Клан Аризоны

Час за часом Додж ехал вдоль узкого ущелья, и булыжники вокруг него становились значительно крупнее. В одном месте буквально из-под копыт его коня взлетела стая диких индеек, но выстрелить он, естественно, не осмелился. Время от времени в просветах между ветвями он видел Рим, то справа, то слева от себя, в зависимости от того, как петляла тропинка. Каньон стал значительно уже, и стены ущелья возвышались почти над самой его головой. Однажды он услышал грохот падающих камней, и впереди промелькнул черный медведь. Неожиданно он увидел еще одну дорожку, которая пересекала ту, по которой ехал он. На ней он обнаружил совершенно свежие следы лошади, которые шли снизу и вели на запад. Затем, с дуновением ветерка до него долетел слабый запах дыма, но источника его он пока не видел. Да и вообще лес вокруг был такой густой, что дальше пятидесяти ярдов в любую сторону ничего не было видно. Тогда он вернулся немного назад и привязал Болди за выступом скалы, так чтобы его было не сразу заметно с тропинки. Он снял кожаные штаны для верховой езды и перекинул из через седло, хотел было взять винтовку, но потом раздумал — он решил, что вряд ли удастся особенно развернуться на открытом пространстве, поэтому кольта будет вполне достаточно.

Дальше он пошел пешком. От места, где тропинки пересекались, он направился на шум падающей воды и скоро начал зигзагами спускаться на дно каньона. Ему показалось, что сзади раздался звук, как будто что-то или кто-то поскользнулся на скале, но он был не уверен в этом. Наконец, он добрался до ручья. В этом месте образовался небольшой прудик, а потом ручей исчезал под камнями, чтобы ниже вырваться из-под них шумным водопадом. Следы лошадиных копыт шли по другой стороне ручья и как раз в том же месте, где он сейчас стоял, всадник, вероятно, остановился, чтобы напиться. Примерно пятьюдесятью футами ниже он увидел нагромождение огромных скал и направился туда вдоль берега.

Внезапно сзади прогремел выстрел, и он почувствовал удар пули. Додж упал прямо в ручей, лицом вниз, и лежал, не шевелясь. Немного пониже было укрытие, но Додж боялся даже малейшим движением выдать себя, надеясь, что его невидимый противник поверит, что он убит, и не станет стрелять еще раз. Он понемногу продвигался вместе с течением. Когда уже больше не было сил задерживать дыхание, он рискнул повернуть голову, чтобы глотнуть воздуха. Додж уже ожидал еще одного выстрела, но вокруг было тихо, только журчал ручей, и если бы не рана, он вообще не поверил бы, что только что тут кто-то мог стрелять.

До чего же глупо он себя вел! Мирная тишина леса слишком притупила его бдительность, и его самоуверенность тут же была наказана. Додж осторожно выполз из воды и перебрался за крупный булыжник на берегу. Очевидно, он уже успел потерять довольно много крови, так как даже такое небольшое усилие стоило ему больших трудов. Рана сильно кровоточила, пуля прошла навылет через левое плечо, буквально на дюйм не задев ключицу. Додж невольно содрогнулся, так как попади тот невидимый стрелок немного ниже, и это стало бы последним приключением в его жизни. Но и сейчас положение его было довольно серьезным — надо было срочно остановить кровотечение. И все же, первым делом Додж тщательно протер револьвер. К счастью, он не выпал из кобуры и совершенно не намок. Если тот, кто стрелял, решит вернуться и удостовериться в том, что выстрел сделал свое дело, исправный револьвер ему еще очень пригодится. Потом Додж некоторое время посидел без движения, внимательно прислушиваясь, но было по-прежнему тихо. Тогда он снял с шеи платок, оторвал от рубашки несколько широких полос и хорошенько перетянул руку. Кровотечение сразу утихло.

Додж еще некоторое время отдыхал, собираясь с силами, а затем начал свой нелегкий путь к тому месту, где он оставил Болди. Он полз на руках и коленях, передвижение причиняло ему страшную боль, и очень скоро у него начало темнеть в глазах, а сознание все время пыталось куда-то ускользнуть. Но он все полз и полз. Ему надо было непременно добраться до Болди и каким-то образом забраться в седло. Там уже можно будет привязать себя покрепче и положиться на лошадь.

Ему сейчас приходилось ползти вверх в гору, и он все чаще останавливался для отдыха. После каждой остановки начинать движение заново становилось все более мучительно. Один раз ему показалось, что он слышит голоса. Додж остановился и долго ждал в какой-то неясной надежде, но потом решил, что это лишь его больное воображение. Когда он добрался до старой тропы, он так обрадовался, как будто уже оказался дома. А вот и та ниша, где он оставил Болди. Но в этот момент ему пришлось остановиться, сознание неудержимо уплывало от него. Неужели это конец? Как в тумане, перед его мысленным взором появилось нежное лицо Нан, и Додж провалился в темноту.

Через некоторое время Додж очнулся и решил, что у него снова начались галлюцинации — неподалеку он увидел фигуры двух мужчин, и один из них говорил голосом дядя Билла.

— Послушай, Стив, Доджу, кажется сегодня повезло, да и нам тоже. Я и не знал, что ты такой опытный следопыт. По-моему, если бы понадобилось, ты мог бы выследить кузнечика в этом лесу.

— Ну, если бы его конь не поднял такой страшный шум, мы могли бы его не заметить. Он, наверное, чуял, что Додж где-то поблизости, — это был уже голос Стива.

Додж попытался сесть и обнаружить, что его повязка почти совсем размоталась.

— Ну-ну, мальчик, не торопись, — сказал ему дядя Билл. — Полежи-ка смирно, пока мы не подготовим все, чтобы отвезти тебя домой. Это, конечно, рискованно, но лучше, чем остаться здесь.

— Как вы… меня нашли? — с трудом проговорил Додж.

— Это все Стив. Он догадался, что ты не просто так из-за скота в лес подался. Мы шли по твоим следам, пока ты не свернул с тропы. Но, к счастью, чуть пониже мы снова нашли их, а потом мы услышали выстрел.

— Кто же в меня стрелял? — поинтересовался Додж.

— Там на тропе по направлению выхода из каньона были следы двух лошадей. Стив их сразу узнал. Там был Хатуэй со своим дружком Снипом Туитчелом. Скорее всего, они увидели тебя или твои следы и пошли за тобой пешком. Стрелял, вероятно, Туитчел; Хатуэй ведь, по правде сказать, не слишком-то ловок с оружием. Он в тебя не сумел бы попасть.

— Значит, Снип Туитчел. Я запомню это имя.

— Даже не понимаю, как это Снип так промазал, — вступил Стив. — Это такой ловкач! Даст сто очков вперед кому угодно и с винтовкой, и с шестизарядником. И почти всю свою жизнь провел здесь, в Тонто.

— Да, кажется, я был не слишком-то хорош, — слабо улыбнулся Додж.

— Конечно, где была твоя голова, когда ты потащился один за Хатуэем и Туитчелом по горам, которые они знают, как свои пять пальцев, а ты здесь еще ни разу не был? — с недоумением спросил дядя Билл.

— Ты, наверное, отправился искать логово Бака? — спросил Стив. — А оно не в этом каньоне. Сюда он приезжает, чтобы встретиться с какими-то приятелями.

— А ты знаешь, где Хатуэй прячет свою установку? — сразу оживившись, спросил Додж.

— Пока не знаю. У меня есть одна идея, но…

— Ну, хватить болтать, — прервал его дядя Билл. — Надо собираться домой.

Додж с трудом поднялся с их помощью, и стоял, покачиваясь, пока они не усадили его в седло.

— Но ты сможешь продержаться? — озабоченно спросил дядя Билл.

— Ничего, я постараюсь держаться покрепче. А Болди сам пойдет за вами, — ответил Додж с гримасой боли. — Поехали.

А затем последовал длительный мучительный переезд назад, к дому Лилли. Рана уже не кровоточила, но боль была нестерпима. С наступлением темноты его привязали к седлу. Уже теряя сознание, Додж упал вперед, на шею коня. Дальше он ничего не помнил, только смутно чувствовал, как чьи-то заботливые руки перенесли его в дом, уложили в кровать, успокоили страдание.

Глава 7

Август уже подходил к концу, а Додж все еще не оправился после ранения. Сама по себе рана была не особенно серьезная, особенно по сравнению с тем, что ему не раз приходилось переносить раньше. Но сейчас его состояние осложнялось инфекцией и начавшимся воспалительным процессом. Очень сильно ослабил его и тяжелый переезд в седле после значительной потери крови. Все вместе это растянуло процесс его выздоровления на неопределенный срок.

Ему устроили постель в дальнем углу веранды под окошком. И, протянув руку, он мог потрогать ветку ели, которая росла около самого дома и во время ветра кидала свои иглы на пол веранды. День был жаркий, ни единый посторонний звук не нарушал торжественного молчания леса. Бормотание ручейка и мягкий шелест ветвей навевали дремоту. Неподалеку лениво развалились собаки. Нан наказала двум своим любимцам, Мозу и Тигу, стеречь Доджа — совсем нелишняя предосторожность, ввиду того, что тот, кто хотел убить Доджа, мог решиться повторить попытку, узнав, что первая окончилась неудачей.

Дети теперь большую часть времени играли в лесу или плескались в ручье. В последние дни они притихли, были необыкновенно послушны и задумчивы. Серьезная болезнь Доджа и умирающий в доме отец подавили у них всякое желание веселиться. Только маленький Рок по-прежнему сохранял свою жизнерадостность и предприимчивость, хотя общее гнетущее настроение и на него оказали свое влияние.

Лихорадка, наконец, оставила Доджа и он начал понимать, что происходит вокруг него. В нем начал просыпаться волчий аппетит и острая жажда деятельности. Теперь дело гораздо быстрее пошло на поправку. Но подчас он даже жалел, что его тяжелое состояние так быстро подошло к концу. Когда он уже пришел в себя, но был еще настолько слаб, что с трудом мог пошевелиться, он чувствовал, как нежные руки Нан осторожно перевязывают ему рану, кормят его с ложечки. А иногда в темноте она приходила к нему и, стоя на коленях около его кровати, шептала такие слова, что он сам с трудом верил, что это не сон и не бред. Он бы с удовольствием остался подольше в постели просто так, без всякой причины, если бы не тяжкое сознание того, что дни главы семьи Лилли сочтены. До Доджа изредка доносились страшные хрипы, исторгавшиеся из мощной груди Рока, и его проклятия белому мулу, так жестоко расправившемуся с ним и с его семьей. Дядя Билл, пожалуй, тяжелее всех переносил болезнь своего брата. Изредка он приходил к Доджу и молча сидел возле него, очевидно, именно здесь находя участие и поддержку. Так же как и остальные члены семьи, он ждал. Жизнь в доме замерла, все работы временно были остановлены, кроме необходимой работы по дому.

На следующий день после стычки с Хатуэем Бен Лилли предстал перед грозным взором отца, и на его голову обрушился ужасный шторм. Но он отказался признаться в своих грехах, как это сделал Стив. Более того, он обвинил брата в том, что тот наговаривает на него. Последовала тяжелая ссора, которая привела к отчуждению между братьями. По мнению дяди Билла влияние Хатуэя на Бена зашло слишком далеко, и теперь здесь вряд ли удастся что-то изменить. Бен уехал и больше не вернулся. Он был вторым сыном Рока после Стива, и остальные мальчики получили тяжелый урок, после которого еще долго ходили молчаливые и потерянные, придавленные тяжелым грузом, упавшим на их души.

Итак, в этот сонный летний день Додж лежал, мрачно задумавшись о приближающемся несчастье. К полудню жара отступила, с гор потянуло прохладой и свежестью. В воздухе уже чувствовалось дыхание осени. А в горестных вздохах леса слышалось сожаление об умирающем лете. Сердце природы продолжало биться ровно и спокойно, безразличное к жизни и смерти людей.

Маленький Рок появился на ступеньках и прошлепал через всю веранду, оставляя за собой следы грязи. Он тут же заметил перемену в состоянии Доджа и радостно подбежал к нему.

— Ну как ты, Додж?

— Мне уже гораздо лучше, Рок. Лихорадка прошла и через пару деньков я обязательно встану, — ответил Додж.

— Вот здорово! Когда, наконец, все поправятся, вы расправитесь с этим чертовым Баком Хатуэем.

— А ты что так взъелся на Бака?

— Ну, я слышал, как Нан и дядя Билл разговаривали между собой, и Нан сказала…

Но тут Нан выглянула из окошка, которое раскрылось прямо над головой Доджа.

— Эй, Рок Лилли! Хватит рассказывать Доджу всякие небылицы, а то я тебя хорошенько вздую! — с тревогой воскликнула она.

По тому, с какой поспешностью Рок ретировался, Додж заключил, что со стороны Нан это были не пустые угрозы. Додж с грустью заметил, как осунулось и побледнело ее лицо.

— Как твой отец, Нан?

— Ему все хуже. Теперь ему уже недолго осталось. О, он так страдает! Мне кажется, было бы лучше для него, если бы… если бы поскорее все кончилось.

— Ужасно! И в такое время я должен лежать здесь, как бревно, только добавляя вам всем хлопот. Но я уже скоро встану, Нан.

— О, Додж! Я боюсь даже думать о том, что будет, когда ты встанешь! — она с тоской посмотрела ему в глаза. — Я почти хочу, чтобы ты всегда лежал здесь.

— Ну-ну, Нан, что-то это не слишком доброе пожелание с твоей стороны. Но, честно говоря, я и сам не отказался бы, если бы сбылись некоторые сны из тех, что я видел во время болезни.

— Это ты о своих галлюцинациях. Ты был действительно не в себе, Додж, — ответила она, но на ее кремово-бледных щеках появился смущенный румянец.

— Нан, скажи мне честно, ты стояла на коленях в темноте возле моей кровати?

— Да, каждую ночь, вначале, когда ты был совсем слабый от потери крови, даже по несколько часов.

— И ты держала меня за руки?

— Ну, иногда мне и тебя приходилось держать.

— Ты прижималась ко мне лицом?

— Д-да, может быть.

— И целовала меня?

— Вполне может быть, знаешь, я тоже ведь была не в себе.

Додж посмотрел на нее долгим и страстным взглядом.

— Нан, боюсь, сегодня ночью мне будет очень плохо.

— Ну, это уж наверняка! — быстро ответила она, и если бы горе так сильно не давило ее, она, наверное, расхохоталась бы. Но Додж с волнением заметил, что его предложение сделало свое дело.

И все-таки, придет ли она сегодня ночью? А ждать еще так долго! И Додж решил, что если она не придет, когда все улягутся, то он сам обманет ее. Прямо над головой у него окошко в комнату, где Нан спит вместе с детьми. Достаточно будет притвориться, что ему плохо, или даже просто хочется пить. В любви все средства хороши. Но как было бы здорово, если бы ему не пришлось притворяться!

Золотое сияние на Риме догорало, каньоны погрузились в фиолетовую тень. Наступила темнота. Один из псов около ручья яростно лаял на оленя, летучие мыши метались между домом и деревьями, жалобно мычал теленок.

Нан принесла Доджу ужин немного позже обычного. В темноте ее глаза казались необыкновенно большими.

— Нан, я ослаб, как котенок, — жалобно сказал Додж. — Тебе придется покормить меня.

— О, дорогой, — вздохнула она, покоряясь неизбежному. Но, несмотря на слабость, отсутствием аппетита Додж не страдал.

— Нан, когда все уснут, ты придешь ко мне сюда, — нежным голосом приказал он.

— Н-нет, — неуверено проговорила она.

— Ну, а если ты не придешь, я встану и буду бродить вокруг, упаду в ручей, а может, и на пулю наткнусь, но уж точно заработаю себе лихорадку, — пригрозил он.

— Додж, но как ты можешь быть таким… таким вруном? — воскликнула она. — И вообще это жестоко с твоей стороны так мучить меня сейчас. Тебе надо поговорить со мной?

— Да, очень.

— О чем?

— Ну-у, обо всем. Ночью я часто лежу без сна, думаю. А когда я сплю, то мне снятся всякие сумасшедшие сны. Если ты придешь ко мне, совсем ненадолго…

— Но я приходила к тебе раньше, когда ты был без сознания! А теперь ты в порядке, Додж!

— Ну, а теперь приходи потому, что я очень хочу этого.

Послышались шаги дядя Билла, и Нан поспешно убежала.

— Ну что, девочка, как там наш больной?

— Очень плохо, дядя.

Старый техасец ощупью в темноте добрался до ящика около кровати Доджа и сел.

— Как ты, сынок?

— Почти, как раньше, дядя Билл.

— А знаешь, сегодня утром я заметил, что ты тут лежишь просто для того, чтобы Нан еще немного походила около тебя.

— Сдаюсь, дядя Билл. Я мог встать сегодня утром. Но призываю небеса в свидетели — я очень люблю ее!

— Вот что любовь делает! Это наверно, самое прекрасное, что есть в жизни. Но она же приносит и больше всего страданий. Мы с Роком росли вместе. Я был старше его на пару годков, если не ошибаюсь. И мы полюбили одну и ту же девушку. А теперь он уходит первым. Что с нами жизнь вытворяет!

— Дядя Билл, вы считаете, Рок скоро умрет?

— Уверен. Он уже почти мертв. Около полудня у него был приступ, и сейчас он никого не узнает. А буквально перед этим он еще пытался что-то сказать мне — что-то насчет Стива и Бена. Думаю, теперь это дело нескольких дней. Но он терпит страшные мучения. Мой бедный старина Рок!

— Стив и Бен! Интересно, что он хотел сказать? — задумчиво ответил Додж.

— Ну, об этом не трудно догадаться. Мальчики всегда очень дружили, совсем как когда-то мы с Роком. Но так было лишь до тех пор, пока Бак Хатуэй не научил их сосать белого мула. А сам он и в рот не берет! Но зато белый мул дает ему власть над ними.

— Я так и предполагал. Но теперь у нас есть главный козырь против этого самогонщика.

— К черту Хатуэя! С ним разделаться — пара пустяков. Но вот этот дьявольский белый мул!

— Выбрось это из головы, старина! Стива я уже отвадил от этого дела. Уверен, что если немного постараться, мы и Бена, и других мальчиков могли бы спасти.

— Может быть. Если кто и может это сделать, так это ты. Но надо предпринять что-то радикальное. Думаю, убийство Хатуэя — это еще полдела. Мальчики уже все попробовали белого мула, и отучить их будет не так-то просто. У Бена, например, нет такого стержня в характере, как у Стива.

— Мы найдем эту установку и разгромим ее.

— Это было бы здорово. Может быть, если мальчики не смогут его доставать нигде, кроме города, они скорее перестанут пить.

— А что, в Рисоне его легко купить?

— Хе! Конечно. Всего несколько пенсов за глоток.

— О, это большой соблазн. Сколько я знал отличных парней, которых свела на нет эта зараза! Но белый мул — это что-то страшное.

— Что ты, Додж, ты даже представить себе не можешь. К нему только спичку поднеси — он взорвется. Мне кажется, если к Року поднести спичку, он тоже загорится.

— Дядя Билл, мне хотелось бы встретиться с этим Снипом Туитчелом лицом к лицу, — сказал Додж, меняя тему.

— Вот за это не беспокойся. Рано или поздно он сам объявится. Если Хатуэя не станет, то его шайка скорее всего моментально развалится, но пока он жив, они с Туитчелом неразлучны. Так что тебе придется убить их обоих.

Додж неожиданно почувствовал, как все еще горит его рана.

— Дядя Билл, не родился еще человек, который мог бы меня ранить так тяжело и потом не поплатиться за это, — яростно проговорил Додж.

— Ну, ну, я тебя прекрасно понимаю, — ответил дядя Билл. — Помнится, отец Уэсса Хардинга — был такой знаменитый техасский стрелок — говаривал как-то, что если какой-то человек осмелиться выстрелить ему в спину, то он весь мир обойдет, чтобы посмотреть ему в глаза.

Вскоре Додж почувствовал себя немного утомленным и перестал поддерживать разговор, тогда дядя Билл пожелал ему спокойной ночи и удалился. Старый техасец всегда возбуждал его боевой дух и сейчас Додж никак не мог отделаться от мыслей о Снипе Туитчеле — это был, определенно, достойный противник.

Постепенно в доме все стихло. Моз и Тиг улеглись около кровати Доджа. В разрыве между облаками появились яркие звезды. Все так же бормотал ручей, всегда одно и то же, ему вторил ветер, шевеля ветви деревьев. Мысли Доджа витали очень далеко от Нан и нежного свидания. Но вдруг послышались осторожные шаги, и он весь взволнованно напрягся, не веря своим ушам.

Она пришла, молчаливая, как тень, и села около него на кровати.

Она нащупала его руку, и он крепко сжал ее. Его глаза давно привыкли к темноте, но он никак не мог разглядеть ее лицо, только темная форма головы, плеч и неясное бледное пятно лица, на котором темнели огромные глаза.

— Я пришла, Додж, — просто сказала она.

— Спасибо, Нан, я и не надеялся, — прошептал Додж. — Но я так рад!

— О чем ты хотел со мной поговорить?

— Подожди, дай сообразить. Мы разговаривали с дядей Биллом, и он навел меня на мрачные размышления. Завтра я расскажу тебе. Но сейчас я хотел только…

— Да, — подбодрила она его, так как он запнулся.

— Нан, это просто смешно, — он тихо рассмеялся. — Я лежал здесь и молился, чтобы мы остались с тобой наедине. А теперь у меня все слова вылетели из головы.

— Значит, это что-то не очень важное.

— Нет! Я хотел сказать, что я люблю тебя, — ответил он, сжимая ее руку.

Он ждал. Ее рука слегка дрожала, голова опустилась. Додж понял, что теперь, как и всегда, он должен говорить с Нан честно и прямо.

— Нан, я знаю, я поступил очень жестоко, что вытащил тебя сюда, — зашептал он. — Но я изголодался по тебе — вот так держать твою руку, чувствовать тебя рядом, может быть, вымолить поцелуй — я мечтал об этом все время, и во сне, и наяву. И я совсем не думал ни о твоем отце, ни о Стиве, вообще обо всем этом. Но теперь ты пришла, и мне больше ничего от тебя не надо. Я буду самым счастливым человеком на земле, если ты обещаешь когда-нибудь стать моей женой. Но если ты не любишь меня, если никогда не сможешь выйти за меня, я все равно останусь здесь, чтобы помочь тебе и твоим братьям — я буду бороться за тебя, чего бы мне это ни стоило.

Нан встала на колени возле его кровати, ее левая рука скользнула ему под голову и склонилась над ним так близко, что ее волосы коснулись его лица.

— Додж, ты мой добрый ангел!

— Звучит это прекрасно, Нан. Но это ведь, в сущности, чепуха. Я не более, чем простой погонщик, ковбой. Я не могу быть ангелом. Но я действительно очень хотел бы стать им для тебя.

— Ты мой ангел, не спорь, — нежно возразила она. — Не ты ли расстроил планы Бака Хатуэя? Не ты ли раскрыл всем глаза на белого мула? Не ты ли вернул к жизни Стива?

— Но это же все мелочи, Нан. Я еще ничего не сделал, чтобы заслужить твою благодарность.

— Ты слышал, как я стучала по бревну в ту ночь в воскресенье, после того, как ты побил Хатуэя?

— Ты действительно стучала? А я все это время думал, что мне это только померещилось.

— Но я действительно стукнула один раз — потом второй — а потом еще раз!

— Ну, так кто же из нас ангел? — с восторгом спросил он, прижимая к груди ее руку.

— Послушай же меня, Додж, мой вечно сомневающийся Додж. С тех пор, как мы встретились с тобой у ручья, каждый мой вздох принадлежит только тебе. Я влюбилась в тебя по уши. Но ты же знаешь, что я не была свободна и ничего не могла сказать тебе, пока не наступил тот воскресный день.

— О, Нан, неужели ты действительно любишь меня?

— Додж, раньше, когда мне говорили, что я могу полюбить кого-нибудь, кроме моих родных, я только смеялась в ответ. И при этом мне без конца рассказывали о том, как кто-то из Лилли когда-либо влюблялся. Но теперь-то я знаю, что это совсем не смешно. Я вздрагивала при звуке твоих шагов. Где бы ты ни был, мои глаза против воли везде искали тебя. Я почти мечтала о том, чтобы ты утащил меня в лес и заставил признаться в моей любви. Я старалась прикоснуться к тебе, когда прислуживала тебе за столом — представляешь, что я за бесстыжая девчонка! И я смела невинно смотреть в глаза всем, когда мне следовало сгореть от стыда! А потом, когда тебя ранили, я целыми днями слонялась возле тебя. И ночью я приходила к тебе, как сейчас, и целовала тебя, когда ты был без сознания, и ласкала тебя, пока совсем не теряла голову.

— Нан! Постой! Я не могу поверить тому, что ты говоришь! Я все еще брежу, это не может быть правдой! — вне себя вскочил он.

— Да нет же, Додж, ты не спишь и не бредишь. Это все правда, только для нас двоих. Я здесь, на коленях, возле твоей постели. Тебя ранили, и ты чуть не умер. Мой отец при смерти лежит там, в доме. Бен ушел навстречу своей гибели. И это все правда. Это все ужасная действительность и страшная беда.

— О, ради Бога, Нан, не думай сейчас о плохом! — взмолился он. — Я хочу, чтобы сбылся мой сон!

— Но что я должна сделать? Скажи мне, чего ты хочешь?

— Нан, ты могла бы сейчас, когда я в сознании, сделать то, что делала, когда я метался в бреду и ничего не знал?

— Конечно, могла бы, — прошептала она и нагнулась еще ниже, так, что исчезло все вокруг, и не было больше ни неба, ни звезд, только она, ее любовь и нежность. Руки еще крепче обняли его.

— Ну, что ты остановилась, Нан?

— Я хочу сказать тебе еще кое-что — то, что навсегда свяжет нас.

— Говори поскорее.

— Я действительно люблю тебя, Додж. И я стану твоей женой, как только ты этого захочешь — после того, как папы не станет.

Додж крепко прижал ее к себе и со всей страстью своей любви начал покрывать поцелуями ее губы, глаза, щеки. Потом он резко отстранил ее, и она снова встала на колени возле его кровати.

— Нан, любимая моя, иди, иди спать, — хрипло прошептал он. — Оставь меня сейчас. Я буду лежать здесь и думать, как мне стать достойным тебя, как мне завоевать тебя и твоих родных.

Глава 8

Через два дня Рок Лилли навсегда покинул их. Он часто бывал груб и жесток со своими родными, но они поклонялись ему. И сейчас вся семья переживала неподдельное горе. Его похоронили под можжевельником рядом с могилой его матери и двух его рано умерших детей.

Бен Лилли так и не появился дома, и дядя Билл только покачал головой, когда зашел о нем разговор. Стив, как старший сын, занял место отца в делах семьи и ранчо. Додж предложил купить часть скота, чтобы стать совладельцем на ранчо, на что Стив ответил:

— Додж, конечно, я буду рад, если только Хатуэю не удастся оттяпать у нас землю и скот.

— Ну, мне кажется, Баку столько земли не понадобится, — насмешливо ответил Додж.

— Шесть футов, не больше. Мне так кажется, — добавил дядя Билл.

— О, мужчины, что вы говорите! — нетерпеливо воскликнула Нан. — Скажите мне, Хатуэй действительно может отнять у нас ранчо?

— С чего это вдруг? — мрачно поинтересовался Стив.

— Но ведь отец покупал у него белого мула. И дал ему слово. Слово Лилли!

— Нан, это дело не возьмется рассматривать ни один суд, — быстро вставил Додж. — Ты забываешь, что гнать самогон запрещено законом.

— Но слово отца не имеет ничего общего с законом. Стив, ты теперь глава Лилли. И тебе придется отказаться от ранчо.

— Но я никакого слова не давал, — резко ответил Стив.

— Но слово отца — это и наше слово, — продолжала упорствовать Нан. — Мы должны заплатить. Ты и Додж — вы вместе могли бы начать все заново в любом другом месте в долине. А мы с Тесс вам будем помогать.

— Дядя Билл, а вы что скажите? Кажется, Нан права.

— Конечно, права. И с ней в этом случае не поспоришь. Но все-таки я не вижу смысла сдаваться человеку, который все равно, что мертв, — неторопливо заметил техасец.

Нан перевела испуганный взгляд с дяди на Доджа и побледнела.

— Я не хотела бы перечить тебе, дорогая, — тихо сказал Додж. — Но в данном случае я согласен с дядей Биллом.

— Стив, мне кажется, тебе и Нан следует подождать, пека Хатуэй не сделает первого шага, — добавил техасец.

— Ну, это не сложно. Ты согласна, Нан? Давай подождем.

Итак, этот вопрос был отложен на неопределенное время, и Лилли вернулись к текущим делам. Женщины поставили несколько неотложных проблем, и мальчики отправились работать в поле. Самым знаменательным событием было то, что свиней и лошадей пустили пастись в сорговое поле. Додж делал все, что поскорей набраться силы. Ему не нужны были мрачные советы дяди Билла и умоляющие глаза Нан, чтобы вести себя осторожно, не отлучаться одному с ранчо. Но он все время был настороже. Его глаза обрели зоркость орла, а уши — чуткость оленя. Только дядя Билл подозревал, что у него на самом деле на уме, и, как истинный техасец, не упускал любой возможности, чтобы подлить масла в огонь.

Затем, неожиданно, как гром среди ясного неба, пришло известие, не менее страшное, чем смерть старого Рока. Из Рисона вернулся Элмер Лилли. Он был настолько потрясен, что с трудом удалось вытянуть из него, что же случилось. А случилось то, что Бак Хатуэй убил Бена.

До сих пор все, кроме дяди Билла, верили, что Бен рано или поздно вернется домой. Он легко поддавался чужому влиянию, особенно под действием спиртного. Но в нормальном состоянии он был самым мягким и жизнерадостным из всех мальчиков.

Пережив первый момент потрясения смертью Бена, Элмера привели в чувство и заставили рассказать, как все случилось.

— Это все случилось перед салоном Риана. Там была вся их шайка. Они выпили, кроме Хатуэя, разумеется, и, кажется, поссорились. Я стоял за дверью и пытался улучить момент, чтобы рассказать Бену о папе. Я думал, он ничего не знает, — Элмер судорожно всхлипнул. — Бен жаловался Баку по поводу денег говорил, что тот ему мало платит. Под конец Бен встал из-за стола и кое-что сказал Баку на прощание. Он сказал ему так: «Может, стоит рассказать кое-кому все, что я знаю о тебе и твоей шайке, Бак. Особенно о том, где стоит твой самогонный аппарат». С этим Бен повернулся и вышел вон. И я видел, что Туитчел что-то шепнул Баку.

Элмер снова остановился перевести дыхание.

— Ну вот, у Бена был с собой револьвер. Я выскользнул из-за двери вслед за ним и только собирался окликнуть его, но тут показался Бак. Он ему сказал: «Значит, ты собираешься предать меня и вернуться домой в теплую кроватку. Так знай, что мужчины так не поступают». Бен как-то побледнел и собирался что-то ответить ему. Потом он схватился было за револьвер, но Хатуэй застрелил его. Бен ничего не смог бы сделать, у него не было ни единого шанса. Это было настоящее убийство. А мне кажется, что он как раз собирался порвать с этой шайкой и вернуться домой. И… вот и все, больше нечего сказать.

Элмер закрыл лицо руками и, сгорбившись, пошел к лесу.

— Додж и дядя Билл, выйдемте-ка со мной из дома, — сурово сказал Стив. — Остальные оставайтесь здесь и ждите нас.