– Мне было всего тринадцать, и я боялся, как черт, он смущенно усмехнулся. – Но дядя Малкольм навел меня в ее домик и с порога закричал своим хриплым голосом: «Рут! Этот парень забавляет сам себя. Возьми-ка его в постель и покажи ему все».
Роксана заморгала глазами:
– И она показала?
– Клянусь, показала! – Гидеон поднял глаза к потолку. – Я пока не встретил равной ей. Ты себе представить не можешь, что эта женщина проделывала со мной.
Роксана была удивлена и спросила его:
– Ты был там всего один раз?
– Конечно, нет. – Гидеон широко ухмыльнулся и потряс головой. – С тех пор я бываю там регулярно.
– А дядя Малкольм знает?
– Конечно, знает. Иногда мы ездим к Рут вместе. Он думает, что лучше мне ездить к Рут, чем к какой-нибудь шлюхе. С такими надо быть поосторожнее, чтобы не подхватить какую-нибудь болезнь. Мы с ним могли бы иметь шлюх Эза Джонсона – этот парень предлагал их дяде Малкольму." Но дядя сказал, что размозжит мне голову, если поймает меня у них.
– А как ты думаешь, дядя ходит к ним?
– Не-ет.
Она размышляла: почему естественным считается, что у мужчины, даже тринадцатилетнего, обязательно должна быть женщина? Почему же, думала она, если женщина хочет мужчину, ее называют шлюхой. Роксана покачала головой. Это было несправедливо.
Гидеон, который внимательно наблюдал за кузиной, вдруг озорно спросил:
– Почему бы тебе не поучиться у Рут? Охотник не уехал бы, если бы ты сделала его счастливым в постели.
Замахнувшись кулаком, она бросилась к Гидеону через комнату:
– Ах ты! Как ты мог подумать, что я хочу оказаться с ним в постели?
Гидеон уклонился от удара и, смеясь, продолжал ее дразнить:
– Меня не обманешь, сестричка. Я знаю, что он тебе нравится.
Она бросилась в свою комнату и осталась там до ужина. Гидеон был прав, и она ненавидела себя.
Роксана облегченно вздохнула, когда они добрались до дома Рут. Должно быть, та видела, как они приближаются, потому что, как только они взошли на крыльцо, она открыла дверь. Приветливая улыбка сияла на ее миловидном лице. Малкольм шумно поздоровался с ней и схватил в объятия.
– Вот, Рокси захотела чашечку кофе, а я хочу… ты знаешь, чего я хочу, женщина.
Он запустил руку под блузку Рут, и Роксана заметила через ткань, как он мнет ее груди. Она смущенно отвернулась, а Рут засмеялась и шлепнула его по руке.
– Постыдись, Малкольм, при Рокси!
Роксана поняла, что это было притворство. Одной рукой Рут обняла Малкольма за шею, а другой прижала его голову к своей полуоткрытой груди.
Потом, прямо на ее изумленных глазах, Малкольм отнес Рут в постель и задрал ей юбку до пояса.
«Боже, – подумала Роксана, быстро усаживаясь к ним спиной, – он собирается заниматься с ней любовью прямо перед моим носом».
Она услышала скрип поднимавшейся и опускавшейся кровати и покраснела от злости. Она выбежала бы из дома, если бы не мороз.
Потом скрип прекратился, и тяжелое дыхание понемногу стихло. Вскоре они все сидели за столом и пили кофе с печеньем. Сначала Роксана стеснялась смотреть на них. Но Рут и Малкольм вели себя так, словно ничего особенного не произошло, и озабоченно обсуждали текущие дела.
Она подумала: «Почему я должна смущаться? Ведь это они вели себя как пара собак».
Рут разлила по второй чашке кофе и обратилась к Роксане:
– Как дела у вас с Сетом? Скоро ли мы услышим свадебные колокола?
Роксана не успела ничего ответить, потому что Малкольм ответил за нее:
– Не понимаю я этого Сета Хейла. Он приезжает в дом каждый вечер и ничего не делает, только сидит. Если бы это был кто другой, Рокси давно выгнала бы его палкой.
– Но, может быть, когда вы окажетесь с ним в постели, Рокси, он растает и станет настоящим мужчиной, – засмеялась Рут. – Когда на улице и в доме холодно, парочка забирается под одеяло, чтобы согреться.
– Вы имеете в виду, что они вместе спят?
– Ну, не совсем, – вмешался Малкольм. – Сколько девушек в такие ночи потеряло нижние юбки!
– И не только юбки, – смеясь, подхватила Рут. Малкольм тоже засмеялся басом, но потом заметил:
– Ну, я думаю, что Рокси не стоит волноваться по этому поводу. Сет – слишком правильный и ляжет с невестой не раньше, чем разрешит ему священник.
Рут взглянула на него с лукавой улыбкой:
– Это ты так думаешь.
Ее собеседники удивленно посмотрели на нее. Наконец, не выдержав, Малкольм прорычал:
– Ну же, Рут. Продолжай.
Рут помолчала, потом положила руку Роксане на плечо.
– Дорогой, не знаю, может, я вмешиваюсь не в свое дело, но я думаю, ты должен кое-что узнать. Каждый день к Сету приходит индейская девушка. Я видела, как она перебирается через реку. Сет всегда ее встречает.
– Это ничего не значит, может быть, она работает у него, – фыркнул Малкольм.
Рут повернулась к нему:
– Да? А однажды я видела, как он взял ее прямо на земле.
Малкольм вопросительно посмотрел, и Рут продолжала рассказ:
– И я еще кое-что могу рассказать – что Эз, который работает у тебя, тоже крутится вокруг нее.
Перед глазами Роксаны встала картина с Эзом и девушкой на чердаке. Она разозлилась. Сет отдает Белой Звезде то, что возбуждает в нем Роксана.
Но, когда они с дядей шли домой, она поняла вдруг, что совсем не ревнует Сета.
Глава 9
Уехав из дома Шервудов, Келеб Коулмен весь день гнал коня. Встреча с приглаженным и приличным Сетом Хейлом застелила его глаза гневом.
– Вот кого она хочет, – бормотал он, галопом поднимаясь в гору.
Он спешил еще и потому, что хотел вернуться до того, как его товарищи покинут стоянку. Из-за стычки с индейцами он пропустил общий сход местных охотников. Он знал, что основная группа уже отправилась в дальний переход. Но оставался шанс застать тех, с кем охотился он сам.
До заката оставалась еще пара часов, когда он остановился перед старой, покосившейся лачугой. Изнутри не доносилось ни единого звука, из трубы не поднимался дым. Они ушли без него.
Келеб отвел коня в сарай, пристроенный к задней части лачуги, облегченно вздохнул, обнаружив там немного зерна. От движения его грудь разболелась, и он понял, что он гораздо слабее, чем думал. Ноги дрожали, перед глазами все расплывалось. Он нашел дом изнутри таким же, каким его оставил. Келеб брезгливо сморщил нос. За последнюю неделю он привык – к чистоте и свету. От царившей в комнате промозглости у него побежали по спине мурашки. Он присел на колени перед засыпанным золой очагом и достал из кармана кремень и огниво. После нескольких попыток вспыхнул огонек, от которого занялись ветки. Он продолжал подкидывать их до тех пор, пока в очаге огонь не запылал в полную силу.
Мрак немного рассеялся, и Келеб почувствовал себя лучше.
Он взял помятый кофейник и наполнил его водой из ведра, смолол кофе и засыпал горсть в кофейник. Пока на красных углях варился кофе, Келеб поискал еду. Ничего не обнаружив, он шумно вздохнул:
– Вот сукины дети! Не осмелились высунуть нос и оставили меня без провизии.
Потом он вспомнил, что они вывешивали мясо снаружи, на тонком деревце, на которое не мог забраться хищник. Выйдя на крыльцо, он довольно улыбнулся. Там действительно висела оленина. Пригнув дерево, он отрезал себе пару кусков.
За одиноким ужином Келеб вспоминал, как Шервуды собираются за столом, какие это ужины, и вдруг перестал жевать. Он вспомнил, как перешучиваются и поддразнивают друг друга Гидеон и Роксана, как какое-нибудь мудрое слово прекращает разгоревшийся спор, как Малкольм, посмеиваясь, наблюдает за племянниками.
Потом он стал думать об одной Роксане. В дороге он пообещал себе, что, когда приедет домой, сядет перед огнем и вспомнит все то время, что они провели вместе.
Когда полено прогорело и рассыпалось в золу, он вздохнул. В комнате стало почти темно – солнце село. Келеб зажег свечу и стал ходить по комнате туда и обратно. Луна была в своей первой четверти, и ее свет не проникал сквозь ветки деревьев. В любом случае коню надо дать отдых, решил он.
Он сел перед огнем и зажег трубку, налил себе еще чашку кофе. Но ни то ни другое не принесло ему успокоения, и через некоторое время он загасил огонь на ночь.
Войдя в спальню, Келеб почувствовал еще большее уныние. Растянувшись на комковатом матрасе и натянув на себя сырые одеяла, он подумал о сухой теплой постели, на которой лежал еще прошлой ночью, и ударил кулаком по подушке.
До этого момента его образ жизни нисколько не тяготил его. На самом деле ему нравилось такое бездумное существование. Он мало думал о завтрашнем дне, если только дело не касалось охоты или какой-нибудь женщины. Ему было все равно, какими одеялами укрываться и вкусна ли его пища. Но что-то с ним произошло. Теперь он смотрел на свою жизнь другими глазами.
Он еще поворочался и, наконец, уснул.
Его сон был прерывистым, и с первыми лучами солнца Келеб был уже на ногах. Разведя огонь, он подогрел себе остатки кофе. Грызя сухой кукурузный початок и запивая его обжигающим кофе, Келеб обдумывал, что ему делать дальше. Интересно, когда уехали его приятели? Сможет ли он догнать их? Ему не улыбалась перспектива охоты в одиночестве. В такой глуши одному можно сойти с ума. Тишина заснеженного леса и желание услышать хоть чей-нибудь голос могут заставить охотника кричать до тех пор, пока он не порвет связки и не захрипит.
Наконец он решил, что у него остался хороший шанс перехватить их. Поскольку с ними есть женщины, они будут вынуждены разбивать каждую ночь лагерь. Но он-то будет идти вперед – он может спать и в седле.
Когда Келеб начал укладывать вещи, он обнаружил, что паковать ему надо лишь упряжь. Охотники собрали все его капканы и повесили их на крючки в углу комнаты. Он вытащил сумку из бизоньей кожи и разложил ее на столе. Келеб методично укладывал пули, порох, табак, вяленую оленину, сухую кукурузу, топорик. Свой длинный острый охотничий нож он убрал в ножны, закрепленные на ремне.
Когда он закрыл за собой дверь дома, небо на востоке уже порозовело. Минуту он вдыхал морозный свежий воздух. Вдруг из-за хижины донесся хруст веток и шуршание листьев.
Мимо него пронесся, направляясь в лесную чащу, молодой олень. Келеб смотрел на грациозное животное, и оно почему-то напомнило ему Роксану. Неожиданно в полупрыжке олень дернулся и рухнул на землю. Громкий выстрел прозвучал справа от Келеба, и, повернув голову, он увидел дымок, поднимавшийся из-за кустов. Он услышал голоса, бросился на землю и ползком добрался до нависавших над самой землей ветвей кедра. Голоса стали ближе, он различил гортанную индейскую речь и замер.
Келеб осторожно раздвинул темно-зеленые ветви и выглянул наружу. Его зоркий глаз сразу обнаружил группу индейцев, сгрудившихся над убитым оленем. Вдруг из кустов вышел английский офицер в красном мундире и направился к индейцам.
Как оказался в Кентукки этот англичанин? Был ли он один или рядом разбит целый лагерь? Вопросы замелькали в голове Келеба.
Он быстро выглянул из кустов и задохнулся. Индейцы освежевывали оленя, а офицер направился к лачуге.
На секунду ему показалось, что офицер его увидел. В мозгу мелькнула мысль: «Черт, мне не справиться с семерыми».
По телу покатился холодный пот, Келеб уже ждал выстрелов. Никогда раньше он не испытывал страха, всегда с презрением относился к смерти. Но теперь, когда перед его глазами всегда стояло прекрасное лицо Роксаны, он захотел жить.
Гул голосов не стихал. Прошла четверть часа, но никто так и не обнаружил Келеба в его убежище. Он снова приподнял ветки и выглянул наружу. Двое индейцев, взяв оленя, направлялись к реке. Английский офицер разговаривал с четырьмя другими индейцами. Келеб облегченно вздохнул. Но тут же подумал, хорошо ли он загасил огонь в очаге. Может быть, в это самое мгновение из трубы поднимается дымок? Ветки не давали ему взглянуть вверх, и он видел только часть крыши.
Он снова стал смотреть на группу и заметил, что между ними возник спор. Англичанин продолжал показывать на хижину, но индейцы лишь упрямо качали головами и кивали в сторону реки. Келеб оглянулся через плечо, оценивая расстояние до сарая, где стоял его конь. Спрятаться было почти негде. Сможет ли он незамеченным добраться до сарая?
Он в нерешительности выжидал. Но тут англичанин поднял руки вверх в знак подчинения, и, к удивлению Келеба, вся группа двинулась к реке.
Келеб оставался под деревом, пока не услышал плеск погружаемых в воду весел. Куда они направлялись и что они замышляли, он не знал.
Звуки постепенно затихли, только ветер шумел в ветвях деревьев. Что же ему теперь делать? Искать ли товарищей или преследовать англичанина?
Долг перед этими горами и людьми, жившими в них, продиктовал ему решение. Келеб выполз из своего укрытия как раз вовремя, так как успел увидеть, как каноэ скрывается за поворотом. Англичанин сидел на носу, ладонью прикрыв глаза от солнца.
Келеб поспешил в сарай и широко открыл дверь, подперев ее. Он тоже поплывет на каноэ. А жеребцу придется попастись здесь, с оленями.
Он быстро разыскал каноэ, спрятанное в тростнике на берегу, и столкнул его в воду. Прыгнув в него, Келеб беззвучно выгреб на середину реки, подальше от берега.
Река была быстрой и полноводной, и, к счастью, он шел по течению. Русло было таким извилистым, что, путешествуй он по лесу, ему пришлось бы преодолеть расстояние вдвое большее, чем по водному пути, и он бы выбился из сил. Солнце стояло прямо над головой. Было довольно тепло для октября. Келеб смахнул с лица пот. Далеко перед ним вниз по реке двигалась маленькая черная точка – каноэ с индейцами. Куда же они направляются?
Уже перед самым закатом Келеб заметил на берегу торговый пост. Почти одновременно с этим он увидел, как каноэ резко повернуло и двинулось к берегу. Они останавливались на ночевку. Теперь Келеб сможет остановиться на посту, где были люди, послушать разговоры и пропустить пару стаканчиков.
Он тихо подвел каноэ к берегу. Сквозь голые ветки светили тусклые огни в окнах таверны. Пока он выбирался на берег, луна выпуталась из верхушек деревьев и осветила пост. Он медленно обвел глазами темные строения. Никаких признаков опасности. Только мертвые тени домов и пни, отмечавшие просеку.
Из таверны послышалась песня, и он поспешил присоединиться к веселью.
Келеб поднялся на крыльцо и, пригнувшись, взглянул в грязное окно. Внутри кипела жизнь.
Хозяин бегал вперед-назад за барной стойкой, наполняя кружки элем, а невысокие стаканы – ромом. По его лысине тек пот, но он счастливо улыбался. Денежки в коробке у него за спиной все прибывали. Эта была последняя большая ночь – теперь охотники вернутся только весной.
Их в таверне собралось больше десятка. Они отмечали свой последний перед зимой переход. Во время охотничьих вылазок многие из них не брали в рот спиртного и совсем немногие возили за собой женщин, и поэтому Келеб совсем не удивлялся тому, что здесь каждый жадно набрасывался на напитки и хватал каждую проходящую мимо шлюху. Впереди были долгие зимние месяцы.
В дальнем углу он заметил Лили, сидящую на коленях у плотного мужчины с усами и бородой, который запустил руку ей под платье и губами ловил одну обнаженную грудь. Лили дико хохотала. На лестнице, ведущей в комнаты, кипело движение, и он подумал, сколько раз Лили уже поднялась наверх.
Он усмехнулся, увидев, как рука Лили ползет вниз по кожаным штанам пьяного охотника. Она готовила его к своему очередному путешествию.
Келеб толкнул дверь и прокричал приветствие. Кто-то из глубины помещения окликнул его:
– Что ты делаешь здесь, Коулмен? Я думал, ты давно уехал. Не можешь расстаться с Лили?
Шутка была встречена взрывом смеха. Лили же восприняла ее как сигнал и тотчас, забыв бородатого охотника, подбежала к Келебу. Она промурлыкала, улыбаясь:
– Что же, ты соскучился по Лили?
Он освободился от ее руки и презрительно ответил:
– Какого черта, нет.
Она хотела пойти к стойке вместе с ним, но он поднял руку, и она отлетела назад, приземлившись на колени бородатого. Тот с готовностью обхватил ее за талию. Одно мгновение Лили сопротивлялась, чтобы наброситься на обидчика, который оскорбил ее у всех на глазах. Но когда бородатый снова запустил ей руку под платье, она хихикнула, прижалась к нему и начала шептать что-то ему в ухо. Они поднялись и побрели вверх по лестнице. Бородатый оглянулся и прокричал:
– Эй, хозяин, принеси-ка нам бутылочку рома.
Двое охотников освободили у стойки местечко для Келеба рядом с собой. На стойке не было сухого места, чтобы положить на нее локоть, везде были лужицы рома и эля. Напротив Келеба за стойкой появился хозяин в съехавшем парике. В его глазах сочетались нетерпеливое беспокойство и желание угодить.
– Чем могу служить, Коулмен?
– Дай-ка мне стакан рома. Подогрей немного.
Он выпил полстакана напитка, быстро разогретого га при помощи раскаленной кочерги, и поставил стакан.
– Что слышно у вас о войне?
– Последнее, что я слышал, – наша армия отступила в леса. Думаю, Нью-Йорк и Нью-Джерси в руках врага.
– Черт, если они будут отступать, то англичане появятся и здесь у нас, в Кентукки, – проворчал человек, стоявший слева от Келеба.
Его приятель согласно кивнул:
– Если бы надо было воевать только с англичанами, мы давно одолели бы их. А так – чертовы наемники, продажные шкуры, убийцы, подлые твари.
Келеб допил стакан и заказал еще один. Обернувшись к одному из мужчин, он спросил, меняя тему разговора:
– Индейцы охотятся где-нибудь поблизости?
– Да нет, я не встречал. Правда, видел как-то следы неподкованных индейских пони, а рядом с ними – отпечатки подков.
Келеб положил локти на стойку и огляделся. Под низким потолком клубился дым, делая еще более тусклым свет свисавших с балок ламп. Хриплые голоса мужчин и визгливые вскрики женщин сливались в общем гуле. Многие охотники уже напились до обморока и теперь лежали на полу – на них никто не обращал внимания. Среди тех, кто еще держался, тоже нельзя было найти трезвого.
Келеб поразмыслил над тем, нужно ли ему сообщать своему соседу, что подкованной была лошадь английского офицера. Здравый смысл подсказал ему, что не стоит. Пьяные охотники лишь спугнут тех, за кем он следил.
Келеб был доволен – он понял, что англичанин шпионит на территории противника, вызнает его сильные и слабые стороны. Он должен оценить опасность, которую местные жители представляют для его армии и наемников.
И Келебу стало ясно, что англичанина нужно поймать до того, как он доставит сведения в штаб. Келеб пришел к выводу, что лучше всего с этой задачей он справится самостоятельно.
Он поставил стакан и незаметно вышел из таверны. Его глазам еще нужно было привыкнуть к темноте, но он сразу уловил узкую тень, метнувшуюся из-за угла строения и растаявшую в тени деревьев. Он успел заметить две качающиеся косы и тихо и удивленно выдохнул. «Какого черта эта краснокожая дрянь болтается здесь?» – подумал он.
Келеб хотел было побежать за ней и силой добиться у нее ответа. Но потом он решил, что, скорее, всего ее гонит за ним ревность. «Я поговорю с ней потом», – решил он и сошел с крыльца.
Он тихо спустился к реке и сел в каноэ. На этот раз он решил держаться поближе к берегу, в его тени. Луна стояла высоко и ярко освещала все вокруг. Плеска его весел совсем не было слышно. Иногда Келеб поднимал весла и плыл по течению, пытаясь вслушаться в каждый ночной шорох. В один из таких моментов он явственно услышал громкое конское ржание.
Он повернул к берегу и замер, когда его каноэ дном проехалось по каменистому дну. С соседнего дерева заухала сова – вниз по реке откликнулась другая. Никаких других звуков не было слышно. Выбравшись на берег, Келеб прошел сквозь кустарник, обрамлявший берега реки. Волнение охватило его, сердце громко забилось. В нескольких ярдах от него горел небольшой костер. Рядом с ним лежало шестеро спящих, завернувшихся в одеяла людей. Рядом вышагивал, охраняя лагерь, одинокий индеец.
Глаза индейца слипались. Когда он повернул и пошел в направлении Келеба, тот едва подавил удивленный возглас – это был молодой человек, который охотился вместе с Длинным Шагом. Значит, он переметнулся к англичанам, еще раз удивился Келеб.
Когда часовой снова развернулся, Келеб пробрался еще чуть вперед и спрятался за большим камнем совсем близко к спящим. Он обвел их глазами и отыскал среди них красный мундир. Привстав на одно колено, Келеб инстинктивно потянулся к поясу за ножом. Он отдернул руку, и в это мгновение с горы раздался душераздирающий вой дикой кошки. Спящие проснулись, подскочили и в изумлении уставились на него.
Пользуясь их изумлением, Келеб поднялся на ноги, зажав в ладонях нож. Затем нож, без видимых усилий со стороны Келеба, будто сам по себе пролетел по воздуху и вонзился в грудь англичанина. Тот открыл рот, будто хотел возразить, широко раскрыл глаза и повалился вперед. Вокруг него распространилось темное пятно, казавшееся черным на красном мундире офицера. В полной сумятице индейцы откинули одеяла и ошеломленно смотрели на Келеба и направленное на них ружье.
Приятель Длинного Шага заговорил первым:
– Мы не будем мешать тебе, Коулмен.
– Почему вы шпионите для англичан?
Почувствовав, что их не застрелят на месте, индейцы вновь обрели дар речи и начали разом объяснять ему:
– Англичанин платит много денег. Краснокожим нет дела до войны между бледнолицыми, и мы водили его кругами, ничего не показывали.
Обдумав ответ индейцев, Келеб пришел к выводу, что, по всей вероятности, это так и есть.
Индейцы хитры, и у них своеобразное чувство юмора. Они вполне могли взять деньги у офицера, а сами водили его за нос.
Он опустил ружье, и индейцы с облегчением вздохнули. Келеб подошел к убитому и ногой повернул его на спину. Это был молодой человек. На мгновение Келебу стало грустно. Он подумал, что за океаном у офицера остались родители, к которым он никогда не вернется.
Он резко повернулся и приказал:
– Похороните его!
Через несколько минут в сырой каменистой земле была выкопана могила, в которую индейцы скатили молодого офицера. Могилу наспех закидали землей, закрыв ее ветками и листьями, так чтобы ее нельзя было заметить.
Прислонившись к дереву, Келеб наблюдал, как индейцы набросились на упряжь офицера, лежавшую рядом. Он не собирался останавливать их. Они взяли себе собственность убитого в обмен на молчание.
В седельном вьюке англичанина обнаружилось не мной ценностей, так что дележ шел быстро. Вскоре индейцы удалились и быстро исчезли в поднимавшемся от реки тумане.
Келеб постоял, послушал плеск весел, а затем направился вглубь леса. Наконец он может заняться и своими делами, разыскивая своих товарищей-охотников. Весной он вернется и отыщет свое каноэ. Теперь же была дорога каждая минута, а путешествие; по воде было слишком медленным.
Он обогнул пост – все было тихо. Даже в таверне стояла тишина, не горели огни. Он заулыбался, представив себе, сколько назавтра будет больных голов.
Когда он добрался до своей хижины, было уже почти совсем светло. Он хотел было немного поспать, но передумал. Он может проспать слишком долго, и приятели уйдут еще дальше.
К счастью, жеребец его был там, где он его оставил, – в теплом сарае. Он набросил одеяло на сильную спину коня и заговорил с ним. Просунув удила, Келеб вывел животное наружу, сел в седло, потрепал его блестящие бока и тронулся в направлении долины Огайо.
Когда солнце стояло уже совсем высоко, Келеб остановился на вершине холма, чтобы взглянуть на дом Шервудов. Он увидел фигуры людей, но среди них не было ни одной женской.
– Ее надменное высочество скорее всего еще спит, – проворчал он и пустил коня дальше.
К полудню он скакал по широкой избитой дороге, по которой обычно передвигались его приятели. Келеб заметил отпечаток треснувшей подковы. Такая подкова была у мерина, принадлежащего Эйбу. Келеб ехал и ехал, даже не останавливаясь, чтобы поесть. Когда голод слишком мучил его, он жевал сушеную Кукурузу, которую, уезжая из дома, сунул в карман.
Перед закатом он увидел, что поверх следов, оставленных лошадьми охотников, легли отпечатки неподкованных копыт индейских пони. Их было много, кажется, с десяток. Он перевел жеребца на шаг и внимательно изучил окружавший его лес. Они попадут в плохую историю, подумал он мрачно.
Не отрывая взгляд от следа, Келеб нашел место, где пони свернули в чащу. Он невольно вздрогнул. Вокруг была опасность.
Почти машинально он соскользнул с седла и затаился, не шевелясь, за деревом. Он смотрел и слушал, но вокруг не было ни малейшего движения. Несмотря на это, у него было ощущение, что за ним следят.
Вдруг из темнеющего леса что-то двинулось на него, без всякого предупреждения он оказался окруженным людьми. Громко крича и размахивая ножом, он катался по земле в схватке, нанося куда попало удары.
Келеб попытался встать на одно колено. Но тут раздался звук, который бывает, когда рвется кожаная одежда. Он почувствовал в бедре боль такой силы, что едва не потерял сознание. Сквозь пелену он увидел, как вокруг него встают обутые в мокасины ноги. Заставив себя не поддаваться бессильной панике, он смотрел на угрюмые, пылающие ненавистью лица.
Он видел движение ноги и почувствовал удар в подбородок, но был не в силах пошевелиться. Теряя сознание, он все спрашивал себя, было ли нападение случайностью или кто-то предупредил ренегатов, что он едет этой дорогой?
И перед его глазами вспыхнуло воспоминание о Белой Звезде, скрывающейся в чаще.
Глава 10
Роксана старалась поспеть за парой лошадей, которая медленно, но верно тянула сани, нагруженные дровами.
Роксана уже почти неделю возила с дядей дрова. Четыре дня назад он объявил ей за завтраком:
– Нам надо заготовить побольше дров, Рокси. В воздухе пахнет снегом, и его будет очень много. Тогда мы вряд ли сможем отправиться в лес.
На самом деле она помогала Малкольму по хозяйству уже три недели. По глупой случайности Гидеон угодил в один из своих собственных капканов. Его лодыжка так посинела и распухла, что он не мог ни ходить, ни даже натянуть на ногу башмак. Работники уже отправились на зимнюю охоту, и помогать, кроме Роксаны, было некому. Конечно, остались Летти и две другие женщины. Но эти бедняжки были так замучены и слабы, что Малкольм не мог заставлять их делать тяжелую работу.
Но Роксана была молода, сильна и здорова. Она ворочала колоды почти так же легко, как сам Малкольм. Кроме того, он любил быть в ее компании. Ему нравился ее заливистый смех, неожиданный и заразительный. Она заставляла его почувствовать себя снова молодым, и, когда она была рядом, походка Малкольма вновь становилась легкой.
Но сегодня он отправился в лес, решив, что нельзя больше откладывать охоту на оленя или бизона. Неизвестно, сможет ли он охотиться, когда ляжет снег. В один год из-за снега он целый месяц не мог выйти со двора, и его запасов мяса едва хватило.
– Ну и потом, я уже давно не видался с Рут. Заеду-ка я к ней посмотрю, как у нее обстоят дела с дровами. И подброшу ей свежего мяса.
Роксана и Гидеон обменялись веселыми взглядами, и Гидеон крикнул дяде вдогонку:
– Я бы тоже навестил Рут.
Малкольм хмыкнул и ответил:
– Тебе придется подождать своей очереди, сынок, – и хлопнул дверью.
Сегодня впервые Малкольм доверил Роксане самостоятельно управлять упряжкой. Ей нравилась ее первая настоящая работа, хотя она отдавала слишком много ненужных приказаний этим покладистым рабочим лошадкам.
Работа была довольно тяжелой: ей приходилось грузить дрова на плоские сани, крепко привязывать их. Но Малкольм хорошо учил ее, и работа у нее спорилась. Она всего дважды прищемила пальцы.
Ей было тепло и удобно работать в охотничьих штанах Гидеона. Ей нравилось, что движения ее не скованы. На поднявшемся холодном ветру ей не приходилось бороться с юбками. На ее плече приятной тяжестью висело ружье, и она испытывала гордость оттого, что умела им пользоваться.
Этому научили ее Малкольм с Гидеоном. Малкольм предупредил:
– Запомни главное. Нельзя понапрасну тратить порох.
Она слушала его очень внимательно и наблюдала, как он отливал пули и отмерял порох. Целый месяц у нее ныло плечо. Но постепенно она привыкла к оружию и не забывала плотно прижимать приклад к плечу при стрельбе. Конечно, она не была таким же хорошим стрелком, как ее дядя и кузен, но, как говорил Малкольм, могла при случае подстрелить индейца или английского солдата.
Обледенелая, изрытая колея свернула к реке. Здесь дорога была гладкой и ровной, и Роксана отпустила лошадей. Она улыбнулась. В нескольких метрах перед ней стояли три оленя, разбивая лед звонкими ударами своих копыт. По кромке, приблизительно на ярд шириной, вода уже полностью замерзла. Выйдя на берег, олени стали нюхать снег.
На минуту Роксана задумалась, не попытать ли ей счастья, не застрелить ли одного из них, но потом покачала головой. Она не сможет выстрелить в этих прекрасных животных. Дядя Малкольм принесет с охоты достаточно.
Вдалеке, в направлении дома Сета, она ясно различала настойчивый лай собак. Роксана предположила, что, может быть, он отправляется на охоту. И опять она стала думать о том, каким он мог бы стать мужем. Он казался ей добрым и деликатным, но дядя всегда отмечал его отчужденность.
Бывали моменты, когда Сет казался ей очень веселым – когда делал ей комплименты или говорил о Бостоне. Но если она задавала ему слишком много вопросов о его прошлом, ответы его становились уклончивыми, а улыбка – натянутой. Чаще всего она замечала это, когда начинала говорить о войне и о действиях короля в отношении колонистов. Тогда на его лице появлялось странное выражение, как будто бы он хотел защищаться, и ей казалось, что ее слова он воспринимает как личное оскорбление. Но она гнала от себя эти мысли, объясняя это тем, что он, видимо, испытывает чувство вины, так как не сражается за свою родину.
