Путешествие в страну ночи

      На секунду Эшер задержался в дверях, оперся на алебарду, дрожа от холода, ибо верхнюю испачканную зловонной слизью одежду он скинул, оставшись в одной рубашке.
      "Скольких убил Бей?" - подумал Эшер, глядя на согбенную над грудой льда фигуру. Не меньше, чем война. Кароли на месте Джеймса счел бы это вполне достаточным оправданием и на этот раз был бы совершенно прав.
      Болезненно кряхтя, пользуясь алебардой, как костылем, Эшер с трудом спускался по ступеням.
      Отголоски во дворе стали громче; доносились они из арки, ведущей к византийскому дворцу. Вопли, треск драгоценной утвари, топот бегущих ног. Дым ел глаза и застилал свет. Надо полагать, часть строения уже горела.
      Ослабев, Эшер прислонился к колонне, гадая, хватит ли у него сил выбраться наружу...
      Если Гелге Курт станет Мастером Константинополя (а Джеймс знал, что помешать он этому не сумеет), то рано или поздно Кароли (а может быть, и какой-нибудь младотурок) сделают из него новое оружие для грядущей войны.
      И начнется другая эпоха.
      Рассказать об этом Клэпхэму - тот не поверит. Да и леди Клэпхэм сочтет услышанное плодом горячки. Разумовский? Этот, пожалуй, способен поверить, но у его державы свои интересы. В Индии и в Болгарии...
      И зараза начнет распространяться.
      Что-то темное мелькнуло в арке и устремилось через двор к лестнице. Приостановилось на миг прямо перед ним - и Эшер понял, кто это. Для турка высоковат, но, несомненно, турок: черные волосы, крючковатый нос, жесткие усы... по-волчьи блеснули глаза. Эшер не успел даже перехватить алебарду. Вампир просто отшвырнул его с дороги. Боль от удара об стену была такая, словно в бок ударили ножом. Перехватило дыхание. Когда Эшер вновь открыл глаза, вампир уже одолел добрую половину лестницы, двигаясь бесшумно и быстро. В лохмотьях цвета хаки он чем-то напоминал льва.
      Я должен его догнать... - угрюмо подумал Эшер, зная, что способен лишь ковылять вверх по ступеням.
      И Гелге Курт был не один. За ним стремительно и беззвучно скользнула еще одна темная тень. И за секунду до того, как Эшер узнал в этой тени Исидро - Исидро? - исхудалый, похожий на призрака лондонский вампир в молчании настиг не ожидавшего нападения Гелге Курта и, сбив с ног, вонзил когти в его горло.
      Оба покатились вниз по лестнице, как два дерущихся кота, а секундой позже откуда-то взялся еще и третий, которого Эшер узнал сразу, хотя со времени пожара лечебницы в Венском лесу он изменился даже больше, чем дон Симон. Теперь лицо Чарльза казалось опустевшим, а глаза напоминали два кусочка грязноватого голубого льда. Он схватил Исидро за руки, отдирая его от противника. Вскочивший Гелге Курт выхватил из-за пояса солдатский нож и ударил Исидро в грудь, после чего тот вышиб у него лезвие ногой, а затем выскользнул из объятий Эрнчестера...
      Оглушительно грянул пистолетный выстрел. Эрнчестер и Гелге Курт замерли, а Исидро осел, простерся на ступенях.
      Из-за противоположной части колоннады выступил Игнац Кароли.
      - Идемте, - сказал он. В руке его был револьвер армейского образца. Дуло дымилось. - Я его прикончил. Кароли говорил по-немецки.
      - Он прикидывается! - Гелге Курт с подозрением смотрел вниз на неподвижно лежащего Исидро. На лице и на горле чужака, там, где прошлись когти дона Симона, мерцала кровь - но ни следа испарины. Вампир даже не задохнулся - строго говоря, он вообще не дышал. - Пулей с нами ничего не сделаешь.
      Кароли усмехнулся.
      - Мой дорогой Курт, разве вы ничего не слышали о серебряных пулях? Первое средство от нечистой силы. Когда вы станете работать на нас, я вам покажу, как они выглядят.
      Глаза Гелге Курта опасно блеснули, но затем он осклабился - демон, подражающий человеку.
      - Тем не менее. Шарль...
      Чарльз Фаррен, третий граф Эрнчестерский, приложив ладонь ко рту, опустился на колени перед распростертым телом Исидро.
      - Симон... - шепнул он, и затаившийся в тени Эшер по голосу его понял, что дело действительно безнадежно. - Симон...
      - Пошли, - бросил Гелге Курт Эрнчестеру, и Эшер вспомнил, что столь же бесцеремонно Олюмсиз-бей обращался с Зардалу.
      Эрнчестер поднял глаза, лицо его ожило на секунду. Воздух был напоен дурманящим запахом крови.
      - Но он... - с запинкой начал Чарльз.
      - Пошли!
      Гелге Курт не дотронулся до Чарльза, он даже не двинулся, но Эрнчестер вздрогнул. Поднялся и последовал за хозяином. Оба вампира бесшумно скользнули вверх по лестнице.
      Кароли пересек двор, держа пистолет наготове. Когда он ступит на первую ступеньку лестницы, Эшера от него будут отделять три длинных шага самое подходящее расстояние, чтобы успеть получить пулю в грудь. Джеймс подумывал уже, не бросить ли ему куда-нибудь в сторону ключ, чтобы звон заставил венгра обернуться, когда кто-то окликнул из арки:
      - Мистер Кароли!
      Если бы не семнадцать полных неожиданностей лет на службе ее величества, Эшер бы замер на секунду, пережив смятение и шок: Лидия??? - и драгоценная секунда была бы потеряна. Он уже знал, что это ее голос, делая два длинных шага и обрушивая алебарду на шею Кароли. Лезвие легло плашмя, австрияк обернулся, пуля выщербила штукатурку за спиной Эшера. Джеймс повторил удар - и опять неточно. Осиновое древко угодило Кароли в висок.
      Барон опрокинулся навзничь и, выронив револьвер, ухватился за древко алебарды. Каждый тянул оружие на себя - и тут появилась Лидия (вне всякого сомнения - Лидия!) с тяжелым бронзовым подсвечником в руке, который она изо всех сил опустила на позвоночник венгра. Тот охнул, согнулся, и Эшер, ударив его для верности ногой под ребра, нагнулся и подобрал револьвер. Лидия тем временем отпрянула на безопасное расстояние и стояла теперь, тяжело дыша. Рыжие волосы ее были растрепаны, и она напоминала взъерошенную русалку в рваном вечернем платье и длинных оперных перчатках. На шее мерцала серебряная цепочка.
      Кароли перевернулся на спину, задыхаясь, поднял руки:
      - Мой дорогой доктор Эшер... - Отсветы огня, рвущегося из окон византийского дворца, проникали во двор через арку. - Вы ведь и сами знаете, что не станете в меня стрелять... - Он произнес это почти с удивлением. Выражение лица его было как тогда, на вокзале, откуда Джеймса уводили при нем в венскую тюрьму.
      Это была игра. Большая Игра.
      Барон был одет, как рабочий, и весь перемазан кровью и грязью. Темные волосы липли ко лбу. И все же держался он так, словно на нем и сейчас гусарский мундир.
      "Он пуст, - сказал Олюмсиз-бей. - У него ничего нет внутри..."
      - Это дурачье сломало холодильную установку, - сообщил Кароли. - Я слышал, как они там задыхались внизу. Усыпальница заполнена аммиаком, лестница - тоже. Но я знаю другой путь.
      - Это правда? - спросил Эшер.
      Лидия кивнула. В отсветах пожара волосы ее казались особенно рыжими, стекла очков отражали пламя.
      - Мы еле прошли там - Исидро и я. Он закрыл мне лицо своим плащом... Взгляд ее остановился на том, что лежало на первых ступенях лестницы, - и Лидия замолчала.
      - Вам не выбраться наружу без моей помощи. - Кароли позволил себе немного опустить руки. - Скажу больше: судя по вашему виду, вам вообще никуда отсюда не выбраться. Толпа уже убила двух слуг Бея. Мы видели их тела в переулке. Вас тоже примут за кого-нибудь из них.
      - А вас нет?
      Он сделал удивленные глаза.
      - Кого? Меня? Ну, вы плохо меня знаете.
      - Это он поднял мятеж, - тихо сказала Лидия. - Вместе с чужаком.
      - Какая чепуха, мадам! Армяне только и ждали повода к новому восстанию. - Барон повернулся к Эшеру с кривой ухмылкой. - Патовое положение, как видите. И соображайте быстрее, а то через несколько минут будет поздно. По крайней мере я смогу спасти вашу жизнь и, что еще важнее, жизнь вашей жены.
      Эшер сознавал, что Кароли прав. С каждым мгновением ему становилось все хуже и хуже: ребра пронзала боль, руки и ноги холодели. Страшно было подумать, что толпа может сделать с Лидией...
      - Идемте. - Кароли протянул ему руку. - Будем считать это временным оборонительным союзом. Наши державы поступали так сплошь и рядом. Вы ведь не можете обвинить меня ни в чем таком, чего бы не совершали сами. Вы делали то же, что и я, причем по тем же самым причинам.
      - Да, - сказал Эшер и снова увидел ту парижскую шлюху и нищего, которым он тогда не помог, Крамера, засмеявшегося, услышав, что неплохо бы ему разжиться серебряным распятием в Нотр-Дам; изуродованное тело чеха-проводника; Фэйрпорта, умирающего во дворе своей горящей лечебницы. И наконец - неверящие, непонимающие глаза Жана ван дер Плаца. Мир для Джеймса съежился до размеров красивого мужественного лица Игнаца Кароли. Как? Неужели всего три недели назад он увидел это лицо на вокзале Черинг-Кросс?..
      - Да, - сказал Эшер. - Вы правы. Потому-то я все и бросил.
      И он выстрелил Кароли в голову.
      Ему почудилось, что Лидия оказалась рядом чуть ли не в момент выстрела. Она схватила его за руки - и ребра снова пронзила боль. Эшер пошатнулся, уткнувшись губами в лицо жены:
      - Лидия...
      - Господи, Джейми...
      Ему показалось нелепым спрашивать о том, как она здесь очутилась. "Исидро", - подумал Джеймс. Лидия отстранилась и подбежала к простертому на ступенях вампиру.
      - Симон...
      Скелетоподобная рука шевельнулась.
      - За ними... Поспешите за ними... За Чарльзом и чужаком.
      - Вы...
      - Со мной все будет в порядке...
      Она уже отрывала жгут от его залитой кровью рубашки, явно собираясь делать перевязку.
      - Не будьте смешным, вы не можете...
      - Пуля прошла навылет... Какое-то время я буду болеть... серебро... жжет... - Вампир поднял голову, откинул длинные волосы с окровавленного лица. Эшер взглянул - и ужаснулся. Определенно, год назад дон Симон выглядел по-другому. - Идите... - Он зажал рану, сквозь тонкие пальцы выдавилась кровь. - Оба должны умереть. И человек, и вампир, с которым он заключил сделку. Это придется сделать вам, сударыня, - еще тише добавил дон Симон. - Ради этого я и пришел сюда с вами...
      Эшер подобрался к ближайшей арке, где было светлее, и проверил барабан револьвера. Осталось четыре патрона, все пули - серебряные. Хотел сказать Лидии: "Останься с ним", - но крики и грохот грянули совсем рядом. Обезумевшая толпа приближалась. Поэтому Джеймс сказал:
      - Иди за мной.
      Однако лестницу он сумел одолеть лишь с помощью Лидии.
      В коридоре пахло кровью и падалью - как на бойне. Дверь в бывшую тюрьму Эшера была открыта, и он ступил через порог, опираясь на плечо жены и держа револьвер наготове.
      В помещении стояла тишина. Несколько уцелевших ламп бросали отсветы на клейкие черные лужи.
      Кровь пропитала ковры, она стекала в плавящийся лед; ею были забрызганы стены и диван. Пытаясь унять сердцебиение и накатывающую дурноту, Эшер сделал еще один шаг к месту недавней битвы.
      То, что лежало в луже крови подобно поверженному дракону, было еще недавно Олюмсиз-беем. При таком освещении Эшер не мог рассмотреть все подробно, но, кажется, горло Мастера было вырвано, а внутренности лежали вперемешку с намокшим шелком одеяния. В трепетном тусклом свете глаза его казались живыми. В руке он все еще сжимал черный от крови кинжал с серебряным лезвием. Чуть поодаль лежал Эрнчестер. Сквозь прорехи в располосованном пальто чернели страшные дымящиеся раны, несомненно, нанесенные кинжалом Бея.
      - Чарльз - тихо сказал Эшер.
      Эрнчестер шевельнулся. Не в силах говорить, он судорожно приподнял руку, словно предостерегая.
      Эшер обернулся, отшатнувшись к стене, и выстрелил в тень, метнувшуюся к нему из самого темного угла. Промахнулся и выстрелил вновь. Далее сознание помрачилось, в плече и в ребрах вновь вспыхнула боль, и Эшер был отброшен в дальний конец комнаты. Кто-то - Лидия - помог ему подняться с пола, и он увидел, как Гелге Курт с револьвером в руке отступает к лежащим в лужах крови телам Эрнчестера и Олюмсиз-бея.
      Движения его были несколько неуклюжи, и Эшер подумал, что Гелге Курт, наверное, стал вампиром относительно недавно.
      Лидия сорвала перчатки, сняла серебряную цепочку с горла.
      - Надень, - сказала она.
      Эшер подчинился, хотя и знал, что вряд ли это им теперь поможет. Вампир находился между ними и дверью.
      Олюмсиз-бей пошевелился. Гелге Курт приставил ствол к черепу старого вампира и выстрелил. И в тот же самый миг страшно закричал Кахлил. Турок обернулся и выстрелил еще раз. Тело юноши вскинулось - и опало.
      В свете ламп блеснул оскал Гелге Курта.
      - Я бы отдал вас моему другу. - Он коснулся ногой Эрнчестера. - Мы оба ранены, нам необходимо подкрепиться. Но я подумал, раны от серебряного ножа такие болезненные, - зачем ему мучиться? Так что считайте, вы оба - мои.
      Он осклабился еще шире, по лицу его потекла черная кровь - из ран, оставленных когтями Исидро.
      - Я задержу его, - тихо сказал Эшер. - А ты беги к двери.
      Она знала, что затея эта безнадежна, и все же кивнула.
      - Я люблю тебя, Джейми.
      В дальнем конце комнаты гулко, как в склепе, захлопнулась дверь. В замке щелкнул ключ.
      Свет ламп скользнул по кривому лезвию серебряной алебарды.
      Гелге Курт повернул голову.
      Та, что заперла за собой дверь, стояла неподвижно - ведьма, призрак мести, поднявшийся из неведомой могилы. Лохмотья, недавно бывшие голубым платьем, окровавленный рот, разметанные волосы воронова крыла. В карих глазах светится холодное безумие. Руки по локоть в крови, на пальце блеснуло обручальное кольцо.
      Гелге Курт вскинул револьвер и спустил курок, но еще до того, как раздался металлический щелчок, Антея скользнула к нему и обрушила алебарду, выбив оружие из руки турка.
      Тот взвизгнул, кровь хлынула из перерубленных вен. Он кинулся к вампирше и был отброшен новым ударом, раскроившим ему лицо и грудь.
      - Неверная шлюха!..
      Она шагнула вперед и полоснула серебряным лезвием по ногам, а когда Гелге Курт кинулся в одну из ниш, пытаясь допрыгнуть оттуда до окон в барабане купола, подсекла ему подколенные жилы. И все это время лицо Антеи не менялось, оно было почти равнодушным.
      Только когда он откатился в угол, изувеченный, истекающий кровью, простирающий руку с обрубками пальцев, вампирша остановилась, глядя на него с ненавистью и презрением.
      - Ты убил его, - очень тихо сказала она. - Ты послал его на смерть, ты прятался за его спиной. Он был для тебя орудием, как и для этого... Бея. Мастера. Скоро начнет светать, - беспощадно добавила Антея.
      Гелге Курт рванулся, но смог лишь опереться на локти и колени. Антея стояла на безопасном расстоянии и внимательно следила за ним. Не поворачивая головы, позвала:
      - Чарльз...
      Тот шевельнулся, с трудом протянул руку. Шепот, услышанный Эшером, был не громче шороха осеннего листа, гонимого ветром по мраморной плите:
      - Любимая...
      - Любимый, - отозвалась Антея. Голос ее дрогнул, но взгляда от Гелге Курта она так и не отвела. - Ты ведь никогда не хотел такой жизни? - с нежностью спросила она. - Ты никогда не хотел... быть неумершим и неживым...
      - ...не... знаю... - Эрнчестер снова протянул руку, попытался приподнять голову. Горло у него было перерезано, и Эшер не понимал, как он вообще может издать хотя бы звук. - Не... помню... чего я хотел. Я только не хотел расставаться с тобой...
      - А мне была дорога жизнь, - отозвалась она, - только потому, что в ней был ты, пусть даже за это потребовалось бы отдать душу... Ночи, ночи, ночи... я убивала, чтобы не умереть... и ты убивал, чтобы оставаться со мной. Не так?
      - Я выбрал...
      Антея опустилась рядом с ним на колени, краем глаза все еще следя за Гелге Куртом. Придерживая одной рукой алебарду, она коснулась другой седеющих волос Чарльза.
      - Я понимаю, - сказала Антея. - Мы все выбираем. Теперь нам выбирать уже нечего...
      Гелге Курт взвыл, осыпая ее проклятиями на немецком, турецком и ломаном французском. Антея слушала его с каменным лицом.
      - Это не я вызвал его сюда! - вопил вампир. - Не я это с ним сделал!..
      - Ты встретил его здесь, - сказала Антея. - Ты поработил его разум, ты использовал его, потому что он всегда был такой... слабый... Думаешь, я не знала, что вы идете сражаться с Олюмсиз-беем? Не почувствовала это во сне? Мне ничего не стоит убить тебя.
      Желтый свет очерчивал ее профиль и лезвие алебарды, с которой все еще капала кровь. Шум снаружи стих, окна купола обрели пепельный оттенок.
      - Я убивала каждую ночь, чтобы существовать. Приводила к нему жертвы, когда он утомился от такой жизни, когда ему уже ничего не было нужно. Зато он был нужен Гриппену, был нужен Олюмсиз-бею, был нужен тебе... А ведь ты хотел только покоя, Чарльз...
      Не выпуская ее руки, Чарльз покачал головой. - Нет, - прошептал он. Я хотел только тебя...
      Гелге Курт был первым, чью плоть воспламенило солнце. Он еще пытался добраться к двери, но Антея рубила и рубила его алебардой, пока он снова не уполз в угол, где его и настиг рассвет. Плоть его пошла пузырями, почернела - и вспыхнула изнутри. Пламя было небольшое, синего цвета. Гелге Курт замер, но некоторое время еще продолжал кричать.
      Следующим вспыхнул Олюмсиз-бей. Этот не издал ни звука - возможно, его уже одолел дневной сон вампира, и он вообще ничего не почувствовал.
      Антея, которую тоже вот-вот должен был свалить необоримый сон, бросила свое оружие и, опустившись на пол рядом с тем, кого она любила, обняла его. Их губы встретились - и в этот миг обоих объял огонь. Они так и не разомкнули объятий, пока от них не осталось нескольких покрытых пеплом косточек. Лидия смотрела до конца, а Эшер не выдержал и уткнулся лицом в ее плечо, ослепленный запахом горящей плоти и собственными слезами.
      22
      Войска подошли чуть позже. Пока Лидия с профессиональной сноровкой человека, привыкшего обращаться с бесчувственными телами, свела Эшера по лестнице, тот несколько раз терял сознание. Внизу он ожидал увидеть сгоревшие в пепел останки Исидро, но их там не было. Кароли лежал в одиночестве: дыра во лбу, голова в луже крови, в широко раскрытых глазах искреннее изумление.
      - Я так боялась, что он уговорит тебя, Джейми, - сказала Лидия, помогая Эшеру присесть на последнюю ступеньку и опускаясь рядом. Побелевшие губы ее дрожали, она поправила очки и, болезненно помаргивая, оглядела двор. - Я думаю, он собирался похитить меня сегодня... то есть вчера... Пойди мы с ним, нас бы уже не было в живых.
      "Ты права, Лидия", - подумал Эшер и удивился: кто мог ее предупредить насчет Кароли?
      Тихо было в Доме Олеандров. Бей не ошибся: мятежники убрались отсюда под утро. Эшер смотрел на Лидию - и самому не верилось, что ее не было с ним все эти три недели, что последний раз они виделись на железнодорожной платформе в Оксфорде. Джеймс привалился плечом к стене и, стараясь, чтобы голос его звучал по возможности рассудительно, спросил:
      - А что ты делаешь в Константинополе?
      И, не успев услышать ответа, вновь потерял сознание. Когда он пришел в себя, двор уже был оккупирован двумя взводами турецкой армии. Солдаты, бормоча и перешептываясь, толпились вокруг трупа Кароли. Командовавший ими капитан из анатолийских горцев, гордый собой, отдавал распоряжения на французском и греческом.
      В его печальном состоянии Эшеру было довольно затруднительно изъясняться по-турецки:
      - Билмийорум... билмийорум... - повторял он, указывая на жену и тряс головой.
      Капитан и его солдаты неодобрительно посматривали на ничем не прикрытое лицо Лидии.
      Поскольку Эшер был явно ранен и сам идти не мог, солдаты положили его на извлеченный из руин византийского дворца длинный ставень и понесли по кривым улочкам. Когда добрались до полицейской префектуры, что напротив Айя-Софии, муэдзины возгласили наступление дня. Лидия долго доказывала полицейским, что она супруга Джеймса, предъявляла обручальное кольцо и убеждала сержанта дать ей возможность позвонить в Британское посольство. Однако телефонная станция по случаю мятежа была парализована.
      Слава Богу, их поместили не в подвал, а в душную комнату на верхнем этаже и послали в Пера гонца с письмом. Турецкий врач, появившийся к полудню, беспрерывно бормоча что-то себе под нос, перебинтовал разорванную правую руку Джеймса, вправил плечевой сустав, налепил на ребра клейкий пластырь и, пересыпав все, что мог, порошком базилика, вкатил дозу новокаина и веронала. Потом взглянул на Лидию и предложил ей успокаивающее. Поблагодарив, она приняла лекарство, понимая, что странное чувство отстраненности - просто результат шока.
      Я это сделала, - думала Лидия, глядя на лицо спящего рядом с ней мужчины - небритое, в синяках, невероятно бледное, с засохшей кровью по краям пластыря на горле.
      Я спасла его Так или иначе...
      Я нашла его. Он не погиб.
      Но если бы она с самого начала до конца понимала, что ей предстоит, этого чуда не произошло бы...
      Счастье обволакивало ее подобно теплым мыльным пузырькам: Джеймс был рядом, он дышал... Лидия осмотрела раны на шее мужа. Эшер спал так крепко, что даже не пошевелился. Раны напоминали его старые парижские шрамы, но края их не были припухшими, как случается, когда вампиры высасывают из своей жертвы кровь.
      Успокоившись, она погладила ему волосы, потом привалилась плечом к стене и наконец-то выплакалась вволю. После чего немедленно уснула.
      Примерно через час капрал принес им еды (хлеб, мед, белый козий сыр и чай), а также обмундирование рядового турецкой армии - для Джеймса, который все еще спал. Одежда его была свалена в углу и источала трупный запах. Лидии капрал предложил местную женскую одежду, в том числе и покрывала, под которыми надлежало прятать лицо.
      - Жена... - сказал он с неловкой усмешкой и указал на рваный, испятнанный кровью наряд Лидии. - Нехорошо... Это лучше. - Капрал протянул покрывало и снова осклабился. Судя по возрасту, сам еще женат не был.
      Одно покрывало Лидия накинула на дверной глазок, другое - на окошко. Затем переоделась, с наслаждением содрав с себя платье, пропитанное кровью и запахом горелой плоти. Сейчас ей казалось, что она ни разу ни за что больше не прикоснется к зеленому вечернему наряду, хотя в глубине души сознавала: пройдет совсем немного времени - и она отдаст что угодно за образец крови вампира. А не попробовать ли договориться с местными властями, чтобы они позволили ей взглянуть на сгоревшие останки?..
      Скорее всего не получится. Поев и немного поспав, Лидия почувствовала себя гораздо лучше и, несмотря на ужасающие воспоминания о синем пламени, нечеловеческом визге и треске горящей плоти, уже сожалела об отсутствии блокнота.
      Исидро...
      Сердце сжалось. Сумел ли он уцелеть? Мятежники убрались до рассвета, но смог ли он подняться? Смог ли найти укрытие?
      Ей вспомнились слова Гелге Курта о том, что раненому вампиру необходимо подкрепиться. На ночных улицах во время мятежа жертву найти нетрудно. Лидия закрыла глаза, не желая думать о невинных людях, поплатившихся жизнью в эту ночь.
      Она вспомнила Исидро, волчьим броском настигшего на лестнице Гелге Курта, и поразилась, как долго он держал невзначай данное ей слово.
      Теперь он вправе делать что хочет.
      Эрнчестер мертв. Кароли - в Константинопольском морге.
      Джейми жив.
      Иное, позабытое тепло... - слабым эхом отозвался в памяти шепот вампира.
      Неужто он и впрямь почувствовал в ней этот притягательный жизненный огонь? Или просто, как положено в сонетах, прибег к противопоставлению, сравнив тепло крови с теплом ее волос и губ?
      Она не знала. И не хотела знать. Странная рана оживала теперь в ее душе, когда Лидия вспоминала об Исидро. Темное желание, не похожее ни на страсть, ни на любовь, оно пугало, оно было несовместимо с ее жизнью. Единственное, чего хотела Лидия, - это просыпаться каждое утро в объятиях Джейми.
      Когда Исидро после нападения Гелге Курта внес ее на руках в дом...
      Лидия отринула воспоминание и, прижавшись к мужу, уплыла в сон.
      На закате Эшер вздрогнул, услышав крик муэдзинов Айя-Софии, призывающий правоверных на молитву. Испуганное его движение разбудило Лидию. Джеймс судорожно сжал ее руку почти до боли.
      - Я уже и не надеялась найти тебя.
      - Найти меня?.. - повторил Эшер. Голос его был тих и хрипловат. - Да я поседел бы, если бы узнал о том, что ты меня ищешь.
      Лидия рассмеялась - несколько нервозно - и коснулась серебряной нити в его коричневой шевелюре.
      - Прости меня. - Она откинула назад массу своих рыжих волос и потянулась за лежащими на полу очками. - Боюсь, что я все делала не так, но я старалась. Никогда не снимала цепочек, не расставалась с револьвером, никуда не ходила одна... ну, как правило. Не то чтобы это сильно мне помогло, и тем не менее...
      - Ты все сделала верно. - Эшер погладил щеку жены. - Иначе и быть не могло...
      Лидия хотела возразить, но он закрыл ей рот поцелуем. Кто-то постучал в дверь, и мужской голос позвал на плохом французском:
      - Мсье Эш? Мадам? Тут за вами пришли из Британского посольства сэр Бернуэлл Клэпхэм и его леди...
      Когда Эшер и Лидия вышли из посольской кареты, дом на рю Абидос встретил их темными окнами.
      - Полагаю, бедная мисс Поттон еще разыскивает вас, - заметила леди Клэпхэм, пока Лидия отмыкала ворота. - Сами мы не рискнули вчера отправиться сюда до рассвета, иначе наш экипаж был бы атакован мятежниками. Но около девяти мы послали сюда человека, и он сказал, что дом заперт. Наверное, мисс Поттон начала поиски с того же, с чего и мы: проверила все городские больницы. В полицейские участки мы обратились лишь к вечеру.
      - Стало быть, вы не получили послания? - спросила Лидия. В местном национальном платье и с непокрытой головой она напоминала явившуюся на маскарад школьницу. Эшер в форме цвета хаки и с правой рукою на перевязи смахивал на раненого фронтовика.
      - Господи, а вы что-то посылали? - Жена атташе покачала головой. - Нас не было весь день, дитя. Видимо, мы найдем письмо под дверью, если эти мужланы из префектуры вообще удосужились отнести его по адресу.
      Гремя колесами, экипаж канул во тьму. Лидия вздрогнула. Дом выглядел неприветливо. Сначала она решила, что мадам Потонерос с дочерьми отбыли отсюда утром, как только Маргарет их отпустила, однако плита в кухне была холодна. Стало быть, ушли они еще раньше. Лидия чиркнула спичкой и зажгла лампу на маленьком столе, пытаясь сообразить, где проживает их хозяйка: в Пера или в Стамбуле, по ту сторону Рога. Мятеж начался с Галаты, где солдаты убили почти дюжину армян. По дороге сюда Лидия видела патрули на каждом перекрестке.
      Черный ход кухни был не заперт. Хозяйка с дочерьми вполне могла бежать этим путем, услыхав шум схватки у подножия холма.
      - Я надеюсь, Маргарет не учинила какую-нибудь очередную глупость. Вернувшись в зал, Лидия подняла лампу повыше. - Мне жутко представить, как она пытается торговаться с турецким возницей или...
      Эшер, разглядывавший что-то лежащее на столе, выпрямился. В руке у него была связка чеснока.
      - Тут их штук пять, - сказал он. - И ни одного на окне.
      - Их могла снять мадам Потонерос, - сказала Лидия, но внутри у нее все похолодело.
      - Может быть. - Они взглянули друг на друга и поднялись по лестнице.
      Замерев на пороге спальни, Лидия вскинула лампу, осветив открытые решетки окон, брошенные в угол обереги и недвижное тело в постели.
      Эшер тут же снял руку с плеча жены, подошел поближе. Лидия поставила лампу и с помощью провощенного фитилька зажгла оба ночника. Света стало больше, но в углах комнаты по-прежнему таилась тьма.
      Женщина, лежащая на кровати, была Маргарет. Была...
      Эшер дотронулся до ее шеи. Всего несколько пятнышек крови запеклось вокруг рваных белых ран. Лидия немедленно отметила восковую бледность лица, а также синеватый оттенок губ, пальцев и голых ног, выглядывающих из-под фланелевой ночной рубашки. Поставила лампу на столик рядом с пенсне Маргарет и склонилась над телом.
      Оно еще было каменно-твердым. Если бы мисс Поттон умерла сразу после наступления темноты, трупное окоченение должно было уже пройти.
      - Она сама сняла травы и чеснок с окна, - тихо сказала Лидия. - Исидро говорил... если вампир хоть раз встретился с тобой взглядом, ты в его власти...
      Что-то заставило ее обернуться. Возможно, какой-то шум за дверью, хотя вроде бы она ничего не слышала...
      В золотистом полусвете лампы Исидро выглядел как прежде: лицо его теперь гораздо меньше походило на череп; глазницы уже не так провалены; глубокие порезы, оставленные когтями Гелге Курта на лбу и горле, белы и чисты. Словно скульптор, достигший совершенства и возненавидевший вдруг лучшую свою работу, несколько раз перечеркнул восковой бюст стекой.
      Он сыт, - подумала Лидия. - Она ему стала не нужна...
      В нахлынувшей ярости слилось все: ужас прошедшей ночи и ненависть к Исидро за дурацкие романтические сны, которые он навевал этой глупышке. Лидия вне себя кинулась на вампира, изо всех сил нанося удары кулачками по его груди и плечам.
      Спустя секунду вампир взял ее за запястья и слегка отстранил. Перечеркнутое бескровными порезами лицо было бесстрастно.
      - Принимайте нас такими, как есть, сударыня, - сказал он с выражением, понятным ей одной. - И живых, и мертвых.
      Затем он исчез. Очутившийся рядом Джеймс заключил Лидию в объятие своих надежных рук - и она припала к плечу мужа, всхлипывая от изнеможения, горя и смутного чувства какой-то огромной утраты.
      Я найду вас, - сказал когда-то Исидро. - Для тех, кто охотится в ночи, это не сложно.
      В высоте над провисшими цепями, путаницей противовесов и множеством позолоченных и посеребренных висячих ламп проглядывала обветшалая крашеная штукатурка купола Айя-Софии. Эхо тихих шагов Эшера шуршало в углах мечети, словно выбалтывая шепотом какие-то мышиные тайны. Горело всего несколько ламп, подсвечивая выдыхаемый Джеймсом пар.
      Он пришел сюда из Пера, через Новый Мост.
      Это строение воздвиг римский император, вернее, человек, полагавший себя римским императором, - он и его прекрасная взбалмошная рыжеволосая жена. Их имена еще звучали в немой музыке колонн и в неслышной басовой ноте куполов. Эшер прогуливался здесь, как прогуливался недавно по кладбищу под присмотром птенцов Олюмсиз-бея. Он снова был наживкой, но на этот раз по своей воле.