Сочинитель убийств

Конечно, его Тилбери мог быть и из Майда Вейл, но Сидней все же склонялся в пользу обитателя Слоан-стрит. Представляя себе, как звонит телефон в пустой квартире, Сидней почувствовал, что по-настоящему любил Алисию, любил еще и потому, что был уверен в ней так, как она сама могла быть уверена в нем, и это вовсе не было ему неприятно. Он был уверен, что они любят друг друга, несмотря на их ссоры, и что любили друг друга всегда. Он опустил трубку. Возможно, Алисия думает в этот момент то же самое. Возможно, ее счастливое лицо – всего липа: комедия, разыгранная для Тилбери, или попытка обмануть саму себя.

Но что она собирается делать теперь, продолжать скрываться пока он не окажется еще в худшем положении? Что это, способ отомстить ему? И что он сам должен делать? Сообщить полиции, что видел ее? Должен ли он открыться им сейчас или через два дня, или через неделю? Должен ли написать миссис Лиманз в Ангмеринг и прямо заявить ей, что все знает, а потом спросить, не хочет ли она вернуться к нему? Он мог бы написать, что прощает ее, если она ему тоже простит все его глупые выходки, и потом спросить, не хочет ли она вернуться? Да, Сидней хотел, чтобы она вернулась, и если она тоже этого захочет, он готов поступиться своей гордостью и просить ее об этом. Сидней смотрел в окно, и вдруг и неухоженный газон, и палисадник (починенный им и выкрашенный в белый цвет Алисией), и старый молоток для крокета, прислоненный к ограде, и даже ненавистный мусорный бак с крышкой набок, – все это показалось ему живущим своей собственной жизнью, как на пейзаже Ван Гога, и пейзаж этот тут же наполнился для него Алисией и ее отсутствием.

Сидней решил перестать на время думать об Алисии и попытаться разрешить проблему Полк-Фарадейса. В течение двадцати четырех часов он вполне сможет представить себе, будто убил двух человек, Алисию и миссис Лилибэнкс, что в этой связи могут думать о нем окружающие, и какие они должны питать подозрения. Через сутки Сидней выжмет из этой идеи все, что она способна дать для очередной истории, и тогда решит, что и как делать. Если Алисия скажет, что не собирается возвращаться к нему, он, конечно же, поможет ей начать бракоразводный процесс, поскольку убежден, что она слишком боится начать его сама.

Сидней принес себе в кабинет кофе и принялся рассуждать.

Для начала он попытался представить себе поведение Хитти. Она, должно быть, не одобрила позицию, занятую Алексом если только тот достаточно откровенно ей все рассказал. С другой стороны, никогда не следует недооценивать надежность жены, будь муж ее сутенер, взломщик или тайком женатый священник. Хитти по зрелому размышлению может и поддержать Алекса. Или, узнав, что Сидней убил Алисию и миссис Лилибэнкс, и, следовательно, сериал про Лэша находится под угрозой, даже всерьез поверить в то, во что притворщик Алекс якобы верит. Раз сериал куплен, первая серия должна выйти в октябре. Пламмер сказал им об этом, Сидней решил, что нужно поговорить с адвокатом или даже с самим Пламмером. Пока что Пламмер не проявляет большой озабоченности, и Сидней пожалел, что не набрался смелости указать на это Алексу еще в Лондоне. Алекс поставил ему ультиматум! Это было уже слишком, как сказал бы сам Алекс. Сидней встал и отправился спать.

Спокойствие воскресного утра было нарушено телефонным звонком инспектора Брокуэя. Ему сообщили из Брайтона, что Сидней вернулся, и он захотел узнать, «где он там побывал».

– Похоже, ваши поиски не дали результата, – сказал инспектор.

– Да, увы.

– Могу ли я заглянуть к вам на минутку после обеда.

Они договорились, что инспектор приедет между половиной третьего и тремя часами.

Сидней решил угостить гостя чаем, надеясь что он будет способствовать мирному течению беседы, хотя время было слишком ранним для чая.

Инспектор, одетый по случаю воскресного дня во фланелевые брюки для гольфа и коричневую твидовую куртку, начал с того, что любезно поздравил Сиднея с продажей «Лэша».

– Спасибо, – ответил Сидней. – Но откуда вы узнали?

– Ваш друг Полк-Фарадейс звонил мне, кажется, в пятницу утром. Вы ведь работаете вместе?

– Да. Он, если хотите, – драматург. Во всяком случае, в гораздо большей степени, чем я.

– Похоже, он был обеспокоен. Волновался, сможете ли вы продолжать совместную работу, если ваше положение осложнится.

Сидней взглянул на инспектора, тот сидел, уставившись в пол и потирал рукой подбородок с таким видом, словно говорил ухудшении погоды или о чем-то столь же непредсказуемом.

– А что… оно ухудшается? – спросил Сидней.

– Нет, но оно уже стало достоянием публики, если так можно выразиться. Хотя никаких известий о вашей жене нет, самые разные домыслы о ней, о вас, о миссис Лилибэнкс появляются газетах, во всех газетах и не утихнут, пока ваша жена, живая или мертвая, не отыщется.

– А разве не бывало случаев, когда люди исчезали бесследно и навсегда? В Соединенных Штатах известно несколько таких случаев. Например, с судьей Крейтером. Его ведь так и не нашли, ни живого ни мертвого.

Он услышал, что на кухне закипает чайник.

– Да, конечно, такие случаи бывают и у нас, но в нашем случае, кажется, необходимо провести более глубокое расследование или, если хотите лучше прискать.

«Это очень верно», – подумал Сидней. Свист чайника стал пронзительным.

– Простите, инспектор, не согласитесь ли вы выпить со мной чаю?

– Спасибо, – ответил полицейский. Он поднес руку ко рту и сильно закашлялся.

Сидней ошпарил чайник, маленькой ложечкой точно отмерил количество чая для заварки, как всегда делала Алисия. Принеся чай на подносе и подождав положенное время, он налил его в чашки. Предложил сахара и молока. Инспектор взял и того, и другого.

– Ваш друг Полк-Фарадейс дал понять, а точнее, сказал, что его беспокоят некоторые вещи. Вы не знаете, что он имел в виду?

Сидней посмотрел на инспектора и слегка пожал плечами.

– Нет.

– Если вам известно что-то, на что он мог намекать, то я предпочел бы выслушать это от вас, а не от него.

– Я не знаю, что именно может быть известно ему такого, что я не говорил вам. Я имею в виду место, куда отправилась моя жена. Разве что она говорила с Алексом и сказала ему больше, чем мне.

– Я не знаю, что он имел в виду, – ответил инспектор, внимательно наблюдая за Сиднеем.

Сидней позволил себе проявить беспокойство. Или точнее, он машинально выказал свое беспокойство, стукнув ложкой по блюдцу и наклонившись вперед.

– Он говорил вам, что Алисия что-то ему рассказывала? – Нет. Насколько я понял, речь шла скорее об отношениях, о той обстановке, которая царила здесь до того, как ваша жена исчезла. Сидней провел ладонью по лбу и нашел сигарету.

– Насколько я понял, Полк-Фарадейсы часто бывали здесь раньше.

– Ну… примерно раз в месяц.

– И даже когда вы с мистером Полк-Фарадейсом работали вместе?

– Да, мы многое делали по почте. Впрочем, мы так и продолжаем.

– Гм. Но если он слышал, как вы угрожали своей жене, или застал вас во время ссоры, не лучше ли будет, если вы сами мне об этом расскажите?

«Ну конечно»! – подумал Сидней. Это будет ничуть не лучше, если не хуже. Инспектор хочет сравнить его версию с версией Алекса, вот и все.

– Да, Полк-Фарадейсы заставали нас раз или два во время ссоры, – сказал Сидней. – Я помню, как однажды вечером Алисия уронила стакан, и меня это разозлило. Я довольно громко накричал на нее.

– Приходилось ли вам бить вашу жену?

– Да, – торжественно произнес Сидней. – Раз или два. Но не сильно.

– Видел ли Полк-Фарадейс, как вы ее били?

– Нет. Во всяком случае, я думаю, что не видел. По-моему, при Полк-Фарадейсах мы ни разу серьезно не ссорились.

– Что вы понимаете под серьезными ссорами?

– Ссору, во время которой я мог ее ударить. Или, которая длилась бы несколько дней.

Сидней вдруг схватил себя одной рукой за другую, в которой держал сигарету. Дрожь его не была притворством, но и не объяснялась их разговором. Он думал об Алисии и Эдварде Тилбери.

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что вас беспокоит, А – отеческим тоном произнес инспектор.

Но на это Сидней совершенно не был способен, он даже едва не улыбнулся от одного такого предположения.

– Конечно… меня беспокоит то, что Полк-Фарадейс мог вам рассказать. Он хочет присвоить себе «Лэша». Вчера он потребовал, чтобы я согласился на сорок процентов гонорара. Угрожал, что в противном случае кое-что откроет полиции.

– Вот как! А это кое-что – правда?

– Не знаю. Сомневаюсь.

– А какие-такие правдивые сведения он мог мне сообщить?

– Не знаю… разве что поведать о нескольких наших ссорах с женой.

– Если он что-нибудь мне и расскажет, будьте уверены, я передам вам об этом прежде, чем поверю в его слова или внесу их в дело, – пообещал инспектор Брокуэй и поставил чашку. – Есть одна вещь, одно событие, которое произошло, пока вы были в Брайтоне. Была найдена тетрадь, которую вы оставили в газетном киоске в Ронси Нолле.

От неожиданности Сидней подскочил и расплескал чай на блюдце. Этот испуг был вызван не столько потерей тетради, сколько местом, где он ее потерял. Теперь он вспомнил, что разменял тогда десятишиллинговую купюру накануне отъезда в Брайтон. Сидней провел мокрыми от чая пальцами по волосам и сказал:

– Ах, а я все не мог вспомнить, где потерял ее.

Тот подозрительный газетчик наверняка увидел, что Сидней забыл тетрадку на стопке газет, и решил не говорить ему, так как очень хотел посмотреть, что было в ней.

– Мистер Такер показал, что в тот же день хотел вернуть вам вашу тетрадку, но не застал вас дома.

– Не застал… – чуть усмехнулся Сидней. Но в тот день он был дома и только на следующий уехал в Брайтон. – Это… о, это неважно, это просто записи. Записи, которые я делал для своих историй.

Инспектор понимающе улыбнулся.

– Мистер Такер подумал, что это дневник. Надо сказать, что тетрадь действительно весьма напоминает дневник, все записи там датированы.

Сидней невольно посмотрел на карманы инспекторской куртки: непохоже было, чтобы там лежала его тетрадка.

– Вы говорите, что там рабочие записи?

– Да. Все это было выдуманно мной самим, – сказал Сидней, понимая, что такая правда выглядит не менее подозрительно, чем ложь.

– Некоторые из записей действительно походят на вымысел, а вот другие вовсе нет. Но, принимая во внимание вашу профессию, я мог бы счесть все это вымыслом. Хотя для человека простого, вроде мистера Такера, когда он читал об убийстве жены, о сцене на лестнице и обо всем прочем, ваши рабочие записи выглядели совсем иначе, поверьте.

Инспектор улыбнулся и сжал свои большие узловатые руки.

– Да, но, как вы, очевидно, понимаете, я просто попытался представить себе эти сцены.

– Согласен, и какая-то часть там действительно выглядит так. Но для большей безопасности мы оставим блокнот в полицейском участке в Ипсвиче. Пока что никто, кроме меня, его не видел, исключая лишь мистера Такера и его супругу. Тем не менее, учитывая характер записей, я, мистер Бартлеби, обязан буду показать его инспектору Хиллу, который приедет из Лондона на следующей неделе. Снизамы решительно настаивают, чтобы этим делом занимался Скотланд-Ярд. Сидней кивнул и встал.

– Еще чаю, инспектор? – спросил он, протягивая руку к чайнику.

– Нет-нет, большое спасибо. Я должен идти. В четыре часа в Алдебурге я играю в гольф. (Он тоже поднялся.) До свидания, мистер Бартлеби, и спасибо за чай.

– До свидания, инспектор.

Сидней стоял на пороге и смотрел, как мистер Брокуэй шел к своему солидному черному автомобилю, на заднем сиденье которого виднелась клубная сумка.

Через час позвонила Инес.

– Я так и знала, что вы уже вернулись.

– Да, я вернулся вчера вечером. Чтобы упредить ваш первый вопрос, скажу сразу, что мне не повезло, – сказал Сидней.

– О, Сид! – воскликнула она с сочувствием в голосе, – если полиция потратила столько сил и времени и не смогла найти…

Вы, случайно, не видели Эдварда Тилбери? Сидней засмеялся.

– Если бы я его увидел, то уж не отпустил бы.

– Дело в том, что мы с Карпи разузнали, что он редко бывает дома в последнее время, особенно в выходные.

– Вот как? Скажите, этот Тилбери живет не на Слоан-стрит?

– Кажется, там. Помню, Василий говорил что-то про Слоан-стрит. Мы с Карпи опросили многих, стараясь не привлекать особого внимания. Просто объясняли, что давно не видели его и что, говорят, его трудно застать дома в выходные. Василию он сказал, что ездит к друзьям куда-то в Сюррей или Сассекс. У нас такое чувство, что мы играем в сыщиков! (Инес фыркнула.) Может, и нелогично делать выводы из таких фактов, как сказал бы Шерлок Холмс, но если вас еще это интересует, вы могли бы как-нибудь проверить, когда он отправится на уик-энд, проследить, на какой поезд он сядет, и даже проехать с ним. Ведь вас не арестуют за то, что вы за кем-то следите.

– Нет. (Разговор стал Сиднею неприятен.) Инес, если полиция еще раз придет к вам с Карпи, я бы просил вас не упоминать имени Тилбери. Мы же еще ничего не знаем о нем, и это будет не хорошо…

– Но ведь они могут все проверить. Им это проще, чем нам…

– Я прекрасно понимаю это, но… трудно объяснить по телефону, и я не хочу принуждать вас… (Он почти вспотел.) Просто я вам буду очень признателен, если вы им скажете, что по-прежнему знаете не больше, чем месяц назад.

С неохотой, но Инес пообещала ему это, а вскоре истекли и три минуты разговора.

Сидней вышел из дому и отправился прогуляться. Он шагал вслед заходящему солнцу и думал, что Алисия и Тилбери в этот самый момент, возможно, гуляют вместе по пляжу. О Боже, они уже почти два месяца вместе! За такой срок можно хорошо узнать друг друга. Но какого черта добивается Алисия?! Почему она не могла написать ему, отправив письмо, допустим, из Лондона, если не хотела, чтобы он знал, где она. У Сиднея появилось почти непреодолимое желание написать письмо миссис Лиманз в Ангмеринг и просто спросить ее, что она намеревается делать, и добавить, что она может вернуться, когда захочет закончить эту комедию. Однако он отказался от этой идеи из-за чувства, сходного с чувством стыда за то, что ему придется вмешиваться в чужую жизнь. К этому чувству примешивалась также и гордость, Сидней не мог показать Алисии, насколько он обеспокоен тем, что не знает ее намерений. К тому же его жене будет слишком неприятно узнать, что всем уже известно о существовании у нее любовника. С другой стороны, его еще сдерживало и то, что ситуация становилась с каждым днем все более интересной. В равной степени ему было любопытно посмотреть, что предпримет теперь Алекс Полк-Фарадейс.

В понедельник, в четверть восьмого утра, с сигаретой в зубах, он набрал номер отеля в Клэктоне, где остановились Полк-Фарадейсы. К телефону подошла сонная Хитти.

– Хитти, простите, что я так рано вас поднял, – сказал Сидней, – но я хотел вас застать наверняка. Могу я поговорить с Алексом?

– Да-да, минутку, Сид… Проснись, дорогой. Это Сид. Сидней услыхал какое-то бормотание, а потом и голос Алекса.

– Здравствуй, Алекс. Я звоню только сказать, что не согласен на твои сорок-шестьдесят процентов. Ты понял? Ты просил меня дать ответ сегодня.

– Хорошо, – сухо отвечал тот. – Посмотрим.

– Слушай, Алекс, а ты сказал об этом Хитти? О том, что хочешь забрать шестьдесят процентов?

Алекс ответил не сразу.

– Мне очень неприятно, Сидней, но я считаю, тебе надо еще хорошенько подумать.

– Я все обдумал, Алекс. До свидания. Сидней положил трубку.

Что ж, Алексу его решение было неприятно, но он явно схитрил в ответ на вопрос о Хитти. Но Сидней понял, что Алекс посвятил ее в свои планы, и сидя с чашкой кофе в руке, вдруг расхохотался. Солнце уже вовсю светило в окна гостиной, день обещал быть погожим.

В довершение всего, через несколько минут пришел почтальон и принес письмо от Поттера и Дэша, лондонских издателей, которым Сидней три недели назад отправил «Стратегов». Они брали книгу! Сидней почувствовал себя отмщенным. Сдерживая дыхание, перечитывал он коротенькое письмо, отпечатанное на машинке: «Мы счастливы… Не могли бы вы зайти в наше бюро, чтобы обсудить некоторые… Вы получите договор, как только мы…» Глупо улыбаясь, Сидней бродил по дому с письмом в руках. Его книга будет опубликована.

Ему не хотелось пока никому сообщать эту новость, и он решил никому не говорить, пока его не спросят: «Ну, как дела, Сидней, что новенького?» И тогда он ответит, придав своему голосу равнодушие: «Скоро у Поттера и Дэша выйдет одна моя книга, „Стратеги“. Это неплохая книга. Во всяком случае издатели, кажется, так считают…»

Особо удачные фразы и высказывания приходили ему на ум, пока он принимал ванну и брился.

XXV

Было около двух часов дня, когда Сидней решил навести порядок в чулане и выбросить оттуда все ненужное. Не успел он приступить к уборке, как позвонил инспектор Брокуэй и попросил его приехать к четырем часам в Ипсвич.

– Но дело в том, что… – попытался было отказаться Сидней – ему меньше всего хотелось сейчас ехать в Ипсвич.

– Это очень важно, мистер Бартлеби, иначе я бы не стал вас беспокоить. Приехал инспектор Хилл из Лондона. Мистер Полк-Фарадейс разговаривал с ним… Так что если это вас не затруднит…

Сидней выехал в половине четвертого, чтобы уж сразу не восстанавливать против себя инспектора Хилла своим опозданием. Он почти приготовился встретить там Алекса, который наверняка с утра поспешил в Лондон, чтобы поговорить с кем нужно, и запросто мог приехать в Ипсвич вместе с инспектором Хиллом. Но Алекса он не встретил. Его представили инспектору Хиллу, высокому худощавому человеку лет пятидесяти, с выправкой кадрового военного. По случаю приезда человека из столицы – мистер Брокузй держался весьма официально. Втроем они проследовали в какой-то кабинет, Сидней не смог определить, принадлежал ли этот кабинет инспектору Брокуэю, поскольку тот во время разговора так и не подошел ни разу к рабочему столу.

Чтобы разрядить обстановку, инспектор Хилл сделал для начала несколько замечаний о том, что очень трудно искать людей, которые хотят скрываться, и выразил разочарование по поводу того, что четырехдневные поиски Сиднея в Брайтоне не увенчались успехом. Потом достал сигареты и закурил, и Сидней последовал его примеру.

– Сегодня в Лондоне ко мне заезжал мистер Полк-Фарадейс. Среди прочего он сказал мне некоторые вещи, которые я и хотел обсудить здесь с вами. (Инспектор Хилл говорил очень любезным голосом. Он достал несколько листочков с какими-то записями и бегло просмотрел их.) Эта история с ковром… – начал он с улыбкой. – Кажется, Полк-Фарадейсы были у вас в гостях вскоре после отъезда вашей жены, и миссис Полк-Фарадейс заметила тогда, что в гостиной лежит новый ковер… И сейчас они… вернее, мистер Полк-Фарадейс утверждает, что вы как-то странно отреагировали, когда его жена заговорила об этом ковре.

– Что значит – странно?

– По словам мистера Полк-Фарадейса, у вас был встревоженный вид.

– Не думаю. Я только сказал, что купил новый ковер по дешевке, а старый выкинул.

– Вы сказали им, как и куда вы его выкинули?

– Нет.

– Хорошо. Далее: Мистер Полк-Фарадейс утверждает также, что как-то раз, когда он звонил вам из Лондона, уже после той вашей встречи, вы наговорили ему всяких странных вещей. Будто бы вы рассказали ему, каким образом избавились от жены. Мистер Полк-Фарадейс не исключает того, что вы попросту хотели пошутить, но боится, что это была не шутка. По его словам, вы сказали тогда: «Я столкнул ее с лестницы. Никогда в жизни мне не было так хорошо».

Инспектор Хилл улыбнулся, Сидней оставался серьезен.

– Да, сказал. Но неужели Алекс хочет убедить вас, что это серьезно?

– Этого мы не знаем. Он просто передал нам ваши слова. Значит, именно так вы и сказали?

– Да, именно так.

Сидней был умерен, что накануне встречи инспектор Хилл ознакомился с его тетрадкой и все прочитанное свежо в его памяти.

– Он говорит также, – продолжал инспектор Хилл (Сиднею показалось, что инспектор хочет все разом вывалить ему на голову и поглядеть, как он будет реагировать), – о вашей неестественной веселости во время того уик-энда в вашем доме. Ему показалось, что это холостая жизнь так пошла вам на пользу.

– Он так и сказал тогда.

– Вы говорили ему также, что вы живете на деньги вашей жены или что собираетесь жить на них…

– Ну и Алекс! Да, я пошутил на эту тему, но только позднее. Это, знаете ли, в стиле наших сценариев. Мы с Алексом специализируемся на мрачном юморе. (На последних словах голос Сиднея дрогнул. Его ладони, прижатые одна к другой, теперь по-настоящему вспотели.) Я ничего не делал, чтобы воспользоваться деньгами жены. Да я и не убежден, что смог бы это сделать, Уверен, ее родители постарались бы мне помешать.

– Не думаю, это не в их власти. Они не могут помешать вам получать ежемесячно пятьдесят фунтов вашей жены в случае ее смерти, – возразил инспектор Хилл. – Единственное, чего они, несомненно, могли вас лишить, так это прав на наследство, полагающееся Алисии после кончины.

Сидней достал еще одну сигарету. Инспектор Брокуэй стоял, прислонившись к письменному столу, и слушал.

– И потом, – в задумчивости проговорил инспектор Хилл, держась на своем стуле очень прямо и положив ногу на ногу, – Полк-Фарадейсы считают, что вы слишком уж старались убедить всех, что не знаете, когда вернется ваша жена, и, что если она вернется, то очень нескоро, не раньше, чем через несколько месяцев.

– Да, я говорил так, когда меня спрашивали.

– А не говорили ли вы это специально?

– Нет.

– Полк-Фарадейсы утверждают обратное.

Уж не приехала ли в Лондон и Хитти, подумал Сидней, носразу решил, что нет, ей не с кем было оставить детей. Вероятно, Алекс говорил это все и «от ее имени» тоже.

– Нет, Полк-Фарадейсы заблуждаются.

– Хорошо, тогда еще один вопрос. (Инспектор Хилл заглянул в свои записи.) Ваши друзья Инес Хаггард и Карпи Данн, мистер Полк-Фарадейс, кажется, тоже с ними знаком. Он сказал мне, что переговорил с ними, и они рассказали, как однажды в субботу приезжали к вам на пикник. Ваша жена тогда отсутствовала уже три недели. Если верить мистеру Полк-Фарадейсу, вы говорили им, как впрочем, и всем остальным, что ваша жена находится у своей матери в Кенте. А когда миссис Хаггард сказала, что пыталась связаться с вашей женой и позвонила в Кент, ее мать даже не знала не только, где та находится, но и что она вообще собиралась к ней приехать. У вас же при этом был вид человека, застигнутого врасплох.

– Врасплох? Нет, я был просто удивлен, ведь моя жена говорила, что едет к матери.

Инспектор Хилл откинулся на своем стуле и посмотрел на Сиднея. Сидней сделал то же самое и скрестил руки на груди. Он представил себе Алекса, возбужденного, с выпученными глазами, взахлеб расписывающего все, что он знает о Сиднее, инспектору Скотланд-Ярда. Образ его представился Сиднею на удивление четким, но, к сожалению, немым, как в телевизоре с выключенным звуком.

– А мистер Полк-Фарадейс рассказал вам о «Лэше», о телесериале, который мы сочиняем с ним на пару?

– Нет, – ответил инспектор Хилл.

– Вот как? А ведь дело-то именно в нем. На телевидение уже приняли шесть серий сценария, и мистер Полк-Фарадейс на днях предложил мне поделить гонорар: сорок процентов мне, шестьдесят – ему вместо пятидесяти процентов каждому, как предусмотрено в контракте. Я думаю, мистер Полк-Фарадейс вообразил себе, он ведь тоже писатель, что чем больше подозрений наведет на меня, тем легче ему будет меня устранить. Я-то думал, инспектор Брокуэй сказал вам об этом.

Сидней покосился на мистера Брокуэя.

– Нет, он ничего не сказал, И мистер Полк-Фарадейс тоже.

Конечно, я понимаю теперь, что именно вам не нравится в поведении мистера Полк-Фарадейса, но… признаете ли вы в общем, что его заявления соответствуют истине?

Сидней поерзал на стуле.

– Они сильно преувеличены… Это были шутки, а Алекс, кажется, изобразил их как серьезные заявления с моей стороны.

Инспектор Хилл улыбнулся снова и потер подбородок.

– Я, признаться, весьма ценю писательское воображение, – заметил он. – Вот только что я ознакомился с вашей тетрадкой… в ней вы, я позволю себе предположить, излагали идеи, а не реальные факты.

Идеи… факты… Сидней провел ладонью по лбу.

– Рассказ об убийстве там вымышлен с начала до конца. Можно сказать, что тетрадка содержит лишь одни идеи, и это отнюдь, не дневник, где изложены факты.

– Но, признайтесь, что вовсе небезопасно в вашем положении писать подобные вещи.

– Я ни минуты не предполагал, что кто-нибудь, кроме меня, прочтет мои записи. Поэтому и носил тетрадку всегда при себе. Я лишь случайно вынул ее тогда вместе с бумажником.

Сидней подумал тут же, что это могла быть фрейдистски истолкованная оплошность убийцы. Он облизнул губы, ему захотелось пить.

– Допустим, что вы говорите правду, но все же, мы должны будем оставить тетрадку у себя, пока все не прояснится, – сказал инспектор Хилл. – Все осложняется тем, что вы говорили все это еще и мистеру Полк-Фарадейсу… Кстати, вы больше никому об этом не говорили?

– Нет. В таком духе шутим только мы с Алексом.

– И все-таки странно, что ваша жена уехала так надолго. Раньше она так долго не отсутствовала, если не ошибаюсь?..

Кажется, они ждали, что он где-то не выдержит и совершит оплошность, отвечая на один из подобных вопросов.

– Нет, вы не ошибаетесь, – отвечал Сидней.

«Вы, вы убили ее», почти буквально читал Сидней в спокойных глазах инспектора Хилла. Полицейский, это было ясно видно, вновь и вновь перебирал в голове все подозрения против него, изложенные миссис Снизам… А Алисия тем временем спала с Эдвардом Тилбери.

– Если вы думаете, что я убил ее, почему вы не найдете ее? На земле или под землей? – в тон инспектору спокойно проговорил он.

– Мы ищем, ищем. Это ведь совсем не просто, как вы могли уже заметить.

– Вы ищете, а я тем временем подвергаюсь нападкам какого-то там Полк-Фарадейса. Для меня это тоже нелегко, инспектор.

– Газеты, по крайней мере, ничего не пишут об этих нападках. Это не наши методы. (Инспектор Хилл бросил взгляд на своего коллегу, который внимательно и молча слушал их беседу.) С другой стороны, вы ведь сами делаете все, чтобы вызвать против себя подозрения, я имею в виду не только тетрадь. Кстати, мистер и миссис Снизам не подозревают о ее существовании. А бинокль? Ваша соседка, миссис Лилибэнкс, сообщила инспектору Брокуэю, что вы показались ей очень смущенным, когда увидели у нее бинокль, и услышали, что она видела вас в то утро с ковром на плече.

– Но ведь вы уже нашли ковер.

– Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, мистер Бартлеби. Почему вы смутились, узнав, что миссис Лилибэнкс видела вас в бинокль?

– Потому что знал, что она при этом подумала.

– Это так? – строго спросил инспектор. – А почему, по-вашему, миссис Лилибэнкс должна была подумать именно так?

– Вначале я так не думал, но поскольку моя жена не написала миссис Лилибэнкс, хотя та, кажется, ждала от нее письма, я стал догадываться, о чем она думает.

– Гм, – пожал плечами инспектор Хилл и посмотрел на инспектора Брокуэя, который продолжал хранить молчание.

Мистер Хилл поднялся со стула.

– У меня больше нет к вам вопросов, мистер Бартлеби, разве что один… вам не приходилось лечиться от психических расстройств?

– Нет.

– И у вас не было депрессий?

– Нет.

Сидней тоже поднялся. Вероятно, это Алекс уверял их, что он не в своем уме… Старина Алекс…

– Я бы хотел заехать к вам домой на минутку, если вы не против, – добавил инспектор Хилл.

Сидней сказал, что он не против.

– Мы бы могли поехать на моей машине, мистер Хилл, – предложил инспектор Брокуэй и спросил Сиднея: – Вы собираетесь ехать домой прямо сейчас?

Сидней хотел еще заглянуть в библиотеку, но ответил, что едет домой.

Сидней вел машину, как обычно, неторопливо, и спустя всего несколько минут после его приезда домой, появились и оба полицейских.

Они вошли в гостиную, и инспектор Хилл тут же взглядом профессионала окинул комнату и смерил высоту лестницы, чтобы оценить последствия возможного падения. Лестница была покрыта густым ковром, который наверняка сильно смягчил бы это падение. Они поднялись на второй этаж, и Сидней показал им комнату, служившую Алисии мастерской. Хотя Сидней и делал в этой комнате уборку не реже, чем во всех остальных, он отметил, что палитра Алисии уже начинала покрываться пылью. Они заглянули также и в его кабинет, и в спальню. Затем спустились и вышли во двор. Инспектор Брокуэй показал коллеге дом миссис Лилибэнкс, и они решили подойти посмотреть его поближе, а Сидней вернулся к себе.

Взглянув из окна кабинета, Сидней заметил, как лондонский инспектор ходит по саду и внимательно глядит себе под ноги, а затем подошел к гаражу, открыл двери и на несколько минут исчез внутри. Полицейские еще очень долго обсуждали что-то, стоя в саду, так что Сиднею наскучило смотреть на них, и он сел за стол. С утренней почтой он получил счет от молочника, и теперь, достав свою чековую книжку, подписал чек на один фунт три шиллинга и девять пенсов, чтобы завтра утром положить его в пустую молочную бутылку.

Услышав, что его гости вернулись, войдя через заднюю дверь, Сидней спустился к ним. Инспектор Хилл вежливо обратился к нему:

– Спасибо, мистер Бартлеби, за то, что позволили нам все осмотреть. Могу я узнать ваши планы насчет этого дома? Вы собираетесь его продавать?

– Нет, – ответил Сидней.

– А вам не одиноко здесь?

– Немного одиноко, но одиночество не пугает меня. Во всяком случае, меньше, чем других.

Он досадовал на самого себя за свой любезный тон с человеком, который поверил во весь этот бред Алекса.