Песня о бойне (фрагменты)

Горбань Валерий
Песня о бойне (фрагменты)

      Валерий Горбань
      Песня о бойне
      Фрагменты. Полная версия повести "Песня о бойне" готовится к изданию
      - Я не хотела бы быть на той стороне, против которой этот Абадонна, сказала Маргарита, - на чьей он стороне?
      ... - Я успокою вас. Он на редкость беспристрастен и равно сочувствует обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон бывают всегда одинаковы.
      ( М. Булгаков. "Мастер и Маргарита")
      Боюсь, что сердце отболит
      И примет функции желудка,
      В чернила кровь переварит...
      И жутко. Жутко. Жутко...
      (Анатолий Ягодин, военный корреспондент,
      старший лейтенант,
      погиб в Чечне 18 апреля 1996 года.)
      (C)
      ВКУС ВОЙНЫ
      Эх, война, война!
      Впереди толпа гудит. Площадь народом запружена. На подходе к ней тоже кучки людей стоят, ненавидящими взглядами нас обжигают.
      Митинг очередной.
      Ну их к Аллаху. Через этот улей ехать - дураком надо быть. Либо пулю всадят исподтишка, либо вообще на машину полезут, попробуют заваруху какую-нибудь учинить. Омоновцев, конечно, могут и побояться. У нас народ отчаянный, дойдет дело до драки - гранатами дорогу зачистим. Да только зачем зря грех на душу брать. Женщин полно.
      Нормальные герои всегда идут в обход. Плохо, конечно, что улочки незнакомые. Правда, меньше шансов на засаду напороться, нас ждут на постоянных маршрутах. Зато можно с любой другой неожиданностью столкнуться. Есть районы, где боевики в открытую разгуливают.
      А хочется побыстрей домой, на базу. В кабине УРАЛа, на командирском сиденье огромная длинная дыня лежит. Специально на рынок заезжали. По жаре такой на эту фруктину чудесную спокойно смотреть невозможно.
      - Ничего, скоро мы до тебя доберемся, правда, Винни?
      Водитель, добродушный крепыш, родной брат Винни Пуха, согласно кивает головой и непроизвольно сглатывает слюну. Он целый день сегодня за рулем, еще и с обедом пролетел. Пока другие перекусывали в столовой ГУОШа1, Пух где-то хлопотал с погрузкой вещевки для отряда.
      - Змей, смотри!
      - Вижу.
      "Сферу"2 - на голову, дверцу приоткрыл, ей же и прикрываюсь: броник мой на дверке висит. Не вывалиться бы, когда Винни тормознет.
      Молодец Пух, вроде от дороги глаз не отрывает, а суету непонятную впереди по курсу засек.
      Слева, на краю пустыря большого, авторыночек. Киоски и просто столы на небольшой площадке стоят, запчасти поразложены. Но люди не торгуются, у столов не трутся. Люди за киосками поприседали, под столы забились. Несколько человек на земле лежат. Кто неподвижно, руками голову закрыв, а кто бочком-бочком старается за кучу мусора заползти. Справа еще интересней. УАЗик, а за ним двое в камуфляже, с автоматами. Нас увидели, но смываться не торопятся. Наоборот, руками машут, останавливают. Один еще и в сторону рынка показывает, мол, туда поглядывайте.
      Мы, дорогой, везде поглядывать будем. Здесь недогляд смертью пахнет. Тем более, нехорошее место, открытое. Только справа панели бетонные свалены, да впереди - узкая улочка с домами частными. Но до них еще добраться надо. Если оттуда стрелять не начнут...
      - К бою, слева - справа!
      Хлопцы мои не зевают, уже как надо стоят: вдоль бортов, разом - на колено. Оружие - наизготовку. Борт железный, да скамейка деревянная - не велика защита, но от осколков прикроют. Шлемы и броники тоже не бумажные. А дальше - каждому своя судьба.
      А моя доля - командирская.
      Не зная обстановки, за секунды считанные, принимай решение, как поступить. Может, спектакль все это, отвлечение для засады. И надо, пока не поздно, назад рвать, огнем прикрываясь. Может, и свои попали в переделку, помощь нужна. А цена ошибки - "груз двести", а то и не один...
      Вот и разгадка!
      Слева, за пустырем, на крыше обгоревшего здания и в темных провалах его бывших окон огоньки замелькали.
      И по раме стальной УРАЛа нашего, как горохом, тр-р-р-ру!
      Стрекот автоматный последним прилетел.
      - К машине!
      Да что с вами, орлы, не услышали за шумом, или от уставной команды в мозгах перемкнуло?!
      - Прыгай, вашу мать!..
      Другое дело! Стокилограммовый Бабадя в полном снаряжении (двадцать пять кило металла), с ручным пулеметом и двумя коробами патронов, как птица над бортом взвился. На землю обрушился - пять баллов по шкале Рихтера. Лишь бы ноги не сломал! Остальные тоже в воздухе пятнистыми призраками мелькают и тают тут же. Секунда-две - и нет никого. Только из-за плит бетонных у обочины, в сторону здания коварного стволы настороженные посматривают. Но не все. Два автоматчика на мушке неизвестных в камуфляже держат.
      Мужики за УАЗиком совсем присели, автоматы на землю положили.
      - Мы свои! У нас раненый!
      Винни, как только ребята с машины слетели, по газам - и под прикрытие дома частного. Притер УРАЛ под стенку, стоит, команды ждет.
      "Комод"3 Чавыча, он же снайпер по боевому расчету, редкого хладнокровия человек, уже в прицел своей винтовки впаялся.
      - Дистанция триста, командир.
      Студент, хоть и молодой боец, первую командировку работает, тоже не зевнул:
      - На пятиэтажке, сзади!
      Точно, согнутая черная фигурка по краю крыши мелькнула, за бордюрчиком укрылась.
      Молодец, братишка!
      - Промышленное здание, триста метров, крыша. Подствольники4, огонь! Пятый этаж, третье окно слева - автоматчик. Чавыча, щелкни его. Сзади, правая пятиэтажка, крыша - Бабадя, отработай.
      Первая серия подствольников по-разному пришлась. У кого-то недолет. Но пара разрывов точно легла. Как при залповом огне каждый свое попадание определяет, никто объяснить не может. Да только вторая серия всю крышу черными шапками нахлобучила.
      Пару раз снайперка чавычина хлестанула. Бабадин пулемет ей вслед пророкотал. И - тишина. Сидят бойцы за укрытиями. Холодными глазами профессионалов все впереди себя щупают. Прошли те дни, когда с перепугу, да в азарте на одиночный выстрел лупили в белый свет, пока патроны не кончатся. Боевики тоже молчат. Видно поняли, с кем дело имеют. Может ушли. А может, ждут, пока расслабимся и к машине в кучу соберемся...
      Пока пауза, надо в отряд сообщить, что в переделку попали.
      - База, Змею.
      - На связи.
      - Попали под обстрел в районе авторынка, на улице...
      А хрен его знает, что за улица. Впереди - частный сектор, за деревьями табличек не видать. Пятиэтажки - разбитые, закопченные.
      - Не могу сориентироваться. Приблизительно километр от вас, в сторону бывшего двадцатого блока. Будете на подходе, обозначимся ракетами.
      - Держитесь, братишки! Сейчас будем!
      Так, а теперь нашими добровольными пленниками займемся.
      У этих двоих удостоверения в порядке. Но здесь бумагам веры нет. Другое важней. УАЗик по левому борту пробоинами попятнан. В машине еще двое. У одного грудь в бинтах, пятно багровое подплывает на глазах. Второй его придерживает, новый пакет перевязочный зубами рвет. Не маскарад. Да и так видно - свои. Когда все вокруг по-русски свободно говорят, учишься друг друга нюхом распознавать. На то тысячи нюансов есть и не все объяснить можно. А от этих еще и новичками за версту тянет.
      Судя по результатам, у боевиков тоже обоняние в порядке. Еще легко ребятки отделались. Надо выводить их срочно.
      - Промедол5 ввели? В шок не уйдет?
      - Все сделали. Скорей в госпиталь надо!
      - Прыгай за руль, прикроем.
      - Пух, Змею!
      - На связи.
      - Сдай назад, прикрой УАЗик бортом.
      - Чавыча! Смотрите в оба, Винни сейчас, как мишень будет.
      В тишине напряженной взревел УРАЛ. Одним рывком из-за укрытия выпрыгнул, точно слева от УАЗа по тормозам врезал. Ну, что вы телитесь?! Подпел УАЗик, рванулись парой вперед. Идет Винни, собой братишек прикрывает. Именно собой. Он ведь слева сидит. Бок броником на дверке защищен. А голову куда денешь, под торпеду? Так ведь на дорогу смотреть надо. Глаза-то к голове привинчены. Не на стебельках, перископом не выставишь. Шлем на голове? Но это - от мелочи, от осколков и рикошетов. Если сейчас снайпер на спуск жмет, то через долю секунды шлем слетит, как котелок дырявый. С кашей желто-красной. У духов и гранатометы есть. И стреляют они из них мастерски. Не дай Бог увидеть, как летит навстречу Винни звезда хвостатая...
      Все, проскочили. Теперь они домами прикрыты.
      УАЗик, скорость не сбрасывая, дальше помчал. Удачи тебе, брат! Живи!
      А Винни сейчас назад пойдет, своих ребят выводить.
      - Внимание, выходим под УРАЛом.
      Снова громадина железная задним ходом, как в автошоу, шпарит. В правом зеркале на миг пуховы глаза высверкивают. Не влево смотрит, где смерть его пасет, а на ребят: как бы не сбить кого, если поторопится к машине рвануть.
      Вот они, материализовались. Каждый левой рукой за борт зацепился, в правой - оружие, как учили. И пошел УРАЛ, боком своим людей прикрывая. Чешут бойцы, еле земли касаются. Скорость машина задает, твое дело - ноги вовремя переставлять, не сбиться, под товарища не рухнуть.
      Выскочили из тира. Теперь в машину - и ходу.
      Винни шлем с головы сбросил, пот - ручьями по лицу. Вспотеешь тут!
      Поднимаюсь на подножку, последний взгляд в кузов - все? Домой!
      Да только сзади - крик умоляющий.
      Что такое? Нанялись тут все руками махать? Двое стоят на коленях, жестами к себе зовут. А сами - в центре пятачка. Если вся площадка - тир, то это место - десятка на центральной мишени. Ага, щас! Если мы так вам нужны, гребите сюда сами.
      - Помогите, тут раненый!
      Точно, за ними третий лежит. Мне его поза еще в начале суеты всей этой не понравилась. Теперь вижу, почему. Одна нога в голени пополам переломана и под немыслимым углом торчит, так, что пятка почти коленки касается. Лужа черная из-под ноги ползет. Здорово его жахнуло. Если не помочь мужику, кончится через пять минут, от шока болевого и потери крови. А как помочь?
      - Несите сюда!
      - Нельзя нести, нога оторвется!
      Вот, блин, история. Ну его на хрен, башку из-за него подставлять! Только высунься, пулю схлопочешь. Если боевики не ушли, точно сейчас на живца пасут. А бросить как? Человек ведь. Живой. Пока.
      Эх, мамочка! Ангелы - хранители мои! Вывозите, родимые!
      - Прикройте!
      Вздохнул, и как в воду ледяную...
      Теперь я знаю, что видит и что чувствует хирург во время рискованной операции. У меня процесс несложный, но обстановочка... Одни чеченцы подползли, помогают. А другие - очередь над головой свистанули. Слишком высоко. Своих отгоняют?
      В ответ наша СВД ударила, и калашников короткую очередь отсек. Это Мак-Дак сработал: у него автомат с оптикой.
      Раненый шепчет:
      - Не надо, уезжай!
      - Молчи, дыши ровно!
      Один чеченец возле меня не выдержал, вскочил, кулаком машет, кричит что-то по-своему. Голос звонкий, воздух тихий, далеко слышно, наверное.
      Все, не отвлекаюсь. Весь мир в узкий пятачок сжался, как ночью в луче прожектора. Перед глазами - ноги бедолаги этого. Та, что в голени перебита, на скрученных рваных мышцах и коже растянутой держится. Розовая кость из мяса сантиметров на пять торчит. Костный мозг сгустком свисает. Надо расправить, соединить. Боль ведь адская...
      Первым делом - жгут, под колено. Кровь хлещет, как из спринцовки. Хорошо, рукава закатаны, а то стирать замучишься.
      Теперь - промедол. Колпачок шприц-тюбика довернуть, мембрану пробить. В мышцу, прямо через брючину. Черт! Неудачно как! Бедро в судороге, словно каменное. Полтюбика ввел и игла сломалась.
      - Промедол мне!
      Сбоку рука появляется. Белый тюбик в ней. Второй укол.
      Перед глазами второй жгут выныривает. Его - выше колена.
      - Так, терпи!
      Ногу развернуть, кость в мясо уложить, концы свести. Нет, простой повязкой не закрепишь.
      - Шину бы!
      Треск рядом. Под руку дощечки от пивного ящика подныривают. Отлично! Теперь, на сквозную рваную рану - с двух сторон - бинты стерильные. На них "шины", сверху - еще бинты. Есть.
      На второй ноге - пятка вдребезги. Сухожилия торчат, кость розовеет. Делаем все по новой. Только без промедола. Наркотик уже действует. Обмяк мужик.
      Но силен! Лет сорок - сорок пять, крепкий, как дуб. Другой бы на его месте либо отключился, либо на крик изошел. А этот только зубами скрипит, да тяжко так выговаривает:
      - За что они меня искалечили? Я не воюю. Я приехал карбюратор купить, а они - из автомата.
      Один из помощников моих рассказывает по ходу:
      - По УАЗику с дома стрелять стали. А они не поняли. Выскочили "Ложись" - кричат. Все попадали, а Умар замешкался. Они ему - по ногам. А он-то ни при чем. С крыши стреляли!
      Да, картина знакомая. И винить ребят нельзя. Не один день надо под пулями полазить, чтобы научиться не молотить на каждый выстрел дуриком, а работать по цели конкретной. Но и самые опытные профессионалы порой срываются. Нервы на взводе. Хочешь жить - стреляй первым. Результат потом увидишь. И всякое бывает. Порой в неразберихе и по своим пуляют. Почти каждый через это прошел. Ведь здесь из-за каждого угла бьют. Из "зеленки", из домов, из руин. И из толпы на рынках не одного федерала расстреляли. Здесь ведь тоже кто-то засаде сигнал подал, на УАЗик нацелил... Так что не вини ты, дружище, тех, кто в тебя только что стрелял. Кляни тех, кто эту бойню развязал.
      Все, вторую ногу спеленал. Можно дух перевести, глаза поднять. Давно чувствую, что прикрыли меня слева, с той стороны, откуда пули пели. Да все глянуть было некогда.
      Щемануло сердце. Теплом умылось.
      Братишки мои!
      Нет, не услышите вы от своего Змея ядовитого, вечно всем недовольного, слов любви и благодарности. Не принято у омоновцев лирику разводить. Но на всю жизнь запомню я ваши лица обреченно-сосредоточенные. Живым забором в брониках, стволами ощетинившись, уселись на площадке пыльной, загородили командира и чеченца раненого. Что ж вам пережить за эти минуты пришлось?
      И Винни снова здесь. УРАЛом своим нам спину от пятиэтажек прикрыв, сидит под колесом, мой броник наготове держит.
      Но теперь - точно все.
      Подъехали милиционеры местные. Народ вокруг осмелел, поднялся, окружили, лопочут и по-русски и по-своему. Раненого - в "Жигули" милицейские. Молодой чеченец, глаза пряча, руку жмет.
      - Спасибо.
      - Не стоит. Не забудь врачам сказать, что полтора тюбика промедола вкололи. И время, когда жгут наложили. Это очень важно! Полтора тюбика и жгут!
      - Не забуду, я понимаю...
      Умар тоже голову поднял.
      - Спасибо.
      - Не стоит. Удачи тебе. Живи. И прости, если сможешь...
      Навстречу, от комендатуры колонна летит. Два БТРа с солдатиками - это тюменский БОН6. Брат Толик на выручку собрался. Из УРАЛов затормозивших наши посыпались, а за ними - кемеровский ОМОН и челябинцы. По спинам хлопают, теребят. Серега, командир кемеровский, медведь здоровущий, ворчит:
      - Ну ты даешь! Подмогу запросил, а адрес - на деревню дедушке!
      Не ворчи, братишка. Вижу я тебя насквозь. Вижу радость твою, что все у друзей обошлось, вижу гордость, что все орлы твои, как один, на выручку братьям помчались.
      И снова на сердце тепло.
      Слышите, люди: есть еще настоящие мужики в России! Не всех еще за баксы скупили. Не всем еще души загадили.
      Слышишь Россия: еще есть кому тебя защищать!
      Я не про эту войну говорю. Здесь кого от кого защищать, сам черт не разберет.
      x x x
      Вот ухлестался кровищей. Обе руки - по локоть. Коркой багровой кожу стянуло, чешется под ней все. А в умывальниках - Сахара.
      Ох, и дам я сейчас дневальному прочухаться!
      Вон он стоит, на дыню загляделся, слюнки пускает.
      - Командир, когда очередь занимать?
      - Когда я руки вымою, а весь ваш наряд вторые сутки отбарабанит. Дыню так сразу усекли, а что умывальники пустые, хрен заметите!
      - Да только что выплескали, Змей! Патрули на обед подходили. И в бочке уже нет.
      - Ну, нашел оправдание, красавец! Неси ведро от соседей и передай старшине, что будете на пару с ведрами бегать, пока на весь отряд не завезете. Мухой давай!
      Помчался дневальный, а навстречу парнишка из комендатуры вприпрыжку чешет. К нам никак?
      - Змей, на девятом блоке у соседей проблемы. Вроде, машину с чеченцами расстреляли, а что потом, непонятно. Только помощь по рации успели запросить, духи уселись на канал и кроют нас матом. Комендант приказал человек двадцать взять и на месте разобраться.
      Ну, елы-палы! Все-таки накрылось удовольствие.
      - Баррик! Дыню в офицерский кубрик неси. Только, если кто раньше меня вернется, предупреди: сожрут - самих вместо нее на куски порежу.
      Ага, напугал я их. Понятное дело, командиру кусок оставят. А Винни, да остальные, что сегодня вместе кувыркались? Обидно будет мужикам.
      У Пионера - взводного тоже сомнение в глазах.
      - Змей, давай прикончим ее, пока группа грузится.
      И в самом деле: черт его знает, чем этот вызов обернется. Может, вообще больше в жизни полакомиться не прийдется. А дынька - вот она, янтарем отсвечивает, запахом прохладным слюну нагоняет.
      - Налетай братва! - и нож ей в бок.
      Верхнюю половину - наверх - уже сидящим.
      Нижнюю - только успевай кромсать.
      Бойцы резервной группы из дверей выскакивают, каждый свой кусок на ходу, как автомат по тревоге, подхватывает - и на БТР. Сами-то автоматы у них давно в руках. Со своими калашниковыми они и спят в обнимку.
      - Классная дынька, Змей!
      - Ты скорее чавкай, на дорогу выскочим - будешь пыль глотать!
      И в самом деле хороша. Нежная, ароматная. Сладкий сок по рукам течет, кровавую корку розовыми дорожками размывает. О, блин! Бросило на колдобине, мазнул куском по другой руке, забагровел край куска по-арбузному. Но не пропадать же добру, надеюсь, крестник мой СПИДом не болеет.
      Привкус солоноватый...
      x x x
      А ты помнишь, Змей тот случай?
      Да, тогда, во дворе. Сколько тебе было, тринадцать или четырнадцать?
      Помнишь, как долговязый придурок по кличке Фашист ни с того, ни с сего шибанул камнем пробегавшую кошку и, ухватив ее за задние лапы, треснул головой о дерево. Как омерзительно липкая капля кошачьей крови прыгнула тебе на щеку и растеклась кипящей полоской. И как, содрав всю кожу на щеке в тщетных попытках смыть тошнотворное клеймо, ты несколько дней блевал при одном воспоминании о случившемся...
      Ах, война, война!
      x x x
      Интересно, что там, на девятке?...
      МОРАТОРИЙ. ДЕНЬ ВТОРОЙ
      А хороший был денек, ах, хороший! Ласковый такой... И ребята из комендатуры хороши. Говорили им, балбесам: "Не место это для отдыха, для трепотни". На виду у "зеленки"7, за метровой стеночкой!
      - Да все нормально, братишка! Тихо в городе...
      Вот вам и тихо! На мораторий понадеялись. На душманскую сознательность. Покрепче бы вас обложить, да другие теперь слова нужны.
      - Терпи, Витек, терпи. Терпи, брат, сейчас укольчик заработает, полегче будет.
      - Ничего, Сашок, ничего, сейчас мы эту хреновинку выдернем. Ты не смотри только, там ничего страшного, ничего там нету-у-у... оба-на, готово! Держи на память.
      - Да цела кость, цела, смотри: обе дырки сбоку... - Куда его, куда?
      - В бочину, ах, б..., ты терпи, брат, терпи...
      - Где машина,... вашу мать!
      - Чего орешь, стоит машина. Куда она выскочит, если из "Шмелей"8 долбят, спалят в первом переулке!
      - Терпи, Витек, терпи, брат!
      Не умеют плакать мужики, не умеют. И жалеть не умеют.
      Но сколько тепла и силы в словах простых: терпи, брат, терпи!
      Валерка - дознаватель весь кровяными дорожками поверху дубленой шкуры расчерчен. Кончиком финки из под кожи кусочек металла выковырнул, морщится. Ранка небольшая, но как бы с металлоломом заразу гангренозную не занесло:
      - А ну-ка, тезка, одеколончику тебе в дырочку! А ругайся, ори...
      Не орет, зубы хрустят, сейчас посыпятся осколками белыми, но не орет, казачище кубанский, бугай здоровый.
      А Витек тяжелый, очень тяжелый. Возле пупка дырочка небольшая, только страшноватая она, дырочка эта. Кровь из нее толчками, черными сгустками. Нехорошо это, ох, нехорошо. Но ведь жилистый, чертила, может, выкарабкается.
      Не выкарабкался Витек. Умер. Через сутки.
      У брата - бамовца9 из руки, над локтем, донышко от гранаты подствольника торчит. Хорош пятачок! Белый братан, белый весь, глаза блестят безумно. Но нельзя пока трогать эту блямбу, нельзя. Может, она сейчас зубом рваным за нерв зацепилась, а может, боком своим блестящим разорванную артерию пережала.
      Два тюбика промедола, два пакета перевязочных поверх натюрморта этого: мясо с металлом.
      - Терпи, брат, терпи.
      А в соседней комнате ржачка: собровец10 на руках свой камуфляж вертит. Штаны - решето, муку сеять можно. Но счастье его: не на заднице штаны были - сушились после стирки. Перекур у "сябров": глаза блестят, языки работают, а руки ловко цинки порют, магазины набивают, запалы в гранаты вкручивают. Эта смена весь боекомплект отработала. Смоленские. Через них испокон веку российского ни один супостат без хорошей плюхи не пройдет. Сейчас вторая смена бьется, только треск с бабахами стоит, да комендатура подпрыгивает и раскачивается, как старая баржа в шторм.
      Шлеп-шлеп-шлеп... Это пули мешки оконные целуют.
      Дум-дум-дум... А это подствольники прилетели, как грачи, черной стайкой. Когда сам стреляешь, видишь их. А когда в тебя - видишь только вспышку смертную, да фонтанчики от осколков, да брызги крови.
      Бум-ба-бах! Это гранатомет. Или "Шмелем" впарили наши из-за заборчика. А заборчик метрах в пятнадцати от комендатуры. И лупит реактивная струя в стенку так, что все прыгает и мешки с окон валятся. Впрочем, когда чужой подарок прилетает, эффект тот же. Но веселей думать, что свои бьют.
      Комендант в коридорчике стоит. Злой, как тигр-людоед, и расстроен до смерти. Это его ребят покосили. Он не трус, наш Николаич. Умница-мужик и строг разумно, даром что молод и майор всего. До него алкаш-подполковник комендатурой правил, свинья конченая.
      А Николаич быстро братию разбушлаченную в порядок привел. Но обманул его мужиков денек ласковый. И тяжело ему сейчас, ох, тяжело.
      Вчера видел в ГУОШе командира братского. Докладывал он домой, что омоновца его в руку ранило. Но нормально все. Врачи отремонтируют.
      Силен, Славка, очень силен мужик. В блиндаже живет, в глине по уши. А выглядит всегда, как на приеме дипломатическом. Убивай его - глазом не моргнет, выражения лица своего азиатского не изменит. А тут не смог. Всю правду сказать не смог. Не повредило парню кисть, оторвало напрочь. За "Муху"11 неразряженную, духами подброшенную, схватился. "Не твое - не трогай", - сотни раз долблено. В Новочеркасске еще, в центре каре омоновского стоя, командир отряда сводного раза три повторил простую эту истину. И нет в беде случившейся вины Славкиной. Но трубку телефонную положив, подломился он, лицо ладонями закрыл. На секунду прикрыл. А братва командирская, в телефонной очереди зубоскалившая, глаза отвела. Все вид сделали, что дружеской трепотней заняты. Не умеют они жалеть. И других жалостью не унизят, и сами сопли в чужую тельняшку ронять не будут. Только каждый, вздрогнув, от мысли черной отмахнулся. Только каждый мысленно через левое плечо поплевал.
      Чуть легче Николаичу. Сборная у него команда. Со всей России. Не живет он рядом с семьями боевых друзей своих. Не повезет "груз 200" в родной город. Не проходить ему на похоронах сквозь строй глаз скорбных, безответным вопросом измученных.
      Да только совестливый он мужик. И до конца своих дней сам себя казнить будет. Но это потом. А сейчас Николаич делом занят.
      - Змей, своих выводи! Сколько в бой пустишь?
      Мои все готовы. Но не нужны они здесь все.
      А гранатометчики нужны. И стоят у выбитых окон, за стеночкой, Профессор с Полковником со своими "шайтан трубами" в обнимочку. Фанатики органной музыки, снайперы-громовержцы. Из РПГ12 ночью за триста метров мухе яйца отшибут.
      А рядом четырнадцать чертей с подствольниками. Веселая бригада. у всех зубы наружу, смех, шуточки, как из мешка дырявого. Смешно на них смотреть: языки на автопилоте работают, а глаза от улицы не отрываются. "Давай, Фриц, давай", - орут, и тут же - грохот пулемета крупнокалиберного. Это наш БТР молотит. По окнам профтехучилища, что за мутной и шустрой Сунжей стоит. Речушка эта проклятая да 250 метров бугров зеленых - вот и все, что нас разделяет. И каждую ночь мы с этим ПТУ долбимся, любят его снайперы чеченские да автоматчики.
      А сегодня средь бела дня поздравили. С четырех сторон приветы летят. Мы с Коксом по рации арифметикой занимаемся. Кокс с резервом рядом, в школе сидит.
      Дум-дум-дум... - это в наш дворик подствольники прилетели. Закипел дворик султанами черными. Да такая же серия за школой легла.
      - У тебя сколько?
      - С десяток.
      - И у нас семь-восемь.
      Да еще три-четыре со стороны жилого сектора.
      Два десятка подствольников одних, нехило духи за нас взялись!
      А за спиной, у КПП центрального, ручные гранаты хлопают. Там братишки наши владивостокские. Через этих не пройдешь. Злые они сейчас. У них половина - на блок-посту, мост через Сунжу держат. И без рации слышно, и по рации слышно: бой идет на мосту. А не выскочить, не помочь своим. Переулочки извилистые, узкие. Смерть сейчас в них гуляет, в переулочках. Вот и бьются братишки, только зубами скрипят от ярости.
      - Сматывай, Фриц! Драпай, немчура!
      Правильно, ребятки, правильно: пора им с Мартом позицию менять. Пристреляются духи, прилетит подарочек, что я потом подругам их драгоценным объяснять буду?
      Только не слышат они нас, грохот в БТРе да и связь наша родная... мать ее и ее создателей...
      Удар, еще удар! Неужели?!
      Успел, Фриц, успел, бес азартный! Ревут мои орлы от восторга. Только дал наш БТР "по коробке", только рванул назад, и прямо перед мордой его две "Мухи" долбанули.
      А теперь наш черед.
      Ну телепаты, ну психологи! Подумал только, рот еще не открыл, а четырнадцать лиц возбужденных разом развернулись, в упор смотрят: "Ну, что, командир?"
      - Что-что, работать будем!
      Легко сказать. Да только там, где работать будем, опять черные кучери вздыбились, опять ошметки железные во все стороны летят. А что бывает, если под это дело попасть, уже посмотрели орлы мои. Внимательно посмотрели.
      Но идти надо. Иначе беда будет. Из "зеленки" на посты собрам уже ручные гранаты летят. Плохое место. Изрыто все, бугры вплотную: подползай и бей в упор. Трудно братишкам. А если прорвутся духи на территорию, вовсе нехорошо будет. Полдесятка смертников такого шороху наведут, столько пацанов положат, что потом хоть в клочья их порви, а горя не поправишь.
      Духи - бойцы серьезные. Хорошо бьются, дьяволы, ничего не скажешь. Да наши черти не хуже.
      - Змей - третьему.
      - На связи.
      - Прикрой, нас в упор лупят.
      - Понял. Укройся. Сейчас подствольниками по вашему краю работать будем.
      - Давай, ждем.
      - Ну, ребята, пошли!
      И застыли лица. У кого улыбка залихватская к физиономии прикипела, у кого - решимость мрачная. А кто орет непонятно что в азарте, сам себя криком яростным подстегивает. Ни один не тормознулся. Красиво пошли, как на учениях, в цепочку. Вот первая семерка стволы задрала.
      - Третий, укройся!
      - Укрылись.
      - Огонь!
      И пошла черная стайка. Через крышу пошла. Прямо на головы. Чужим и своим. Секунд пять она лететь будет. Много это - пять секунд. Очень много.
      Уже первая семерка назад в коридор нырнула, уже вторая на смену ей выскочила. И пошла новая стайка, прямо в небо синее, прямо в тучки белые.
      Дум... дум-дум... - а вот и прилетели. - Третий, как легло?
      - Хорошо легло, Змей, хорошо!
      - Не высовывайся, еще будет.
      - Давай!
      А теперь наоборот: на максимальную дистанцию бить будем, чтобы духам на задницу ответные гостинцы наши легли, чтобы волна разрывов их прямо на наши пулеметы поджала, под огонь АГСа13 безжалостного.
      А хорошо ребятки работают. Умницы! Уже и командир им не нужен. Сами собой старшие в сменах определились - Чебан с Соломой - и, как часики швейцарские: тик-так, тик-так.
      Прыгающими ВОГами14 бьют.
      Хорошая игрушка - граната-попрыгушка. Лежит себе боевик в ямке или в колечке бетонном, пульки омоновские да собровские над головой посвистывают. А он лежит себе да из подствольника по "русским братьям" постреливает. Постреливает, и посмеивается. А тут те - нате! Гадость серебристая рядом плюхнулась, да на два метра вверх подпрыгнула. Да по темечку железным веером, да по телу живому. И только вспышка смертная в глазах, только фонтанчики от осколков да брызги крови. Все - как у тех, кого ты сам недавно убивал. Только и разницы, что они в тебя тогда не стреляли. Они смеялись, курили, о доме мечтали.
      - Змей, выстрелы нужны!
      Правильно, ребятки, правильно. Пора и АГСом заняться. Расчет дежурный эта бойня на посту застала, на крыше сарая кирпичного. Трое их всего, и туговато пришлось им. Наводчик почти в открытую работает - мишень живая. В серьезном бою АГС постоянно перемещаться должен. А куда ты с крыши денешься, когда все вокруг кипит и рвется. Только и радости, что два дня назад по жаре влажной на хребтах взмокших сами на сарайчик этот мешки с песком таскали. Да зато теперь в два слоя мешками обложены, да доски с жестью над головой настелены. Не Брестская крепость, но жить можно, и биться можно. И просто отсидеться.
      Да только неймется гранатометчикам. Бой идет. А АГС молчит.
      - Змей, выстрелы нужны.
      Дружная команда - расчет АГС. Воюют вместе, отдыхают вместе и на пьянке попались вместе. Бригаду их бойцы за это группой "Синее пламя" окрестили. Но в драке крепкий народ. Те, что своим на подмогу должны идти, уже за спиной моей землю копытами роют.
      Умру с Волчары! Он и в самом деле на волка похож. Из мультика. Ростика небольшого, сухощавый, голос хриплый. Азарта и злости - на троих хватит, а в жизни- добряк и трудяга неописуемый.
      Сколько ж на него навесили! На неделю боев хватит! Дома бы он половину добра этого от земли не оторвал. А сейчас бегом причесал. Рад, что из резерва вырвался.