Выигрыш

– Немного чванливо, а? – спросил я, уставившись на освещенный барельеф головы над входом. – Он напоминал огромную картофелину. Мы должны были прокладывать себе дорогу через обрезки хлопчатобумажной материи, которая, думается мне, имитировала легкую прозрачную ткань. Маленький зал был сплошь обвешан фотографиями писателей, актеров и кинозвезд. Мы также вынуждены были поставить свои автографы в книге почетных гостей и, таким образом, стали пожизненными членами этого клуба. Я подписался: «Роберт Деваро». Я чувствовал, как она навалилась на мои плечи, искоса подглядывая, как я расписываюсь.

Ресторан был переполнен и довольно ярко освещен круглыми стеклянными абажурами. Вокруг было много зеркал, которые, видимо, были закуплены при распродаже какого-то старинного ресторана, так как были украшены старомодными рекламными надписями вроде: «Баранина отбивная».

– На открытии этого ресторана был сам Кокто, – сказала она.

– А кто это?

– Ах, полковник, – пожурила она, – вы надо мной смеетесь!

Я ответил:

– Вы знаете, жизнь, которую мне приходится вести, не оставляет много времени для чтения…

И вдруг, как раз под рекламой «баранины отбивной», я увидел Кэри – она внимательно всматривалась в меня.

– Как я завидую людям, ведущим бурную жизнь, полную приключений и опасностей, – воскликнула моя спутница и положила сумочку – со звоном – на стол.

Все ее птичье гнездо всколыхнулось, а серьги задрожали, когда она, повернувшись ко мне, доверительно сообщила:

– Расскажите, полковник, о себе. Я так люблю… просто обожаю… слушать, как настоящие мужчины вспоминают эпизоды из своей бурной жизни.

Глаза Кэри в зеркале стали огромными, а ее челюсть немного отвисла, будто бы она онемела на середине фразы.

– О, понимаете, мне нечего особенно вспоминать.

– Мужчины такие скромные в отличие от нас, женщин. Если бы у меня были какие-нибудь необычайные приключения, которыми я могла бы гордиться, я бы при каждом удобном случае рассказывала о них. Челтенхэм, конечно же, казался вам слишком тихим местом.

Я услышал, как за соседним столиком звякнула ложка, и неуверенно пробормотал:

– О, мне нравится тихая и спокойная жизнь. Что вы будете есть?

– У меня такой совсем маленький аппетитик, полковник. Разве что лангуст «Термидор»…

– И бутылочку доброго винца? – я чуть не откусил себе язык, но ужасные слова были уже произнесены.

Я хотел обернуться к Кэри и сказать: «Это не я говорю. Это совсем не мои слова. Это слова моего персонажа. Виновен автор пьесы, а не я».

Незнакомый голос произнес:

– Я горячо тебя люблю. Я люблю все, что ты делаешь, как ты разговариваешь, как ты молчишь. Жаль, что я не знаю хорошо английского языка, чтобы высказать тебе…

Я медленно повернулся в сторону и бросил взгляд на Кэри. Никогда – кроме момента, когда я впервые поцеловал ее, – не видел, чтобы она так покраснела.

Птичье Гнездо сказала:

– Какие же они молоденькие и какие романтичные, правда? Я всегда считала, что англичане очень сдержанные люди. Именно это делает наше свидание таким неожиданным. Полчаса назад мы даже не слышали ничего друг о друге, а теперь вот сидим вместе за столом за бутылочкой доброго винца, как вы только что выразились. Как мне нравятся эти колоритные выражения настоящих мужчин! Вы женаты, полковник?

– Ну, в некотором смысле…

– Что вы имеете в виду?

– В некотором смысле мы разведены.

– Как грустно. И я также потеряла мужа – он умер. Возможно, это не так грустно.

Голос, который я начал уже ненавидеть, произнес:

– Твой муж не заслуживает того, чтобы ты сохраняла ему верность. Покинуть тебя одну на целую ночь ради игры в рулетку…

– Сегодня вечером он не в казино, – сказала Кэри и добавила сдавленным голосом:

– Он сейчас в Каннах ужинает с молодой, красивой и умной вдовой.

– Не плачь, дорогая.

– Я не плачу, Филипп, я… я… я смеюсь. Если бы только он мог меня видеть…

– Он наверняка пришел бы в ярость от ревности. А ты ревнивая?

– Так трогательно, – заметила Птичье Гнездо, – Тяжело удержаться, чтобы не слушать. Кажется, целая жизнь проходит перед глазами…

Вся эта сцена, по-моему, выглядела до отвращения однообразно.

– Женщины такие доверчивые, – сказал я, специально повысив голос. – Все началось с того, что моя жена начала ухаживать за молодым человеком, потому что он выглядел голодным. Верно, он и был голоден. Он обычно ходил с ней по дорогим ресторанам, как этот, и заставлял ее платить. Вы знаете, сколько содрали с нас за лангусты «Термидор»? Это блюдо такое дорогое, что в меню даже не проставлена цена. Простое, дешевое студенческое кафе.

– Я ничего не понимаю, полковник. Что-нибудь вас расстроило?

– А возьмите вино. Разве, по-вашему, я должен тянуть из себя жилы, чтобы он пил это вино за мой счет?

– Вы ведете себя непристойно.

Кто-то поставил бокал на стол с такой силой, что он разбился. Ненавистный голос сказал:

– Дорогая, это хорошая примета. Видишь – я вылил чуточку вина тебе за ушки и на макушку… Ты думаешь, твой муж переспит с той красивой леди в Каннах?

– Спать – это все, на что он пригоден.

Я вскочил на ноги и закричал на нее:

– Не могу больше выдерживать всего этого нахальства. Как ты смеешь такое говорить?

– Филипп, – сказала Кэри, – уйдем.

Она оставила на столе несколько банкнот и повела его за собою. Он был слишком удивлен, чтобы сопротивляться.

Птичье Гнездо сказала:

– Они действительно вели себя не очень хорошо, зашли слишком далеко, правда? Такие вещи говорить при всех, вслух! Мне нравится ваше старомодное рыцарское поведение, полковник. Пусть это послужит им наукой.

Чтобы съесть земляничное мороженое и лангусты «Термидор», ей понадобился почти час. За это время она рассказала мне всю историю своей жизни. Начала с младенчества в старом доме приходского пастора в Кенте – это было за лангустом – и закончила своей горькой вдовьей долей в Челтенхэме – за мороженым. В Монте-Карло она остановилась в небольшом пансионе, потому что он был «для избранных», и, на мой взгляд, ее махинации в казино помогали ей оплачивать свое проживание.

В конце концов я избавился от нее и пошел домой. Я боялся, что не найду там Кэри. Но она сидела на кровати, уставившись в один из тех доходчивых самоучителей французского языка, которые читаются, как увлекательные романы.

Когда я открыл дверь, она глянула поверх книги и сказала:

– Входите, мой полковник.

– Зачем тебе это нужно? – спросил я.

– Я стараюсь немного усовершенствовать свой французский язык.

– Зачем?

– Возможно, вскоре я буду жить во Франции.

– А-а! С кем же? С тем голодным студентом?

– Филипп сделал мне предложение.

– После такого роскошного ужина, какой ты ему закатила сегодня, он, по-моему, просто обязан был сделать это.

– Я предупредила его, что есть одна преграда.

– Вероятно, ты имела в виду свой плохой французский язык.

– Нет, я имела в виду тебя.

Внезапно она расплакалась, спрятав голову под самоучителем, чтобы я не мог видеть ее лица. Я сел на кровать и положил руку ей на бедро; я чувствовал себя утомленным, чувствовал, что мы слишком отошли друг от друга, от того небольшого бара за углом, чувствовал, что мы давно уже женаты… Но успокоить ее не удалось – мне всегда мешали мои руки.

– Поедем домой, – предложил я.

– Не дождавшись мистера Друтера?

– А почему мы должны его ждать? Фактически мистер Друтер находится в моих руках.

Я не собирался ничего ей рассказывать, но все получилось как-то само собой. Она подняла голову от своего учебника и перестала плакать. Я сказал ей, что когда вволю натешусь ролью босса Друтера, то продам свой пакет акций Бликсону с выгодой для себя и, таким образом, окончательно расправлюсь с Друтером.

– И мы будем жить в комфорте и достатке, – закончил я.

– Без меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Милый, у меня сейчас нет никакой истерики, и я совсем не злюсь на тебя. Я говорю совершенно серьезно. Я не выйду замуж за богатого человека. Я вышла замуж за человека, с которым встречалась в баре «Волонтер», за того, кто любил холодные сосиски и ездил автобусом, так как на такси ему было слишком дорого. Жизнь у него была незавидная. Он женился на стерве, которая сбежала от него. Я хотела… очень хотела… принести ему радость. Теперь я вдруг просыпаюсь в постели с человеком, который может купить себе наслаждения, какие только пожелает, и который мечтает уничтожить человека, пожилого человека, который оказал ему добрую услугу. Что из того, если Друтер просто забыл о том, что пригласил тебя сюда? В то время он действительно хотел этого. Он посмотрел на тебя, и ему показалось, что ты устал, и ты ему понравился – просто так, без всякой причины, так, как я любила тебя, когда мы встречались в баре «Волонтер». Так, как это обычно заведено между людьми. Человеческая природа не подчиняется никаким системам, как твоя рулетка.

– Моя система не нанесла тебе никакого вреда.

– О, нет, она принесла мне много вреда. Она уничтожила меня. Я жила для тебя, а теперь я тебя теряю.

– Неправда, никого ты не теряешь. Вот он – я, тут, перед тобой.

– Когда я вернусь домой и пойду в бар «Волонтер» – тебя уже там не будет.

Когда я буду ожидать на остановке девятнадцатый автобус, тебя там также не будет. Тебя не будет нигде, где бы я смогла тебя найти. Ты будешь ездить на автомобиле в свой роскошный дом в Хэмпшире, как сэр Уолтер Бликсон. Милый, ты был слишком счастливый, но ты выиграл много денег, и я тебя больше не люблю.

Я пошутил над ней, но в шутках моих не было уже никакой сердечности.

– По-моему, ты любишь только бедных людей.

– А разве это не лучше, чем любить только богатых? Милый, я лягу спать на диване в гостиной.

Теперь у нас снова были гостиная и отдельная комната для меня, так же, как и вначале.

– Не волнуйся. У меня есть постель, – сказал я и вышел на балкон. Была такая же ночь, как и та, когда мы впервые поругались, но на этот раз она на балкон не вышла и мы с ней не ссорились. Я хотел постучать в ее дверь и сказать что-нибудь, но не нашел нужных слов. Все мои слова, казалось, звенели в пустоте, как фишки в сумочке Птичьего Гнезда.

4

Я не видел ее ни за завтраком, ни за ленчем. После ленча я пошел в казино, и впервые мне не захотелось выигрывать. Но дьявол все-таки был замешан в моей системе, и я выиграл. У меня теперь уже хватало денег рассчитаться с Боулзом. Я стал владельцем его акций, и мне захотелось проиграть последние двести франков на «кухне». Потом я прогулялся вдоль террасы – случается, приходят неплохие мысли во время прогулки, но в этот раз они не пришли. А затем, взглянув на гавань, я увидел белую яхту, которой тут раньше не было. Над ней реял британский флаг, и я сразу же узнал ее по снимкам в газетах. Это была «Чайка». Гом наконец приехал – он опоздал только на неделю. Я подумал: «Ну, хорошо же, выродок, если бы ты исполнил свое обещание и приехал вовремя, я бы не потерял Кэри. Для тебя я не был такой важной персоной, о которой следует помнить, но зато теперь я сделался очень важной особой для Кэри, чтобы она могла меня любить. Ну, хорошо, если я потерял ее, ты также утратишь все – а Бликсон, конечно же, купит твою яхту».

Я отправился в бар. Гом был уже там. Он только что заказал себе порцию «Перно» и, как старый знакомый, разговаривал с барменом по-французски. Он свободно владел любым языком, на каком бы ни разговаривал его собеседник, с каждым он был способен найти общий язык. Однако теперь он вовсе не походил на того Друтера с восьмого этажа. Он швырнул поношенную кепочку яхтсмена на стойку бара. На нем были мешковатые брюки и шерстяной спортивный свитер, лицо его заросло семидневной щетиной. Когда я вошел, он не прекратил разговора, но, посмотрев в зеркало, я заметил, что он внимательно вглядывается в меня, стараясь вспомнить, где меня видел. Я понял, что он не только забыл о своем приглашении, но даже начисто забыл и меня самого.

– Мистер Друтер, – обратился я к нему.

Он намеренно медленно повернулся ко мне: было видно, что он силится что-то вспомнить.

– Вы меня узнаете? – спросил я.

– А как же, друг мой, я сразу же вспомнил вас. Просто не могу прийти в себя. Дай Бог памяти, последний раз мы встречались…

– Меня зовут Бертрам.

Я понял, что моя фамилия ни о чем ему не говорит.

– Ну конечно же, – сказал он. – Давно приехали?

– Мы здесь уже девять дней. Мы надеялись, что вы успеете на нашу свадьбу.

– Свадьбу?

Я наблюдал, как постепенно он начинает все припоминать. Через мгновение он начал выкручиваться, подбирая объяснения.

– Мой дорогой дружище, надеюсь, что все обошлось. У нас внезапно сломался двигатель. Знаете, как это бывает в открытом море. И ни с кем нельзя было связаться. Сегодня вечером я приглашаю вас на яхту. Подготовьте свои чемоданы. Мы отплываем в полночь. Монте-Карло очень большое искушение для меня. А как вы? Много денег проиграли?

Он старался утопить свою вину в потоке слов.

– Нет, наоборот, немного выиграл.

– На этом нужно остановиться. Единственный выход.

Он быстро оплатил свое «Перно». Он старался как можно быстрее исправить свою ошибку.

– Приходите ко мне на яхту. Сегодня мы поужинаем. Втроем. На яхте. До самого Портофино на борту никого больше не будет. Скажите, что ваш счет в отеле оплачу я.

– Не нужно. У меня есть деньги.

– Я не хочу, чтобы вы тратили свои деньги: это моя вина, что я опоздал.

Друтер взял свою кепочку яхтсмена и вышел. Я только и заметил, что походка у него была морская, вразвалочку. Он не оставил мне времени на то, чтобы моя ненависть нашла выход, или хотя бы на то, чтобы я сказал ему, что не знаю, где сейчас моя жена. Я вложил деньги для Боулза в конверт и попросил портье, чтобы тот передал их ему в баре казино в девять часов вечера. Потом поднялся наверх в свой номер и начал упаковывать чемоданы. У меня появилась небольшая надежда, что, если мне удастся заполучить Кэри с собой в море, все наши беды останутся здесь: на берегу, в богатом отеле, в роскошно украшенном зале для избранных, в казино. Мне хотелось поставить все наши невзгоды и сразу же их проиграть. Но когда я закончил укладывать чемоданы и зашел в ее спальню, то понял – надежды больше нет. Комната была не просто пустой – она была покинутой. Туалетный столик ожидал другого клиента – одна-единственная вещь лежала на нем. Это было традиционное прощальное письмо. Женщины так много читают разных журналов и, видно, в совершенстве знают формулы прощания, вычитанные в них; все они какие-то безликие: «Милый, больше я к тебе не вернусь. Мне не хватило духа сказать тебе об этом в глаза, да и какая в этом нужда? Мы больше друг другу не подходим». Я вспомнил все предыдущие девять дней, вспомнил, как подгоняли мы тот старомодный драндулет.

Возле конторки мне подтвердили:

– Да, мадам освободила номер час назад.

Я попросил, чтобы присмотрели за моими чемоданами: Друтер, конечно, не захочет держать меня на борту своей яхты, когда узнает, о чем я собираюсь ему сообщить.

5

Друтер побрился, надел новую рубашку и читал книгу в небольшой каюте для отдыха на своей яхте. У него снова был величественный вид человека с восьмого этажа. Бар был гостеприимно открыт, и цветы выглядели так, будто их только что срезали. Но все это не произвело на меня никакого впечатления. Я на собственной шкуре убедился в действительной цене его доброты, а такая неискренняя доброта может лишь погубить людей. Доброта должна идти от сердца. Я держал нож за пазухой и выжидал момент, чтобы пустить его в ход.

– Но я не вижу вашей жены?

– Она скоро подойдет, – ответил я.

– А ваши чемоданы?

– Их тоже принесут скоро. Можно мне выпить?

Меня не мучило сомнение, как датского принца, чтобы набраться смелости для вероломного убийства. Я быстро проглотил две рюмки виски. Он налил и себе, положил лед, прислуживая мне, как равному. Ему даже в голову не приходило, что теперь я выше его по служебной лестнице.

– Вы выглядите утомленным, – отметил он. – Отпуск не пошел вам на пользу.

– У меня было много забот.

– Вы не забыли прихватить с собой Расина?

– Нет, не забыл.

На мгновение меня тронуло, что он помнит такие мелочи.

– Может быть, после обеда вы бы почитали немного из Расина. Когда-то я им очень увлекался. Много в жизни было такого, что теперь забылось. Старость не радость, не та уже у меня память.

Я вспомнил, как Кэри говорила: в конце концов, в его годы он имеет право на забывчивость. Но вспомнив Кэри, я чуть не уронил слезу в рюмку.

– Мы забываем многие вещи, которые находятся под руками, но хорошо помним далекое прошлое. Меня часто тревожит прошлое. Ненужные недоразумения. Ненужная боль.

– Можно мне еще выпить?

– Пожалуйста.

Он сразу же поднялся, чтобы налить. Наклонившись над баром и повернувшись ко мне своей широкой спиной, он сказал:

– Не стесняйтесь, говорите. Мы сейчас с вами не на восьмом этаже. Просто два человека в отпуске, надеюсь, друзья. Не беда, если один из нас зальет свое горе, немного выпьет и немного опьянеет.

Я был чуть пьяный – более чем немного. Мой голос выдал мое волнение, когда я сказал:

– Моя жена не придет. Она меня покинула.

– Поругались?

– Никакой ссоры не было. Таких слов, которые можно оспаривать или забыть, сказано не было.

– Она кого-нибудь полюбила?

– Не знаю. Возможно.

– Расскажите мне все. Я не могу вам помочь, но каждому в такой момент нужно, чтобы его выслушали.

Использовав местоимение «каждый», он превратил мое личное горе во всеобщее, будто все люди осуждены на муки. «Каждый» рождается, «каждый» умирает, «каждый» утрачивает любимых. Я рассказал ему все. Все – кроме того, ради чего я пришел сюда на борт и о чем я должен был сообщить ему в первую очередь. Я вспомнил наши ленчи с кофе и булочками, мои выигрыши, рассказал о голодном студенте и о Птичьем Гнезде. Я вспомнил о нашей ссоре из-за официанта и о том, как она мне сказала: «Я тебя больше не люблю». Я даже теперь мне это кажется невероятным – показал ему прощальное письмо.

– Простите меня, – сказал он. – Если бы я не задержался, этого не случилось бы. Но, с другой стороны, вы бы не выиграли все эти деньги.

– На кой черт мне нужны теперь все эти деньги! – ответил я.

– Так легче всего говорить. Я сам говорил то же самое много раз. Но вот видите – я все еще тут… – он широким жестом обвел свой уютный скромный салон – иметь такой мог себе позволить только очень богатый человек. – Если бы в самом деле я делал то, что говорил, меня бы здесь не было.

– А я говорю то, что думаю в самом деле.

– В таком случае у вас еще есть надежда.

– В этот самый момент она, может быть, уже спит с ним.

– Это не разрушит вашу надежду. Часто случается, что открываешь настоящую силу любви, когда переспишь с кем-нибудь еще.

– Что мне делать?

– Выкурите сигару.

– Я не курю.

– Если вы не имеете ничего против… – он закурил сигару. – На них тоже нужны деньги. Если честно, я тоже не люблю денег – а кто их любит? На монетах безобразная, уродливо выполненная чеканка, а бумажные деньги слишком грязные. Как газеты, которые подбирают в общедоступных парках. Но мне нравятся сигары, эта яхта, возможность принимать у себя гостей, и я признаюсь, что мне приятно, да, – добавил он, – мне нравится управлять людьми.

Я даже забыл о том, что этой власти у него больше нет.

– Каждый должен мириться с этими проклятыми деньгами. А вы знаете, где они сейчас могут быть?

– Отмечают, по-моему, свою любовь… кофе с булочками.

– У меня было четыре жены. Вы уверены, что вам действительно хочется, чтобы она вернулась к вам?

– Да.

– Может быть, все-таки спокойнее без нее?

– Я не ищу покоя… пока что.

– Моя вторая жена – я был тогда еще молодой – бросила меня, и я совершил непростительную ошибку, вернув ее назад. Потом мне потребовалось много лет, чтобы избавиться от нее снова. Она была неплохой женщиной. Нелегко избавляться от хороших женщин. Если вы уже так настроились жениться, то лучше женитесь на плохой женщине.

– Такое уже случилось со мной однажды, и я не нашел в этом много счастья.

– Интересно.

Он выпустил струю дыма и наблюдал, как она медленно расходится и постепенно исчезает в воздухе.

– Все-таки с плохой женщиной долго не проживешь. А с хорошей можно прожить долго. Вот Бликсон женился на хорошей женщине. Каждое воскресенье она сидит рядом с ним на церковной лавке, обдумывая меню на обед. Она хорошая хозяйка, и у нее неплохой вкус, который проявляется в убранстве их дома. Руки у нее пухленькие, и она гордится, что они хорошо приспособлены для кондитерского дела, однако не только для этого существуют женские руки! Она высокоморальная женщина, и если он уезжает от нее на неделю, то чувствует себя свободным человеком. Но ему приходится возвращаться назад. Какая это ужасная вещь – неизбежное возвращение к своей жене!

– Кэри совсем не такая, – посмотрел я на остатки своего виски. – Ради всего святого, посоветуйте мне, что я должен делать?

– Я слишком стар, и молодые назвали бы меня циником. Людям никогда не нравится реальная жизнь. Они не прислушиваются к доводам здравого смысла. Я бы посоветовал вам принести сюда свои чемоданы, забыть обо всем этом деле у меня большой запас виски, несколько дней вы находили бы в нем утешение. Завтра в Портофино ко мне на борт поднимется довольно много приятных гостей – вам, конечно же, понравится Силия Чартерис. В Неаполе есть несколько борделей, если зарок безбрачия покажется вам невыносимым. Я позвоню по телефону в контору, чтобы вам продолжили отпуск. Находите удовлетворение в случайных связях и не старайтесь совместить любовь с семейной жизнью.

– Мне нужна только Кэри, – настаивал я, – это мое последнее слово. Приключения мне не нужны.

– Моя вторая жена бросила меня: сказала, что у меня много амбиций. Она не понимала, что только те, кто умирает, свободны от амбиций. Но и у них, пожалуй, есть желание выжить. Мне пришлось помочь молодому человеку, которого полюбила моя жена. Он довольно быстро проявил свои амбиции. Есть разные амбиции – вот и все, и моя жена убедилась, что ей больше по душе мои амбиции, так как они неограниченны. Женщины относятся к бесконечности, как к несерьезному сопернику. Но довольствоваться должностью помощника бухгалтера – для мужчины оскорбительно.

– И все-таки никто не имеет права совать свой нос в чужие дела.

– Ваша жена – натура романтическая. Бедность этого молодого человека трогает ее. По-моему, я придумал неплохой план. Налейте себе еще рюмочку виски, а я вам его изложу…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Я сошел по трапу, слегка шатаясь из стороны в сторону от выпитого виски, и поднялся в гору по склону от порта. Было четверть девятого, и когда я посмотрел на часы, сразу же вспомнил о том, о чем совершенно забыл рассказать Друтеру.

Друтер предупреждал:

– Только не вздумайте предлагать денег. Деньги такие грязные – это сразу же бросается в глаза. Но зато те кругленькие красные фишки… Вы сами увидите, никакой игрок против них не устоит.

Сперва я направился в казино, но там их не нашел. Затем обменял все свои деньги на фишки, и, когда я выходил из казино, в моих карманах звенело, как в сумочке у Птичьего Гнезда.

Всего лишь четверть часа понадобилось мне, чтобы найти их: они сидели в кафе, куда мы обычно ходили с Кэри. Я немного понаблюдал за ними, незаметно, из-за двери. Кэри совсем не выглядела счастливой. Она зашла сюда, как потом сама мне рассказывала, чтобы убедиться в том, что она меня больше не любит, что то место, где мы неоднократно бывали, никаких чувств у нее не вызовет, однако она убедилась, что все осталось по-прежнему. Ей было грустно видеть совершенно незнакомого ей человека, сидящего в моем кресле, к тому же этот чужой ей человек имел привычку, которую она не могла переносить: он запихивал булочку в рот и откусывал сперва намазанную маслом сторону. Поев, он начал пересчитывать деньги, а затем попросил, чтобы Кэри посидела молча, пока он будет проверять свою систему.

– Сегодня мы сможем позволить себе играть до пятисот франков, – заметил он, – это значит сделать пять стофранковых ставок.

Когда я подошел, он все еще сидел с карандашом в руке и бумагой. У самых дверей я поздоровался:

– Привет!

И Кэри обернулась. По привычке она чуть было не усмехнулась мне – было видно, что улыбка замерла в ее глазах, а потом она опустила взор вниз, как мальчик опускает вниз своего воздушного змея, пряча его от ветра.

– Чего тебе тут надо? – спросила она.

– Я хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

– У меня все в порядке.

– Случается, делают что-то и против своего желания.

– Только не я.

– Вы мне мешаете, – сказал молодой человек. – То, над чем я сейчас работаю, – очень сложная вещь.

– Филипп, это… мой муж.

Он поднял глаза вверх:

– А-а, добрый вечер, – и начал нервно барабанить по столу кончиком карандаша.

– Надеюсь, вы хорошо ухаживаете за моей женой.

– Это вас не касается.

– Чтобы Кэри была счастлива, вы должны учитывать ее вкусы и привычки. Например, она терпеть не может пенки на горячем молоке. Взгляните сюда: ее блюдечко завалено клочками бумаги. Вы должны их убрать, прежде чем наливать ей кофе. Она не переносит резкие, хотя и негромкие, звуки, такие, как хрустение поджаренного хлеба или шамканье, которое вы издаете, пережевывая эту булочку. Вы никогда не должны раскалывать орехи в ее присутствии. Надеюсь, вы меня поняли. Вот этот звук, который вы издаете своим карандашом, не приносит ей удовольствия.

– Пожалуйста, подите прочь, – ответил молодой человек.

– Мне необходимо поговорить со своей женой наедине.

– А я не желаю оставаться с тобой наедине, – возразила Кэри.

– Вы слышали, что она сказала? Пожалуйста, оставьте нас.

Меня удивило, как точно Друтер предусмотрел наш диалог. У меня появилась надежда.

– Прошу прощения, но я вынужден настаивать на своем.

– Вы не имеете права…

Кэри сказала:

– Если ты не оставишь нас в покое, мы сами уйдем отсюда. Филипп, оплати счет.

– Дорогая, мне нужно продумать до конца свою систему.

– Хорошо, в таком случае я вот что сделаю, – настаивал я. – Я старше вас, и намного, но я вызываю вас на поединок. Если я вас побью, то поговорю с Кэри наедине. Если вы станете победителем, я уйду и никогда больше вас не потревожу.

– Я не допущу никакой драки, – возразила Кэри.

– Вы слышали, что она сказала?

– Предлагаю другой выход. Я оплачу вам полчаса разговора с нею.

– Как ты смеешь такое предлагать?! – возмутилась Кэри.

Я сунул руку в карман, вытащил пригоршню желтых и красных фишек пятисотфранковых и тысячефранковых – и разбросал их по столу между чашечками кофе. Он не мог оторвать взгляда от этого богатства. Фишки заставили его забыть обо всем.

– Я предпочел бы драку, – сказал я. – Это все мои деньги, которые у меня остались.

Он уставился в фишки как зачарованный.

– Мне хотелось бы избежать скандала, – наконец произнес он.

Кэри сказала:

– Филипп, ты же…

Я настаивал:

– Это единственная возможность избежать скандала.

– Спепе, он ведь просит каких-то несчастных полчаса. В конце концов, это его право: есть ведь у вас какие-то вещи, которые вы должны обсудить между собой, а с помощью этих фишек я по-настоящему смогу испытать свою систему.

Она сказала ему тоном, к которому в последнее время я уже привык:

– Пусть так. Бери эти фишки. Отправляйся в свое проклятое казино. Весь вечер ты только и думаешь об этом.

У него хватило такта, чтобы не схватить сразу же фишки со стола.

– Увидимся через полчаса.

Я сказал:

– Обещаю вам, что лично приведу ее в казино. К тому же у меня тоже остались там кое-какие дела.

Потом я его окликнул, когда он был уже возле самой двери:

– Вы потеряли одну фишку.

Он возвратился и начал искать ее под столом. Глянув в лицо Кэри, я пожалел о своей победе над соперником.

Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Затем произнесла с укором:

– Мне кажется, ты сейчас считаешь себя очень умным человеком.

– Нет.

– Тебе удалось очень хорошо раскрыть его. Ты сейчас чувствуешь себя победителем. А обо мне ты подумал?

– Пойдем на борт яхты, хотя бы на одну ночь. У тебя будет отдельная каюта. Мы сможем сойти на берег в Генуе, если тебе не понравится, завтра.

– По-моему, ты надеешься, что я изменяю свое решение.

– Да, я на это надеюсь. Большой надежды у меня нет, но все-таки это лучше, чем полное отчаяние. Как ты не можешь понять, что я тебя люблю!

– Обещай мне никогда больше не играть в рулетку.

– Обещаю.

– И выбрось эту проклятую систему.

– Выброшу.

В годы моей юности была такая популярная песенка, в которой есть такие слова: «… и сердце у него перестало биться». Именно это я почувствовал, когда она начала ставить свои условия.

– Ты сообщил ему, – спросила она, – об акциях?

– Нет.

– Я не пойду на яхту, пока ты не расскажешь ему о них. Нельзя быть таким подлым по отношению к хозяину яхты.

– Обещаю, что раскрою ему всю правду перед тем, как мы ляжем спать.

Она наклонила голову, чтобы я не смог увидеть ее лица, и некоторое время сидела молча. Я также исчерпал все свои аргументы: больше мне сказать было нечего.