Калушари. Файл №221

      Чарли замер. В полной растерянности он долго смотрел на специалиста, который наконец задал правильный вопрос. Он боялся ответить — и еще больше боялся соврать.
      Наконец он тихонько пробормотал:
      — Майкл…
      Миссис Хоуи вздрогнула.
      — Кто? — недоуменно спросила она.
      — Майкл!! Майкл!! Это все он! Я ничего плохого никому не делал!
      Он готов был зарыдать — и явно держался из последних сил.
      — Как же тебе не совестно выдумывать такие небылицы? — ласково спросила мисс Коссеф. — Сваливать на кого-то…
      — Миссис Хоуи, — негромко сказал Молдер и повернулся к потрясенной женщине, замершей с прижатыми к мокрым щекам кулаками. — Миссис Хоуи. Кто такой Майкл?
      Скалли удивленно покосилась на Молдера.
      — Откуда он мог узнать..; — прошептала миссис Хоуи. — Откуда? Мы никогда ему не говорили…
      — Кто такой Майкл? — мягко, но настойчиво повторил Молдер.
      Миссис Хоуи глубоко, порывисто вздохнула и опустила руки.
      — Это его брат, — сказала она. — Брат-близнец. Он родился мертвым. Еще там, в Румынии… У нас со Стивеном был уговор держать все втайне — чтобы не травмировать ребенка… Но мама… — она опять вздохнула. — Она согласилась молчать, но все время хотела провести обряд… как это… обряд разделения. Чтобы души близнецов разделились. Она говорила, что если мы этого не сделаем, мир мертвых будет преследовать Чарли. Но как я могла пойти на это? Как можно верить в такую чушь — в наше-то время, в нашей-то стране! И как стал бы смотреть на меня Стивен!
      Из-за прозрачной стены донесся отчаянный крик:
      — На помощь!!
      Через боковую дверь все трое ворвались в детскую буквально в следующее мгновение.
      Чарли бился на полу, у рта его выступила пена. Мисс Коссеф, что было сил, пыталась удержать его — но это явно было ей не по плечу.
      — Помогите! — снова крикнула она, и Молдер обрушился на мальчика, всем своим весом придавив его судорожно ерзающие и брыкающиеся ноги. Ноги были будто из стальных пружин.
      — У него какой-то припадок, — переводя дух, сообщила мисс Коссеф.
      — То-то я смотрю, — немного невнятно ответил Молдер.
      — Поверните его набок, — сказала мисс Коссеф. — Он может задохнуться.
      Чарли обмяк. Молдер еще несколько секунд держал его, готовый ко всему — но тут глаза Чарли открылись; в первый момент они были совсем пустыми и бессмысленными, будто со сна, потом в них проступил испуг.
      — У мальчика серьезное психическое расстройство, — сказала мисс Коссеф. — Генезис мне пока непонятен, но ясно, что необходима госпитализация.
      — Необходимы калушари, — сказал Молдер, вставая.
      — Кто? — спросила мисс Коссеф. Молдер принялся отряхивать колени. Полчаса спустя они встретились со Скалли на лестничной площадке между этажами, у огромного окна, выходящего во двор медицинского центра. Здесь можно было спокойно поговорить. По этажам сновали служащие и посетители, но лестница оставалась почти пустой, все предпочитали пользоваться лифтами. Что было вполне объяснимо.
      На улице совсем уже стемнело. Влажная мгла накрыла город; чуть расплываясь в мороси, сияли фонари вдоль подъездной дороги, и мокрые покатые спины припаркованных внизу машин тускло и мрачно отблескивали в их лучах.
      — Как Чарли? — спросил Молдер.
      — Отдыхает. Боюсь, его перекормят лекарствами теперь…
      — Боюсь, тот, кто попробует что-то делать с ним против его воли — сильно рискует, — ответил Молдер. — А что миссис Хоуи?
      — Поразительно, как она еще держится. Отказалась уехать домой. Ей дали одеяло. По-моему, когда я уходила, она начала задремывать…
      Некоторое время они помолчали. Потом Скалли неловко спросила:
      — Ты позвонил?
      — Да.
      — Молдер… Ты правда веришь… Молдер смотрел сквозь стекло в темноту.
      — Хочу верить, — проговорил он негромко и упрямо.
      Медсестра, перехватив подносик с лекарствами в левую руку, правой резко откинула гигиенический полог у постели — и Чарли, лежавший на боку лицом к стене, перепуганно обернулся.
      — Прости, Чарли, — приветливо сказала девушка, ставя поднос на тумбочку у изголовья кровати, — я не хотела тебя напугать. Меня зовут сестра Каспар. Мужайся. Сейчас я тебе дам таблеточку, чтобы ты заснул.
      — Я не хочу.
      — Надо. Доктор прописал, ты же знаешь. Тебе совершенно необходимо успокоиться. Чарли, ну будь умницей.
      Чарли с отвращением взял таблетку.
      — Ну, вот и славно, вот и молодец… — она стала торопливо готовить шприц. Ее смена уже кончалась.
      — Я не хочу укол, — настороженно следя за ее действиями и все сильнее вжимаясь в стену спиной, проговорил Чарли.
      — Надо. Доктор прописал.
      — Не надо.
      — Надо.
      — Не надо!
      — Ну успокойся, маленький. Это совсем не больно.
      — Я не маленький. Я не боюсь, что будет больно. Я просто не хочу. Понимаете вы — не хочу!!!
      — Опять принимаешься буянить? — ласково спросила сестра Каспар со шприцем в руках. — Так не годится. Это вот как раз и значит, что тебе совершенно необходим укол.
      — Оставьте меня в покое!
      — Один маленький укольчик. Будто комарик укусит. Раз — и все.
      — Перестаньте со мной так разговаривать!
      — Чарли, веди себя как следует! — Мне совсем не нужен укол!
      — Ну, хватит болтать, давай-ка руку. Бесполезно, понял Чарли. Ей ничего не объяснить. И ни в чем не убедить. Никому ничего невозможно объяснить, все слушают только себя. Все уверены, что, раз им что-то надо, это сразу надо и тебе. Стенка. Мертвая стенка. Проклятая мертвая стенка, а не люди. Мертвая…
      Хуже мертвых. Потому что живые и могли бы жить — а ведут себя, как мертвые. Придется снова уступить.
      — Смотри, какая сейчас будет потеха, — сказал Майкл, на цыпочках подкрадываясь из угла.
      — Майкл, не надо! — закричал Чарли, уже зная наверняка, что и Майкл его опять не послушает ровно так же, как никто никогда его не слушал. — Она же просто дура, но ничего плохого не хочет!
      — Ты как это разговариваешь? — перестав улыбаться и даже перестав думать про новую кофточку, которую собиралась сегодня в первый раз продемонстрировать на вечеринке, сердито спросила сестра Каспар. — Кто это выучил тебя так грубить?
      И тут поняла, что Чарли смотрит не на нее, а куда-то мимо.
      Она успела обернуться и сказать «Джизус».
      Миссис Хоуи проснулась за мгновение до того, как маленькая рука коснулась ее локтя.
      — Чарли? — встревоженно спросила она, торопливо садясь и спуская ноги на пол. Нащупала туфли. — Ты зачем встал?
      Сын стоял перед нею напряженный, сосредоточенный и какой-то совсем взрослый. И какой-то совсем чужой. Маленький, чужой и, похоже, враждебный мужчина с лицом Чарли пристально, холодно, требовательно вглядывался в нее.
      — Чарли? — упавшим голосом повторила она. По спине у нее потек озноб.
      — Мама, — сказал Чарли. — Я хочу домой.
      — Почему ты оделся?
      — Потому что мне сказали, что я могу идти домой.
      — Кто сказал? — в полном ошеломлении спросила миссис Хоуи.
      — Доктора. Они все-все сказали, что я могу идти домой.
      Миссис Хоуи облизнула губы. Она ничего еще не понимала — но все уже чувствовала. И только не могла в это поверить.
      — Н-ну, хорошо, — медленно сказала она. — Давай тогда заберем твою верхнюю одежду и поговорим с врачом. Может, он даст мне какие-то рекомендации…
      — Нет, мама, — жестко и властно сказал мальчик, стоявший перед нею. — Давай просто пойдем домой. Сразу.
      Миссис Хоуи помолчала, собираясь с мыслями. Ей было страшно.
      — О'кэй, Чарли, — сказала она. — Как ты хочешь. Пойдем прямиком домой.
      Молдер, по-прежнему смотревший в окно, вдруг вздрогнул и согнулся, едва не ударившись лбом о стекло.
      — Куда ты так уставился? — устало спросила Скалли.
      — Дэйна. У меня что-то с Глазами… или с головой? Посмотри. Это ведь миссис Хоуи садится в машину. И Чарли с ней?
      Через мгновение Скалли уже бежала по лестнице вниз, прыгая, будто отчаянная школьница, через три ступени. Только лицо у нее было — совсем не как у веселой со-рви-головы в юбке.
      — Нет! — страшно закричал Молдер сверху. — Нет, Дэйна! Они все равно уже уехали! Сначала в палату!!
      Сестра Каспар была жива.
      С залитым кровью лицом она лежала у кровати Чарли. Она пришла в себя буквально за минуту до того, как Скалли и Молдер ворвались в палату — но не могла пошевелиться. Молдер упал на колени возле нее; Скалли, круто развернувшись на бегу так, что каблуки туфель коротко заскрежетали по полу, высунулась в коридор:
      — Санитары! Кто-нибудь! На помощь!
      — Он меня ударил… — бессильно проговорила сестра Каспар, и слезы боли и обиды выступили у нее на глазах.
      — Кто? Чарли?
      — Нет… Другой. Тут был другой мальчик. Другой Чарли…
      — Бредит… — бросила Скалли.
      — А где Чарли? — спроси Молдер. — Он ушел? Оба Чарли ушли?
      И Фокс бредит, подумала Скалли, но вслух этого уже не сказала.
      Девушка не ответила. Похоже, она снова потеряла сознание.
      Молдер сдернул с кровати одеяло.
      Чарли, вжимаясь в стену, скорченный и перепуганный, смотрел на него, как затравленный зайчонок.
      — Скалли, — отрывисто сказал Молдер. — Немедленно поезжай в дом к Хоуи.
      — Зачем теперь? Чарли здесь. Мы наверняка обознались…
      — Мы не обознались, Дэйна! Ты что, до сих пор не поняла? Миссис Хоуи уехала, и с нею — Майкл!
      — Дух? Привидение?
      — Я не знаю. Но, кем бы он ни был, он убил уже трех людей.
      — И что мне делать там?
      — Громко кричать «Помогите». Скалли шагнула к двери — но замерла на пороге.
      — А ты?
      — А я… — Молдер положил ладонь на обнаженное плечо мальчика. Плечо мелко дрожало. Мокрые глаза мальчика полны были ужаса и сумасшедшей надежды. — Я встречу калушари. И я, черт возьми, никому не позволю им помешать. Если понадобится — отстреливаться буду.
      Скалли чуть поджала губы — а потом слабо, но ободряюще улыбнулась Молдеру.
      — Хорошо, что у тебя всего лишь пистолет, а не противотанковая пушка.
 
      Дом покойного Стивена Хоуи
      Миссис Хоуи ничего не могла придумать. Она тщательно изжарила сидевшему позади нее мальчику любимую яичницу Чарли, с беконом и помидорами, так, как это умела только она. Холодный взгляд маленьких глаз сверлил ей спину. Она открыла любимый сок Чарли. Она инстинктивно пыталась задобрить того, кто спокойно и жутко восседал в ожидании за столом кухни, она делала все, как когда они с сыном ссорились, и надо было в очередной раз налаживать мир — но понимала, что все это мелко, что задобрить не удастся, потому что это не Чарли.
      — Ну, вот, — сказала она, с отвращением слыша свой заискивающий, подобострастный голос. — Вот твоя любимая яишенка… — она поставила тарелку перед мальчиком. Тот выжидательно заглянул ей в лицо.
      — А ты не хочешь попробовать, мама?
      — Нет, дорогой. Я не хочу есть. Я так переволновалась… Я же люблю тебя. И всегда за тебя волнуюсь.
      Лицемерием от этих фраз пахло за милю.
      — Мам, — сказал мальчик. — Давай поедем завтра в парк.
      — Давай.
      — Ты купишь мне шарик?
      — Шарик? Конечно. Все, что захочешь.
      — Я хочу воздушный шарик.
      — Ну, да. Сколько хочешь шариков.
      — А на паровозике мы с тобой покатаемся?
      — Конечно. И на паровозике покатаемся.
      — Как с тобой теперь стало легко, мама. Я всегда знал, что страх лучше любви.
      Она окаменела на миг. Потом, старательно улыбаясь, выдвинула ящик и нашла коробок спичек.
      — Кушай, маленький. Мама сейчас придет.
      Шагая неторопливо, она вышла из кухни, притворила за собою дверь — и помчалась в комнату матери.
      Там все оставалось, как и было несколько часов назад. Когда мать ее была еще жива. Когда петухи еще лежали на столе.
      Невнятно бормоча сквозь зубы, она зажгла спичку, засветила свечу и, когда спичка стала жечь ей пальцы, уронила ее в блюдо с мутной от снадобий водой. Потом вторую. Потом третью. Не переставая бормотать, отложила коробок и пристально посмотрела на медленно кружащиеся спички.
      Спички утонули.
      Да. Это был не Чарли.
      В бессильном отчаянии и ужасе она сцепила руки — и тут дверь за ее спиной отворилась.
      — Что ты тут делаешь, мама? — спросил голос Чарли. Миссис Хоуи обернулась. Мальчик стоял на пороге. Невесть откуда прилетевший в коридор ледяной ветер перебирал и топорщил его волосы, и глаза его отблескивали багровым светом глубинных магматических жил.
      Миссис Хоуи взялась за нож.
      — Мама, — спокойно, но предостерегающе сказал мальчик.
      Когда Скалли вошла, свет нигде не горел. Она несколько раз пощелкала выключателем — тщетно.
      — Миссис Хоуи? — громко позвала она. Никто не ответил. Высвечивая себе дорогу упруго скачущим по ступеням лучом фонарика, Скалли двинулась наверх. Почему-то она была уверена, что в первую очередь надо смотреть в комнате старухи. Там, где были свечи.
      Одна свеча и впрямь горела на столе.
      В темных углах просторной комнаты прятался ужас. Скалли шагнула вперед, нащупывая левой рукой рукоять пистолета — и увидела. Миссис Хоуи, словно пришпиленная, висела высоко на стене, под самым потолком; руки ее были раскинуты, как у распятой, а губы беззвучно шевелились.
      — Миссис Хоуи! — снова позвала Скалли. Та не ответила, широко открытыми безумными глазами глядя прямо на Скалли. Скалли сделала еще шаг.
      — А вот пришла еще одна красивая тетя, — раздался сзади глумливый голосок. Скалли обернулась. Кривляясь и строя рожи, прямо на нее неторопливо двигался громадный, чудовищный Чарли, едва не задевая головой потолок. Наверное, Скалли в жизни не видела ничего страшнее — маленький мальчик, с лицом, сложением и повадкой безобидного десятилетнего шалуна; и росту в нем было футов девять. — Тетя думает, она еще живая. А на самом деле она уже почти что мертвая!
      Его могучий голос гулко звенел, словно колокольная бронза.
      Его правая кисть превратилась в кошмарный секач.
      Теряя дыхание, Скалли выдернула оружие — но в комнате начался шторм.
 
      Медицинский центр Святого Мэтью
      Три черных старика один за другим вошли в палату; Молдер, пропустив их вперед, вошел следом. Тот, кто говорил с ним у машины несколько часов назад, не делая лишних движений, спокойно, но быстро раскрыл свой саквояж и стал выкладывать на тумбочку какие-то склянки, коренья, перья… Старик напоминал опытного врача, пришедшего к очередному пациенту. Бред, подумал Молдер. Сердце у него колотилось отчаянно. Все-таки это бред. Лицо старика оставалось бесстрастным.
      Зато на Чарли было жалко смотреть.
      — Стой у двери, — не оборачиваясь, бросил Молдеру старик. — Чтобы сюда никто не смел войти. Мы должны успеть. Как это говорят у вас… Другого шанса уже не будет.
      Второй старик быстро и четко обвязывал запястья и щиколотки Чарли красными оберегами. Третий зажег свечи, уже расставленные четырехугольником на полу возле кровати. Первый бросил в их пламя по щепотке какого-то порошка. Сладкий удушливый дым, мерцая, поплыл в воздухе палаты, медленно поднимаясь и заполняя весь объем.
      Чарли скорчился с криком.
      Молдер плохо помнил, что происходило потом, и уж во всяком случае не сумел бы ничего толком рассказать. Стены растворились, неторопливо уплыв в какую-то мглу. Подул ветер — сначала слегка, будто примериваясь, а потом завыл льдистым ураганом, секущим лицо миллионами бритв. С истошным звоном лопнула и рассыпалась лампа на тумбочке, потом — лампа под потолком; но пламя свечей, упруго склонившись под первым ударом урагана, выпрямилось и встало неколебимо, напоминая острые штыри из раскаленного золота. Старики заголосили хором, размеренно и хрипло; старший принялся что-то рисовать птичьим пером у Чарли на груди. Чарли забился и заревел, и в его голосе не осталось уже ничего человеческого.
      — Держи ему ноги! — едва слышно в реве ветра и чудовища крикнул Молдеру первый старик. Почти не в силах сделать шаг, Молдер качнулся к кровати, ухватил ноги мальчика, бившие в стороны, как стальные рычаги. С тем же успехом, казалось, можно пытаться остановить поезд на полном ходу. Мышцы Молдера захрустели, и он, как недавно, вновь навалился на адские шатуны всем телом. Каменные пятки лупили его в ребра. — Хорошо, так! — крикнул старик и вновь присоединил свой голос к наводящему ужас хору заклятий.
      Лицо Чарли стало меняться. Багрянцем запылали глаза. Коричневые клыки, прореженные темными провалами промежутков, полезли изо рта. Рев стал невыносимым.
      — Не смотри ему в лицо! — хрипло крикнул старик. — Оно тебя запомнит!!
      Молдер торопливо отвернулся так, что едва не вывернул шею.
      Открылась холодная бездна. Кровать, сотрясаясь, плавала в пустоте, кренясь то влево, то вправо — и они, все четверо, мотались вместе с нею, непонятным образом словно приклеенные к той точке беспредельного, однообразно клубящегося грозного пространства, в которой она находилась. Из глубины, хохоча и завывая, полезли жуткие черные тени. Молдер зажмурился. Остались только рев, и ледяной вихрь, и град ударов, вышибающих дыхание и крошащих ребра…
      Когда все кончилось, он бессильно опустился на пол и, скорчившись, приник щекой к простыне у ног затихшего Чарли.
      Какая тишина…
      Как тепло.
      Молдер открыл глаза.
      Мирно горели лампы, так звонко лопнувшие несколько минут… часов? веков? назад. Уютные тесные стены были на своих местах. Старики неторопливо собирали свои флаконы и свечи. Тот, который говорил с Молдером, стоял над ним и смотрел на него сверху вниз.
      — Вставай, — сказал он, увидев, что глаза Молдера открылись. — Ты хорошо держал. И ты хорошо держался.
      Молдеру показалось, что в суровом голосе скользнула нотка тепла. Он жалко улыбнулся.
      — Ноги ватные… — пробормотал он. Старик подал ему коричневую морщинистую руку.
      Рука тоже была, как стальной рычаг.
      С трудом поднявшись, Молдер увидел Чарли. Обыкновенный маленький мальчик сидел на кровати, поджав под себя худенькие ноги, и ошеломленно озирался. Наверное, он и теперь ничего не помнит, подумал Молдер. И хорошо. И слава Богу.
      — На этот раз мы победили, — сказал старик. — Но ты и твоя женщина должны быть очень осторожными. Боюсь, оно теперь знает вас.
      Молдер только вздохнул. Сейчас ему было все равно. Стены… свет… нормальный кафельный пол…
      Какое счастье!
      — Теперь отвези ребенка к матери, — сказал старик. — Ребенку нужна мать.
 
      Дом покойного Стивена Хоуи
      — Фокс, — обессиленно проговорила Скалли. Она все еще цеплялась за его руку. — Я думала, уже все… конец. Что это было?
      — Не знаю, — ответил Молдер. — И, честно говоря, не хочу знать. Совершенно не хочу. Чем меньше мы будем об этом думать, тем лучше.
      На прощание старик еказал ему: прошлое можно победить, лишь заглянув в него широко открытыми глазами — но совсем не обязательно глядеть в него все время.
      Похоже, старик был прав, как новенький доллар.
      Боюсь, оно теперь знает вас, вспомнилось Молдеру. А я-то как этого боюсь, подумал он. Роскошь ему не помеха. Наивность ему не помеха. Благополучие ему не помеха. Деловитость ему не помеха… Хорошенькое дело. Что же тогда помеха-то?
      Чарли сидел на коленях у миссис Хоуи и тихонько плакал, уткнувшись ей в плечо и обняв за шею обеими руками.
      — Мама… — лепетал он. — Мамочка… Я так тебя люблю. Мама.
      — И я тебя люблю, детка, — давясь слезами и гладя Чарли по голове, тихо отвечала миссис Хоуи. — И я тебя очень, очень люблю.
      Теперь в ее дрожащем голосе не было ни капли лицемерия.
      Она подняла на Скалли и Молдера виноватый взгляд, а потом, уже не в силах сдерживаться даже при людях, заплакала навзрыд и тоже уткнулась лицом в маленькое плечо, изо всех сил прижимая сына к себе.
      То было ее право. Но сейчас она даже не вспоминала об этом.