– По правде говоря, – продолжал Харм, – я не могу быть спокойным, не могу оставить его здесь, пока происходят все эти дела.
Ния стояла в тусклом свете, падающем в прихожую от кухонного освещения, обдумывая то, что он сказал. Здесь небезопасно. Небезопасно для ребенка, потому что здесь – она.
– Я не говорю, что это – ваша вина. Просто так получилось. Я стараюсь не слишком смешивать работу с личной жизнью. Я знаю, что вы способны меня понять.
Ния прошла в темную гостиную, села на диван. Харм опустился в кресло напротив нее. Он, казалось, отдалился от нее, стал снова чужим. Может быть, Никки что-то сказал.
– Почему же тогда вы пригласили Никки на рыбалку?
Он пожал плечами.
– Меня пригласили вы. А до этого мы договорились с Никки встретиться.
– Что же было сначала – курица или яйцо? – спросила Ния. – Какая разница? Мы были там все вместе. Вы наставляли на нас видеокамеру, снимая счастливую семейную прогулку. А сейчас вдруг – «работа и личная жизнь»? А куда подхожу я? К какой из них приписать меня? – в ее словах сквозила горечь.
Харм, не отрываясь, смотрел себе на руку, внимательно и сосредоточенно, словно не видел ее давным-давно.
– Послушайте, я отослал его, главным образом, в целях безопасности. Если кто-то попытается добраться до вас, я – здесь. Но подставлять своего ребенка я не могу. А другой пункт, – он встал, отошел к окну и стал смотреть во внутренний дворик, – я не знаю, куда вы вписываетесь. Я вообще не знаю, черт побери, куда что вписывается. А вы знаете?
Ей не следовало настаивать. Она знала, что эта беседа была преждевременной, поспешной для них. И, возможно, неуместной. Присутствие Никки в доме заставило Харма задуматься и понять это. Она же размечталась о другой жизни.
Ния подошла к Харму, прижалась к его спине, обняла за талию. «Я слышу тебя».
Они постояли так, молча, несколько минут. Он повернулся и обнял ее. Им стало хорошо вдвоем. Ния чуть не рассмеялась от радости – их чувства оказались настоящими. Жаль, фон для них явно не подходил. Было ли у нее хоть когда-нибудь что-то подобное?
Она отстранилась и пошла по коридору к дальней комнате. Следом за ней шел Харм. Он принес револьвер.
– Вы знаете, как им пользоваться?
– Я училась стрелять, когда снималась в фильме «По законам оружия». Мне приходилось много времени проводить в тире. Наверное, я смогу выглядеть с ним в руках правдоподобно, а не дергаться, словно перепуганная девчонка.
– Эта «Смит-Вессон» специального выпуска, – он вывернул барабан, патронники были пусты, и протянул ей револьвер.
Харм снял с верхней полки коробку с патронами и поставил ее на диван.
– Вы будете чувствовать себя увереннее, если он будет в прикроватной тумбочке?
– А вы? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Вы уверены, что сможете воспользоваться им?
– Никакой проблемы, – ответила Ния. – Но меня больше устроило бы, если бы это сделали вы.
– Никаких проблем.
Ния снова вывернула барабан и вставила патроны один за другим. Открыла ящик тумбочки и положила револьвер внутрь.
– Я обязательно разряжу его, если придет Никки.
– Не думаю, что приведу его сюда, пока вы не закончите снимать фильм.
– И уедем назад в Лос-Анджелес, – добавила Ния.
Харм посмотрел в сторону.
– Да, – согласился он.
Ния рылась в сумочке. Она искала футболку. Она вытащила записи со сценарием, почту, которую забрала в трейлере. Ее рука нащупала конверт, оклеенный марками. В конверте лежала видеокассета. Не было никаких пометок или почтового штемпеля. Жаркая волна зловеще прокатилась в ее груди.
– Еще одна кассета, – почему-то шепотом сказала Ния, – лежала в сумке.
– Откуда она взялась? Подождите минутку, – он заволновался, принес полотенце, взял кассету полотенцем.
– Этой сумки не было со мной в ресторане, когда я обедала с Моравио. Я взяла ее в трейлере, когда мы уехали с площадки.
Харм наклонился, включил телевизор и магнитофон. Вставив кассету, нажал на кнопку «воспроизведение». Изображение мигнуло, камеру двигали рывками. На экране появилось изображение площади Санта-Фе. Солнце опустилось за горы. Потом видеокамера перенесла внимание на «Пинк Адоб». Синие сумерки, розовое освещение в баре. Ния идет к входу в ресторан, смотрит на часы, входит во внутренний двор, оборачивается и посылает воздушный поцелуй в пространство улицы.
– Вы знали, что вас кто-то снимает?
Ния едва дышала.
– У меня было ощущение, что я нахожусь перед кинокамерой.
В баре видеокамера записала голоса, звон стаканов, джаз из стереоустановки, движение людей. Камера сфокусировалась на них. Вот они наклонились над столом. Ния достала письма, передвинула их по столу к Харму. Изображение стало крупнее. Харм развернул листок, читает письмо.
Он все время был там, сидел в баре с видеокамерой на плече. Насколько же слепы они были!
Пошли пустые кадры. Харм потянулся, чтобы выключить видеомагнитофон.
– Подождите, – остановила его Ния. – Помните ту, другую кассету? Там было еще кое-что. – Она опустилась на колени перед телевизором. Казалось, что камера кружит по комнатке, не в фокусе. Потом появился небольшой простенький диван и обеденный стол.
– Мой трейлер, – ахнула Ния. – Он был в моем трейлере.
Камера блуждала по комнате, остановилась на полупустой кофейной чашке, ботинках на полу. Потом двинулась вглубь трейлера к спальне, к открытой дверце шкафа. Свадебное платье, висящее в полупустом шкафу. Платье разостлано на диване. Рамка снова стала черной.
– Вошел прямо в мой трейлер. Не могу поверить. Это должен быть тот, кто может без проблем пройти на съемочную площадку, верно?
На пленке была снята ночь. Слышался шум ветра. Короткая вспышка и шелест автомобильных шин по асфальту. Звук шагов. Он сидел на корточках рядом с дорогой, держал камеру внизу и снимал проносившиеся машины, вспышки фар.
Еще одна машина промчалась мимо. Фары осветили шоссе. Платье лежало на дороге. Колеса машины проехали по нему. Платье взлетело за машиной, подхваченное потоком воздуха, словно тряпка или призрак.
Глава 15
Ния сидела за столом во внутреннем дворике. На ней были джинсы, свободный свитер с высоким воротником, ботинки. Она пила кофе и думала. Когда Харм вышел из задней двери домика, решение было принято.
– Я хочу вернуться на съемочную площадку сегодня, – сказала она. – Я не могу больше выдержать ожидания, неясности. Я должна поговорить с Шириной о том, что они хотят сделать с моей ролью. Я уже звонила на ранчо, но там, видимо, никого нет.
– Сюзанна знает?
– Знаете, у меня появилась идея. В горах в Таосе у Леонарда есть небольшая хижина. На моей связке есть ключ от нее. Мы могли бы поехать туда на ночь, а у места съемок остановиться попутно. Дорога в Таос идет мимо Эспаньолы.
Они пошли завтракать в кафе «Клауд Клифф», которое по размерам, не уступало товарному складу. Выпили крепкий кофе, почитали газеты. Они вели себя как нормальные путешественники, какие во множестве бродили по улицам Санта-Фе. Прошлой ночью они не притронулись друг к другу. Лежали молча, словно в пустом пространстве, между тем, что было сказано, и тем, что не было произнесено.
Дорога в Эспаньолу заняла немного времени. Ния наблюдала, как облака белым пушистым стадом двигались над горами. Место съемок по-прежнему хорошо блокировалось. Никто, видимо, не оставил указаний, что Нии запрещается сегодня быть на площадке. Охранник помахал приветственно, пропуская машину, когда узнал Нию. Мирина сидела на легком металлическом стуле на солнцепеке. Большие темные очки закрывали ее лицо почти наполовину. Волосы были распущены по вороту длинного пальто из грубой хлопчатобумажной ткани. Харм остался у машины, а Ния направилась к Мирине.
– У тебя лее свободный день? – удивилась Мирина, не отрываясь от своих записей.
– Мне надо поговорить с тобой. Я хочу знать, что происходит с моей ролью.
Мирина взглянула на нее, сняв очки. Кожа вокруг глаз была слегка припухшей, словно Мирина пила много спиртного. Она встала, пошла к трейлеру, Ния последовала за ней. Войдя, Ния села на скамью, Мирина осталась стоять, потом открыла небольшой холодильник, достала столовое французское вино, налила в картонный стаканчик.
– Не следовало бы мне делать этого, – сказала она, двигая бутылку в сторону Нии. – Примерно через неделю я собираюсь назад в Мексику. Когда мы закончим снимать, я удеру. От всех, – последняя фраза прозвучала резко. Она отпила из стаканчика, помолчала.
– Я каждый раз в конце каждого фильма даю клятву. Но сейчас это в последний раз. Покончу с корпорацией, «Визионфильмом», вернусь в Париж и буду просто писать. Забуду обо всех постановках. Это же кошмар какой-то. И с каждым разом становится все хуже. Ния, ты помнишь, как мы веселились в старые добрые времена? – лицо Мирины сморщилось в улыбку. Она выглядела постаревшей. Нью-Мексиканское солнце высушило кожу на лице. Тонкие морщинки прорезались вокруг рта, темная помада треснула по краям губ.
– Что с ролью Кристины?
– Я работаю над ней. Я не хочу говорить об этом, пока не завершу. Ты же знаешь, как я работаю. Эпизоды приходят на ум в последнюю минуту.
– Почему нельзя оставить мою роль в прежнем виде?
– Потому что режиссер потребовал все переписать, – Мирина вздохнула. – Вернее сказать, диктатор!
– Мирина! Это твой сюжет, Леонард не имеет права контролировать его, верно?
Мирина допила остаток вина в стаканчике, подумала, не налить ли еще, убрала бутылку в холодильник.
– Ты поверишь мне хоть сейчас, дорогая? Он заявляет, что ход развития сюжета должен пройти свою очередность. Только тогда он оказывает нужное действие. А сам разрывает весь ход, доводит всех до бешенства. Он прерывает мою историю именно тогда, когда начинается лучшая часть. Я не могу ничего объяснить. Я ненавижу это. Мне просто хочется придумывать сюжеты, вот и все. Ты ведь это знаешь. К завтрашнему дню я определюсь с твоей ролью. Это все, что я могу сказать.
Неожиданно послышались громкие возбужденные голоса. Мирина выглянула в окно.
– Этого я и боялась больше всего.
Она вышла из трейлера, Ния пошла за ней следом. Все столпились на автостоянке. Дьердь щелкала фотоаппаратом. Леонард выхватил у нее фотоаппарат, открыл и с треском выдернул пленку.
– Дайте нам хоть немного места для движения, Дьердь. Будьте так любезны. Чтобы мы могли решить наши конфликты без документирования.
Дьердь ухмыльнулась.
– Давайте, мистер Джакобс. Скандалы – великое дело для прессы.
Леонард встал перед Моравио выпятив грудь и сложив руки. Зло прищурил глаза. Моравио угрожающе замахал руками.
– Вы плохо обращаетесь с мисс Уайтт. Вы не понимаете, с чем работаете!
– Я отношусь к ней со всем должным уважением, дорогой мой. Здесь режиссер – я. А вы – посетитель, хотя и очень высокий гость. Пожалуйста, не забывайте, что это не сотрудничество, сеньор Моравио. Я высоко оценю ваше невмешательство в режиссерскую работу.
– Вы самонадеянны и высокомерны. Сами разваливаете свой фильм. Если вы не оставите мисс Уайтт в последнем эпизоде, вы сведете к нулю целостность триптиха. Мрачная свадьба, к которой стремятся любовники, страсть между ними – все рассыплется, если заберете у Нии эту роль. Вы не просто плохо обращаетесь с ней, вы помыкаете ею. Все видят это!
Леонард заорал на Нию:
– Ты его натравила? Ты и Сюзанна? Что ты вообще здесь делаешь? По-моему, я сказал – у тебя выходной!
Вы что, не понимаете, что все на грани увольнения? Кто здесь командует? – он картинно развел руки, поднял их к небу. Поворачиваясь и оглядываясь, он словно искал союзников. Увидев Дэна Хоува, он подозвал его и приказал.
– Хоув, пожалуйста, удалите сеньора Моравио со съемочной площадки. Позаботьтесь, чтобы его обеспечили транспортом до Санта-Фе. С гарантией! – подумав, добавил: – А также удалите отсюда Дьердь Файн. Очистите место съемок от прессы.
Дэн Хоув подошел к Моравио, хотел взять за руку, но тот даже не обратил внимания. Леонард сказал, обращаясь к Моравио:
– Моравио, не теряйте свое «я» в женщине! – тон фразы был презрительно-высокомерным.
Неожиданно Моравио ринулся к Леонарду, толкнул его в плечо, Леонард не ожидал удара, пошатнулся и сел на землю. Стало тихо. Дьердь перезарядила фотоаппарат, отступила на безопасное расстояние и снимала немую сцену через телефотообъектив. Дэн Хоув помог Леонарду подняться. Тот встал, отряхнул с себя пыль. Охранники подошли к Моравио, взяли его под руки и повели к лимузину, стоявшему у входа на площадку. Дэн Хоув шел следом. Моравио бормотал что-то по-португальски. Усевшись в автомобиль, он повернулся и плюнул в сторону Леонарда.
Леонард подошел к Нии, отряхивая рукава, и прошипел:
– Будь добра, избавь меня от своего присутствия. Я же просил тебя сделать это еще вчера. А то и тебя удалят отсюда таким же образом. Благодарю, – он прошествовал к мотелю и скрылся за дверью конторы.
– Это было совсем как драчка старшеклассников! – Джек возбужденно сверкнул глазами и толкнул Нию локтем. – Ты, оказывается, смутьянка! Я и не знал!
– Единственное, чего я хочу, – сыграть свою роль, – прошептала Ния. – Почему он снова делает из всего мелодраму?
– Мирина говорила, что твоя роль – почти не тронута, а Леонард просто выпускает пар. Насколько я понимаю, она вводит небольшие изменения. Успокойся. Возьми свободный день и смотайся отсюда. Пусть и Леонард успокоится, возьмет себя в руки. Ты же видишь, он потерял самообладание. Твое присутствие усугубляет его раздражение.
– Спасибо, Джек.
– Ты знаешь, что неправа. Тебе надо найти другой путь. Принять его игру. Перестань двигаться против него, – Джек взял ее за руки. – Прекрати бороться с ним.
– С чего вдруг ты стал его союзником? Раньше ты, бывало, поддерживал меня.
Джек встряхнул головой и улыбнулся.
– Я не воспринимаю его столь серьезно. Это просто работа. Выбрось все из головы, Ния. Христа ради!
Хоув захлопнул дверцу лимузина, в который сел Моравио. Автомобиль тронулся с места. Ния понимала, что у нее сдали нервы. Но Джек не знал, что произошло за эти дни. Не знал, что в ее машину стреляли. Не знал о том, что в лачуге за Мадридом убили хозяина грузовика. Ния пошла к джипу. Может быть, пришло время поговорить с Джеком и Тэсс. Объяснить, что Харм не профессор, а детектив. Пора прекратить эту ложь, в которой она заблудилась. Сейчас она уедет отсюда. Пусть все немного поостынут, успокоятся. Завтра она расскажет все.
Дэн Хоув шел по площадке, вытаскивая карандаш из кармашка жилета.
– Робин! – окликнул он. – Подожди минутку!
Ния остановилась, как вкопанная.
– Послушай, Ния, – снова позвал Хоув. Но только что он произнес другое имя. Слышал ли кто-нибудь еще?
Дэн трусцой подбежал к Нии, остановился, чуть запыхавшись. Джек тоже подошел к ним.
– Завтра мы собираемся отснять сцену с мотоциклом, – спокойно сказал Дэн, – по сценарию ты должна быть на съемках, если только Леонард не даст других указаний. Но, как бы ни случилось, будь там завтра. Это неподалеку от Чимайо. Вот план, я сделал для всех копии.
Ния взяла карту, уставилась на нее.
– Ты назвал меня «Робин».
Хоув посмотрел через плечо, как лимузин выехал на шоссе и помчался в сторону Санта-Фе.
– Я сказал «Ния».
– Нет, – выдохнула она. – Ты не так сказал. Джек, ты слышал?
Джек пожал плечами.
– Подумаешь, большое дело!
Дэн рывком застегнул молнию на жилете.
– Принесла тебе вчера удачу «муха»? – спросил он.
Ния промолчала, вопросительно глядя на него. Он откашлялся и продолжил:
– Да. Может быть, я и назвал тебя Робин. Извини. У меня тоже нервы не железные. С такой работенкой ходишь словно по минному полю.
– Минному полю эгоцентризма, – подсказал Джек.
– У меня ощущение, что мы снова в очень знакомом месте, – продолжал Дэн. – Иногда ты… – он остановился, словно в замешательстве. – Ты так похожа на Робин, словно я вижу призрак. Думаю, я не единственный, кто так считает.
– Возьми себя в руки, Дэн, – отрезвил его Джек. – Ты не в Мексике. Здесь – Нью-Мексико. Кажется, нам всем необходимо встряхнуться.
Казалось, взгляд Хоува застыл на точке, видимой только ему, губы беззвучно шевелились, словно он о чем-то говорил сам с собой. Брови сошлись к переносице.
Харм стоял, прислонившись к дверце машины. Ния подошла, села.
– Давайте уедем отсюда.
Они ехали в Эспаньолу. Впереди них на шоссе маячила платформа для перевозки скота. Потом они свернули на север к Таосу. По обеим сторонам шоссе поднимались зеленые горы и красные скалы. Река в узком ущелье рядом с дорогой становилась все шире и шире. Лощины и сточные канавы были наполнены жидкой грязью. В расщелине лежала перевернутая проржавевшая машина. Ния вздрогнула, подумав о сцене с машиной и поездом, которую еще предстояло снять. Слава Богу, завтра они не собираются этого делать.
Вскоре они поднялись на обширное дикое плато, расстилающееся у подножья гор Таоса. Его пересекала гигантская трещина – здесь земля сдвинулась миллионы лет назад, образовав черный каньон, Рио Гранд Ущелье. Заросли шалфея и кактусов тянулись на целые мили. Над всем этим великолепием первозданной природы раскинулось ярко-голубое бездонное небо.
Харм, задумавшись, молчал. В Таосе они оставили машину за площадью и пешком направились к центру городка. Ния взяла Харма под руку. Деревья пробивались сквозь каменные плиты площади. Миниатюрный американский флаг трепыхался под ветром на высоченном флагштоке. Подростки сидели на низкой ограде вокруг гостиницы «Ла Фонда». Они по очереди катались на скейтборде. Связки чеснока свисали с ограды. Уличные фонари на толстых деревянных столбах выстроились вокруг площади, перёд магазинчиками, лавками, рынком и гостиницей.
Они пошли к ресторану мимо цветущих кустов и кривых глинобитных стен.
Ветер вздымал пыль, песчинки секли лицо. На вершинах гор все еще лежал снег.
Ния и Харм зашли в ресторан, заказали белое вино. Неторопливо потягивая его из высоких стаканов, они разговаривали и рассматривали картины местных художников, развешанные по стенам.
– Я все думаю о письмах, – сказала Ния. – Они начали приходить после моего отъезда из Парижа. Три года назад. Примерно в то же время, когда мы расстались с Леонардом.
– Тогда же подписали контракт с Сюзанной Сколфильд?
– Да, откуда вы знаете? Харм пожал плечами.
– Не забывайте, я веду расследование. Ваша мать управляла вашей карьерой до того времени?
– Я просто устала от них всех: Леонарда, Мирины, матери. Мне было двадцать семь лет. Меня полностью контролировали. Возможно, звучит нелепо, но три года назад я не имела понятия, кто же я есть на самом деле. Моя жизнь была продолжением ролей, которые играла тогда. Продукт фантазий мамы, муза, повод для вдохновения Леонарда. Я поняла, что меня используют, и подписала контракт с Сюзанной. Потом уехала из Парижа, вернулась в Калифорнию. Снялась в двух фильмах ужасов. Все были ошеломлены. То есть Леонард, Мирина, мама. Но мне понравилось сниматься, было легко, даже забавно, как-то несерьезно. Я любила спецэффекты и быстро развивающийся сюжет. Потом «Мертвая жара». Этим я обязана Леонарду. Потом «Крылья». Я чувствую, что сейчас могу много работать, много сниматься, словно перешла какой-то рубеж. Но мне надо сделать последний фильм Леонарда и Мирины. Меня обязывает контракт. Он подписан давным-давно.
– Вы зарабатываете больше, чем Леонард и Мирина. Всегда есть люди, которых оставляешь позади, когда становишься личностью. Мне всегда хочется знать о мотивах, почему кто-то хочет сделать вам плохо? Почему кому-то необходимо выбить вас из колеи и, вполне возможно, убить?
– Омерзительно, – прошептала она.
– Да, – согласился он. – Убийство – очень омерзительная вещь.
Они снова замолчали. Мужчина с длинной рыжей бородой вдохновенно играл на гитаре. Ния выпила кофе. Несколько пар поднялись из-за столиков, стали танцевать на небольшой площадке перед эстрадой. Ния дотронулась до руки Харма.
– Вы потанцуете со мной?
– Разве вам кто-то отказывает? – спросил он, вставая.
– И много раз.
– Довольно трудно поверить в это.
– Может быть, вы правы. Я сама сознательно искала человека, который сказал бы «нет». Но когда-то я этого не понимала.
– А как быть, если сейчас вам скажут «да»? – спросил Харм.
Она положила голову ему на грудь и почувствовала себя спокойно. Она понимала, что спокойствие ее – фальшивое. Сейчас ее это почти не волновало. Вся ее жизнь была фальшивой. Никто, ни один человек не мог защитить ее от этой фальши. Они танцевали, прижавшись друг к другу, но Ния чувствовала сопротивление Харма. Они оба понимали, что между ними не может быть ничего серьезного. Они – из разных миров. И все равно она прислонялась к нему до тех пор, пока он не расслабился. Напряженность ушла куда-то сама собой.
После обеда они долго бродили по темной, почти пустой площади, разглядывая безделушки и поделки в витринах закрытых магазинов. Стало холодно. Когда Ния рассматривала в одной из витрин пояса из бусинок и мокасины, Харм наклонился, приподнял ее волосы и поцеловал в шею.
– Где хижина? – тихо спросил он.
Ния вспоминала дорогу. Несколько миль на север от Таоса. Поворот направо, в горы. Они сбились в темноте, поехали не в ту сторону, вернулись, покружили и нашли деревянную хижину на каменном фундаменте. Они поцеловались в машине. Куртка Харма жестко царапнула Нию по лицу, но она не обратила внимания.
Хижина промерзла. Харм прочистил камин, разжег жаркий огонь. Ния принесла несколько одеял из маленькой спальни. Расстелила одеяла на полу перед камином. Тени от мебели двигались по стенам. Харм начал снимать рубашку, но Ния отвела его руку, положив пальцы на пуговицы.
– Позволь мне, – прошептала она.
Расстегнув рубашку, она прижалась лицом к его груди. Харм растянулся на одеялах. Она легла на него, приподняла блузку, потерлась грудью о его тело, почувствовала, как он напрягся. Целуя его, она пыталась понять себя, мысленно расставив всех по своим местам. Потом забыла обо всем, подчиняясь его нежным, но настойчивым действиям.
В хижине было по-прежнему холодно. Огонь в камине погас. Ния свернулась комочком за спиной Харма. Он потянулся, повернулся и прикоснулся к ней. Она пошарила рукой возле одеял, нашла часы. Было восемь утра. Ния быстро натягивала на себя одежду. Пар вырывался у нее изо рта.
Ния поднялась, села на диван, чтобы обуться. Под подушкой что-то хрустнуло. Приподняв подушку, она взяла в руки небольшой бумажный пакет. Внутри лежали почтовые открытки, роман Энн Тайлер и чек из книжного магазина Лос-Аламоса. Она вынула открытки и сразу же узнала почерк Тэсс.
«Дорогая мамочка!
У Л. сказочная хижина в Таосе. Мы немного отдохнем здесь перед последним броском. Пять дней сосен и гор до того, как остальные киношники соберутся в Нью-Мексико. Насколько я понимаю, у меня еще год не будет отпуска. Надеюсь вернуться поздним летом. Поздравь бабулю с днем рождения.
Впрочем, я сама отправлю открытку. Целую. Тэсси. 24 июня».
Ния машинально перевернула открытку. На ней был изображен вид Ранчо-де-Таос.
– Харм, – позвала она. Ей показалось, что ее окутывает туман.
– Что случилось? – Харм отбросил одеяло.
Она поискала в пакете бланк магазина, протянула ему чек, а потом открытку.
– Посмотри на дату покупки. Двадцать третье июня. Открытка датирована двадцать четвертым. Тэсс была в Нью-Мексико, по крайней мере, за два дня до того, как должна была прилететь по плану в Альбукерке из Лос-Анджелеса. Они были здесь, Тэсс и Леонард. Леонард все время знал, что она не может прилететь тем рейсом.
Харм сел рядом с ней, прочитал открытку и просмотрел содержимое пакета. Остальные открытки были чистыми.
– Кто распорядился, чтобы ты встречала Тэсс в ту ночь?
Ния задумалась.
– Мы говорили с Леонардом о том, чтобы поехать в Альбукерке вместе за несколько дней до рейса. Потом он уехал на пару дней. Дома остались только мы с Мириной. Скучали, купались в бассейне. Мне кажется, он сказал, что улетает в Лос-Анджелес. Должен встретиться с людьми из студии. Полагаю, он отсутствовал два дня. Когда пришло время ехать за Тэсс, он еще не вернулся, поэтому я поехала одна. В его еженедельнике была запись. Мирина напомнила мне. Да. Так все было. Она сказала: «Ты собираешься встречать Тэсс, или мне послать шофера?» Вообще-то, я не хотела ехать одна, но подумала, что неплохо будет провести время с Тэсс, поболтать. Поэтому я и поехала.
– Значит, все устроила Мирина?
– Да.
Харм сложил открытки в пакет.
– Этот человек – совершенный обманщик, – пробормотал он.
– И Тэсс – тоже, – добавила Ния.
Глава 16
Харм вел машину в сторону Чимайо по старой горной дороге, притормаживая на крутых поворотах. Автомобили обгоняли их. Ния была молчаливой и притихшей. С тех пор, как они покинули хижину, она не сказала ни слова. Харм остановился на заправочной станции. Ния пыталась дозвониться Сюзанне. Номер в гостинице не отвечал: видимо, Сюзанны там не было.
За каждым изгибом дороги открывался вид, от которого захватывало дух. Крутые скалы, бездонные пропасти, синее небо.
Харм протянул руку, погладил волосы Нин, дотронулся до воротника ее куртки из грубой ткани. Казалось, ее духами пропахло все в машине. Она ответила на его жест, прижалась к руке, но по-прежнему молчала и смотрела в сторону, «Исчезла, – подумал он. – Перевоплотилась в Кристину».
– Ты настраиваешься на съемки? – спросил он. – Можем мы поговорить?
Ния посмотрела на него, попыталась улыбнуться, вздохнула. Потом покачала головой.
– Дело не в том… Я все-таки огорошена. Немного расстроилась – столько двуличия вокруг. Столько лжи. Мне необходимо дозвониться до Сюзанны, узнать, что там происходит сегодня. Теперь я даже не знаю, чего ожидать.
– Он всегда так поступает?
– Да, но на этот раз его поведение кажется ненормальным.
– Как ты думаешь, что собирается делать Джакобс?
– Если он снимет меня с роли невесты, я ухожу.
– Он действительно может уволить тебя?
– Не будет же он вести себя настолько глупо. Как бы там ни было, у меня есть небольшой сюрприз для него.
– Какой?
– Увидишь. У буддийской секты «Дзэн» есть пословица: откажись от борьбы, и борьба исчезнет. Понимаешь, как в айкидо. Вместо того, чтобы сопротивляться нападающему, надо принять силу атаки и двигаться вместе с противником. И он пройдет мимо тебя.
– Я лично предпочитаю удар снизу в челюсть. Очень прямо, очень по-американски.
Шоссе резко поворачивало. За поворотом было место съемок. Посыпанный гравием круг, достаточно просторный, чтобы можно было развернуть трейлеры, телефургоны, грузовики и тягачи. На небольшом лугу, покрытом яркими полевыми цветами, стоял маленький вертолет. На плоских платформах грузовиков рабочие крепили кинокамеры для съемки движущихся кадров. Харм было притормозил, но Ния сказала:
– Еще рано. Только десять часов. Давай съездим в Чимайо. Я хочу сходить в храм. Ты не против?
– Собираешься прочесть пару молитв по четкам?
– Да хоть что-нибудь, – ответила она, посмотрела, на него и неожиданно улыбнулась.
Не задумывайтесь и не мечтайте в дороге, если направляетесь в Чимайо. Вы можете проехать мимо поселка. Несколько поворотов дороги мимо красных глинобитных зданий – и Чимайо остался позади. Но Харм помнил поворот к церкви. Он приезжал сюда перед Пасхой с Никки. Рассказывал сыну о чудотворной глине, исцеляющей недуги и несчастья. О том, как в Страстную Пятницу сюда спешат паломники. Весь день они идут пешком из Санта-Фе, оставляют в комнате рядом с часовней костыли и подпорки, прощаясь с болезнями и увечьями. Иисус Христос и Дева Мария исцелят. Говорят, что если дотронешься до святой глины, в твоей жизни произойдет чудо. Харм, нагнувшись, прошел в часовенку, построенную недалеко от ручья. Никки тогда попросил у него разрешения потрогать глину. Харм разрешил. Но мальчик молча постоял, повернулся и вышел. Харм заторопился следом за сыном. Никаких чудес. Не судьба.
Харм свернул за сувенирный магазин и остановил джип. Маленькую церковь окружала низкая глинобитная ограда. Крыша, казалось, прислонилась к песчаному холму прямо позади стены. Церковь была маленькая, словно игрушечная, – детский рисунок или зыбкий образ из сновидения. Ния вышла из джипа. Светлые волосы рассыпались по синей ткани куртки. Она постояла, взглянула на лавочку, в которой продавались свечи, четки, целлофановые закладки для книг с именами и историями из жизни святых.
– Я зайду на минутку.
– Компания нужна?
– Обязательно.
В церкви Ния села на деревянную скамью у задней стены. Харм никогда не чувствовал особого уюта в церквах, но эту он любил. Она была сентиментальной. Алтарь был заставлен многочисленными фигурками Христа: деревянными, стеклянными, пластмассовыми. Они были раскрашенные и позолоченные. На одних был Иисус с опущенными глазами агнца. На других – с глазами, полными горя и страдания, возведенными к небу. Стол перед фигурой Девы Марии уставлен свечами в синих и красных стаканчиках. Церковь была почти пуста. На коленях перед алтарем стоял старик. Женщина возле стены склонила голову, покрытую ажурным шарфом. За стеной кто-то тихо плакал. Старик поднялся, пошел к выходу. Шаги гулко отдавались вверху.
– Хочешь сходить в часовню, где есть священная грязь? – предложил Харм.
Ния резко встала, повернулась и пошла к выходу. Харм повременил немного и вышел. Ния уже была у машины, когда он догнал ее.
– Давай поссоримся, – предложила она, закуривая сигарету и выпуская дым.
«Курит Кристина», – подумал он. Она вошла в церковь Нией, а вышла Кристиной. Потом она произнесла фразу, написанную в сценарии Мириной:
– Я ненавижу этот мотоцикл. Он должен исчезнуть.
Через несколько минут они уже были на съемочной площадке, припарковали джип позади трейлеров. Ширина сидела на складном стуле возле автофургона, склонив голову над кипой бумаг, и что-то писала.
