Психотерапия нового решения. Теория и практика

Марго: Которой я не хочу.

Боб: Единственный способ для вас выиграть в этой игре — чтобы отец изменился? Какова вероятность этого? Того, что он одобрит ваш развод?

Марго: Мала. Ничтожно мала.

Мэри: Хорошо. Я не принимаю ваш контракт. Принять — значит помочь вам продолжать играть в данную игру.

Марго: В которой он переживает, а я переживаю еще больше. Да. По правде говоря, не хочу я этого. Наверно, и не рассказала ему поэтому. Боб: Продвигаемся успешно.

Конечно, она могла бы сказать ему и попытаться «не переживать» из-за того, как он среагирует, но, принимая во внимание его возраст и ее убеждение, что у него может сдать сердце, делать этого не стоит. Он годами был убежден, что она его «когда-нибудь доконает», поэтому это может произойти на самом деле… и, кстати, он не наш пациент.

Когда мы подозреваем игру, то просим клиента, представив игру завершенной, спрогнозировать «лучший» и «худший» результаты. Так как игры инициируются Ребенком или Родителем и не контролируются Взрослым, клиент может блокировать в сознании «худший» вариант. В таком случае мы сами подсказываем ему возможные негативные результаты.

Мэри: Хорошо, вы говорите боссу, что увольняетесь, и при этом не видите никаких дурных последствий. Я не понимаю. Вы что, пытаетесь проигнорировать тот факт, что он может дать вам исключительно плохую характеристику и вы потом никуда не устроитесь?

или

Боб: Многие открытые браки распадаются. Вам понравится, если он решит, что любит одну из партнерш больше, чем вас?

Вечные контракты

Некоторые клиенты могут вечно работать над целью, скрытой в будущем. Их секретный план — оставаться несчастными до полного излечения. Они даже могут годами работать терапевтами, ибо уверены, что, прежде чем стать счастливыми, должны добраться до самых окраин психопатологии, понять ее до самых глубоких корней и высушить последнюю каплю негативных чувств. Первоначальная причина психотерапии забыта или даже не важна. Они работают, чтобы, как в детстве, получать поглаживания за тяжелый труд и страдания. От таких клиентов мы принимаем единственный контракт: перестать заставлять себя страдать по поводу прошлого.

Ирв: У меня незаконченные дела с отцом.

Боб: Отец умер?

Ирв: Да.

Боб: И как незаконченные дела с умершим отцом влияют на вашу сегодняшнюю жизнь?

Ирв: Я зол на тебя. Зол, потому что ты себя не защищал… ты не боролся за себя… (Он, не обращая внимания на вопрос, моментально начинает с отцом диалог на двух стульях.)

Мэри: Боб спросил, как зацикленность на отце влияет на вашу сегодняшнюю жизнь?

Ирв: Э-э… Что? Что значит… Я как будто привязан к нему.

Боб: Как?

Ирв: Ну-у… в чем я уверен… если я не буду злиться на него, то так и не развяжусь с этим делом. Оно все время требует решения…

Боб: Это вы все время его вытягиваете, пользуясь тем или иным предлогом, и вы не говорите, какие изменения планируете совершить внутри себя, когда закончите эту работу.

Ирв: Вывод, который я сделал: я должен научиться бороться… уметь постоять за себя.

Боб: Продолжайте.

Ирв: Я безумно злюсь на тебя, потому что ты не научил меня бороться. Ты избегал эмоциональных ситуаций, и я делаю то же самое, потому что именно этому ты меня учил. (Ирв сквозь зубы продолжает свою обличительную речь. Боб и Мэри ждут, пока он не замолкает.)

Ирв: Жена и ребенок вызывают у меня чувство глубокой печали. Мой ребенок — калека. (Вдается в подробности о жене и ребенке.)

Мэри: Я не думаю, что отец — важная проблема. Я понимаю так, что у вас есть целый набор печальных историй, которые вы себе снова и снова рассказываете. Как долго вы работаете терапевтом?

Ирв: Десять лет. Более 10 лет.

Мэри: Святые небеса! Значит, более 10 лет вы находите все эти причины для печали.

Боб: И вы, конечно, готовы платить кучу денег, лишь бы оправдать свою печаль. Хотите выйти из своего печального стойла?

Ирв: Да. (Смотрит вверх).

Боб: (Смеется). Вы как будто боитесь, что небеса обрушатся.

Ирв: Возможно. Выброшу печаль, а они мне ее — обратно.

Мэри: Подумайте о комке своей печали как о мячике на резинке. Вы можете ещё 10 лет «выбрасывать» его, а можете просто перерезать резинку.

Во время четырехнедельного семинара мы концентрируемся исключительно на том, чтобы Ирв принял себя и нравился себе. Мы отказываемся слышать о каком бы то ни было «изменении» контракта, если оно не касается самоприятия или удовольствия. Ему начинает у нас нравиться и, вернувшись к собственной практике, он взволнованно сообщает об удачном использовании краткой терапии в излечении своих давнишних клиентов.

Терапия без контракта

Чистые гештальт-терапевты редко нацелены на контракт, им важно установление контакта, обмен с клиентом осознанными ощущениями, работа с блоками или возможными несоответствиями. Иногда мы начинаем в той же манере, однако заканчиваем всегда заключением контракта.

Боб: Что происходит?

Кай: Что происходит? Я опустошена.

Боб: Говорите.

Кай: У меня перехватило дыхание.

Боб: Говорите.

Кай: Я не должна здесь находиться. (Пауза). Хорошо, сейчас я говорю, что не знаю, что происходит.

Боб: Вы не знаете, что происходит с чем?

Кай: Я не знаю.

Боб: Вы кивнули. О чем говорит ваш кивок?

Кай: Я боюсь вам сказать. Я не знаю, что происходит между нами. Я хочу сказать вам, что я хороший терапевт.

Боб: Следите за головой. Опустите ее. Заметьте угол наклона. Теперь выпрямите ее и повторите «Я хороший терапевт».

Кай: (Голова поднята) Да. Я — хороший терапевт. (Слезы на глазах). Совершенно другое дело.

Боб: Начните с "я"?

Кай: Я другая. Когда голова поднята, я чувствую себя компетентной. (Опускает голову). А вот так очень трудно быть хорошим терапевтом. (Поднимает голову). Я закончила. Спасибо вам.

По ходу работы Кай заключает контракт утвердиться в своей человеческой и профессиональной значимости.

Жанна заканчивает работу еще до того, как проясняется контракт:

Жанна: Я рада, что я здесь. Я так комфортно себя чувствую, такой живой. А затем мне снова плохо, и я сдаюсь. Я не знаю почему.

Мэри: Пример.

Жанна: Ни один в голову не приходит. Мать где-то там внутри наказывает мне продолжать заниматься практикой, а отец колеблется. И я чувствую, как сдаюсь. Я никогда долго не ощущаю себя в порядке.

Боб: Кто-нибудь хвалит вас за то, что вы хорошая?

Жанна: (Долгая пауза). Я не уверена, что я хорошая. Умом я соглашусь с вами, но нутром — нет. Нутром я не верю, что я — хорошая.

Мэри: Послушайте, а ваша героиня не Жанна д'Арк? (Мэри интуитивно почувствовала это, потому что девочки, с которыми не «все хорошо», часто должны были быть при рождении мальчиками.)

Жанна: Да, конечно!

Боб: Всегда рвущаяся вперед.

Жанна: И всегда ожидающая сожжения на костре. Да, все верно. Всю свою жизнь я повторяю: «Еще одно сражение и все».

Мэри: Что было не так, когда вы родились?" (Очевидный вопрос).

Жанна: Я была девочкой.

Мэри: То же, что и с Жанной д'Арк. Знаете, я слышала, Медицинская школа проводит очень успешные операции по изменению пола. Настоящий прорыв. Не просто косметика. Они хирургическим…

Жанна: Меня это не волнует! Со мной и сейчас все в порядке! Ух, ты! СО МНОЙ И СЕЙЧАС ВСЕ В ПОРЯДКЕ! Потрясающе… Я действительно чувствую это теперь.

Боб: Замечательно. Тогда ваш контракт — закрепить решение о том, что с вами все в порядке… чтобы вы не должны были вести сражение, если вам не хочется.

Жанна: Мне это нравится. И думаю, что только что я закрепила этот контракт.

Иногда, впрочем, сравнительно редко, мы работаем без контракта, потому что клиент не знает, чего хочет. Однако такая работа не должна длиться больше двух встреч.

Мак: Я не знаю, чего я хочу. Я держусь слишком далеко от людей. С тех пор, как стал ходить на этот семинар, я порой раскрываюсь, как никогда в жизни не раскрывался. Но чаще я просто ухожу в себя, как улитка. Раньше я пытался как-то с этим бороться, но сейчас нет сил. Я не уверен, что существует что-то, что мне хочется изменить.

Мэри: Выберите в этой комнате кого-нибудь, от кого вы себя отгораживаете, и поговорите с ним. Я хочу увидеть и услышать, что с вами происходит.

Мак: Ладно. Я спрятался от вас, Пит. (Пит наш друг, не участвующий в семинаре. Он присутствует в качестве наблюдателя и завтра уезжает.) Я бы чувствовал себя несколько глупо, если бы раскрылся и начал разговаривать с вами.

Пит: Почему это?

Мак: Вы же уедете завтра. Поэтому я от вас ничего не хочу.

Мэри: Скоро уедешь… поэтому я не хочу узнавать тебя. Это соответствует тому, что было в детстве?

Мак: Нет, никто не покидал меня.

Боб: А вы уезжали или переезжали?

Мак: Точно. Каждый год — новая школа. Мы нигде не жили больше двух лет. (Он описывает, как ему было трудно заводить друзей.) У меня очень смутное представление о дружбе. Вроде как… вот, вчера вечером я говорил с тобой, приятель (обращается к одному из участников) и среди разговора подумал: «Боже мой, я что, правда, хочу влезть в это, я что, правда, хочу завязать с тобой знакомство?». И я сказал себе: «Да», и через какое-то время чувствую — мне хорошо. Проводить вместе время. Да, вот оно — проводить вместе время… я не знаю.

Боб: Нет, вы знаете. Закончите свою фразу. «Да, вот оно — проводить вместе время…».

Мак: (Всхлипывая). Этого мне очень не хватает.

Боб: Да. Скажите это еще раз.

Мак: Проводить вместе время — вот чего мне не хватает.

Боб: Да. А затем вы говорите: "Какой в этом смысл, я же завтра уезжаю ".

Мак: Да, правда.

Боб: Вот чего вам в жизни недостает, и вот о чем, собственно, вся жизнь. Жизнь — это сегодня, не завтра. Вы же ведете себя так, как будто жизнь — это завтра.

Мак: Да, я… я вас понимаю. А сегодня… в него так трудно попасть.

Мэри: Так что вы хотите сказать Питу о сегодняшнем дне?

Мак: (Всхлипывая). Я хотел бы узнать вас для сегодняшнего дня.

Маку не нужно проговаривать свой контракт. Он установил важный контакт с человеком, которого избегал, и кое-что узнал о жизни здесь и сейчас.

Время от времени клиенты не хотят заключать контракты, ибо у них есть более животрепещущие проблемы, нежели самоизменение. Женщина поступила в колледж и делится своей радостью. Сын арестован за магазинные кражи, и отец делится с друзьями в группе гневом и озабоченностью. Умирает близкий родственник, и клиент хочет выговорить свою печаль. В подобных случаях мы подталкиваем других участников откликаться на чувства и мысли говорящего, у нас же самих этот человек находит безусловный отклик.

Скрытые контракты

Каждый клиент хочет расти, меняться, жить лучшей жизнью и одновременно, вне Взрослого осознания, клиент борется против своего терапевтического контракта. Скрытый контракт — это пакт между терапевтом и клиентом избегать достижения клиентом своей цели. Если клиент сдерживает свои чувства, терапевт может скорее анализировать, нежели восстанавливать условия, в которых клиент переживает определенные эмоции. Если клиент сдерживает свои мысли, терапевт дает совет. Если клиент не хочет действовать, терапевт соглашается, что клиент «не может» действовать сам по себе. Когда терапевт вместе с клиентом отрицают наличие у клиента силы, клиент — жертва. Когда же они оба верят, что его сила ему не принадлежит, а привнесена извне, клиент— могущественная жертва.

Самый легкий путь избежать скрытого контракта — отслеживать в речи терапевта и клиента слова, отрицающие автономию. Мы советуем терапевтам записывать встречи с клиентами на магнитофон, чтобы иметь возможность внимательно анализировать словарь. Терапевт спрашивает себя: «Как я своими словами поощряю нехватку самостоятельности?»

«Не попробуете ли рассказать мне?»

«Можете описать мне симптомы?»

«Вероятно, вы могли бы сказать немного больше?»

«Как это заставляет вас чувствовать?»

«Когда началась ваша депрессия!»

Пытаться

Когда клиент говорит «Я попробую…», мы подозреваем, что он намеревается направлять свои усилия на то, чтобы избежать успеха. Дети учатся говорить «Я попытаюсь», чтобы отвязаться от родителей. Родители же, устав от борьбы, принимают попытку в качестве заменителя действий. Конечно, есть случаи правомерного использования слова «пытаться». Мы можем попытаться плыть быстрее, если только что научились плавать, можем попытаться повлиять на других, если знаем, что выбор остается за ними.

Терапевт с клиентом должны осознавать, что «попытаюсь» — это призыв Ребенка к терапевту, чтобы тот присоединился к пакту против успеха. Клиент «пытается» бросить курить, «пытается» приходить вовремя, «пытается» наслаждаться отдыхом на пляже. Родительски настроенные терапевты опекают клиентов, прося их «попытаться», или предлагают совет, предназначенный облегчить их «попытки».

У Боба есть так называемый «попыточный» колокольчик, в который он громко звонит, когда кто-нибудь неправильно использует слово «пытаться». Мы просим клиента следить за тем, как он собирается саботировать самого себя, когда использует «попытаюсь» вместо «сделаю».

Не могу

«Не могу», подобно «попытаюсь», является заместителем для «не буду» в семьях, которые запрещают самостоятельность «не буду». В наших мыслях, чувствах, поведении не так много того, что мы не можем изменить. А вот того, что мы «не будем» менять, веря в «не могу» — целая гора.

Клиентка говорит: «Я не могу ни говорить, ни писать о себе. Я должна написать очень важное письмо, должна его написать, чтобы получить повышение. Ноя просто не могу». Совершенно ясно, что она может, но не будет. Пока она верит в свое «не могу», она остается жертвой. Ее работа в терапии начинается с утверждения «Я не буду писать о себе».

Терапевты, подобно клиентам, используют «не могу» избирательно, чтобы следовать своим предписаниям и обратным предписаниям. Однажды, объясняя этот факт, Мэри заметила социальную работницу, яростно кивающую в ответ на ее слова. Однако в перерыве та же самая женщина сказала своему приятелю: «Если б я могла просто вешать трубку, когда клиенты звонят мне по ночам!». Очевидно, что она не слышала своего собственного «не могу». Пока она не осознает, что ее рука в состоянии положить трубку на рычаг, она не сможет успешно работать с теми, кто правилами вежливости загнал себя в ловушку.

Заставляют чувствовать

Детей приучают думать, что они несут ответственность за чувства других. Бабушка Мэри, во всем остальном замечательная, любящая женщина, часто подавала на стол салат с топленным салом, который Мэри была обязана есть, «чтоб не обижать бабушку». Почему пищевые вкусы Мэри использовались бабушкой, чтобы чувствовать себя обиженной, и почему она обвиняла Мэри, а не себя в возникновении этих чувств? Конечно же потому, что она была приучена к мысли, что чувствовать ее заставляют окружающие. Когда ребенок плохо себя ведет, злой родитель говорит: «Ты сводишь меня с ума»; грустный родитель говорит «Ты меня опечалил»; а виноватый родитель говорит: «Ты меня заставляешь чувствовать вину». Ребенок вырастает и становится терапевтом, который загоняет клиента в ловушку жертвенности, спрашивая: "Как это заставляет вас чувствовать?".

Мы наблюдали прекрасного бихевиориста, проводящего десенсибилизацию клиента с фобией, и слышали, как он говорит: «Когда самолет пугает вас, поднимайте указательный палец левой руки, когда нет -указательный палец правой». Его слова подразумевают, что клиент — жертва самолета. Мы считаем решающим то, что клиент осознает, что он сам пугает себя самолетом, а не наоборот.

Те ТА-терапевты, которые склоняются к убеждению, что окружающие ответственны за их чувства, пишут о «заставлять людей чувствовать себя не на высоте» и для выражения подобного убеждения используют слово «обесценивание». Если кто-то просит передать соль, вы должны услышать его, принять его просьбу и передать соль; в любом другом случае вы обесцениваете этого человека, и он имеет право почувствовать себя разозленным или опечаленным и шантажировать вас признанием вины. Конечно, люди должны понимать, когда они реагируют на окружающих неадекватно. Тем не менее, только мы сами должны решать, чувствовать ли себя обесцененными или нет. В следующем диалоге клиент уже получил большую дозу терапии от ТА-терапевта, верящего, что именно обесценивание ответственно за то, как люди себя ощущают:

Пол: В Джоан есть что-то коварное. Вы знаете, она сделала две вещи, которые были для меня огромным обесцениванием.

Мэри: Я не знаю.

Пол: Хорошо, сейчас поясню. Джоан сделала две вещи, которые обесценивали меня, и даже не заметила этого.

Боб: Посадите Джоан перед собой и объясните ей, что же она сделала.

Пол: (Объясняет Джоан, что она забыла послать важную корреспонденцию, хотя обещала это сделать, и стала опять заходить к соседям, хотя и обещала не делать этого.) Джоан, я не буду с тобой жить, если ты и дальше будешь обесценивать меня. Ты заставляешь меня чувствовать себя маленьким мальчиком.

Боб: Она вас никак не заставляет чувствовать. Вы решили чувствовать себя маленьким мальчиком.

Пол: Я чувствую себя маленьким мальчиком. Ты обещала сделать и не сделала. (Он очень рассержен.) Если ты говоришь, что не сделаешь, у меня нет претензий, но когда ты обещаешь и не делаешь, я чувствую себя дураком. Ты обесцениваешь… и я чувствую себя маленьким придурком. (Последующие 15 минут мы работаем над примером того, что он чувствует, когда ощущает себя ребенком. Мы подчеркиваем, что никто никого не может заставить чувствовать себя «не на высоте». Это заблуждение.)

Мэри: Итак. Она что-то делает. Может, играет в ту или иную игру. Что она делает, мне не интересно. Вы можете разрешить проблему, посчитав, что ее заслуги перевешивают ее прегрешения, или же, наоборот, решите расстаться с ней. Вы решаете о себе. И только вы сами решаете, чувствовать ли себя маленьким мальчиком в ответ на ее действия. Ухватили мысль?

Пол: Мысль неожиданная. Я думаю. И я поражен важностью того, чему сейчас учусь. Чувствую какую-то свободу. Это очень новая мысль, совершенно противоположная тому, чему я учился в той группе. Мне надо поразмышлять на эту тему.

Мэри: Хорошо. «Обесценивание» — слово, которое «заставлялыцики чувствовать» усвоили слишком поспешно.

Боб: Мы до них еще доберемся.

(Группа смеется).

Я — Это

«Это» вместо "я" отрицает автономию. Некоторые клиенты отвергают доверие и принимают осуждение, когда говорят: «С этим (моей речью) все было в порядке, пока я не забыла, что надо говорить дальше». Другие переворачивают уговорят: «Я так здорово говорил, пока все не рассыпалось». Если клиент постоянно использует "я" для самопреследования и «это» для уменьшения самооценки, мы начинаем подозревать депрессию. Люди с нарушениями личности более склонны использовать «это», так как пытаются избежать ответственности.

Клиенты говорят так, как будто их симптомы передались по лучу из космоса… и так же говорят их терапевты: «Депрессия началась…» вместо «Я подавил или опечалил себя».«Моя злость добирается до лучшего во мне» вместо «Я злю себя, а затем притворяюсь, что не могу контролировать свои чувства и поступки». Фразы типа «У меня промелькнула мысль» отрицают, что клиент мыслит. "Это чувствуется как… "отрицает, что клиент чувствует. «Это случилось» отрицает автономию поступков клиента.

Некоторые ТА-терапевты превращают свои эго-состояния в «это», говоря «Давайте вытащим наших Детей пивка попить», «Мой Взрослый уверен, что…» или «Мой Родитель хочет помочь вам». Хотя мы в процессе лечения и знакомим наших клиентов с эго-состояниями, мы хотим, чтоб они, употребляя "я", осознавали себя как «целое».

Клиент говорит: «Если, делая что-нибудь, я не вкалываю как лошадь, то это не считается». Мэри просит заменить «это» на "я". «Если я не вкалываю как лошадь, то я не считаюсь». Мгновенно он начинает всхлипывать, вспоминая себя маленьким мальчиком, который «не считался» в своем доме, и поэтому в попытках стать значительным работал как проклятый. Фокусом лечения для него становится «Я себя ценю!». Несколькими встречами позже он рассказывает о новых достижениях и говорит: «Это просто удивительно». Мы снова просим его употребить "я". Говоря «Я просто удивительный!», он улыбается и глубоко дышит. «Я ПРОСТО удивительный!»."Я ПРОСТО УДИВИТЕЛЬНЫЙ!". Меняя «это» на "я", он ощущает себя на новом уровне силы, значимости и удовольствия.

Я-Вы

Когда человек переходит с "я" на «вы», этот переход сигнализирует о переключении эго-состояния с Ребенка на Родителя. Именно в такой форме повторяются убеждения, мифы, семейные лозунги и родительские инструкции. «Я бы хотел узнать побольше людей, но вы не можете врываться в чужую жизнь», — говорит молодой человек, воспринявший семейные предписания «Не сближайся» и «Не делай».«Я великолепно себя чувствую, но вы не можете ожидать, что столь быстрое изменение будет длиться долго», — утверждает женщина, чей предыдущий терапевт настаивал на невозможности быстрых изменений личности. Мы не просим клиентов заменять "я" на «вы», так как крайне важно, чтобы они осознавали значимость обеих сторон себя — как стороны «вы», так и стороны "я".

Я-Мы

В семейной терапии клиент, говорящий «мы» вместо "я" — это самоизбранный представитель от всей семьи. Чтобы все члены семьи могли сохранить автономию, такое «мы» внимательно изучается на предмет того, действительно ли оно выражает чувства и мнения всей семьи.

Может быть, вероятно

Эти и другие подобные слова требуют от терапевта вопросительной реакции. Очень часто в записях бесед, в которых терапевт «чувствует себя в тупике», мы слышим, как клиент говорит «может быть», а терапевт спешит двигаться дальше, предполагая, что клиент сказал «да».

Клиент: Я думаю, может быть, я… я хочу иметь больше друзей. Терапевт: Отлично!

На самом деле реакцией терапевта должно быть «Может быть?» или «Рассмотрим обе стороны… вы и хотите иметь больше друзей и не хотите».

Первое жульничество

Первое жульничество во время встречи необычайно важно, потому что, если оно не блокировано, вся встреча в результате может пойти насмарку. Клиент сказал: «Я никогда не делаю того, что обещаю», а затем заключил контракт бросить курить. Стажер-терапевт напряженно и безуспешно трудится в течение 30 минут, пока мы не останавливаем встречу и не прокручиваем пленку с начала: «Я никогда не делаю того, что обещаю». Терапевт в ужасе: «Господи, я этого не слышал!»

Если жульничество не блокировать, оно может создать сцену для всего последующего курса лечения. Когда клиент сообщает терапевту: «Я лечился у 17 терапевтов и слышал, что вы очень сильны в случаях моего типа», — будь осторожен, ковбой, тебя хотят уделать. Ответ на это: «Ну, и как вы собираетесь меня победить?» Затем Боб говорит: «Ради вашего блага я бы хотел, чтобы вы достигли в терапии своих целей. Если же вы не изменитесь, моя жизнь останется прежней. Ну и, пожалуй, я несколько дней буду помнить о вас, как еще об одном парне, который в будущем может измениться, а может нет». Затем, если парень не будет меняться, он, может быть, вспомнит наше предсказание, и оно сослужит ему службу при решении — продолжать терапию или нет.

Смех висельника

Люди потешаются над комиком, когда он демонстрирует свою наивность, незнание, некомпетентность или когда он как-нибудь наносит себе вред. Когда клиенты потешаются над собой, то вызванный этим смех группы и терапевта (мы называем его «смехом висельника») усиливает их патологию. Молодой бизнесмен рассказал во время терапевтического марафона со своими помощниками, как он поломал лодку, заглядевшись на женщину, у которой расстегнулся и упал купальник. Многие в группе смеялись до слез. Мэри заметила: «Мало смешного в том, что вы поломали лодку!» Его помощник напомнил бизнесмену, что он часто рассказывает забавные истории о том, как портит себе удовольствие. Бизнесмен отказался признать, что это «что-то значит». Боб предложил ему провести эксперимент: «В течение месяца не рассказывайте ни себе, ни кому другому истории, выставляющие вас на посмешище, и сообщите нам затем о результатах».

Через шесть месяцев он написал «Я все еще думаю, что мой стиль шутить ничего не значит, однако я разлюбил подобные шутки. Хотя я и продолжаю думать, что это не несло никакого психологического оттенка, сообщаю, что эти шесть месяцев я жил с большим удовольствием, нежели когда-либо, и что со мной больше не произошло ничего, что могло бы стать темой моих юморесок».

Смех висельника может указывать на определенные предписания и решения. Клиенты смеются над несчастными случаями, когда разыгрывают "Я почти убью себя "; над потерей денег в финансовой игре «Не делай денег»; над недостатком взрослости, разумности, естественности, если этот недостаток входит в их предписания и решения. Как только мы слышим смех висельника, мы утверждаем: "Для вас это не смешно ". Большинство людей это сначала раздражает, и они пытаются доказать, что их смех — это «чисто нервное». Мы просим их осознать, что «нервный смех» возникает у них только в ответ на определенные проблемы.

Во время работы Беа часто смеется «смехом висельника». Ее контракт на данной встрече — прекратить плутать во время езды.

Боб: Вы в машине и делаете неправильный поворот. Как долго вы едете, прежде чем заметите это?

Беа: Ну, я (хихикает) немножко-таки проеду, прежде чем начну удивляться: где это я?

Мэри: Вы хихикаете. Заплутаться — не значит для вас ничего смешного.

Беа: Да, не значит. У меня чисто нервный смех.

Мэри: Вы слишком часто говорите «Да, но» о своем смехе. Я думаю, ваш смех и хихиканье имеет смысл. Пока не знаю какой.

Боб: Да.

Беа: Ой… Вот что я вспомнила… когда мы с родителями путешествовали, отец всегда плутал, если сидел за рулем. (Хихикает). Это тоже не было смешно. Я не знаю, почему смеюсь. Мама всегда засыпала в машине, просыпалась, а мы уже потерялись. (Хмурится).

Боб: Вы и нахмурились, и захихикали.

Беа: (Смеется, когда говорит). Мать страшно на него злилась.

Мэри: На прошлой встрече вы рассказывали, что он бил вас… был очень жестоким. Я думаю, какая-то часть вас радовалась, что он плутал, а мать его ругала.

Беа: Хм, интересно. Когда я… мы отправлялись в путешествия, я помогала ему читать карты. Вроде бы была на его стороне.

Боб: Помогали ему плутать?

Беа: (Взрывается Детским смехом). А, пожалуй, да. Все, я больше не буду плутать!

Часто реплики висельника такие забавные, что терапевт сам хохочет. Типичным примером могут быть истории, рассказываемые завязавшими алкоголиками о том, что они вытворяли, когда напивались. Как только терапевт осознает, что смеется в ответ на патологический юмор, он может сказать: «Забираю свой смех обратно. Я не буду смеяться над тем, что для вас не смешно». Члены группы также учатся не смеяться, а распознавать патологический юмор.

Язык тела

Клиент может говорить «да», отрицательно качая головой, стягивать с пальца обручальное кольцо, распространяясь о своем счастливом браке, горбиться, утверждая, что он хочет работать, делать отталкивающий жест, говоря о желании завести друзей в группе.

Мы не разъясняем язык тела, а просим клиента самому почувствовать свое тело и понять, что оно пытается выразить. Если он затрудняется сделать это, мы предлагаем ему усиливать и преувеличивать позы и жестикуляцию. Во время лечения мы поощряем автономный язык, соответствующие словам движения тела и смех, который поддерживает не патологию, а здоровье.

5. ПОГЛАЖИВАНИЯ

Мэри наблюдает, как ее дочь Клаудиа играет со своим семимесячным братишкой Брайаном. Они сидят на ковре напротив друг друга, у Брайана в руках большой разноцветный деревянный жук. Один ус у него во рту, другие, когда он трясет головой, качаются как сумасшедшие. Клаудиа хватает ртом другой ус, и они падают на спину и вместе хохочут. Брайан отпускает жука, хватается за ее волосы и облизывает ей нос, а она, фыркая, как собачка, обнюхивает его язык. Он водит носом по ее щеке, а она сначала мягко, а потом громко, с чмоканьем, целует его в живот. Он вскрикивает, икает, она копирует, как он икнул, и они вдвоем снова хохочут. Он снова икает, и все повторяется. Затем они молча обнимаются.

Их контакт полный, неподавленный и красивый в своей чистоте. Говоря скучным языком ТА, они обмениваются физическими и невербальными позитивными безусловными поглаживаниями. Так как люди в большинстве своем научились подавлять получение и раздавание поглаживаний, часть нашего лечения состоит в том, чтобы изменять и расширять образцы поглаживаний.

Эл: Мне нравится физический контакт, но я заблокирован от публичного проявления своих чувств.

Боб: Заблокирован? (Боб реагирует на страдательный залог «заблокирован».)

Эл: Да.

Боб: А если вы решите разблокировать себя, с кем вы здесь захотите установить контакт?

Эл: Да, пожалуй, со всеми женщинами.