Мюрреи и их окружение (№7) - Благородный защитник

Каллум передернул плечами:

— Просто я был уверен, что никто никогда не узнает о том, что я рассказал.

— Я думала, они будут настаивать на своем праве разделаться с Родериком без посторонней помощи, — сказала Кирсти.

— Очевидно, они не хотят проливать кровь столь близкого родственника, — заметил Пейтон. — И я рад, что это так. Право убить Родерика принадлежит нам.

Кирсти наполнила свой кубок вином и отпила глоток. Она чувствовала облегчение, что больше не надо опасаться мести клана Макаев, в то же время ей было жаль сэра Кита и остальных. Они хорошие люди и всегда были добры к ней. То, что Родерик опозорил их прославленный клан, явилось для них тяжелым ударом.

Остерегаться теперь следовало только самого Родерика и тех его приспешников, которых он сумеет удержать при себе. Она нисколько не сомневалась, что Макай объявят о том, что Родерик больше не существует, и Пейтон Мюррей ни в чем перед ними не виноват. Они сделают все возможное, чтобы все приспешники Родерика были немедленно отозваны, дабы Пейтон без помех мог сразиться с негодяем.

— Скоро с тебя будут сняты все обвинения, — сказала она Пейтону. — В том числе и то, что ты увел у Родерика жену.

— Ты так думаешь? — спросил он.

— О да. Макай, может, не в силах сами пролить кровь Родерика, но желают его смерти. Желают, чтобы он был похоронен и навсегда забыт.

— Значит, и твое имя больше не будет запятнано.

— И таким образом, твое имя будет очищено тоже.

— Да, верно, хотя не думаю, чтобы моя особа имела такое уж большое значение. Хотя бы потому, что лишь немногие знают, кто я такая. Родерик не очень-то позволял мне общаться с людьми из опасения, что я выдам его тайну.

— Что ты собираешься делать? — спросил Коннор.

— Наслаждаться досугом, — ответил Пейтон. — Не знаю уж, как долго, но я твердо решил, что дождусь, пока Родерик окончательно не станет изгоем в глазах всего общества. Я также хочу, чтобы стало общеизвестным, что я мщу по праву, поскольку предпочел бы охотиться на это чудовище, не страшась никаких последствий. Не столько для себя, сколько для Кирсти.

— И ты веришь, что Макай позволят тебе убить своего родственника?

— Да. Как сказала Кирсти, Макай хотят, чтобы Родерик был убит и похоронен. Слухи о его преступлениях ходят уже давно, не только мы с Кирсти их распускали. Как только родичи объявят его изгоем, эти слухи немедленно станут считать правдой. Никто не станет вслух говорить о его преступлениях, но его начнут избегать. И какому бы наказанию я ни подверг его, все будет с молчаливого согласия прощено.

— Мы с Джилли, пожалуй, отправимся ко двору и будем там твоими глазами и ушами.

Пейтон едва сдержал улыбку — по тону, каким Коннор это произнес, было ясно, что, отправляясь ко двору, он приносит огромную жертву.

— Вы не обязаны это делать.

— Нет, обязаны. Ни ты, ни девушка отправиться туда не можете, так же как и Юдард, поскольку он ее родич. Но тебе надо как-то узнать, что путь свободен и ты можешь открыто напасть на негодяя. С тех пор как заговорили о том, что ты увел его жену, тебе оставалось разве что сидеть взаперти, поставив у дверей охранников и время от времени получать весточку от сэра Брайана. Отдыхай. Шум скоро уляжется, а мы с Джилли немедленно сообщим тебе, как только ты снова сможешь показаться на людях. И будет лучше, если к тому времени ты сумеешь набраться сил, да и собраться с мыслями тебе не помешает. — Он поднял кубок и провозгласил: — За победу.

Пейтон вместе с остальными присоединился к тосту.

— За победу. За скорую победу.

Кирсти сидела на огромной кровати Пейтона в одной рубашке и расчесывала еще влажные волосы. Переговоры с Макаями оказались трудными, даже изматывающими, но достигнутый успех во многом искупал эти тяготы. Если бы только она могла избавиться от стыда и смущения, которые одолевали ее из-за того, что она открыто делит ложе с Пейтоном! И когда она уже была близка к этому, круг людей, посвященных в обстоятельства ее личной жизни, значительно расширился. Его семья, похоже, вовсе не возражала, дети вели себя так, будто ничего особенного не происходит, Йен Сильный и Крошка Элис радовались за нее и с некоторой надеждой смотрели в будущее, ее собственный брат и не подумал осуждать ее. Кажется, только она одна и беспокоилась из-за их связи. Может, стоит поинтересоваться, почему все с такой легкостью приняли существующее положение вещей, особенно ее брат? Доводы, которые приводил Пейтон, уверяя, что ей нечего стыдиться, были вполне разумными. Оно и неудивительно. Он получил то, что хотел, когда она с этими доводами согласилась. К тому же прелюбодеяние и похоть он никогда не считал грехом, хотя и не признавался в этом.

— Опять думаешь о грехах и воздаянии, да? — протянул Пейтон и, сбросив с себя остатки одежды, сел позади нее на постель и принялся расчесывать ее густые волосы.

— Должен же кто-нибудь об этом думать, — промямлила она, удивляясь, как непринужденно этот человек чувствовал себя, даже будучи совершенно голым. — Ведь это никого не интересует.

— Ну, не так давно и тебя это не очень-то интересовало. По крайней мере в течение нескольких часов.

— Помню. И сама толком не понимаю, почему вдруг встревожилась. Видимо, потому, что теперь еще целая куча народа узнала о нас.

— Это грех, согласен, и, хотя я постоянно его совершал, женщин, деливших со мной ложе, не очень-то уважал. Но тебя никак не назовешь прелюбодейкой.

— Я замужняя женщина, — заявила Кирсти.

— Может, ты и произносила слова обета, но брак ваш так и не вступил в силу. По-моему, мы давно разобрались с этим вопросом.

— Итак, я всего-навсего распутница?

Пейтон отбросил щетку для волос, обнял ее и привлек к себе.

— Ты моя возлюбленная. — Язык его обежал вокруг ее изящного ушка. — Мой товарищ по оружию. Ты не жена сэра Родерика и никогда не была ею. Ты моя, — произнес он едва слышно и поцеловал ее в шею.

— В данный момент я твоя. — Усилием воли она отогнала мысль о том, что связь их с Пейтоном все равно закончится. Либо потому, что Родерик возьмет над ними верх, либо, победив Родерика, сам Пейтон пресытится этой связью.

Пейтон, занятый тем, что устраивался на постели так, чтобы она оказалась распростертой под ним, решил, что сейчас не время объявить ей о том, что он вовсе не намерен с ней расставаться. Она по-прежнему была женой сэра Родерика, по крайней мере в глазах других, а порой и в своих собственных. Пейтон понимал, что никакими приятными словами и клятвенными заявлениями в вечной верности он не заставит Кирсти ему поверить. Нужно дождаться момента, когда он сможет назвать ее своей женой.

Кирсти содрогнулась от внезапно нахлынувшего желания, когда Пейтон стал ее ласкать. С каждым разом его ласки становились все изощреннее и доводили ее до неистовства. Но на этот раз он превзошел все ее ожидания. Он не вошел в нее, как обычно, а стал ласкать языком ее разгоряченное лоно.

— Пейтон! — негромко воскликнула она, когда он, встав на колени и поглаживая ее бедра, устремил свой взор именно на то место, которое она старалась прикрыть.

— Ты не смеешь прятать от меня такую красоту, — сказал он, наклонившись и страстно целуя ее.

Кирсти чувствовала, что приближается к той сладостной бездне, в которую проваливалась всякий раз, достигнув пика страсти. Она попыталась заставить Пейтона соединиться с ней, но он довел ее до экстаза языком, закинул ее ноги себе на плечи и соединил их тела с такой силой, что, не держи он ее, она ушиблась бы об изголовье кровати.

Он яростно вонзался в нее, двигаясь все быстрее и быстрее. Наконец он уперся одной ладонью в матрас, тело его содрогнулось в последнем рывке, и тепло семени, излившегося внутрь ее, умножило ее собственное блаженство. Когда он в полном изнеможении повалился на нее, она обняла его, прижимая к себе все крепче и крепче. Так они лежали, постепенно восстанавливая силы и ясность мысли.

— Что ж удивительного, что женщины так и сбегаются к тебе, — заметила она, едва к ней вернулся дар речи.

Кирсти старалась не думать о том, сколько было у Пейтона женщин. Глупо было мучить себя подобными мыслями. Она отдалась ему из любви, и с этим ничего не поделаешь.

— Не отрицаю, женщин у меня было немало. Но лишь от случая к случаю. Для удовлетворения моих желаний. Не более того. Но ты — ты моя и всегда была моей. До меня ни один мужчина не познал сладости твоего тела. А ты действительно сладостна, моя темнокудрая красавица. Ты сладостна как ароматнейший, редчайший мед. Ты сладостна и горяча, и тобой невозможно насытиться. — Он начал двигаться в ней, мерно, ровно, пробуждая в ней ту яростную страсть, которую она так щедро дарила.

В глазах церкви и света она стала грешницей в тот момент, когда легла в его постель, когда только подумала об этом. И теперь ничего не изменится, мысли о грехе только испортят им время, проведенное вместе. И без того над ними нависла тень Родерика. Очень скоро все от него отрекутся и подвергнут презрению. Это приведет его в ярость, и винить во всем он будет ее. Так что нечего упрекать себя в том, что она проведет несколько приятных часов, которые выпали ей. Возможно, их осталось не так уж и много.

Глава 18

Вместе с Каллумом и Майклом Кирсти стояла у окна комнаты, в которой спали дети, поражаясь тому, какая у Пейтона большая семья. Памятное посещение Макаев произошло неделю назад; через три дня после этого начали прибывать Мюрреи. Кирсти не понимала, почему Пейтон так стремится представить ее своей родне. Большинство его родственников были немало удивлены, обнаружив, что она живет у него в доме, — недаром говорили, что он никогда не приводил к себе женщин. В большинстве случаев родня оставалась в доме столько времени, сколько им требовалось, чтобы узнать, как выглядит Родерик, сколько у него людей и где следует его искать.

Родерик же скрывался. Макай не только отреклись от него, но забрали обратно все его земли, источник его богатства, и большую часть его людей, составлявших маленькую армию. Теперь у него ничего не осталось. Клан отторг его быстро, открыто и окончательно. Как и ожидалось, все порочащие его слухи теперь принимались на веру. Несколько семей, то ли заподозривших, то ли узнавших, что он развратил их сыновей, также объявили охоту на негодяя, не желая оставлять его безнаказанным.

Что особенно забавно, Пейтон в глазах всех стал теперь рыцарем без страха и упрека, чудесным избавителем, чуть ли не святым, который поставил на кон свое доброе имя ради детей. Доля правды в этом, разумеется, была, но подвиги его оказались сильно приукрашенными. И его братья и кузены подтрунивали над ним, так же как Коннор и Йен Сильный.

— У Пейтона такая большая семья, — заметил Каллум не без зависти.

— Не все из них родня ему по крови, — объяснил Майкл. — Но для них это не имеет значения. — Он бросил взгляд на Кирсти. — Ведь ты поэтому его выбрала, верно? Ты знала, что все его родичи поспешат ему на выручку.

Кирсти кивнула:

— Это было одной из причин. Мне часто доводилось слышать, что семья у них очень большая, и узы, связывающие даже очень дальних родственников, необычайно крепки. Что ж удивляться, что Макай не спешили действовать на основе одних только обвинений Родерика. Они знали, что за Пейтона есть кому вступиться и неприятностей им не избежать.

— Неприятности обрушились на голову Родерика. Уверен, негодяй не знает, в какую нору поглубже и потемнее ему забиться, чтобы его не нашли.

— Верно. Скоро все будет кончено. Надеюсь, что ничего дурного не случится ни с нами, ни с нашими союзниками.

— А, вот ты где! — сказала Джиллианна, взглянув на Кирсти. — Пейтон просит тебя прийти в его кабинет.

— Надеюсь, не для того, чтобы меня отчитать, — заметила Кирсти с улыбкой.

— Он и тебя хочет видеть, Каллум, — добавила Джиллианна.

Каллум нахмурил брови:

— Он хочет, чтобы я познакомился с его родственниками? Только я?

— Да. С кем-то из Макмилланов. — Джиллианна многозначительно посмотрела на Кирсти и обняла Каллума за плечи. — Вот так-то лучше, молодец. Ты у нас храбрый. Изгони из сердца злость и обиду. Не позволяй этому негодяю лишать тебя дружеских объятий, будь добор к тем, кто искренне любит тебя. Иначе никогда не увидишь тепла и света, только холод и мрак. — Она посмотрела на всех с улыбкой и направилась к двери. — Не задерживайтесь. А ты, Майкл, может, пойдешь со мной?

Как только Джиллианна с Майклом вышли, Каллум взглянул на Кирсти:

— Она все время это делает.

— Что делает? — спросила Кирсти, подталкивая его к двери.

— Обнимает меня и говорит такие странные вещи. Словно заглядывает мне в душу. Меня одолевают дурные чувства, но я всячески их скрываю, не даю вырваться наружу.

— А леди Джиллианна видит их?

— Да. И знает, что я хочу от них избавиться. Может, она колдунья?

— Ну что ты! — сказала Кирсти. Они уже спускались по узкой каменной лестнице. — Она просто знает некоторые вещи, знает, что люди чувствуют. Правда, не все и не всегда. Тебя это беспокоит? Хочешь, я поговорю с ней?

— Нет. Пусть даже беспокоит, но, думаю, мне это только на пользу. Ведь сам избавиться от этих чувств я не могу, верно? Могу их только скрывать. А когда она со мной поговорит, мне становится легче.

— Иногда бывает достаточно посмотреть правде в глаза, особенно если рядом есть кто-то, кто понимает тебя и может дать совет. Постепенно ты сам научишься прогонять мрачные мысли. — Она ласково погладила его по голове, когда они остановились перед дверью кабинета Пейтона. — Ведь ты наслаждаешься свободой и безопасностью совсем недолго. Чтобы зажили раны, требуется время, особенно раны душевные. И самое печальное заключается в том, что врачевать их тебе придется самому. Люди, которые тебя любят, могут помочь, если ты им позволишь. Теперь ты знаешь, что таких людей не так уж мало. Верно? — Он кивнул. — Вот и хорошо. Всякий раз, когда тебя будут одолевать дурные чувства, вспоминай об этом.

— Обязательно.

— Знать, что тебя любят, — это уже само по себе лучшее лекарство. Ну, а теперь узнаем, что нужно от нас сиятельному лорду. — Каллум расхохотался.

Только они вошли в кабинет Пейтона, как услышали, что кто-то громко ахнул. Обернувшись, Кирсти увидела высокого красивого мужчину, рыжеволосого и бледнолицего, который вцепился в спинку кресла так, словно боялся упасть. Взгляд ее обратился на двух остальных гостей, стоявших возле Пейтона и Йена, и она сразу узнала мальчика, которого в свое время приняла за Каллума. Пейтон тогда сказал, что это его кузен Авен. Мальчики действительно были похожи как две капли воды. Второй мужчина, не. менее привлекательный, но чуть постарше, тоже был рыжеволосый. На Каллума он смотрел с нескрываемым восторгом.

Кирсти почувствовала, что кто-то дергает ее за юбку, и обернулась к Каллуму. Он был бледен и смотрел на Авена так, будто перед ним появился призрак. Точно так же Авен смотрел на Каллума. Пейтон подошел к ним и повел к приготовленным для них креслам.

— Господа, перед вами леди Кирсти Макай, а этого симпатичного мальчика зовут Каллум, — начал Пейтон, наливая мальчику большую кружку вина. — Кирсти, Каллум, позвольте мне представить вам сэра Брайана Макмиллана, Авена Макмиллана и сэра Эвана Макмиллана. — Каждый из представленных кланялся, когда называли его имя. Пейтон опустился на корточки возле Каллума, который все еще жался к Кирсти. — Ну что скажешь?

— Авен очень на меня похож, — ответил Каллум. — Он случайно не мой брат?

— Нет, думаю он твой кузен. — Поднявшись на ноги, Пейтон посмотрел на сэра Эвана: — Я прав?

Сэр Эван кивнул, сделал глоток вина и опустился в кресло.

— Да. — Он посмотрел на Пейтона. — Когда мне рассказали об этом мальчике, я стал расспрашивать, узнавать, и все факты подтвердились. Та самая мать, тот самый город, то самое время, то самое имя. Брайан очень помог, объяснив, что мне солгали, рассказав, что женщина якобы умерла во время родов, так же как и младенец. Однако поверить в это было трудно. — Он посмотрел на Каллума. — Но Боже мой, ведь он же вылитый Иннес!

— Кто такой Иннес? — спокойно спросил Каллум — любопытство вытеснило страх.

— Твой отец, — ответил сэр Эван. — А твою мать звали…

— Джоан, и она была младшей дочерью свинопаса. — И Кирсти и Пейтон в изумлении уставились на Каллума, но он лишь плечами пожал. — Я знал, кем была моя мать, но она умерла, когда мне не исполнилось еще и четырех лет.

— Мне сказали, что она умерла во время родов и младенец сошел в могилу вслед за ней.

— Нет. Она заболела и отправилась в дом своего отца. Она думала, что умирает, и хотела, чтобы он взял заботы обо мне на себя. Но он плюнул нам под ноги. Сказал, что и помои, которыми он кормит свиней, жаль тратить на шлюху и ее ублюдка. Он вышвырнул нас со своего клочка земли, и моя мать была уже почти при смерти, когда мы добрались до дома ее сестры. Но сестра тоже не захотела нас принять. Я помню, как мать говорила, что, может, ей удастся пристыдить сестру и заставить ее взять меня, если она умрет прямо у нее на пороге. Умереть-то она умерла на пороге, но сестру этим нисколько не устыдила. И когда труп моей матери увезли на телеге, я пошел за телегой и отметил место, где ее похоронили, чтобы потом найти ее могилу.

— А что было с тобой?

— Жил на улице какое-то время. А когда мне исполнилось семь, меня забрали в Тейнскарр.

— Так ты знаешь, в какой день родился?

— Да. В пятнадцатый день мая месяца 1455 года. Мама говорила, что это случилось ровно за неделю до того, как умер отец Джеймс. Я был последним ребенком, которого он окрестил. Потому мне и удалось не забыть — в случае чего, я просто спрашивал, когда именно умер отец Джеймс.

— И это сходится! Свинопас сказал, что и ты, и твоя мать умерли. Этот свинопас мне сразу не понравился, но я и подумать не мог, что он станет лгать. Казалось бы, зачем ему это? Брайан разыскал сестрицу твоей матери и вытряс из нее в конце концов правду. Значит, они оставили тебя на улице?

Каллум кивнул:

— Они не хотели брать ублюдка. А вы знаете, кто был мой отец?

— Да. Сэр Иннес Макмиллан. Он вернулся домой в конце лета, двенадцать лет назад, намереваясь сообщить своему отцу о девушке, которую собирался взять в жены. К несчастью, на него напали разбойники. Сочтя его мертвым, бросили на дороге, он же, придя в себя, сумел доползти до дома. Но было ясно, что он умирает. Перед смертью рассказал нам о твоей матери. Я дал ему клятву, что обязательно разыщу ее и буду о ней заботиться. Это позволило ему умереть спокойно, однако данное мной обещание оказалось не так-то просто сдержать. Наступили зимние холода, и прошел целый год, прежде чем я отправился на поиски Джоан. Весть о ее смерти была для меня тяжким ударом, и еще более тяжким ударом было сообщение о том, что сын Иннеса умер вместе с ней. Иннес был единственным выжившим ребенком сэра Гэвина Макмиллана из Уитемонта, старик был в отчаянии, когда я сообщил ему эту весть. Но теперь я успокою его, скажу, что сын Иннеса жив.

— Ублюдок.

— О нет. Конечно, это был всего лишь брачный контракт, но ты родился в следующем году. У меня имеются все бумаги. Сам контракт, засвидетельствованный должным образом, а теперь и свидетельства о том, когда и где ты был рожден и крещен. Некоторые считают, что брачный контракт — совсем не то, что венчание в церкви. Но ты вовсе не ублюдок. А если бы и был им, то что за беда? Сэру Гэвину это совершенно безразлично.

— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы он отправился в Уитемонт, к сэру Гэвину? — спросил Пейтон.

— В общем, да. Он наследник сэра Гэвина, — ответил сэр Эван.

Пейтон взглянул на Каллума и увидел в его глазах растерянность и страх.

— Что ты на это скажешь, Каллум?

— Я… — начал было мальчик, перевел взгляд с Пейтона на Кирсти, затем снова на Пейтона. — Но во мне столько дурного…

— Нет, мальчик, — прервал его сэр Эван. — Это сэр Родерик поступал дурно, а не ты. Ты был ребенком, и за тебя некому было вступиться — да простит нам Господь этот грех! Ты и сейчас ребенок. Не обижайся, что я так говорю. Ты должен получить то, что принадлежит тебе по праву. Всю правду знаю я, так же как и сэр Брайан; узнает ее и сэр Гэвин, но мы никому больше не станем рассказывать об этом, если таково твое желание. Впрочем, слухи о Родерике распространяются очень быстро, так что я не могу тебе обещать, что все останется тайной.

Каллум кивнул:

— Я знаю. И не так уж это важно. Главное, что этому негодяю придет конец.

— И совсем необязательно ехать прямо сейчас. Я хочу остаться и посмотреть, чем дело кончится. Так что у тебя есть время все обдумать. Если и потом тебя будут мучить сомнения, сэр Гэвин сам приедет сюда. Так что можешь повременить с решением.

Кирсти почувствовала, что Каллум сразу же расслабился. Она была так счастлива за мальчика, что слезы подступали к глазам. Конечно, сейчас он испытывает сомнения, ему страшно покидать дом Пейтона и его обитателей, но скоро он поймет, как ему повезло. Нужно только время. Хорошо, что Макмилланы понимают это. Кирсти еще больше обрадовалась, когда увидела, с каким интересом Авен и Каллум разглядывают друг друга.

— Так, значит, ты мой кузен? — спросил Каллум Авена.

— Да. Наши бабушки были сестрами, — ответил Авен. — Думаю, именно поэтому мы с тобой очень похожи. — Авен подошел поближе. — А откуда ты взял такой большой ножик?

— Мне подарили его в тот день, когда я впервые попал сюда. — Каллум вытащил еще один из правого рукава. — А этот мне подарил Йен. — Он вытащил нож из правого сапога. — А этот — Пейтон. Тот, что в левом сапоге, — подарок Крошки Элис, жены Йена. Мэлки подарил мне нож, который в левом рукаве. Еще один, в ножнах, прилаженных под рубашкой, мне достался от Дональда. Тот, что заткнут за пояс, мне дал Ангус.

— Ты умеешь владеть ножом? — с недоверием спросил Авен.

— Да. Могу показать, если хочешь. — Каллум встал и тут вспомнил о взрослых. — Э-э…

— Идите, мальчики. — Йен поднялся и подтолкнул их к двери. — Я тоже с вами пойду.

Йен уже открыл дверь, когда Каллум вдруг остановился и посмотрел на сэра Эвана.

— Мне придется жить вместе с ним, да?

— Да, — ответил сэр Эван. — Но ты сможешь в любое время поехать куда захочешь.

— Я подумаю. — Каллум обернулся к Авену: — Ну, пойдем. Может, найдем заодно этого длинноносого.

Как только дверь за ними затворилась, Кирсти повернулась к Пейтону:

— Как ты мог дать ему нож?!

Пейтон только плечами пожал.

— Я не знал, что их у него так много.

— Похоже, только я не дарила ему холодного оружия. И потом, как понимать «этого длинноносого»? Он продолжает злиться на Саймона.

— Хорошо еще, что не называет его «трусом» и «предателем». Предоставь мальчиков самим себе, любимая. Саймон не уступает Каллуму ни силой, ни ростом, но Саймон на год старше Каллума, а то и больше. Думаю, они просто примеряются друг к Другу, решают, так сказать, кто будет коноводом.

Кирсти закатила глаза, услышав это, но тут же посерьезнела и обратилась к сэру Эвану:

— Я понимаю, вы надеялись, что он сразу же согласится пойти с вами…

— Верно, надеялся, — слабо улыбнулся тот, — но я не удивлен, что мальчик колеблется. Дело в том, что для Каллума его семья здесь, с вами и остальными детьми, как бы мало это ни походило на обычную семью. Как только Брайан рассказал мне, что пришлось пережить этому мальчику — а ведь даже он не знает всего, — я сразу понял, что все будет непросто.

— Для Каллума чрезвычайно важны две вещи. Ему необходимо знать, что он в безопасности, и быть уверенным, что его не станут презирать из-за того, что с ним произошло.

— Он очень скоро убедится, что ни один сколько-нибудь значительный член семьи не станет винить его в том, что с ним произошло, точно так же как ни один здравомыслящий человек не отвернется от женщины из-за того, что она подверглась жестокому насилию. Собственно говоря, не так уж важно, что подумают другие; гораздо важнее, что станет о себе думать сам Каллум.

Пейтон согласился:

— Совершенно верно. Мы старались внушить ему, что он достоин уважения, что может гордиться собой, потому что обладает хорошими качествами и недюжинными способностями. Когда он узнает Макмилланов лучше, когда станет считать себя членом вашей семьи, он будет относиться к самому себе по-другому. Дело не только в том, что этот негодяй сделал с мальчиком. Семья его матери поступила с ним бесчеловечно. Мальчик почувствовал себя лишним, никому не нужным. Это проскальзывает в некоторых его высказываниях. Видимо, мать очень любила его, потому что он высоко ценит отношения, основанные на привязанности, подобной материнской любви.

Сэр Брайан кивнул:

— Удивительно, что он вообще ценит какие-то отношения. Я всегда полагал, что маленьких детей Господь одарил способностью забывать, но, как ни печально, Каллум хорошо помнит все, что происходило, когда умирала его мать, а ведь он был совсем маленьким. Больно слушать, как он вынужден был жить на улицах, в таком-то нежном возрасте. — Он сокрушенно покачал головой. — Я с горечью думаю о том, как мало обращал внимания на маленьких беспризорников, оборванных и заброшенных. Я ведь живу здесь, но не припомню, чтобы хоть раз видел этого мальчика. Хотя не исключено, что сталкивался с ним на улице и даже бросил ему монетку.

— Ну, раз уж вас так мучает чувство вины и вы живете здесь, позвольте привлечь ваше внимание к некоему заведению, которое имеет наглость именоваться «приютом для сирот и беспризорных детей»…

И Пейтон принялся безжалостно травить душу кузена, живописуя ему ужасное положение детей, попавших к Дэррокам. Кирсти извинилась и вышла. За ней последовал сэр Эван. Выражение его лица было настолько серьезным, что Кирсти занервничала. Она знала, что серьезное выражение на лицах мужчин не предвещает ничего хорошего. Либо они собираются сообщить дурацкую весть, либо сказать что-то неприятное.

— Я хотел переговорить с вами насчет Каллума, — начал он.

— Каллум — хороший мальчик.

— Очень хороший. Гораздо лучше, чем я ожидал. Иннес мог бы им гордиться.

— Но какова ваша роль в этой истории? Судя по всему, вы лицо заинтересованное. Вы приходитесь ему близким родственником?

— Всего-навсего кузеном, но мы с Иннесом были очень близки, почти как братья. Мне очень его не хватает. И в этом мальчике, несмотря на то что ему пришлось пережить, есть очень многое от моего друга. — Он улыбнулся. — Почту за честь, если сэр Гэвин позволит мне участвовать в его воспитании. Старик обязательно полюбит мальчика, миледи. Вам не стоит об этом беспокоиться. И не только потому, что он похож на его погибшего сына. Он просто полюбит этого ребенка, и все. Кроме всего прочего, мальчик является продолжателем рода для этой ветви Макмилланов.

Кирсти улыбнулась:

— Наследие только поможет ему почувствовать гордость, законное чувство, которое никто не имел права у него отнимать.

— Да. Я хорошо понимаю, что невозможно забыть то, что произошло с мальчиком, сбросить со счетов, поскольку эти обстоятельства сформировали его характер. Окажите мне любезность, уделите крупицу своего времени и расскажите все, что вам известно об этом мальчике. Думаю, это поможет мне впоследствии. Ведь я могу невольно причинить ему обиду или неверно истолковать его слова и поступки.

— Очень хорошая мысль, — одобрила Кирсти, беря сэра Эвана под руку. — Пойдемте в сад. Там есть очень красивый уголок. Уединенный и, самое главное, надежный — там нас никто не услышит.

Приблизившись к паре, сидевшей на каменной скамье, Пейтон нахмурился. Еще издалека он услышал смех, а теперь увидел, с какой непринужденностью они держатся. Судя по виду, вдвоем им было хорошо. До такой степени хорошо, что Пейтон почувствовал сильнейшее желание повалить сэра Эвана Макмиллана на землю и бить до тех пор, пока он не перестанет быть столь чертовски привлекательным мужчиной.

«Это же ревность», — подумал Пейтон, изумившись, и остановился как вкопанный. Он ревновал, безумно ревновал! Ему не нравилось, что Кирсти так непринужденно чувствует себя с другом мужчиной. Она принадлежит только ему. Вряд ли Пейтону когда-либо доводилось испытывать такие первобытные, свирепые собственнические чувства по отношению к женщине. Если и случалось хранить верность одной даме, то лишь из соображений удобства, но от женщин он никогда не требовал верности. Но при мысли о том, что другой мужчина прикасается к Кирсти, он невольно сжимал рукоять меча.

Пейтон несколько раз глубоко вздохнул и подавил в себе это новое, весьма увлекательное чувство. Ни Кирсти, ни Эван не делали ничего такого, что могло бы оправдать его подозрения, а Пейтон не хотел никого обижать. Он медленно направился к ним, намереваясь тем не менее продемонстрировать Эвану, что эта девушка уже занята.

Кирсти улыбнулась Пейтону, едва завидев его. Когда он с рассеянным видом принялся гладить ее косу, она чуть покраснела, хотя уже начала привыкать к тому, что Пейтону все время хочется прикасаться к ней. Вне зависимости от того, одни они или нет.

— Благодарю вас, вы так много рассказали мне о Каллуме, — проговорил сэр Эван, взяв ее руку и легко коснувшись ее губами. — Не сомневайтесь, я непременно передам все это сэру Гэвину еще прежде, чем он увидит мальчика.

— Мы подумали, что будет лучше, если сэр Гэвин сам приедет сюда познакомиться с Каллумом, — сказала Кирсти Пейтону, который в задумчивости взял ее руку и принялся большим пальцем тереть то место, которое поцеловал сэр Эван, что немало позабавило последнего. — Надеюсь, ты одобришь наш план?

— Разумеется, — ответил Пейтон. — Здесь мальчик будет чувствовать себя гораздо спокойнее, чем в незнакомом месте, куда его хотели отвезти знакомиться с совершенно чужим для него человеком. — Пейтон пристально посмотрел на Эвана. Промелькнувшее на лице его кузена веселое выражение не слишком рассердило его, кузен правильно истолковал жест Пейтона — заявление о правах собственника на его собственность. — Полагаю, вы приедете вместе со стариком.

— О да, — ответил сэр Эван, вставая. — Думаю, Брайан уже готов. Пора ехать.