Теперь об этом можно рассказать

Для обсуждения более сложных вопросов мы, кроме Уилсона, привлекали и Эколса. Только по самым главным вопросам я решался беспокоить Арнольда. При этом я должен признать, что он как Стимсон и Маршалл, не заставлял себя ждать.

В августе 1944 г. я известил Уилсона, что военно-воздушным силам следует начать разработку операций в соответствии со следующими нашими планами.

В период с 1 сентября 1944 г. по 1 февраля 1945 г. мы передадим им для отработки процесса бомбометания несколько сот бомб большой взрывной силы, по баллистическим характеристикам подобных атомной бомбе «Толстяк» взрывного типа. Одновременно я высказал предложение использовать эти учебные бомбы непосредственно в боевых операциях.

Работа по бомбе типа «Малыш» (ствольного типа) по существу закончилась, хотя нужно еще некоторое время для создания достаточного количества урана-235 для ее снаряжения. Как мы ожидали, первая бомба этого типа будет готова в июне 1945 г.

Бомба типа «Толстяк» находится еще в стадии разработки, однако есть надежда, что первая модель этого типа бомбы сможет быть доставлена к цели в январе 1945 г.

Эти даты должны были быть теми вехами для военно-воздушных сил, к которым они должны был» быть полностью подготовленными (во избежание возможной задержки в использовании бомб я намеренно сообщил сроки с некоторым упреждением по сравнению с ожидаемыми).

На основе этих сведений Уилсон разработал генеральный план операций военно-воздушных сил по обеспечению задач проекта.

Для обеспечения нашей задачи в кратчайший срок предлагалось выделять эскадрилью сверхтяжелых бомбардировщиков с приданными ей вспомогательными соединениями.

Быстро, как только это возможно, подобрать персонал для этих соединений.

Для прохождения тренировки подразделения сосредоточить на одной из баз, расположенной на Юго-Западе США.

Переоборудование бомбардировщиков Б—29 произвести с таким расчетом, чтобы первые три из них были готовы к 30 сентября 1944 г., а остальные одиннадцать — до 1 января 1945 г.

Тренировки по доставке бомбы типа «Толстяк» проводить с 30 сентября 1944 г. по 1 января 1945 г. с использованием тренировочных бомб большой взрывной силы. Особое внимание обращалось на отработку методов обращения с атомной бомбой как на земле, так и в воздухе.

При тренировках должны были постоянно присутствовать специалисты от Манхэттенского проекта и представители командования военно-воздушных сил.

Во время тренировок намечалось проводить испытания всего специального оборудования и сбор баллистических данных с целью отработки бомбометания атомной бомбы.

В конце 1944 г. тактическая группа должна была прибыть на то место, откуда бомба будет доставлена к цели.

Всю полноту поддержки генерала Арнольда мы смогли оценить, когда вдруг обнаружилось, что некоторые руководители военно-воздушных сил не желают предоставить нам необходимого количества бомбардировщиков Б—29. Их легко можно было понять, поскольку таких самолетов не хватало. Изучив создавшееся положение, Уилсон объявил мне, что единственный путь для его исправления — мое личное обращение к Арнольду. По его предположениям, даже в этом случае мы смогли бы получить самолеты лишь незадолго до самой операции. Генерал Арнольд не колебался ни минуты, тотчас согласившись на мою просьбу. Он понимал степень важности проекта и ни разу не проявил даже легкого сомнения в нашем конечном успехе.

Покинув кабинет Арнольда, я направился к Уилсону, чтобы рассказать ему о решении, однако он уже все знал: Арнольд позвонил ему.

Это решение Арнольда ценно не только тем, что благодаря ему мы быстро получили столь необходимые нам бомбардировщики, но и тем неизгладимым впечатлением, которое он произвел на всех его подчиненных, дав им понять, что любую просьбу МЕД следует выполнять безотказно. Беседа с Арнольдом гарантировала нам спокойную жизнь вплоть до момента непосредственной подготовки к сбрасыванию бомбы на Японию, когда Парсонс сообщил мне о далеко не отличном состоянии наших самолетов, которые следовало бы заменить. Проверка показала, что он был прав.

Я снова появился у Арнольда, и его ответ по-прежнему был кратким и выразительным: поскольку в Манхэттенский проект вложены колоссальные средства и усилия всей нации, никакая задержка со стороны военно-воздушных сил не может быть простительной. Затем он спросил, сколько самолетов мне нужно. В крайнем случае нам нужен был один самолет, тот, который понесет бомбу. Для операции, правда, нам были необходимы еще несколько самолетов (для транспортировки приборов и для наблюдения), но без них все же можно было обойтись. Я объяснил ему, что любой ценой к моменту решающего полета мы должны иметь один самолет в идеальном техническом состоянии.

Арнольд тут же приказал выделить нам 14 новых самолетов и еще столько же на всякий случай держать в резерве. «Каков бы ни был ущерб от такого решения, — еще раз повторил он, — никто не сможет потом сказать, что военно-воздушные силы не приложили всех сил для помощи Манхэттенскому проекту». Он был абсолютно прав.

Новая группа бомбардировщиков Б—29 прибыла в Уэндовер-Филд (штат Юта) весной 1945 г. Эти машины были оборудованы двигателями с принудительной подачей топлива, электрически управляемыми реверсивными пропеллерами и были вообще совершеннее своих предшественников, особенно с точки зрения прочности и надежности.

При нашей первой встрече с генералом Арнольдом мы договорились, что для выполнения наших второстепенных текущих задач будет сформировано авиационное подразделение, которое должно быть совершенно автономным, т. е. не зависеть от других подразделений военно-воздушных сил. Арнольд решил организовать такое подразделение в виде комплексной группы при выделенной нам эскадрильи тяжелых бомбардировщиков.

Первой задачей был выбор человека на должность командира этой группы. При наших переговорах с Арнольдом мы условились, что ответственность за организацию, укомплектование, техническое обеспечение и подготовку подразделения берет на себя он. Это, однако, не снимало и с меня ответственности за правильную подготовку группы к боевым действиям, Арнольд, так же как и я, был заинтересован в подборе для группы людей наивысшей квалификации, и ему, конечно, было легче справиться с этой задачей, чем мне. Я был уверен, что на должность командира он подберет лучшего из своих офицеров, и назначение им полковника Тиббетса подтвердило мои ожидания.

Тиббетс до этого служил в 97-м авиационном полку, действовавшем в Северной Африке и Европе, откуда он после положенного числа боевых вылетов был направлен обратно в Соединенные Штаты. Здесь ему было поручено испытание новых машин типа Б—29, а также составление инструкций по их использованию в военных действиях. Это был превосходный пилот тяжелой бомбардировочной авиации с многолетним боевым опытом и, наверное, он лучше кого-либо знал все особенности самолета Б—29.

При подборе других офицеров группы была допущена серьезная ошибка, за которую я себя с тех пор постоянно упрекаю. Нам следовало, насколько это возможно, подбирать в эту группу людей, которые смогли бы оставаться на службе в военно-воздушных силах и после войны. Это, правда, не могло повлиять на осуществление нашей непосредственной задачи, но привело в послевоенные годы к тому, что мы не имели в составе военно-воздушных сил достаточно лиц, имевших боевой опыт применения атомного оружия. На самом деле, спустя всего 16 лет после Хиросимы и Нагасаки на действительной службе оставалось лишь четверо из нашей группы: Тиббетс, Эшуорс, Фирби и Бэхон.

В сентябре 1944 г. 393-я эскадрилья тяжелых бомбардировщиков была выведена из состава 504-го авиаполка стратегической авиации для образования на ее основе 509-го комплексного авиаполка. 393-я эскадрилья была выбрана благодаря прекрасному впечатлению, которое она произвела во время учений. Эскадрилья уже готовилась к отлету в район военных действий в составе своего авиаполка, когда был получен новый приказ, и вскоре она оказалась в Уэндовер-Филде на границе штата Невада в 160 километрах от Солт-Лэйк-Сити.

Мы выбрали Уэндовер-Филд в качестве нашей базы по ряду соображений. Это место было не слишком удалено от Лос-Аламоса с точки зрения поддержания необходимой связи. Оттуда было также рукой подать до Солт-Лэйк-Сити, где мы собирались проводить большинство баллистических испытаний с макетами атомных бомб. Окружающая Уэндовер-Филд местность была малонаселенной и достаточно удаленной от центров цивилизации, что упрощало проблему сохранения секретности. Уже существовавшие в Уэндовер-Филде технические службы нас вполне устраивали, и проблема нового строительства не возникала. Наконец, этой базой мы могли воспользоваться немедленно, не нанося при этом ущерба другим операциям военно-воздушных Сил.

Полная численность 509-го авиаполка была установлена в 225 офицеров и 1542 человека прочего персонала. Это соединение было полностью автономным и имело в своем составе, кроме эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, еще эскадрилью транспортной авиации и все прочие необходимые подразделения.

Позднее была сформирована еще так называемая Первая специальная эскадрилья авиационного вооружения. Ее штат состоял из квалифицированных механиков и специалистов по взрывчатым веществам. Они были тщательно отобраны среди всего состава воздушных сил армии США и частично среди наземных войск.

В сентябре, после того как стало ясно, что мы будем использовать бомбы как ствольного («Малыш»), так и взрывного («Толстяк») типа, мы решили зафиксировать внешние нормы существовавших моделей: одного «Малыша» и двух «Толстяков».

Это было необходимо для внесения изменений в конструкцию самолетов Б—29, с тем чтобы успеть провести тренировку летного состава. Первые переоборудованные самолеты были готовы в октябре и немедленно доставлены в распоряжение полковника Тиббетса на авиационную базу в Уэндовер-Филде, которая была известна у нас под кодовым названием «Кингмен», или В—47. В том же месяце были начаты баллистические испытания, которые продолжались вплоть до 9 августа 1945 г., когда оба принятых типа бомб были уже применены в военных действиях.

Действия 509-го авиаполка в Уэндовер-Филде поддерживались с земли специальным подразделением авиационного обслуживания. В него входила резервная группа специалистов по вооружению и испытательным полетам, помогавшим проводить испытания отдельных механизмов бомб, а также их моделей в натуральную величину.

В декабре 393-я эскадрилья была послана на Кубу для двухмесячной тренировки в дальних полетах над морем. В программу включалась также отработка визуальной и радиолокационной техники бомбометания с большой высоты. При этих тренировках избегали полетов в строю, и экипажи постепенно привыкали действовать в одиночку, ибо мы не были уверены в том, что самолеты эскорта смогут сопровождать основную машину от момента ее взлета до посадки. По этим причинам мы хотели быть полностью уверены в возможности экипажей действовать самостоятельно.

Этот метод тренировки оказался особенно полезным впоследствии, когда генерал Лемэй издал указание об использовании бомбардировщиков в налетах по одному. Этот приказ возлагал всю ответственность за правильность курса на штурмана единственного корабля и, таким образом, резко менял все привычные навигационные правила военно-воздушных сил. До этого бомбардировщики всегда участвовали в налетах крупными формированиями, причем на ведущую машину всегда подбирался очень опытный штурман. Штурманы других машин, как правило, были менее квалифицированными. Благодаря нашему повышенному вниманию к навигационной квалификации экипажа приказ Лемэя не застал 393-ю эскадрилью 509-го авиаполка врасплох.

После возвращения 393-й эскадрильи из района Карибского моря в Уэндовер-Филд она продолжала подготовку, во время которой летчики приобрели значительный опыт в баллистических испытаниях макетов бомб, соответствующих по размерам и весу использованным впоследствии атомным бомбам. Первое время макеты не имели взрывчатого вещества. Впоследствии их наполняли обычными взрывчатыми веществами. В них никогда, конечно, не помещали, делящийся материал. Большинство баллистических испытаний было проведено на полигоне в районе Солт-Лэйк-Сити. При этих испытаниях были накоплены данные, необходимые для точного направления бомбы на цель.

Тем временем под руководством помощника Парсонса в Лос-Аламосе, капитана третьего ранга Эшуорса, проводилась большая серия испытаний моделей всех типов бомбы с тем, чтобы получить их исходные баллистические характеристики и выработать оптимальные условия их сбрасывания на цель. Опыт этих испытаний оказался также полезным при конструировании и сборке некоторых деталей бомб.

Баллистическая группа отдела оружия в Лос-Аламосе занималась проблемой уменьшения опасности для самолета, сбрасывающего бомбу. В круг ее вопросов входили исследование прочности конструкции самолета Б—29 по отношению к ударной волне, выработка воздушного маневра, который позволил бы самолету оказаться в кратчайшее время на максимальном расстоянии от взрыва, и разработка специальных ремней, предохраняющих команду от ударной нагрузки.

На протяжении осени и зимы 1944—1945 гг. Лос-Аламосская группа доставки, на которую возлагалась подготовка в будущем необходимых условий и оборудования для сборки бомбы на боевой базе, продолжала свои работы по проектированию и изготовлению моделей бомб. В этот период была окончательно выбрана конструкция «Толстяка», после чего все дальнейшие работы по созданию моделей этого типа были прекращены. Проводились многочисленные испытания в основном уже законченных, но не начиненных еще делящимся материалом бомб.

Чем плотнее становился наш график, тем меньше мы имели возможностей вносить изменения в конструкцию оружия. Однако некоторые переделки были необходимы из-за приблизительности наших ранних расчетов.

Основное внимание в этот момент придавалось исправлению ошибок, обнаруженных при испытаниях. «Малыш» сильно опередил «Толстяка» по степени разработанности конструкции, поскольку группа, занимавшаяся им, знала почти с первых дней своей работы направление, по которому она должна была идти.

Для выполнения всех операций, связанных с подготовкой и доставкой бомб, в Лос-Аламосе в марте 1945 г. был сформирован новый отдел, получивший название «Алберта». Члены комитета по оружию, входившего в этот отдел, внесли предложение немедленно начать работу по изменению на основе новейших данных утвержденной конструкции «Толстяка». Они, однако, понимали, что эта работа не должна мешать их главной цели — в кратчайший срок подготовить к использованию уже существовавшие модели.

Работы по предложенному изменению конструкции «Толстяка» были едва налажены к моменту, когда война закончилась. Теперь наверняка многие могут утверждать что, конечно, нужно было внести в конструкцию бомбы усовершенствования прежде, чем применять ее. Я же тогда наложил запрет на подобные идеи и потребовал, чтобы не было никаких затяжек в использовании уже разработанных типов бомб, вполне удовлетворительных, хотя, конечно, уступавших по мощности предлагавшемуся модернизированному варианту «Толстяка».

Глава девятнадцатая Выбор цели

В период, когда мы разрабатывали наш план атомной бомбардировки Японии, американская стратегия основывалась на предположении, что для окончания войны на Тихом океане необходимо вторжение на территорию этой страны.

В соответствии со стратегическими директивами, утвержденными Объединенной группой начальников штабов в июле 1944 г., вторжение должно было начаться 1 октября 1945 г. с высадки на остров Кюсю и закончиться штурмом Токио в декабре того же года. Этот план никак не учитывал взаимодействия с вооруженными силами русских.

Однако после Ялтинской конференции возникли дебаты о преимуществах окружения Японии и взятия ее измором по сравнению с прямым вторжением. Как генерал Макартур, так и адмирал Нимиц высказались за предпочтительность последнего.

Исходя из этих авторитетных заявлений, Объединенная группа начальников штабов в апреле 1945 г. повторно издала стратегическую директиву о вторжении в Японию. В ней предлагалось, учитывая все факторы, руководствоваться перспективой быстрого вторжения и развивать операции в следующих направлениях:

1) осуществлять интенсивные и непрерывные налеты на ее территорию стратегической авиации, а также авиации с авианосцев с целью подавления военного потенциала Японии и деморализации ее населения перед вторжением;

2) стягивать кольцо блокады силами воздушного и морского патрулирования, ударных авиационных соединений и легких соединений флота с целью отрезать Корею от острова Кюсю и пресечь коммуникации противника в Желтом море;

3) осуществлять только такие вспомогательные операции, которые целесообразны с точки зрения создания условий, необходимых для вторжения;

4) вторжение в Японию осуществить в кратчайший срок;

5) оккупировать в первую очередь такие промышленные районы Японии, потеря которых способствовала бы ее безусловной капитуляции, и установлению полного военного контроля над этой страной.

Для последнего удара намечалось использовать 36 дивизий, насчитывающих 1532 тысячи человек. При этом учитывалось, что потери в такой операции будут очень тяжелыми.

Объединенная группа начальников штабов одобрила предложенные директивы по вторжению на остров Кюсю, 25 мая они были переданы генералу Макартуру, адмиралу Нимицу и генералу Арнольду. Вторжение было намечено на 1 ноября 1945 г.

При встрече Объединенной группы начальников штабов с президентом Трумэном, которая произошла 18 июня, президент одобрил план вторжения на остров Кюсю с военной точки зрения и не возражал против его осуществления.

В подобной обстановке, всем ответственным работникам Манхэттенского проекта стало ясно, что наша работа по созданию оружия, ужасного и отвратительного для нас, принадлежащих к человеческому роду, может спасти жизнь неисчислимому количеству американских солдат.

Все же возникал еще один вопрос: следует ли Соединенным Штатам Америки откладывать осуществление намеченных военных действий до момента, когда мы будем располагать атомной бомбой. Каждому опытному солдату было ясно, что раз удалось достичь перевеса в борьбе с таким опасным противником, как Япония, не следует давать ему передышки. Если бы атомная бомбардировка была нами запланирована на начало ноября, я, пожалуй, предложил бы отложить вторжение.

Я изложил эту точку зрения Стимсону и Бэнди, добавив, что я считал бы ошибкой откладывать подготовленную военную операцию в надежде на применение атомной бомбы.

После войны вопрос о принятии решения сбросить бомбу на Японию многократно обсуждался. Решения подобного типа всегда принимаются одним человеком и в данном случае вся ответственность легла на президента Трумэна. По Квебекскому договору согласие Черчилля было при этом необходимым, однако важность первоначального решения и основная ответственность Трумэна от этого не уменьшались. Насколько я знаю, он занял в этом вопросе позицию невмешательства, т. е. он не хотел вмешиваться в планы, принятые ранее без его участия.

Когда мы только приступали к работам в области атомной энергии, Соединенные Штаты Америки еще не планировали применения атомного оружия против какой бы то ни было державы. По мере развития работ проекта обстановка стала меняться. Наши работы оказались крайне дорогостоящими как в прямом смысле, так и по их влиянию на другие военные усилия страны. С течением времени, наблюдая, как проект пожирает гигантские средства, правительство все более склонялось к мысли о применении атомной бомбы. И хотя всегда говорилось, что мы занялись этой работой лишь для того, чтобы опередить Гитлера, факт остается фактом: решение о существенном увеличении масштабов работ было сделано, исходя из перспективы применения бомбы. Как со свойственной ему лаконичностью выразился Стимсон: «Назначение Манхэттенского проекта состояло в том, чтобы добиться победы в войне быстрее, чем это возможно при помощи иных средств, и сохранить жизнь тысячам американцев».

Естественно, у меня, а также, насколько я мог понять, у Рузвельта и Трумэна никогда не возникало сомнений в том, что мы разрабатываем оружие для применения его против врагов США. Первое сомнение в возможности применения атомной бомбы возникло после капитуляции Германии. В один из дней после этого события заместитель военного министра Патерсон задал мне вопрос, не может ли капитуляция Германии повлиять на нашу решимость применить бомбу против Японии.

В момент организации наших грандиозных работ я не видел оснований для отмены решения, принятого Рузвельтом[24], поскольку капитуляция Германии никак не сказалась на враждебной позиции Японии.[25] Несколько позже некоторые ученые стали сомневаться в необходимости использования бомбы против Японии. Многие из них принадлежали к числу людей, бежавших в США, опасаясь расовой политики гитлеровского режима. Для них основным врагом был Гитлер, а поскольку он был уничтожен, они, вероятно, не могли уже найти в себе достаточно энтузиазма, чтобы оправдать применение атомной бомбы для подавления военной мощи Японии.

Одновременно происходили дискуссии о том, как применить бомбу: следует ли нам устроить перед всем миром демонстрацию ее разрушительной силы и затем просто предъявить Японии ультиматум или применить ее без предупреждения. Мне всегда было непонятно, как можно было игнорировать первостепенную важность фактора внезапности применения бомбы с точки зрения ее воздействия на население и правительство Японии. Достижение внезапности было одним из главных мотивов наших усилий по сохранению секретности.

Президент Трумэн знал об этих противоречивых настроениях. Наверное, он в какой-то степени советовался со своей совестью и сердцем, прежде чем принять окончательное решение. Его вывод — придерживаться первоначального плана — всегда будет примером мужества и государственной мудрости. Я говорю — мужества, поскольку это был первый случай в истории США, когда президент должен был принимать решение о проведении крупной военной операции, за которую он отвечал лично. И я говорю — государственной мудрости, поскольку, если учитывать ценность спасенных жизней американцев, история уже доказала его правоту.[26]

Приблизительно тогда же, весной 1945 г., к нашим обязанностям неожиданно прибавилась еще одна.

Обсуждая с генералом Маршаллом результаты нашей работы, я высказал предложение, что следует побеспокоиться о составлении плана самой операции атомной бомбардировки. На этом основании я просил его назначить какого-либо офицера из Отдела планирования операций Генштаба, с которым я бы мог заняться этим вопросом. Не желая, однако, вводить в курс дела новых людей, Маршалл предложил это сделать мне.

Позиция генерала Маршалла в этом вопросе меня крайне удивила. Я легко понимал и даже одобрял его стремление ограничить круг лиц, знающих о нашей работе. Но я не мог представить, чтобы он согласился провести заключительный этап проекта помимо Отдела планирования операций.

Я немедленно информировал об этом решении Арнольда, и мы вдвоем проанализировали стоявшие перед нами основные задачи. Важнейшей из них был выбор объекта бомбардировки. Решение этой задачи досталось мне.

Еще задолго до этого я обсуждал критерии для выбора объекта с членами Военно-политического комитета. Они были окончательно установлены после подробного разбора проблемы с участием Оппенгеймера и его помощников в Лос-Аламосе, в особенности Джона фон Неймана. Прежде чем утвердить их, я обсудил их с моим заместителем генералом Фареллом и бригадным генералом Л. Норстэдом (начальник штаба стратегической авиации армии США).

Было установлено, что в качестве целей должны быть выбраны объекты, бомбардировка которых наиболее радикально повлияет на решимость японского народа продолжать войну. Кроме того, они должны иметь военное значение и быть местом дислокации важных штабов или войсковых группировок или же быть центрами военной промышленности. Чтобы иметь возможность точно определить степень разрушения, эти объекты не должны быть сильно повреждены бомбардировками. Для более точного определения мощности бомбы желательно, чтобы первая цель занимала площадь, превышающую вероятный район разрушений.

В апреле Фарелл, Парсонс и представитель моего штаба Дерри познакомили трех офицеров из Группы анализа операций управления Арнольда с технической стороной «атомного оружия. Норстэд приказал своим подчиненным выяснить все детали, касающиеся характеристик и возможностей самолетов Б—29, выяснить их крейсерские данные и определить оптимальный режим полета этих машин с нагрузкой на различных высотах.

Следующим шагом было образование комитета по выбору конкретных объектов. Трое из его членов были представителями генерала Арнольда — полковник Фишер, Стирнс и Деннисон, остальные представляли МЕД — Фарелл, Нейман, Уилсон и Пенни — член группы английских ученых в Лос-Аламосе. Первое заседание комитета состоялось 2 мая 1945 г. в Вашингтоне. Открывая его, я подчеркнул важность поставленной перед ним задачи, необходимость соблюдения строжайшей тайны и предложил несколько (четыре) возможных, с моей точки зрения, целей. Я обратил внимание присутствующих на мнение генерала Маршалла, что в числе возможных целей следует рассмотреть порты, расположенные на западном побережье Японии, ввиду их крайней важности для коммуникаций, связывающих Японию с материком. Генерал Норстэд обещал собравшимся любую необходимую поддержку в деле разработки операций, снабжении ориентирами, картами и прочей информацией. После этого мы с Норстэдом отбыли, оставив Фарелла полномочным руководителем комитета. В дальнейшем о работе комитета меня постоянно информировал Фарелл или кто-нибудь еще из сотрудников проекта, чаще всего Нейман, с которым я обсуждал возникавшие у нас научные и технические проблемы.

Уже на первом заседании этого комитета были установлены некоторые основные условия операции: требуемая максимальная дальность полета самолета Б—29 в нагруженном состоянии, необходимость визуального бомбометания, желательные метеорологические условия в районе цели, ожидаемые мощность взрыва и масштаб разрушений и, наконец, необходимость иметь при каждом вылете не меньше трех целей на выбор.

Одна из сложнейших задач состояла в попытке определить или хотя бы грубо оценить взрывную силу бомбы. Точность при такой оценке играла очень большую роль, так как от нее сильно зависела эффективность использования бомбы. Величина взрывной силы целиком зависела от высоты, на которой будет произведен взрыв. Если высота взрыва будет больше или меньше определенной величины, разрушительное действие бомбы уменьшится. Если в результате ошибки высота точки взрыва окажется значительно больше оптимальной, все наши усилия могут вылиться в эффективное пиротехническое представление, практически безвредное для объекта. Было подсчитано, что если ошибка по высоте будет порядка 40 процентов в сторону ее уменьшения или 14 процентов в сторону увеличения, площадь зоны серьезных разрушений сократится на 25 процентов.

В ранний период по соображениям, учитывающим действие радиоактивных выпадений и прямой радиации взрыва, отдавалось предпочтение взрыву на максимально возможной высоте. Я всегда настаивал на том, чтобы свести к минимуму число жертв от действия радиоактивных осадков и прямой радиации. После испытания в Аламогордо, когда выяснилось, что взрыв может быть произведен на высоте нескольких сот метров над землей, я уже меньше беспокоился о действии радиоактивных осадков, опасность от которых существенна лишь при взрыве на небольшой высоте.

Однако до этого испытания мы не знали еще истинного масштаба взрыва, и поэтому наши расчеты основывались на обычных методах. Для бомбы типа «Малыш» расчетная мощность взрыва, выраженная в соответствующем количестве тринитротолуола, лежала между 5 и 15 тысячами тонн. Для такой мощности взрыва наиболее эффективной была бы высота 500—800 метров. Для «Толстяка» предполагаемая высота взрыва лежала между 225 и 500 метрами. Мы могли лишь надеяться, что точность определения высоты, особенно для бомбы взрывного типа, после испытания можно повысить. Такая неопределенность приводила к тому, что мы должны были иметь четыре различных взрывателя, рассчитанных на четыре различные высоты взрыва. К тому времени каждый из нас, работников проекта, уже свыкся с такой неизбежной неточностью данных. Действительно, прошло всего три дня, и Оппенгеймер сообщил мне, что мощность «Толстяка» определена неправильно, и поэтому выводы комитета нуждаются в исправлении. По его расчетам, максимальная высота, на которую следовало заготовить взрыватели для этого типа бомбы, вдвое больше минимальной. Для «Малыша» минимальная и наиболее вероятная высота составляла две трети максимальной.

Необходимость визуального бомбометания для точного поражения цели считалась очень важной, поэтому было признано целесообразным проводить операцию только при лепной погоде.

Комитет также рекомендовал послать в район каждой из трех целей по три разведывательных самолета с тем, чтобы в последний час полета до цели можно было окончательно выбрать одну из них. В том случае, если самолет с бомбой на борту, достигнув цели, найдет визуальное бомбометание невозможным, он должен был возвратиться, не сбрасывая бомбы. Бомбометание с помощью радара предусматривалось только на случай, если самолет почему-либо не сможет доставить бомбу обратно. Предполагалось особенно тщательно наблюдать за радаром и обстановкой полета, с тем чтобы в случае необходимости выбрать наилучший способ бомбометания.

План, основанный на визуальном бомбометании, и вытекающие из него возможные отсрочки требовали, чтобы конструкция бомбы предусматривала возможность ее хранения в состоянии боевой готовности в течение минимум трех недель. Это условие уже тогда нам было не страшно, а впоследствии мы вообще забыли о нем, так как получили возможность иметь данные о благоприятной погоде за 48 часов.