Сэм Спейд. Рассказы - Тонкий человек

— Да, — сказал он, — и огромное вам спасибо.

У ближайшей аптеки я остановился, чтобы позвонить Гилду, не ожидая, что застану его на службе, и надеясь узнать номер его домашнего телефона. Оказалось однако, что он все еще был там.

— Работаете допоздна, — сказал я.

Его «ага» прозвучало весьма оптимистично. Я прочел ему письмо Джорджии и продиктовал ее адрес.

— Хороший улов, — сказал он.

Я сообщил, что Йоргенсен со вчерашнего дня не появлялся дома.

— Думаете, мы найдем его в Бостоне? — спросил он.

— Либо там, — предположил я, — либо где-нибудь на юге — не знаю, как далеко ему удалось за это время удрать.

— Поищем и там, и там, — по-прежнему оптимистично сказал Гилд. — А у меня для вас тоже есть одна новость. Нашего друга Нанхейма с ног до головы начинили пулями тридцать второго калибра примерно через час после того, как он улизнул от нас; теперь он мертв — мертвее не бывает. Стреляли, похоже, из того же пистолета, из которого прикончили секретаршу Вулф. — В данный момент эксперты сравнивают пули. Думаю, сейчас Нанхейм жалеет, что не остался и не поговорил с нами.

XX

Когда я вернулся домой, Нора держала в одной руке кусок холодной утки, а другой рукой собирала картинку-головоломку.

— Я думала, ты остался жить у нее, — сказала она. — Ты ведь был когда-то сыщиком: найди мне коричневатый кусочек, напоминающий по форме улитку с длинной шеей.

— Кусочек утки или головоломки? Слушай, давай не поедем сегодня к супругам Эдж: они такие скучные.

— Хорошо, но они обидятся.

— Вряд ли нам так сильно повезет, — пожаловался я. — Они бы обиделись на Куиннов или...

— Харрисон звонил. Он просил передать, что теперь самое время прикупить акций «Макинтайр Поркьюпайн» — кажется, так они называются — вдобавок к твоему пакету «Доум Майнз». Он говорит, что акции опустились до двадцати с четвертью. — Нора коснулась пальцем картинки-головоломки. — Тот фрагмент, который я ищу, должен подойти вот сюда.

Я нашел нужный ей фрагмент и почти слово в слово передал все, о чем мы говорили и что делали у Мими.

— Я тебе не верю, — сказала она. — Ты все придумал. Таких людей не бывает. Слушай, откуда они появились? Может, они — первые представители нового вида чудовищ?

— Я просто передаю тебе, что происходит, и не берусь ничего объяснять.

— Да и как бы ты все это объяснил? Складывается впечатление, будто у них в семье нет ни единого человека — особенно теперь, когда Мими ополчилась на своего Криса, — который хоть в малейшей степени питал бы дружеские чувства по отношению к кому-либо из остальных, и, тем не менее, в чем-то они очень похожи друг на друга.

— Может, как раз этим-то все и объясняется, — предположил я.

— Хотела бы я взглянуть на тетушку Элис, — сказала она. — Ты собираешься передать письмо Джорджии в полицию?

— Я уже звонил Гилду, — ответил я и рассказал ей о Нанхейме.

— И что из этого следует? — спросила она.

— Прежде всего, если Йоргенсен уехал из города — а я думаю, он уехал, — и в Нанхейма стреляли из того же пистолета, что и в Джулию — а это вполне вероятно, — то полиции придется искать еще и сообщника, раз они хотят обвинить в чем-нибудь самого Йоргенсена.

— По-моему, если бы ты был хорошим сыщиком, ты смог бы объяснить мне все гораздо доходчивей. — Она вновь занялась головоломкой. — Ты еще поедешь сегодня к Мими?

— Сомневаюсь. Может, оставишь на время эту игрушку, и мы поужинаем?

Зазвонил телефон, и я сказал, что подойду сам. Звонила Дороти Уайнант.

— Алло. Ник?

— Привет, Дороти. Как дела?

— Сюда только что приехал Гилберт и спросил меня о... ну, вы знаете о чем, и мне хотелось сказать вам, что это я его взяла, однако с единственной целью — не дать брату превратиться в наркомана.

— И что ты с ним сделала?

— Гилберт заставил меня вернуть его, и он мне не верит, но я взяла его только по этой причине, честное слово.

— Я тебе верю.

— А, может, вы тогда скажете об этом Гилу? Если вы мне верите, то и он поверит, поскольку думает, что о подобных вещах вы знаете все.

— Скажу, как только его увижу, — пообещал я.

Она сделала паузу и затем спросила:

— Как Нора?

— Кажется, в порядке. Хочешь с ней поговорить?

— В общем, да, но я хочу еще спросить вас кое о чем. А мама... она ничего вам обо мне не говорила, когда вы у нее сегодня были?

— Насколько я помню, ничего. А в чем дело?

— А Гил?

— Только в связи с морфием.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — сказал я. — В чем дело?

— Да нет, ни в чем... раз вы уверены. Все это глупо.

— Ну, ладно. Я позову Нору. — Я прошел в гостиную. — Дороти хочет с тобой поговорить. Не приглашай ее на ужин.

Когда Нора, поговорив по телефону, вернулась, во взгляде ее было что-то странное.

— Ну и что же она тебе сообщила? — спросил я.

— Ничего. Просто поинтересовалась, как дела и все такое прочее.

Я сказал:

— Если ты обманываешь старших, Бог тебя накажет.

Мы поужинали в японском ресторанчике на Пятьдесят восьмой улице, а затем я позволил Норе уговорить себя поехать, в конце концов, к супругам Эдж.

Хэсли Эдж представлял собою высокого костлявого мужчину лет пятидесяти с небольшим, совершенно лысого, с помятым желтым лицом. Он называл себя «кладбищенским вором по профессии и по призванию» — единственная его шутка, если только он и впрямь при этом шутил, — а означало сие, что он — археолог; Хэсли очень гордился своей коллекцией боевых топоров. С ним вполне можно было общаться при условии, если вам удавалось примириться с мыслью, будто вы случайно присутствуете при составлении подробной описи его оружейной коллекции — топоров каменных, медных, бронзовых, обоюдоострых, многогранных, многоугольных, зубчатых, молотковых, тесальных, месопотамских, венгерских, скандинавских, причем все эти топоры были в весьма ветхом состоянии. А возражали мы по поводу его жены. Имя ее было Леда, однако он звал жену Тип. Она была очень маленькой, а ее волосы, глаза и кожа, хотя от природы и имели разные оттенки, казались одинаково грязноватыми. Она редко сидела в нормальной позе — чаще всего она пристраивалась где-нибудь, словно курица на насесте — и имела привычку по-птичьи слегка поворачивать голову набок. У Норы была теория, будто однажды, когда Эдж раскопал очередное древнее захоронение, оттуда выскочила Тип, а Марго Иннес всегда называла ее не иначе как гномом. Однажды Тип сказала мне, что полагает, будто ни одно литературное произведение, написанное за последние двадцать лет, не войдет в историю, поскольку «в них нет ничего психиатрического». Жили они в приятном трехэтажном особняке на окраине Гринвич-Виллидж, и напитки у них были превосходные.

Когда мы приехали, в доме уже находилось более десятка гостей. Тип представила нас тем, кого мы не знали, а затем оттеснила меня в угол.

— Почему ты не сказал мне, что люди, с которыми я познакомилась у вас на Рождестве, замешаны в деле, связанном с убийством? — спросила она, наклонив голову влево так, что ее ухо почти касалось плеча.

— Я и сам об этом не знал. И потом, что такое дело об убийстве в наше время?

Она наклонила голову вправо.

— Ты даже не сказал мне, что взялся за это дело.

— Что я тебе не сказал? А-а, понимаю, о чем идет речь. Так вот: я за него не брался. И если меня подстрелили, то это лишь подтверждает, что я — невинный посторонний наблюдатель.

— Сильно болит?

— Чешется. Я забыл сегодня переменить бинты.

— Наверное, Нора ужасно перепугалась?

— Все перепугались: и Нора, и я, и тот парень, который в меня стрелял. Вон там стоит Хэсли — я с ним еще не говорил.

Когда я бочком обходил ее, стараясь улизнуть, она произнесла:

— Харрисон обещал привести сегодня их дочь.

В течение нескольких минут мы беседовали с Эджем — в основном о местечке в Пенсильвании, которое он собирался купить, — а потом, взяв себе стакан с виски, я стал слушать Ларри Краули и Фила Теймса, рассказывавших друг другу неприличные анекдоты, пока к нам не подошла какая-то женщина и не задала Филу — он преподавал в Колумбийском университете — один из тех вопросов о технократии, какие было модно задавать в ту неделю. Мы с Ларри отошли в сторону и приблизились к месту, где сидела Нора.

— Будь осторожен, — сказал она мне. — Наш гном непоколебимо настроена на то, чтобы выведать у тебя все, связанные с убийством Джулии Вулф, подробности.

— Пусть выведывает их у Дороти, — сказал я. — Она придет вместе с Куинном.

— Я знаю.

— Он с ума сходит по этой девушке, вы не находите? — сказал Ларри. — Он говорил мне, что собирается развестись с Элис и жениться на ней.

— Бедная Элис, — сочувственно сказала Нора. Ей не нравилась Элис.

Ларри сказал:

— Это еще как посмотреть. — Ему нравилась Элис. — Вчера я видел парня, женатого на матери Дороти. Ну, того, высокого, с которым мы познакомились у вас.

— Йоргенсена.

— Точно. Он выходил из ломбарда, что почти на углу Шестой авеню и Сорок шестой улицы.

— Ты поговорил с ним?

— Я был в такси. К тому же, по-моему, человек проявляет вежливость, когда притворяется, будто не замечает, выходящего из ломбарда знакомого.

Обращаясь сразу ко всем, Тип громко произнесла: «Ш-ш-ш», и Леви Оскант принялся играть на фортепиано. Пока он играл, прибыли Куинн и Дороти. Куинн был пьян как сапожник, да и Дороти, судя по всему, пила не одну минеральную воду.

Она подошла ко мне и прошептала:

— Я хочу уйти отсюда вместе с вами и Норой.

Я сказал:

— Тогда тебе не удастся здесь позавтракать.

Обернувшись ко мне, Тип произнесла:

— Ш-ш-ш!

Мы вновь стали слушать музыку. С минуту Дороти ерзала возле меня, а затем опять зашептала:

— Гил сказал, что вы сегодня еще собираетесь заехать к маме. Это правда?

— Сомневаюсь.

Нетвердой походкой к нам подошел Куинн.

— Привет, старина. Привет, Нора. Передала Нику те рекомендации? (Тип сказала ему: «Ш-ш-ш!». Он не обратил на нее никакого внимания. Некоторые из гостей с облегчением вздохнули и принялись разговаривать). Послушай, старина, ты ведь держишь средства в банке «Голден Гет Траст» в Сан-Франциско, верно?

— Кое-какие деньги у меня там имеются.

— Убери их оттуда, старина. Сегодня я слышал, что этот банк весьма ненадежен.

— Ладно. Правда, там у меня не так уж и много.

— Да? Что же ты делаешь со всеми остальными деньгами?

— Мы с французами скупаем золото.

Он торжественно покачал головой.

— Вот из-за таких-то ребят как ты страна и катится в задницу.

— Причем такие ребята как я не собираются катиться в задницу вместе с нею, — ответил я. — Откуда у тебя царапины?

— Это Элис. Она всю неделю на меня дуется. Я бы давно уже сошел с ума, если бы не пил.

— А из-за чего она дуется?

— Из-за того, что я пью. Она полагает... — Он наклонился ко мне и доверительно понизил голос. — Послушай. Вы — единственные мои друзья, и я скажу тебе, что хочу сделать. Я хочу развестись и жениться на...

Он попытался обнять Дороти. Она оттолкнула его руку и сказала:

— Вы ведете себя глупо и назойливо. Лучше оставьте меня в покое.

— Она думает, что я веду себя глупо и назойливо, — сообщил мне Куинн. — Знаешь, почему она не хочет выходить за меня замуж? Готов поспорить, что не знаешь. Дело в том...

— Замолчите! Замолчите же, пьяный дурак! — Обеими руками Дороти начала бить его по лицу. Она покраснела, а голос ее звучал пронзительно. — Если вы хоть раз это повторите, я убью вас!

Я оттащил Дороти от Куинна; Ларри поймал его, удержав от падения. Куинн захныкал:

— Она ударила меня, Ник. — По щекам его бежали слезы.

Дороти уткнулась мне в грудь лицом и, по всей видимости, тоже плакала.

Нашими зрителями стали все, кто там присутствовал. Подбежала Тип; лицо ее сияло от любопытства.

— В чем дело, Ник?

— Все в порядке, — ответил я. — Просто подвыпившая парочка решила позабавиться. Я позабочусь о том, чтобы доставить их домой.

Тип такое объяснение не устраивало: она хотела задержать их по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что же все-таки случилось. Она уговаривала Дороти прилечь, предлагала принести что-нибудь — интересно, что именно хотела она принести? — для Куинна, который к тому моменту уже едва стоял на ногах.

Мы с Норой их увели. Ларри вызвался проводить нас, однако мы решили, что в этом нет необходимости. Куинн, когда мы ехали к нему домой, спал в одном углу такси, в другом, набычившись, молчала Дороти, а Нора сидела между ними. Я примостился на откидном сиденье и по дороге думал о том, что мы все же недолго пробыли у Эджей.

Нора и Дороти оставались в такси, пока я затаскивал Куинна по лестнице. Он совершенно не мог идти.

Когда я позвонил, дверь открыла Элис. На ней была пижама зеленого цвета, а в руке она держала щетку для волос. Она устало посмотрела на Куинна и произнесла усталым голосом:

— Заноси это в спальню.

Я занес это в спальню и положил на кровать. Оно промычало нечто нечленораздельное и неуверенно подвигало рукой в воздухе, однако глаза его оставались закрытыми.

— Я раздену его, — сказал я и развязал у Куинна на груди галстук.

Элис облокотилась на спинку кровати.

— Пожалуйста, если тебе так хочется. Я давно уже бросила этим заниматься.

Я снял с Куинна пиджак, жилет и рубашку.

— Где он отключился на сей раз? — без особого интереса спросила Элис. По-прежнему стоя у спинки кровати, она теперь расчесывала щеткой волосы.

— У Эджей. — Я расстегнул его брюки.

— Он был там с этой стервочкой Уайнант? — Вопрос прозвучал небрежно.

— Там было много народу.

— Да, — сказала она. — Он вряд ли бы остановил свой выбор на уединенном месте. — Она пару раз провела щеткой по волосам. — Значит, ты полагаешь, что рассказывать мне о подобных вещах будет с твоей стороны не по-товарищески?

Ее муж слегка пошевелился и промычал:

— Дорри...

Я снял с него ботинки.

Элис вздохнула.

— Я еще время помню, когда он был молодым и сильным. — Она смотрела на мужа до тех пор, пока я не снял с него всю одежду и не укрыл его одеялом. Затем она вновь вздохнула и сказала:

— Я приготовлю тебе выпить.

— Только не наливай много: Нора ждет меня в такси. Она разомкнула губы, словно собираясь произнести что-то, сомкнула их и вновь разомкнула, чтобы сказать:

— Ладненько.

Вместе с ней я направился в кухню. Через некоторое время она произнесла:

— Это не мое дело, Ник, однако, что все же обо мне думают люди?

— То же, что и обо всех остальных: одним ты нравишься, другим нет, а третьи к тебе и вовсе равнодушны.

Она нахмурилась.

— Я не совсем это имела в виду. Какие есть мнения по поводу того, что я продолжаю жить со своим мужем, тогда как он не пропускает ни одной промелькнувшей перед его глазами юбки?

— Не знаю, Элис.

— Но что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, ты знаешь, что делаешь, и что бы ты ни делала, это касается только тебя.

Она недовольно посмотрела на меня.

— Ты никогда не говоришь ничего лишнего, не правда ли? — Она с горечью улыбнулась. — Ты ведь знаешь, что я не ухожу от него только из-за денег, верно? Быть может, для тебя это не так много значит, однако для меня это значит много — так уж я была воспитана.

— Но ведь ты всегда можешь подать на развод и на алименты. Тебе следует...

— Допивай поскорее и убирайся отсюда, — устало сказали Элис.

XXI

В такси Нора подвинулась, освобождая для меня место между собою и Дороти.

— Я бы выпила кофе, — сказала она. — Заедем в ресторан к Ребену?

— Хорошо, — ответил я и назвал водителю адрес.

Дороти застенчиво спросила:

— Что сказала его жена?

— Она просила тебя поцеловать.

Нора сказала:

— Перестань издеваться.

Дороти произнесла:

— На самом деле он мне не нравится, Ник. Я не буду больше с ним встречаться, честное слово. — Казалось, она совсем уже протрезвела. — Дело в том... в общем, мне было так одиноко, а с ним я чувствовала себя вроде как в компании...

Я открыл было рот, чтобы ответить, однако Нора пихнула меня в бок.

— Ничего, успокойся, — сказала она. — Харрисон всегда слегка придуривался.

— Я не хочу ничего усложнять, — сказал я, — однако, по-моему, он действительно влюблен в Дороти.

Нора опять пихнула меня в бок. В полутьме кабины Дороти попыталась разглядеть выражение моего лица.

— Вы... вы не... вы не издеваетесь надо мной, Ник?

— Ты вполне этого заслуживаешь.

— Сегодня мне рассказали еще одну историю о нашем гноме, — сказала Нора, всем своим видом показывая, что не намерена терпеть ни малейших отклонений от заданной ею темы. — Гном — это миссис Эдж, — объяснила она Дороти. — Леви говорит... — История действительно могла вызвать улыбку у того, кто знал Тип. Нора продолжала о ней распространяться до тех пор, пока мы не выбрались из такси у ресторана Ребена.

В ресторане мы увидели Герберта Маколэя, сидевшего за одним столиком с пухленькой темноволосой девушкой в красном платье. Я помахал ему рукой и, после того как мы сделали заказ официанту, подошел к их столику.

— Ник Чарльз — Луиза Джекобз, — произнес он. — Присаживайся. Какие новости?

— Йоргенсен и Розуотер — одно и то же лицо, — сообщил я.

— Да ну!

Я кивнул.

— И у него, похоже, есть жена в Бостоне.

— Хотел бы я на него взглянуть, — медленно произнес он. — Я знал Розуотера. Хотелось бы удостовериться.

— Полиция, по-моему, вполне уверена. Не знаю, удалось ли им его задержать. Думаешь, это он убил Джулию?

Маколэй выразительно покачал головой.

— Трудно представить, что Розуотер — насколько я знал его — мог кого-либо убить, несмотря на все его угрозы. Ты ведь помнишь, я никогда не принимал их всерьез. Что еще нового? — Когда я замялся, он сказал: — С Луизой все в порядке. Можешь говорить смело.

— Дело не в том. Просто мне пора возвращаться за свой столик. Я хотел спросить, получил ли ты ответ на объявление в утреннем выпуске «Тайме»?

— Пока нет. Посиди еще, Ник, мне о многом хотелось бы тебя спросить. Ты ведь рассказал полиции о письме Уайнан...

— Приезжай завтра на обед, и мы все обсудим. Мне пора вернуться за свой столик.

— А кто та блондинка? — спросила Луиза Джекобз. — Я видела ее с Харрисоном Куинном.

— Дороти Уайнант.

— Ты знаешь Куинна? — спросил меня Маколэй.

— Десять минут назад я укладывал его в постель.

Маколэй ухмыльнулся.

— Надеюсь, ты поддерживаешь с ним знакомство на этом же — чисто приятельском — уровне.

— Что ты имеешь в виду?

От ухмылки Маколэя повеяло грустью.

— Когда-то он был моим маклером, и его советы почти довели меня до банкротства.

— Чудесно, — сказал я. — Теперь он мой маклер, и я руководствуюсь его советами.

Маколэй и девушка расхохотались. Я притворился, будто тоже смеюсь от души и вернулся к своему столику.

Дороти произнесла:

— До полуночи еще далеко, а мама сказала, что будет ждать вас. Почему бы нам всем не поехать к ней?

Нора полностью была поглощена тем, что наливала себе в чашку кофе.

— Зачем? — спросил я. — Что это вам взбрело в голову?

При всем желании было трудно найти два более невинных лица, чем лица Дороти и Норы.

— Да ничего, Ник, — сказала Дороти. — Мы просто подумали, что это будет мило. Еще рано, и...

— И мы все любим Мими.

— Не-ет, однако...

— Еще слишком рано, чтобы ехать домой, — сказала Нора.

— Можно поехать в какой-нибудь бар, — предложил я, — или ночной клуб, или же в Гарлем.

Нора скорчила гримасу.

— Все твои предложения сводятся к одному.

— Хотите, поедем в заведение Барри и попытаем счастья в фараон?

Дороти хотела было сказать «да», однако, увидев, что Нора опять скорчила гримасу, промолчала.

— Все дело в том, что мне совсем не хочется опять видеть Мими, — сказал я. — Для одного дня общения с ней более чем предостаточно.

Нора вздохнула, демонстрируя свое безграничное терпение.

— Ну ладно, раз уж мы, как обычно, обречены провести остаток вечера в каком-нибудь питейном заведении, то я предпочла бы поехать к твоему дружку Стадси, если только ты не позволишь ему поить нас тем омерзительным шампанским. Стадси очень мил.

— Я постараюсь, — пообещал я и спросил Дороти: — Гилберт сообщил тебе, что застал меня и Мими в двусмысленном положении?

Она попыталась перехватить взгляд Норы, однако Нора была занята тем, что рассматривала свою тарелку.

— Он... он не совсем так об этом рассказывал.

— А он рассказал тебе о письме?

— От жены Криса? Да. — Голубые глаза ее заблестели. — Мама просто в ярость придет, когда узнает!

— Тебе, похоже, эта мысль нравится.

— Вы так думаете? А разве она когда-нибудь пыталась вызвать во мне...

Нора сказала:

— Ник, прекрати издеваться над ребенком.

Я прекратил.

XXII

В «Пигирон Клаб» дела шли прекрасно. Там было полно народу, в воздухе стояли дым и гвалт. Стадси вышел из-за кассы, чтобы нас поприветствовать.

— Я не зря надеялся, что вы заглянете. — Он пожал руку мне и Норе и широко улыбнулся Дороти.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил я.

Он поклонился.

— Когда находишься рядом с такими дамами, все интересно.

Я представил его Дороти.

Он отвесил ей поклон, проговорил что-то витиеватое насчет «любого, кто приходится другом Нику», и остановил официанта.

— Пит, поставь сюда столик для мистера Чарльза.

— Ты каждый вечер устраиваешь здесь такую давку? — спросил я.

— Я тут ни при чем, — ответил он. — Попав сюда один раз, они обязательно приходят снова. Может, у меня и нет черных мраморных плевательниц, зато у посетителей не возникает желания сразу же выплюнуть то, что они здесь покупают. Хотите, присядем к стойке, пока нам ставят столик?

Мы сказали, что хотим и заказали напитки.

— Ты уже слышал про Нанхейма? — спросил я.

Прежде чем решить, какой дать ответ, он некоторое время смотрел на меня, а затем сказал:

— Ага, слышал. Его девушка сегодня здесь, — он мотнул головой, указывая на противоположную сторону помещения, — наверное, отмечает это событие.

Поверх головы Стадси я осмотрел другую сторону помещения и, наконец, обнаружил крупную рыжеволосую Мириам, сидевшую за столиком в компании пяти-шести мужчин и женщин.

— Слышал, кто это сделал?

— Она говорит, что полиция — он слишком много знал.

— Это просто смешно, — сказал я.

— Смешно, — согласился он. — А вот и ваш столик. Усаживайтесь. Я сейчас вернусь.

Мы перенесли свои стаканы за столик, который официанты втиснули между двумя другими столами, занимавшими место, коего вполне хватило бы лишь для одного из них, и устроились настолько удобно, насколько это было возможно.

Нора отхлебнула из своего стакана, ее передернуло.

— Как ты думаешь, может, сюда добавили той самой «горькой вики», которую так любят вставлять в кроссворды?

— Ой, смотрите! — произнесла Дороти.

Мы посмотрели и увидели направлявшегося к нам Шепа Морелли. Внимание Дороти привлекло его лицо. В тех местах, где не было шрамов, лицо сильно опухло, а цвет его варьировался от насыщенно-пурпурного под одним глазом до нежно-розового, в каковой был окрашен кусочек пластыря, приютившийся у него на подбородке.

Морелли подошел к нашему столику и наклонился над ним, опершись о столешницу обоими кулаками.

— Послушайте, — сказал он. — Стадси говорит, что я должен принести извинения.

Нора пробормотала: «Надо же, каков наш старина Стадси», а я спросил:

— Да?

Морелли покрутил головой, на которой не было живого места.

— Я не привык извиняться за свои поступки — меня либо принимают таким, каков я есть, либо не принимают вовсе, — однако, не скрою, я сожалею, что потерял голову и выпалил в вас; надеюсь, рана не слишком вас беспокоит, и если я могу что-либо сделать, то...

— Забудем. Присядьте и выпейте чего-нибудь. Мистер Морелли — мисс Уайнант.

Глаза Дороти расширились; она была явно заинтересована.

Морелли нашел стул и сел за столик.

— Надеюсь, вы тоже не станете держать зло против меня, — сказал он Норе.

Она ответила:

— Ну что вы, это было так интересно.

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Выпустили под залог? — спросил я.

— Ага, сегодня после обеда. — Он осторожно потрогал лицо рукой. — Вот так и появляются новые шрамы. Мне пришлось еще в течение некоторого времени оказывать сопротивление при аресте, прежде чем они отпустили меня на все четыре стороны.

Нора возмущенно произнесла:

— Это ужасно. Вы хотите сказать, что они и в самом деле...

Я похлопал ее по руке.

Морелли сказал:

— От них трудно ожидать чего-либо другого. — Он растянул распухшую нижнюю губу, изображая, должно быть, скорбную улыбку. — Все не так страшно, когда этим занимаются двое или трое из них.

Нора повернулась ко мне.

— Ты тоже принимал участие в подобных вещах?

— Кто? Я?

Держа в руках стул, к нам подошел Стадси.

— Здорово они его разукрасили, а? — сказал он, кивнув в сторону Морелли. Мы подвинулись, и он уселся. Затем Стадси снисходительно ухмыльнулся, бросив взгляд на Нору и на ее стакан. — Думаю, в забегаловках на вашей хваленой Парк Авеню вряд ли подают лучшие напитки — зато здесь вы платите всего пятьдесят центов за маленькую порцию.

Улыбка Норы выглядела довольно жалко, но все же это была улыбка. Под столом она наступила мне на ногу. Я спросил Морелли:

— Вы знали Джулию Вулф, когда она жила в Кливленде?

Он искоса посмотрел на Стадси, который, откинувшись на спинку стула, обозревал помещение, где прямо на глазах росли его доходы.

— И когда ее звали Рода Стюарт? — добавил я. Он посмотрел на Дороти.

— Можете говорить спокойно, — сказал я. — Она — Дочь Клайда Уайнанта.

Стадси прекратил обозревать помещение и во весь рот улыбнулся Дороти.

— Правда? А как поживает ваш папочка?

— Но я же его не видела с тех пор, когда была маленькой девочкой, — сказала она.

Морелли смочил кончик сигареты и вставил ее между распухшими губами.

— Я сам из Кливленда. — Он зажег спичку. Глаза его были тусклыми — он изо всех сил старался, чтобы они казались тусклыми. — Тогда ее звали совсем не Рода Стюарт, а Нэнси Кейн. — Он опять взглянул на Дороти. — Ваш отец об этом знал.

— А вы знаете моего отца?

— Мы однажды с ним беседовали.

— О чем? — спросил я.

— О ней. — Спичка в его руке догорела до самых пальцев. Морелли бросил ее, зажег новую, прикурил и вопросительно посмотрел на меня, подняв брови и наморщив лоб. — Думаете, можно?

— Конечно. Здесь нет никого, перед кем бы вы не могли говорить.

— О'кей. Он страшно ревновал. Я хотел набить ему морду, но она не позволила. Она была права: ведь Уайнант был источником ее доходов.

— Как давно это было?

— Шесть-восемь месяцев назад.

— А вы видели его после того, как ее убили?

Он покачал головой.

— Я вообще видел его всего пару раз, и та встреча, о которой я вам рассказываю, была последней.

— Она утаивала от него деньги?

— Мне она об этом не рассказывала. Думаю, что утаивала.

— Почему?

— У нее была голова на плечах — и совсем не глупая притом. Где-то же она доставала деньги. Однажды мне понадобилось пять тысяч. — Он щелкнул пальцами. — Наличными.

Я решил не спрашивать, вернул ли он ей эти пять тысяч.

— Быть может, он сам их ей дал.

— Конечно — быть может.

— Вы рассказали об этом полиции? — спросил я.

Он презрительно усмехнулся.

— Они надеялись, что смогут выбить из меня информацию. Спросите их, что они сейчас по этому поводу думают. Вы — нормальный парень, а не... — Он оборвал фразу и взял пальцами сигарету, до того зажатую между губами. — Опять этот мальчик уши развесил, — проговорил Морелли и, протянув руку, дотронулся до уха мужчины, который, сидя за одним из столиков, между коими мы приютились, все дальше и дальше откидывался назад, приближаясь к нам.

Мужчина подскочил и повернул испуганное, бледное, помятое лицо в сторону Морелли.

— Втяни-ка свое ушко — хватит полоскать его в наших стаканах.

Заикаясь, мужчина пробормотал:

— Я не-не имел в виду н-ничего дурного, Шеп. — Он вдавил живот в край стола, стараясь как, можно дальше отодвинуться от нас, что, однако, не помогло ему удалиться за пределы слышимости.

Морелли сказал:

— Многие люди никогда не имеют в виду ничего дурного, но это не мешает им делать всякие гадости. — Он вновь обратился ко мне. — Я готов рассказать вам все — малышки нет в живых, и ей ничто уж не повредит, — но этим костоломам из полиции не удастся вытянуть из меня ни слова.

— Отлично, — сказал я. — Расскажите мне о ней: где вы познакомились, чем она занималась до того, как связалась с Уайнантом и где он ее нашел.

— Мне нужно выпить. — Он, не вставая со стула, повернулся и позвал: — Эй, гарсон — ты, с брюшком на спине!

Официант, которого Стадси назвал Питом — на спине у него было нечто вроде горба, — протолкался сквозь толпу и, улыбаясь и с обожанием глядя на Морелли, склонился над нашим столиком.

— Что угодно? — Он громко цыкнул зубом. Мы заказали напитки, и официант удалился. Морелли сказал:

— Мы с Нэнси жили по соседству. Старый Кейн владел кондитерской лавкой на углу улицы. Время от времени она приворовывала для меня сигареты. — Он рассмеялся. — Однажды ее папаша чуть дух из меня не вышиб за то, что я научил ее при помощи куска проволоки доставать из телефона-автомата монетки. Он был, что называется, старой закалки. А мы, пожалуй, еще только в третий класс ходили. — Он опять засмеялся хриплым басом. — За углом строили жилые дома, и чтобы отплатить ему, я хотел стащить со стройки кое-какие материалы, подбросить их в его подвал, а затем сообщить о материалах постовому полицейскому Шульцу, однако она не позволила мне этого сделать.