Enigma

***

Она ждет, пока уйдут на обед остальные девушки.

Чтобы не вызывать подозрений и увидеть, если кто появится, оставляет дверь каталога приоткрытой.

Подходит к запыленному металлическому стеллажу и снимает первый том.

ААА, ААВ, ААС…

Пролистывает книгу до десятой страницы.

Вот. Тринадцатый пункт.

ADU.

Пробегает пальцем по строчке, отыскивая обозначения ряда и колонки, и записывает их номера на листке бумаги.

Ставит том каталога на место. Книга с записями стоит выше. Чтобы ее достать, приходится подставлять стул.

По пути выглядывает в дверь. В коридоре пусто.

Вот теперь она занервничала. Почему, спрашивается? Что такого ужасного она делает? Обтерев о юбку повлажневшие руки, открывает книгу. Перелистывает страницы. Находит номер. Ведет пальцем по строчке.

Проверяет раз, потом другой. Никакого сомнения.

ADU — позывные «Нахрихтен-Режиментер-537», моторизованного подразделения связи германской армии. Передает на волнах, прослушиваемых станцией радиоперехвата в Бьюмэноре, графство Лестершир. Пеленгаторами установлено, что с октября подразделение номер 537 базируется в смоленском военном округе на Украине, в настоящее время занятом армейской группой «Центр» под командованием фельдмаршала Гюнтера фон Клюге.

***

Джерихо слушал, нетерпеливо подавшись вперед. При этих словах он удивленно отпрянул.

— Подразделение связи?

В душе он был разочарован. Чего именно он ожидал? Сам не уверен. Кажется, чего-то чуть более… экзотического.

— 537-е? — переспросил он. — Это фронтовое подразделение?

— Линия фронта на этом участке меняется ежедневно. Но судя по карте обстановки в шестом бараке, Смоленск все еще на германской стороне, в сотне километров от линии фронта.

— А-а, только и всего.

— Да. Я тоже так думала… во всяком случае, сначала. Обычный второстепенный объект тылового эшелона. Самый что ни на есть серенький. Но есть некоторые… сложности.

Порывшись в сумке, Эстер достала платок и высморкалась. Джерихо опять заметил чуть дрожащие пальцы.

***

Поставить на место указатель позывных, достать соответствующую книгу записей и выписать номера радиоперехватов было делом одной минуты.

Выходя из каталога, она видит, что Майлз («Это Майлз Мермаген, — поясняет она, — дежурный офицер диспетчерской службы: безмозглое животное»), повернувшись спиной к двери, говорит по телефону, умасливая кого-то из начальства: «Нет, нет, Дональд, вполне устраивает, рад быть полезным… » Прекрасно, значит, он не заметит, как Эстер забирает пальто и, включив фонарик, выходит наружу.

В проходе между бараками, обжигая лицо, крутит ветер. У конца восьмого барака дорожка раздваивается: правая ведет к главным воротам и теплой толкотне столовой, левая по берегу озера уходит в темноту.

Эстер сворачивает налево.

Луна закуталась в облака, но ее бледного света хватает, чтобы разглядеть дорогу. За тянущимся по восточной стороне территории забором небольшой лесок, его не видно, но шум ветра в ветвях как бы притягивает к себе. Две с половиной сотни ярдов мимо блоков «А» и «В» — и прямо перед ней возникают неясные очертания большого, приземистого, похожего на бункер только что построенного здания, где теперь размещается центральная регистратура Блетчли. Эстер подходит ближе, и луч фонарика бегает по железным ставням окон, потом находит тяжелую дверь.

Не укради, — берясь за ручку двери, говорит она себе.

Нет, нет. Конечно, нет.

Не укради, только быстренько взгляни и уходи.

И во всяком случае, разве не «принадлежит сокрытое Господу Богу нашему» (Второзаконие, 29, 29)?

После барачного полумрака поражают ослепительная белизна неона и тишина, нарушаемая лишь редким отдаленным стуком дыроколов. Рабочие еще не закончили. Кисти и инструменты сложены у одной из стен приемного помещения, сохранившего тяжелые запахи строительных работ: свежего цемента, непросохшей краски, древесной стружки. Дежурная, капрал женского корпуса ВВС, предупредительно, будто продавщица в магазине, перегибается через стойку.

— Добрый вечер.

— Добрый, — кивает, улыбнувшись, Эстер. — Мне бы проверить некоторые подборки депеш.

— Здесь или возьмете с собой?

— Здесь.

— Отделение?

— Шестой барак, диспетчерская.

— Ваш пропуск.

Дежурная забирает листок с номерами депеш и исчезает в задней комнате. В открытую дверь видны металлические стеллажи, бесконечные ряды картонных папок. Мимо двери не спеша проходит мужчина, берет с полки одну из коробок. Внимательно смотрит на посетительницу. Эстер отводит взгляд. На выбеленной стене висит плакат с изображением чихающей женщины. На нем — чиновничьи наставления: Министерство здравоохранения предупреждает: Кашель и насморк разносят заразу. Пользуйтесь носовым платком. Не распространяйте микробов. Помогите поддержать здоровье нации. Сесть негде. Позади стойки большие часы с крупными буквами «ВВС» на циферблате — такие огромные, что Эстер видит, как движется минутная стрелка. Проходит четыре минуты. Пять минут. В регистратуре неприятная духота. Эстер чувствует, что начинает потеть. Тошнотворный запах краски. Семь минут. Восемь. Впору убежать, но капрал забрала удостоверение. Боже, как можно было допустить такую глупость? Что если дежурная звонит сейчас в шестой барак, наводя о ней справки? В любой момент сюда, в регистратуру, ворвется Майлз: «Какого черта тебе здесь надо? » Девять минут. Десять. Надо сосредоточиться на чем-нибудь другом. Кашель и насморк разносят заразу…

Эстер доводит себя до такого состояния, что не слышит, как сзади подходит дежурная.

— Извините, что так долго, но такого у нас еще не бывало…

Бедняжка явно потрясена.

— Чем? — спрашивает Джерихо.

— Папка, — произносит Эстер. — Папка, которую я спрашивала, оказалась пустой.

***

Позади послышался стук металла, потом заскрипела открываемая дверь. Эстер закрыла глаза и опустилась на колени, увлекая за собой Джерихо. Молитвенно сложив руки, опустила голову. Джерихо последовал ее примеру. В проходе раздались шаги, на полпути остановились — вошедший двинулся на цыпочках. Джерихо украдкой взглянул налево: старый священник нагибался забрать свое облачение.

— Извините, что прервал ваши молитвы, — шепотом произнес викарий. Слегка взмахнул рукой и кивнул в сторону Эстер. — Здравствуйте. Простите. Оставляю вас Богу.

Послышались удаляющиеся в сторону двери мелкие шажки. Хлопнула дверь. Стукнула задвижка. Держась за слышное через четыре слоя одежды сердце, Джерихо вернулся на скамью. Взглянул на Эстер.

— Оставляю вас Богу, — повторил он.

Эстер улыбнулась. Улыбка поразительно изменила ее. Сияющие глаза, смягчившиеся черты лица — до него впервые дошло, почему они с Клэр были так дружны.

***

Сложив ладони козырьком, Джерихо принялся разглядывать цветные витражи над алтарем.

— Итак, что из этого следует? Что Клэр, должно быть, похитила все содержимое папки? Нет… — сразу же возразил он себе. — Нет, этого не может быть, потому что у нее в комнате были оригиналы шифрограмм, а не расшифрованные тексты…

— Совершенно верно, — подтвердила Эстер. — В папке оставался листок — дежурная мне показала. Там говорилось, что находившиеся в папке номера вновь засекречены и изъяты и за справками следует обращаться в канцелярию генерального директора.

— Генерального директора? Вы уверены?

— Я умею читать, мистер Джерихо.

— Каким числом датирован листок?

— 4-м марта.

Джерихо потер лоб. Ничего более странного ему не встречалось.

— Что было после посещения регистратуры?

— Я вернулась к себе в барак и написала вам записку. В обеденный перерыв занесла ее к вам. Потом при первой возможности надо было снова проникнуть в каталог. Мы ежедневно составляем опись всех радиоперехватов. На каждый день отдельная папка. — Порывшись в сумке, Эстер достала карточку с датами и номерами. — Я не знала, откуда начать, поэтому просто решила просмотреть с начала года. До б февраля ничего не зарегистрировано. А всего их было одиннадцать, причем четыре поступили в последний день.

— Это когда?

— 4 марта. В тот самый день, когда досье изъяли из регистратуры. Что вы об этом думаете?

— Ничего. И что угодно. Все еще пытаюсь сообразить, что такое могла сообщить тыловая связь немцев, потребовавшее изъятия целого досье.

— Любопытства ради, кто такой генеральный директор?

— Глава Секретной разведывательной службы. Известен как С. Настоящую фамилию не знаю. — Джерихо вспомнил человека, вручавшего ему чек накануне Рождества. Багровое лицо. Ворсистый твидовый костюм. Человек тот больше походил на фермера, чем на главу шпионского ведомства. — Ваши заметки, — протянул руку Джерихо. — Можно?

Эстер неохотно отдала ему список радиоперехватов. Он поднес карточку к слабому свету. Записи действительно чередовались самым причудливым образом. Первый радиоперехват сразу после полудня 6 февраля, потом два дня молчания. Далее одна депеша в 14. 27 9-го. Затем «окно» продолжительностью в десять дней. Снова передача в 18. 07 20-го и опять длинный интервал, за которым последовал настоящий шквал активности: две депеши 2 марта (16. 39 и 19. 01), две 3-го (11. 18 и 17. 27) и, наконец, одна за другой четыре депеши ночью 4-го. Эти четыре и были теми шифрограммами, которые он забрал из комнаты Клэр. Передачи эти начались за два дня до его последнего разговора с Клэр у затопленного глиняного карьера. А закончились спустя месяц, когда он все еще был в Кембридже, и меньше чем за неделю до того как перестала поступать информация по Акуле.

Ни малейшей закономерности.

— В каком ключе Энигмы передавались сообщения? — спросил Джерихо. — Полагаю, они были зашифрованы Энигмой?

— В каталоге записано «Гриф».

— Гриф?

— Обычный ключ Энигмы для частей вермахта на восточном фронте.

— Регулярно расшифровывался?

— Насколько мне известно, каждый день.

— А депеши, как они передавались? Через обычную армейскую радиосеть?

— Не знаю, но почти уверена, что нет.

— Почему?

— Прежде всего, сообщений слишком мало. Передавались очень неравномерно. На незнакомой мне волне. У меня ощущение, что здесь было скорее что-то особое — отдельная линия связи. Лишь две станции — источник и одинокая звезда. Но можно с уверенностью утверждать, только имея перед собой журнальные записи.

— А где они?

— Должны были находиться в регистратуре. Но когда проверили, то обнаружили, что и они изъяты.

— Ну и ну, — удивленно пробормотал Джерихо, — действительно поработали основательно.

— Сделали все что могли, да вот не выдрали листы из каталога в нашей диспетчерской. И вы все еще ее подозреваете? Будьте добры, верните карточку.

Эстер забрала перечень радиоперехватов и нагнулась, пряча карточку в сумку.

Джерихо, откинувшись на спинку скамьи, разглядывал сводчатый потолок. Что-то чрезвычайное? — размышлял он. Наверняка нечто важное, более чем важное, если сам генеральный директор упрятал это чертово досье, да и все журнальные записи впридачу. К чему все это? Если бы не проклятая усталость, закрыться бы на пару дней у себя, никого не пускать, положить перед собой стопку чистой бумаги и несколько свежеочиненных карандашей…

Он медленно опустил глаза и обвел взглядом остальные детали храма: ниши с фигурами святых, мраморных ангелов, каменные надгробья респектабельных усопших местного прихода, свисающий с колокольни, словно паук, веревочный узел, темные хоры с органом. Закрыл глаза.

Клэр, Клэр, что кроется за твоими действиями? Увидела что-то такое, чего тебе не полагалось видеть на твоей «ужасно скучной» работе? Утащила домой несколько листков из секретных отходов? Если было именно так, то зачем? Известно ли, что это дело твоих рук? Не потому ли Уигрэм разыскивает тебя? Слишком много знаешь?

Джерихо представилось, как она в темноте стоит на коленях у спинки кровати, его собственный сонный голос: «Что ты там делаешь? » и ее бесхитростный ответ: «Роюсь в твоих вещах… »

Ты что-то искала, не правда ли? И когда у меня этого не оказалось, ты переметнулась к кому-то другому. («Я постоянно с кем-нибудь встречаюсь», — сказала ты. Помнишь, это по существу были твои последние слова, адресованные мне?) Так что это за штука, которая тебе так нужна?

До чего же много вопросов. Джерихо почувствовал, что мерзнет. Запахнул пальто, уткнулся подбородком в шарф, поглубже сунул руки в карманы. Попытался зрительно представить те четыре шифрограммы — LCNNR KDEMC LWAZA, — но буквы терялись. Такое бывало с ним и раньше. Абсолютно невозможно мысленно сфотографировать целые страницы тарабарщины: чтобы запечатлеть их в памяти, нужен смысл, какая-нибудь структура. Источник и одинокая звезда…

***

Толстые стены хранили тишину, старую, как сама церковь, гнетущую, нарушаемую лишь шорохом птицы, свившей гнездо на стропилах. Несколько долгих минут ни Джерихо, ни Эстер не произнесли ни слова.

Сидевшему на жесткой скамье Джерихо казалось, что кости его превратились в ледышки, и это оцепенение, вкупе с гробовой тишиной, разбросанными повсюду мрачными надгробьями и тошнотворным запахом ладана, порождало отвратительное настроение. Второй раз за эти два дня к нему возвращались воспоминания о похоронах отца: исхудавшее лицо в гробу, просьба матери оставить на нем прощальный поцелуй, прикосновение губами к кисло вонявшей химикалиями, как в школьном кабинете химии, холодной коже, а позднее еще более ужасное зловоние в крематории.

— Мне нужно на воздух, — сказал он.

Эстер собрала сумку и пошла следом по проходу. Выйдя наружу, оба сделали вид, что разглядывают надгробья. К северу от кладбища не видимый за деревьями Блетчли-Парк. В сторону города с шумом промчался мотоцикл. Джерихо подождал, пока треск мотоцикла затих вдали, и как бы про себя произнес:

— Не перестаю спрашивать себя, зачем ей было похищать шифрограммы. Учитывая, что она имела возможность взять много чего еще. На месте шпиона… — Эстер протестующе открыла рот, но он поднял руку. — Я же не говорю, что это она, но окажись там шпион, он наверняка захотел бы выкрасть доказательства, что Энигма расшифровывается. — Присев на корточки, Джерихо провел пальцами по почти исчезнувшей надписи. — Если бы знать побольше… Скажем, кому они адресовались?

— Это мы уже обсудили. Все следы изъяты.

— Но должен же кто-нибудь что-то знать, — размышлял он. — Начать с того, что кто-то эти передачи расшифровывал. А кто-то еще их переводил.

— А почему бы вам не расспросить своих друзей шифроаналитиков? Вы все там добрые приятели, не так ли?

— Нет, не особенно. Во всяком случае, к сожалению, нам рекомендуют держаться подальше друг от друга. В третьем бараке есть человек, который мог видеть… — но вспомнив испуганное лицо Вейцмана («Пожалуйста, не проси меня. Я не хочу»), покачал головой. — Нет. Он бы не помог.

— Тогда очень жаль, — отрезала она, — что вы сожгли единственный ключ к разгадке.

— Держать их при себе было слишком рискованно, — ответил Джерихо, продолжая водить рукой по камню. — Насколько я понимаю, вы вполне могли сообщить Уигрэму, что я интересовался позывными, — беспокойно глядя на нее, пояснил он. — Вы же этого не сделали, правда?

— Я не настолько глупа, мистер Джерихо. Разговаривала бы я теперь с вами? — При этих словах Эстер, подчеркнуто внимательно разглядывая эпитафии, демонстративно зашагала между рядами могил.

***

И почти сразу пожалела о своей несдержанности. («Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города». Притчи, 16, 32) Но, как Джерихо позже заметил, когда, на его взгляд, они помирились достаточно, чтобы осмелиться высказать свое мнение, если бы она тогда не вышла из себя, то ни за что не подумала бы поискать решения.

— Чтобы отточить ум, — сказал он, — иногда нужно немножко позлиться.

Говоря по правде, она ревновала. Думала, что знает Клэр не хуже других, но становилось все более очевидным, что она почти не знала ее, во всяком случае вряд ли знала лучше, чем Джерихо.

Эстер продрогла. Мартовское солнце совсем не грело. Нагревало каменную Церковь святой Марии не больше, чем отражение от зеркала.

Джерихо выпрямился и принялся расхаживать между могилами. Интересно, стала бы она такой, как он, если бы ей позволили поступить в университет? Но отец был против, и вместо нее в университет пошел ее брат Джордж, будто так установлено Богом: мужчинам место в университете, мужчины разгадывают шифры, а женщины сидят дома или подшивают бумаги.

«Эстер, Эстер, дорогуша, как раз вовремя. Будь добра, свяжись с Чиксэндз, узнай, чем они могут помочь. И поскольку будешь на связи, в машинном зале считают, что в последней серии из Кестрела получили искаженный текст, — пусть радистка проверит свои записи и передаст еще раз. Затем надо записать всю одиннадцатичасовую партию из Бьюмэнора… »

В полном расстройстве она бездумно разглядывала надгробья, пока понемногу не пришла в себя. Пусть радистка проверит свои записи… — Мистер Джерихо!

Он обернулся. Эстер, натыкаясь на могилы, спешила к нему.

***

Было почти десять. Майлз Мермаген, собираясь домой, причесывался в своем кабинете, когда в дверях появилась Эстер.

— Нет, — не поворачиваясь, отрезал он.

— Послушай, Майлз, я подумала и решила, что ты прав, а я просто дура.

Майлз подозрительно разглядывал ее в зеркало.

— Мое заявление о переводе… Верни его.

— Прекрасно. Я его никому и не передавал.

Он снова занялся собой. Расческа, словно грабли, продиралась сквозь густые черные волосы. Эстер натянуто улыбнулась.

— Я думала над твоими словами, что надо почувствовать свое место в цепочке… — Майлз закончил прихорашиваться и, повернувшись к зеркалу боком, пытался разглядеть себя в профиль. — Помнишь, мы говорили о поездке на станцию перехвата?

— Никаких проблем.

— Вот я и подумала, что мне не выходить на смену до завтрашнего вечера… подумала, что могла бы поехать сегодня.

— Сегодня? — Он посмотрел на часы. — Вообще-то, я довольно занят.

— Я могу поехать одна, Майлз. А доложить о поездке… — Спрятав руки за спину, Эстер впилась ногтями в ладонь, — … как-нибудь вечерком.

Мермаген снова подозрительно прищурился, и она подумала, что даже ему все ясно, но он лишь пожал плечами.

— Почему бы и не съездить? Только предварительно позвони им. — И величественно махнул рукой. — Сошлешься на меня.

— Спасибо, Майлз.

— Ни дать ни взять жена Лота, — подмигнул Майлз. — Днем соляной столп, ночью жаркое пламя?..

Выходя, шлепнул ее по заду.

А ярдах в тридцати от них, в восьмом бараке, Джерихо стучал в дверь с табличкой: «Офицер связи ВМС США». Зычный голос ответил: «Входите».

Письменного стола у Крамера не было — в маленькой комнатенке только карточный столик с телефоном. Проволочные корзинки с бумагами составлены одна на другую на полу. Не было даже окна. На одной из деревянных перегородок, отделявших его от остальных обитателей барака, Крамер повесил сделанный во время встречи в Касабланке свежий снимок из журнала «Лайф»: на нем бок о бок сидят Рузвельт и Черчилль. Крамер заметил, что Джерихо смотрит на снимок.

— Когда ваши ребята вконец выводят меня из себя, я смотрю на картинку и думаю: «Черт побери, если уж они сумели поладить, то и я смогу», — ухмыльнулся он. — Хочу кое-что тебе показать. — Крамер открыл кейс и достал пачку бумаг с грифом «Совершенно секретно». — Утром Скиннер наконец получил приказ передать мне эти бумаги. Я должен вечером отправить их в Вашингтон.

Джерихо перелистал документы. Множество более или менее знакомых расчетов и какие-то сложные технические чертежи, похоже, электронных схем.

— Проекты. Проекты прототипа четырехроторных бомбочек, — пояснил Крамер.

— Ламповых? — удивился Джерихо.

— Само собой. Газонаполненные триоды. Тиратроны.

— Боже милостивый.

— Назвали ее Коброй. Первые три ротора настраиваются обычным способом — электромеханически. А четвертый решается исключительно электронным путем, посредством реле и ламп, соединяемых с бомбочкой при помощи вот этого толстого кабеля, похожего… — Крамер изобразил руками подобие спирали, — словом, похожего на кобру. Последовательное соединение ламп… да это же революция. Ничего подобного до сих пор не было. Ваши говорят, что это ускорит вычисления в сотни, возможно, в тысячи раз.

— Машина Тьюринга, — произнес скорее про себя Джерихо.

— Какая машина?

— Электронно-вычислительная.

— Ладно, называй, как нравится. Главное, теоретически она работает. Это хорошая новость. Говорят, что это, возможно, только начало. Похоже, проектируется что-то вроде супербомбочки, полностью электронной. Назвали ее Колоссом.

Джерихо вдруг вспомнился Алан Тьюринг, сидевший, закинув ногу на ногу, у себя в кабинете в Кембридже. За окном зажигались фонари, а он рассказывал о своей мечте — универсальной вычислительной машине. Как давно это было? Меньше пяти лет назад?

— И когда все это произойдет?

— А вот это плохая новость. Даже Кобра будет задействована не раньше июня.

— Но это ужасно.

— Старая, черт побери, песня. Нет комплектующих, нет производственных помещений, не хватает специалистов. Угадай, сколько людей занято этим делом в данный момент?

— Думаю, мало.

Крамер поднес к лицу Джерихо растопыренные пальцы.

— Пятеро. Понимаешь, пятеро! — Он сунул бумаги в кейс и щелкнул замком. — Надо что-то делать, — бормотал он, качая головой. — Как-то двигать это дело.

— Едешь в Лондон?

— Немедленно. Сначала в посольство. Потом на Гровенор-сквер к адмиралу.

— Наверное, на своей машине, — разочарованно предположил Джерихо.

— Ты что, шутишь? С такими бумагами? — похлопал Крамер по кейсу. — Скиннер настаивает, чтобы я ехал с сопровождающими. А что?

— Я только хотел узнать… понимаю, с моей стороны это ужасное нахальство, но ты как-то говорил, что когда надо… я хотел узнать, нельзя ли попросить на время твою машину?

— Конечно, — ответил Крамер, надевая пальто. — Меня, наверное, не будет пару дней. Покажу, где ее поставил. — Он снял с двери и надел фуражку, и они вышли в коридор.

У входа в барак столкнулись с Уигрэмом. Джерихо удивил его помятый вид. Видно, всю ночь был на ногах. В солнечном свете поблескивала рыжеватая щетина.

— А-а, доблестный лейтенант и выдающийся шифроаналитик. Слыхал, что вы друзья. — Отвесив шутливый поклон, обратился к Джерихо: — Старина, мне надо будет еще раз переговорить с вами.

— От этого малого у меня мурашки по коже, — заметил Крамер, когда они вышли на дорожку, ведущую к особняку. — Утром торчал в моем кабинете, расспрашивал об одной знакомой.

— Ты знаком с Клэр Ромилли?

— А вот и она, — Джерихо было подумал, что Крамер имел в виду Клэр, но он показывал на машину. — Еще не остыла. Полный бак, в багажнике еще канистра. — Порывшись в карманах, кинул ключи Джерихо. — Конечно, я знаю Клэр. Кто ее не знает? Классная девочка. — Потрепав Джерихо по плечу, добавил: — Приятной поездки.

3

Джерихо удалось выбраться лишь через полчаса.

Он поднялся по бетонным ступеням в операционный зал, где в конце длинного стола, в окружении телефонов, разглядывая карту Атлантики, сидел Кейв. Он сообщил, что после полуночи удалось получить одиннадцать депеш, зашифрованных Акулой, но ни одна не исходила из района ожидаемого столкновения. Это было плохой новостью. Конвой НХ-229 находился в ста пятидесяти милях от предполагаемой линии построения подводных лодок, двигаясь на всех парах строго на ост, навстречу им, со скоростью десять с половиной узлов. SC-122 чуть впереди продвигался на норд-ост. НХ-229А был далеко позади, направляясь к норду вдоль побережья Ньюфаундленда.

— Почти рассвело, — сказал Кейв, — но погода, к несчастью, ухудшается.

Выйдя из зала, Джерихо отправился искать Логи («Хорошо, старина, отдохни, занавес поднимется в восемь ноль-ноль»), потом Этвуда, который в конце концов согласился одолжить ему довоенный атлас английских автомобильных дорог. («Сверни эту карту, — с легкой грустью произнес он, — в ближайшие десять лет она не понадобится».)

Теперь все готово.

Забравшись в машину Крамера, Джерихо пробежал руками по незнакомым ручкам управления и подумал, что он по существу никогда по-настоящему не учился водить машину. Разумеется, он имел представление об устройстве и знал основные правила вождения, однако со времени последней практики прошло лет шесть-семь. Тогда это был огромный, вроде танка, «хамбер» отчима — очень непохожий на этот маленький «остин». Но все же в том, что он делал, не заключалось ничего противозаконного: в стране, где ныне чуть ли не требовали пропуск в уборную, водительские права почему-то были не нужны.

Разобраться, где педаль сцепления, а где акселератор, где ручной тормоз, а где рукоятка коробки передач, было делом нескольких минут. Открыл дроссельную заслонку, включил зажигание. Машина затряслась и заглохла. Джерихо перевел ручку переключения скоростей в нейтральное положение и попробовал снова. На этот раз каким-то чудом, когда он снял левую ногу со сцепления, машина поползла вперед.

У ворот ему приказали остановиться. И на этот раз ему удалось затормозить. Один из часовых открыл дверцу, и Джерихо пришлось выбираться из машины. Другой залез в машину и обшарил ее.

Через полминуты шлагбаум поднялся, и «остин» выехал наружу.

Со скоростью велосипедиста Джерихо ехал по узким улицам в сторону Шенли-Брук-Енда. Именно эта черепашья скорость его выручила. Они договорились с Эстер Уоллес, что в случае, если он достанет машину Крамера, он заедет за ней домой. Джерихо оставалось четверть мили до поворота, когда впереди, справа от дороги, в поле мелькнуло что-то темное. Он немедленно свернул на обочину и затормозил. Не глуша мотор, осторожно открыл дверцу и встал на подножку, чтобы разглядеть получше.

Опять полицейские. Один идет крадучись краем поля. Другой, спрятавшись в живой изгороди, видимо, следит за проходящей у дома дорожкой.

Джерихо вернулся на место и, постукивая пальцами по баранке, задумался. Трудно сказать, заметили его или нет, но чем быстрее он скроется с их глаз, тем лучше. Ручка поддавалась туго, перевести ее на задний ход удалось только двумя руками. Мотор лязгнул и взревел. Сначала Джерихо чуть не попал в кювет, потом развернулся слишком резко, и машина, пьяно виляя по дороге, выехала на встречную полосу, ткнулась в насыпь и замерла. Парковка далеко не идеальная, но ему по крайней мере удалось укрыться от глаз полицейских.

Они наверняка услышали. В любой момент кто-то из них неторопливо подойдет сюда, чтобы узнать, в чем дело. Джерихо пробовал придумать какое-нибудь объяснение своим сумасшедшим маневрам, но минута шла за минутой и никто не появлялся. Он выключил зажигание. Теперь тишину нарушал только птичий щебет.

Неудивительно, что Уигрэм выглядел таким усталым, подумал Джерихо. Похоже, он взял под свою команду половину полицейских сил графства, а может быть — как знать? — и всей страны.

Противостоящие силы вдруг показались ему такими могущественными, что он всерьез подумал бросить всю эту глупую затею. («Мистер Джерихо, надоехать на станцию радиоперехвата в Вьюмэнор и достать записи радиста. Их сохраняют по крайней мере месяц. Держу пари, что там вообще никто и не думает их уничтожать. Только мы, бедняги, что-то еще делаем с ними».) Он и в самом деле в этот момент развернул бы машину и вернулся в Блетчли, если бы не услыхал стук в левую дверцу. От неожиданности он подскочил на сиденье.

Это была Эстер Уоллес, хотя сразу он ее не узнал. Вместо жакета с юбкой на ней были толстый свитер и плотная твидовая куртка. Коричневые вельветовые брюки заправлены в серые шерстяные носки, прочные башмаки до такой степени облеплены грязью, что походили на копыта ломовой лошади. Она поставила в багажник набитый до отказа саквояж и тяжело опустилась на сиденье рядом с Джерихо.

— Слава богу. Я уж думала, что мы разминулись. Джерихо наклонился и бесшумно закрыл дверцу.

— Сколько их там?

— Шестеро. Двое в поле напротив. Двое обходят дома в деревне. Двое у нас: один в спальне Клэр собирает отпечатки пальцев, и женщина внизу. Я сказала ей, что ухожу. Она пыталась меня задержать, но я заявила, что на этой неделе у меня единственный выходной и я могу распоряжаться им, как хочу. Вышла через заднюю дверь и обходным путем выбралась на дорогу.

— Кто-нибудь вас видел?

— Не думаю. — Эстер подула на озябшие руки. — Поехали, мистер Джерихо. Вы как хотите, а я не собираюсь возвращаться в Блетчли. Слышала их разговор. На выезде из города останавливают все машины.

Эстер уселась поглубже, чтобы не было видно снаружи. Джерихо завел мотор, и «остин» покатился вперед. Если нельзя ехать в Блетчли, то ничего другого не остается.

Они миновали изгиб дороги. Впереди чисто. На повороте к домику никого не было, но когда они поровнялись с ним, из живой изгороди напротив неожиданно вышел полицейский и поднял руку. Джерихо, помешкав, нажал на акселератор. Полицейский отскочил в сторону, и перед глазами Джерихо мелькнуло побагровевшее от злобы лицо. Дорога спустилась, потом пошла кверху. Въехали в деревню. На пороге крытого соломой дома снова полицейский — беседует с хозяйкой. Заслышав звук машины, обернулся. Джерихо опять жмет на акселератор, и деревня остается позади. Дорога снова извилисто спускается в усыпанную листвой ложбину. Потом подъем к Шенли-Черч-Енд, мимо постоялого двора «Уайт Харт», где раньше жил Джерихо, мимо церкви, и сразу за ней остановка на пересечении с автострадой А5.

Джерихо проверил в зеркальце, нет ли кого позади. Кажется, порядок. Сказал Эстер, что она может подняться. Все происходило словно во сне. Он не вполне соображал, что делает. Пропустил пару грузовиков, включил сигнал поворота и свернул влево, на старую римскую дорогу. Насколько хватало глаз, она стрелой тянулась на северо-запад. Джерихо переключил передачу, и «остин» прибавил скорости. Позади чисто.