– А вы кто? – окликнула Старлинг.
– Не твое собачье дело.
– Вы здесь с Сэмми живете?
– Конечно, нет. Я сюда на свидание пришла. Может, оставишь нас в покое?
– Сейчас. Только ответьте на мой вопрос. Вы здесь давно?
– Две недели.
– Здесь еще кто-нибудь был?
– Какие-то бродяги. Сэмми их выгнал.
– Сэмми вас защищает?
– Поторчи тут с нами – сама узнаешь. Я могу ходить и нахожу чего пожрать. А у него есть безопасное место, чтоб спокойно пожрать. Многие так сходятся.
– И никто из вас не получает никакой помощи? Может, вы хотите, чтоб вас включили в какую-нибудь программу помощи? Я могу в этом посодействовать.
– Он уже пытался. Безнадега. Идешь туда, к ним, в большой мир, делаешь все это дерьмо, как тебе говорят, а потом возвращаешься обратно, все без толку. Ты что, ищешь тут что-нибудь? Чего тебе тут надо?
– Документы кое-какие.
– Если их тут нет, значит, их сперли. Не надо большого ума, чтоб понять.
– Сэмми! – позвала Старлинг. – Сэмми?
Сэмми не ответил.
– Он спит, – сказала его подружка.
– Если я оставлю вам денег, вы купите какой-нибудь еды? – спросила Старлинг.
– Не-а, я лучше выпивки куплю. Еду можно найти. А выпивку не найдешь. Смотри, чтоб тебе дверью по заднице не врезало, когда будешь выходить.
– Я оставлю деньги на столе, – сказала Старлинг. Она чувствовала себя так, словно бежит отсюда. И припомнила, как уходила от доктора Лектера, припомнила, как старалась держать себя в руках, когда шла к островку спокойствия и безопасности, каким ей представлялся пост санитара Барни.
Пользуясь светом, падавшим с лестницы, Старлинг достала из бумажника 20-долларовый банкнот. Положила деньги на брошенный, исцарапанный стол Барни и прижала пустой винной бутылкой. Развернула пластиковую сумку и засунула в нее папку Лектера с историей болезни Миггза, а также пустую папку Миггза.
– До свиданья. Пока, Сэмми, – сказала она человеку, который вышел было в большой мир, но вернулся в тот ад, который он знал лучше. Она еще хотела сказать ему, что Иисус скоро придет, но это прозвучало бы слишком глупо.
Старлинг выбралась на свет, чтобы продолжать собственное кружение в большом мире.
ГЛАВА 12
Если на дороге, ведущей в ад, есть боковые съезды, они, вероятно, очень похожи на въезд для машин «скорой помощи» в здание клинической больницы «Мизерекордиа» штата Мэриленд. Здесь, посреди замирающих завываний сирен и завываний умирающих, грохота перемазанных кровью каталок, криков и стонов, поднимаются столбы пара из канализационных колодцев, подкрашенные красным светом от огромной неоновой надписи «СКОРАЯ ПОМОЩЬ», напоминающей Моисеев столп огненный ночью, превращающийся в столп облачный днем.
Барни появился из этого пара, на ходу втискивая свои мощные плечи в куртку, наклонив вперед коротко стриженную голову и широкими шагами меряя разбитый тротуар, направляясь на восток, в сторону начинающегося утра.
Он на двадцать пять минут задержался на работе – перед этим полиция привезла пьяного «кота» с огнестрельным ранением; «кот» любил драться с женщинами, поэтому старшая сестра попросила Барни остаться и помочь. К Барни всегда обращались за помощью, когда в отделение поступал буйный пациент.
Клэрис Старлинг следила за Барни из-под глубоко надвинутого капюшона куртки. Она дала ему возможность отойти на полквартала по противоположной стороне улицы, прежде чем забросить на плечо свою хозяйственную сумку и последовать за ним. Когда он миновал и стоянку автомобилей, и автобусную остановку, она испытала некоторое облегчение. За Барни легче было следить, если идти пешком. Она не знала, где он живет, а ей нужно было это узнать до того, как он ее заметит.
Район позади больницы был тихий, здесь жили в основном «синие воротнички» смешанного расового состава. Район, где машину надо запирать на множество замков, но не обязательно забирать домой на ночь аккумулятор, где дети вполне могут играть на улице.
Через три квартала Барни переждал, пока проедет автобус, и свернул на север, на улицу, застроенную узкими домами с мраморными ступеньками и аккуратными садиками перед фасадом. Несколько пустых витрин стояли совершенно целыми, стекла намазаны мылом. Магазины уже начинали открываться, и на улице уже появлялись люди. Грузовики, припаркованные на ночь по обеим сторонам улицы, на полминуты закрыли Старлинг обзор, и она чуть не наткнулась на Барни, не сразу поняв, что он остановился. Она оказалась прямо напротив него, на противоположной стороне улицы, когда его заметила. Может быть, он ее тоже заметил.
Он стоял, засунув руки в карманы, наклонив голову вперед, и смотрел из-под нахмуренных бровей на что-то, шевелящееся посреди улицы. Там лежала мертвая голубка, ее крыло шевелил ветерок от проезжавших мимо машин. А голубь-самец ходил кругами возле тела мертвой подруги, кося на нее глазом, и его головка подергивалась в такт шагам его розовых лапок. Круг за кругом, что-то тихо приборматывая по-голубиному. Мимо проехало несколько машин и автобус, но голубь лишь в последний момент ускользал от наезда, перепархивая в сторону.
Может быть, Барни поглядел на нее, Старлинг не была в этом уверена. Ей нужно было идти дальше, иначе он ее заметит. Когда же она оглянулась через плечо, Барни уже присел посреди дороги, подняв руку, чтобы остановить уличное движение.
Она завернула за угол, чтобы он ее не видел, стянула с себя куртку с капюшоном, достала из хозяйственной сумки свитер, бейсбольную кепочку и спортивную сумку и быстро переоделась, засунув куртку и хозяйственную сумку в пластиковую спортивную сумку и заправив волосы под кепку. И, влившись в поток возвращающихся с работы уборщиц, вышла обратно на улицу, где оставила Барни.
Он держал в ладонях мертвую голубку. Ее дружок взлетел, шелестя крыльями, на провода над их головами и продолжал наблюдать оттуда. Барни положил мертвую голубку в траву на газоне и пригладил ее перья. Поднял свое широкое лицо к птице на проводах и что-то сказал. Когда он встал и пошел дальше, голубь-самец слетел вниз на газон и вновь стал кружить вокруг мертвого тела, пробираясь сквозь траву. Барни не оглядывался. Когда он взобрался на ступеньки крыльца жилого дома, ярдах в ста дальше по улице, и полез за ключами, Старлинг пробежала полквартала, чтобы перехватить его прежде, чем он откроет дверь.
– Барни! Привет!
Он неторопливо повернулся и поглядел на нее сверху вниз. Старлинг уже забыла, что у него такие необычно широко расставленные глаза. По этим глазам она поняла, что он узнал ее, и ощутила нечто вроде щелчка, какой обычно слышится при включении какого-нибудь электронного устройства.
Она сняла бейсболку, освобождая волосы.
– Я Клэрис Старлинг. Помните меня? Я…
– Из ФБР, – без выражения произнес Барни.
Старлинг сложила ладони и кивнула:
– Ну да, я из ФБР. Барни, мне с вами нужно поговорить. Ничего официального, я просто хочу вас кое о чем спросить.
Барни спустился с крыльца. Когда он оказался на тротуаре перед Старлинг, ей все равно пришлось смотреть на него снизу вверх. Ее не пугали его огромные размеры, как они могли бы испугать мужчину.
– Вы готовы официально подтвердить, офицер Старлинг, что вы не зачитали мне мои права? – Голос у него был высоким и грубым, как голос Тарзана в исполнении Джонни Вайсмюллера.
– Подтверждаю. Я не зачитывала вам ваши права. И признаю это.
– А слабо сказать все это в вашу сумку?
Старлинг открыла сумку и, обращаясь внутрь, произнесла громким голосом, словно там сидел тролль:
– Я не зачитывала Барни его права, он не ознакомлен со своими правами.
– Тут есть одно вполне приличное кафе, дальше по улице, – сказал Барни. – А сколько у вас шапок в сумке? – спросил он, когда они тронулись.
– Три, – ответила она.
Мимо них проехал микроавтобус с инвалидными знаками, и Старлинг почувствовала, что его пассажиры смотрят на нее. Ну, инвалиды часто страдают сексуальной озабоченностью, на что, впрочем, имеют полное право. Молодые ребята, сидевшие в машине, встретившейся им на следующем перекрестке, тоже посмотрели на нее, но вслух ничего не сказали – явно из-за присутствия Барни. Любой предмет, высунувшийся из окна, тут же привлек бы к себе внимание Старлинг – она все время помнила о возможной мести «крипсов» – однако с такими вот похотливыми взглядами приходилось мириться.
Когда они с Барни вошли в кафе, микроавтобус сдал задом в переулок, развернулся и уехал в ту сторону, откуда приехал.
Им пришлось ждать, пока в переполненном заведении освободится отдельный кабинетик. Официант орал что-то на хинди повару, который с виноватым выражением на лице жарил мясо, переворачивая его длинными щипцами.
– Давайте что-нибудь съедим, – сказала она, когда они сели. – Дядя Сэм платит. Как у вас дела, Барни?
– С работой все в порядке.
– Кем работаете?
– Санитаром. У меня диплом практикующего санитара.
– А я думала, что вы уже медбратом стали. Или даже фельдшерскую школу закончили.
Барни пожал плечами и потянулся за молочником. Потом поднял глаза на Старлинг:
– Они вас теперь выгонят – из-за смерти Эвельды?
– Поживем – увидим. Вы ее знали?
– Я ее однажды видел, когда к нам привезли ее мужа, Дижона. Он уже был мертв, истек кровью еще до того, как его положили в машину «скорой помощи». У него все выливалось наружу, когда его привезли, переливание крови ничего уже не давало. А она не хотела смириться, не хотела, чтоб он умирал, даже драться с сестрами пыталась. Ну, и мне пришлось… вы ж понимаете… Очень красивая женщина. И сильная. Ее не стали арестовывать после…
– Ага, ее освободили прямо на месте.
– Так я и думал.
– Барни, после того, как вы передали доктора Лектера ребятам из Теннесси…
– Они были с ним невежливы.
– После того…
– И теперь они все мертвы.
– Да. Его охранники сумели продержаться в живых три дня. А вы протянули целых восемь лет, охраняя доктора Лектера.
– Шесть лет. Он уже сидел, когда я поступил туда на работу.
– Как вам это удавалось, Барни? Пусть вас не удивляет мой вопрос – как вы сумели протянуть так долго? Это ведь была не одна только вежливость?
Барни посмотрел на свое отражение в столовой ложке, сперва на выпуклой стороне, потом на вогнутой. Некоторое время он раздумывал.
– У доктора Лектера были прекрасные манеры, не чопорные, а свободные и элегантные. Я тогда учился заочно, и он мне помогал, делился своими знаниями. Это вовсе не значит, что он не убил бы меня в любой момент, если бы ему представилась такая возможность – одно качество характера вовсе не исключает наличие любого другого качества. Они могут соседствовать рядом друг с другом, и хорошие, и ужасные. У Сократа про это лучше сказано. В отделении особо строгого режима об этом нельзя забывать никогда, ни на секунду. Если все время помнишь об этом, ничего с тобой не случится. Доктор Лектер, может быть, потом и пожалел, что познакомил меня с Сократом. – Для Барни, не искалеченного последствиями обязательного школьного образования, Сократ стал настоящим открытием, как открываешь для себя нового человека при личном знакомстве.
– Безопасность сама по себе, а беседы – сами по себе, совершенно отдельно, – продолжал он. – Личные отношения не касаются соображений безопасности, а мне ведь приходилось и задерживать его почтовые поступления, и надевать на него путы.
– Вы много разговаривали с доктором Лектером?
– Иногда по нескольку месяцев мы и словом с ним не обмолвились, а иной раз разговаривали всю ночь напролет, когда вопли остальных умолкнут. Я хоть и учился заочно, но мало что знал, а он открыл мне целый новый мир, в самом буквальном смысле – Светоний, Гиббон и все такое. – Барни взял свою чашку. На тыльной стороне его левой руки виднелась свежая царапина, замазанная оранжевым бетадином.
– Вам никогда не приходило в голову, когда он убежал, что он может заявиться к вам?
Барни отрицательно покачал своей огромной головой:
– Он однажды сказал мне, что когда у него есть такая «возможность», он предпочитает охотиться на свободе. «Настичь и рвать дичь на диком просторе», как он сам это назвал. – Барни рассмеялся. Редкое зрелище. У него были мелкие зубы ребенка, и его веселье выглядело чуть-чуть безумным, как у малыша, когда тот плюется кашей в лицо сюсюкающему дяденьке.
Старлинг подумала: не слишком ли долго он просидел под землей в обществе невменяемых?
– А вы сами, вас никогда… не бросало в дрожь после того, как он сбежал? Вам-то самой не приходило в голову, что он может заявиться к вам? – спросил Барни.
– Нет.
– Почему?
– Он сказал, что не будет за мной охотиться.
Ответ, как ни странно, им обоим показался вполне удовлетворительным.
Принесли яичницу. И Барни, и Старлинг были голодны, поэтому в течение нескольких минут оба сосредоточенно ели.
– Барни, когда доктора Лектера перевели в Мемфис, я просила вас передать мне его рисунки из камеры, и вы мне их принесли. А куда делись остальные его вещи – книги, записи? В больнице не осталось даже его медицинской карты.
– Там была такая неразбериха, – Барни сделал паузу, постукивая по ладони солонкой. – Жуткая неразбериха, во всей больнице. Меня уволили, многих тогда уволили, а барахло куда-то рассовали. Трудно сказать…
– Извините, что-что? – переспросила Старлинг. – Я ничего не слышу – здесь такой шум… Я вчера обнаружила, что аннотированный и подписанный доктором Лектером экземпляр «Кулинарного словаря» Александра Дюма появился пару лет назад на частном аукционе в Нью-Йорке. И был продан в частную коллекцию за шестнадцать тысяч долларов. Свидетельство о собственности владельца было подписано «Кэри Флокс». Вы знаете Кэри Флокса, Барни? Надеюсь, что знаете, потому что ваши анкеты для поступления на работу в больницу, где вы сейчас работаете, заполнены его почерком, но подписаны «Барни». И он же заполнял вашу налоговую декларацию. Извините, я не расслышала, что вы перед этим сказали. Хотите, начнем сначала. Сколько вы получили за книгу, Барни?
– Около десяти тысяч, – произнес Барни, глядя ей прямо в глаза.
– В расписке указано десять пятьсот, – кивнула Старлинг. – А сколько вам заплатили за то интервью «Тэтлеру», когда доктор Лектер бежал?
– Пятнадцать кусков.
– Неплохо! Прилично заработали. И все, что вы им наплели, это просто ваши выдумки?
– Я знал, что доктор Лектер не стал бы возражать. Наоборот, он был бы разочарован, если б я не навешал им лапшу на уши.
– Он напал на ту медсестру до того, как вы поступили в Балтиморскую спецбольницу?
– Да.
– И у него была сломана рука?
– Насколько я знаю, да.
– Рентгеновский снимок делали?
– Наверняка.
– Мне нужен этот снимок.
– Ну-у-у-у…
– Я выяснила, что все автографы Лектера разделены на две части: одна – написана чернилами, до того, как он попал в тюрьму, а вторая – крайоновыми карандашами и фломастерами, уже в спецбольнице. Написанные крайоном и фломастером стоят дороже, но, думаю, вы это знаете. Барни, я полагаю, что все эти вещи у вас и что вы намереваетесь продавать их по частям любителям автографов в течение многих лет.
Барни пожал плечами и ничего не ответил.
– Думаю, что вы ждете, когда он снова станет «горячей» темой. Зачем вам это, Барни?
– Хочу успеть увидеть все картины Вермеера, какие есть на свете.
– Мне, видимо, нет смысла спрашивать, кто именно познакомил вас с Вермеером?
– Мы по ночам говорили о многих вещах.
– А вы говорили о том, чем он хотел бы заниматься, если бы оказался на свободе?
– Нет. Доктор Лектер не интересовался гипотетическими вопросами. Он не верит ни в силлогизмы, ни в синтез, ни в абсолютные истины.
– А во что он верит?
– В Хаос. Да в него вовсе и не надо верить. Он самоочевиден.
Старлинг на секунду захотелось быть снисходительной к Барни.
– Вы говорите так, словно сами в него верите, – сказала она. – В то же время ваша работа в Балтиморской спецбольнице заключалась как раз в поддержании порядка. Вы были старшим санитаром, ответственным за порядок. И вы, и я, мы оба занимаемся поддержанием порядка. От вас доктор Лектер не сумел убежать.
– Я вам это уже объяснял.
– Потому что вы всегда были начеку. Хотя и в определенном смысле относились друг к другу по-братски.
– Ничего подобного, – возразил Барни. – Он ни к кому не относится как к брату. Мы просто обсуждали вопросы, которыми оба интересовались. По крайней мере, это были вещи, интересные для меня, я тогда впервые о них узнавал.
– Доктор Лектер никогда не издевался над вами за то, что вы чего-то не знаете?
– Нет. А над вами?
– Тоже нет. – Она ответила утвердительно, чтобы не задевать чувства Барни, поскольку впервые вдруг осознала, что в насмешках этого чудовища на самом деле скрывались комплименты в ее адрес. – Он мог бы вдоволь поиздеваться надо мною, если б захотел. Так вам известно, где его вещи, Барни?
– А мне будет вознаграждение за то, что я их нашел?
Старлинг сложила салфетку и засунула ее под тарелку.
– Вознаграждением будет уже то, что я не стану предъявлять вам обвинение в препятствовании правосудию. Помните, я ведь тогда закрыла глаза, когда вы поставили мне подслушку, в спецбольнице.
– Это был «жучок» покойного доктора Чилтона.
– Покойного? Откуда вам известно, что он покойный?
– Ну, он ведь уже семь лет, как оставил нас в покое, – ответил Барни. – Не думаю, что мы его еще увидим. Позвольте узнать, какие именно вещи вас устроят, специальный агент Старлинг?
– Я хочу посмотреть его рентгеновский снимок. Мне нужен его рентгеновский снимок. Если остались книги доктора Лектера, я хочу их видеть.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
