрыл ее крышкой и повертел в руках. — А другой дедушка сказал, что от вас всегда были одни неприятности, другого и ждать не приходится.

— Твой дедушка не очень-то меня любил, — спокойно заметил Гард.

Да, похоже, старика не переделать. Вбил себе в голову тринадцать лет назад, что он, Гард, ничтожество, да так и остался при своем мнении. Хотя, казалось бы, пора забыть старое.

— Мэйбл в конце концов послушалась его и вышла замуж за Реджи. Так нет, все никак не успокоится…

Алан сухо взглянул на него.

— Мой дедушка вас не не очень-то, а совсем не любит, — отчеканил он и усмехнулся, но вспомнил, с кем разговаривает, и усмешка тут же исчезла.

Как же он похож на мать, в который раз подумал Гард.

Паренек между тем снова открыл бутылку и, отпив глоток, принялся носком кеда выковыривать из земли какой-то корешок.

— Они довели маму до слез, — прошептал он.

Гарду не составило никакого труда представить себе заплаканную Мэйбл. За время их знакомства она плакала дважды — в ту ночь, когда он лишил ее невинности, и еще раз, когда они поссорились из-за какого-то пустяка. В тот вечер он был настолько взбешен, что отвез ее обратно на пустую стоянку, где она оставила свою машину. Когда девушка сняла мотоциклетный шлем — он всегда перед поездкой заставлял его надевать, — увидел, как по ее щекам текут слезы. Не проронив ни слова, сел на свой драндулет и умчался прочь, но, не проехав и сотни метров, не выдержал, вернулся. Подбежал к ней, крепко прижал к себе, покрывая ее лицо поцелуями. Несколько секунд спустя они уже нетерпеливо, жадно любили друг друга на заднем сиденье ее машины. Как это случилось, никто из них так и не понял…

Гард отогнал от себя воспоминания, допил остатки сока и взглянул на часы. Ого! Кажется, засиделись. Пора продолжать работу. Но едва он хотел сказать об этом Алану, как тот вновь заговорил:

— Она ведь не отправит меня к отцу, правда?

Наставник встал и, пока отряхивал джинсы, размышлял, что бы ему ответить. Нет, не может такого быть, чтобы мать добровольно отказалась от своего единственного ребенка. Ни одна женщина так не поступит. И Мэйбл при всех своих недостатках не способна на подобный шаг.

— Если сам не захочешь, — наконец ответил он. — И если твоя мать не решит, что с ним тебе будет лучше.

— Я люблю папу, — тихо сказал мальчик и, помолчав, добавил: — но жить с ним не хочу.

Он допил сок, швырнул бутылку на землю рядом с холодильником и зашагал к ребятам.

Похоже, дело наконец сдвинулось с мертвой точки, с удовлетворением подумал воспитатель, вновь принимаясь за работу. Пацан, кажется, немного оттаял. А полтора часа спустя, когда они с мальчишками вернулись в полицейский участок и он увидел за столиком Мэйбл, настроение его еще больше поднялось. Хотелось подойти к ней, сказать, что Алан уже начал делать пусть крохотные, но все же успехи…

Ан нет! Словно какая-то сила пригвоздила его к земле. Единственное, на что он оказался способен, — это бросить на женщину испепеляющий взгляд. Она подняла голову, и глаза их встретились. Гарду на миг, показалось — подойди он сейчас к ней, дотронься до нее, и все забудется. Умчатся прочь тринадцать лет, полные боли и одиночества…

Ее взгляд скользнул в сторону, и мечтатель спустился с небес на грешную землю. Он понял, что к нему кто-то направляется, и каким-то шестым чувством ощутил, что это не кто иной, как Барбара. Вчера он не обратил внимания на ее не то в шутку, не то всерьез сказанные слова, что она от него не откажется. Теперь горько пожалел об этом. Нужно было сразу дать понять ей, чтобы она забыла прошлое, оставалась со своим полковником и выбросила из головы лейтенанта, который ни с одним человеком не был счастлив.

Кроме первой возлюбленной…

Мэйбл опять взглянула на него. Какие у нее печальные глаза, подумал Гард. Похоже, не нравится видеть его рядом с Барбарой и в очередной раз понять, что ее саму с ним уже ничто не связывает.

Алан окликнул мать, и она пошла навстречу сыну. И хотя рядом стояла пышнотелая брюнетка, ожидая, когда лейтенант наконец обратит на нее внимание, Гард вдруг почувствовал себя ужасно одиноким.

Как всегда, он без Мэйбл — один-одинешенек на всем белом свете…

Ну и неделька выдалась! Тяжело дыша, Мэйбл вошла в дом и скинула туфли. Роллинсы игнорировали ее целиком и полностью, зато отец, не переставая, читал нотации. Даже Реджи позвонил и невнятным голосом принялся допытываться, что натворил сын, если родители просят приехать и повлиять на него. В довершение ко всему на работе заболела напарница. Пришлось взять кое-какие материалы с собой, чтобы проштудировать их дома.

Ладно, хватит стонать, оборвала себя Мэйбл, пора переодеваться. Нужно будет надеть что-нибудь попроще, но не переборщить.

Она довольно улыбнулась. Наконец-то это произойдет — сегодня вечером к ней приедет Гард. Днем ей удалось предупредить его, что не успеет забрать сына — задержится на работе. И он предложил сам завезти мальчика домой, так что сегодня вечером они наконец-то встретятся с глазу на глаз.

Шла четвертая неделя работы Алана. Интересно, какие у наставника дальнейшие планы относительно ее сына, подумала Мэйбл, доставая из шкафа ситцевую юбку и блузку в тон. Будет работать с ним и дальше или передаст кому-то другому?

Лучше бы первое. Алану только на пользу пойдет общение с настоящим мужчиной, который научит его работать, уважать других людей и достойно вести себя.

Да и она уже не может представить себе свою жизнь без Гарда. Каждую неделю с нетерпением ждет субботы и воскресенья, когда увидит его, пусть хоть краешком глаза. Образ этого человека ассоциируется у нее с лучшими временами и позволяет надеяться, что они, эти времена, не канули в Лету.

Мэйбл спустилась вниз и только сейчас услышала, что в холле позванивает телефон. Подойти или не стоит? Что если это опять ее неугомонный отец? А, ладно, будь что будет. Она сняла трубку.

Это оказался не отец, а гораздо хуже — папаша Реджи.

— Я сегодня звонил судье Сэлисбери. Попросил его отменить наказание Алану или хотя бы скостить срок исправительных работ. Этот тип мне кое-чем обязан, так что проблем быть не должно. Когда узнаю что-нибудь поточнее, позвоню.

Мэйбл трясло от услышанного, но она заставила себя говорить спокойно, выделяя четким голосом каждое слово:

— Не лезьте не в свое дело, Питер! Понятно?

Казалось, бывший свекор и не догадывался, в какой она ярости, хотя было ясно — знает, просто ему на это наплевать.

— Да будет тебе, Мэйбл! Алан ведь не сделал ничего особенного. Мальчик всего лишь немного пошалил. То, что украли, вернули, за разбитое стекло расплачиваются. Так в чем же дело?

— Еще раз повторяю, Питер, не

вмешивайтесь! Сын совершил преступление и должен за него ответить. Ему присудили исправительные работы, значит, отработает весь положенный срок, до единой минуты. И сам заработает каждый цент. И не вздумайте просить вашего дружка смягчить наказание! Предупреждаю, горько пожалеете!

— Ты что, угрожаешь мне, Мэйбл? — В ласковый голос вкрались стальные нотки. — Послушай-ка, девочка…

Женщина дрожащими руками швырнула трубку на рычаг. Звонок тут же раздался снова. Она не стала ждать, пока трели смолкнут, вышла на веранду и уселась в качалку, подальше от телефона.

Ее все еще трясло, когда на подъездную дорожку к дому вырулил дряхленький «фордик». Гард… Всю злость сразу как рукой сняло. Сейчас она увидит его…

Открылась дверца, из машины выпрыгнул Алан.

— Привет, мам! Можно я схожу до ужина к Роберту?

— Иди. Когда зажгутся уличные фонари, возвращайся домой.

— Спасибо, что подвезли, — поблагодарил сын своего наставника и помчался к приятелю.

Наверное, Гард не станет выходить, уныло подумала женщина. О чем ему с ней разговаривать… Подвез сына, как обещал, и ладно…

Но она ошиблась. Шум двигателя стих, скрипнула дверца, из машины выпрыгнул гость. Обошел вокруг «фордика» и направился по желтеющей траве к дому. Дойдя до лестницы, остановился. Какой же он красивый, подумала хозяйка. Обнять бы, прижаться к нему… Ишь, размечталась!

Она откашлялась, но голос все равно прозвучал хрипло.

— Спасибо, что привез Алана.

Гард кивнул, сунул руки в карманы и отвернулся. Обвел глазами крыльцо, просторные клумбы — ее гордость, извилистую дорожку, которую она с сыном выложила из камня этим летом.

— Я решил оставить его!

Сначала Мэйбл не поняла, о чем он говорит, но когда смысл его слов дошел до нее, так и расплылась в улыбке.

— Спасибо! Наверное, было бы не очень страшно, если бы его передали другому воспитателю, но…

Она не договорила. Не станешь же распространяться, как это здорово, что Алан будет проводить с ним много часов в неделю.

— Телефон звонит… — заметил Гард. Мэйбл прислушалась, и до нее донеслось слабое треньканье.

— Поэтому я и вышла на веранду. Ничего, скоро ему надоест.

— Что-то случилось?

Женщина, не спеша, присела на верхнюю ступеньку.

— Отец Реджи хочет попросить судью Сэлисбери, своего дружка-приятеля, чтобы тот посодействовал отмене Алану наказания.

Гард так же не спеша опустился на нижнюю ступеньку.

— Вот как? И кто ему помешает?

— Я.

Казалось, он поднимет ее на смех, но этого не случилось.

— По-моему, ты никогда не отличалась умением отказывать. Ни мне, ни своему отцу. — Он помолчал. — Ни своему мужу.

Пропустив грубость мимо ушей, она вернулась к тому, с чего начала.

— Я попросила Питера не лезть не в свое дело и бросила трубку. Поэтому он и звонит… Питер Роллинс из тех людей, которые первыми заканчивают разговор.

— Если ты думаешь, что он тебя послушается, глубоко ошибаешься, — упрямо гнул свое Гард. — Он будет поступать так, как ему заблагорассудится. Лучше не становиться у него на пути.

— А что он может сделать? — робко спросила она.

— Он твой… был твоим свекром. Тебе лучше знать, на что он способен.

— Но ты же полицейский! Тебе известны законы…

Законник встал и подошел к ней поближе.

— Мне известно только одно — если у тебя есть деньги, власть, положение в обществе, смешно говорить о каких-то законах. — Он многозначительно пожал плечами. — Но Алан — твой сын. Можно сыграть на этом.

Гость повернулся и зашагал к своей машине.

— Гард! — окликнула его Мэйбл. Он остановился.

— Я все хотела тебя спросить… Почему ты пошел работать в военную полицию?

Страж порядка подошел к дверце, открыл ее и еще раз пожал плечами.

— Из-за тебя, Мэйбл.

И он впервые улыбнулся ей какой-то вымученной улыбкой.

Брустер оставил машину на стоянке и направился к закусочной. Там быстренько заказал несколько гамбургеров, но есть не стал. Можно было, конечно, войти и устроиться за столиком, но Бизон бы этого не потерпел — он и так уже метался по заднему сиденью машины, тыкаясь мордой в стекло.

Хочешь не хочешь, пришлось возвращаться к своему четвероногому напарнику. Пока доставал из сумки еду, собака, тяжело дыша, не спускала с хозяина глаз. Наконец не выдержала и громко гавкнула — давай, мол, быстрее. Сурово глянув на нее, Гард вытащил из пакета гамбургер и, поломав его на куски, кинул псу.

Тот мигом проглотил их и опять уставился на заманчивый сверток с едой. Гард бросил ему второй бутерброд. На сей раз Бизон спешить не стал — устроился поудобнее и с наслаждением принялся за трапезу. Он отлично знал, что больше двух гамбургеров не получит, потому и смаковал каждый кусочек.

Полицейский последовал его примеру. Была среда — середина недели, день невезения, как называло его местное радио. До субботы еще жить да жить.

Гард выходные не очень любил, по крайней мере с тех пор, как начал служить в полиции. В эти дни он почти всегда работал, а не отдыхал. Так чего же ждать хорошего?

Но в последнее время его отношение к субботам и воскресеньям круто изменилось.

И дело не только в том, что он в эти дни видел Мэйбл. Ему нравилось работать с детьми. За последний месяц он довольно хорошо их узнал. Фрэнсис — этакая обезьянка. Обожает откалывать шуточки — обычно не совсем приличные, — всегда бодр и весел. Мэтью, напротив, серьезный малый, старается хорошо учиться в школе и оправдать надежды, которые возлагают на него родители. Алан… Ну, с Аланом труднее всего. Бывает, слишком много брюзжит как старый дед. Частенько предпочитает работать в гордом одиночестве. Нередко сторонится напарников. Но тем не менее по сравнению с первыми неделями работы прогресс в отношениях с другими ребятами очевиден. И они, похоже, это понимают.

Но больше всего выходные прельщали Гарда потому, что в эти дни появлялась Мэйбл. Хоть несколько минут, но и такой малости было достаточно, чтобы дотянуть кое-как до следующей субботы, когда снова встретит ее.

…Было почти девять часов вечера. Обычно в это время они с Бизоном находились в клубе для военнослужащих младшего состава, что на окраине города. В будний день работы там было немного, не то что в выходные, когда чем только ни приходилось заниматься — и драчунов растаскивать в разные стороны, и пьяных подбирать, и разгонять разбушевавшуюся толпу. Сегодняшняя же смена выдалась относительно спокойной — поступили три сигнала о дорожно-транспортном происшествии и один — о краже со взломом. Оставшиеся часы не грозили никакими неприятными неожиданностями. Следовательно, можно будет вволю подумать о Мэйбл.

И определить наконец свое к ней отношение.

«Все никак не можешь забыть ее?» — спросила Шерон в тот день, когда они обедали у родителей. Он тогда оскорбился до глубины души. Вот еще! Да как она смеет так думать? Мэйбл — его первая любовь, а первая любовь — как вешняя вода. Была — и нет ее. Испарилась в тот день, когда любимая вышла из церкви в своем шикарном свадебном платье под руку с новоиспеченным мужем. Начиная с этого момента, в течение долгих лет и по сей день он испытывал к ней исключительно отрицательные эмоции — злость, горечь, возмущение и даже ненависть.

По крайней мере он так считал.

А теперь понял, что сестренка его недалека от истины, хотя признаться в этом даже самому себе было не очень-то приятно. На самом деле любовь его не оборвалась в день свадьбы Мэйбл. Не может подобное чувство вдруг взять и в один миг исчезнуть! Так не бывает.

И если уж начистоту, он до сих пор любит ее.

Конечно, он никогда больше не станет ей верить. У него собственное, отличное от ее, понятие об истинных ценностях — он считает, что деньги и положение в обществе ничто по сравнению с любовью и нежностью. Само собой разумеется, он не хочет иметь с Мэйбл ничего общего, не говоря уже о том, чтобы жениться на ней и строить совместную жизнь.

Это все так… Но прошлое, как спрут, обвилось вокруг него. Держит, не отпускает… Хочет он того или нет, никуда ему от него не деться. И от Мэйбл тоже. Лишь подумает о ней — дыхание перехватывает, и он снова окунается в теплую волну, волну желания. Как бы ему хотелось еще хоть раз испытать ту силу страсти, какую вызывала у него возлюбленная!

А что если попробовать с другими женщинами, подумал Гард, убирая остатки еды. Вдруг получится? Но тут же отбросил эту мысль. Полно! Разве он не пытался? Когда тринадцать лет назад закончил основную подготовку в Форт-Уэсте, у него не было недостатка в женщинах. Они так и липли к нему, вешались на шею, и он охотно уступал их домогательствам, лишь бы забыть первую любовь. Бесполезно… Не вышло тогда, не выйдет и сейчас. Разве Барбара не пыталась затащить его в постель? Еще как! И затащила. И до встречи с Мэйбл его не очень-то тянуло к этой роскошной брюнетке. А в последнее время тяга эта вообще исчезла, окончательно и бесповоротно. То же самое происходило у него со всеми женщинами.

Кроме одной…

Мысли о ней не оставляют ни на минуту.

Так что же ему делать?

Бросить своих воспитанников? Нет, это не выход из положения. Во-первых, это предательство по отношению к ребятам, а во-вторых, все равно ничего не даст. Он ведь не забудет, что Мэйбл живет в Стампе, в одном с ним городе, в маленьком белом домике по Вестсайд-роуд, что она по-прежнему хороша собой и желанна.

Не обращать на нее внимания? Стараться держаться подальше? Тоже не выйдет… Ведь при одном воспоминании о ней он становится словно помешанный. И хочет ее. жаждет безумно, и в то же время ненавидит… Остается один выход, о котором даже подумать страшно, — восстановить былые отношения. Предположим… Но что будет, если он вновь поддастся ее очарованию, влюбится в нее, а она его бросит? Ведь он же не выдержит, погибнет! Если восемнадцатилетняя девчонка исхитрилась нанести ему такой удар, что он едва справился, можно себе представить, на какие подвиги способна тридцатилетняя женщина!

А впрочем, будь что будет! Хочешь начать все сначала — смело вперед и не останавливайся! А всякие сомнения и страхи пусть останутся далеко позади.

— Джи-Пойнт ноль пять! Вас вызывает военная полиция, — послышался голос диспетчера, но лейтенант даже не пошевелился. Мысль о возможной перспективе начать с Мэйбл все сначала настолько потрясла его, что он сидел, словно пришибленный.

— Джи-Пойнт ноль пять! Вас вызывает военная полиция. Прием, — талдычил свое диспетчер.

Бизон отреагировал первым — сначала поскуливал, потом громко залаял. Кисло улыбнувшись собаке, Гард взял микрофон в руки.

— Джи-Пойнт ноль пять слушает. Нахожусь на стоянке в центре города. Жду дальнейших распоряжений.

— Джи-Пойнт ноль пять, следуйте в район Райсроуда. Нужно проверить дом номер 901. Войдите через заднюю дверь.

— Вас понял, — ответил Гард и отключил микрофон. Потом завел двигатель и выехал со стоянки.

Опять предстоит обшарить помещение какой-то конторы, где, вполне вероятно, засели бандюги. Они с Бизоном откроют дверь и очутятся в кромешной тьме…

На протяжении десяти лет он считал, что подобного кошмара только и жди. В ту ночь, когда поймал Алана с дружками, испытывал то же чувство — равнодушие к судьбе. Но теперь — нет. Все изменилось, словно по мановению волшебной палочки. И страх исчез. А совершила это чудо одна милая, очаровательная и в то же время вероломная женщина — Мэйбл.

Мэйбл сидела в качалке и лениво покачивалась, прислушиваясь к шуму вечерней улицы. С одной стороны доносились приятные звуки музыки — соседский мальчишка включил стереосистему. Слава Богу, латиноамериканские мелодии, она их обожает. С другой — лай собаки. Та тявкала на все — будь то кузнечик, листок, а то и просто порыв ветра. Издалека раздавались ребячьи крики — мальчишки играли в футбол. Время от времени слышались голоса Алана и его дружка Роберта. Похоже, игра была в самом разгаре.

Мэйбл подождала, пока качалка остановится, и, поставив ногу на перила, с наслаждением вдохнула свежий чистый воздух. Подул легкий ветерок, и она поежилась. Сказочный сезон не за горами. Здесь, во Флориде, она больше всего любила именно это время года, когда жара спадала; стояли солнечные, теплые деньки, а ночью было приятно спать с открытыми окнами под неугомонный стрекот цикад. В Мемфисе она скучала по этим месяцам. Конечно, и там точно так же за осенью наступала зима, дни становились короче и холоднее, деревья сбрасывали листву. Но в том городе, простирающемся на многие мили, не было такого соленого морского аромата, как здесь, в Стампе.

Надо будет свозить Алана в какой-нибудь Национальный парк на севере, когда деревья, покрытые желтой и багряной листвой, являют взору изумительную картину. Сын никогда не видел настоящего леса. Отправились бы в субботу рано поутру, а вернулись…

Нет, пока ничего не выйдет, ведь все субботы и воскресенья он работает. Можно, конечно, попросить Гарда дать Алану пару свободных дней — он наверняка пошел бы на это, но как-то язык не поворачивался. Ведь пока ее сынок будет наслаждаться прелестями природы, остальным ребятам придется вкалывать.