Варвары - Варвары

      Вдруг страшный скрипучий крик перекрыл звуки бури. Голод в нем слышался и нечеловеческая ярость.
      Нидада заскулил от ужаса.

Глава четвертая Книва. Чужие боги

      Утро настало, а Книва с Нидадой все еще были живы. Изнемогали от нечистоты. Мечтали о смерти. Всю ночь, желая отомстить, неистовствовали снаружи злобные квеманские духи. И бессчетное количество раз казалось Книве и Нидаде: все. Сейчас ворвутся и пожрут. Но – обошлось. Может, угли из кузницы помогли?
      С рассветом гроза ушла. Только ветер налетал порывами.
      Убогая у Нидады хижина, кособокая. Ночью от ярости квеманских духов крыша прохудилась, сорвало солому. Всю ночь в дыру дождь лил. А с рассветом стал виден лоскут неба. По небу быстро неслись рваные облака.
      – Уходить надо,– выдавил Нидада.
      – Куда? – разъярился Книва.– Куда?!
      Нидада пробормотал себе под нос что-то неразборчивое. Книва со злобой покосился на него. Великим воином он будет! Дерьмо свинячье!
      Снаружи послышались голоса, шаги. Ветхая шкура, прикрывающая вход в хижину, отдернулась.
      Хундила-старейшина.
      Глянул молча, внутрь заходить не стал. Лишь пальцем поманил.
      Книва встал и вышел. Нидада – за ним.
      Снаружи собралось, почитай, все село. Пришли узнать, живы они с Нидадой или нет.
      Книва с равнодушной тоской обвел взглядом лица односельчан. Ничего хорошего на них не прочел. Угрюмыми они были, эти лица. А у мужчин в руках топоры да рогатины.
      Книва отвернулся. Лучше уж вдаль смотреть.
      Старейшина заговорил. Мрачно ронял тяжелые слова.
      Квеманские духи нашли путь сюда. Оттого нашли, что два щенка их сюда привели. Теперь нипочем сами не уйдут квеманские духи. Мстить будут. После бури ночной на поля смотреть больно. Сколько зерна силой не нальется. Вот и дерево, что возле богатырской избы росло, теперь повалено.
      Вчера как думали? Думали – изгнать. А ныне все иначе повернулось.
      Ночью-то вас никто ведь не видел. Все по домам сидели. А снаружи нечисть бесилась. И кто знает, может, уже и вселилась в вас нечисть. Кто поручится за вас? Никто не поручится…
      В этот миг Нидада вдруг прочь рванулся с места. На пути у него Вутерих стоял. Нидада его оттолкнул. Откуда только силы взялись.
      Но не ушел. Не дали. Древко рогатины сунули в ноги. Нидада растянулся на земле. Попытался вскочить, но тут уж на него все навалились.
      К Книве тоже подскочили, хоть Книва никуда не убегал. Вутерих и его брат Герменгельд. Схватили за руки, выкрутили за спину.
      Книва поймал взгляд отца. Стоял Фретила, супя густые брови. И ус крутил мрачно.
      К Книве подтащили Нидаду. Тот исступленно рычал, пытался вывернуться.
      – К жрецам надо посылать,– сказал Травстила-кузнец.– А этих связать пока.
      – Убить их – и всех дел! – крикнул рябой Хиларих.– Пока не поздно.
      – Пусть Овида-жрец это дело решает,– повторил Травстила.– Его это дело.
      – Тебе хорошо рассуждать! – выкрикнул Хиларих.– Ты кузнец, с огнем водишься, тебя нечисть боится!
      – Ну так запри их в избе да сожги,– проворчал Травстила.
      Кузнец добрый человек. Через огонь может прийти очищение. Книва с благодарностью и надеждой уставился на него, выворачивая шею.
      Хундила-старейшина покачал головой:
      – Они нечисть в село привадили. Им и отваживать. За рекой на болотце надо. Там место все равно плохое. А за ними, глядишь, и нечисть уйдет из села. Вместе с их кровью в топь уйдет.
      Книва снова отвернулся. Смотрел в сторону. От стремительно летящих облаков по земле неслись тени. Ветер гнал по улице сорванную ночью мокрую листву…
      Внутри – нечистота. Она разрастается, превращая тебя в квеманского духа…
      …Страшно искаженная рожа бесноватого Нидады, хрипящего, зубами лязгающего… Перемазанные засохшей глиной квеманские головы сзади в хижине…
      Книва поднял глаза к небу, к солнцу, ища помощи…
      И небо ответило. Зарычало небо. Гром в нем родился. И не гроза это была – иное. Странный это был гром, бесконечно долгий. Гром бродил в небе, то затихая, то вновь становясь громче.
      А потом Книва увидел… И закричал. И все увидели…
      …Из рваных клочьев мчащихся облаков вырвалось нечто и понеслось на село. Ветер оседлав, неслось нечто, чему нет названия в человеческом языке. Под парусами оно неслось. Цвета снега и огня были паруса. Снега и крови. Нечто неслось от леса. От людского леса, не квеманского. От того леса, где у деревьев, старым Гундиухом помеченных, душу взяли – для погребального костра Гундиуха. Стало быть, вымолил Гундиух у богов прощение для села!..
      Показалось Книве – сокрушит нечто дом Фретилы, его отца. Но не сокрушило – помиловало, высоко прошло. Стало быть, не перешла нечисть на род Фретилы. Чист род перед богами. Над богатырской избой прошло, низко, но нет, и богатырскую избу не сокрушило, лишь солому на крыше вздыбило. Над селом пронеслось, через реку, к болотцу. И там пало.
      Стало быть, прав старый Хундила. А боги его слова яснее ясного подтвердили. В болотную топь должна уйти нечистая кровь. А с ней и нечисть квеманская из села уйдет.
      И выл, надрывая душу, злой квеманский дух в бесноватом Нидаде.

* * *

      Посланец богов прямо в топь угодил. Весь в болото ушел, только шлем остроконечный наверху остался. Со шпилем длинным. А вокруг по болотным кочкам паруса простерлись.
      Цвета снега и огня были паруса. Снега и крови. Красивые.
      Мужчины на берегу стояли. Никто не решался к посланцу приблизиться. А ну как встанет он из топи? Ежели даже шлем его боевой – повыше дома, то каков же тогда сам посланец?
      Даже отсюда видно было, что лишь недавно вышел шлем из горнила. Вон как жаром небесной кузни попятнан. Книва неотрывно смотрел на дивную громаду. Связанные руки мешали смахнуть со лба мокрые волосы, облепившие лицо. Когда их с Нидадой гнали сюда через брод, два раза в воду упал Книва. Поднимали, ставили на ноги и в спину толкали: иди давай.
      Рядом тяжело дышал Нидада. Голова квеманки, Книвой убитой, за волосы к поясу привязана. А квеманова голова – к поясу Книвы. Нидада тоже на диво уставился. Что-то шептал себе под нос. Только не разобрать было что. И скалился радостно.
      Квеманские духи нечистые завладели Нидадой. Только недавно выл, извивался, всех заесть хотел. А теперь радуется.
      – Гляди-ка, оно в топь-то уходит,– пробормотал Вутерих.– Стало быть, и этих надо туда же – в топь.
      Но Хундила Вутериха осадил. Если не так сделаешь, разгневаются боги. Сперва понять нужно, чего они хотят.
      А старый Ханала сказал: неспроста все это. Испытывают они нас. Не стали бы ни с того ни с сего воина посылать. Могли бы на топь показать и иным путем. Молнией или как-нибудь иначе.
      А Нидада, ужом извернувшись, в лицо Ханале заглянул угодливо. И засмеялся вдруг, головой в сторону дара мотнув. Рябой Хиларих его древком копья ткнул. Нидада замолчал. Понурился.
      И снова воцарилось молчание. Лишь комары надсадно звенели. Стояли сельчане, переминались с ноги на ногу, пытаясь постичь загадку богов.
      – Боги любят людей испытывать,– пробормотал Ханала.
      Ханалу сюда через реку на руках перенесли. Совсем стал слаб. Сам уже не смог бы брод одолеть.
      Тут в Вутерихе смелость взыграла. И пошел он, по грязи хлюпая, прямо к гигантскому шлему. На дивный ало-снежный парус ступил, запятнал его грязью, копье поднял и – хорошо хоть, сообразил! – не жалом, а древком в опаленный шлем ткнул.
      И вспыхнул на шлеме глаз лютый! И закричал утопший воин-великан истошным голосом, надрывно, как чайка кричит… Как кричала бы чайка, будь у нее крылья в полнеба.
      Высоко, по-заячьи подпрыгнул Вутерих и в грязь шлепнулся. И на карачках, потеряв копье, прочь засеменил. Так, на карачках, до самого села и семенил бы, но Травстила его за пояс поймал, придержал.
      Смешно это было, но никто не смеялся. От крика неистового у Книвы все внутри переворачивалось. А тут еще страшный глаз светом плевался: то синим, то алым.
      И ждал Книва: вот-вот разверзнется топь – и встанет из нее страшный посланец: головой под самые облака. И так страшно было, что уже почти жалел Книва, что не пожрали его квеманские духи, как пожрали они хихикающего Нидаду. И глядел Книва на опаленный великаний шлем, и видел, что он весь какими-то шишками и наростами усеян. А на боку – таинственные руны. И трепетал Книва. И все трепетали…
      – Это вместилище,– вдруг сказал Травстила-кузнец.
      Все повернулись к нему.
      – Ну да, не шлем это, а вместилище,– уверенно повторил Травстила.– Вон там, крышкой запечатано.
      – А ведь точно,– растерянно протянул Вутерих, с четверенек поднимаясь. А бесноватый Нидада задышал часто.
      Тут Вутерих, путаясь в словах – не умелец он был словеса вязать,– говорить стал:
      – У боранов, племени лукавого и разбойного,– тех, что за герулами на полдень живут,– у них зерно от мышей и прочей потравы хранят в огромных горшках. И крышками закрывают. А когда потребность в зерне возникает, то открывают крышку и берут зерна из горшка, сколько надо. Так вот, видом те горшки с дивом божьим сходны. Точно вам говорю,– бормотал Вутерих, от волнения бородку в кулаке комкая.
      – Чушь! – отмахнулся от Вутериха Хундила и перевел взгляд с вместилища на Книву с Нидадой.
      – Точно,– поддержал Хундилу Герменгельд, брат Вутериха.– Не боранский это горшок.
      Возразить на это было нечего. И вправду, не могли бораны такое диво сотворить и сюда, в топь, швырнуть. Вот если бы они ограбили или убили кого, тогда да, это на них похоже.
      – И не квеманы это,– встрял рябой Хиларих.– Слишком злокозненны квеманы, чтобы что-то путное сотворить.
      – Ты богов-то побойся! – рявкнул на него Герменгельд.– Башкой думай! Дар богов перед тобой, а ты, дурак, о квеманах толкуешь.
      – Вместилище не вместилище,– решил наконец Хундила,– а все равно оно в топь уходит. Стало быть, надо так. И этих двоих – тоже в топь.
      – Не спеши, старейшина,– нахмурился Травстила-кузнец.– Не один в селе живешь.
      Хундила аж побагровел. Хоть и кузнец Травстила, но нехорошо Хундиле так… Неуважительно.
      Тут опять Ханала голос подал. До этого стоял молча, опираясь на палку. Подслеповато щурился, рассматривая дар богов.
      Теперь все лица к Ханале разом повернулись. Мудр Ханала. Так мудр, что в мире мало кто с ним в мудрости может сравниться. Все повидал Ханала, что только можно повидать. И если говорит Ханала, то только дельное.
      Но ничего не успел сказать премудрый Ханала.
      От дара богов вдруг звук донесся. И…
      Как всегда, прав оказался кузнец Травстила!
      В самом деле – вместилище.
      Крышка с рунами, которой вместилище было запечатано, вдруг откинулась. Затаив дыхание, все смотрели в черный проем.
      Книва тоже смотрел. Сердце бешено колотилось.
      Из черного проема вдруг вылетел какой-то светлый увесистый тюк и упал на красную часть паруса. Следом еще один тюк, побольше, на белую часть упал.
      Книва облизал пересохшие губы.
      – Дары,– прошептал кто-то сзади.
      – Тихо! – цыкнул Хундила.
      В круглом проеме показался лик. Божество! Боги сами пришли!!!
      Божество выпросталось из люка и тяжело спрыгнуло на землю. Что-то проговорило. Следом показалось второе. Также выбралось наружу.
      Они стояли возле вместилища и смотрели на сельчан. Не больно велики оказались боги, Книва и то повыше ростом…
      И тут Книва ощутил, как все оборвалось внутри.
      Это были чужие боги!
      – Блатф! – вскрикнуло хрипло второе божество.
      И замерло в ожидании. Выговор у божества – чужой. Но слово понятное. Кровь.
      – Мстить пришли! – не произнес – выдохнул Вутерих.– Квеманские боги.
      – Заткнись,– отрывисто приказал Хундила. Сорвал с пояса Нидады голову, дал Вутериху: – Верни им!
      Вутерих поглядел на голову, что щерилась провалом рта, размахнулся и бросил ее божеству, не решаясь приблизиться.
      Голова упала рядом с божеством. То замерло, всматриваясь. Может, узнало кого из своих? О чем-то заговорило с другим божеством.
      Видно было, что чужие боги недовольны. Вон как гавкают друг на друга.
      Одно из божеств направилось к выброшенному тюку. Подняло его, озираясь окрест. Другое тем временем скрылось во вместилище.
      – Гляди, гляди, снова вылезает! – пробормотал рябой Хиларих.
      Нидаду опять колотить начало. Надсадно хрипя, он извивался на земле, пытаясь освободить связанные за спиной руки.
      Второе божество приблизилось к первому. Подало ему что-то.
      Отсюда было плохо видно, что творили на болоте чужие божества. Из-за камыша. Склонились над чем-то. Вот одно выпрямилось, ногой голову брошенную подвинуло.
      И вдруг там, где колдовали чужие божества, вспыхнуло пламя. Необычное это было пламя, не такое, какое в очагах горит. Яркое, как солнце.
      Жирным дымом потянуло с болота. Будто с погребального костра.
      И яснее ясного стали намерения чужих богов.
      Вот тогда и завыл-закричал Нидада. Звериным был этот вопль. Люди так не кричат. То квеманский болотный дух, который в него вошел, свободу потребовал.
      Хундила-старейшина посмотрел вопросительно на Ханалу. Тот помедлил было, потом кивнул.
      – Давай.– Хундила показал Вутериху глазами на бьющегося в корчах Нидаду.
      Вутерих нахмурился. Подошел к Нидаде. Схватил его за волосы. Извернувшись, Нидада сумел ударить его связанными ногами в бок. Вутерих ойкнул.
      – Помогите ему,– велел Хундила.
      К Нидаде кинулся было Сигисбарн, однако ветхий Ханала с неожиданной ловкостью преградил ему путь.
      – Не ты,– сказал.– Он.– И палкой показал на Герменгельда.
      Дюжий Герменгельд подошел к воющему Нидаде, ухватил сзади под мышки. Вутерих, все еще морщась от боли, поймал за ноги. Вдвоем они оттащили Нидаду туда, где начиналось топкое место.
      Чужие боги смотрели на них.
      Книва смотрел на богов. Его охватило какое-то странное безразличие. Только сейчас он осознал, что боги безбороды.
      Чудно€.
      Он перевел взгляд на Нидаду в могучих лапищах Герменгельда. Вот Вутерих подходит и запрокидывает Нидаде голову. Нож в руке. Короткое движение…
      Вой Нидады оборвался. Герменгельд быстро наклонился вперед, чтобы хлещущая из перерезанного горла кровь ушла в топь.
      Чтобы квеманский болотный дух вышел на свободу и к себе ушел. Чужие боги могут быть довольны.
      Тело Нидады дернулось несколько раз и обмякло. Герменгельд медленно опустил его лицом в топь.
      Книва вдруг ощутил мимолетное презрение к этим людям. Неужели они не понимают, что богам из-за камыша и не разглядеть все как следует?
      Но это было не важно. Главное, сейчас он, Книва, избавится от нечистоты внутри.
      Перед глазами вдруг мелькнуло на миг лицо Нидады там, возле лесного озерца. «Я стану великим воином!»
      Не станешь, Нидада!
      Чужие боги на болоте переговаривались резкими голосами. Чувствовалось, были недовольны.
      «А с чего им быть довольными? – подумал Книва.– Они же ничего не видели из-за камышей».
      Герменгельд с Вутерихом вернулись. Рывком вздернули Книву на ноги. Тот не сопротивлялся.
      – Стойте! – В голосе Хундилы слышалось беспокойство, даже не беспокойство – страх.– Поближе к ним подойдите,– велел старейшина.– Пусть они видят.
      Книва даже равнодушно-отстраненно удивился. В первый раз в жизни он слышал в голосе старейшины страх.
      Герменгельд и Вутерих подхватили Книву, как только что – Нидаду, и поволокли к чужим богам. Герменгельд поскользнулся, взмахнул рукой, в которой нож держал,– капелька Нидадовой крови упала на щеку Книвы.
      У края паруса остановились. Не решался Вутерих снова на парус ступить. До сих пор еще дрожал от страха пережитого. Но Книву держал крепко.
      Чужие боги смотрели на него с отвращением. Особенно один – тот, что помоложе.
      Стояли Герменгельд с Вутерихом – и Книва между ними – и не могли решиться. Ступить на парус? Или нет?
      Книва тоже не знал, как быть. И радовался, что не ему решать. Ему – только горло под нож подставить. Очиститься.
      Боги не двигались с места.
      Какие они чужие! Теперь, с близкого расстояния, Книва мог хорошо их рассмотреть.
      На богах были странные одежды. Очень красивые. Сверкающие. И рунами исчерченные. Ни разу Книве не доводилось видеть чего-либо похожего.
      В руках у богов были невиданные мечи. Короткие и будто обломленные на концах.
      Тут младший из богов, лицом гладкий, точно ребенок, сделал рукой жест: словно позвал. И потянулся вперед Книва. И потянул за собой Герменгельда с Вутерихом. И вступили они, все трое,– на парус. И боги это видели.
      Шаг, другой, третий – по парусам цвета снега и огня. Снега и крови. Шли, оставляя грязные следы.
      Но богов это, похоже, не волновало.
      Меч в руке молодого бога шевельнулся. Пальцы сжались на рукояти. Теперь Книва смотрел лишь на эти пальцы. На пальцы чужого бога с побелевшими костяшками. Он чувствовал, как исходит яростью бог. Неужели сам желает Книву очистить?
      Здесь, возле чужих богов, воздух был пропитан чужими запахами. Пахло окалиной от вместилища. Пахло и от богов – странно и дивно. А еще – воняло паленым мясом. Теперь Книва видел – боги сожгли голову квеманки. И еще что-то сожгли.
      Звуки чужого языка ударили по ушам. Книва непроизвольно втянул голову в плечи. С ним заговорил старший бог. Этот бог был крупнее молодого, шире. Чувствовалась в нем невероятная мощь. И он, бог, не спеша двинулся к Книве.
      Невероятным усилием Книва заставил себя посмотреть в лицо чужого бога. У бога были серые глаза с прищуром. Чужой бог смотрел на Книву и насмешливо улыбался. Не гневался.
      Но тут бог что-то сердито рявкнул Герменгельду, показал на нож окровавленный, на Книву…
      И Герменгельд решил: велит ему бог кровь из Книвы выпустить. Ума у Герменгельда меньше, чем силы. Забыл, что кровь Книвы в болото должна пролиться, а не на парус дивный…
      И тут явил свою силу старший бог. Перехватил левой рукой Герменгельдову руку и сжал так, что вскрикнул Герменгельд и нож выронил, Книву выпустил и на колени упал. А молодой бог, раскачиваясь, словно танцуя, надвинулся на Вутериха. И икнул от страха Вутерих, тоже выпустил Книву и попятился быстро-быстро, а за краем паруса споткнулся и в грязь упал. Но подскочил тут же и побежал прочь, расплескивая грязь. И Герменгельд тоже побежал, придерживая левой рукой правую, ту, которой бог коснулся.
      А младший бог меч поднял. Книва зажмурился и голову запрокинул, горло подставляя…
      Но не стал ему кровь выпускать чужой бог, а разрезал путы, и стали руки Книвы свободны. Книва глаза открыл и увидел, что не гневается на него чужой бог, а приязнь источает. Приязнь бога была… она была как ворчание старого Ханалы. Но она была. И под напором этой божественной приязни нечистота, что сидела в Книве, вдруг съежилась и вышла вон. И не стало ее. Бог избавил Книву от нечистоты.
      Вне себя от радости Книва запрокинул голову и издал боевой клич. Сорвал с пояса квеманскую голову, в небо швырнул. Пусть чужие боги потешатся, глядя на квеманскую голову, кувыркающуюся в небе.
      Старший бог равнодушно проводил взглядом голову.
      И понял Книва, что не квеманские это боги. Не было им дела до квеманской головы.
      Старший сероглазый бог что-то сказал второму, оскалился, сильно хлопнул Книву по плечу.
      Книву наполнила гордость. Бог коснулся его! Эх, жаль, Нидада не видит.
      Теперь Книве было жалко Нидаду.
      Молодой бог, который только что дружески ухмылялся Книве, вдруг сделался строг. И старший бог нахмурился.
      Стало быть, так надо. Стало быть, должен был Нидада умереть.
      Книва кивнул. Воин должен быть сметливым. Иначе не быть ему воином. Убьют.

Глава пятая Алексей Коршунов. Борт «Союз ТМ-М-4»

      – Ну что? На следующем витке? – Перевернутое лицо командира надвинулось сверху.
      – Погоди… Вон глянь, там грозовой фронт подходит.– Алексей отодвинулся от иллюминатора, вытер пот.
      Господи, жарко-то как! И все жарче становится.
      Коршунов поглядел на свои руки, обтянутые серебристой тканью «пингвина» , сжал кулаки, разжал. Ладони влажные. Противно. Хотя жара – это семечки. Кабы только жара…
      После последней коррекции они окончательно потеряли закрутку. Энергия от солнечных батарей почти не идет. Соответственно, и система охлаждения почти не работает. А чтобы она работала, солнечные батареи должны быть, по возможности, всегда обращенными к Солнцу. Для этого кораблю следует придать вращательный момент. При этом скорость вращения должна быть синхронизирована со скоростью вращения вокруг Земли. Это и называется закруткой…
      Алексей поймал себя на том, что бормочет себе под нос. Совсем крыша едет…
      – Где, говоришь, фронт твой? – Геннадий придвинулся к иллюминатору.
      – Да вон там,– буркнул Алексей.
      – Где – «там»?
      – Просвет в облачном слое в форме женской фигуры видишь?
      – Этот, что ли, к югу? С титьками? – Командир висел вверх ногами, уцепясь за плечо Алексея.
      На подполковнике Черепанове – такой же «пингвин». Из ворота торчит толстая борцовская шея, плавно переходящая в затылок. Мощный затылок. Подразумевающий словарь из десяти матерных слов и почти полное отсутствие мозгов в черепной коробке.
      Как в анекдоте: «У вашего телохранителя сквозное ранение головы. Пуля вошла в височную кость – вышла из затылочной. Но жить будет, мозг не задет».
      Несмотря на рельефную затылочную мускулатуру, мозги у командира есть. Причем, если подходить объективно,– получше, чем у Алексея, хотя Коршунов – тоже не дурак. Кандидат физико-математических наук как-никак.
      – Ага. С титьками. От него на север смотри. Видишь?
      – Вижу,– проворчал Геннадий и матерно выругался.
      – Давай южнее сядем,– предложил Алексей.
      – Нет! – Командир был непреклонен.– Садиться будем туда.
      Генка, когда решение примет,– хрен его сдвинешь. И это, в общем, правильно. Он – командир. И пилот – тоже он. А Алексей так, сбоку припека, космонавт-исследователь.
      – Пока следующего захода дождемся, изжаримся тут, на хрен,– проворчал Коршунов.
      – Терпи, казак… шашлыком будешь.– Командир усмехнулся.
      Это точно, шашлыком.
      Ладно, жара. Жару перетерпеть можно. Благо, запасы кислорода еще позволяют наверху продержаться. Но Солнце, блин!
      Здесь Солнце в пике активности. И не далее как несколько часов назад порадовало грандиозной вспышкой, выродив протуберанец. Спросите, что это означает? А то, что хватануть можно гамма-излучение, что называется, полной грудью. А через сутки с небольшим, как пишут в книжках, «земной орбиты достигнут потоки заряженных частиц». Это значит, что там, внизу, в небе заиграют полярные сияния. На радость эскимосам и чукчам. И тут, наверху, тоже будет ужасно весело. Усиление проникающей радиации плюс магнитная буря. Так что сейчас самое время сваливать. Но этот грозовой фронт, черт бы его взял! Вместе с Генкиным упрямством. Уперся командир рогом. Во что бы то ни стало нужно ему в намеченный район садиться.
      Алексей глянул в иллюминатор, круглую дырку в боку корабля. Окно в большой мир. Хрен знает какой большой. И хрен знает какой…
      Грозовой фронт уходил из поля зрения. Вновь потянулся сплошной облачный слой, под которым – такая же сплошная тайга, переходящая на севере в тундру.
      – Леха, как там сканирование? – спросил он, не оборачиваясь.– Ты засек?
      – Все по-прежнему.
      По всем статьям, виноватыми выходили безвестные халтурщики.
      Старт откладывался дважды. Сперва, буквально за несколько дней до пуска, обнаружилась неполадка в электрических цепях. Пришлось снимать носитель со стартового комплекса и возвращать его вместе с кораблем в МИК .
      Неполадку определили. Исправили. Затем началась бюрократическая возня. Пришло решение, что летит дублирующий экипаж. Потом все снова переиграли, потому что Мишка – Генкин дублер – вроде приболел. Назначили время старта, носитель с кораблем установили на стол, Алексей и Геннадий вылетели на Байконур.
      Произвели заправку. Тут выяснилось, что на первой ступени подтравливает один из трубопроводов подачи окислителя. Пришлось сливать топливо, и все повторилось сначала. Они вернулись в Звездный и ждали, ждали, ждали.
      Наконец объявили о новом времени пуска. И они снова вылетели на космодром…
      Стартуй они в другое время – наверняка все прошло бы нормально. А так вышло – подгадали к моменту. Хотя почему подгадали? Может быть, и на Земле бы это достало. Может, и Земли-то нету уже. Может, конец света настал, «порвалась связь времен», как говорится…
      Это была командирская гипотеза – о конце света – одна из многих. Алексей ее не поддерживал. Полагал, что явление, на которое они напоролись,– феномен локального характера.
      Объяснить это Алексей не мог. Просто задницей чуял. Что с профессиональной точки зрения – не аргумент. Хотя командир, надо признать, свою сомнительную концепцию тоже без особого энтузиазма отстаивал. Из-за врожденной упертости, не иначе.
      А Земля – вон она. Плывет в иллюминаторе, как в песне советской пелось.
      На предыдущем витке проходили над «Тайгой». Так Байконур по документам проходил, когда в голой, безлесной казахской степи его строительство началось. «Тайга» – это чтобы враг не догадался.
      Нет здесь никакого Байконура. А вот Великая Китайская стена есть. Ее с орбиты видно невооруженным глазом. Там сейчас облачности нет, так что Геннадий с Лехой на нее вдосталь налюбовались.
      Кстати, после этого гипотеза о чужом мире отпала как-то сама собой. Была у них тут и такая гипотеза. А что еще остается делать? Только гипотезы и выдвигать. Можно, конечно, допустить, что и в чужом мире чужие китайцы сподобились такую стену сварганить. Можно. Но как-то сомнительно. Недостоверно. Они с Генкой – люди ученые. Им положено на факты опираться. А факты что говорят? Что корабль сейчас крутится вокруг Земли по несколько вытянутой орбите. Над одним и тем же участком поверхности проходит примерно раз в сутки с небольшим. Параметры орбиты могли быть и получше, но это все, что им удалось сделать. Точнее, не им, а Генке, потому что пилот – он.
      Все-таки это Земля. И если использовать научный подход, то именно это и следует взять за основу. Была Земля – и есть Земля, поскольку факты этому не противоречат. С другой стороны, те же факты говорят, что это не совсем та Земля, с которой они взлетели.
      В Северном полушарии лето. Было, когда они взлетали. И здесь – тоже лето. Примерно конец июня – начало июля. Но климат немного другой. Судя по тому, что граница снежного покрова в приполярных областях распространяется дальше на юг, здесь несколько прохладнее… Теоретически.
      В океанах рыбы тьма-тьмущая. На борту их корабля специальная аппаратура – по определению рыбных запасов в морях и океанах. Рыбные косяки засекает. Судя по ее данным, косяки здесь в океанах ходят гигантские. И этим данным можно верить, потому что космические разработки у нас – лучшие в мире. Елки-палки! У России такой опыт по созданию собственных орбитальных станций, которого нет больше ни у кого. Два основных модуля МКС – нашей разработки. Штатники только стыковочный узел на орбиту вывели да солнечные батареи на «Шаттле» доставили. А в итоге что? В итоге Россия имеет всего около тридцати процентов долевого участия в МКС. И получается, что исследования на МКС оказываются очень дорогими. А своей орбитальной станции нет. «Мир» затоплен. Поэтому их корабль битком набит научными приборами для исследований, которые Алексей с Геннадием должны были провести в те двое суток, пока сближались с МКС. Взгляд из космоса нынче всем нужен, без него теперь никуда. Неприлично даже – вдруг отсталой страной сочтут. А программа исследований на МКС и так забита под завязку. Вот и нагружают. Так дешевле выходит.
      Военные интересы России, опять-таки. Которые на международную станцию не потащишь. Интересно, можно их феномен с точки зрения военных интересов использовать? Наверняка можно. Особенно если разобраться, в чем, собственно, он состоит и что именно с ними случилось.

Глава шестая Алексей Коршунов. Внештатная ситуация

      В тот момент у Алексея с Геннадием по расписанию сон был. А перед этим с ЦУПом связывались. Все более или менее нормально шло. Из ЦУПа им сообщили, что медицинские показатели хорошие. Для первых суток полета. Адаптация к невесомости в организме в те часы шла полным ходом, так что посоветовали поменьше двигаться. Но это так, риторика. Двигаться тут негде – несколько кубических метров. Летающая шкатулка. Обычный транспортник – на станцию и обратно. Максимально удешевленный корабль.
      О том пробуждении лучше и не вспоминать. Первое ощущение – ком к горлу. Невесомость. Кабина, залитая ярким светом,– Солнце лупит прямо в иллюминатор. И почти одновременно – Генкин голос: «Связи нет!»
      Алексею перед этим что-то донельзя запутанное и причудливое снилось, и поначалу показалось, что явь – продолжение сна.
      А потом Генкины слова ВДРУГ дошли: нет связи.
      Связь на корабле – это все.
      А ее не было. Ни с Землей, ни с МКС. Ни с кем.
      Того не могло быть. В принципе. Но было. И есть. Они по-прежнему крутятся вокруг Земли по какой-то несуразной орбите, наклоненной чуть ли не под прямым углом к экватору. Орбита вытянутая, с минимальной высотой в сто с небольшим километров. И вдобавок нестабильная – на таких высотах уже сказывается сопротивление верхних слоев атмосферы. И в верхней точке раз в два часа Алексей и Геннадий исправно хватают дополнительные дозы облучения. Там уже граница радиационного пояса начинается.
      Спали они часов пять с небольшим. Что могло за это время произойти?
      Ответа нет.
      Какая такая нечистая сила могла изменить орбиту корабля? Не их автоматика, это точно. Расхода горючего не было. Автоматика лишь попыталась откорректировать закрутку на Солнце.
      Земля есть – вон она – бело-голубая на дневной стороне, черная на ночной, как положено. Совершенно черная, без всякого намека на свечение городов. Полное отсутствие связи. Полное отсутствие активности в радиодиапазоне. Что это? Внезапный конец цивилизации, от которой осталась только Китайская стена? Гнев Божий? Похоже на то, что Некто вдруг взял и стер с лица планеты нашкодившую цивилизацию. Вкупе с продуктами ее жизнедеятельности. Но почему-то не тронул Китайскую стену.