Дуэт - Пламя любви [Ночное пламя]

— Qui-then-e-luh, — произнес он строго и жестом приказал ей продолжать завтрак.

С гримасой отвращения и взглядом, полным ненависти, Сара проглотила-таки эту мешанину.

Вскоре последовал второй урок из жизни шайенов. Как только девушка покончила с едой, незнакомец до смерти перепугал ее, когда взял и оторвал от ее ночной рубашки полоску ткани и, намочив свежей водой, вручил в руки пленнице, показывая, чтобы та промыла ему рану на плече, оставшуюся после ее злобного укуса. Когда же девушка заколебалась, он метнул в ее сторону грозный взгляд и произнес какой-то приказ на своем гортанном языке, в котором, видимо, содержалось обещание наказать ее, если она ослушается. Сара поняла прозвучавшую в его словах угрозу и пусть неохотно, но сделала все так, как велел ей незнакомец. Затем он вложил в ее трясущиеся пальцы какое-то зеленое, с резким запахом притирание и приказал приложить его к ране. Наконец он оторвал еще одну полоску от ее рубашки и велел перевязать ему плечо. Закончив, Сара почувствовала, что ее всю трясет: во-первых, от страха, что незнакомец потребует от нее еще чего-нибудь, а во-вторых, от злости на то, что приходится ему повиноваться и что ее единственная одежда превращена в тряпку. Но незнакомец больше от нее ничего не требовал, и Сара испытала огромное облегчение.

Если в отряде ее отца уединиться ей было трудно, то здесь это оказалось вообще невозможно. Сара ужаснулась, когда ее похититель не позволил ей даже укрыться в кусты, чтобы отправить свои утренние дела. После долгих объяснений жестами девушке все же удалось убедить его позволить ей укрыться за одиноко стоявшим низеньким кустиком. Спрятав все, кроме головы, от взглядов четырех ухмыляющихся индейцев, она поспешно облегчилась.

После этого незнакомец вновь завернул ее в одеяло — правда, на этот раз просто скрывая от алчных взглядов ее тело, на котором не было ничего, кроме тоненькой ситцевой ночной рубашки, — и опять собрался посадить ее на лошадь. Тут возник еще один конфликт, поскольку незнакомец требовал, чтобы Сара ехала на лошади верхом и по-мужски. Ей никогда в жизни не приходилось ездить таким образом. Она всегда ездила с женским седлом, свесив ноги на одну сторону, а теперь ей следовало расставить их в разные стороны. Кошмар! Но это все-таки предпочтительнее, нежели снова быть перекинутой через спину лошади, как в предыдущую ночь. Итак, начиная с сегодняшнего утра, она должна была научиться ездить верхом позади своего похитителя, обхватив его при этом руками за пояс. К тому же руки ее должны были быть связаны. Сара понимала, что незнакомец не хочет, чтобы она каким-то образом соскользнула с лошади и сбежала. Хотя как она могла это сделать под пристальным наблюдением четырех индейцев? На этот раз он не стал засовывать ей в рот кляп, и уже за эту милость Сара была ему несказанно благодарна.

— Тебе, конечно, известно, — заявила она ему, когда он связывал перед собой кисти ее рук, — что мой отец получит за это твою голову! Рано или поздно он найдет меня. И тебя он найдет тоже! Мой отец — уважаемый человек, генерал армии Соединенных Штатов!

Что-то в ее словах привлекло внимание незнакомца. Он обернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Ге-не-рал? — произнес он по слогам.

— Да, генерал. Очень большой начальник у белых.

При этих словах незнакомец сердито сдвинул брови и что-то пробормотал себе под нос. Сара даже не попыталась вникнуть в сказанное.

Ночной Ястреб узнал слово» генерал «, хотя все остальное в словах Пламени было ему непонятно. Он снова спросил себя, каковы были ее отношения с этим мужчиной. Его очень раздражало то, что она не может ему этого объяснить. В остальном же затруднительность ее положения лишь забавляла его, и не в меньшей степени, чем его друзей. Он едва удержался, чтобы не рассмеяться, когда девушка возмутилась тем, что ей придется ехать верхом с неприкрытыми ногами. Во время пути она делала все от нее зависящее, чтобы держать спину прямо и не прикасаться к нему. Однако долго это продолжаться не могло, поскольку в этот день им предстояло ехать очень далеко — чтобы между ними и фортом оставалось как можно больше миль.» Скоро она устанет и начнет на меня опираться. Скоро она поймет, что лучше сохранить силы для противостояния в более важных вопросах «, — думал Ночной Ястреб.

Он посадил ее позади себя не столько ради своего собственного удовольствия или боязни, что она сбежит. Дорога впереди была очень неровной, и Ночной Ястреб опасался, что девушка будет постоянно ударяться о спину лошади и таким образом покалечит себя. Он не мог посадить ее на лошадь прямо перед собой, поскольку ему нужны были свободные руки — чтобы держать оружие.

Ночной Ястреб был прав, предположив, что Сара изо всех сил будет стараться не прикоснуться к нему. И не потому, что он был грязным и вонючим, каким в общем-то и должен быть индеец, а потому, что понимал: по своей воле эта девушка никогда не прикоснется к дикарю, который осмелился увезти ее насильно. Ночной Ястреб был грубым язычником и догадывался, что она будет сопротивляться в любом случае — что бы он ни предпринял. На первых порах Саре еще кое-как удавалось избегать соприкосновений с ним — во всяком случае, она старалась изо всех сил. Как ей удастся выжить среди дикой природы, сможет ли она найти дорогу обратно в форт — девушка себе даже не представляла. Однако она решила, что будет пытаться сделать это.

«Интересно, обнаружили ли уже мое исчезновение? «— подумала Сара. Как она жалела о том. что не сообразила закричать вовремя — сразу, как только проснулась и увидела перед собой этого незнакомца. Правда, поначалу она приняла его за сон. А когда осознала весь ужас своего положения, было уже слишком поздно. Тем не менее она удивлялась, как это индейцам удалось перебраться через стену форта и похитить ее, не потревожив никого из часовых. Мысленно возвращаясь назад, Сара не могла припомнить, чтобы в тот момент в форте поднялась какая-нибудь тревога. Может быть, эти дикари убили стоявшего на посту часового? Или просто прокрались так тихо, что никто и не заметил, как они, вошли и вышли?

С приближением полудня Сара все более и более укреплялась в мысли, что ее исчезновение уже обнаружено. Отец хотел выехать пораньше в форт Кирней, который отстоял от форта Ларами на расстоянии полутора недель пути. Бедный папа, наверно, сейчас обезумел от горя. Ей ли не знать его! Он, вероятно, обыскал уже весь форт, стараясь найти ее. Он будет немилосердно допрашивать всех часовых. Столько голов полетит, пока будут продолжаться ее поиски! Мысль о том, что способен наговорить, пребывая в гневе, ее отец, заставила Сару улыбнуться, несмотря на самое что ни на есть мрачное состояние ее души. Где-нибудь через полчаса генерал Вайз прикажет седлать коней, и поисковая группа во главе с ним отправится в путь. Саре хотелось надеяться, что ее похитители оставили после себя какие-нибудь следы и что отец обнаружит их раньше, чем…

В этом месте размышлений уверенность покинула ее. Ей не хотелось уточнять, что будет дальше, какие у этих индейцев планы в отношении ее. Будут ли ее пытать? Убьют ли ее? Или придумают что-нибудь похуже? Она не решалась даже думать об этом. Иначе от ужаса у нее просто сдвинутся мозги. А так по ее лицу лишь текли слезы и все тело пронизывала мелкая дрожь.

Ночной Ястреб чувствовал, как напугана его пленница, и мог только предполагать о чем она думает в этот момент. Он вновь пожелал найти какой-либо способ облегчения ее душевного состояния. Чувство острой жалости к ней охватывало его душу, когда он ощущал ее соленые слезы на своей голой спине. Он понимал ее смятение, ему было жаль девушку, но, тем не менее, повторись все сначала, он поступил бы точно так же. Пламя была его женщиной, потому что была предназначена ему судьбой. Да, их судьбы были предначертаны звездами задолго до того, как они с Пламенем появились на свет. Неважно, что его действия причинили ей боль, — рано или поздно их встреча должна была свершиться, поскольку они были родственными душами. Это была его единственная настоящая любовь — любовь на всю жизнь.

Постепенно Сара отказалась от упрямого желания сидеть на лошади, держа при этом спину прямо. У нее болело все тело. Голова беспомощно болталась на тонкой шее, резко откидываясь при каждом движении лошади. Смирившись, она оперлась-таки о своего похитителя, позволив теперь его в другую сторону, но перо преследовало ее, будто заколдованное, и теперь щекотало затылок. Тогда она уперлась носом в твердую спину индейца, стараясь хоть как-то избавиться от назойливого щекотания.

Наконец она со злостью вцепилась в перо зубами. Ей уже не было никакого дела до того, что таким образом она может выдрать вообще все черное оперение. Выдернув это чертово перо, Сара выплюнула его и куснула плечо своего похитителя, правда не так сильно, чтобы прокусить кожу.

Сара не имела возможности видеть улыбку, мелькнувшую на губах Ночного Ястреба в то время, когда тот наблюдал, как отчаянно она сражается с пером. Индеец быстро сообразил, в чем дело, но хотел посмотреть, каким образом девушка собирается с ним справиться. Теперь же, когда она слегка куснула его, он обернулся и поглядел ей прямо в лицо.

— Ты можешь убрать эти чертовы перья от моего лица? — злобно выпалила Сара. — Не понимаю, зачем вообще надо носить на себе эту дрянь?! От них ведь нет никакого проку! Эти перья куда лучше бы смотрелись на одной из моих шляпок. Или на той птице, у которой ты их выщипал!

Ее надменный взгляд говорил о многом, и единственное, что оставалось делать в этой ситуации Ночному Ястребу, — это пытаться сдерживать смех. Он резко повернулся лицом вперед и уже не обращал больше внимания на то, как крутилась, шипела, ругалась его пленница. Обменявшись едва заметными усмешками со своими друзьями, он поехал дальше, продолжая испытывать удовольствие от того, что ощущал кожей — спины дыхание девушки, прикосновение ее волос и мягких щек…

Вскоре они сделали небольшую остановку, чтобы отдохнуть и напоить лошадей. Как и в предыдущий раз, путники не стали разводить костер, из чего Сара сделала вывод: они догадываются о том, что их могут преследовать. Они остановились у небольшого ручья, где всадники напоили своих лошадей и наполнили водой кожаные бурдюки.

Сара хотела бы, чтобы ее похититель развязал ей руки. Однако, даже подавая ей воду и еду, он не развязывал их, заставляя Сару изворачиваться как только можно. Такое отношение с его стороны обескуражило ее и поставило в тупик — ведь она уже начала было подумывать о том, как бы наладить с этим дикарем хоть какое-то общение, если бы сумела соответствующим образом воспользоваться своими руками. Ведь язык жестов, которому ее обучила Мод, пришел как раз от индейцев. Поэтому Саре были понятны многие жесты, которыми пользовались ее похитители. Это были очень простые команды и, жесты. Некоторыми из них пользовались и белые люди, когда пытались связаться с кем-нибудь без слов. Но сейчас все это было бесполезно, поскольку руки у нее были постоянно связаны и она не могла ими воспользоваться.

К этому моменту Сара, пожалуй, продала бы душу за горячую ванну и возможность сменить одежду, но, принимая во внимание то, что ее ни на секунду не оставляли одну, она даже и не пыталась просить разрешения помыться в маленьком ручейке. С другой стороны, девушка решила, что чем грязнее она будет, чем противнее от нее будет пахнуть, тем менее привлекательной она покажется своему похитителю. Сара согласилась бы ослепнуть, чтобы избежать сладострастных взглядов, которые он бросал на нее в течение дня. Да и не только он один.

Сара не так уж ошибалась в оценке ситуации. Не успели они доесть свой холодный ужин, как между мужчинами возник отчаянный спор. Из многочисленных жестов и обращенных на нее взглядов Сара поняла, что речь идет о ней. Один из индейцев с особенной яростью нападал на ее похитителя, обмениваясь с ним самыми что ни на есть горячими взглядами.

— Мы помогли тебе похитить эту женщину из форта. Теперь мы должны получить свою долю, — пылко наседал на Ночного Ястреба Кривая Стрела. — Почему это только ты должен развлекаться с ней и получать удовольствие?

— Если вы, мои друзья, требуете от меня платы, я найду другую возможность отблагодарить вас за помощь, но не стану делить с вами мою женщину. К ней не прикоснется никто, кроме меня. И я, не задумываясь, убью любого, кто захочет попробовать это сделать.

Ночной Ястреб с решимостью воспринял воинственность своих друзей и был готов даже драться с ними за свое право на обладание этой женщиной.

— Если ты так горячо желаешь ее, почему же до сих пор не взял ее? — настаивал Кривая Стрела. — Она произвела на тебя такое впечатление, что ты лишился мужских достоинств? Если ты не можешь управиться с ней как следует, то не осуждай нас за желание сделать то, что не получается у тебя, Ночной Ястреб!

Глаза Ночного Ястреба метнули черный огонь на Кривую Стрелу, но, прежде чем тот успел что-либо промолвить, заговорил Красное Перо:

— Она же всего-навсего рабыня, Ночной Ястреб. Украденная вещь, которой должны попользоваться все. Разве это не так? Что ты так злишься из-за такого пустяка?

— Она — гораздо больше, чем просто рабыня, — возразил Ночной Ястреб. — Я хочу взять ее себе в жены.

Три пары глаз изумленно уставились на него. Кривая Стрела первым прервал молчание:

— По-моему, ты сошел с ума, мой друг. Разум покинул твое тело. Она — красивая, это верно. Но надо быть безумцем, чтобы всерьез подумывать о том, чтобы сделать ее своей женой.

Тут, заливаясь смехом, в разговор вступил Каменное Лицо:

— Разум — это не единственное, что покинет его тело, когда Маленькая Крольчиха узнает об этом! Могу только предположить, чего она лишит его сначала — головы или мужского достоинства?!

— Маленькая Крольчиха ничего не скажет. Она воспримет это как должное и поступит в соответствии с моим желанием — как и должна поступить жена шайена, когда ее муж решает взять вторую жену. Ее положение в моем доме не будет ущемлено — просто в хозяйстве прибавятся еще две руки. Маленькая Крольчиха сильно ослабла, вынашивая ребенка моего брата, и скорее всего обрадуется помощи со стороны белой женщины.

Красное Перо покачал головой:

— Ночной Ястреб, если ты действительно в это веришь, то обретешь лишь одни неприятности. Маленькая Крольчиха пока еще не спала с тобой на твоей циновке, но ей очень не понравится, если эта белая женщина разделит с тобой эту циновку раньше нее.

— Красное Перо, это касается только меня.

Красное Перо пожал плечами:

— Тогда эта женщина — твоя. Я не хочу разрушить нашу дружбу из-за этого, и ты мне ничего не должен за мою тебе помощь. Это я в долгу перед тобой за то, что ты спас тогда меня от горной кошки.

— Я тоже отказываюсь от претензий на эту женщину, — заявил Каменное Лицо и с усмешкой, противоречившей его имени (поскольку в действительности, несмотря на свой суровый облик, он был веселым шутником), добавил: — Возможно, я еще пожалею о своей щедрости, но Сияющая Звезда вырежет ножом мое сердце, если я притронусь к другой женщине. А я очень боюсь ярости своей жены.

Все, кроме Кривой Стрелы, посмеялись над шуткой Каменного Лица. А тот окинул Ночного Ястреба решительным взглядом:

— А я, Ночной Ястреб, настаиваю на своем! Мне тоже хочется попробовать эту женщину, хотя я и не настолько глуп, чтобы желать сделать ее своей женой. — Он взялся за кожаный бурдюк, висевший у пояса. — Мы кинем с тобой камни, чтобы определить, кому она достанется, кто будет ее владельцем.

— Нет.

Ночной Ястреб не желал вверять решение столь важного для него вопроса случаю. Риск потерять Пламя — бросая камни — был слишком велик.

— Эта игра — на удачу. Мы же дождемся приезда в деревню, и пусть тогда совет старейшин решит, что нам делать.

— Они постановят, что мы должны за нее драться, — сказал Кривая Стрела.

— Значит, так и будет, — ответил Ночной Ястреб ледяным голосом.

— Неужели тебе так хочется проливать свою кровь из-за этой белой женщины? — с презрением спросил Кривая Стрела. — Почему бы тебе не взять ее в свою хижину на время, а когда ты насытишься ею, то легко сможешь от нее отказаться. Я не алчен — могу немного подождать, и не тщеславен — мне неважно, кто воспользуется ею первым.

Напряжение, висевшее в воздухе, было слишком сильным, когда Ночной Ястреб повернулся к другу своего детства с искаженным от гнева лицом:

— Кривая Стрела, ты слишком жестоко испытываешь нашу дружбу. Я уже сказал, что эта женщина будет моей женой. Красное Перо и Каменное Лицо отнеслись к моему желанию с должным уважением. Если ты не можешь поступить так же, как они, значит, мы будем драться. Но сперва мы дождемся возвращения в деревню, потому что я не хочу подвергать наш отряд опасности в то время, когда кругом враги, а мы так далеко от наших родных мест. Вождь шайенов должен ставить интересы своих людей выше собственных.

Это было довольно тонкое, но достаточно болезненное напоминание Кривой Стреле о том, что статус воина ниже статуса вождя племени, каковым являлся Ночной Ястреб.

— Предупреждаю тебя, Кривая Стрела. Клянусь в присутствии моих друзей, что убью любого, кто притронется к этой женщине, которая принадлежит только мне одному. Я заслужу право называть ее своей женой. И если понадобится, буду драться за нее. А уж поскольку она — моя, я уничтожу любого, кто к ней притронется.

ГЛАВА 5

Дождь! Ледяной, пробирающий до самых костей дождь лил ей прямо на голову. Сара опять ехала позади Ночного Ястреба с завязанными вокруг его пояса руками. Ее трясло от холода, и она прижималась к своему похитителю, стараясь вобрать в себя хотя бы частичку его тепла. Не в первый раз ее удивляло, как это он ехал совсем голый и такой теплый, в то время как она посинела до кончиков пальцев. Ее голые ноги покрылись гусиной кожей. Как августовский дождь может пробирать так, до самых костей?

Ночной Ястреб мог бы рассказать ей, что и осень и зима рано наступают в краях его предков и что скоро снег толстым, доходящим до уздечки лошади слоем, как одеялом, укроет землю. Тем не менее дождь и впрямь был чересчур холоден для конца лета. Его гнал холодный северный ветер, предупреждавший о скором приходе зимы. Даже четыре воина-шайена, привыкшие к любым условиям, чувствовали себя не слишком-то комфортно. Их единственным желанием было поскорее добраться до родной деревни, и потому, несмотря на проливной дождь, они решили не искать крова.

Дождь делал поездку вдвойне опасной еще и потому, что шум дождя и ветра скрывал любые признаки приближавшегося врага. Он ухудшал видимость и замедлял скорость продвижения, превратив сухую землю в грязь. Индейцы вынуждены были двигаться дальше, оставляя за собой четко различимые следы.

В полдень чуть было не стряслась беда. Они приближались к перекрестку лесной дороги, когда Ночной Ястреб поднял руку, требуя тишины. Хорошо натренированные маленькие индейские лошади застыли в ожидании последующего приказа своих наездников. Четыре воина также застыли как вкопанные, напрягая свои глаза и уши, чтобы определить, откуда исходит опасность. С невероятным терпением они вслушивались в шум дождя.

И тут они услышали чавкающий звук ступающих по грязи копыт, позвякивание уздечек и тихое поскрипывание кожаных седел. Зная, что подобный шум исходит не от индейцев, а от белых, Ночной Ястреб отреагировал быстро и бесшумно. Не говоря ни слова, он развязал Пламени руки и, прежде чем она сообразила, что свободна, спрыгнул с лошади. Одной рукой он тут же закрыл ей рот, чтобы она не смогла закричать, а другой стащил ее вниз и повел под прикрытие деревьев, растущих у обочины дороги. Там он грубо заткнул ей кляпом рот, связал руки и ноги и прикрыл сверху мокрым коричневым одеялом, после чего присоединился к своим товарищам.

Сара была испугана и сбита с толку. Почему они остановились? И почему похититель вдруг стащил ее с лошади и спрятал в лесу? Пока она пыталась высвободиться из-под одеяла — что при связанных руках и ногах было совсем непростым делом, — она услышала едва уловимый топот лошадей. Они уезжали! О Боже! Они оставили ее здесь, в диком лесу, одну, со связанными руками и беспомощную! Как она желала в эту минуту убежать от них! Но прелести ситуации, в которую она попала, были с голь непредсказуемы1 Может, ее бросили здесь, чтобы она умерла от голода? Или чтобы ее нашли и съели дикие звери?

Безграничное отчаяние заставило ее с новыми усилиями броситься на борьбу с веревками, опутывающими ее руки и ноги. Ценой невероятных усилий ей удалось сбросить с лица одеяло, но сколько она ни старалась вытолкнуть кляп изо рта, у нее так ничего и не получилось. Слезы застилали ей глаза и сжимали горло, еще более затрудняя дыхание. Она была вынуждена прекратить брыкаться, чтобы перевести дух.

И тут до ее слуха вновь донесся топот лошадиных копыт. С огромным напряжением вслушиваясь в льющий как из ведра дождь, Сара решила, что это вернулись ее похитители. Зачем? Что могли они сделать за такое короткое время после того, как бросили ее здесь? Может, они решили напугать ее? Может, это просто какая-то жестокая игра?

Затем до Сары долетели звуки голосов — голосов людей, разговаривающих по-английски! О благословенные небеса! Это белые люди! Приподняв голову, она смогла сквозь деревья уловить что-то синее. Солдаты! Не было никаких сомнений в том, что она видела перед собой замечательную форму армии Соединенных Штатов! Мысль о том, что спасение близко, вызвала в ней новый прилив энергии. С каждым новым глотком воздуха Сара начинала кричать. Она вопила изо всех сил. Широко открытыми, неверящими глазами она в ужасе наблюдала, как солдаты проезжают мимо, так и не услышав ее. Она лежала от них всего в нескольких ярдах, но они не слышали ее! Один из них бросил коричневый окурок всего в футе от ее головы. Он даже посмотрел в ее сторону, но ничего не заметил.

Неожиданно отряд остановился, и Сара, чуть было не потеряв сознание, с облегчением вздохнула. Должно быть, они наконец заметили ее! О, благодарю тебя, Господи! Ее вот-вот освободят! Но никто не направился в ее сторону. Чего же они ждали? Она напрягла слух, чтобы услышать, о чем они говорят.

— Неподкованные лошади, капитан, — раздался мужской голос. — Их четверо. Скорее всего, индейцы. И следы совсем свежие.

— Похоже, они услышали, что мы приближаемся, и поспешили убраться, — ответил ему другой.

— Будем преследовать их, сэр? — спросил третий. — Нас — двенадцать, а их — лишь четверо.

— Я и не знал, что ты так хорошо считаешь, Смитти, — раздался еще один, лукавый голос, заставивший всех рассмеяться.

Смитти обиделся:

— Эх-х! Может, я и не получил такого образования, какое получил ты, мистер Чертова Задница, но зато я хорошо знаю, что такое индейцы, и, между прочим, до сих пор жив. А твои рыжие волосы в один прекрасный день будут болтаться на кончике ножа у одного из них, потому что Бог не дал тебе ума, городской мальчик!

— Ну, хватит, вы оба! — резкий голос командира оборвал спор. — У нас достаточно проблем и без того, чтобы вы еще нападали друг на друга. Скорее всего, эти индейцы где-то неподалеку, поэтому я требую, чтобы каждый из вас был предельно внимателен, смотрел в оба и закрыл рот. Нам повезет, если окажется, что это индейцы из дружественного нам племени. Похоже, они стараются избежать столкновения с нами. Это совпадает с нашим желанием. Поэтому уходим.

Сара не могла поверить своим ушам. Они уезжают! Они просто не заметили ее! Едва не потеряв от отчаяния рассудок, она заметалась, забила ногами о землю, закричала так сильно, что чуть было не сорвала голос. Ей следовало во что бы то ни стало привлечь их внимание! Почему они не слышат ее? Ведь она кричит так громко! Если бы хоть один из них взглянул в ее сторону! Несомненно, они бы увидели ее. И в этот же миг, словно для того, чтобы дать ей понять, как жестоко она ошибается, один из солдат обернулся в седле и посмотрел прямо на нее. Он был настолько близко, что Сара даже разглядела цвет его глаз. И тем не менее солдат ничего не заметил и отвернулся вновь.

Отряд, не спеша, удалялся, а Саре хотелось умереть от отчаяния и досады. Глаза ее наполнились слезами. Она провожала взглядом последний синий мундир, пока тот окончательно не исчез из виду. Так близко! Быть так близко к освобождению! Ну почему, почему? Страшное разочарование, словно осколок стекла, пронзило ее сердце. И когда последние чавкающие звуки копыт затихли в отдалении, Сара положила голову прямо в грязь и разрыдалась.

Глупые, глупые люди! Если они заметили следы лошадей, почему же они не обратили никакого внимания на следы, оставленные ее похитителями, следы, которые вели в сторону от лесной дорожки? И в этот момент — момент отчаяния и досады — Сара пожелала им смерти — за их глупость, из-за которой не состоялось ее освобождение. Девушка даже не могла предположить, что ее страшное пожелание вскоре исполнится. Если бы она не рыдала так громко, то через несколько минут услышала бы пронзительные крики и короткие ружейные выстрелы.

Сара не знала, сколько она пролежала вот так, рыдая горькими слезами. Ей показалось, что прошла целая вечность. Выплакав же все слезы, какие у нее были, она предалась своим мрачным мыслям. Теперь, когда надежда на освобождение растаяла как дым, к ней вернулся страх того, что ее бросили здесь одну. Выползшие на поверхность земли корни дерева больно впивались ей в бок, но у нее уже не было сил, чтобы отодвинуться. Она лежала, одинокая и несчастная, а холодный ливень все лил и лил ей на голову. Через некоторое время он поутих и перешел в моросящий дождичек. Неожиданно Сара услышала рычание каких-то животных, пробиравшихся сквозь кустарник. Чем дольше она лежала, тем страшнее ей становилось. Что, если больше никто не приедет за ней? Никогда?

И вдруг по обе стороны от ее головы появились ноги, обутые в мокасины. От неожиданности Сара дернулась, но тут же чувство облегчения охватило ее душу. Однако в следующий момент новая мысль тревогой отозвалась в ее сердце. А если это не ее похититель, а какой-нибудь другой индеец? У нее перехватило дыхание. Эта мысль привела ее в ужас, хотя Сара даже и не пыталась определить, почему она предпочла бы одного дикого похитителя другому. Два дня путешествия с Ночным Ястребом все-таки как-то сблизили их. Хотя она по-прежнему боялась его, а также того, что он может с ней сделать, для ее совершенно сбитого с толку сознания он был предпочтительнее любого другого дикаря.

Трясясь от ужаса, она посмотрела сначала на ноги, потом на кожаную набедренную повязку, затем на широкую голую грудь. Наконец она осмелилась взглянуть ему в лицо — и испустила вздох облегчения. Это был он! Это был ее индеец.

Ночной Ястреб взглянул на ее грязное, с дорожками от слез лицо, покрасневшие глаза и почувствовал вдруг к этой несчастной женщине какую-то особую жалость. Он мог только догадываться, насколько она была напугана, — совершенно одинокая, абсолютно беспомощная, не понимающая, что происходит. Но ничего не поделаешь. Ему было бы интересно узнать, слышала ли она проехавших мимо нее солдат и что она пережила, будучи не в состоянии дозваться.

Он прекрасно знал, что те ее не заметили — иначе сейчас она была бы с ними. Четыре индейца вернулись немного назад по дороге, затем спрятались в укрытие и стали ждать. Если бы один из солдат не заметил Красное Перо, отряд проехал бы мимо и ничего не случилось бы. Но молодой белый при виде храброго шайена запаниковал и попытался застрелить Красное Перо. Другие солдаты тоже вступили в бой, что-то выкрикивая и стреляя в панике в разные стороны. И командир не смог остановить их.

Бой был коротким. В создавшейся неразберихе для воинов-шайенов, находившихся в укрытии, было проще ориентироваться в ситуации. Один за другим синие мундиры валились на землю с вонзившимися в их белые тела стрелами. Лишь два солдата успели достаточно быстро убраться, избежав смерти. Индейцы позволили им уйти. Не стоило тратить время на их преследование. Когда они вернутся сюда с подкреплением, шайены уже покинут это место. А там, куда они направляются, солдаты уже не смогут их преследовать. Пусть белые придут и заберут своих убитых. Пусть увидят смерть, которая ждет каждого, кто посягнет на индейские земли. И пусть она послужит предостережением всем, кто осмелится сделать это.

Ночной Ястреб наклонился и срезал ремни с рук и коленей Пламени. Он вздрогнул, увидев, как повредила она свою нежную кожу, пытаясь освободиться от пут. Свежие красные полосы остались на ее теле, в некоторых местах даже кровоточащие. Глупая женщина! Зачем она сделала такое с собой? Если бы она лежала тихонько, то не причинила бы себе такой боли. Неужели она не понимала, что он непременно вернется за ней?

Ночной Ястреб был слишком раздосадован видом ее израненного тела и потому поднял ее на ноги несколько грубее, чем намеревался. Из ее заткнутого тряпкой рта вырвался крик отчаяния. Ноги отказались удерживать ее, и она в поисках опоры повалилась на своего похитителя. Ни минуты не раздумывая, тот прижал ее к себе, поближе к сердцу, и долго не отпускал. Затем, вспомнив, что товарищи ждут его на дорожке, он отстранился от нее и вытащил тряпку, горчащую между трясущимися губами пленницы.

Слезы градом катились по лицу Сары. Она презирала себя за слабость, но ничего не могла поделать. Руки и ноги ее так долго были связаны, что теперь онемели и отказывались слушаться.

Правда, испуг ее уже прошел, зато с новой силой взыграл темперамент. Едва лишь воин освободил ее рот от кляпа, она завопила:

— Ты — гнусное животное!

Она хотела накричать на него, но не смогла, поскольку сорвала себе голос, пытаясь докричаться до солдат. Однако это ее не остановило. Ей не терпелось высказать все, что в ней накопилось.

— Ты — паршивый язычник! Как ты посмел сделать со мной такое! Как ты посмел!

Индеец схватил ее слабые кулачки прежде, чем те успели добраться до его лица.

Боль, причиненная его сильными пальцами, еще больше ожесточила девушку.

— Меня могли сожрать какие-нибудь дикие звери, да будет тебе известно! — продолжала она с не меньшей яростью. — Зачем ты оставил меня здесь одну? Неужели у тебя совсем нет сердца?