Молибденовые дети

      Чувство обреченности сменялось холодным цинизмом. Конечно, своей ненормальностью он влияет и на нее, превратил в киселеобразную плаксивую самку, парализовал волю. Ничего, ждать осталось недолго. Пусть ворочается, пусть бьется...
      Но циническое не могло устоять перед торжествующе-трагичным таинством сотворения человека.
      11
      Эльза оказалась провидицей - опередила. Правда, родился восьмимесячный ребенок. Малыш имел нормальную реакцию, никаких отклонений у него не замечалось. Но Эльзу Мария нашла совершенно иной. Она изрядно пополнела, с лица еще не сошла припухлость, присущая роженицам. Чем бы она ни занималась, - меняла пеленки или кормила ребенка, - на нее вдруг находило глубокое оцепенение, взгляд терял силу, словно она прислушивалась к какому-то тревожному, властному зову из недр земли, как это бывает у животных перед землетрясением. Лишь любуясь сыном, Эльза становилась прежней, иронично-доброй и чувствительной.
      - Нет, ты посмотри, что он натворил! - восхищенно-счастливая, она показывала на стену, где еще не просох пунктирный след. - И меня описал, негодник! Что гы-гы! Тебе смешно, да? Ему смешно, посмотрите-ка! Ну-ка, покажем Марии, какие мы рослые. Во, пятьдесят пять сантиметров!.. Ой, а это что за пупырышки?! Замерз, маленький! Не хнычь, не хнычь... Сейчас мама Эльза тебя укутает, даст молочка и бай-бай... Вот так нам будет теплее...
      Малыш неистово принимался сосать, тыкаясь ручонкой в грудь. Он торопился, словно у него могли отнять этого большого мягкого человека, дарующего молоко. Он сытно заурчал, стал ленивее и заснул. Эльза игриво приложила палец к его губам и осторожно положила младенца в кроватку. С горьким наслаждением она полюбовалась им и сказала:
      - Я плохо сплю, все думаю о его судьбе... Ты представляешь, что их ждет? Ужас, ужас... Через несколько дней собираются отнять...
      - Послушай, а нельзя упросить, чтобы хотя бы первые полгода мы опекали их? Ты узнавала?
      - Говорила с директором, он непреклонен. Уже создали специальный интернат для наших, там свое обслуживание, программа и все прочее. Здесь доктор ничего не решает.
      - Не плачь, Эльза. Не показывай слабости...
      - Мне все равно... - Она резко отвернулась к окну. - За своих старших я никогда не волновалась. Что с ними могло сделаться даже без матери?.. А что будет с ним, с этой крохой?.. Если бы я знала, какое раскаяние ждет ни за что не согласилась бы тогда! Пойми, они вырастут, все поймут и проклянут нас самыми черными словами... И никакого покоя нам уже не найти, никакой Сонрай мне не нужен! В конце концов я попытаюсь устроиться в тот интернат, чтобы быть всегда рядом...
      - Никто этого не разрешит, у тебя своя специальность, свой долг.
      - И ты думаешь, после всего этого я смогу по-прежнему работать? Да меня уже ничто не волнует, кроме этой несчастной жизни, в появлении которой виновата я! Ладно, даже с этими угрызениями можно сладить, ведь меня заставили... Но есть что-то такое, что невозможно сказать словами... Я не смогу без него, я не вынесу! Ну для чего мне жить, для чего?! Ждать этого идиотского Сонрая? Да я согласна отдать все накопленное для Сонрая ради одного дня, который проведу с ним!
      - Эльза, я пойду, надо лечь, а то он ворочается. - Мария встала. - Ты не плачь, разум может все. Надо думать, что нам делать...
      Эльза безнадежно махнула и, задохнувшись всхлипом, бросилась на постель.
      "Он должен понять, - твердила Мария. - Кроме него никто... Успокойся, мой маленький, тише... Я должна найти выход, я должна... Я поговорю с Александром... Он может все, у него вся власть!.. Александр, я буду ползать в твоих ногах, только оставь его, он пропадет без меня, Александр!.. Тише, малыш, я думаю... Все зависит от одного человека... Он будет издеваться над моей слабостью, я недостойна общества... Пускай, ничего... Главное, найти спасение... Какая я все же обыкновенная, сколько во мне слабости... Ничего, малыш, он добрый, он поймет... Ты добрый, Александр?.. В тебе есть милосердие?.."
      Доктор не разрешал, она швырнула в него чьей-то кардиограммой.
      Доктор доказывал, что никто не осмелится соединить ее с самим Главным Организатором, и заслонял локтем телефон.
      Она попыталась укусить его.
      Он встал у стены: психиатру ли удивляться припадкам и агрессивности? Посмотрим, что у нее получится...
      - Мы не имеем права соединять пациентов с такими лицами, нам запрещено.
      - Он сам разрешил мне обращаться в любое время, скажите - Мария из десятого мегаполиса!
      - Нам запрещено, положите трубку!
      - Скоты! Он загонит вас на Орлиное плато! Эй, эй!..
      Психиатр погладил ее по рукаву, легко подталкивая к двери. Про себя отметил: невменяема.
      На следующий день она, тихая и подобострастная, пыталась задобрить его улыбкой.
      - Видите ли, у меня идея особого государственного значения, о которой немедленно должен знать Главный Организатор. Я могу умереть, государству будет урон...
      - Передавать какие-либо идеи запрещено! Изложите письменно!
      - Но предварительно я должна поговорить с Главным...
      - Запрещено!
      - Изверги! У вас нет сердца, у вас нет души!
      Она колотила по аппарату, врач едва унял ее и вывел из кабинета.
      Прошли сутки, психиатр ждал и слегка нервничал. Все же она пришла. На ее лице угадывалась надежда. Он сжалился, он взялся за аппарат, но она покачала головой и указала на него. Он занервничал сильнее: разговаривать с такой персоной, как Методист, ему еще не приходилось.
      - В моей клинике проводится важный эксперимент, нужно кое о чем срочно сообщить Главному Организатору... Да, он разрешал лично. - Врач утер испарину на лбу. - Нет, государственных секретов не будет... Хорошо, жду...
      Краем глаза он следил, как мелко подрагивают ее руки. Она то и дело притрагивалась к животу.
      - Разум всесилен! - встрепенулся психиатр. - Я возглавляю клинику, здесь будут роды... Нужно поговорить с Главным... Но обстоятельства чрезвычайные, я могу доложить только ему лично... А когда?.. А связаться с ним никак нельзя?.. Передать?.. Видите ли, пациентки ведут себя... Хорошо, я изложу письменно... Передайте, что Мария из десятого - он знает ее лично... Понял-понял... Виноват... Разум востор...
      Ее руки массировали живот, она закусила губу до крови, слезы скатывались к уголкам рта.
      - Схватки?
      - Рано... Пройдет. Где он? - Мария слизнула с губы кровь.
      - Отбыл в творческое уединение, местонахождение засекречено. Чем он тебе поможет? Чего ты добиваешься?
      - Не отбирай его у меня, - она униженно тронула его руку. - Ты же добрый, ты понимаешь... Я сбегу и спрячусь после родов...
      - Зачем он тебе? Через год уже будет видно, что он ненормальный.
      - Ну и что?! Пусть! Бедненький должен иметь мать, разве тебе не жалко его?
      - А кто будет добывать через двадцать лет молибден? Ты забыла главную цель.
      - Не-ет, - хищно улыбнулась она. - Вы его не получите. Он не будет добывать молибден! Я не отдам его никому! И если вы тронете, то Александр уничтожит всех вас, он отомстит...
      - Кто такой Александр?
      - Только тронь, тогда узнаешь, - отступала она к двери. - Он отправит тебя самого в рудники. Только попробуй...
      Она вышла, врач включил селектор.
      - Сестра? Присматривайте за Марией. На всякий случай приготовьте хинин, будем провоцировать досрочные...
      Мария немного полежала, потом подошла к окну и подергала решетку. Она попробовала оторвать коротенький плинтус у шкафа, но сил недоставало. Тогда она решила разбежаться от окна и удариться животом в дверь, но ребенок в страшном предчувствии разбушевался, и она снова легла. А что, если упросить Эльзу, поясом от халата? Не согласится... Но она все же поднялась и пошла к Эльзе.
      Из палаты стремительно вышла сестра и развернула Марию.
      - Туда нельзя - инфекция! Что-то с ребенком. Иди к себе!
      Сестра махнула кому-то и вновь вошла к Эльзе. Мария услышала плач малыша и стоны Эльзы.
      - Он же голоден, дайте покормить! Отойди, гадина! Не подпущу!
      Два увальня-санитара оттеснили Марию и распахнули дверь. Эльза завизжала, ребенок зашелся в кашле.
      - Давай шприц-пистолет! - командовала сестра. - Да не этот! Который для психов!
      - Не подходи, убью!
      - Ну что вы встали?! - ругалась сестра. - По моей команде - раз, два...
      Мария прошла мимо распахнутой двери и завернула за угол. Вестибюль был пуст в этот предвечерний час. Она нажала кнопку лифта, дверцы раздвинулись. Последним был семнадцатый этаж. От стремительного движения ее затошнило, она испугалась, что сейчас схватит и ей не успеть. Ранка на закушенной губе кровоточила. Лифт остановился, она вышла в небольшой холл. Стекла были толстыми, она поискала, чем можно ударить. Ткнула кулаком бесполезно. С высоты виделся багряный край неба, студеный свет его был полон холодом ледников.
      Мария отыскала выход на пожарную лестницу, но марши, уходящие вниз, примыкали друг к другу почти без зазоров, в сквозную щель даже не видно было дна этого здания. Зато лестница уходила наверх, на крышу, и выходной люк туда был предусмотрительно не задраен, потому что, по мысли пожарных, спасение в случае чего можно было искать и на крыше...
      Как же холодно и ветрено наверху!
      Мария подошла к ограждению, за которым небольшой приступок кровли оставлял еще шанс для зыбкого балансирования. Но сам оградительный парапет был невысок, и Мария, поддерживая нестерпимо напрягшийся живот, затравленно посмотрела на ставший темно-сизым тревожный окоем небес, поглотивший солнце. И такая вселенская, мучительно-тяжкая тоска сместила сердце к горлу, что от животного испуга Мария рывком бросилась через барьерчик, и огромный ком человеческой боли и страдания взорвался криком над мертвенно-серым скопищем зданий.
      И стало темно.