Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны

Рольв, конечно, сопровождал их, но сам по себе, потому что в коляске для него не было места. Захария наблюдал за ними с порога, благосклонно мурлыча, а его хвост как всегда был втрое сложен на спине. Он не собирался их сопровождать, потому что без особенной необходимости не любил отлучаться из дома. Сэр Бенджамин и Дигвид тоже не собирались ехать с ними, потому что маленькая коляска была слишком женственной и не выдержала бы их солидной комплекции. Но они дали Марии ясные инструкции – как править вожжами и какого пути следует держаться, когда они проедут деревню, и теперь отправляли дам с большим волнением.

– Овцы, которых вы увидите на Райском Холме, мои, Мария, а значит, твои тоже, – сказал сэр Бенджамин. – Возможно, ты увидишь там и мальчишку-пастуха. Лучший пастух в округе.

– Я посмотрю на них, сэр, – сказала Мария, когда они тронулись.

Она решила, что править не так увлекательно, как кататься верхом. Однако Барвинок шел быстрой рысцой, а маленькая коляска весело подпрыгивала. Становилось жарко и душно, и они обрадовались тому, что при движении их обвевал ветерок.

– Ты уверена, что справишься, дорогая? – беспокоилась мисс Гелиотроп. – Ты нас не опрокинешь?

– Мне не удастся, даже если я этого захочу, – ответила Мария. – Это круглая и устойчивая колясочка, и она так близко к земле.

– Да, конечно, – сказала мисс Гелиотроп, выглядывая из коляски. – Если мы упадем, то не слишком далеко. Ты не думаешь, дорогая, что будет гроза?

– Еще слишком рано для гроз, – успокоила ее Мария.

– Надеюсь, мы не встретим цыган или браконьеров или еще кого-нибудь в том же роде, – сказала мисс Гелиотроп. – Здесь это встречается, ведь ты слышала про ловушки.

Мария кнутиком указала на массивную фигуру Рольва, бегущего рядом с ними.

– Ах, да, – согласилась мисс Гелиотроп, – Это надежный защитник. Хотя, понимаешь ли, иногда защитник может пугать больше, чем те, от кого он защищает.

– Рольв готов умереть за тех, кого я люблю, – убежденно заявила Мария.

Но мисс Гелиотроп оставалась в унылом расположении духа.

– Ты уверена, что знаешь дорогу? – спросила она.

– Конечно, – ответила Мария. – Но если бы даже я не знала, Барвинок-то знает.

Барвинок, действительно, все знал сам. Без всякого вмешательства Марии он свернул через поломанные ворота в деревню, и коляска покатилась по деревенской улице мимо церкви. Миновав церковь, они увидели большую часть приходского дома, и мисс Гелиотроп даже вскрикнула от восхищения: – Это домик моей мечты. Именно в таком домике мне бы хотелось жить.

– Это невозможно, – отозвалась Мария – Там живет Старый Пастор.

– Я имела в виду, дорогая, – важно произнесла мисс Гелиотроп, – что я хотела бы жить в этом домике, если бы его уже не выбрал своим пристанищем Старый Пастор.

Барвинок свернул влево, и они попали на узкую с глубокими колеями дорожку, вьющуюся в ложбине между двумя высокими обрывами, густо заросшими папоротником, барвинком и первоцветами. Обрывы были так высоки, что они не видели, что за ними. Звонкий ручеек сбегал с одного из них, это был тот самый ручеек, что тек вдоль деревенской улицы.

– Это, должно быть, очень старая тропа, – сказала мисс Гелиотроп, – Я помню, как мой отец рассказывал мне однажды, что дороги все больше и больше углубляются в почву, когда с годами все больше ног проходит по этой земле.

– Наверно, тут ходили взад-вперед монахи, – сказала Мария. – Их пастухи гоняли этой тропой своих овец. Сэр Рольв и его друзья скакали здесь, когда отправлялись в охотничий домик. Лунная Принцесса на белой лошадке ускакала этим путем. Деревенские жители веками ходили молиться к святому источнику и загадывать три желания под волшебным терном, где сэр Рольв нашел морскую белую лошадку. Они и сейчас сюда ходят. Не удивительно, что тропа ушла так глубоко.

– О чем ты говоришь, дитя мое? – спросила мисс Гелиотроп.

– Старый Пастор рассказывал мне сказки, – ответила Мария.

– Надеюсь, ты не слишком забиваешь себе голову всем этим?

– Нет, нет.

Тропа была не длинная, но такая крутая, что Барвинок мог идти только шагом, поэтому Виггинс и Тишайка выскочили из коляски и присоединились к Рольву. Виггинс выбрал себе удобный путь по колее, Тишайка скакала на трех лапках, а Рольв, как всегда сильный и целеустремленный, легко шел вверх. Но вот, наконец, тропа кончилась, и они оказались на Райском Холме. Барвинок остановился, так что мисс Гелиотроп и Мария могли осмотреться.

Райскому Холму его название очень подходило, он действительно казался прекраснейшим местом в мире.

– Глаза я подняла к холмам, откуда помощь шла, – процитировала мисс Гелиотроп.

Мария не сказала ничего, но выпрыгнула из коляски, прошлась по мягкой траве и начала рассматривать все кругом. Они были так высоко, что вся Лунная Долина была перед ней как на ладони. Деревня, церковь и приходский дом казались отсюда деревянными детскими игрушками среди покрытых почками деревьев и расцветающих садов. Справа, вниз с холма к парку Лунной Усадьбы шли каменные уступы, в которых прятался туннель и домик Малютки Эстеллы. Вид на парк и саму усадьбу был прекрасен. А слева была огромная мрачная туча соснового бора, скрывающаяся в северных холмах.

Холмы окружали долину высокой стеной, которая прерывалась только в одном месте далеко на востоке, где, как в промежутке между двумя занавесками, была видна сверкающая перламутровая гладь, казавшаяся дорогой на небеса. Что это? Да-да, что это?

Это было море! В первый раз в жизни Мария смотрела на море. Ее сердце забилось быстрее, щеки порозовели. Она была рада, что так и не увидела моря в тот день, когда нашла Тишайку. Как хорошо увидеть его первый раз вот так, издалека. На все хорошее сначала надо смотреть издалека.

Когда она вдосталь насладилась долиной и сверкающей гладью моря, она обернулась и стала рассматривать сам Райский Холм. Трава была ярко-зеленой, усыпанной бледно-лиловыми фиалками и белыми звездочками цветов земляники. Еще выше на прекрасных склонах паслись овцы и маленькие ягнята, похожие на пушистые белые облачка, резвящиеся в траве и цветах. Купы деревьев на вершине холма были теперь совсем близко, и Мария разглядела, что это буки, а между ними она заметила серые камни – развалины монастыря. Где-то на вершине холма из-под земли бил источник, проложивший себе путь по склону между замшелыми камнями и кустиками благоухающего вереска. А над водой возвышался старый терн, и Мария побежала к нему.

Терн был весь в цвету, цветы были белые, как маленькая лошадка, которую сэр Рольв нашел запутавшейся в серых ветвях, они крепко держали ее, когда он подошел напиться из ручья, умирая от жажды после долгой скачки. Крепко держащееся корнями за камни, дерево как будто защищало ручей, а его лепестки падали в чистую прозрачную воду. Мария сразу догадалась, что именно эти белые лепестки плыли в ручейке под маленькими мостиками перед каждым деревенским домиком. Наверно, они несли с собой исполнение тех желаний, которые деревенский люд загадывал здесь по праздникам.

– Я тоже загадаю, – сказала сама себе Мария, и положив руку на старый скрюченный ствол, загадала три желания.

Чтобы она смогла избавить долину от жестокости Людей из Темного Леса.

Чтобы она смогла встретить бедного пастушка и полюбить его.

Чтобы она смогла стать первой Лунной Принцессой, которая останется жить в своем доме.

С бьющимся сердцем она загадывала желания. Они должны сбыться, почувствовала она, она была готова на любые приключения, которые могло принести с собой исполнение этих желаний.

– Мария! – позвала ее мисс Гелиотроп. – Не уходи далеко, дорогая. Не уходи туда, где я тебя не вижу.

Мария вернулась к мисс Гелиотроп и к зверям. – Но я должна добраться до вершины холма, – заспорила она. – Я должна посмотреть буки и развалины.

– Холм слишком крут для коляски, – возразила мисс Гелиотроп. – И мне по нему не вскарабкаться. Ты должна остаться здесь, дорогая. Я не разрешаю тебе идти одной.

– Сэр Бенджамин не возражает, чтобы я гуляла, когда со мной Рольв. Вы останетесь здесь с коляской, Барвинком и Виггинсом, которые за вами приглядят, а я пойду наверх с Рольвом и Тишайкой, которые присмотрят за мной. Все будет в порядке, мисс Гелиотроп.

День был жаркий и душный, слишком жаркий, чтобы спорить, и мисс Гелиотроп уступила. Она позволила себе усесться поудобней в коляске с книгой эссе, Вигтинсом на страже и мирно пасущимся Барвинком.

– Смотри за мисс Гелиотроп, Барвинок, – приказала Мария. – Что бы ни случилось, смотри за мисс Гелиотроп.

Барвинок на секунду перестал жевать, поднял голову и бросил на хозяйку обнадеживающий взгляд. Затем он опустил голову и снова принялся пастись. Успокоенные, Мария, Рольв и Тишайка отправились на вершину холма. Дорога была крутая, жаркая и куда более длинная, чем сначала показалось Марии. Она была городской девочкой, и запыхавшаяся и разгоряченная, она завидовала Тишайке, двигавшейся длинными прыжками, и Рольву с его неутомимостью и силой. Рольв не облегчал дела, постоянно толкая ее и призывно глядя на нее своими карими глазами. – В чем дело, Рольв? – спросила она. – Я что-то делаю неправильно?

Рольв тихонько зарычал, смеясь над ее недогадливостью, и встал поперек тропинки, чтобы она могла подойти к его такой широкой спине. Тогда она поняла, что он хочет, и с облегчением взобралась на него, как на Барвинка.

Теперь все стало легко. У Рольва была прекрасная толстая шерсть, сидеть на нем было очень мягко, и ее пальцы вцепились ему в загривок, так что она чувствовала себя вполне устойчиво. Теперь она могла осмотреться, и пока они забирались все выше и выше, ей открывались прекрасные окрестности, видные, как на карте, а линия горизонта, смыкаясь с морем, походила на серебристую ленту. Но небо было низким и темным, почти лиловым, и она услышала вдали раскаты грома… А она сказала мисс Гелиотроп, что еще слишком рано для гроз… Хорошо, все будет в порядке, Барвинок за ней приглядит.

Они были почти на вершине холма, и она уже видела старые, поломанные бурей буки, их молодые листочки, кажущиеся на фоне лилового неба язычками зеленого пламени, и развалины серых камней под ними. Теперь она была среди овец. Матери поднимали головы, чтобы поглядеть на нее, и приветственно блеяли, а маленькие ягнятки резвились рядом. Ей было странно, что они, похоже, совсем не боялись Рольва. То один, то другой подходили совсем близко к нему, и он давал им дружеского шлепка своей огромной лапой, не для того, чтобы поранить их, а просто для того, чтобы заставить их перекувырнуться с ног на голову в полнейшем восторге. А Тишайка прыгала взад-вперед среди овец, и казалось, рассказывала им что-то, и они смотрели на Марию и, очень довольные, снова блеяли.

Но что это за музыка? Где-то там среди деревьев кто-то играл на пастушьей дудочке, и веселые нотки летели к Марии, как будто маня ее к себе. Она вспомнила желание, которое загадала под терном. Это был пастушок.

Они, наконец, добрались до вершины холма, Рольв остановился, и Мария соскользнула с его спины.

– Оставайтесь здесь, – сказала она ему и Тишайке и в волнении побежала к букам, карабкаясь через старые серые камни. – Где ты? – кричала она, – Ты где, пастушок?

Но ответа не было, и даже музыка замолкла. Слышно было только журчанье бегущей воды. Она замерла, посмотрела туда-сюда, прислушалась – ничего. – Наверно, мне почудилось. Не было ничего, кроме журчанья воды. От разочарования ей хотелось заплакать.

Но это длилось одну минуту, в Марии было слишком много здравого смысла, чтобы позволить себе впадать в отчаянье тогда, когда вокруг столько интересного, и поэтому она вскоре забыла о почудившейся ей мелодии. Буки с их гладкими серыми стволами и перекрещивающимися там и сям ветвями были больше похожи не на деревья, а на людей – старых серых монахов с воздетыми для благословения руками. А где-то между деревьями еще стояла стена монастыря, увитая плющом и куманикой.

Мария очутилась перед красивой резной дверью в разрушенной стене, полуспрятанной под падающей завесой плюща. Она отодвинула ветки плюща, шагнула внутрь и оказалась в том, что было когда-то маленьким вымощенным булыжником двориком. Булыжник был еще цел, его защищали упавшие стены, поросшие сорняками и куманикой. В середине дворика рос великолепный куст папоротника, и из-под него выбивалась струйка воды. – Вот он, – подумала Мария. – Святой источник.

Она раздвинула папоротник, и увидела, что это не колодец, подобный тому, что был в усадьбе на заднем дворе, но прекрасный, чистый источник, выбивающийся на поверхность земли, проходящий через плотно слежавшуюся массу опавшей буковой листвы, пробивший себе ложе в булыжнике и через низкую арку в противоположной стене текущий дальше. Мария поняла, что он кружит по склону холма, пока не становится тем самым ручьем, над которым растет.волшебный терн, тем самым ручьем, что течет вдоль деревенской улицы. С одной стороны низкой арки росла рябина с ярко-оранжевыми ягодами, с другой – остролист с глянцевитыми листьями, а над ним в стене была пустая ниша.

Мария подстелила зеленую накидку, стала на колени на булыжник дворика, сложила руки, закрыла глаза и помолилась. Это, как она помнила, было святое место, а ее жестокий предок сэр Рольв отобрал его у Бога для самого себя, А теперь, как рассказывают, тут витает его дух и из-за своих грехов не может попасть в Рай.

– Боже, – молилась она, – прости, пожалуйста, сэра Рольва за его алчность. И пожалуйста, покажи мне, как вернуть это место Тебе. Чтобы он мог попасть в Рай.

Послышался резкий звякающий звук, как будто лошадиная подкова задела за камень, и она внезапно открыла глаза. Но вокруг не было ничего необычного, только завеса плюща на стене против нее слегка шевелилась, как будто там кто-то только что прошел. Она вскочила, подошла к стене, раздвинула плющ и обнаружила за ним еще одну низкую каменную арку. Но эта арка вела не на холм, а в темноту, и где-то там слышалось эхо шагов.

– Наверно, это был подвал или что-то в этом роде, – Мария уже совсем решилась идти обследовать его, если бы ее внимание не отвлекло еще кое-что – на плоском камне у входа лежала пастушья дудочка… Так все-таки кто-то играл на дудочке… С бьющимся сердцем она наклонилась над дудочкой и уже собиралась ее поднять, как внезапно такое началось!

Первое, что случилось – изменилось блеянье овец снаружи, из довольного и счастливого оно превратилось в крик ужаса. Затем сверкнула молния и загрохотал гром.

– Мисс Гелиотроп! – внезапно подумала Мария. – Мисс Гелиотроп! Она ужасно боится грозы.

Она вскочила и побежала обратно тем же путем, каким шла сюда, и выбежав, увидела издалека, как Барвинок мчится со всей возможной скоростью, а коляска катится и подпрыгивает на неровностях почвы. – Молодец Барвинок! Молодец Дружок-землячок! Он заботится о мисс Гелиотроп, как я ему велела.

Затем, оглянувшись, она поняла причину испуганного блеянья овец, и догадалась, что Барвинок увозит мисс Гелиотроп от чего-то похуже, чем гроза. На холме было полдюжины людей, одетых в черное, туманные, пугающие фигуры, которые, казалось, высыпались из грозовой тучи. И они крали ягнят! Двое из них уже спускались с холма с жалостными белыми шерстяными ко^ мочками на плечах.

– Рольв! Рольв! – закричала Мария, но страшное рычание с другой стороны холма подсказало ей, что Рольв уже сражается с другими Людьми из Темного Леса, которых она не видела. Если она собирается спасать ягнят, мерривезеровских ягнят, ее ягнят, она должна делать это сама.

Она была так разгневана, что не задумалась ни на минуту. Подобрав обеими руками подол юбки, она бросилась вниз с холма, крича так же, как в тот раз, когда она спасала Тишайку:

– Не трогай этих ягнят, говорю тебе! Это мои ягнята. Не трогай их.

Но люди с ягнятами уходили, а еще четверо бежали к Марии, размахивая палками и смеясь, их глаза ужасно противно сверкали на темных лицах, так противно, что Марии стало от этого прямо нехорошо.

– Я вас не боюсь, – закричала она, хотя на самом деле от страха у нее, казалось, язык прилип к небу. – Как вы смеете обижать моих ягнят! Как вы смеете!

Дальше случилось самое невероятное. Ударил гром, сверкнула молния и полился дождь, стремительный как туча серебристых стрел, а Люди из Темного Леса были уже совсем рядом. Справа сквозь пелену дождя она увидела тоненькую, одетую в коричневое, фигурку с пастушьим посохом в руках, бегущую к ней, а слева спешащего на помощь Рольва, за которым скакала Тишайка… Но они были куда дальше ТЕХ…

И тут сквозь грохотание грома и шум дождя она неожиданно услышала цокот лошадиных копыт. Всадник приближался сзади, она сама его не видела, но стоило только Людям из Темного Леса увидеть его, как их лица перекосились от ужаса и они бросились удирать. Тут обернулись и те двое, что тащили ягнят, заметили то, что уже увидели остальные, побросали ягнят и тоже пустились наутек. Тоненькая коричневая фигурка приблизилась к ней. Кто-то взял ее за руку… Это был Робин.

– Быстрей! – закричал он. – Их тут еще полно. Беги к монастырю и укройся там. Мы с Рольвом загоним овец. Беги!

Мария побежала и на бегу оглянулась, чтобы посмотреть на всадника, скачущего на лошади. Но они не увидела ничего, только дождь стеной и старые буки на вершине холма. Они показались ей такими родными и надежными, что она побежала к ним и не останавливалась, пока не добежала до маленького дворика и святого источника. Там было тихо и спокойно, и переплетавшиеся между собой ветви неплохо защищали от дождя. Тяжело дыша, она плюхнулась рядом с источником и только сейчас поняла, что спасена. Она слышала, как рычит Рольв, загоняя овец, слышала ясный голос Робина, зовущий их к покою и безопасности.

Вскоре, предводительствуемые Тишайкой, они уже собрались вокруг нее, толстые шерстистые матери и маленькие ягнята с черными мордочками, закрученными хвостиками и тонкими неуверенными ножками. Ягнята Мерривезеров. Ее ягнята. Она гладила их, чесала их носики, и ягнята и их матери толпились вокруг нее. Они наклоняли головы, чтобы попить из прохладного источника, она обнимала их и разговаривала с ними, как с детишками. Дождь прекратился, дворик залил бледный солнечный свет, пузырящаяся вода засверкала серебром, а овечья шерсть стала отливать золотом. Она подняла голову, рядом с ней стоял Робин, а Рольв энергично отряхивался, чтобы высушить свою шерсть.

– Здесь мы в безопасности, – сказал Робин. – Это святое место, а Люди из Темного Леса трусливы и никогда не заходят сюда. Они боятся этого места.

Мария посмотрела на него. Он казался необычно серьезным и очень мокрым, капли дождя капали даже с кончика пера, украшавшего шляпу.

– Так это ты – пастушок? – спросила она.

– Я – пастушок сэра Бенджамина и помощник садовника и все такое прочее. Разве ты не знала? Я здесь играл на дудочке, когда вдруг почувствовал, что что-то не так. Я вышел и увидел, что ОНИ взбираются с той стороны холма. Но мне бы их никогда не отогнать без твоей помощи и помощи Рольва.

– И без всадника на лошади, – сказала Мария.

– Какого всадника?

– Я слышала, что за моей спиной скачет всадник. Я услышала его сразу после того, как позвала: «Рольв! Рольв!». Я его не видела, но ОНИ видели. Вот смешно-то, что ты его не видел.

– Да, я его не видел, – сказал Робин. Он говорил очень спокойно, а с перышка на шляпе продолжала капать вода.

– Ты совсем мокрый, – сказала Мария.

– Ты тоже, – отозвался Робин.

Рольв, отряхнувший воду и поэтому почти совсем сухой, теперь направился к арке, скрытой плющом, где на камне еще лежала дудочка Робина, и затем появился снова, издавая горлом глубокие низкие звуки.

– Он прав, – сказал Робин Марии. – Ты простудишься, если не переоденешься в сухое.

Он протянул ей руку и помог встать. – Пойдем ко мне домой, и моя мама даст тебе сухую одежду. Рольв останется здесь с овцами, пока не убедится наверняка, что поблизости нет больше Людей из Темного Леса. Когда солнце сядет, овцы будут в безопасности. Люди из Темного Леса не осмеливаются показываться на холме после заката. Ни один из них. Они все боятся.

– Духа сэра Рольва? – спросила Мария.

– Они так говорят.

– А твой дом далеко, Робин? – Мария вдруг поняла, что она не только вся промокла, но и ужасно устала. Ей казалось, что она и шагу не сможет ступить. Если Рольв останется тут с овцами, она не сможет поехать на нем верхом, как тогда, когда поднималась на холм.

– Мой дом совсем рядом. Надо только сделать несколько шагов, да и то все время под горку. Пока, Рольв.

– Пока, Рольв, – повторила Мария, потрепав его огромную лохматую голову. – До свидания, овцы. – Тут она огляделась по сторонам. – Где же Тишайка? – спросила она встревоженно. – Она только что была здесь.

– Не беспокойся о Тишайке, – ответил Робин. – Она отправилась куда-то по своим делам. Я не знаю, зачем, но уверен, что это нужно. Зайцы такие умные. – Он взял Марию за руку и провел ее через арку, скрытую плющом.

– Так это твой дом? – удивленно спросила она.

– Это его Райская Дверь, – ответил Робин. – У нас три двери – Передняя, Задняя и Райская.

– И твоя мама тоже здесь живет? – спросила Мария, ощупью спускаясь в темноте.

– Самая лучшая мама в мире, – ответил Робин, протянул руку к нише в стене, взял оттуда фонарь, достал из кармана кремень и огниво и зажег фитиль. – Я пойду вперед, а ты иди за мной, только подбери юбку, а то тут пыльно.

Марии казалось, что она устала, но любопытство скоро заставило ее забыть обо всем, когда Робин вел ее вниз по лестнице, прямо в глубины земли. Лестницей то, по чему они шли, назвать можно было только из вежливости, ступени были грубо вырублены в естественном каменном туннеле.

– Мама говорит, что когда-то давным-давно здесь тек ручей, – сказал Робин. – И он проделал туннель. А потом монахи вырубили ступени, чтобы побыстрее добираться до деревни в плохую погоду. Знаешь, все эти холмы полны туннелей и пещер. Наш дом на самом деле пещера. Вернее, несколько пещер. Наш дом ужасно смешной. Мама думает, что монахи сделали его для школы или больницы для деревенских жителей.

Они все шли и шли, и вот внезапно туннель кончился маленькой, низкой, круглой аркой, со вставленной в нее дубовой дверью такого размера, что в нее мог пролезть ребенок или кто-то очень маленький и худой. На двери был дверной молоточек в виде серебряной лошадиной подковы.

– Робин, – прошептала Мария. – Дверь такая же маленькая, как у меня в комнате, и на ней такая же подкова.

– Говорят, что люди, которые жили тут много веков назад, были меньше ростом, чем мы сейчас. Наверно, поэтому монахи сделали такую маленькую дверь. Я не знаю, кто прикрепил молоточек. Он тут уже был, когда мы с мамой обнаружили эту дверь, и мы поняли, что никто, кроме нас не знает ни об этой двери, ни об этом туннеле. Говорят, твой молоточек был повешен первой Лунной Принцессой.

Он толкнул дверь, задул фонарь и вежливо пропустил Марию вперед.

Внутри была смешная маленькая пещерка, похожая на комнату Марии в усадьбе, только меньше размером. В ней было только одно окно высоко в стене, через которое можно было увидеть кусочек неба. Маленькая комната была лишена каких-либо украшений. В ней стояла низкая деревянная кровать, покрытая лоскутным одеялом, большой комод и полка для книг. В дальнем конце комнаты была другая маленькая арка, на этот раз без двери. Мария хотела задержаться на минутку, чтобы посмотреть, какие книги читает Робин, но он ей не дал.

– Надо идти прямо к маме и переодеться, – скомандовал он и повел ее ко второй маленькой арке. Мария последовала за ним и обнаружила, что идет по узеньким ступенькам, ведущим в спальню Малютки Эстеллы.

– Робин! – в изумлении воскликнула она. – Робин! Так Малютка Эстелла твоя мама?

– Конечно, – как нечто само собой разумеющееся подтвердил Робин.

– А я-то думала, глядя на эти узкие ступеньки, что у Эстеллы муж из эльфов, – сказала Мария. – Но это она о тебе говорила, когда сказала «он».

– Мой отец не был эльфом. Он был простым смертным, адвокатом. Он был не из долины. Он и мама жили в городе с другой стороны от Райского Холма. Он умер, когда мне было только четыре года, и мама вернулась жить в Лунную Долину. Понимаешь ли, она жила здесь до замужества, а те, кто жил здесь, уже не могут быть счастливы где-нибудь еще.

Они уже спустились в спальню Эстеллы, и он позвал, обращаясь к той, что была внизу: – Мама, ты тут? Здесь Мария, и она промокла.

– Иду, – отозвался серебристый голосок Эстеллы, и в ту же секунду она была уже с ними, нарядная и красивая, и невероятно молодая для того, чтобы быть матерью Робина.

– Иди вниз, Робин, – сказала она, – и переоденься в сухую одежду, которая на кресле перед камином.

Робин повиновался, и Мария с Эстеллой остались одни в прелестной спальне Эстеллы.

– Снимай скорее все мокрое, Мария, – суматошным материнским голосом командовала Эстелла. – У меня есть для тебя подходящая одежда. Ее никто раньше не носил. Она не такая потертая, как мой костюм для верховой езды, который ты носишь.

Наполовину снявшая свое мокрое зеленое платье, Мария замерла и уставилась на Эстеллу, которая стояла на коленях перед дубовым комодом, роясь в его глубинах, чтобы найти платье, которое никогда не носили.

– Теперь я понимаю, – сказала она. – Это ты приходишь по утрам в усадьбу, пока я сплю и готовишь для меня одежду? И мой молитвенник – твой. И это ты сделала такие милые вещицы для моей дорогой мисс Гелиотроп. О, дорогая, почему ты так добра ко мне?

– В ту ночь, когда ты приехала, – сказала Эстелла, – я открыла большие ворота в каменной арке и впустила тебя. Ты меня не видела, но я тебя видела, и я полюбила тебя, как будто ты была моей родной дочерью.

– С того момента, как я увидела тебя, – сказала Мария, – я полюбила тебя, как если бы ты была моей матерью. Но почему ты не будишь меня и не целуешь, когда рано утром приходишь ко мне в комнату?

– Теперь обязательно буду, – сказала Эстелла. – Понимаешь, я прихожу тайно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я прихожу. Сэр Бенджамин и Мармадьюк Алли не выносят женского духа. До того, как появилась ты, они гордились тем, что ни одна женщина ногой не ступала в усадьбу вот уже двадцать лет. Не рассказывай им, что я прихожу, Мария.

– Я не расскажу, – пообещала Мария. – Но кто впускает тебя в дом?

– Кот Захария.

– Ой, – сказала Мария, и стащив наконец с себя мокрое зеленое платье, мокрые башмаки и чулки, маленькими беленькими ножками, высовывающимися из-под белой муслиновой нижней юбки, стала на пол.

Эстелла встала с колен и подошла к Марии, в руках у нее было что-то белое и переливающееся. Она подняла это вверх, оно развернулось, и Мария увидела потрясающее платье лунно-белого шелка. Это было самое красивое платье, которое она когда-либо видела, и она замерла от восхищенная, пока Эстелла одевала ее… Платье сидело великолепно.

– Это подвенечное платье, – сказала Эстелла. – Но я его так и не надела.

– Но почему? – в замешательстве спросила Мария. – Как можно не надеть такое платье на свою свадьбу?

– Когда я шила это платье, я собиралась выйти замуж за одного, а потом вышла за другого, – объяснила Эстелла. – Я была помолвлена с богатым джентльменом и сшила платье для свадьбы с ним. Потом мы поссорились, и я не вышла за него замуж. За бедного джентльмена я выходила в платье из вышитого муслина, которое куда больше подходило к образу жизни моего жениха… Ты выглядишь прекрасно, дорогая. Посмотрись в зеркало.

Мария подошла к старому зеркалу из полированного серебра, на этот раз без страха, потому что прямо за ней стояла Эстелла, глядя через ее плечо и улыбаясь, и увидела в зеркале рядышком два счастливых лица. То лунное сияние, которое зеркало дарило отражающимся в нем лицам, сделало их похожими, словно они были сестрами, что несказанно обрадовало обеих.

– Разве мы похожи? – закричала Мария. – Я дурнушка, а ты красавица, но в этом зеркале мы похожи.

– А мы и похожи, – сказала Эстелла. – Но не повторяй моих ошибок, какова бы ты ни была.

– А какие ты делала ошибки? – спросила Мария.

– Слишком много, чтобы тебе рассказывать, – ответила Эстелла, – но все они выросли из того, что я любила позлить других и сама не умела владеть собой. Никогда не зли людей, Мария, и не впадай в ярость.

– Я постараюсь, – пообещала Мария. – А можно, когда я буду выходить замуж, я надену это платье?

– Конечно, – сказала Эстелла. – Его даже не надо переделывать. Оно превосходно сидит.

Они спустились вниз и обнаружили, что Робин уже переоделся в сухое и сидит за чайным столиком с хлебом, маслом, медом, сливками и золотисто-коричневыми пряниками. Чайник пел на огне, белый котенок громко мурлыкал, и странная комната-пещера была теплой и уютной, согретой ярким огнем большого камина. Разложив сушиться мокрые вещи детей, Эстелла заварила чай в большом коричневом чайнике, они уселись и при виде вкусной еды почувствовали страшный голод. Робин, сидя напротив Марии за дубовым столом, разглядывал ее белоснежное одеяние. Как только она появилась, он встретил ее с нескрываемым изумлением, но поначалу был слишком занят едой, чтобы что-нибудь сказать. Однако, управившись с половиной буханки хлеба и изрядным числом пряников, он наконец заговорил. – Что за чудное платье, – сказал он с набитым ртом. – Я никогда не видел его раньше. Оно похоже на подвенечное.

– Оно и есть подвенечное, – ответила Мария низким голосом, потому что тоже была голодна как волк и расправлялась.с огромным куском хлеба, густо намазанного медом. – Это мое подвенечное платье. Я его надела, чтобы посмотреть, как оно сидит.

– Ты собралась замуж? – сердито спросил Робин, внезапно перестав жевать.

– Конечно, – ответила Мария и потянулась за сливками. – Ты же не ожидал, что я останусь старой девой?

– Ты собираешься замуж сегодня? – продолжал допрашивать Робин.