Белая чума

      Далкаса Айбелла, Банши, который предупредил Брайена Бора,
      что тот умрет в Клонтарфе. Слушай своего Банши, Ирландия,
      потому что я отомщу всем вам. Больше вы не сможете
      избежать личной ответственности за то, что вы сделали со
      мной и моими близкими. Я, последний ростовщик, пришел
      брать с вас последний долг - и не на несколько трудных
      месяцев, а навсегда.
      Джон Рой О'Нейл, письмо третье
      Сэмюэл Бенджамин Вэлкорт прошел все ступени служебной лестницы в Консульской Службе Соединенных Штатов и Агентстве США по Международному развитию - ЮСАЙД. Тенденция не связываться ни с какой политической партией ограничила его продвижение, однако во время службы в ЮСАЙД он ухитрился приобрести множество друзей среди военных.
      Нельзя забывать и доклады, которые часто хвалили за глубину.
      В возрасте шестидесяти одного года, видя, что путь наверх окончательно перекрыт, он покинул ЮСАЙД, где все равно работал только временно по направлению Консульской службы, и выставил свою кандидатуру в Сенат от штата Огайо.
      Его преимущества были значительными:
      Способность быть понятым почти в любой компании и на четырех языках.
      Богатая семья, желающая поддержать его предвыборную кампанию.
      Жена Мэй, которая нравилась как молодым, так и старым феминисткам своим блестящим остроумием. (Пожилым женщинам она нравилась, потому что выглядела тем, чем и была - бойкой на язык, независимой бабушкой.)
      Закулисная поддержка Демократической Машины штата Огайо плюс этот индивидуалистический подход к политике в прошлом вызывали немедленный отклик у "независимых" и либеральных республиканцев.
      И наконец, венчающие картину факты: богатый, приковывающий внимание баритон в паре с солидной внешностью.
      Сэмюэл Бенджамин Вэлкорт просто "смотрелся" на трибуне, и он знал, как подать себя на телевидении.
      Эффект был сокрушительным - обвальная победа в тот год, когда республиканцы добились новых успехов везде, кроме поста президента.
      Выражаясь словами обозревателя из "Экрона": "Избиратели сказали, что им нравится стиль этого парня, и они хотят, чтобы он присматривал за теми сукиными сынами в Сенате".
      Британский обозреватель выборов прокомментировал ситуацию так: "Удивительно, что он сидел так долго в заднем ряду".
      Через два месяца после ввода в Сенат Сэм Вэлкорт выдвинулся, доказав, что за все эти годы во втором эшелоне он действительно многому научился и знает, как работает система.
      Он работал как импресарио, выжимающий максимум из имеющегося у него артиста.
      Очень немногие были удивлены, когда он был выдвинут вице-президентом во время второй кампании Прескотта. Им нужен был Огайо и кто-нибудь нравящийся республиканцам, энергичный предвыборный боец с привлекательной женой, которая тоже была бы не против участвовать в кампании, человек со своей собственной силовой базой - все те вещи, которые многое решают при выборе кандидата. И только "индивидуалистские" тенденции Вэлкорта беспокоили национальную организацию.
      Чашу весов в пользу Вэлкорта склонил Адам Прескотт.
      - Давайте возьмем его в команду и посмотрим, как она работает. В любом случае: еще один срок в Сенате, и его невозможно будет остановить. Мы можем поставить его поближе и присматривать за ним.
      - Он до смерти испугает Государственный Департамент, - сказал советник президента.
      Это развеселило Прескотта.
      - Это на пользу Госдепу, когда он испуган. Он не кажется мне человеком, который возьмется за топор. Немного хирургии там-сям, может быть, но рек крови не будет.
      Оценка Прескотта оправдалась во всех отношениях, и, когда в конце этого второго срока президентства ударила чума, они работали, как две половинки одной машины. Военные друзья Вэлкорта оказались тогда бесценными, что было существенной частью и собственного авторитета Прескотта.
      Вэлкорт думал обо всем этом, стоя у окна Голубой комнаты и глядя наружу на редкое уличное движение на Экзекьютив-авеню-Соут. Был ранний вечер, и его привели к присяге в качестве президента менее трех часов назад на тихой церемонии, происходившей на краю Роуз-Гарден с минимальной шумихой и освещаемой только официальными средствами массовой информации - два репортера, одна телекамера, два фотографа и еще один от самого Белого Дома.
      Вэлкорт знал, что ему будет недоставать прагматичной решительности своего предшественника. Адам был жестким и опытным политическим бойцом, человеком, который хорошо скрывал свою личную неуверенность.
      "Я, случается, показываю свою неуверенность, - думал Вэлкорт. Придется проследить за этим".
      Гарвардский профессор однажды сказал юному тогда Вэлкорту: "Пользование властью требует некоторой доли бесчеловечности. Воображение - это часть багажа, которую вы часто не можете позволить держать у себя. Если вы начнете думать о людях вообще как о конкретных личностях, это будет мешать вам. Люди - это глина, которой надо придать форму. В этом и заключается правда демократического процесса".
      Вопреки этим мыслям или, может быть, по контрасту с ними, Вэлкорт находил открывавшийся перед ним вид приятным. Мэй была в безопасности наверху. Одна из их дочерей выжила в Мичиганской резервации, и у них были только внуки.
      "Этот вечер прямо создан для любовных песен", - решил он. Один из тех мягких вечеров после полосы холода и обещающий еще больше тепла в будущем. "Пасторальный", назвал его про себя Вэлкорт - тихий и пасторальный: жующий скот вдали на высоком пастбище, которое когда-то было лужайкой Белого Дома. Гитарная музыка, вот что необходимо. Все приглушено, нет ни намека на насилие. Ничего не напоминает о рядовых телах, горящих у восточной границы города. Когда он глядел в этом направлении, ему видно было оранжевое сияние.
      Едкое очищающее пламя скоро погаснет, и наступившая тьма сотрет эту сцену из вида - но не из памяти.
      "Клэй", - напомнил себе Вэлкорт.
      Вовсе не чудо сохраняло Вашингтон незараженным. Просто этот район был занят людьми, способными принимать жестокие решения. В Манхэттене было точно так же, кроме того, у него было преимущество новой границы, через которую больше не было мостов, а туннели были заблокированы, и еще эта внешняя буферная зона с улицами черного огня.
      Все "безопасные" места, пережидающие чуму, имели, по меньшей мере, одну общую черту: внутри них не было неуправляемой толпы.
      Толпа, которая атаковала границу Вашингтона менее часа после смерти Адама, думала, что несколько кусков брони и немного автоматического оружия помогут им пробиться через Вашингтонский Барьер. Атакующие неспособны были вообразить себе инфернальный эффект огненных выбросов установок "Ньюфейр", адские температуры и неуязвимость к обычному оружию. Хотя он и не давал чувства абсолютной безопасности, "Ньюфейр" создавал большие изменения в ландшафте. Расплавленный бетон, как правило, отрезвлял тех, кто его видел. Вэлкорт не пытался обмануть себя: одиночки все равно будут пытаться проникнуть через барьеры. Все, что требуется, - это один зараженный человек, и чума найдет себе новую пищу. "Очень ненадежный способ выживания", - думал Вэлкорт.
      Он повернулся к потемневшей комнате и открыл дверь в освещенный коридор. Снаружи слышался тихий разговор телохранителей. Этот звук напомнил Вэлкорту, что есть вещи, которые надо сделать, и решения, которые надо принять.
      В освещенном коридоре послышалось движение, торопливые шаги. Телохранитель заглянул внутрь комнаты и сказал:
      - Мистер президент?
      - Я скоро выйду, - ответил Вэлкорт. - Восточная комната.
      Кабинет и главы специальных комитетов прибыли с докладами для нового президента. Они встретятся в самом низу, в холле, где уже разложены все аксессуары для аудио- и видеопрезентации. Это будет долгое заседание. Особое внимание будет уделяться одной проблеме - новой еврейской диаспоре. Только несколько упрямцев остались еще в Израиле. Тем, кто уже в Бразилии, требуется пища и крыша над головой. "В Бразилии сейчас, наверное, сумасшедший дом", - думал Вэлкорт. Боже правый! Когда только эти евреи найдут себе дом? Те, что остались, обещали прорваться с боем через пустыню и восстановить подачу саудовской нефти. Глупость! Чума снизила потребности в энергоресурсах до малой части предыдущего уровня. Кто теперь путешествует? Выжившие ведут существование замкнутыми коммунами. Только Барьерной команде нужны большие количества нефти, и Советский Союз несет большую часть этой ноши.
      Вэлкорт теперь слышал в коридоре другой голос, голос, из-за которого он задерживался, голос Шилоха Бродерика. Стареющий Бродерик прибыл из своего вашингтонского дома с требованием, чтобы его допустили "ввести президента в курс дел". К протокольной заявке была подколота записка "Дорогой Сэм", напоминающая об их прошлых связях. Даже не объявляя этого открытым текстом, записка ясно давала понять, кто послал Шилоха "вводить президента в курс дел".
      Поддавшись прихоти ("все-таки я президент!"), Вэлкорт сказал:
      - Пришлите Бродерика сюда. Скажите остальным, чтобы они начинали без нас. Они могут до моего прихода сгладить кое-какие шероховатости друг с другом.
      Вэлкорт нагнулся, включил единственный торшер над удобным креслом, а сам уселся напротив него, в тени. Бродерик, войдя в кабинет, увидел эту расстановку и все понял.
      - Не вставайте, сэр.
      "Шилох сильно постарел с тех пор, как мы виделись последний раз", отметил Вэлкорт. Он ходил прихрамывающей походкой старого человека, оберегая левую ногу. На его худом лице появились новые глубокие морщины, а волнистые волосы стали совершенно седыми. Уголки глаз его выглядели влажными, узкий рот стал еще более суровым.
      Они пожали руки, причем Бродерик стоял, а Вэлкорт остался сидеть. Бродерик уселся в кресло под лампой, направленный отражатель которой бросал на него безжалостный свет.
      - Благодарю вас, мистер президент, что вы согласились принять меня перед остальными.
      - Я не ставил вас впереди остальных, Шилох. Я отодвинул остальных назад.
      Это вызвало признательный смешок оценившего тонкий юмор человека.
      Вэлкорт мог себе представить, как Шилох обсуждает вопрос о том, использовать ли обращение "президент" или "Сэм". Его дипломатическая выучка все-таки победила.
      - Мистер президент, я не знаю, можете ли вы по достоинству оценить представившуюся нам возможность раз и навсегда разрешить коммунистический вопрос.
      "Вот, дерьмо! - подумал Вэлкорт. - А я-то думал, что его люди могут предложить нам что-нибудь новенькое".
      - Выкладывайте, Шилох.
      - Вы, конечно, понимаете, что у них все еще есть агенты, даже здесь, в Вашингтоне.
      - В наши дни иммунитет - это слово без его старых значений, - сказал Вэлкорт.
      Бродерик хмыкнул и продолжил:
      - Вы имеете в виду, что у нас тоже есть там люди, я же обращаюсь к другому аспекту ситуации. Советы и Соединенные Штаты представляют собой "шкуру леопарда", пятна которой - это незатронутые чумой общины. Сравнение относительной уязвимости этих населенных центров ясно показывает, что преимущество на нашей стороне.
      - Это действительно так?
      - Несомненно, сэр. У нас более разбросанные общины с меньшей численностью населения. Вы уловили мою мысль?
      "Боже правый! Неужели он собирается вытащить на свет старую доктрину "первого удара"?"
      - Мы обсуждали это с моим предшественником в течение некоторого времени. - Тон голоса Вэлкорта был сух. - Но вы, конечно, не...
      - Не атомное оружие, сэр! Бактериологическое!
      - И мы, конечно, свалим все на О'Нейла. - Голос Вэлкорта стал еще суше.
      - Совершенно верно!
      - А что общего имеют с этим советские агенты?
      - Мы дадим им ложный след, и этот след докажет, что мы здесь ни при чем.
      - И как же вы собираетесь заразить Советы?
      - Птицы.
      Вэлкорт подавил улыбку, покачав головой.
      - Перелетные птицы, мистер президент, - сказал Бродерик. - Это именно то, что этот Безумец...
      Вэлкорт больше не мог сдерживаться. Его всего затрясло от смеха.
      - В чем дело, мистер президент?
      - Сразу после того, как меня привели к присяге, Шилох, я позвонил премьеру, и у нас была получасовая беседа - уже принятые обязательства остаются в силе, какие новые варианты могут быть - и все такое прочее.
      - Хороший ход, - сказал Бродерик. - Успокоит их подозрения. Кто был вашим переводчиком? - Он кашлянул, уяснив свою бестактность. - Простите, сэр.
      - Да, мы говорили по-русски. Премьер считает, что у меня грузинский акцент. Он находит весьма полезным, что я могу говорить на его языке. Это сводит непонимание к минимуму.
      - Тогда почему же вы только что смеялись?
      - Премьеру было весьма неловко рассказывать мне о недавнем предложении его военных. Предоставляю вам самим угадать содержание этого предложения.
      - Зараженные птицы?
      Вэлкорт усмехнулся.
      Бродерик наклонился вперед, его выражение лица стало напряженным.
      - Сэр, вы знаете, что их слову нельзя верить никогда! Если они уже...
      - Шилох! Советский Союз действует в своих собственных интересах. Так же будем поступать и мы. Их премьер - прагматист.
      - Он лживый сукин сын, который...
      - Хватит! Он, конечно, знает, что я не всегда был с ним полностью откровенен. Разве вы, Шилох, не сказали как-то, что в этом и заключается суть дипломатии - создание приемлемых решений из лжи?
      - У вас хорошая память, сэр, однако коммунисты наверняка собираются устроить нам это. Мы не можем позволить себе расслабиться ни на...
      - Шилох, ну пожалуйста! Я не нуждаюсь в лекциях об опасности коммунизма. Перед нами более непосредственная опасность, и до сих пор мы хорошо сотрудничали в поисках какого-либо пути предотвращения вымирания человечества.
      - А что, если они найдут лекарство первыми?
      - Некоторые из наших людей работают в их лабораториях, Шилох, а некоторые из их людей - у нас. Мы даже отправили Лепикова и Бекетта вместе в Англию. Связь открыта. Я сам разговаривал с Бекеттом на прошлой неделе, перед тем, как... В общем, мы поддерживаем связь. Конечно, каждый из нас слушает эти разговоры. Я не думаю, что это приведет нас к золотому веку, однако это обнадеживающий знак в мире, стоящем перед угрозой вымирания. И если существует преимущество от этого сотрудничества, преимущество, которое можно получить без компромисса в наших взаимных усилиях, я буду держаться за это преимущество.
      - При всем моем уважении к вам, сэр, позвольте спросить: неужели вы полагаете, что у них нет исследовательских центров, которые они держат в секрете?
      - При всем моем уважении к вам, Шилох, но неужели вы думаете, что у нас нет таких же центров?
      Бродерик откинулся назад, сложил ладони и приставил их к губам.
      Вэлкорт знал, кого представляет Бродерик - очень сильных и очень богатых людей, большая часть из которых - государственные чиновники и удалившиеся на пенсию с государственной службы люди, чья карьера основывалась на правиле "быть правым, когда ты не прав". В бюрократических кругах, как давно понял Вэлкорт, простой факт правоты вовсе не делал человека популярным, особенно если при этом кто-то из вышестоящих начальников оказывался неправым. Люди, добившиеся власти в этой среде, как заметил Вэлкорт, стремились работать "на прессу". Им хотелось больших заголовков, и чем драматичней они звучат, тем лучше. И простые ответы, не важно, что они впоследствии могут оказаться неправильными. Драма, в этом была вся суть, была для них самым мощным преимуществом в зале заседаний, особенно драма, представленная в самых сухих и аналитических терминах. На этом единственном принципе Бродерик сделал свою карьеру.
      Вэлкорт сказал:
      - Вы давно уже далеки от правительства, Шилох. Я знаю, что у вас есть важные контакты, но они могут не говорить вам всего, что знают.
      - А вы говорите? - В голосе старого дипломата слышалось раздражение.
      - Я придерживаюсь политики наращивания искренности - не совсем, но стремлюсь идти в этом направлений.
      Шилох Бродерик погрузился в молчание.
      Вэлкорт заметил, что чума выработала в самых влиятельных людях новый вид сознания. Это было уже не просто приспособление к последовательности новых политических ситуаций, а иной уровень осведомленности, более глубокий. Он ставил выживание на первое место, а политические игры на второе. Вся политика снизилась до ее самого личного уровня: "Кому я доверяю?" И когда этот вопрос задавался в ситуации жизни и смерти, ответ на него мог быть только один: "Я доверяю людям, которых знаю".
      "Я знаю тебя, Шилох Бродерик, и я не доверяю тебе".
      - Мистер президент, - сказал Бродерик, - почему вы меня сюда пригласили?
      - У меня есть некоторый опыт попыток пробиться сквозь политические баррикады, Шилох, попыток достигнуть ушей кого-нибудь, кто "что-то сделает". Я, в некотором смысле, понимаю вашу теперешнюю ситуацию.
      Бродерик снова наклонился вперед.
      - Сэр, там... - и он указал на окна, - там есть люди, которые знают то, что надо знать вам. Я представляю самых тонких...
      - Шилох, вы точно указали на мою проблему. Как мне найти этих людей? И найдя их, как смогу я процедить и прополоть то, что они принесут?
      - Доверьтесь своим друзьям!
      Вэлкорт вздохнул.
      - Но, Шилох, вещи, предоставленные мне... в общем то, что умалчивается, что важнее того, о чем говорится. Теперь я президент. Моим первым решением будет: избавиться от советников, которые производят только драматические эффекты. Я выслушаю их, если они придут с чем-нибудь новым, но у меня нет времени на старые глупости.
      Бродерик понял по тону и словам президента, что он свободен, но не сдвинулся с места.
      - Мистер президент, я рассчитываю на старое знакомство. Мы прошли вместе долгий путь... где...
      - Где часто я был прав, а вы не правы.
      Рот Бродерика стянулся в тонкую линию.
      Вэлкорт первым нарушил молчание:
      - Не думайте, что я злопамятен. У нас нет времени для такой чепухи. Я просто говорю вам, что собираюсь полагаться на свои собственные суждения. В этом суть моей должности. И факты показывают, что мои суждения были более правильными, чем ваши. Для меня вы имеете только одну ценность, Шилох, - информацию.
      Произнося это, Вэлкорт думал: "Подозревает ли Шилох о подлинной сути информации, которую он мне сегодня предоставил?" Бродерик представлял людей, которые могут начать действовать самостоятельно и подвергнуть опасности тонкое равновесие. А в эти времена любое недоразумение может привести к тому, что планета останется без населения. Люди Бродерика явно действовали в контексте, времена которого прошли. Операцию "Ответный огонь" необходимо предупредить.
      Бродерик шевельнул губами, но не раскрыл рта. После некоторого молчания он сказал напряженным контролируемым голосом:
      - Мы всегда говорили, что вы не очень хороший игрок для командной игры.
      - Я рад, что у вас такое высокое мнение обо мне. Вы сделаете мне одолжение, Шилох, если вернетесь к вашим людям и скажете им, что мое мнение о бюрократах не слишком изменилось.
      - Я никогда не слышал это мнение.
      - Они совершили фатальную ошибку, Шилох. Они попытались скопировать советскую модель. - Он поднял руку, призывая Шилоха, который начал возражать, к молчанию. - Да, я знаю причины. Но посмотрите на пример Советов внимательнее, Шилох. Они создали бюрократическую аристократию, воссоздали ее, я сказал бы, по образу царской модели. Вы всегда хотели быть аристократом, Шилох. Вы просто неправильно выбрали сторону для своей попытки.
      Бродерик сжал подлокотники кресла так, что костяшки его пальцев побелели. В его голосе слышалась едва контролируемая ярость:
      - Сэр, управлять должны интеллигентные люди!
      - Кто же будет судить о том, что является интеллигентным, Шилох? Было ли интеллигентным то, что ввергло нас в эти неприятности? Видите ли, аристократы могут скрывать свои ошибки только до тех пор, пока эти ошибки достаточно невелики.
      Вэлкорт поднялся с кресла и обратился к Бродерику из глубокой тени над лампой.
      - Извините меня, Шилох, мне надо пройти в другой кабинет и посмотреть, смогу ли я обнаружить, какие еще ошибки мы можем совершить.
      - И вы больше меня не примете?
      - Я выслушал ваши аргументы, Шилох.
      - Значит, вы не собираетесь воспользоваться преимуществом...
      - Я воспользуюсь любым и каждым преимуществом, которое сочту действительно преимуществом! И тем, которое я сочту не угрожающим главной заботе - найти лекарство от этой чумы. Поэтому моя дверь всегда остается для вас открытой, Шилох, когда позволит время. Может быть, вы принесете мне что-нибудь полезное.
      Вэлкорт повернулся и вышел из комнаты, подсознательно копируя целенаправленную походку, которую он так много раз видел у Адама Прескотта. В главном холле Вэлкорт захватил с собой одного из своих секретарей и, пока они спешили к Восточной комнате, продиктовал меморандум.
      "Альтернатива таким вот Бродерикам - это не позволить завалить себя информацией", - думал он. Нет, альтернатива заключается в том, чтобы окружить себя людьми, которые использовали свою наблюдательность так же, как и он сам. Он знает нескольких таких людей, они могут знать кого-то еще. Этот меморандум был только первым шагом. Осведомленные люди должны найтись... те умные, кто не боится докладывать о неприятных вещах.
      Глубокий анализ - это то, что должно происходить без участия Президента. Может быть, необходимость в этом назрела уже давно. И нужно было возникнуть ситуации с чумой, требующей быстрого принятия решений, чтобы победить всех любителей "драм" и выбрать правильный подход.
      Хотя в одном Бродерик был прав: найти подходящих людей. Но когда он найдет их, когда он переварит их информацию и примет в соответствии с ней решение, он должен быть уверен, что его распоряжения будут выполнены. Ясно, что власть людей, которых представлял Бродерик, часто превосходила власть временных обитателей Овального кабинета. Она превосходила даже власть людей в других кабинетах, в угловых кабинетах или в больших помещениях в конце длинных холлов, увешанных портретами прошлых президентов. Бюрократы рано научились простой политической истине: "Мы будем здесь и после того, как временные обитатели Овального кабинета будут заменены избирателями".
      Время было на их стороне.
      Вэлкорт задержался у двери в Восточную комнату. Что ж, чума изменила и это. Времени, которое было в их распоряжении, можно было найти только одно применение - найти путь к выживанию.
      Я та, которая оскорбила Иисуса старого времени:
      Я та, которая лишила детей своих рая!
      По праву я должна была быть на кресте.
      Не было бы ада, не было бы печали,
      Не было бы страха, если бы не я.
      "Плач Евы", старинная ирландская поэма
      Дорога достигла гребня холма у выхода из долины намного правее крытого шифером особняка, чем ожидал Джон. Справа виднелась неглубокая низина рядом с молодыми сосенками, которые постепенно сливались с высокими соснами у дальней вершины. Слева от Джона тянулось метров пятьдесят пологого склона, который плавно сходил в глубокую "чашу" около тысячи метров в поперечнике.
      Вилла, высотой в три этажа и с четырьмя площадками, прилепилась к черному скальному изгибу у дальней части "чаши". На лужайке перед зданием пощипывали траву овцы. Двойной ряд тополей с заросшей дорожкой между ними вел к зданию издалека, с правой стороны. Тополя и высокие хвойные деревья частично скрывали находившуюся за ними лужайку.
      Западный ветер качал тополя и пригибал высокую траву, пробивающуюся сквозь каменную изгородь у дороги рядом с Джоном. Он повернулся и посмотрел на спутников. Херити поставил одну ногу на изгородь, склонился вперед, упершись в поднятое колено, прислушиваясь. Отец Майкл и мальчик стояли рядом с ним, глядя на пасторальную сцену внизу.
      - Посмотрите-ка на это, - сказал Херити приглушенным голосом.
      Отец Майкл приложил ладонь к уху.
      - Слушайте!
      Тогда Джон тоже услышал: звуки играющих детей - высокие голоса, возбужденные крики. "Игра", - подумал он. Он вскарабкался на высокую стену рядом с Херити и посмотрел вдаль через низменность в направлении здания. Звуки доносились из-за тополей и стены хвойных деревьев.
      Херити снял ногу со стены и трусцой пробежал по дороге, выбрав место, где деревья не закрывали вид. Джон и остальные торопливо последовали за ним.
      Отец Майкл на бегу вытащил из рюкзака подаренный Гэнноном бинокль. Остановившись, он направил его на плоскую лужайку, открывшуюся перед ними. Остальные остановились рядом с ним.
      Теперь Джон видел их - на лужайке играли дети, пиная мяч. На них были белые блузки и такие же чулки, черные туфли и... юбки! Темные юбки!
      Херити протянул руку к отцу Майклу.
      - Дайте мне бинокль.
      Отец Майкл передал его Херити, который навел бинокль на игроков. Его губы двигались беззвучно, пока он смотрел, затем он сказал:
      - Ах, маленькие красотки. Эти маленькие красотки. - Херити медленно опустил бинокль и бросил его Джону. - Видите, что упустил Безумец?
      Дрожащими руками Джон настроил бинокль и навел его на лужайку. Игроки были девочками от двенадцати до шестнадцати лет. Их волосы были заплетены в две косички, которые мотались из стороны в сторону, когда они, уворачиваясь, бегали за мячом и кричали, вызывая игроков. У некоторых девочек, как отметил Джон, были на руках желтые повязки, у других зеленые. Две команды.
      - Женская школа? - спросил Джон хриплым голосом. Он чувствовал слабое и отдаленное шевеление О'Нейла-Внутри, недовольное движение, которое, как он знал, должно быть заглушено.
      - Это маленькая голубятня Бранна Маккрея, - сказал Херити. - Он создал это маленькое место вне пределов досягаемости Финн Садала и других, и еще все знают, что у Маккрея есть, по меньшей мере, пять ракетных установок и еще разные другие орудия насилия, поэтому Военный совет не подвергает сомнению его решение.
      Неразговаривающий мальчик придвинулся к отцу Майклу, не отрываясь глядя на лужайку.
      Джон опустил бинокль и вернул его священнику, который предложил его мальчику, но тот только помотал головой.
      - Это в самом деле девочки или это мальчики, одетые как девочки? спросил Джон.
      - Девочки и молодые женщины, - сказал Херити, - все сохранены в пересаженной французской вилле мистера Маккрея. Ты бы сказал, что это французская вилла, Джон?
      - Может быть. - Джон осознал свой ответ только после того, как произнес его. Он смотрел в направлении крыши здания, видимой между деревьями. Из четырех каминных труб дома шел дым. Он чувствовал запах горящего торфа.
      - Джозеф, почему мы пошли этой дорогой? - спросил отец Майкл дрожащим голосом. - Мы не должны приближаться к этому месту. Наверняка мы заражены чумой.
      - Как и солдаты, которые их охраняют, - сказал Херити. - Такая уж у них изоляция, и мы видим их сквозь этот просвет и живы. Не все женщины Ирландии мертвы.
      - Кто такой Бранн Маккрей? - спросил Джон.
      - Крез импорта сельскохозяйственных машин, - сказал Херити. - Богатый человек, потому что у него есть большие дома, как этот вот, и пушки, и, как мне сказали, жестокие женщины, которые ими пользуются. - Он повернулся прочь, и когда он отошел, со стороны здания прозвучал винтовочный выстрел. Пуля ударила в каменную стену рядом с ним и рикошетом отскочила в сторону. Отец Майкл повалил мальчика на дорогу за стеной. Джон пригнулся и обнаружил, что его рука схвачена Херити, который поволок его через дорогу. Они перекатились через противоположную стену, в то время как вторая пуля ударила сзади них. Отец Майкл с мальчиком, согнувшись, перебежали дорогу и присоединились к Джону и Херити. Они легли в высокую траву над неглубокой, поросшей соснами низиной, которую Джон отметил раньше.
      Он прислушался. Звуки игры девочек стихли. Вдали мужской голос рявкнул короткую команду через мегафон:
      - Внутрь!
      - Они только предупреждают, чтобы мы не совались, - сказал отец Майкл.
      - Это не в стиле Бранна Маккрея, - сказал Херити. Он взглянул в сторону низины и на склон за ней. - Следуйте за мной. - Наклонив голову, Херити сбежал по низкому холму в заросли сосен, продираясь сквозь ветви и выставляя плечо вперед у самых трудных препятствий.
      Джон и остальные следовали за ним. Гибкие ветви били и хлестали Джона по рукам и плечам.
      - Сюда! - крикнул Херити.
      Они ворвались сквозь заслон ветвей на небольшую поляну с беспорядочной группой гранитных обломков в центре. Херити нырнул за камни, остальные последовали за ним. Тяжело дыша, они лежали на траве, которая пахла пылью и кремнем. Отец Майкл перекрестился, мальчик укрылся за священником.
      - Почему мы бежим? - спросил Джон.
      - Потому что я знаю мистера Маккрея, - сказал Херити.
      Над поляной наступила тишина, затем со стороны долины и дома раздался шипящий рев. Оглушающий взрыв взвился на дороге, которую они только что покинули. Черные обломки асфальта и камней засыпали окрестности.
      Херити взглянул на отца Майкла.
      - Он ни с кем не сотрудничает, этот Бранн Маккрей.
      От взрыва у Джона звенело в ушах. Он прижал к ним ладони и помотал головой. О'Нейл-Внутри зашевелился и почти проснулся. Взрывы он воспринимал только как бомбы, а не ракеты. Бомбы, которые убили твоих близких.
      - У тебя не осталось близких, - пробормотал Джон.
      - Что ты сказал? - спросил Херити.
      Джон опустил руки.
      - Ничего. - Он чувствовал, как О'Нейл-Внутри возвращается в состояние неподвижности, но облегчения от этой передышки у него не было. Что, если О'Нейл-Внутри полностью выйдет наружу в присутствии Херити? Это было бы катастрофой.
      - Мы должны убираться отсюда, - сказал отец Майкл.
      Херити поднял руку, требуя тишины. Он смотрел на сосновые заросли на севере, где хрустнул сучок, и было слышно, как что-то большое продирается сквозь ветви. Херити показал на карман Джона и одними губами произнес слово: "Пистолет". Приставив палец к губам и держа автомат на груди, Херити, крадучись и подныривая под ветви, двинулся в ту сторону, откуда доносился звук. Через несколько мгновений он исчез из виду.
      Джон достал пистолет из кармана и посмотрел вслед Херити. Он чувствовал себя в глупом положении. Какая польза от этого пугача против ракетной установки? Звук чего-то крупного, продирающегося через сосновые заросли, смолк.