Торговля с врагом

С Икесом и Моргентау Арнольда роднила ненависть к коррупции. Едва заняв свой пост в министерстве юстиции, он провел неслыханную ревизию в строительной промышленности, подав в суд на 985 нарушителей закона. В итоге судебных разбирательств по этим делам было вынесено 74 обвинительных приговора.

В течение первых недель после событий в Перл-Харборе его старенький «ла салль» образца 1930 года часто видели у дома Икеса в Вашингтоне. Вместе они убедили нерешительного министра юстиции Фрэнсиса Биддла в необходимости начать расследование принятого Фэришем решения о поставках синтетического каучука Германии, что означало прежде всего острый его дефицит в США, грозивший обернуться катастрофой для армии, ВВС и ВМФ. И вот 27 февраля 1942 года Арнольд отправился в логово зверя — штаб-квартиру «Стандард ойл», находившуюся в Нью-Йорке на Рокфеллер-плаза, дом 30, зажав под мышкой пухлую папку с документами. Его сопровождали верные сторонники: глава военно-морского министерства США Франклин Нокс и военный министр Генри Стимсон. Арнольд сразу же перешел в наступление, выложив все обвинения в адрес концерна под напряженными взглядами представителей обеих сторон. Он заявил, в частности, что, продолжая поставлять гитлеровцам дефицитный в самих Соединенных Штатах синтетический каучук, а также заключая с фашистами на выгодных для них условиях патентные соглашения, Тигл и Фэриш действуют в ущерб интересам своей страны. Зажав в углу рта изжеванную сигару, Арнольд бесстрастно заключил: в силу вышеизложенного на «Стандард ойл» накладывается штраф в размере полутора млн. долларов. Компанию обязали патенты "И. Г.

Фарбениндустри", полученные Ф. Говардом в Гааге, направить в управление по охране секвестрованной иностранной собственности.

Фэриш с порога отверг все требования Арнольда. Он подчеркнул ведущую роль руководимого им концерна в снабжении горючим и другими стратегическими материалами армии, военно-воздушных сил, военно-морского флота США. Иначе говоря, он пошел на прямой шантаж и навязал Арнольду оборонительную тактику. Тот, спешно переговорив с Ноксом и Стимсоном, спросил у Фэриша, каковы в таком случае встречные предложения «Стандард ойл» по урегулированию создавшейся ситуации. Инициатива теперь полностью оказалась в руках Фэриша. Поняв, что выиграл поединок, Фэриш холодно заключил:

«Стандард ойл» может выплатить не более 50 тыс. долларов штрафа, причем сумма эта будет распределена между различными компаниями, входящими в концерн, и отдельными членами руководства с таким расчетом, чтобы каждому пришлось платить не более шестисот долларов. Высокомерная и унизительная для Арнольда, Стимсона и Нокса отповедь Фэриша имела целью показать им, насколько истинная власть концерна больше и реальнее той, которой располагала администрация США в их лице. Условия, продиктованные Фэришем, были приняты с оговоркой, что число персональных ответчиков будет снижено до десяти. Фэриш попал в эту десятку и уплатил 1000 долларов штрафа — ровно четверть своей недельной зарплаты — за то, что предал интересы Америки.

Дело «Стандард ойл» слушалось в суде штата Нью-Джерси, в Ньюарке. Предъявленные ранее концерну обвинения в закулисных сделках с противником были сняты в обмен на обещание руководства передать патенты в руки государства на время войны и уплатить скромный штраф. Таким образом, решение суда было призвано успокоить общественное мнение и существенного урона концерну не нанесло. В дневнике Икеса, в записи от 5 апреля 1941 года, есть горькие слова о том, что, когда на всю историю крупных сделок с врагом был пролит свет, стало совершенно ясно, почему среди лиц, чьи имена стали символами богатства и могущества Америки, так много симпатизирующих нацизму и стремящихся к сотрудничеству с ним. Нацистский режим оказался привлекателен прежде всего как деловой партнер, источник баснословных прибылей, поэтому так несложно было найти общий язык с диктаторомроднило стремление к господству. Какая польза была бы для страны, с тоской и безнадежностью констатировал Икес, если бы все эти махинации были тщательно расследованы и преданы широкой гласности.

Арнольд был точно такого же мнения. Несмотря на проигранное сражение на Рокфеллер-плаза, он и Икес изыскали еще одну возможность, чтобы вывести «Стандард ойл» на чистую воду. Их союзником оказался сенатор из Миссури — Гарри Трумэн, возглавлявший комиссию конгресса. Эта комиссия, названная по его имени, должна была разоблачить предательские сделки с противником. Под председательством Гарри Трумэна, или как его прозвали Гарри-дай-им-жару, комиссия провела в марте 1942 года несколько бурных заседаний, на которых рассматривалась противоправная деятельность «Стандард ойл».

26 марта на заседании комиссии выступил Арнольд, настроенный как никогда по-боевому. Он обстоятельно изложил все собранные им факты — а их оказалось более чем достаточно, — свидетельствующие о давних связях концерна с противником. Членам комиссии были представлены неоспоримые доказательства того, что американский концерн и немецкий химический гигант — опора нацистской экономики «И. Г. Фарбениндустри» — поделили между собой мир, как рождественский пирог, на рынки сбыта своей продукции. Арнольд представил комиссии также документы, изобличающие Фэриша, отказавшего канадцам в просьбе передать им необходимую для военной промышленности страны патентную информацию, поскольку Канада находилась в состоянии войны с фашистской Германией. На стол заседаний комиссии Арнольд положил солидную папку с неопровержимыми документами о преступной деятельности все того же Фэриша. Фэриш постоянно уклонялся от выполнения обязательств по ленд-лизу и действовал наперекор американской политике добрососедства в отношении союзной Канады, чтобы угодить Гитлеру. Не упустил Арнольд и вопроса о поставках синтетического каучука, в котором руководство концерна отказало ВМФ США, и о том, что представителю военно-морского министерства за время посещения одного из заводов концерна не разрешили наблюдать за технологическим процессом производства синтетического каучука. Были предъявлены также свидетельства сговора с Японией о продолжении сотрудничества в случае войны или торговой блокады. По окончании заседания 28 марта Трумэна, окруженного журналистами и фоторепортерами, спросили, убедили ли его представленные Арнольдом свидетельства о предательстве государственных интересов? Он ответил утвердительно.

Атмосфера вокруг Фэриша настолько накалилась, что он потерял голову и метался, словно загнанный зверь. Хладнокровно переждать бурю, чтобы потом, сохраняя спокойствие, предстать в сенатской комиссии, Фэриш не мог. Он устраивал бесконечные пресс-конференции, засыпал президента телеграммами, выступал по радио с длинными и маловразумительными заявлениями, дал газете «Нью-Йорк таймс» интервью, над текстом которого Тигл накануне просидел всю ночь и в котором все обвинения, выдвинутые Арнольдом, отвергались как «лишенные всяких оснований». Подогревая таким образом в самом себе и без того неуемную ярость, Фэриш, представ наконец 31 марта перед сенатской комиссией, кричал в лицо ее членам, брызгая слюной, что в грош не ставит все утверждения о предательской роли возглавляемого им концерна и отметает их с «негодованием и отвращением», и вновь подчеркивал свою безупречную преданность интересам отечества. Следующим хорошо продуманным ударом, который он нанес, был не раз впоследствии используемый демагогический довод о том, что деловое сотрудничество с «И. Г. Фарбениндустри» оказалось крайне полезным для Соединенных Штатов, поскольку патенты, полученные от немецкого концерна, содержали громадное количество ценной технической информации. При этом он, правда, не стал уточнять, что в распоряжение США они попали отнюдь не по милости «Стандард ойл», а по предписанию суда.

Действительно, по условиям соглашений между «Стандард ойл» и «И. Г. Фарбениндустри» большая часть основных исследовательских работ должна была проводиться в Германии. В силу этого американский партнер получал из Германии больше технической информации, чем был в состоянии давать сам. Однако в отчете руководства немецкого концерна германскому министерству хозяйства пояснялось, что и «И. Г. Фарбениндустри» получил от «Стандард ойл» ряд важных сведений о новых открытиях, необходимых в его научных исследованиях, тогда как казавшаяся довольно обширной информация, переданная американцам, в действительности состояла из неполных и отрывочных данных, которые могли найти практическое применение лишь в результате серьезных дополнительных исследований.

2 апреля разгневанный Арнольд ворвался в кабинет Икеса и с порога заявил: «Ты знаешь, эти деятели из „Стандард ойл“, давая показания комиссии Трумэна, пошли на явное лжесвидетельство. Я могу это подтвердить и предупредил об этом. Как ты думаешь, если я выложу все доказательства, решатся наконец вынести против них обвинение?» Но Арнольд знал ответ наперед: не решатся. Осознав, что все его усилия бесполезны, Арнольд впал в апатию, хотя долго еще с мрачным видом выкладывал Икесу факт за фактом, изобличая министра Джесси Джонса в преднамеренном содействии нефтяному концерну в сотрудничестве с фашистской Германией.

Слушания в комиссии Трумэна были для президента Рузвельта настоящим кошмаром. Ему было ясно как день, что скандал вокруг «Стандард ойл» и нападки, зачастую самого оскорбительного содержания, на Тигла и Фэриша никак не помогут решению тех сложных задач, которые встали перед администрацией США после вступления страны в войну. Он не сомневался, что Арнольд и дальше будет ставить палки в колеса и без того со скрипом начавшей ход военной машины. Словом, для занимаемого поста Арнольд оказался слишком щепетилен, и в министерстве юстиции ему не место. Его просто убрали с дороги, сделав членом кассационного суда округа Колумбия. Узнав об этом, Икес 5 апреля с грустью отметил в своем дневнике, что нашли наконец способ заставить замолчать и несговорчивого Арнольда. Более того, военное и военно-морское министерства, оказавшие поначалу Арнольду самую решительную поддержку, теперь потребовали гарантий от президента, что действие антитрестовского законодательства будет приостановлено на время войны в отношении корпораций, выполняющих военные заказы. Урок, преподанный двум министрам во время встречи на Рокфеллер-плаза, видимо, не прошел бесследно: сотрудничество с концерном — вот что необходимо, как воздух, а всякие там принципы, патриотизмэто, извините, предрассудки.

Тигл был столь подавлен и обеспокоен самим фактом проводимого комиссией Трумэна и Арнольдом расследования, что решил направить письмо президенту. В нем он попытался оправдать свою позицию, а также высказал просьбу об отставке с поста главы национальной военной комиссии по использованию трудовых ресурсов. В ответном письме от 2 апреля 1942 года Рузвельт пытался убедить его изменить решение:

«Дорогой мистер Тигл! Передо мной лежит Ваше письмо от 23 марта с просьбой об отставке с поста главы национальной военной комиссии по использованию трудовых ресурсов. Прошу Вас отказаться от этого намерения, ибо глубоко убежден: Ваша деятельность в этом качестве приносит несомненную пользу государству. По моему мнению, которое совпадает с мнением министра юстиции, расследование деятельности концерна „Стандард ойл“, проведенное сенатской комиссией, никоим образом не может и не должно повлечь подобной реакции с Вашей стороны».

Тем не менее, в сентябре 1942 года после новых разоблачений закулисных махинаций руководства нефтяного гиганта, теперь уже комиссией Боуна, Тигл вторично обратился с прошением об отставке, которое на этот раз было удовлетворено президентом, сделавшим при этом, однако, глубокий реверанс в виде следующей записки:

«Хотелось бы Вас заверить в том, что я высоко ценю усердную работу, проделанную Вами на протяжении многих месяцев… и Ваш чрезвычайно полезный вклад в наращивание военных усилий».

Фэриш по-прежнему оставался членом военного совета по нефти. Икес никак не мог смириться с тем, что тот занимает такой стратегически важный пост, о чем и заявил Рузвельту 3 апреля 1942 года в разговоре по телефону. Однако президент настоятельно просил его не вмешиваться в это дело. Тогда бескомпромиссный министр на свой страх и риск за спиной Рузвельта решил позвонить Джону Д. Рокфеллеру-младшему с просьбой по своей инициативе сместить Фэриша, рассудив, что владелец «Стандард ойл» пойдет на это, чтобы избавиться от человека, чье имя запятнано в результате скандальных разоблачений. Но, как увидим, просчитался. Разговор с Рокфеллером он начал с заявления, что связи концерна с фашистским «И. Г. Фарбениндустри» уже не секрет не только для него. Рокфеллер на другом конце провода слушал молча. Икес с целью вызвать желаемую реакцию, не жалея красок, нарисовал страшную картину шумного разоблачения, когда возмущенная общественность потребует решительных действий. Икес добавил, что позвонил не затем, чтобы потребовать у Рокфеллера немедленного увольнения Фэриша, а с целью предупредить скандальную ситуацию, когда Рокфеллер будет вынужден к такому шагу дальнейшими расследованиями, в ходе которых председатель правления его концерна будет, несомненно, окончательно разоблачен.

Тут наконец Рокфеллер нарушил молчание, но лишь для того, чтобы заявить министру, что ни секунды не сомневается в кристальной честности, искренности и патриотизме Тигла и Фэриша. Рокфеллер заверил Икеса, что сам он абсолютно не причастен к тем сделкам, которые ставят в вину руководству принадлежащего его семье нефтяного концерна (в это крайне трудно поверить, принимая во внимание существование инвестиционного банка «Шредер, Рокфеллер, инк.»!).

В заключение Рокфеллер подчеркнул, что мнение его относительно Тигла и Фэриша осталось непоколебимым и он будет отстаивать обоих, пока не получит самых неопровержимых улик против них. Рокфеллеры, добавил он назидательно, потому и стали Рокфеллерами, что всегда умели постоять за своих друзей.

Икес поспешил заверить, что ни в коем случае не намерен сгущать краски, но в данном вопросе, затрагивающем престиж администрации США, нельзя сбрасывать со счетов фактор общественного мнения. Нельзя допустить, чтобы правительство заподозрили в потворстве дельцам, пытающимся свести на нет усилия, направленные на борьбу с врагом.

На другой день Трумэн и Икес обедали вместе. Разговор, естественно, вертелся вокруг этой же темы. Трумэн считал, что Икес должен немедля исключить Фэриша из членов военного совета по нефти. Икес не мог ни возразить, ни сказать, что Фэриша взял под защиту сам президент. Вместо этого он обрушился на прессу, обвинив ее в продажности. Как ловко она сумела замять дело, продемонстрировав истинные чудеса в искусстве умалчивать, недоговаривать и препарировать факты! Он, профессиональный репортер, впервые видит такую тесную зависимость прессы от большого бизнеса. Позже, оставшись наедине с собой, Икес записал в дневнике, что все его действия очень напоминают со стороны отчаянные попытки пробить лбом каменную стену.

Трумэн обещал сделать все возможное, чтобы сенатский комитет продолжил расследования. Икесу этого было мало. С его помощью сенатор Гомер Т. Боун был назначен главой сенатской патентной комиссии, начавшей работу 1 мая. Во всем, что касалось сомнительной деятельности «Стандард ойл», Боун проводил ту же линию, что Икес, Арнольд и Трумэн. Буквально на следующий день на заседании патентной комиссии выступил молодой коллега Арнольда по управлению по вопросам антитрестовского законодательства министерства юстиции Ирвинг Липковиц с новыми обвинениями в адрес нефтяного концерна. Он заявил, что «Стандард ойл» умышленно оттягивает массовое производство для военной промышленности США уксусной кислоты с одобрения своих нацистских партнеров. По его образному выражению, «Стандард ойл» превратился в «Чарлз Маккарти „И. Г. Фарбениндустри“ в химической промышленности» (Чарлз Маккарти-первый директор Комитета по связям с промышленностью. Он немало потрудился, чтобы обеспечить финансово-политические интересы частного капитала, и в особенности крупных промышленников).

Следующим на заседании выступил сенатор Роберт Лафолет-младший. Он говорил, что Тигл и Фэриш, эти «мастера обмана общественного мнения», ради узких интересов своего концерна предпочли не появляться лично на заседаниях комиссии. Они боялись «выйти с открытым забралом», ибо прекрасно понимали: перед дачей показаний сенатской комиссии будут приведены к присяге и подвергнуты перекрестному допросу. Вместо этого они предпочли тактику голословного отрицания всего, что говорится не в их пользу, анонимно, через подставных лиц. Руководство «Стандард ойл» использовало старый демагогический прием: оно предпринимало все возможное, чтобы дискредитировать противников и тем самым компенсировать неубедительность доводов в свое оправдание.

6 мая представитель министерства юстиции Джон Джэкобс в своей речи аргументированно утверждал, что «Стандард ойл» приложил немало сил, чтобы противодействовать производству взрывчатых веществ на предприятиях. Концерн блокировал освоение нового способа изготовления синтетического аммиака, по просьбе опятьтаки «И. Г. Фарбениндустри». Новая технология еще долго оставалась недосягаемой для американской промышленности. Вдобавок в США по вине «Стандард ойл» было ограничено производство из природного газа водорода и смазочных материалов, необходимых авиации при полетах на больших высотах. Затем он представил комиссии документ, из которого явствовало: 1 сентября 1939 года, в день, когда Германия вторглась в Польшу, руководство «Стандард ойл» в срочной телеграмме «И. Г. Фарбениндустри» услужливо предлагало выкупить за 20 тыс. долларов 20-процентную долю участия немецкого концерна в одном из располагавших важными патентами филиалов «Стандард ойл». В письме, отправленном вслед за телеграммой, пояснялось: «Единственно, чем мы руководствуемся при этом, — желанием застраховать пусть небольшой интерес „И. Г. Фарбениндустри“ от неприятных последствий, которые может повлечь вступление США в войну против Германии, ибо очевидно, что в этом случае, если не принять предложенных нами мер, 20-процентная доля немецкого участия в нашем филиале перейдет целиком под опеку управления по охране иностранной секвестрованной собственности в США и окажется, таким образом, вне нашего контроля».

Выяснилось также, что между этими промышленными гигантами существовала договоренность, в силу которой «И. Г. Фарбениндустри» должен был под прикрытием «Стандард ойл» оформить заявки на постройку нефтеперерабатывающих предприятий во Франции и Великобритании во время войны. Это последнее разоблачение шокировало сенатора Боуна. «Просто непостижимо, — сказал он. — Единственная польза, которую несет война, — разоблачение этих чудовищных вещей».

Почуяв, что ситуация крайне обострилась, Фэриш 7 мая прислал в адрес сенатской комиссии длинную и сердитую телеграмму. В ней Фэриш опровергал утверждение, будто он не решился лично предстать перед сенаторами и отмести все наветы. Ему было отказано, как следовало из телеграммы, в доступе на заседания. (На самом деле никто и никогда не препятствовал его присутствию.) Текст телеграммы был составлен таким образом, что понять, о чем идет речь, никому не удалось. Это была не первая телеграмма, отправленная Фэришем с единственной целью — максимально запутать расследование и увести его в сторону с верно найденного пути. Очередная увертка профессионального интригана!

Слушания в комиссии Боуна возобновились 7 августа. Первым выступил инженер одного из нефтеперерабатывающих заводов в Техасе, Р. Старнс, который рассказал, что все его попытки наладить производство синтетического каучука со времени событий в Перл-Харборе неизменно наталкивались на противодействие со стороны «Стандард ойл». Прочитав отчет об этих показаниях, Фэриш тут же отправил очередную телеграмму сенатору Боуну с выражением недоумения относительно того, почему сенатор позволяет превращать заседания возглавляемой им авторитетной комиссии сената в арену для «грубых и необоснованных выпадов» против возглавляемой им корпорации.

Выступление Старнса он назвал «беспардонной ложью и подтасовкой фактов». По словам Фэриша, никакого саботажа со стороны «Стандард ойл» не было — зря Старнс старается убедить членов сенатской комиссии в обратном. Фэриш продолжал:

«Наиболее клеветнические утверждения мистера Старнса почерпнуты из распространенных комиссией пресс-релизов, откуда эта подтасованная информация попала в печать при содействии самих членов сенатской комиссии. Таким образом, вы вряд ли возьметесь утверждать, будто не знали заранее об оскорбительных для нашей корпорации обвинениях, с которыми готовился выступить этот свидетель. Кроме того, само его появление перед членами комиссии обращает на себя внимание и говорит о многом: даже если, как вы утверждаете, этот свидетель предстал перед комиссией по собственной инициативе, трудно поверить, что лишь в силу случайного совпадения его показания попали в тот же бюллетень заседаний комиссии, что и речи ранее выступавших свидетелей».

Вся эта риторика Фэриша с единственной цельювыйти сухим из воды — не произвела особого впечатления ни на Боуна, ни на членов специально созданной Рузвельтом комиссии по вопросам производства дефицитного для США синтетического каучука. Кстати, во главе комиссии стоял известный сенатор Бернард Барух. Заседание комиссии проходили в несколько необычной обстановке: ее члены в сорочках с короткими рукавами, без галстуков, обычно располагались на садовых скамейках площади Лафайет, то и дело обмахиваясь носовыми платками — душное лето в Вашингтоне! В центре живописной группы, удобно откинувшись на спинку скамьи, сидел сам Барух, неторопливо излагая сенаторам свой план выхода из острого «резинового кризиса» и бросая хлебные крошки слетавшимся к его ногам голубям.

12 августа с опровержением обвинения Старнса выступил Ричард Дирборн, представитель федерального агентства «Раббер резерв компани», которое ведало вопросами производства и распределения синтетического каучука. Его показания, впрочем, едва ли можно отнести к разряду объективных, ведь он тесно сотрудничал со «Стандард ойл» и «Тексас компани». Затем перед членами комиссии снова предстал Джон Джэкобс, на этот раз в форме рядового американской армии (он лишь накануне надел погоны). Джэкобс рассказал, что по уговору с «И. Г. Фарбениндустри» «Стандард ойл» преднамеренно сократил производство метанола, использовавшегося иногда в качестве горючего и весьма ценного в условиях нехватки бензина.

Кульминационным моментом расследования стало заседание комиссии Боуна 20 августа, когда ее члены имели счастье лицезреть Фэриша и Говарда. Последний заученно отбарабанил традиционные доводы о том гигантском вкладе, который концерн вносил в эффективность военных усилий США, снабжая вооруженные силы горючим, синтетическим каучуком и множеством других материалов, без которых ни один самолет, автомобиль или военный корабль не сдвинулись бы с места. Говард попросил членов комиссии обратить внимание на следующий важный факт: лабораторные исследования масел, горючего и резины сбитых вражеских самолетов показывают, что фашистская Германия «в незначительной степени» пользовалась обменом информации с американскими корпорациями. Он, правда, не объяснил, как получил доступ к сбитым самолетам, а главное, как удалось установить качество и состав горючего самолетов, от которых остались лишь обгоревшие обломки.

Крикмор Фат, привлеченный комиссией Боуна в качестве эксперта, попытался подробнее расспросить Фэриша о поставках «Стандард ойл» авиационного бензина бразильским авиалиниям, принадлежащим нацистам. «По условиям ленд-лиза ваша компания, как и все остальные, должна была всемерно помогать союзным странам. Тогда в чьих, по-вашему, интересах действовал „Стандард ойл“, поставляя горючее нацистской компании „Л. А. Т. И.“, — в интересах Соединенных Штатов или Его Величества Доллара?» — съязвил он. «Я действовал по указанию Его Величества государственного Департамента, — не задумываясь парировал Фэриш. — Может быть, вы и его патриотизм ставите под сомнение?»

Подобным перепалкам между Фатом, с одной стороны, Фэришем и Говардом — с другой, не было конца. В процессе изнурительного для обеих сторон расследования Фат неоднократно уличал Фэриша в откровенной лжи. В ответ на негодующие реплики Фэриша Боун, желая восстановить порядок, как-то в сердцах заметил: «Вы разве не знаете, что в суде сначала должен быть выслушан истец?», на что Фэриш отреагировал мгновенно: «Так вы рассматриваете слушание в сенатской комиссии как судебное разбирательство?»

Словесные дуэли мало впечатляли Боуна, хотя он и пытался положить конец бесплодной перепалке. «Стандард ойл», что и говорить, мощный концерн, — примирительно заметил он, — но это не означает, что ему позволительно вводить в заблуждение американский народ, во всяком случае, пока я жив, этому не бывать! Вы сами знаете, насколько беспочвенны все доводы вашей и других гигантских корпораций о том, что конгресс пытается парализовать и подчинить себе их деятельность. Вы лучше нас знаете, что это не так. Никто не сумеет тягаться с вами — крупнейшей в мире нефтяной компанией".

Разраставшаяся лавина скандальных фактов, выявленных в ходе расследования, достигла близких Тигла и Фэриша. Сыновья Фэриша, служившие в американских ВВС, неоднократно слышали упреки в том, что их папочка снабжает горючим немецкие самолеты, которые каждый день уносят жизни служивших бок о бок с ними ребят. Жен этих двух крупных дельцов прежние подруги по светским дамским клубам перестали узнавать. Не говоря уже о том, как неуютно чувствовали себя Тигл и Фэриш на общих собраниях акционеров концерна, недовольных падением прибылей, ибо традиционные партнеры сторонились «Стандард ойл», снискавшего столь дурную славу. В порыве отчаяния члены совета директоров решили прибегнуть к услугам знаменитого Эрла Ньюсома, специалиста по коммерческой рекламе, надеясь, что его профессионализм сотворит чудо и поднимет престиж концерна в глазах американцев. Джон Рокфеллер не хотел обжечься о пламя скандала, бушевавшего вокруг принадлежавшего ему концерна. Джон и после продолжительных бесед с Фэришем и Тиглом занял позицию стороннего человека — он якобы и не подозревал, что конкретно предприняло руководство его компании, налаживая сотрудничество с фашистской Германией. На бесчисленных пресс-конференциях Фэриш не уставал твердить о том вкладе, который внес «Стандард ойл» в увеличение военного потенциала США… Но ничто не смогло отвести или ослабить тот роковой удар, который был нанесен прежде всего самому Фэришу деятельностью сенатской комиссии Боуна. Он был сломлен, как, впрочем, и Тигл. Их теперь редко видели даже на заседаниях совета директоров. Стрессовое состояние оказалось столь тяжким, что оба потеряли интерес к охоте, она больше не доставляла им удовольствия. Устланные коврами коридоры роскошного здания на Рокфеллер-плаза редко оглашал раскатистый бас Тигла, выветрился запах его сигары. Что и говорить, Трумэну, Боуну и Арнольду удалось нанести Тиглу глубокую, если не смертельную рану.

29 ноября, отметив День благодарения (День благодарения — официальный праздник в США в память первых колонистов Массачусетса, празднуется в последний четверг ноября) в Нью-Йорке, Фэриш с семьей отправился в свой любимый «охотничий домик», недалеко от Милбрука, штат Нью-Йорк. Весь день он бродил по осеннему лесу, готовому вот-вот сбросить сухую как пергамент листву, не в силах надышаться необыкновенно чистым после нью-йоркской гари воздухом. Он совершал эту прогулку в одиночестве, и никто не видел ни необычайной бледности его лица, ни сведенных к переносице бровей, ни усталости в каждом движении… Ночью около двух часов Фэришу вдруг стало плохо. Срочно послали за врачом. Через полчаса он признался жене, что чувствует сильную боль в руке, а через несколько минут его сердце остановилось. Заупокойную мессу отслужили в Сент-Джеймском епископальном соборе в Нью-Йорке три дня спустя, а похоронили Фэриша в Хьюстоне.

На траурную церемонию съехались многие близкие ему и его делу люди: Тигл, новый председатель правления концерна Ральф Галлагер, Альфред Слоан из «Дженерал моторс» и президент «Нэшнл сити бэнк» Уильям Брэди. Был здесь, конечно, и Фрэнк Говард. Одним словом, выстроился почетный караул — «братство» бизнеса отдавало последнюю дань уважения одному из самых видных своих членов. Гарольд Икес, не один день потративший на разоблачение деятельности Фэриша, готового сотрудничать с нацистами ради узкокорыстных интересов концерна, счел возможным отреагировать на смерть Фэриша довольно лицемерным некрологом:

«Узнав о смерти мистера Фэриша, я испытал ощущение большой потери. Он был деятельным членом многих правительственных комиссий и военного совета по нефти с момента их создания, отдавая этой работе свои знания, опыт, невероятное трудолюбие, движимый как истинный патриот сознанием необходимости сделать все, но выполнить правительственную программу по мобилизации нефтяных ресурсов для нужд обороны, а с началом войны — для приближения победы. Подчас эти задачи требовали от мистера Фэриша, как главы концерна, немыслимого напряжения и вынуждали отказываться от шагов, в иное время логичных в конкурентной борьбе. Для дела осуществления правительственной военной программы по нефти — это трудно восполнимая утрата».

Страсти вокруг «Стандард ойл» продолжали кипеть, сталкивались характеры, политические симпатии и антипатии, а концерн не менял ни стратегии, ни тактики, действуя чрезвычайно активно в прежнем русле. 8 августа 1942 года один из филиалов концерна «Вест Индиа ойл компани» продал в Буэнос-Айресе нефть связанной с нацистами «Компаниа Аргентина комерсиаль де паскериа» с согласия министерства финансов США. Сделку санкционировали в соответствии с законом американское посольство в Аргентине и госдепартамент, а кроме того, члены совета по нефти в Вашингтоне, регулярно получавшие денежное вознаграждение от «Стандард ойл».

24 августа первый секретарь американского посольства в Панаме написал госсекретарю Корделлу Хэллу письмо, начало которого смахивало на газетный заголовок: «Подозрительная переписка, — возможен контроль стран „оси“ над патентами на горючее!» Оказывается, в руки местного почтового цензора попало письмо некоего Мигеля Брауна, гражданина Коста-Рики, изобретателя нового вида горючего, названного им в свою честь браунитом. В письме, адресованном Фрэнку Говарду и Г. Макларину из руководства «Стандард ойл», он предлагал концерну приобрести патент на это изобретение. Но самое любопытное заключалось в том, что Браун одновременно являлся секретарем и казначеем компании «Кемнико», нью-йоркского филиала "И. Г.