Этот мир - наш! - Князь Тишины

      Работать над доменом надо вдумчиво и постоянно. То есть моя кислотная пустыня – никакой не домен, а так, как выразилась Антонина, «недержание подсознания». И еще – у демиурга домен должен быть обязательно. Он для него база, шлюз для дальнейшего проникновения в тайны материи и творчества. В чужой домен постороннему можно попасть только с позволения владельца. (На этом месте Эзергиль скорчила хитрую гримасу и подмигнула Погодиной, а Катька незаметно ущипнула ее за ногу, смотря на Антонину лживо-преданным взглядом.) А там, внутри, каждый волен творить все, что захочет. Но не людей.
      Посреди лекции к нам заглянула мелкая девчонка и сообщила, что Антонину зовут к директору. Она вышла, и разговор сразу оживился. Погодина спросила Ивана, как он назовет свое владение, а когда он с важностью сообщил: «Ойкумена» – тут же переделала Ойкумену в «Ванькину домену». Я вцепилась в Эзергиль с расспросами, однако узнала мало интересного. Про свой домен Эзергиль рассказывать отказалась, при словах «домен Антонины» расправила плечи и загадочно улыбнулась. Насчет Катькиного владения сказала, что оно называется «Дом Эшеров», что место это мрачное и опасное, и лучше туда без приглашения не соваться.
      – Готический замок, что ты хочешь? В подвале Франкенштейн, на чердаке Дракула, а в башне Погодина занимается черной магией при полной луне.
      – Как романтично! – вздохнула я.
      – А оборотня в парке встретить не хочешь? Говорят, они у нее водятся.
      – Разве он может мне что-то сделать? – усомнилась я. – Разве что напугать. Он же ненастоящий.
      – Как – ненастоящий? – изумленно взглянула на меня Эзергиль. – Чем мы тут, по-твоему, занимаемся? Ненастоящие по средам, в двенадцатом кабинете, на спецкурсе миражей. Подойди-ка к Катьке и скажи, что ее оборотень ненастоящий…
      – Ась? – повернулась к нам Погодина, глядя на меня с нехорошим любопытством. – Девушка хочет увидеть оборотня? Это мы устроим…
      – Не соглашайся, – быстро сказала Эзергиль. – Сожрет он тебя с потрохами и не подавится. И следов не найдут. Поэтому-то в чужие домены и нельзя соваться без разрешения хозяина. В каждом мире – свои законы.
      Я пожала плечами. Честно говоря, не верилось, но и экспериментировать пока не хотелось. Но тем не менее все это было дико увлекательно. Да, кажется, спецкурс Д оказался стоящей штукой!
      – Мне тоже хочется свой домен, – заявила я, решив сменить тему.
      Погодина и Эзергиль переглянулись и обидно рассмеялись.
      – Это будет сосновый лес, – торопливо продолжила я, не дожидаясь комментариев. – Такой древний, чтобы самые древнейшие чащи казались рядом с ним молодыми лесопосадками. И чтобы со всех деревьев мох свисал, а под корнями можно было пройти, не нагибаясь. Почва – розовый песок. Грибы там будут повсюду расти здоровенные: зеленые, голубые и коричневые с золотыми крапинками.
      – Мухоморы? – с интересом спросил Иван.
      – Еще там будут жить большие пауки. Такие все мохнатенькие…
      – Белые и пушистые, – подхватила Эзергиль.
      – …Нет, бежевые с розовыми коготками, и у каждого на спинке будет узор в виде черного глаза. И паутина такая перламутровая, целые волейбольные сетки высоко между соснами, а на солнце она будет сверкать золотыми каплями…
      – Ядовитые пауки-то? – опять встрял Иван.
      – Смертельно, – подумав, сказала я. – Укушенный начинает переваривать сам себя и умирает в страшных муках. Но меня они кусать не будут. Меня они будут любить, тереться спинками и курлыкать…
      Погодина что-то прошептала на ухо своей соседке. Эзергиль почесала в затылке и задумалась. Катька опять принялась шептать. «Давай я!» – расслышала я. «А я говорю, не надо!» – «Такой порядок!» – «Кто угодно, только не ты». – «Тогда сама».
      Иван навострил уши и пересел поближе. Я замолчала.
      – Ты болтай, болтай, – подбодрила меня Катька. – Мы слушаем.
      Я слегка обиделась, но продолжала, поскольку мысли еще теснились у меня в голове и надо было от них избавиться:
      – Там будут необыкновенные закаты. Вот у меня дома в окне солнце заходит так, как будто весь мир сжигает напоследок, и вгоняет меня в ужасную депрессию. А в моем домене лучи заходящего солнца будут… как сказать?.. преображающими. Каждый закат будет казаться концом мира, а каждое утро мир будет рождаться заново.
      – Ничего, живописно, – одобрила Эзергиль. – А что-нибудь еще там будет, кроме закатов, пауков и мухоморов?
      – Я пока не придумала. Не все же сразу. Хотя вот еще: ручьи с радужной водой.
      – Почему радужной? От солярки, что ли? – съязвила Погодина.
      – Нет, они генерируют радугу, – принялась фантазировать я. – При ударе молнии в воду возникает вертикальный канал…
      – Ну, завралась! – прокомментировал Иван, отползая на прежнее место.
      Эзергиль положила ему руку на плечо и вернула обратно.
      – Геля, действительно, хватит болтать. Переходи к делу.
      – В смысле?
      – Покажи нам домен-то!
      Я растерялась.
      – Это же просто фантазии…
      – В этой мастерской, – наставительно произнесла она, – просто фантазий не бывает. Каждая твоя осознанная мысль вызывает изменения реальности. Ты еще не въехала?
      Я глубоко задумалась, но так и не поняла, чего от меня хочет Эзергиль. Погодина и Иван выжидающе смотрели на меня, как будто я должна была что-то сделать прямо сейчас.
      – Короче, в лес когда пойдем? – нетерпеливо спросил Иван. – Я хочу набрать мухоморов с золотыми пятнышками.
      – А я хочу посмотреть на пауков, которые трутся спинками и курлычут, – сообщила Погодина. – Вот мой оборотень почему-то не хочет проявлять ко мне нежность, сколько я над ним ни бьюсь…
      – Что мне делать-то? – спросила я, обращаясь к Эзергиль.
      Она только плечами пожала.
      – Ты сама должна знать. Я не поняла, ты как очутилась на спецкурсе демиургии, если не знаешь базовых вещей?
      Я почувствовала, что вот-вот впаду в отчаяние. Действительно, болтать несложно, но откуда я возьму настоящий лес? Даже чтобы создать какую-нибудь тварь в мастерской реальности, мне надо было представить ее во всех подробностях, включая внешний вид, анатомическое строение, привычки и характер; надо было знать, чем она питается, какой образ жизни ведет, и нет ли у нее аллергии на хлорку, которой в мастерской моют полы. А если целый лес, со всеми зверями, растениями и минералами! Да это работы на год.
      Тут мне пришла в голову неплохая мысль: не создавать лес с нуля, а представить, что он уже где-то есть, и входить в него постепенно, как человек идет по тропинке. Где-то внутри зашевелилось ощущение, что такой способ может сработать. Я восстановила в памяти образ – первый, самый яркий, с которого все началось: три гигантские сосны, освещенные малиновыми лучами заходящего солнца, растут на скалистой гряде. Между переплетенными корнями петляет тропинка. Семейство разноцветных грибов источает пряный дурманящий запах. С ветки на ветку перепорхнул бежевый паук, выпуская из себя золотистую нить будущей паутины…
      – Пошли, – приглушенно сказала я, направляясь к выходу из мастерской.
      Демиурги толпой двинулись за мной. Я распахнула дверь. Все-таки до последнего момента я опасалась, что у меня ничего не получится. Но за дверью был он – мой лес. Стройные сосны в густой паутине, багровое небо, стрелы заката.
      – Чего застряла? Дай и другим посмотреть. – И Погодина спихнула меня с крыльца.
 
      – Это неправильный лес!
      Мы с Эзергиль стояли на повороте тропинки. Иван шуршал в кустах в поисках грибов, Погодина убежала куда-то вперед в погоне за взъерошенным нервным пауком. Эзергиль стояла и разглядывала сосны с таким видом, будто ее ничто не интересует.
      – Я говорю, лес не тот!
      – Как не тот? – лениво переспросила Эзергиль. – А какой?
      – Чужой. Я все представляла… не совсем так. Сосны должны быть кряжистые, а не стоять стеной. Потом, оттенок неба. И вообще, это место мне незнакомо.
      – Приехали! – Иван вылез из кустов с куском сине-зеленой грибной шляпки в руках. Из слома капало нечто неприятно похожее на венозную кровь. – А как мы отсюда выбираться будем?
      – Через дверь, – не подумав, ляпнула я.
      Иван заржал и снова ушел в кусты. Оттуда донесся треск и подозрительное чавканье.
      – Действительно, выход не продуман, – заметила Эзергиль, – и вообще ничто не продумано. Это тебе еще аукнется. Причем в ближайшем будущем.
      – Что теперь делать? – всерьез заволновалась я.
      – Не знаю. Твой же лес, – хладнокровно сказала Эзергиль. – Но обрати внимание, что солнце скоро зайдет. Или у тебя страна вечного заката?
      – Нет, – нервно ответила я, оглядываясь по сторонам. И впрямь, темнело в лесу буквально на глазах. Куда же делась Погодина, подумалось вдруг мне.
      – А пауки твои, – продолжала Эзергиль, – они только тебе курлычут или всем, кто с тобой приходит? Кстати, чем они обычно питаются?
      – Кого поймают, тем и питаются, – буркнула я. – Куда эту темненькую, в смысле Погодину, унесло? Давай покричим, вдруг она заблудилась!
      Мы немного поорали, но отклика не дождались, только из кустов вылез Иван. Я с ужасом увидела, что он ест гриб.
      – Съедобный? – быстро спросила Эзергиль, перехватив мой взгляд.
      – Не знаю, – с трудом произнесла я.
      – А кто знает? – укоризненно сказала Эзергиль. – Иван, у тебя голова на плечах есть или как?
      – Не смог удержаться, – промямлил Иван, дожевывая шляпку. – Пахнет так, что перестаешь соображать напрочь. А на вкус, между прочим, как картон.
      – Так зачем ты его лопаешь?!
      – Остановиться не могу.
      – А как вообще? Живот не заболел?
      – Пока нет. Только пить очень хочется.
      – Поищем воду? – предложила Эзергиль. – Полагаю, нам тут предстоит заночевать.
      – Только не это! – категорически заявила я. – Будем искать выход. Давайте для начала пойдем вперед по тропинке. Может, встретим Погодину, а то я за нее начинаю переживать.
      Втайне я надеялась все-таки найти то место с тремя соснами. Мне думалось, что стоит там оказаться, как все наши проблемы сразу решатся. Я уже и сама не рада была, что придумала этот волшебный лес. Что-то мне подсказывало, что он себя еще покажет.
      За поворотом ничего не изменилось: все те же корабельные сосны стеной по обе стороны тропы. Закат почти догорел, только в верхушках сосен отсвечивали зловещие малиновые блики. Под деревьями было уже так темно, что мы начали терять тропинку. Но вскоре я с удивлением заметила на земле светящиеся салатные пятна: это фосфоресцировали грибы. Подняв голову, я обнаружила, что паутина тоже наливается розовым светом. Зрелище было красивое и страшноватое.
      – Я этого не создавала, – вслух подумала я.
      – Еще как создавала! – возразила Эзергиль. – Когда не утруждаешь себя детальным продумыванием жизненного пространства и пускаешь все на самотек, то из подсознания вылезают такие штуки, что нарочно не придумаешь.
      – Пить хочу, – жалобно сказал Иван.
      – Куда ты завел нас, Сусанин-герой? Отстаньте, заразы, я сам тут впервой! – процитировала Эзергиль. – Ну, где обещанный ручей с радужной водой?
      Я молча прибавила шагу. Паутина освещала лес жутким холодно-розовым цветом. В подлеске кто-то шуршал и клацал зубами. «Мы выйдем к трем соснам! – повторяла я себе как заклинание. – А я говорю, выйдем!»
      – Отрежем, отрежем Сусанину ногу! – изгалялась Эзергиль. – Не надо, не надо, я вспомнил дорогу!
      – Тихо! – остановилась я. – Слышите – там, впереди?
      Лес наполнился скрипом и шорохом, как будто ветер зашелестел в колючих кустах. Из отливающей малиновым темноты выкатился черный ком, за ним второй, третий… Пауки! Словно подчиняясь беззвучному зову, они со всех ног стремились к одной точке пространства. Когда первый паук вышел на финишную прямую, я запоздало сообразила, что этой точкой была я.
      – Пошли вон!
      Мой жалобный возглас пропал впустую. Пауки льнули к моим ногам, как лучшие друзья после долгой разлуки, уже не чаявшие встречи. Они терлись об меня и вовсю курлыкали, пихаясь и плюясь друг на друга ядом. Самые преданные ловко взобрались мне на плечи, обняли за шею всеми своими мохнатыми лапами и замерли, нежась.
      – Эзергиль, – прошептала я, стараясь не дышать. – Сними их с меня!
      Компания, стоя в отдалении, давилась от хохота.
      – Я бы с радостью, да вот боюсь, покусают, – ответила Эзергиль сквозь смех. – А себя переваривать как-то неэстетично…
      – Это определенно любовь! – комментировала невесть откуда взявшаяся Погодина. – Ой, смотрите, на голову полез! Гнездо вьет!
      – Гелька, не тушуйся, – усмехаясь, советовал Иван. – Почеши спинку вон тому большому, с красными глазами, а то он, по-моему, недоволен – как бы кусаться не начал…
      Я переминалась с ноги на ногу, пытаясь сохранить равновесие в толпе мохнатых тварей. Паук, угнездившийся у меня на голове, свесил лапы и окончательно загородил мне обзор.
      – Да помогите же! Ах, сволочи!
      – Это к кому относится? Надеюсь, к паукам? – услышала я голос Погодиной. – Нет уж, дорогуша, сама бреда собачьего нагородила, сама и выпутывайся. Пошли, ребята?
      Голос Эзергили прозвучал неразборчиво – кажется, она возражала.
      – Что тебя смущает? – Катька искренне удивилась. – Ты же видишь, что она ноль. Пусть на своей шкуре прочувствует, каково это – творить миры. Может, сделает правильные выводы. А то всякие стремятся пролезь туда, где им в принципе не положено… Ай! Черт! Что вы ржете, паразиты?
      Из-за паучьих лап мне было не видно, что там произошло, но любопытство разобрало меня до такой степени, что я почти не дрогнувшей рукой сняла с головы паука и посадила его на землю.
      В паре метров от меня стояла Катька, держа руку на отлете и глядя на нее с испугом и отвращением. На руке, вцепившись когтями и зубами, висел мохнатый бежевый паук и мрачно поглядывал на нас блестящими серебряными глазками.
      – Вот гад… подкрался и прыгнул, – пробормотала Погодина. – Ну же, отцепите его от меня.
      Эзергиль покачала головой:
      – Не иначе как за хозяйку вступился. Ну, готовься, подруга, к неприятным ощущениям в области желудка. Покажи-ка зверя. Надо же, как впиявился! Ванька, надо его снять, что ли.
      Иван молча шарахнулся от злобной твари.
      – Тогда ты, Гелька.
      Вместо ответа я мстительно расхохоталась.
      – Ты сама говорила, что они тебя любят, – с укором сказал Иван. – Так докажи.
      – Еще чего, – с вызовом сказала я. – Если она такая крутая, так пусть сама и выпутывается из моего собачьего бреда.
      Эзергиль вздохнула и с неохотой протянула руку, чтобы взять паука за шкирку. Хищный выродок тут же отпустил Катьку, подпрыгнул, лязгнул зубами и попытался вцепиться ей в ладонь. Она едва успела отскочить. Паук, промахнувшись, шлепнулся на землю. Тут подоспел Иван и поддал паука ногой, как мяч. Паук с писком улетел в заросли грибов.
      – Фу! – вздохнул Иван. – Отделались. Господи, пить-то как хочется! В горло как песку насыпали.
      – Мне плохо, – умирающим голосом сообщила Погодина, оседая на землю.
      – Надо уходить, – озабоченно сказала Эзергиль. – Судя по светящейся паутине, эти твари охотятся по ночам.
      Я вцепилась себе в волосы, распихивая ногами пауков. Они обиженно пищали и не расходились. Мысленно я уже дала зарок поставить крест на демиургии, если выберусь из своего домена живой.
      – Эзергиль! – воззвала я в отчаянии. – Спасай! Как выходят из домена?
      – Ты правильно сказала – через дверь.
      – Где же тут дверь?!
      Эзергиль засмеялась. Должно быть, мне показалось в полутьме, подумала я. Как можно смеяться, когда рядом умирает от жажды Иван и сама себя переваривает Погодина? Что за душевная черствость?
      – Есть такие двери, в которые выходят только один раз. Кстати, их большинство, – сказала Эзергиль. – Следовательно, когда создаешь мир, первое, что надо обеспечить, – удобный и безопасный выход. Эй, Катька, хватит умирать. Паук был не ядовитый.
      Распластавшаяся на тропе Катька издала стон и приподнялась.
      – Я вам это еще припомню, – пообещала она. – Со мной такие шутки даром не проходят. Блин, как рука-то болит!
      – И поделом, – пробормотала я. – Мало тебя покусали.
      – Если бы ты в самом деле умудрилась создать домен, мы бы тут все к утру скончались, – насмешливо заявил Иван, помогая Катьке подняться.
      Тут до меня дошло. Ух как я разозлилась!
      – Вы разыграли меня, паразиты! Лес ненастоящий! Так я и думала – что-то здесь неправильно…
      – Лес настоящий, – возразила Эзергиль. – Я сделала эту модельку по твоему описанию. Кое-что, конечно, поменяла. Пауки неядовитые, грибы тоже. Будь ты поопытнее, сразу догадалась бы, в чем дело.
      – Это, типа, посвящение в ученики, – добавил Иван. – Чтобы на своей шкуре прочувствовала, что такое демиургия. Было очень прикольно понаблюдать, как ты мечешься…
      – Сейчас ты начнешь метаться! – пригрозила я, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого.
      – Эй, ребята, – окликнула нас Эзергиль. – Отвлекитесь, дело еще не закончено. Геля, ты хочешь узнать, как выходить из домена, или нет? Тогда слушай. Сначала запоминаем место входа – это самое важное. Дверь там, но поскольку она открывается только в одну сторону, ее не видно. Наша задача – сделать ее двухсторонней. Для этого представляем, как дверь выглядит снаружи, как можно подробнее, пока она не станет реальной. А потом выходим.
      – Все это хорошо, – кивнула я. – Но я не помню, где мы зашли.
      – Я-то помню, – снисходительно сказала Эзергиль. – Разворачиваемся обратно.
      Мы шли по тропинке под навесом из светящейся паутины. Далеко в небе виднелись необычные созвездия, в лесу то там, то сям вспыхивали чьи-то глаза. Но я уже не боялась. Волшебный лес расколдовали, он стал безопасным и неинтересным. «Когда буду создавать домен, придумаю что-нибудь другое», – решила я.
      За очередным поворотом моим глазам открылось диковинное зрелище: среди темного леса, на невесть откуда появившейся полянке стояла наша художка. В окнах горел свет и мелькали чьи-то тени.
      – И что теперь? – спросила я на всякий случай.
      – Чего-чего, – удивилась Эзергиль. – Пошли в мастерскую. Заберем сумки, одежду и по домам. А то поздно уже.

ГЛАВА 5
Лазербол и «Рагпарек»

      Попадает DOOMep в ад, ему говорят: «Ну, три последних желания?» А он отвечает: «Пушку, IDKFA [Код бесконечных боеприпасов. ], IDDQD [Код бессмертия. ], и держитесь, гады!!!»
Старинный геймерский анекдот

 
      Моя первая попытка демиургии, несмотря на всю ее провальность, закончилось в общем благополучно – за одним неприятным исключением. Этим исключением была вполне реалистически прокушенная рука Погодиной. И хотя я в этом была абсолютно неповинна, Катька, как выяснилось впоследствии, затаила злобу именно на меня. И, дождавшись удобного случая, отплатила, как настоящий мастер Чистого Творчества, – аккуратно, изысканно и жестоко.
      Так случилось, что вскоре после моего появления на спецкурсе Д отделение иллюзий охватило повальное увлечение лазерболом. О походе во Дворец молодежи, откуда поползла эта зараза, я узнала совершенно случайно. Моя лучшая подруга Маринка, с которой мы дружим с детского сада, как-то раз на перемене следила за очередным парнем своей мечты и нечаянно подслушала разговор компании иллюзионистов, с жаром этот самый поход обсуждавших. Если бы она оставила подслушанное при себе, и мне, и многим другим людям удалось бы избежать массы неприятностей. Но чтобы Маринка что-нибудь не разболтала «по секрету» всем окружающим, такого чуда в природе еще не случалось.
      Началось, как водится, с ерунды: несколько парней сходили сыграть в этот самый лазербол во Дворец молодежи. Их вшестером провели в круглое «космическое» помещение, там они разделись до пояса, всем выдали бронежилеты, шлемы и бластеры и запустили в лабиринт. Устройство лабиринта, по словам Маринки, вызывало у иллюзионистов наибольший восторг: закоулки, тупики, темно и мрачно, повсюду дым, подсвеченный мелькающими разноцветными прожекторами, не видно ни фига, и музыка грохочет. На противоположных концах лабиринта находились «базы». Задача – прорваться в базу противника и расстрелять ее. Также засчитывается каждое попадание в шлем или бронежилет. Они там носились как угорелые минут сорок: кто-то кинулся на штурм базы, точно камикадзе, и тут же получил полный лазерный заряд в лоб, кто-то скрылся в засаде да так и просидел там всю игру, кто-то в лабиринте заблудился и долго орал: люди, где вы, убейте меня, пожалуйста!
      Казалось бы, сходили и забыли. Но кому-то из иллюзионистов пришла в дурную голову мысль перенести аналог лазербола в коридоры училища. Несколько дней иллюзионисты носились на переменах, сшибая с ног тех, кто не успевал прижаться к стенке, и швырялись огненными шариками, которые с грохотом и сполохами взрывались при соприкосновении с жертвой. Это безобразие продолжалось дня три, пока огненным шаром нечаянно не залепили в самого Николаича. Директор озверел и приказал прикрыть веселье. Иллюзионистам ничего не осталось, как покориться. Больше шарики в училище не взрывались. Но самые внимательные, в том числе и я, заметили, что игра – втихомолку, тайком, в глубоком подполье – продолжается, и не только продолжается, но вроде бы даже эволюционирует.
      Происходили, например, такие сцены. Весь поток – человек семьдесят – сидят в глубоком молчании и слушают лекцию, посвященную образу бизона в искусстве раннего мезолита. Вдруг какая-то девчонка, очень серьезная и старательная с виду, поднимает руку и делает легкое метательное движение. В ту же секунду с передних парт доносится удивленный возглас, а потом – страшная брань. Взгляды всех присутствующих обращаются на чертыхающегося парня. На вид он целый и невредимый, но зол так, как будто его холодной водой из-за угла облили. Препод, разумеется, выгоняет его из аудитории. Парень, мрачно обводя глазами ряды, выходит. Из-за двери несется ругань. Развеселившийся народ перешептывается, гадая, в чем дело. Серьезная девочка и ухом не ведет, пишет себе конспект, только улыбается уголком рта.
      Шли дни, напряжение росло. Иллюзионисты вели себя как заговорщики государственного масштаба, кучковались на переменах, обсуждали какие-то девайсы, сыпали совершенно непонятными именами и названиями и периодически вели себя неадекватно, сползая под парту посреди лекции, неожиданно замирая на месте или разражаясь воплями безо всякого повода. Изредка я краем уха ловила обрывки загадочных разговоров примерно такого содержания: «… Он кинулся на меня сзади, и я ударил его пяткой с разворота так, что чешуя во все стороны полетела, а другой тем временем подкрался и жвалами меня за ботинок – хап! Сразу сто очков минус. Ах ты, думаю, сука, у меня уже пар из ушей, а из-за тебя мне тут еще двадцать минут лишних рубиться?! И я его схватил за задние клешни – он пищит, жгучей слюной брызжет – и об стену, об стену!!!» Часто в разговорах мелькало таинственное слово «Рагнарек».
      Я понятия не имела, что собой представляет эта новая игра, да и не интересовалась особо, пока однажды случайно не угодила прямо на ее финал – впрочем, скорее всего, никакой случайности в этом не было. Как-то раз, уже после занятий, я приехала сдавать хвост по черчению. Я шла себе по полутемному второму этажу, когда из-за угла выскочила девчонка с яркими черными глазами, судя по прикиду – иллюзионистка, но явно не первогодок. Господи, неужели опять лазербол, подумала я, привычно отступая к стенке. Пробежав метров десять, девчонка круто затормозила и оглянулась назад, переводя дыхание. Лицо у нее было предельно напряженное – чем не спринтер на последних секундах дистанции. Меня она как будто не видела. Из-за угла между тем появился парень. Так же бурно дыша, он вертел головой, сжимая в руке какой-то продолговатый черный предмет. «Да ведь он же не видит ее! – поняла я. – Он ее ищет и в упор не замечает!»
      – Эй, Один! – неожиданно крикнула девчонка. Она стояла прямо напротив меня и, выкрикнув это странное имя, быстро сделала шаг влево, едва меня не толкнув. В ее руке появилось, словно из воздуха, такое же устройство, как у парня, – похожее на дистанционный пульт управления от телевизора, только почти безкнопок, а с одной стороны у него торчали под углом два металлических зуба.
      Глаза «Одина» вспыхнули – он заметил ту, кого преследовал.
      – На этот раз ты просчиталась, Скульд! – радостно завопил он и кинулся в атаку. – Сейчас я тебе дам пня! В рог закатаю!
      Скульд застыла на месте, стараясь даже не дышать. Я постаралась последовать ее примеру: отчасти, чтобы не портить людям кайф, а отчасти – ради собственной безопасности. Кто их знает, чем они тут занимаются, а «пульты» мне и вовсе казались довольно-таки угрожающими.
      Один пронесся мимо нас и затормозил метрах в двух позади. На его лице отражалась досада – он опять потерял противника. Лицо Скульд было напряженным и неподвижным, как будто она к чему-то прислушивалась. Она тоже не видит Одина, догадалась я. Что же это за игра такая? Магические прятки?
      В этот момент Один совершил нечто неописуемое. Он издал торжествующий вопль, ринулся вперед и как баран налетел на стену в конце коридора, даже не попытавшись затормозить. Раздался глухой удар. Я невольно вскрикнула. Один мешком рухнул на пол. Скульд встрепенулась, в одно мгновение оказалась рядом с ним, вскочила ему на спину и приставила «пульт» к затылку поверженного противника.
      – Сдаешься?
      Один нечленораздельно выругался.
      – Сдаешься?
      Скульд щелкнула «пультом», и между металлическими зубами промелькнула здоровенная белая искра. Один конвульсивно дернулся, пытаясь встать, но Скульд надежно уселась у него на спине. Да это же просто электрический шокер, сообразила я. Чертовски неприятная штука, особенно если включить на полную мощность. Жестокие, однако, у иллюзионистов игрища!
      – Третий раз спрашиваю – сдаешься, ас?
      – Да-а-а, – прохрипел Один. – Хватит шею поджаривать, паразитка!
      – Давай шокер. Восемь – шесть в пользу асов. Кто-то скоро отправится в Нифльхейм, ха-ха…
      Скульд слезла со спины Одина и помогла противнику встать.
      – Еще не известно, как дела у остальных, – буркнул Один, отряхивая штаны и свитер. – Может, на других ярусах асы ваших обставили. А круто ты меня заманила. Я, в полной уверенности, что ты прячешься за следующим поворотом, с размаху впилился в эту долбанную стену…
      Скульд довольно хихикнула:
      – Пришлось поводить тебя по этажам, пока у тебя окончательно не пропало ощущение направления. Когда я заметила, что ты уже не рубишь, где находишься, то повела тебя к фальшивому коридору. Впредь обращай внимание на сквозняки. Это дело тонкое, на бегу не больно-то распознаешь, но иначе никак не определить, настоящий коридор или нет. Это уровень мастера. Кстати, тут появились умельцы, которые научились создавать иллюзию сквозняка. Ты как, в порядке? Синяк-то будет какой красивый, хи-хи-хи… Пошли, отметимся у Фрейи, заодно узнаем, как дела у остальных…
      Дружески беседуя, иллюзионисты прошли мимо меня, как мимо пустого места, и исчезли за поворотом. После этого приключения мой абстрактный интерес к забавам иллюзионистов превратился в конкретное непереносимое любопытство. Судя по всему, иллюзионисты создали некое игровое пространство, которое только им и было видно, и разработали такие правила, чтобы игроки не особенно бросались в глаза остальным ученикам. Сюжетно игра как-то была связана со скандинавской мифологией, по крайней мере, слова «ас» и «Рагнарек» ассоциировались у меня именно с ней.
      Я насела на Маринку: описала ей подсмотренную мной сцену побоища и принялась подбивать ее вытянуть из предмета слез и воздыханий, какой-такой тайной игрой поглощен весь курс иллюзий.
      – Это ведь отличный повод для общения с твоим красавцем – как его там? – искушала я подругу. – Скажи ему: шла по коридору, увидела игру, теперь не могу ни есть, ни спать, и только ты один можешь мне помочь…
      – С какой стати он будет мне что-то говорить? – сопротивлялась Маринка. – Пошлет подальше.
      – Ты что?! Да он счастлив будет, что ты к нему сама обратилась! Помнишь, ты говорила, что он на тебя позавчера нежно посмотрел три раза, а на той неделе на ногу специально в дверях наступил. У него на лице написано, что он по тебе сохнет!
      В итоге доводы на Маринку подействовали, и она пообещала поговорить со своим иллюзионистом. Но иллюзионист, как и следовало ожидать, рассказывать об игре наотрез отказался.
      – Сказал, эта игра только для своих, – мрачно сообщила подруга. – А всяким реалистам там делать нечего. Рожденный ползать, дескать, летать не может.
      Прошло несколько дней. Ценой невероятных волевых усилий я преодолела муки зависти и постаралась выкинуть чужую игру из головы. Тем сильнее удивила меня Марина, с сияющей физиономией окликнувшая меня в буфете.
      – Гелька, победа! – крикнула она таким тоном, каким обычно по телевизору говорят: «Вы выиграли миллион!»
      – Все устроено, – сообщила она, когда мы уединились на исписанном подоконнике. – Сегодня, в половине пятого, в столовке тебя встретят и отведут, куда следует.
      Я ничего не понимала.
      – Будешь играть!
      – Во что?
      – В «Рагнарек»!
      Тут до меня дошло.
      – Рассказывай, быстро! – в волнении приказала я.
      Оказывается, вчера к Маринке подвалил парень ее мечты в компании нескольких однокурсников и потребовал разъяснений. Его интересовало, откуда девушка узнала об игре, что конкретно узнала, и кто, кроме нее, еще в курсе дела.
      – И ты все разболтала?!
      – А что тут тайного? Я просто сказала им, что одна девчонка с курса реальности догадалась насчет «Рагнарека» и жутко хочет сыграть. Все развеселились, стали всякие шутки шутить, и тут такая темноволосая девчонка с длинной челкой спрашивает: «Это не та ли, которая на той неделе жалась к стенке на первом уровне Асгарда?» Я говорю – вроде она. А как ее, спрашивает, зовут? Ну, я сказала. Тогда эта девчонка и говорит: «Пусть приходит. Почему бы не провести эксперимент? Запустим ее в Нифльхельм и посмотрим, чего стоят реалисты». Так вот! – гордо закончила Маринка, явно ожидая, что я кинусь ей на шею от благодарности и нежных чувств.