Легкий завтрак в тени некрополя (№2) - Реставрация обеда

– И все цепляются за меня и просят жрать!

Каждый, кто рассчитывает на сострадание, должен для начала похудеть. А не хлопать себя по пузу для пущей убедительности.

– Давай-ка сделаем вот что… – сощурился Корнелий Тегет. – Ты мне продашь свой папирус за двадцать лепешек с сыром!

– Лучше расстанемся по-хорошему, – в ответ предложил я.

Из уважения к автору «Сатирикона» я готов был поторговаться, но из любви к искусству и не думал соглашаться менее чем на триста драхм.

– Я думаю, – предупредил меня Корнелий Тегет, поскольку пауза затягивалась. – Я думаю, что читать намного сложнее, чем писать. И хотя я не умею ни того ни другого, но предполагаю, что за использованный кусок папируса нужно заплатить…

– Триста драхм, – подсказал я.

– Вдвое меньше, – закончил Корнелий Тегет. – Как человек творческий, я иногда продаю пожеванные лепешки, но как человек честный – на треть дешевле. Иначе их никто не берет.

Тут я принялся заверять неразумного трактирщика, что вложенные в произведения искусства деньги никогда не пропадут…

– Будет надежнее, – отмахнулся Корнелий Тегет, – закопать мои деньги на заднем дворе. Для этого мне нужен большой сундук, а не папирус.

Подозревая, что сделка не состоится, я стал прикидывать, как бы выйти из помещения. Но справа меня караулили «шкряги», слева – Приап с растопыренными фаллосами, а прямо – Корнелий Тегет загораживал дорогу и размышлял вслух:

– Что общего во всех папирусах? Там нет ни слова про Корнелия Тегета…

И я не стал его в этом разубеждать. Просто подумал, что книга, которую принес мне давешний хиромант, сильно подпорчена. Утрачены целые страницы про меня, Сестерцию и других людей. Даже заглавие ободрано наполовину: «Жизнь двенадцати…». «Посланников!..» – подумал я и согласился эту книгу отреставрировать.

ехал грека через реку

«..Александру привет! Посылаю тебе зарисовку, которая накарякана под впечатлением от поездки в Грецию. Воспоминаний так много, что, может быть, сподоблюсь и на роман. Уже есть название – „Фриштык на кладбище". Готовься стать персонажем. Привет жене! Ваш…»

Краткая этнографическая справка: в Греции проживают сплошные греки. Во всяком случае, их там поразительно много. Чешские туристы кучкуются местами, как пигментные пятна на шкуре леопарда. Ухмыляясь, захожу в магазин по поводу греческих сувениров. «Чех?» – интересуется у меня продавец, «Грек?» – в ответ интересуюсь я… Продавец хохочет, и глиняные тарелки подпрыгивают на полках. «За удачную покупку!» Грек достает из-под прилавка аккуратную бутылочку и наполняет из нее два «наперстка» – «кап-кап!» Это местная виноградная водка, и называется она – «раки». «Бабушка делала!» – помирает со смеху продавец, видя, как я тяжело дышу после «бабушкиной раки». Градусов восемьдесят – не меньше. И температура воздуха «за бортом» – градусов сорок. Итого – сто двадцать!.. На хохот и кряканье из подсобки выходит грекова бабушка – сухонькая старушка, вся в черном. «Охи-охи!» – отнекиваюсь я, когда бабушка предлагает мне повторить по наперсточку. «Чех?!» – настаивает грек, и приходится мне «повторить» для поддержания национального авторитета.

Географическая справка: Греция страна гористая. Джип и осел – лучшие средства передвижения. Достать второго осла, то есть подобрать себе пару, мне так и не удалось. Зато джипы есть в любой конторе по прокату автомобилей – «Rent a car». Ваше водительское удостоверение на острове Крит никому не интересно. Можете его показывать самому себе на каждом перекрестке. «У вас дома есть машина?» – осторожно интересуются греки, проверяя ваши навыки дорожного вождения. «А пить за рулем можно?» – интересуются в основном чешские туристы. «Можно, но не очень», – как-то ненормированно отвечают греки. За две недели на Крите я видел только двух греческих полицейских – один выходил из харчевни, другой скучал на оживленном перекрестке в Ираклионе. Вдобавок я видел два дорожных знака – «One way» (одна дорога) и «Stop» (то есть нет дороги). Греческая манера вождения не поддается описанию даже в самых сильных чешских выражениях. Подлетая к перекрестку на лютой скорости, кучерявый водитель отчаянно сигналит! Если никого нет – мчится дальше, если видит родственника – бросает машину и идет с ним пить «раки».

Поздним вечером по греческим дорогам разгуливают туристы. Немцы, итальянцы, русские и редкие англичане. Самая живень-кая нация на побережье – это итальянцы. Днем они лежат возле бассейна и активно разглядывают всех женщин. А вечером итальянцы оккупируют какую-нибудь таверну (с макаронами) и галдят там до утра. И слава богу! Потому что если у вас за стенкой завелись итальянцы – это хуже гиены или дятла. Просыпаешься вместе с ними и засыпаешь по «римскому расписанию». Чехи радуются жизни с купеческим остроумием. В день заезда – надираются до посинения, а потом две недели кряхтят и стонут на пляже. Обстоятельные немцы придирчиво изучают в ресторане «меню с кальмарами», чтобы в результате заказать себе – пиво и гамбургские сосиски. Кстати, пиво марки «Хольстен» в Греции намного дешевле, чем в Праге, а местная «Метакса», начиная от пяти звездочек, – необычайно хороша. А в общем, вечерний променад по греческим дорогам – довольно любопытное мероприятие. Бесчисленные таверны и ресторанчики, дансинги и холлы, пивные барчики и прочие гаштэтики – теснятся, завлекают и подмигивают огоньками. Возле каждого заведения стоит хозяин и раскланивается с проходящими туристами. «Welcome! Welcome! Welcome!» Или аппетитная девица заманчиво приплясывает возле дискотеки, или сочный немец зазывает своих соотечественников на порцию сосисок…

Краткая историческая справка: ехал грека через реку – видит грека, в реке рак… То есть решили как-то греки в Афинах построить метрополитен. Копнули в шести местах и заморозили строительство на полгода. Теперь там роются археологи дрожащими от оживления руками. А греки на этот процесс взирают философски – веком раньше, веком позже, с исторической точки зрения – Афинам метро не к спеху. Зато некоторые путешественницы, из развитых стран, при виде античных развалин спрашивают: «Неужели нельзя отреставрировать афинский Акрополь? Или построить заново?!» И каждый путешественник стремится отковырнуть камешек от храма Зевса и утащить к себе на родину в виде сувенира. Поэтому предусмотрительные греки регулярно рассыпают обыкновенный гравий в местах наибольшего скопления туристов. Ежели свернуть с туристической тропы – Мусейон, Парфенон, Одеон, – то можно обнаружить и другие древние развалины. То какая-нибудь мраморная плита лезет из-под земли, как свекла в Пражском воеводстве; то античная колонна валяется, как забытая труба теплоцентрали.

«Да как же тут все отреставрируешь?» – вздыхают сердобольные путешественницы…

Грецию населяют одиннадцать миллионов человек, и столько же топчется туристов. То есть на каждого коренного грека приходится по одному туристу в год. То есть не страна, а какой-то проходной двор. «Трудно жить в музее под открытым небом?» – спрашиваю я у Костаса. Он расставляет по пляжу шезлонги, раскрывает «амбреллы» и удит для прибрежных котов рыбу. «Чех?» – интересуется обо мне Костас и прикидывает на глаз расстояние до ближайшего питейного заведения. «Охи-охи!» – быстро отказываюсь я от своей далекой родины с ее богатыми национальными традициями. Прибрежных котов тоже с души воротит от Костовой рыбы. Кстати, греческие лопоухие коты совершенно не понимают слова «кыс-кыс» и смотрят на тебя как на идиота. К ним надо обращаться – «кыри-кыри»!

Когда коренным грекам надоедают сумасшедшие туристы – они бегут от них на острова. Морские паромы утюжат Эгейское море, перетаскивая греков туда-сюда вместе с пожитками. Картографы насчитывают девять с половиной тысяч больших и маленьких островов Греческого архипелага. Есть где спрятаться от надоедливых вопросов: «Как пройти к пляжу?». На морском пароме хорошо плавается в компании с девушкой. И вообще, под южным небом девушки легче верят в разные мужские небылицы, вроде «вечной-Любви-на-острове-с-пальмами». Эти слова рекомендуется заготовить заранее и произнести на морском пароме без пятнадцати девять по местному времени. Когда солнце прячется за горизонт, а на небе начинают зажигаться звезды. Даже самая отъявленная авантюристка из женской хартии верит без пятнадцати девять, что ровно через полчаса ты сделаешь ее счастливой. Поэтому главное на морском пароме – найти авантюристку и проследить, чтобы она не увязалась за тобой поутру.

Прибывающим на отдых чешским туристам греки сразу же предлагают шубы. Конечно же, мы иногда мерзнем, но не настолько, чтобы в сорокаградусную жару постоянно думать о шубе. «У меня к вам будет специальное предложение!» – намекнул директор магазина в конфиденциальной беседе. Я обреченно разглядывал пустой бокал на его столе. «Двадцать процентов скидки!» – провозгласил директор и ужаснулся от своей безрассудной доброты. «Вообще-то, мы приехали сюда отдохнуть…» – промямлил я, потея под дамской шубой, в которую закутали меня предусмотрительные греки. «Отдохнуть?» – насторожился директор и быстренько набухал в бокал «Метаксы» и быстренько пододвинул бокал ко мне. «Хорошо, – согласился я, – куплю шубу, но пить не буду». И мы полюбовно расстались, очень довольные друг другом.

подобие

«Воздушным путям вы можете предпочесть железную дорогу. Поезда следуют маршрутами: Прага – Брно или Брно – Прага. К сожалению, это путешествие менее привлекательно из-за дискомфорта в отечественных вагонах и далеко не совершенного сервиса…»

брно. железнодорожный вокзал

До отправления поезда оставалось всего-то полчаса, а мне еще надо было купить билет и выпить пива. Без билета ехать, конечно, можно, а вот без пива грустно. Сидишь себе в кресле и пускаешь слюну, как загадочный пассажир, который направляется неизвестно куда и неизвестно зачем. Поэтому я затормозил на полдороге к кассам и стал поочередно разглядывать – то вокзал, то ближайшую пивницу; то вокзал, то ближайшую пивницу; то вокзал, то ближайшую пивницу…

Победили здравый смысл и железное расписание поездов, а может быть, и брюнетка, что следовала по площади в заданном направлении.

– Вы курите? – спросила у меня кассирша.

– Вы издеваетесь?! – поинтересовался я.

При каждом вздохе она создавала интересную форму груди и делала это преднамеренно. Морочила голову доверчивым пассажирам. А может быть, играла в надувную куклу.

– В смысле, вам билет в вагон для курящих или некурящих? – пояснила кассирша. – Потому что, – добавила она, – если в вагон для некурящих, то билетов почти нет, а если в вагон для курящих, то билеты еще есть.

Вообще-то, министерство путей сообщения могло бы предложить более разнообразную программу. Например, вагон для веселых холостяков. Или для любителей камерной музыки. Или общий переспальный вагон, для мужчин и женщин, желающих познакомиться.

– Мне в Прагу, – подсказал я.

– На проходящий поезд? – надулась тогда кассирша. – Через три минуты, – добавила она, – есть билет на проходящий поезд в вагоне для курящих, а через двадцать минут в вагоне для некурящих от станции Брно… Что выбираете?

– Мне легче бросить курить, – ответил я. – Как я могу выбирать, не видя ни того ни другого?

– Тогда пойдите и посмотрите на поезд от станции Брно, – предложила кассирша. – Он подан на четвертый перрон.

– Делать мне больше нечего, – признался я.

– Тогда берите билет в вагон для некурящих, потому что проходящий поезд уже прошел, – сказала кассирша, – покуда вы тут со мною разговаривали.

– Безобразие, – на всякий случай возмутился я.

– Ха, – подтвердила кассирша и выпустила из лифчика воздух, весь.

В конце концов, получив билет, я вышел на перрон, чтобы полюбоваться поездом «от станции Брно» и проследить за подвозом съестных продуктов в вагон-ресторан. И единственное, что меня действительно насторожило, это ограниченное количество пива, отгруженное для двенадцати вагонов, не считая локомотива. Но, судя по внешности машиниста, не принимать в расчет локомотивную бригаду было бы ошибкой. И если мы двинемся к вагону-ресторану с разных концов поезда – еще не факт, что я успею вперед машиниста опорожнить вагон-ресторан. Но стоило попытаться. Поэтому я поспешил занять исходную позицию у двери своего купе, чтобы низко стартовать, как только локомотив свистнет…

Надо ли говорить, что на сидящих в купе пассажиров я мало обращал внимания. Меня больше беспокоил свободный проход по коридору, чем люди, не имеющие к нашему забегу с машинистом никакого отношения.

– Простите, но это место занято, – послышалось из моего купе.

– Какое? – поинтересовался я, не оборачиваясь, потому что жирная корова с двумя чемоданами застряла в проходе, а до отправления поезда оставались считанные минуты.

– Сорок второе, – пояснили оттуда же.

– Занято, – подтвердил я. – Мною, – и засунул в купе свою руку с билетом, где ясно была проставлена дата, номер поезда, вагон и, соответственно, сорок второе место, выделенное мне под солнцем.

По всей вероятности, мою руку с билетом рассматривали в купе с превеликой тщательностью, поскольку я ощущал от ладони до предплечья чье-то трепетное дыхание.

– А где же Йиржи? – последовал дополнительный вопрос.

И поскольку поезд тронулся, локомотив просвистел, а корова с чемоданами не сдвинулась с места, я понял, что нынешний забег выиграл машинист. Можно было, конечно, сорвать стоп-кран и объявить фальстарт, но я предпочитал честную игру и вдобавок побаивался допинг-тестирования.

– Что вам, в конце концов, от меня нужно? – Я повернулся лицом в купе, с целью навести там порядок и прекратить бессмысленные вопросы.

Десять глаз смотрели на меня с неподдельным интересом – шесть накрашенных и четыре обыкновенных. Собственно говоря, это была не гидра, а три пассажирки и два пассажира. И как их угораздило набиться в купе задолго до моего прихода?..

– Вам надо отвечать всем сразу или какому-нибудь представителю? – деликатно осведомился я, а они закивали, что можно всем сразу. – Я знать не знаю вашего Йиржи и куда он подевался! Как, кстати, его фамилия?

– Геллер, – подсказали накрашенные глазки.

– Спасибо, – блеснул я своим воспитанием. – Так вот, никакого Йиржи Геллера я не знаю и познакомиться с ним – не хочу.

Думая, что достаточно прояснил для окружающих свою позицию сварливого пердуна, я уселся на сорок второе место и сделал вид, что размышляю о судьбе светил, паря в пространстве. А на самом же деле мысленно переливал из пустого в порожнее: «Будвайзер», «Хольстен» и «Крушовницу». Впрочем, не так явно, то есть – не поскуливая. Поскольку, на соседнем месте оказалась дама в черных чулках и могла бы предположить, что мои утробные звуки – по этому сексуальному поводу. Вторая купейная дама находилась в брючном костюме и ничего подобного предположить не могла. Третья – листала богато иллюстрированный журнал, по всей вероятности, чтобы сравнить меня с Жан-Полем Бельмондо или Арнольдом Шварценеггером…

– Извините, естественно, за беспокойство, – обратился ко мне мужчина, сидящий возле окна, – только на вашем месте должен ехать Йиржи Геллер…

– Что же вы думаете, – огрызнулся я, – вы думаете, что я убил Йиржи Геллера и ограбил? Расчленил его тело, расфасовал по мешкам, смыл с мостовой кровь, вытащил у него из кармана железнодорожный билет, сел в поезд, а мешки с Йиржи Геллером отправил в Оломоуц, на имя своей тетушки?!

– Нет, мы так не думаем, – сказал мужчина. – Во всяком случае, не так подробно, – добавил он.

– И слава богу, – поблагодарил я, – если, конечно, не врете.

– Видите ли, в чем дело… – вмешалась в разговор дама в брючном костюме. – Все мы едем на конференцию, посвященную – не важно чему… Ну, скажем, «Внутренний монолог как средство от изжоги»… Едем и недоумеваем – что же случилось с Йиржи Геллером?

– Могу себе представить, – ответил я, – опираясь на десять минут нашего знакомства… Йиржи Геллер выбросился из окна!!!

– Да что вы говорите! – Дама в ажурных чулках поменяла позу, то есть переложила левую ногу на правую. – Я всегда ожидала от Йиржи Геллера какого-нибудь сумасбродства. Во сколько часов времени это произошло?

– Вы едете на конференцию в качестве докладчиков или в качестве экспонатов? – в свою очередь поинтересовался я, поскольку не ожидал, что мои откровения по поводу безвременной кончины Йиржи Геллера будут восприняты так прямолинейно.

– Я не есть природный носитель чешского языка, – разоткровенничалась дама в чулках. – И не всегда понимаю, о чем тут речь. В данном случае мы разговариваем об Йиржи Геллере, не так ли? Повторите, пожалуйста, что с ним случилось?

Я попытался выйти из ситуации и снова в нее войти. Чтобы окинуть весь этот идиотизм свежим взглядом. Так же я поступал, редактируя женский журнал. Однако чем дольше анализируешь, тем больше уподобляешься. И через месяц я овладел всеми приемами писькиной грамоты не хуже любой из корреспонденток этого женского журнала. Сам того не желая.

– Йиржи Геллер сошел с ума, – печально констатировал я. – А я отправляюсь следом.

Дама в чулках снова поменяла позу и принялась меня утешать:

– Ну-ну, – сказала она, – ш-ш-ш, ш-ш-ш… Не надо так грустно. Все мы подвержены некоторым заболеваниям… Кстати, Йиржи Геллер давно прикидывался сумасшедшим, и надо теперь признаться, что курочка умалишается по зернышку. Вы меня хорошо понимаете?

– Не очень, – признался я.

– Это потому, что я не есть природный носитель чешского языка, – обрадовалась дама. – И Йиржи Геллер – тоже.

– Да и черт с ним, – поддакнул я. – Не хотите ли переменить тему?

Дама в чулках вдруг глупо захихикала. Следом за ней стала пофыркивать и дамочка в брючном костюме, далее – мужчина возле окна, а после него – все остальные.

– Вы на что намекаете? – спросила дама в чулках. – Йиржи Геллер не был транссексуалом. Как родился мужчиной, так и сошел с ума.

– Да-да, – подтвердила дама в брючном костюме. – Он ничего не хотел менять. Как вы могли такое подумать?

– Наверное, твои брюки, – подсказала дама в чулках, – ввели его в заблуждение.

Я мужественно пообещал самому себе, что сокращу потребление пива до разумных пределов, если этот кошмар немедленно прекратится. Высунул как можно дальше язык, чтобы на него посмотреть, – ничего таким образом не увидел и стал разыскивать в купе зеркало. Хотя никогда не мог правильно определить – заболел я или чем-нибудь обожрался.

– Что вы делаете? – озадаченно спросила дама в чулках, глядя, как я рыскаю по купе с разинутой пастью. – Вы продолжаете опасно заблуждаться?

Среди нас, кроме дамочки с журналом, находился еще мужчина, не проронивший до сих пор ни слова. И теперь он нарушил обет молчания и обратился ко всем присутствующим:

– В тысяча девятьсот девяносто первом году Йиржи Геллер завел меня в темный лес своих рассуждений. Он утверждал, что время, поделенное на количество дам, дает в остатке свободу мыслей. Тут мы заспорили по существу вопроса, чего у нас больше – дам или времени? Если в переизбытке дам, то надо их сокращать, а не делить на время. А если полным-полно времени, то где же взять столько дам, чтобы его заполнить?

Присутствующие слушали мужчину с неподдельным интересом, кивая в такт железнодорожным колесам. Только я не кивал, опасаясь прикусить язык.

– И что представляет собой эта пресловутая свобода мыслей? – продолжал разглагольствовать мужчина. – Возможность порассуждать о всяких гадостях или отсутствие мыслей вообще? Йиржи Геллер говорил, что подлинная свобода – отпустить свои мысли на волю и больше ни о чем не думать. «Идите, мысли, на хрен, – говорил Йиржи Геллер, – плодитесь и размножайтесь!» Думаю, что этими словами он подтолкнул разрядку напряженности в Европе! – патетически закончил мужчина.

Все одобрительно покрякали, в смысле – покряхтели.

– А помните, – воскликнула дамочка с журналом, – как Йиржи Геллер разоблачил ясновидящую? «Спорим, – сказал Йиржи Геллер, – что на вас белье красного цвета?» «Что?!!» – переспросила ясновидящая, как будто была плохослышащая… И тогда Йиржи Геллер ее разоблачил. Потому что всегда с подозрением относился к паранормальным женщинам. А может быть, видел их насквозь…

– В память о Йиржи Геллере, – сказала дама в брючном костюме, – я тоже готова снять брюки, но только при одном условии. Если наш попутчик засунет свой язык обратно.

– И не будет провоцировать женщин на сексуальные отклонения, – поддакнула дама в чулках. – Как Йиржи Геллер…

Надо было срочно что-то предпринимать. Либо выходить из купе к чертовой матери. Или покидать весь поезд.

– Еще раз хоть слово скажите про Йиржи Геллера, и я вас тресну, – честно предупредил я. – Это касается всех присутствующих, – добавил я, обводя строгим взглядом купе.

Мужчина возле окна моментально заинтересовался железнодорожными столбами и стал их вслух пересчитывать – «раз, два, три, четыре, пять…» Дама в брючном костюме стукнула его локтем в бок, мужчина, естественно, сбился и принялся считать сызнова – «раз, два, три, четыре, пять…»

– Я иду искать! – воскликнула тогда дама в брючном костюме и, обращаясь ко мне, укоризненно пояснила: – Кто не спрятался – я не виновата… Потому что меня иногда тошнит в поезде.

Она достала из сумочки платочек и демонстративно приложила к губам.

– Да что же вы нам рот затыкаете! – возмутилась дама в чулках. – Мы едва спросили – куда подевался?..

«Только без имен!» – предупредили ее.

– А вы обрюхатили нас подробностями.

– Обременили, – машинально отредактировал я. – Кстати, если вам необходимо поговорить об Йиржи Геллере – можете сделать это в тамбуре…

– Ага!!! – закричали они. – Кто сказал «Йиржи Геллер» – тот дурак!!!

И действительно, подумал я, из сумасшедшего дома не выпускают разом пять человек, даже на экскурсию. Вдобавок, если это экскурсия, то где же гид? Значит, я действительно попался на слове и меня разыгрывают как дурака. И поскольку недавно, с целью подремать, я присутствовал на лекции о спектральном анализе и ничего не понял, то почему это каждый считает себя специалистом в области филологии? Только потому, что умеет читать и писать? Помнится, как ко мне в редакцию заявился один старичок с воплями: «Где тут принимают современную литературу?» – «Бестселлеры? – спросил у него сторож. – Если бестселлеры, то на втором этаже в отделе прозы, а если рядовой онанизм, то читайте прямо здесь, только недолго…» Короче, этого старичка добрые люди направили ко мне. «Всю жизнь я проработал слесарем, – поведал он. – Вышел на пенсию и задумался – чем бы заняться? Жена умерла, дети разъехались – свободного времени образовалось много. И вот решил писать романы». – «А почему не симфонические произведения?» – удивился я. Старичок посмотрел на меня, как на полоумного. «Так этому ж учиться надо! – воскликнул он. – А романы – садись да пиши…» Я к тому, что только диалог двух бобиков похож на монолог: «Гав!» – «Гав!», «Гав!» – «Гав!», «Гав!» –

«Гав!» А любой другой – аллегоричен. Во всяком случае, не как прямая кишка у селезня. И ведь что-то подразумевается, когда взрослые люди все время заводят разговор о Йиржи Геллере. Только я этого – не понимаю. Поскольку я не есть литературный специалист в области отечественного бреда.

– Теперь ваша очередь быть Йиржи Геллером, – сообщил мне мужчина, сидящий возле окна. – Поедете с нами на конференцию!

– Не выдумывайте, – отмахнулся я.

– А что вас беспокоит? – удивился мужчина. – Йиржи Геллер – довольно состоятельный персонаж, имеющий, кстати, и жену, и любовницу. Обе они здесь присутствуют, что в штанах, что без… А эти двое, – он указал на женщину с журналом и другого мужчину, – сочиняют про Йиржи Геллера всякие гадости.

– Однажды Йиржи Геллер, – откликнулся этот мужчина, – решил извести редактора еженедельной газеты. Достал где-то ртути и подсыпал ему в факсимильный аппарат. Ртуть стала интенсивно испаряться, а редактор был вынужден пойти домой и лечь спать. Поэтому вместо еженедельной газета стала ежемесячной. Отсюда возникла страшная экономия бумаги, и Чешская Республика принялась ее экспортировать…

– А раньше? – зачем-то спросил я, находясь ближе к прострации, чем когда либо.

– А раньше я была Йиржи Геллером, – заявила дамочка с журналом. – Только неудачно. Из-за того, что думала за Йиржи Геллера левыми полушариями, поскольку какой-то дурак сказал, что женщины думают исключительно левыми полушариями, слава богу – головного мозга.

– До свидания! – сказал я. – Желаю всем крепкого здоровья и долгих лет жизни! – приподнял с сорок второго места задницу, но был вынужден приземлить ее обратно, чтобы моя поза не олицетворяла собой прыгуна с трамплина.

– Постойте, – улыбнулся мужчина, сидящий возле окна, – я вам сейчас расскажу один сюжет…

Допустим, что существует роман анонимного автора. По непонятной причине этот автор не идет на контакт с издательством, а его интересы представляет местное отделение известной адвокатской канторы «Брокофф и Браун». Естественно, что никакими уловками не выведать у законников подлинное имя автора, который скрывается под псевдонимом Йиржи Геллер. Ну да и бог с ним, главное, что роман интересен издательству, а отношения с автором скреплены договором, где под пунктом «тридцать четыре» обусловлено, что издательство такое-то оставляет за собой исключительное право, скажем, на образ автора и несет соответствующие расходы по воссозданию этого образа. То есть по существующему договору: образ автора – автору не принадлежит. Изложенная юридическим языком, ситуация выглядит вдвойне абсурдно и втройне комично, однако издательство имеет определенный план по продвижению своего товара на книжном рынке, иначе говоря, романа Йиржи Геллера… Теперь для начала рекламной кампании издательству требуется тело автора с лицом, которое надо поместить на обложку романа. Трубка, шляпа и дебильное выражение уже не котируются как образ интеллектуального писателя, поэтому актера приглашать не стоит, ибо он ляпнет что-нибудь не по тексту в частной беседе. Поэтому лучше всего найти соответствующего придурка из творческой интеллигенции, филологического работника того или иного жанра, критика, там, или примкнувшего к ним литератора. Приняв такое решение, члены редакционной коллегии этого издательства садятся на поезд «Брно-Прага», чтобы ехать на ежегодную книжную ярмарку, где обильно представлены все филологические партии, рассчитывая подобрать что-нибудь для образа «Йиржи Геллера» из «сэконд-хенда»…

– И тут мы замечаем, – продолжил мужчина, – что к нам в купе задом наперед ломится новое литературное лицо, еще не надеванное и не известное широкой общественности…

– А как вы догадались, что это задняя часть литератора? – удивился я.

– По некоторым характерным потертостям, – пояснил мужчина. – Ведь вы сотрудник журнала «Желтая лихорадка»? Что, собственно говоря, не название, а общее направление мысли.

Дамочка с иллюстрированным журналом несколько раз кивнула, свидетельствуя, что именно она застукала меня на месте филологического преступления… А я поспешил отбрехаться:

– Ну и что?

– Еще ничего, – снова улыбнулся мужчина, сидящий возле окна. – А вот теперь слушай меня внимательно, – он стремительно перешел со мной на «ты». – Мы предлагаем тебе стать Йиржи Геллером на полном редакционном обеспечении.

– То есть? – попросил расшифровать я. – И прекратите ухмыляться, как будто ваши планы – выше моего понимания.

– А разве писатель не сущее дитя в делах коммерции? – удивился этот мужчина.

– Несущее дитя, несущее дитя! – рассмеялась дама в брючном костюме. – Как курочка.

Мужчина посмотрел на нее внимательно, и дама запрятала свои каламбуры куда подальше – в брючный костюм, наверное.

– Мы снимем для тебя хорошую квартиру, – связно излагал мужчина, – дадим приличный оклад, купим шикарный автомобиль, предоставим жену и любовницу…

– А это еще зачем? – возмутился я, недружелюбно поглядывая на даму в брючном костюме и на даму в чулочных изделиях. – У меня и свои есть.

«Жена» и «любовница» отреагировали на мое заявление следующим образом – никак. Только посмотрели в окно и друг на друга. Зато мужчина выразил свое неудовольствие по поводу моей строптивости. Как кандидату на образ Йиржи Геллера. И этот образ, который не брезгует всем подряд, начинал меня беспокоить…

– Он некрофил? – задал я прямой вопрос.

– Нет.

– Он педераст?

– Нет.

– Он автолюбитель?

– Нет.

– А ты кто такой? – тогда поинтересовался я у мужчины, потому что не люблю, когда со мною на «ты» люди, не представляющие, какое я дерьмо на самом деле.

– Я коммерческий директор издательства, – отрекомендовался мужчина. – И зовут меня Густав Шкрета. Сводный брат Йиржи Геллера из Тюрингии, – добавил он. – Знаете, холостяцкие пирушки и песни под аккордеон?!

Фро-ляйн и фра-у, не крутите по-пой!..

Его тут же поддержал второй мужчина и мерзким образом заорал:

– Фро-ляйн и фра-у! Розы и тюльпаны!..

– В молодости, – пояснила дамочка, то и дело сверяясь с иллюстрированным журналом, – Йиржи Геллер играл в музыкальном ансамбле на ударной установке. Однажды, когда в моде были длинные волосы, Йиржи Геллер, гастролируя с ансамблем, попер со сцены бархатный занавес, чтобы сшить из него брюки-клеш – себе и своей подруге…

– Янка, – представилась дама в чулках, – подруга Йиржи Геллера.

– Что-то уж очень молодо выглядите для тех незапамятных лет, – придрался я. – И юбка у вас слишком короткая.

Янка одернула юбку, как школьница, и пояснила:

– Я подруга-воспоминание. Твигги. А ты старый лицемерный пердун, потому что в годы твоей юности – юбки были еще короче.

Да кто же их тогда измерял? Правда, была у нас учительница геометрии, видимо извращенка, которая заставляла девушек чертить на доске мелом. «Выше!» – орала она, размахивая указкой, как садомазохист. «Еще выше!» Девушки вставали на цыпочки, тянулись к верхнему краю доски, юбки задирались, и классу видны были трусики. Такими методами эта учительница геометрии боролась за приличную длину юбок.