Под покровом тьмы

— Он?

— Стивен Блечман, конечно.

— О, конечно.

— Пойдем, Кира. Давай я покажу тебе твою комнату.

Они вернулись к простым баракам возле амбара. Все двенадцать зданий были похожи друг на друга. Фелисия отвела ее к последнему домику, самому дальнему. Дверь без замка, но внутри душно, словно в комнате некоторое время никто не жил. Четыре койки вдоль стены. Одежда и прочие предметы первой необходимости разложены на кровати, точно как в хижине на пикнике. Зато есть ванная комната, пусть и ненамного больше шкафа рядом с ней. Мысль о необходимости делить это помещение с еще тремя женщинами нисколько не взволновала Энди.

— С неделю мы поживем вместе, — сказала Фелисия.

— Мы будем жить вдвоем?

— В первый приезд все живут с компаньоном. Моя задача — помочь тебе на первых порах.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Фелисия указала на ванную: — Может, ты бы хотела сполоснуться?

— Да, мне бы стоило принять душ…

— Полотенце в ванной. Чувствуй себя как дома.

Душевая кабина была маленькой, но Энди было все равно. Мытье под горячим душем казалось самым нормальным событием за последние три дня. Энди стояла под ним, пока не кончилась горячая вода, что случилось очень скоро. Меньше двух минут. Видимо, установлен таймер, чтобы удерживать от излишеств.

Энди вышла из кабины и вытерлась. Обернулась к месту прямо над раковиной, где должно было бы висеть зеркало. Ничего.

Она вернулась в комнату, завернувшись в полотенце. Фелисия сидела на кровати. На полотенце рядом с ней были разложены щетка, расческа и ножницы.

— Ты знаешь, что здесь нет зеркала? — спросила Энди.

— У нас их нет.

— Нет зеркал?

— Ну-ка садись сюда.

Энди села на кровать. Фелисия сказала:

— Не важно, как ты видишь себя. — Она начала расчесывать волосы Энди так, как девушка никогда не расчесывала — делая пробор с другой стороны. — Важно то, как он видит тебя. Мы причесываем друг друга так, как нравится ему.

Энди застыла, когда ее новая соседка взялась за ножницы. Хотела запротестовать, но подавила порыв. Она должна подчиниться. Кира подчинилась бы.

— Значит, все женщины, которые сюда приехали, изменили внешность?

— Все женщины и все мужчины.

При этой мысли Энди похолодела. Она смотрела внимательно, и все-таки, возможно, недостаточно внимательно. Вполне вероятно, что она уже видела Бет Уитли и не узнала ее. А еще та могла оказаться одним из недоступных членов высшего уровня.

Защелкали ножницы, и длинные пряди мокрых волос начали падать на пол.

Гравийная дорожка перед домом Мередит Бордж была пуста, и никто не ответил, когда Гас постучал в дверь. Он решил не звонить заранее, боясь, что мать Ширли может не захотеть принять его. Уитли казалось, что лучше застать ее врасплох.

Мередит жила в последнем из всего трех домов у гравийной дороги. Подъездная дорожка представляла собой просто две грязные колеи в земле, прорезающие лужайку и заканчивающиеся у крыльца. Гас припарковался возле водопропускной трубы в конце дороги и стал ждать, поглядывая на дом, хорошо видимый за редким рядом сосен. Прошел час, но на дороге так и не появилось ни одной машины. Дождь начинался и прекращался раз десять. Наконец на дорожку заехал пикап, на котором, судя по внешнему виду, ездили уже лет двадцать. Из него вышла женщина и пошла по тропинке. Стройная брюнетка явно за сорок — и полностью соответствующая описанию Декса. Гас выскочил из машины:

— Миссис Бордж?

Она остановилась и обернулась, но не ответила. Ее подозрительный взгляд заставил Гаса резко остановиться.

— Простите, что беспокою вас, — сказал он. — Я хотел бы поговорить с вами о вашей дочери.

— У меня нет дочери.

— Знаю. И сожалею о ее смерти.

— Вы? Почему?

— Меня зовут Гас Уитли. Две недели назад исчезла моя жена. Перед смертью вашей дочери мы с ней обсуждали возможное местонахождение моей супруги.

Взгляд женщины был холоден как лед.

— Мне нечего вам сказать.

— Миссис Бордж, пожалуйста.

Гас поднялся за ней до половины лестницы, но взгляд Мередит стал только холоднее.

— Убирайтесь отсюда, пока я не вызвала полицию.

— Нам очень важно поговорить. Пожалуйста, всего минуту вашего времени.

Она отперла дверь. Мгновение казалось, что Мередит хочет что-то сказать, скорее нервное, чем враждебное…

— Пожалуйста, — повторил Гас.

— Окажите услугу нам обоим. Уходите. — Женщина вошла в дом и захлопнула дверь, оставив Гаса на крыльце.

Энди не ела с субботы, но, похоже, воскресное меню не предполагало ни завтрака, ни обеда. На пикнике ей допоздна не давали спать и рано разбудили, так что с четверга она спала от силы часов семь. Однако дневного отдыха в воскресном расписании тоже не было.

Фелисия все время находилась рядом. Обе женщины не выходили из дома. Несколько часов они сидели на полу, закрыв глаза и скрестив ноги. Фелисия научила Энди нескольким дыхательным упражнениям, помогающим расслабиться и медитировать. Примерно каждые полчаса она предлагала вместе с ней три раза повторить вслух: «Я должна возвыситься над моими человеческими желаниями и активностью, превозмочь их и преобразовать мое существо в нечто большее, чем физическое». Других разговоров не было. Все эти операции проводились, чтобы правильно направить мысли и энергию. И Энди сосредотачивалась, пока в голове крутилась одна-единственная мысль: «Во что я, черт побери, вляпалась?»

К вечеру от сидения в одной позе у нее свело ноги и заломило колени. Энди уже перехотела есть, когда Фелисия объявила, что пора поужинать. И опять они не стали выходить из комнаты. Фелисия открыла дверь, и поднос с двумя камассиевыми лепешками ждал на пороге — видимо, по сигналу. Фелисия взяла одну лепешку, другую предложила Энди. Та ела ни быстро, ни медленно, а, как и ее инструктор, откусывая по кусочку.

Когда они закончили, Фелисия снова завела:

— Я должна возвыситься…

Энди присоединилась к ней. Она слышала свой голос, но больше не чувствовала, как двигаются губы. Свет в комнате внезапно сменился черным гудением. У нее кружилась голова, а все перед глазами поплыло. Где-то на заднем плане раздавался голос Фелисии, но этот задний план отодвинулся очень далеко. Энди сосредоточилась, словно слова из уст Фелисии были спасательным тросом, ведущим обратно к реальности; она словно видела себя карабкающейся из темной кружащейся дыры.

Наконец головокружение прошло. Энди дрожала, но сознание прояснилось. Открыла глаза. Фелисия пристально смотрела на нее. Энди все еще чувствовала покалывание в кончиках пальцев. Так это не обычные камассиевые лепешки…

Или она просто испытала прорыв?

— Пора, — сказала Фелисия.

— Что пора?

— Пора тебе встретиться со Стивеном Блечманом.

— Один на один?

— Да.

— Ух ты, черт. Я готова?

— Да.

— Я так нервничаю.

— Не надо, — сказала Фелисия. — Первая встреча для всех одинакова.

— А что будет?

— Он просто допросит тебя на детекторе лжи.

Энди встала, изображая рвение и пряча истинные чувства. «И что мне теперь делать?»

54

Гас простоял перед домом миссис Бордж всего девяносто секунд, прежде чем понял, что незачем добавлять к предполагаемому жестокому обращению с женой еще и обвинение в преследовании. Мередит велела ему убираться и, похоже, именно это и имела в виду. Признав поражение, он неохотно уехал, обдумывая, что делать дальше.

Дома Гас сразу понял, что не его только мучает факт, что в это воскресенье исполняется ровно две недели с тех пор, как Бет повезла Морган на занятия акробатикой и исчезла. Надо увести дочь из дома. Сиэтлская команда «Соникс» как раз играла в городе, а у Гаса был абонемент — обычно он отдавал билеты клиентам, но изредка пользовался ими сам. Морган больше интересовалась европейским футболом, чем баскетболом, и все же матч оказался действенным способом отвлечь девочку от мыслей о Бет. Чего нельзя сказать о Гасе. Он почти не замечал происходящего на площадке.

Игра закончилась победой «Соникса», и фанаты выходили со стадиона в приподнятом настроении. Через толпу Гас нес Морган на руках, хотя как только они вышли на улицу, девочка захотела идти сама. Отец вел ее за руку, когда они — вместе с еще тысячью зрителей — шли к стоянке на другой стороне улицы.

— Это было забавно, папа.

— Угу. Скоро пойдем еще.

Они уже подошли к машине. Едва эти слова слетели с его губ, Гас заметил листок на ветровом стекле. Из-за присутствия Морган он проглотил несколько ругательств, пытаясь понять, за какое же ужасное преступление дорожное гестапо решило его оштрафовать. Припарковался слишком близко к линии? Забыл выпрямить колеса? Не пропустил фанатов команды гостей?

Гас посадил Морган на заднее сиденье и достал из-под дворника бумажку. Это оказалась совсем не штрафная квитанция. Записка, больше похожая на рекламу пиццы и прочую ерунду, какую он обычно выбрасывал, даже не читая. Эта, однако, привлекла его внимание. На ней было написано его имя. Гас развернул записку и замер.

«Держись подальше от Мередит Бордж. Или я закончу, как ее дочь».

По спине пробежал холодок. Гас инстинктивно оглядел стоянку, словно тот, кто подбросил записку, мог оказаться настолько глуп, чтобы бродить рядом и смотреть, как он читает. Вокруг были только счастливые фанаты «Соникса», идущие к машинам. Гас аккуратно убрал записку в карман и сел в машину.

— Что это, папа?

— Что именно?

— Та штука на стекле?

Гас с трудом собрался с мыслями.

— Это… да, в общем, ерунда.

— Почему же ты сохранил ее?

— Потому что здесь нет мусорной урны. Я выброшу ее, когда мы будем дома.

— А мы можем по дороге поесть мороженого?

— Не сегодня, родная. Мороженое поедим дома. Папе надо срочно вернуться.

Гас не знал, куда звонить: в полицию или частному детективу. Что-то надо было делать, но не при Морган. Он агрессивно влился в поток машин и ухитрился долететь домой за пятнадцать минут. Пока они мчались по шоссе И-5, Гас анализировал в уме записку, особенно вторую часть: «Или я закончу, как ее дочь». Ширли покончила с собой. Почему его разговор с Мередит Бордж должен вызвать еще одно самоубийство?

Или, может быть, в том-то и дело. Смерть Ширли не была самоубийством.

— Папа, можно мне взять кошку?

Гас посмотрел на дочь в зеркало заднего обзора. Пару лет назад Морган уже просила кошку. И получила отказ.

— Мы не можем взять кошку. У мамы аллергия, помнишь?

— А у тебя есть лергия?

— Нет.

— А у тети Карлы есть лергия?

— Нет.

— Тогда почему мы теперь не можем взять кошку? Морган проверяла его, хотела посмотреть, верит ли он, что мама действительно вернется. Если бы Гас не был так расстроен, если бы вся эта чертова ситуация не была так печальна и трогательна, он бы подумал, что у него очень умная дочь.

— Морган, если мы сейчас возьмем кошку, нам придется избавиться от нее, когда мама вернется домой.

Девочку не убедила уверенность отца. Просто поняла, что ее уловка разгадана.

Железные ворота открылись, и машина подъехала к дому. Морган сразу же пошла к себе. Гас — прямо к телефону.

На автоответчике мигал красный огонек. Одно сообщение. Гас нажал кнопку «Play».

«Это Мередит Бордж звонит Гасу Уитли».

Потом долгая пауза. Гас наклонился к автоответчику, словно умоляя ее продолжать. Наконец она сказала:

«Давайте встретимся в кафе гостиницы „Ред лайон“ у аэропорта в восемь вечера. Приезжайте один. Я не заинтересована в разговорах с полицией».

Снова молчание, потом механический голос объявил:

«Больше сообщений нет».

Загадочное послание, выглядевшее еще и зловещим в связи с запиской на ветровом стекле. Гас не был уверен, как понимать случившееся. Странное совпадение? Какая-то ловушка? Он посмотрел на часы. Около шести. Масса времени, чтобы доехать до аэропорта и встретиться с Мередит Бордж.

С ключами от машины в руке Гас поднял трубку и позвонил сыщику.

— Деке, нам надо встретиться. Сегодня днем кто-то оставил записку на ветровом стекле моей машины. Подписано некоей Флорой. Правда, я готов поклясться, что это почерк Бет.

55

Ночные заморозки сковали долину, однако Энди не чувствовала холода, когда Фелисия вела ее к главному дому. Дело было либо в добавках к камассиевой лепешке, либо в страхе из-за допроса на детекторе. Или в том и другом вместе.

Энди знала, что полиграф можно обмануть. Проблема заключалась в том, что Энди не была уверена, сумеет ли она сделать это.

Они обошли дом и остановились у входа в погреб. В сам дом входить было нельзя. Это однозначно запрещали таким, как Фелисия, и, уж разумеется, таким, как Энди. Она знала, что таковы правила, хотя это мало утешало при мысли о возможности оказаться запертой в погребе с серийным убийцей.

Фелисия открыла дверь погреба.

— Он ждет тебя.

Такие моменты бывают решающими для работающего под прикрытием агента. Энди еще не хватало опыта, чтобы почувствовать, когда пора выйти из роли и удирать.

— А ты пойдешь со мной? Фелисия покачала головой:

— Только ты и Стивен.

Энди посмотрела на уходящую вниз цементную лестницу, потом снова на Фелисию:

— Пожелай мне удачи.

— Таких вещей, как удача и везение, не существует, Кира.

«Тогда почему же я чувствую себя такой чертовски невезучей?» — подумала Энди. И начала спускаться в погреб. Как только она достигла нижней ступеньки, дверь за спиной захлопнулась. Полная темнота. Энди ждала, пока привыкнут глаза, хотя к полному отсутствию света приспособиться невозможно. Сердце бешено колотилось. Она уже хотела кинуться к двери, оставшейся где-то наверху. Потом включился свет.

Стивен Блечман стоял всего в трех футах перед ней. Энди вздрогнула.

— Добро пожаловать, — сказал он и протянул руку. Энди старалась взять разбушевавшийся адреналин под контроль.

— Ты напугал меня.

— Здесь нечего бояться.

— Тебе легко говорить.

— Да, легко. Страх есть человеческая зависимость, от которой я давным-давно освободился.

— Наверное, я еще не достигла твоего уровня.

— Тут все нормально. Ты учишься. — Блечман шагнул к ней, снова предлагая руку: — Давай.

Энди встретилась с ним взглядом. Забавно, но у него нет желтых пылающих глаз, светящихся в темноте. Блечман выглядел совершенно нормальным парнем.

— Куда мы идем?

— Никуда. Мы останемся прямо здесь.

— А надо заниматься этим прямо здесь? Тут холодно.

— Ты нервничаешь, — чуть улыбнулся он.

— А ты бы не нервничал?

— Конечно. Все нервничают.

— Так Фелисия права? Ты допрашиваешь людей на детекторе лжи?

— Именно так.

Энди огляделась. Свет одной-единственной лампочки, свисающей с потолка, был в лучшем случае тусклым. Однако Энди видела все, что находится в погребе. Дренажный насос. Пара старых велосипедов. Два стула. И ничего, напоминающего полиграф.

— А где же твое оборудование?

— Мое — что?

— Оборудование для допроса. Блечман хмыкнул:

— Ты думала, я подключу тебя к какой-то механической штуковине?

— Ага. Я не знаю, как по-другому допрашивать на детекторе лжи.

— Я знаю. — Что-то в его ответе напугало Энди. Блечман повернулся и подошел к одному из двух стульев. — Сядь, Кира, и смотри на меня.

Энди медленно двинулась вперед. Только сев, она заметила, что ее стул на несколько дюймов выше, чем у Блечмана, из-за чего их глаза оказались на одном уровне. Лидер секты уставился ей прямо в лицо. Энди моргнула.

— Не отворачивайся, — сказал он.

Энди встретила его взгляд — пронизывающий, словно он заглядывал прямо в душу.

Блечман протянул к ней руки:

— Сожми мои запястья.

Энди подчинилась, и их руки соединились. Каждый чувствовал пульс другого — правая рука на левом запястье, левая рука на правом. Однако Энди лучше ощущала свой колотящийся пульс, чем его.

— А теперь просто расслабься, — сказал Блечман. Энди глубоко вздохнула. То, что она дрожит, — это нормально. Кира дрожала бы.

— Я пугаю тебя, Кира?

— Да.

— Почему?

— Не знаю.

— Ты боишься моих вопросов?

— Нет.

Он крепче сжал ее запястья.

— Ты лжешь.

— Я просто… нервничаю.

— Сколько тебе лет, Кира?

— Двадцать семь.

— Где ты родилась?

— В Сиэтле.

— Расскажи о своих родителях.

— Что ты хочешь знать?

— Все.

Энди сосредоточилась. Очень важно было точно изложить свою «легенду». Если Блечман примется ее проверять, она хотела быть уверена, что все совпадет.

— Мать больше тридцати лет преподавала в средней школе. Сейчас на пенсии. Папа почти всю жизнь проработал на «Боинге», пока не умер шесть лет назад.

— Какие у тебя отношения с матерью?

— Нормальные.

— У тебя есть своя квартира?

— Нет.

— Ты считаешь нормальным для двадцатисемилетней женщины жить с матерью?

— Наверное, да. Хотя иногда это немного стесняет. Он даже не улыбнулся.

— Где живет твоя мать?

— В Такоме.

Он задал несколько вопросов о жизни и привычках матери. Все это можно было проверить. ФБР привлекло на роль матери Киры вышедшего в отставку агента.

— Ты ее любишь?

— Да. Конечно.

— Ты любила отца?

— Да.

— Ты когда-нибудь любила кого-то еще, кроме ближайших родственников?

Это уже было за рамками «легенды» ФБР. Энди подумала о бывшем женихе.

— Я бы сказала, нет. Блечман ухмыльнулся:

— Я бы сказал, да.

Энди вздрогнула. Блечман крепче сжал ее запястье.

— Ты недавно покончила с какими-то отношениями, не так ли?

— Я никогда не была замужем, если ты это имеешь в виду.

— Разорванная помолвка?

Она поежилась, удивляясь, как он вычислил это. Блечман сказал:

— Ты не хочешь говорить об этом, да?

— Здесь особенно и говорить не о чем.

— Тогда давай вернемся назад, где тебе спокойнее. Есть у тебя братья или сестры?

Энди на мгновение заколебалась. Снова реальный мир сжимался вокруг нее. Если быть честной, она не знала. Она дала ответ ФБР.

— Нет.

— Ты уверена?

— Разумеется, уверена. Будь у меня братья или сестры, я бы знала.

— Ты приемыш, Кира?

Эта проницательность поразила ее. Он продолжал:

— Ты когда-нибудь думала о своих настоящих родителях?

— Не знаю, о чем ты. Его взгляд напрягся.

— Зеленые глаза — прекрасная ширма.

— Это не ширма. Они мои.

— Откуда у индеанки зеленые глаза?

— Что?

— Ты ведь отчасти индеанка, не так ли? Я вижу.

Не все видели, даже коренные американцы. Но если Блечман догадался, не было смысла отрицать.

— Да, отчасти.

— Какой частью? Телом или духом?

— Не знаю, как ответить на это.

— Из какого племени твои предки?

— Не знаю.

— Значит, ты действительно приемыш, да?

Энди внезапно пожалела о своем «не знаю». Ей следовало бы просто назвать чероки или какое-нибудь другое племя, где плохо вели учетные записи, чтобы Блечман никогда бы не смог проверить. Незнание племени было отличительным знаком приемыша.

— Да, я приемыш.

Он, казалось, слабо улыбнулся, уверенный, что нечто проясняется.

— Если бы мне надо было угадать, я бы сказал, что ты — якама.

— Почему?

— Слово «якама» означает «беглец». Ты — беглец?

— Нет.

— Ты от чего-то бежишь, Кира. Скажи мне, от чего именно.

— Я правда не знаю, что ты имеешь в виду.

— Ты бежишь от чего-то, скрытого в прошлом? Или ты бежишь от того, что не знаешь своего прошлого?

— Прошлое — это только прошлое.

— Нет, Кира. Покаты не вышла за пределы человеческого уровня, прошлое определяет тебя. Оно — это ты.

Блечман опять заглянул ей глубоко в глаза.

— Так кто ты, Кира?

— Что… что ты имеешь в виду?

— Ты не та, кем себя называешь. Скажи мне, кто ты. Кто ты на самом деле.

Страх Энди взмыл на новый уровень. Либо он знает, что она ire та, за кого себя выдает, либо вот-вот поймет это. Она вырвалась из его хватки и вскочила со стула, готовая спасаться бегством.

— Стой! — крикнул он.

Энди обернулась, готовая защищаться.

— Все в порядке, — сказал Блечман.

Инстинкт требовал бежать, но Энди поборола этот порыв. Ее еще не разоблачили. По крайней мере она так считала.

В его голосе и поведении не было угрозы.

— Кира, многие из моих самых преданных последователей сначала лгали мне о своем прошлом. Некоторым просто было тяжело говорить о пережитых жестокостях. Другие боялись, что я отвергну их, если они расскажут о прошлой жизни, где были преступления, токсикомания, сексуальная распущенность или еще бог знает что.

Энди окатила волна облегчения. Блечман даже не заподозрил, что она из ФБР. Решил, что Кира лишь еще одна одиночка с пестрым прошлым.

— Прости, что лгала тебе.

— Прости, что причинил тебе боль. Только чтобы продолжить этот путь, надо порвать с прошлым. А чтобы порвать с прошлым, надо посмотреть в лицо своим демонам.

— Этого я и хочу.

— Хорошо. И не бойся. Ты не будешь одна. Фелисия поможет тебе. Я помогу. А когда поднимешься с первого уровня на следующий, ты найдешь других, кто поможет преодолеть человеческие свойства, которые мучают тебя.

— На самом деле ничто меня не мучает.

— Мучает. Поэтому ты здесь. Только когда ты избавишься от прошлых излучений, сможешь излучать на следующем уровне. Ты хочешь достичь следующего уровня?

— Да. Конечно.

— Тогда сделай это единственной целью на все дни, оставшиеся тебе в этом мире. Не стать хорошим человеком, как наставляли тебя родители и учителя. Но стать большим, чем человек. Пока ты человек, не имеет значения, кто ты: проститутка или ученый, министр или убийца.

Энди внутренне поежилась при упоминании убийцы.

— Понимаю.

Блечман встал и шагнул к ней. Энди невольно отступила, когда он протянул руки. Она напряглась от страха, но это было просто теплое объятие. Блечман продержал ее почти целую минуту, потом тихо прошептал:

— Отныне тебя зовут Уиллоу, и ты — одна из нас.

56

Гас велел сыщику наблюдать за его встречей с Мередит Бордж и вооружиться — на всякий случай. Было бы незаконно записывать их разговор без согласия Мередит, но Деке все равно снабдил Уитли микрофоном. К чему бы это ни привело. Он хотел все знать точно.

В кафе было почти пусто — всего двое мужчин у противоположных концов стойки, да за угловым столиком семейство из пяти человек поглощало спагетти. Мередит сидела в одиночестве возле вращающейся витрины с тортами. Гас приехал ровно в восемь, как было назначено.

— Вы мне звонили, — сказал он.

Женщина подняла глаза от чашки и покосилась на дверь, словно проверяя, что за ним никто не следит.

— Присаживайтесь.

Официантка налила Уитли кофе и принесла Мередит еще чашечку. Когда она отошла, Гас спросил:

— Почему такая перемена?

— А почему вы были настолько глупы, что приперлись к моей двери средь бела дня?

Гас не знал, что ответить, хотя после сегодняшней записки на ветровом стекле этот вопрос казался уместным.

— Просто не подумал.

— Опасный способ жить.

— Я не бегу от опасностей. По крайней мере в последнее время.

— Я все знаю о вашей ситуации.

Гас спросил себя, не входит ли в это знание и обвинение в жестоком обращении с женой.

— Не верьте всему, что читаете в газетах и видите по телевизору.

— Я и не верю. Зато моя дочь была весьма достоверным источником.

Гас чуть не поперхнулся.

— Ширли сказала, что даже не знает, живы ли вы.

— Да, мы действительно некоторое время не общались.

— Вы имеете в виду, после того как она замышляла убить вас?

Его осведомленность удивила Мередит.

— Н-да, такое сильно мешает родственным отношениям.

— Так когда вы покончили с этим?

— Когда она позвонила и сказала, что вы собираетесь заплатить ей четверть миллиона долларов.

— Если она поможет найти мою жену.

— Именно поэтому она мне и позвонила.

— Не понимаю.

Мередит криво усмехнулась:

— Ширли не смогла бы найти ее без моей помощи.

— Вы знаете, где моя жена?

— Нет.

— Тогда перестаньте играть со мной.

— Это не игра. Это гипотеза. Гипотеза Ширли, строго говоря. Но без меня она не могла бы доказать ее. Я знаю то, что вас интересует.

Гас начинал уставать от уверток Мередит.

— Вы говорите о секте?

— Ого, да вы хорошо подготовились.

— Что вы об этом знаете?

— Вы имеете в виду секту в Якимской долине, верно? Десять акров земли, старый фермерский дом, большой амбар, яблонево-абрикосовый сад? И курятник на задах?

— Либо вы все это выдумали, либо были там.

— Я жила там.

— Когда?

— Задолго до того, как ваша жена начала подворовывать в магазинах и отдавать одежду во «Второй шанс».

— Вы по-прежнему… вовлечены?

— Нет. Все это произошло со мной много лет назад. Когда-то там действительно была позитивная среда. Я ушла, когда власть захватил Блечман.

— Блечман?

— Из молодых. Очень честолюбивый. Ему нравится считать себя первооткрывателем некоего учения, хотя это просто еще один эгоист на кафедре проповедника.

— О чем вы?

— Он написал одну рукопись, рассчитывая продать пятьдесят миллионов экземпляров и провести два года в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме». Больше тысячи страниц. Уверена, ее отвергли все издатели на свете. Хотя рынок для всей этой ерунды с мирским евангелизмом существует. Последнее время нас затопила река таких книжонок — спиритуализм и просвещение без традиционной религии. Во всяком случае, Блечман считал, что сможет выгодно использовать книгу: еженедельный журнал, диски, аудиокассеты, собственное всемирное телевизионное ток-шоу. Но похоже, пока эта философия завоевала популярность только на его ферме.

— Какая философия?

— Не могу сказать. Никогда не читала эту дребедень.

— Надо думать, вы получили некоторое представление об учении Блечмана, находясь на ферме.

— Надо думать, — сказала Мередит неопределенно.

— Как называется книга?

— Рукопись. Никакой книги нет. Он назвал ее «Отголоски».

— «Отголоски»? И что это значит?

— Может быть, вам следует прочитать и выяснить.

— Достанете мне экземпляр?

— Конечно. Продам. За долю того, что вы предлагали Ширли. Двадцать пять тысяч.

— За паршивую неопубликованную рукопись?

— Вы хотите найти жену или нет?

— А вы считаете, что книга подскажет мне, где Бет? Мередит Бордж снова лукаво улыбнулась:

— Мне кажется, она может объяснить вообще все.

— Почему я должен в это верить?

— Почему, по-вашему, мою дочь убили?

— Смерть вашей дочери была самоубийством, а не убийством.

— Тогда почему рядом с ней не нашли ни табурета, ни стула, ни еще какой-нибудь приступки? Как она повесилась на трубе под потолком без посторонней помощи?

— Я ничего об этом не знал.

— Вы встречались с Ширли. Вы действительно верите, что она повесилась?

Гас не ответил, хотя женщина была права. Мередит наклонилась ближе, поставив локти на стол, и понизила голос:

— Эта секта похожа на долбаного спрута. Ее щупальца дотягиваются куда угодно. В тюрьмы. В дешевые магазины. Даже в идеальные райончики вроде вашего.

Гас встретился с Мередит взглядом.

— Когда я смогу получить рукопись?

— Как только сможете передать мне деньги.

— Завтра.

— Я вам позвоню, — сказала она. — Не звоните сами. Не появляйтесь около моего дома. И не смейте никому рассказывать о нашем разговоре. Я не хочу закончить, как моя дочь. Понимаете?

— Ага, — ответил Гас. — Начинаю понимать.

Они вышли по отдельности — сначала Мередит, потом, несколько минут спустя, Гас. Из машины он позвонил сыщику.

— Вы слышали?

— Ага, — ответил Деке. Его машина стояла в квартале от кафе. — Микрофон работал прекрасно.

— Что вы думаете?

— Я думаю, что кто-то следит за вами.

— Что?

— Я заметил зеленый «меркьюри» напротив гостиницы. Он стоял там все время, пока вы разговаривали с Мередит, а потом отъехал одновременно с вами. Может, это ФБР. А может, кто-то другой.

Гас посмотрел в зеркальце заднего вида. Позади него тянулись три ряда парных огней, но в темноте было невозможно сказать, принадлежат ли какие-то из них зеленому «меркьюри».

— Как по-вашему, они следят за мной или за Мередит?

— Зависит от того, кто эти они. И по-прежнему ли Мередит участвует в этом.

— То есть она может по-прежнему состоять в секте?..

— Вспомните ее последние слова: «Я не хочу закончить, как моя дочь». Интересное совпадение: она использовала почти те же слова, что в подброшенной вам записке.

Гас остановился на светофоре.

— Не думаю, что она связана с сектой, Деке. Вы слышали ее слова через микрофон, но только я видел ярость на ее лице.

Она ненавидит этого Блечмана. А как она насмехалась над его писаниями, подчеркивая, что это не книга, а всего лишь паршивая рукопись. По-моему, Мередит даже простила дочь за сговор против нее. Мне кажется, она винит в этом секту.

— Все это только допущения, — сказал Деке.

— Не думаю, что чрезмерные. Особенно учитывая, что смерть Ширли скорее убийство, чем самоубийство.

— В этом я с вами согласен, — сказал Деке.

— Хорошо. Потому что, если Ширли убили, это может объяснить подброшенную мне сегодня записку.

— Почему?

— Это почерк Бет, и, вероятно, писала она сама. Меня предупреждают, что, если я поговорю с Мередит Бордж, Бет закончит, как и Ширли. Это бессмысленно, если Ширли совершила самоубийство. Но вполне имеет смысл, если ее убили.

— Я бы согласился с вами, если бы Бет подписалась своим именем. Но она подписалась как Флора. Мне кажется, что это сектантское имя.