Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Чужая планета

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Гуляковский Евгений Яковлевич / Чужая планета - Чтение (стр. 14)
Автор: Гуляковский Евгений Яковлевич
Жанр: Фантастический боевик

 

 


Я не испытывал ни малейшего желания познакомиться с содержимым этих бочек и потому пошел дальше. Не то, чтобы я был таким уж трезвенником, но серьезные проблемы предпочитал решать на свежую голову. То, что меня впереди ждет немало сюрпризов, я понял еще перед этим погребом, наткнувшись на довольно коварную ловушку.

Если бы не мой опыт космического десантника, я бы наверняка провалился в колодец, достаточно широкий, чтобы его сложно было обойти, и с хорошо замаскированной крышкой. Странная мера предосторожности против незваных гостей, решившихся отведать местного вина. Странная и довольно жестокая, поскольку дно колодца было утыкано острыми кольями.

Миновав винный зал, я заметил, что стены туннеля стали выглядеть необычно. Шероховатая структура грубо обработанного камня сменилась некой неопределенной, мутноватой поверхностью без швов и трещин. Создавалось впечатление, что я смотрю на стену сквозь грязное стекло. Еще шагов через двести стены потеряли свою первозданную четкость вовсе. Теперь казалось, что они состоят из колеблющихся клубов дыма. При этом освещение от факелов везде оставалось неизменно ярким, и я, в конце концов, решил остановиться, чтобы подробнее исследовать это странное явление.

Однако моя попытка приблизиться к стене успехом не увенчалась. Едва я сделал шаг в боковом направлении, как стена отодвинулась от меня. Не поверив собственным глазам, я сделал еще несколько шагов и потерял из виду противоположную стену. Теперь я стоял внутри какого-то дымового мешка и рисковал совершенно потерять ориентацию. Пришлось срочно возвращаться обратно, пока я еще помнил, где находилась осевая линия туннеля.

К счастью, она оказалась на прежнем месте. Через какое-то время, в течение которого я продолжал двигаться в прежнем направлении, вдоль осевой линии, стены вновь обрели четкость, однако шагов через сто исчезли вовсе.

Совершенно ошарашенный, я неожиданно очутился посреди песчаных холмов пустыни.

В лицо мне ударил раскаленный ветер, а яркое дневное солнце ослепило меня на какое-то время, но, прежде чем я понял, что собственно произошло, прежде чем успел осмотреться, туннель вновь вернулся на свое место, окружив меня прохладой и полумраком.

Теперь я стоял неподвижно, боясь сдвинуться с места, ничего не понимая и испытывая тот первозданный ужас, который может охватить человека только в ночном кошмаре, когда окружающий мир становится неуправляемым, а привычные логические установки теряют всякий смысл.

Прежде чем я пришел в себя от шока, туннель снова исчез и я опять очутился посреди пустыни.

Затем, секунд через пятнадцать, вновь возник туннель. В этих сменах декораций был заложен какой-то ритм, и, как ни странно, это обстоятельство помогло мне взять себя в руки, попытаться хоть как-то логически обосновать происходящее. Пятнадцать секунд пустыни, затем пятнадцать секунд подвала. Я оказался в неком мерцающем мире. Видимо, пустыня, в которую превращался подвал или которая его замещала, находилась на большом расстоянии от монастыря. Возможно, на противоположной стороне планеты, или вообще в другом мире. Там, где находился монастырь со своим подвалом, недавно наступила полночь.

Уяснив себе это, в общем-то, не такое уж значительное обстоятельство, я почувствовал большую уверенность. Иногда подобные мелочи в критической ситуации помогают вернуть самообладание. Нужно лишь выделить из потока событий какое-то звено и, ухватившись за него, не дать распасться привычной, логической картине мира. Всему существует объяснение. Порой мы его не знаем, но оно существует. И если об этом помнить, становится легче.

Хотя, какой черт, легче! Привыкнуть к ослепительным вспышкам солнечного света, чередующимся каждые пятнадцать секунд с почти полной темнотой, было не просто. Стиснув зубы, я решил двигаться вперед в прежнем направлении и, чтобы не потерять его и окончательно не выпасть из мира, в котором находился, перемещался теперь короткими скачками только в те промежутки времени, когда оказывался в подвале.

Почти сразу же я заметил, что после начала движения внутри подвала мое положение в пустыне тоже стало изменяться.

Невысокая гряда холмов, опоясавшая небольшое плоское плато, приподнятое над остальной местностью, стала приближаться ко мне с каждым очередным скачком. Причем масштабы этого перемещения совершенно не соответствовали тем коротким броскам, которые я проделывал внутри подвала.

Кроме того, с каждым метром пространства туннеля, оставленного позади, изменялся ритм смены миров. Теперь он удлинился. Каждая фаза длилась не меньше двух минут. Появилась надежда, что на каком-то отрезке пути миры разъединятся вовсе. Вот только было непонятно, в каком из них я останусь, когда эта свистопляска прекратится.

Вскоре я заметил, что мое движение внутри туннеля все быстрее изменяет мое положение в пустыне. Сейчас каждый шаг перемещал меня едва ли не на километр пустынного пространства.

Время каждой фазы также значительно удлинилось и занимало, наверно, не меньше получаса. Хотя мое представление о времени в этом мерцающем двойном мире сильно исказилось.

Стоя под раскаленным солнцем, обливаясь потом и мучаясь от жажды, я мечтал о том, что, если выберусь из этой переделки живым, то выскажу метру Лаграну все, что о нем думаю. Предупреди он меня хотя бы о пустыне — я захватил бы с собой запас воды. Но сейчас я мог об этом только мечтать. Полчаса, проведенные на ярком солнце, позволяли зрению привыкнуть к резкой смене освещения, и теперь у меня появилась возможность присмотреться к окружающему.

Я стоял уже у самого подножия плато и благодаря его наклонной поверхности мог рассмотреть на нем некоторые детали, не имевшие отношения к пустыне.

Повсюду были щедро рассыпаны какие-то посторонние предметы, и хотя марево раскаленного воздуха, поднимавшееся от песка, мешало рассмотреть детали, я надеялся после следующего перемещения выяснить, что же это такое. Перемещение внутри пустыни явно было связано с моим движением внутри подвала, и, скорректировав его несколькими шагами в сторону одной из стен, я оказался после очередного «скачка» на плато, среди заинтересовавших меня предметов.

Плоская, местами оголенная ветрами поверхность плато была завалена обломками доспехов, оружием и костями…

Неведомые армии, состоявшие из незнакомых мне существ, скелеты которых не имели ничего общего с человеческими, сошлись здесь в яростном сражении и усеяли его своими останками.

Похоже, сражения вспыхивали здесь неоднократно. Об этом можно было судить по различному состоянию останков, по ржавчине на обломках оружия, наконец, по тому, насколько сильно наносы покрыли следы сражений. Наверно, это плато занимало важное стратегическое положение или просто было удобным местом для того, чтобы противоборствующие армии могли развернуть здесь свои боевые порядки, не увязая в песках пустыни.

В напластованиях этого поля смерти можно было определить даже различные эпохи. Среди полностью проржавевших доспехов, превратившихся в рыжую пыль, и костей, распавшихся в прах, я заметил и совсем недавние останки воинов, слегка подсушенные безжалостным солнцем, но все еще издававшие отвратительный смрад.

К центру поля картина менялась. Там было больше почти нового оружия и доспехов странной формы, не приспособленных к человеческим телам…

Неожиданно волна холода сковала меня в сердце этого смертоносного пекла.

В сотне метров, ближе к границе плато, виднелась фигура поверженного рыцаря в серебряных доспехах, сверкавших на солнце так ярко, словно они лишь вчера покинули кузницу…

Поразили меня не доспехи, а то, что очертания фигуры поверженного рыцаря, несмотря на его огромные размеры, были вполне человеческими…

Две ноги, две руки, туловище трехметрового роста и лицо, прикрытое забралом… Песок, заметавший следы былых подвигов и поражений, уже сделал неразличимыми кисти рук и нижнюю часть головы, неприкрытую расколотым шлемом…

Кто он, этот витязь? Откуда он здесь взялся? За какую правду сражался на этом поле брани, усеянном костями существ из иных миров?

Эти вопросы показались мне настолько важными, . что я рискнул нарушить правило, которое неукоснительно соблюдал до сих пор, — не изменять свое местонахождение в пустынном мире до полного завершения цикла. Это было совершенно необходимо для того, чтобы мое положение внутри подвала после завершения цикла оставалось неизменным. Из-за узких стен подвала после перемещения, я мог оказаться замурованным в толщу породы или вообще не вернуться в свой мир.

Я не знал, чем кончится для меня передвижение в мире пустыни. Произойдет ли после него обратный переход, или я погибну здесь, на этом поле брани под раскаленным солнцем, лишенный глотка воды…

Несмотря на эти опасения, я сделал шаг, другой… И вскоре, отбросив все страхи и все предостережения, нашептываемые мне благоразумием, я уже шел к поверженному витязю, местами по колено увязая в песке и с трудом переставляя ноги. У меня был в запасе всего один час. Я точно знал, что если к концу цикла не успею вернуться на прежнее место, то лишусь последнего шанса на возврат. И все же я шел дальше.

В конце концов, каждый из нас имеет право надеяться на то, что после гибели в бою люди, за которых он сражался, хотя бы узнают его имя… Таково одно из правил космического десанта. Есть и другое правило — не оставлять на поле брани павших непогребенными.

До сих пор мне не представлялось случая проверить, насколько глубоко въелись эти правила в мою сущность, теперь я это узнал… Даже то обстоятельство, что этот рыцарь, возможно, лишь внешне походил на человека, ничего не меняло.

Опустившись на колени перед серебряным гигантом, я подобрал кусок металла, похожий на наплечник, и, используя его в качестве ковша, стал отгребать песок вокруг головы и правой руки воина, вытянутой вперед, по направлению к видневшемуся невдалеке высокому холму.

Наконец я преуспел в этом занятии настолько, что смог расстегнуть застежки забрала и откинуть защитную решетку.

Прямо мне в душу глянули пустые глазницы человеческого черепа. Не знаю, что я ожидал увидеть, но это зрелище заставило меня без сил опуститься на песок. Что-то было во всей этой фигуре, в ее положений, в последнем повороте головы, в последнем движении руки величественное и трагическое одновременно.

Чуть ниже, под нагрудником, блестел серебряный огонек амулета. Обычно именно в этом месте рядовые воины десанта носят свои опознавательные номера, и, возможно, это обстоятельство заставило меня снять амулет.

Пять кабалистических знаков, выгравированных на серебряной пластинке, ни о чем мне не говорили. Если это было имя, написанное на незнакомом мне языке, то я выполню свой долг и доставлю его людям. Возможно, Лагран преуспеет в расшифровке этой надписи.

— Я не знаю, с кем и за что ты сражался, витязь… — прошептал я, едва шевеля губами. — Прости, что не могу исполнить достойный тебя обряд погребения. Но, возможно, это и не так важно…

— Зато важно другое… — прошептал незнакомый, сухой, как шелест песка, голос. — Холм, который ты видишь перед собой, всего лишь череп моего врага. Ты должен добраться до него и унести с собой мое оружие. Оно осталось там — в его голове…

Голос смолк. Лишь ветер завывал среди обломков оружия и иссохших трупов. Мне показалось? Вой пустынного ветра накануне бури может напомнить голос близкого человека… Где-то я слышал эту легенду. Мне пора возвращаться, времени остается меньше получаса. Если я начну пробираться к холму, я не успею вернуться. Сейчас я как раз нахожусь на той черте, из-за которой уже нет возврата…

Благоразумные мысли суетились в моей голове, но я уже шел вперед, туда, куда указывала правая рука витязя.

До холма, о котором он говорил, было не так уж и далеко. Всего пару сотен метров разделяло нас. Если бы не жара, усиливающийся с каждой минутой ветер и сухой, сыпучий, засасывающий, как трясина, песок под ногами, я преодолел бы это расстояние за пару минут, теперь же минуты растягивались, превращаясь в бесконечность…

Но даже тот, кто перешел безвозвратную черту, рано или поздно приходит к цели, из-за которой совершил свой безумный поступок.

Глава 23

И цель эта вырастала передо мной, с каждым шагом заслоняя собой горизонт… Я уже не видел впереди ничего, кроме странного холма, который постепенно превращался в гигантский череп, отполированный ветрами и пустынным зноем.

В первый момент мне показалось, что передо мной череп какого-то насекомого. Может быть, гигантского муравья или молдрома. Но потом я увидел пустые, человеческие глазницы. Да и вся его форма — широкая кость лба, пещера, над которой некогда находился нос, наконец, зубы верхней челюсти — необъятные в своей ширине, но все же вполне человеческие по форме.

Казалось, в поперечнике черепа никак не меньше десятка метров, и было непонятно, как такого гиганта могла носить на себе земля. Вокруг, на абсолютно гладкой площадке, почему-то не затронутой вездесущим песком, я не заметил ни одной кости — только этот чудовищный череп.

Было и еще кое-что… Ощущение холода… Словно ледяным ветром потянуло мне навстречу от этих мертвых костей. И это в пустыне, в которой солнце стояло в зените, а жара стала невыносимой. Стихло все вокруг, замерло. Казалось, даже небольшое облачко на горизонте прекратило свое движение.

«Пора наконец остановиться! — подумал я, стараясь подавить в себе приступ несколько запоздавшего благоразумия. — Неужели ты не чувствуешь, чем все это закончится? Ты найдешь здесь лишь собственную гибель, и ничего больше!»

Но ноги все еще продолжали нести меня вперед, действуя самостоятельно, независимо от моей воли, словно подчинялись некой, заложенной в них программе. И еще через пару шагов я заметил отблеск металла, сверкнувший высоко надо мной. Точно посередине между глазницами блестел какой-то посторонний предмет.

Выходит, мне не послышался голос павшего витязя…

Неужели мертвые, в особо важных случаях, могут общаться с нами?

Я обернулся, стараясь рассмотреть место, где остался витязь в серебряных доспехах, но с возвышения, на котором лежал череп чудовищного великана, поле боя выглядело иначе.

Мне показалось, что останков существ в черных доспехах стало меньше, зато мертвое воинство белого витязя словно бы увеличилось…

Ветер усилился и нес над полем сражения песчаную поземку, скрадывавшую детали и придававшую неподвижным предметам иллюзорную вторую жизнь, заставляя двигаться мертвые тени… Конечно, это был мираж, вызванный жарой, безжалостным солнцем и ветром, но он становился все реальнее, словно кто-то прокручивал на гигантском природном проекторе эпизоды отшумевшей здесь некогда битвы.

Вот из песчаных вихрей возникла кавалерия белых и пошла в атаку на холм, спиной к которому я теперь стоял. Казалось, пики призрачных кавалеристов нацелены прямо в мою грудь. Но всадники промчались сквозь меня, оставив после себя лишь порыв ледяного ветра и звуки… Скрежет металла, удары мечей, крики павших… Или это был всего лишь вой ветра, хранившего память о давней битве?

И вот, наконец, появился он — великан на белом коне, в серебряных доспехах.

Размахивая длинным мечом, он прорывался к холму сквозь круговерть призрачной битвы. Ряды черных витязей разлетались под копытами его коня, словно волны у подножия утеса, но их было слишком много, а белый витязь остался в одиночестве, после того как его кавалерия пошла на штурм холма. Я знал, что это не холм, я должен был обернуться, чтобы увидеть его. Но ужас, выросший у меня за спиной, не позволял увидеть того; кто превратил кавалерию белых в груду мертвых тел. Я слышал лишь его дыхание, похожее на вой урагана, и грохот доспехов, от которого содрогалась земля.

И все же белому витязю удалось прорваться сквозь кольцо черного воинства и остаться один на один со своим врагом. Белый витязь занес над головой свой сверкнувший на солнце меч и ринулся вперед, в последнюю, завершающую атаку. Но тут из-за моей спины и сверху, словно удар черной молнии из высоко летевшей тучи, пал черный меч.

Он был огромен, как башня, я видел, как его широкое лезвие вонзилось в грудь белого витязя и, сорвав с коня его тело, отшвырнуло далеко назад, туда, где он и лежал до сих пор.

Казалось, все было кончено — битва окончательно проиграна. Но нет, она все еще продолжалась… Белый витязь, несмотря на чудовищную рану, разворотившую его грудь, в последний раз приподнялся над полем смерти. Его правая рука, в которой уже не было меча, сняла с пояса какой-то сверкающий круг и вытянулась вперед. Круглая стальная молния сорвалась с его боевой перчатки и пронеслась над моей головой.

И вот тогда, преодолев свой страх и чувствуя себя ничтожной козявкой в этой битве титанов, я все-таки обернулся.

Лучше бы я этого не делал. Вид черного великана, подпиравшего головой низко летевшие тучи, мог парализовать ужасом кого угодно.

Но в награду за свою смелость я увидел, как белая металлическая молния ударила его между глаз, и услышал рев, от которого содрогнулись далекие отсюда скалы.

Он пошатнулся, этот бессмертный великан, сила которого не знала себе равных во всех известных мне мирах. Он выронил свой чудовищный меч, и гигантское лезвие, плашмя ударившись о поверхность пустыни, взметнуло высокую волну песка.

Он падал медленно, словно рушилась гора после землетрясения. Сначала он опустился на колени и, опершись руками о землю, еще раз попытался подняться, но это ему не удалось, и тогда тяжкий стон боли и отчаяния потряс пустыню. И шепот… Или, может быть, крики в беспорядке побежавших со всех сторон черных…

— Пал Аристарх! Аристарх убит! Спасайтесь!

Они бежали мимо меня, волна за волной, роняя оружие, срывая с себя доспехи. Их никто не преследовал. Некому было это делать — на поле смерти уже не осталось живых.

Целую вечность я стоял неподвижно, скованный ужасом. Солнце всходило и садилось за горизонтом, превратились в прах тела погибших, в рыжую пыль обратилась сталь, а я все стоял, не в силах пошевелиться. Так вот как оно было… Теперь я знал. И когда наконец я вновь обрел способность двигаться — любопытство, это странное человеческое свойство, помогло мне преодолеть ужас и приблизиться к тому, что некогда было головой черного великана. Я хотел знать, что за волшебный предмет сокрушил эту неслыханную мощь, я хотел его видеть…

Да и не осталось у меня теперь иной цели… Я давно перешел черту, за которой уже не было выхода из этого мира гибели.

Мне было страшно прикоснуться к мертвым костям, и все же я заставил себя это сделать. Меня словно ударило разрядом ледяной энергии, движения замедлились, и боль медленно растекалась по всему телу, но я все еще полз вперед и вверх…

Там был не меч и не топор — нечто другое. Оружие, которого я никогда не встречал. Пять или шесть коротких, сантиметров по сорок лезвий были соединены вместе своими рукоятками. Собственно, рукояток не было. Их заменила одна круглая пластина. Было непонятно, как таким оружием пользоваться. Но безумное желание завладеть этим волшебным предметом уже охватило меня. Он не должен был оставаться в этой мертвой пустыне. Не для того ковали его нечеловеческие руки в стенах золотого замка… Откуда я это знал? Почему до сих пор не бежал прочь? Чья воля, прорвавшаяся из-за пределов смерти, руководила мной? Этого я не знал, но, как в трансе, продолжал осуществлять свое безумное намерение.

Оружие засело в черепе так глубоко, что, даже повиснув на нем всей тяжестью своего тела, я не смог расшатать его и уж тем более выдернуть его оттуда.

Требовался какой-то инструмент. И мне не осталось ничего другого, как спрыгнуть вниз, подобрать валявшийся рядом обломок секиры и вновь проделать свой смертельно опасный путь к глазницам мертвого черепа.

Ударов тока больше не повторялось, видимо, и одного было вполне достаточно. Я вспомнил о проклятье древних фараонов, погубившем всех исследователей, вскрывавших их гробницы. Здесь передо мной притаилось зло, масштабы которого были несравнимы с магией земных фараонов. Что, если проклятие черного витязя поразило меня вместе с этим странным ударом тока? Ведь зло такой силы не могло исчезнуть полностью, что-то должно было остаться… Я постарался отбросить эти мысли, забыть о них и яростно начал врубаться в череп, освобождая из векового плена оружие белого витязя.

Вот когда слова старинной песни обрели для меня свой прямой роковой смысл… Мгновения… Они свистят, как пули у виска… Давно прошло время, когда я мог вернуться в свой мир, — я оставался в пустыне и теперь уже, похоже, навсегда…

Но, несмотря на отчаяние, охватившее меня, на жару, на пот, застилавший глаза, на жажду, сжигавшую мои внутренности, на проклятие черного витязя, которое наверняка должно было покарать того, кто потревожит его могилу… Несмотря на все это, я лишь удвоил свои усилия, решив закончить дело, которое начал, вопреки судьбе, вопреки логике и здравому смыслу.

Когда сверкающий круг лезвий наконец поддался моим усилиям и впервые покачнулся в своем костяном ложе, я услышал шорох, почему-то заставивший меня еще раз, несмотря на жару, покрыться холодным потом.

Может быть, оттого, что звук шел извне и нес в себе смертельную угрозу, гораздо более реальную, чем жара, жажда и все иллюзорные картины битвы, восстановленные моим воображением. Наверно, это было предчувствие. Что-то обязательно должно было случиться. Тот, кто осмелился поднять руку на останки черного витязя, будет наказан. Здесь наверняка должны были остаться стражи, охраняющие его могилу… И наконец я их заметил.

Четыре узкие, длинные тени приближались ко мне с разных сторон. В первое мгновение я принял их за собак. По размеру, во всяком случае, они напоминали именно собак. Но в следующее мгновение я увидел их длинные морды, похожие на морды муравьедов и заканчивавшиеся узкой и длинной пастью, утыканной мелкими острыми зубами. Их были сотни, этих зубов, расположенных в несколько рядов.

Движение вертлявых узких тварей напоминало движение змей — их тела зигзагообразно извивались при каждом шаге шести пар коротких, приспособленных к песку лап. Я заметил их слишком поздно, — путь к отступлению был для меня уже отрезан. Впрочем, это не имело особого значения, я ни на секунду не сомневался в том, что на ровной местности они сразу же настигнут меня. Теперь же, по крайней мере, моя спина была защищена мертвой громадой черепа.

Сжимая в руках свой инструмент, вновь превратившийся в оружие, я обреченно ждал нападения, собираясь подороже продать свою жизнь. Но твари почему-то медлили. Остановившись на расстоянии броска, они застыли неподвижно, пристально разглядывая меня бусинками блестящих глаз, расположенных вдоль верхней челюсти.

И тут я это услышал… Конечно, это был не звук, а уже знакомый, похожий на шелест песка голос, звучавший у меня в мозгу.

— Как ты думаешь, он съедобен?

— Конечно, съедобен. Он пахнет человечиной.

— Тогда почему он ковыряется в костях? Может быть, он питается костями, как лорхи? Лорхи несъедобны! Я ненавижу даже их запах!

— Говорю тебе, он не пахнет лорхами!

— Он не выглядит опасным.

— Все же будьте осторожны, следите за его руками, он все-таки может оказаться опасным.

Этот шепот несколько приободрил меня. Телепатические импульсы их простеньких мыслей сказали мне, что к мистическим стражам эти твари не имели отношения. Скорее всего, это были просто шакалы этого мира.

Через секунду тела двух из них превратились в стремительно летящие ко мне тени. Две другие твари благоразумно ждали, чем закончится нападение их собратьев. Я сжался, стараясь стать как можно меньше и выставив перед собой обломок секиры и заржавленный меч.

Как хотелось бы мне в эти последние мгновения остановить время, заставить его работать на себя, но ничего не происходило. Мои реакции не ускорились и остались реакциями обычного человека. Вместо того чтобы прислушаться к советам учителя, я отправился в эту экспедицию, на верную смерть.

Додумать эту мысль мне помешала дикая боль. Одна из тварей, успешно избежав обоих лезвий, которыми я пытался прикрыться, вцепилась мне в плечо и повисла на мне, не разжимая намертво сомкнувшихся челюстей. Зато вторая, наткнувшись на секиру, рухнула на песок, и, кажется, была уже не в состоянии повторить нападение.

Правда, вслед за ней последовала и секира, выскользнувшая из моей поврежденной руки. Теперь я мог рассчитывать только на короткий меч с тупым, искореженным лезвием.

Третья и четвертая тварь, заметив, что нападение частично увенчалось успехом, ринулись вперед. У меня оставалось всего несколько секунд. Правая рука повисла беспомощной плетью, я попытался справиться с болью, забыть о ней, вывести ее за пределы сознания.

Частично мне это удалось и, точно рассчитав удар старого меча, зажатого в левой руке, я обрушил его на голову терзавшей мое плечо твари. Завизжав, она разжала челюсти. Лезвие меча прочно засело в ее теле, и, дернувшись после удара, она вырвала из моих рук последнее оружие.

Тварь беспомощно извивалась на песке, орошая его своей темной кровью. Но мне от этого было мало пользы. Я оказался совершенно безоружен, сил отразить нападение оставшихся двух противников у меня уже не было. Да и времени тоже.

Я все еще пытался волевым усилием ускорить реакции, вызвать к жизни потаенные свойства энергана, но все напрасно… Именно тогда, когда это нужнее всего, совершенно невозможно сконцентрировать волю на чем-то одном.

Два темных тела, оторвавшись от земли, уже летели ко мне в последнем броске.

Совершенно инстинктивно моя здоровая рука вцепилась в единственное оружие, остававшееся в пределах досягаемости. Круг лезвий, засевших в черепе, качнулся… Большая часть работы была уже проделана, требовалось лишь завершающее усилие, и тогда, не обращая внимания на боль в рассеченной острым лезвием ладони, я рванул его на себя, вкладывая в это усилие все свое отчаяние и всю надежду, которая остается с нами до самого последнего мгновения.

Дальнейшее я помню смутно. Что-то хрустнуло в костях чудовищного черепа, и сверкающий круг лезвий неожиданно оказался в моей левой руке.

Размахнувшись, слабым, беспомощным толчком я послал их навстречу летящей ко мне клыкастой смерти. Лезвия издали неожиданный, тонкий, звенящий звук. Проигнорировав все известные мне законы физики, они ввинтились в воздух, словно пропеллер, и унеслись навстречу моим врагам. Что именно произошло в месте столкновения, рассмотреть я так и не успел. Куски окровавленного мяса, в которое превратились тела нападавших, шмякнулись на песок, а лезвия вновь оказались в моей руке, прежде чем мое сердце успело завершить единственный удар.

Они легли в руку с ювелирной точностью, даже не оцарапав кожи, и лишь теперь я смог рассмотреть свой трофей. Я смотрел на него, как завороженный, еще не придя в себя от потрясения. Такое чувство я испытал лишь однажды, во время собственной казни, когда смерть, вопреки логике, выпустила меня из своих когтей.

У него было восемь лезвий, а не шесть, как показалось мне вначале. На стальном круге не было никаких украшений. Но рукоятка у этого оружия все же была. Ее роль отводилась одному из лезвий, сглаженному и закругленному таким образом, чтобы его было удобно держать во время броска.

Было и еще кое-что.

Пять рун, пять кабалистических знаков, выгравированных по окружности вдоль всего центрального круга. Они показались мне знакомыми, потому что напоминали руны, увиденные мной на талисмане белого витязя, и, прежде чем вернулось прервавшееся от волнения дыхание, я уже знал, что держу в руках именно его оружие.

Глава 24

На поиски отмеченного мной камня, возле которого я очутился, когда произошел последний фазовый переход, ушло часа два. Я прекрасно знал, что искать его совершенно бессмысленно. Фазовый переход в этом месте уже невозможен. Планета вращалась, место перехода постепенно изменяло свое положение в пространстве.

Я понял это еще там, в подвале, когда начались первые короткие переходы. Каждый новый переход заканчивался в ином месте. У меня был единственный шанс вернуться. Я должен был оказаться в нужном месте в нужное время. Но этот шанс безвозвратно упущен. И теперь я знал, что жить мне осталось совсем недолго. Но надежда в человеке умирает последней, и я упрямо продолжал поиски, пока не оказался возле знакомого камня. Увидев его, я испытал ничем не обоснованную радость. Возможно, оттого, что умирать в знакомом месте, хоть как-то связанном с миром живых людей, было намного легче.

Солнце уже склонилось к горизонту, и жара немного спала, зато рана разболелась нестерпимо. Я присел у камня и осмотрел свое изуродованное плечо. Кровь продолжала сочиться сквозь тугую повязку,

которую мне удалось сделать одной рукой из обрывков рубахи. Рана была слишком глубокой, кроме того, я продолжал терять остатки влаги. Надвигалась ночь, а с нею пожалуют и местные хищники. Теперь у меня было оружие, но не было сил им пользоваться. Если я потеряю сознание, вряд ли мне удастся очнуться. Но с этим я ничего не мог поделать. Голова кружилась, а песчаные холмы, окружавшие меня, постепенно теряли свои резкие очертания.

Я сидел под камнем уже часа два — ничего не происходило. Ничего и не могло произойти, во всяком случае, ничего хорошего. Силы стремительно покидали меня, и помощи в этом безжалостном месте, где обитала только смерть, ждать было неоткуда.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь приятное из своей богатой неожиданными поворотами жизни. Но вспоминались лишь бесконечные корабельные будни, короткие вылазки на враждебные планеты, схватки, кровь и новые походы.

Семьи у меня не было, да ее и не могло быть при таком образе жизни. Встречи с женщинами были коротки и спонтанны, но никогда я не опускался до того, чтобы покупать любовь за деньги. Была диспетчер в космопорту Гридоса. Черноглазая маленькая брюнетка. С ней мне удалось встретиться раз пять подряд, потом базу перевели в другое место. Кажется, ее звали Лейлой. Была Таила. Она любила меня и хотела иметь от меня ребенка. Но вскоре я завербовался на «Алькар», и мы расстались.

Были другие женщины, имена которых я уже не помнил, и была, наконец, Ария. Женщина-птица, с которой меня связывали такие странные отношения. Тогда почему я о ней вспомнил сейчас? Почему сквозь мои скудные воспоминания все время прорываются ничего не значившие эпизоды нашего похода к монастырю, единственного времени, когда мы были вдвоем… Вот она, стоя у ручья, расчесывает свои волшебные, полупрозрачные волосы, вот ее узкие, желтые глаза вопросительно, с каким-то странным ожиданием смотрят на меня… Почему я был тогда так сдержан? Почему упустил, возможно, свой единственный шанс?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23