Танки оживали вновь

Появились и у нас первые герои, которых ставили в пример, - командир танка В. В. Порошин, наводчик сержант Юдейко, радист сержант Левенец, механики-водители рядовые Мисюра, Суворов, Королев и другие. Для всех этот бой явился большой практической и моральной школой, в том числе и для ремонтников. Хотя нам и не пришлось непосредственно вести танковый бой, однако, будучи среди танкистов, пехотинцев и артиллеристов, в этом бою мы были вместе с ними, делали свое, положенное нам дело. Эвакуировали подбитые танки. Ремонтировали их. Проверяли. Снова готовили в бой. Этот скромный труд, мне казалось, вносил какую-то лепту в общий успех, хотя в душе мне всегда хотелось быть командиром танка, быть в самом пекле сражения. Но я понимал, что и без нас, техников-ремонтников, не обойтись. Без них в бою тоже нельзя. И чем лучше они исполняют свой долг, тем весомее будет их вклад в победу. А дело наше, как показал бой под Белоостровом, было сложнее, чем это представлялось до сих пор.
      * * *
      Нашу 1-ю роту 48-го танкового батальона после успешного боя за освобождение Белоострова снова отвели в Агалатово, как говорится, на старые квартиры. Начались учебные будни, доукомплектование батальона. Так продолжалось до октября. Трудное это было время для Ленинграда. До нас доводили обстановку, а она, надо прямо сказать, была удручающей. Враг рвался к столице нашей Родины Москве, вел бои, по существу, у пригородов Ленинграда. Уже в конце сентября фашистские автоматчики на мотоциклах прорывались на развилку шоссе недалеко от больницы Фореля. Здесь проходила окраина города. Однако Ленинград не был взят. Немцы не могли даже начать бои в городских кварталах. Произошло "чудо", в котором до сих пор буржуазные историки не разберутся: каким образом фашистские дивизии, подошедшие к городу, были остановлены защитниками Ленинграда?
      Хочется напомнить, кто превратил город в неприступную крепость. На наиболее важном направлении, прикрывавшем Ленинград, на фронте Лигово - южная окраина Пулково была развернута 42-я армия, на рубеже Верхнее Кузьмино, Путролово, Новая стояла 55-я армия. По Неве оборону держала невская оперативная группа, воины 1-й Краснознаменной танковой дивизии. На тихвинском и волховском направлениях рубеж, проходящий от Липка, Кириши и дал.ее по правому берегу реки Волхов, обороняли 54-я армия Ленинградского фронта и войска Волховского фронта. На Карельском перешейке против финских войск сражалась 23-я армия на рубеже Сестрорецк, Белоостров, Никулясы. Наши войска прочно удерживали плацдарм в районе Петергоф, Ораниенбаум. Повсеместно была создана хорошо развитая в инженерном отношении оборона, которая строилась глубоко эшелонированной, противотанковой. Противовоздушная оборона прикрывала город от налетов авиации противника. Умело организованная прочная оборона под Ленинградом оказалась для гитлеровцев неодолимой, она сорвала все их расчеты в замыслы.
      Немецко-фашистские войска не смогли захватить город, встретив решительное и мужественное сопротивление советских войск, и с 25 сентября перешли к обороне. Гитлер решил задушить город блокадой и голодом. Артиллерийский обстрел, авиационные бомбежки, отсутствие продовольствия должны были, по мнению врага, ускорить падение города. Следуя этой варварской установке, в район Урицка гитлеровцы подтянули крупнокалиберную артиллерию и методически обстреливали жилые кварталы города, истребляя мирное население, разрушая бесценные памятники русского искусства и зодчества.
      Положение было очень тяжелым. Особенно трудно приходилось защитникам города во второй половине ноября и в декабре 1941 года. Прекратилась из-за ледостава на Ладожском озере подача грузов водным транспортом, а после того как противник захватил город Тихвин, все грузы пришлось доставлять по коммуникациям, удлинившимся на 400-500 км. Самолетами в период с 14 по 28 ноября было переброшено 1200 тонн продуктов, по это лишь в очень малой степени пополняло иссякавшие запасы продовольствия. Нормы выдачи продуктов питания за сентябрь - ноябрь снижались пять раз. Так, 20 ноября рабочие горячих цехов получали 375 граммов хлеба в день, рабочие и инженеры - 250, служащие, иждивенцы, дети до 12 лет - 125 граммов. Одновременно снижались нормы выдачи хлеба и войскам. Начал также ощущаться недостаток в материалах на ленинградских заводах. Падала выработка электроэнергии, иссякли запасы топлива. Остановилось трамвайное движение, водопроводная сеть к декабрю перестала работать.
      Сообщение с Большой землей поддерживалось по воздуху и через Ладожское озеро по трассе Ваганово - Кокорево (западный берег) - поселок Кобона (восточный берег). И только благодаря успешной работе ледяной дороги на Ладожском озере с 25 декабря нормы выдачи хлеба были повышены.
      Гитлеровцы, не отказываясь от мысли измором захватить Ленинград, пытались туже стянуть кольцо блокады, соединиться с финскими войсками. Но и эта попытка не удалась. Ленинградцы стояли насмерть!
      * * *
      В первой половине ноября 48-й танковый батальон получил задачу совершить марш в район Невской Дубровки. Затем это решение отложили в связи с тем, что поступил приказ: у прибывших 12 танков Т-26 и 6 танков БТ-7 усилить дополнительной броней башни и лобовые части, а если удастся, то и борта. Дело в том, что броню танков Т-34 снаряды вражеских противотанковых пушек в то время, можно сказать, не пробивали. Уязвимы были гусеницы и борта, если снаряд попадал в них под прямым углом. Из десяти танков Т-34, участвовавших в бою за Белоостров, противник вывел временно из строя шесть, причем половина из них подорвалась на минах-фугасах. Повреждения были, как говорится, не смертельные, и танки удалось быстро восстановить.
      Поэтому решение усилить броню легких танков Т-26 и БТ-7 и тем самым в какой-то степени приравнять по бронестойкости к танкам Т-34 было воспринято нами как естественное. Меня, специалиста технической службы, занимал вопрос: как же можно выполнить эту задачу здесь, в лесу, не имея никаких мастерских, сварочных агрегатов, а главное, броневых листов? Впрочем, очень скоро этот вопрос решился.
      Как-то после обеда меня вызвали в штаб батальона. В землянке командира я не сразу заметил сидящего ко мне спиной полковника, который отогревал руки у печки-времянки. Комбат майор Тимофеев, указывая на полковника, сказал:
      - Ваш главный начальник по инженерно-танковой службе фронта инженер-полковник Шестаков. Я представился.
      - Садитесь, молодой человек, - сказал мне инженер-полковник Н. Н. Шестаков. - Есть серьезный разговор. Вот какое дело: мне доложили, что вы успешно окончили танкотехническое училище. Уже побывали в бою. Справляетесь с ремонтом танков в полевых условиях. Любите технику, особенно танки Т-34. Ему, видимо, сказали о моем неравнодушии к танкам Т-34. - Учитывая все это, мы хотим поручить вам заняться и другим делом - экранировкой легких танков. Как вы на это смотрите?
      Оговорка "заняться и другим делом" означала, что меня не лишают возможности продолжать работать с танками Т-34. Я тут же ответил, что дело новое, интересное и что постараюсь оправдать доверие. Только мне трудно представить, с чего начинать: ни мастерских, ни необходимого оборудования, ни специалистов здесь нет.
      Шестаков улыбнулся:
      - Что касается мастерских, то, говорят, для вас лично хорошей крышей во время ремонта танков является обычное небо. Его у вас много. И луна яркая. Значит, и электрического освещения не требуется. Ну а если захочется погреться - тоже не страшно: вокруг леса.
      Шуткой Шестаков давал понять, что условия, в которых придется выполнять поставленную задачу, будут сложными и рассчитывать нужно в основном на свои силы.
      - Что касается сварочных агрегатов и брони... тут мы поможем, - продолжал он. И вдруг снова спросил: - Справитесь?
      - Есть, буду стараться! - отчеканил я, вставая.
      - Это хорошо. Только садитесь, сейчас обсудим некоторые детали. Во-первых, мы вас пошлем на недельку в Ленинград, на четвертый завод. Там вы поучитесь резать броню, ближе познакомитесь с работой сварочного агрегата. Подберите себе в батальоне пять-шесть человек, таких, которые бы могли быстро освоить новые задачи. С Ижорского завода привезете броневые листы. И начнете экранировку танков здесь, на месте. Заодно доставите в батальон с завода отремонтированные танки. Командир батальона вам поможет: людьми, автотранспортом, горючим. Трудностей у вас будет много, знаю, но, надеюсь, справитесь. Может быть, подошлю своих офицеров в помощь. Пока все ясно? заключил Шестаков.
      - Да, все понял, - ответил я.
      - Тогда завтра же явитесь на завод к главному инженеру. Он в курсе дела.
      К вечеру мне вручили командировочные документы, паек. Со мной должны были выехать четыре человека из батальонной ремонтной летучки: старший сержант А. Т. Ставницкий, сержант В. А. Васечкин, младший сержант И. М. Комаров и рядовой И. К. Письмененков.
      Я знал их как добросовестных, исполнительных и хороших специалистов и был очень доволен, что командир батальона отпустил этих людей со мной.
      До Ленинграда добрались "на перекладных", то есть на попутных машинах. Уже тогда испытывался недостаток горючего, поэтому выделить нам специальный автомобиль комбат был просто не в состоянии.
      На заводе я быстро нашел главного инженера. Разговор с ним был короткий. Он только и сказал:
      - Идите во второй цех к товарищу Мурнику. Он все устроит.
      Я подумал, уж не тот ли самый И. Д. Мурник, который с ремонтной бригадой был у нас на Карельском перешейке? И действительно, это был он - теперь уже начальник цеха. Встреча была теплой. Поговорили, вспомнили первую встречу. Потом он вызвал из цеха работницу, попросил ее отвести нас в общежитие.
      - Устроитесь и заходите ко мне.
      Вернувшись на завод, мы нашли Мурника на сварочном участке. Здесь он познакомил нас с пожилым рабочим, которого все называли дядей Васей. "Профессор сварки", - отрекомендовал его Мурник. Так он мне и запомнился: дядя Вася - профессор сварки.
      Дядя Вася снял свои брезентовые рукавицы, поздоровался.
      - С чего начнем, фронтовики? - спросил он, поправляя на лбу большие защитные очки.
      За нас ответил Мурник. Он показал на две недалеко лежащие от автогенного аппарата горелки и попросил сначала объяснить нам, как ими пользоваться, а затем уже показать резку металла. И тут же добавил:
      - Только броневые листы поберегите, дядя Вася, пригодятся потом. Когда освоятся ребята - дадите попробовать, а сейчас пусть режут вон те пластинки, махнул он рукой на стопы пластин, лежащих у стены.
      Так началась наша заводская практика. С автогенным аппаратом я познакомился еще на Харьковском тракторном заводе перед самым окончанием училища. Но это было лишь общее знакомство с резанием и свариванием брони. Опыта в этом деле я не имел никакого. Не имели никаких навыков и мои подчиненные. Об этом прямо сказали дяде Васе. Он не удивился.
      - Начнем с азов, - сказал он. - А потом до главного доберемся.
      В первый и второй день он не позволил ни мне, ни моим товарищам даже зажечь горелку. Сам работал. Мы же заправляли аппарат карбидом, готовили электроды, выполняли подсобные работы по разметке и прикладке броневых листов к местам сварки.
      В цехе стояли три танка Т-26 и один БТ-5. Дядя Вася быстро и мастерски приваривал листы дополнительной брони. Легкие танки, конечно, становились не такими уж легкими, и для их моторов это была большая дополнительная нагрузка. Но зато их бронестойкость возрастала почти в два раза. А это было очень важно.
      На третий день мы работали самостоятельно. Но танк, сделанный нами, был забракован дядей Васей. Он ударил пару раз кувалдой по приваренному броневому листу, и тот отлетел.
      - За такую работу можно было бы и не давать пайка, - хмуро сказал он. Вот, смотрите... Сплошного шва нет. А почему?...
      Урок запомнился. Такая ошибка больше никогда не повторялась.
      В конце недели дядя Вася пригласил нас к себе домой на чашку чаю. Мы с удовольствием согласились. Его супруга Анастасия Ивановна встретила нас приветливо. И очень радовалась, что сам-то хозяин пришел домой. Оказывается, дядя Вася целую неделю пробыл на заводе и не показывался дома.
      Хозяйка быстро собрала на стол. Каждому - а нас вместе с хозяевами было семеро - поставила прибор, в тарелки налила по два небольших черпачка супу. Дядя Вася достал из сумки завернутый хлеб и несколько кусочков сахару, принес самовар.
      Сели за стол.
      - Может, Настенька, найдется у тебя что-нибудь этакое, согревающее? обратился дядя Вася к жене.
      - Сейчас, сейчас, миленькие. - И она из комода достала четвертинку и маленькие рюмочки.
      Разлили. Хозяин дома предложил тост за фронтовиков, за победу. Выпили. Начали молча закусывать. Ломтики хлеба были настолько тонки и малы, что их хватало в прямом смысле слова на два укуса. Быстро справились и с супом.
      Приступили к чаю. Он был крепкий, ароматный. Сахар никто из нас не взял. Мы поняли, что семья рабочего отдает нам последнее. Конечно, мы знали, что в городе нормы выдачи хлеба рабочим еще более снижены. И все же, будучи военными и получая несколько повышенную норму, мы еще не воспринимали так остро нехватку продуктов питания.
      Ох и неловко же мы себя почувствовали! Стало больно и стыдно, что уже несколько дней работали вместе с дядей Васей и ни разу не обратили внимания, как он питается. Правда, мы знали, что дядя Вася на заводе ходил в столовую. А мы поочередно приготавливали свои завтраки, обеды и ужины в общежитии.
      Да, неловко мы себя чувствовали: согласились пойти в гости и не подумали о том, что своим визитом поставили семью в трудное положение.
      Все это, конечно, отразилось на нашем настроении. Хозяева поняли наше смущение, но повернули дело так, будто они сами виноваты. Дескать, дядя Вася не предупредил хозяйку, и она не смогла развернуться, как подобает.
      За столом дядя Вася с увлечением рассказывал о своем заводе, о людях. О двух своих сыновьях, которые ушли на фронт. С тревогой замечал, что вот, мол, уже второй месяц почему-то не пишут писем...
      Мы успокаивали чету как могли, говорили, что все обойдется хорошо, что их сыновья могут быть в пути или выполняют какое-нибудь ответственное задание.
      - Да-да, - соглашался с нами дядя Вася больше для того, чтобы не расстраивать жену.
      Нам предложили заночевать и утром идти вместе на работу. Видно было, что дядя Вася очень устал и ему пора отдыхать: как-никак, а ему было под шестьдесят.
      Мы искренне поблагодарили хозяев за гостеприимство, угощение и тепло распрощались с ними.
      По улице шли молча. И, не сговариваясь, повернули на завод. В цеху нас спросили, как чувствует себя дядя Вася. Товарищи знали, что он не совсем здоров, сдает сердце и только по настоянию врача он пошел домой отдохнуть. Нам же дядя Вася об этом ничего не говорил. Мы корили себя за невнимательность, нечуткость, за то, что работали вместе с человеком и ничего про него не знали.
      Взялись за работу, чтобы хоть делом загладить свою вину. В цех поступило два новых танка, и мы решили к утру заэкранировать их.
      Старший сержант Ставницкий, наш очередной кашевар, принес завтрак и вчерашний ужин в цех. Пришел дядя Вася. Увидев два новых танка с приваренной броней, он нахмурился и взял в руки кувалду. У нас замерло сердце. Но все обошлось благополучно. Дядя Вася улыбнулся, похвалил:
      - Хорошо сработали.
      Мы приготовились к завтраку, пригласили и дядю Васю. Он наотрез отказался, сославшись на то, что хорошо поел дома. Но мы-то знали, что это не так. Стали упрашивать его. Он присел. Попробовал ножом консервы. Сухари есть не стал, сказав: "Зубы не берут". Сержант Васечкин предложил размочить сухарь в чае, но дядя Вася отказался. Съел он чуть-чуть, можно сказать для виду, и поблагодарил.
      - Кто еще не работал сегодня, тот и не должен много есть, - сказал он. - А вы молодцы, раз ночью сделали то, что днем должны делать.
      После завтрака вместе начали заправку сварочного аппарата, чтобы приступить к экранировке очередного танка, который пригнали в цех.
      К обеду Ставницкий по нашему уговору принес в цех съестные припасы с тем расчетом, чтобы такая же доля была и у дяди Васи. За приглашение он поблагодарил и, отказавшись, пошел в столовую на свой "рабочий обед". Тогда мы решили пойти на хитрость и напроситься вечером к нему на чай. Он был очень рад, прямо расцвел.
      - А знаете, - сказал он, - меня бабка тоже просила вас пригласить, обещала что-то приготовить вкусное.
      На этот раз с собой мы взяли все наши продукты, которые оставались от суточного рациона. И когда их выложили на кухонном столе, Анастасия Ивановна ахнула и позвала мужа. Дядя Вася разгневался и велел ей все собрать и положить обратно в вещевой мешок.
      Мы решительно воспротивились. В общем, сошлись па том, чтобы друг друга не обижать и собирать стол совместными усилиями.
      - Ну, разве что совместно, - согласился дядя Вася.
      И на стол были поставлены блюда, приготовленные из рабочего и военного пайков. Самым вкусным был пирог с вареньем. Как уж Анастасии Ивановне удалось приготовить, она не объяснила. Мы ели его да похваливали, хозяева в свою очередь превозносили наш солдатский харч. Особенно по душе пришелся им чай вприкуску с сахаром.
      Вечер прошел весело, непринужденно. От ночевки мы отказались и в этот раз, но и в цех не пошли. Танков для экранировки больше не было, да и сутки без сна тоже давали о себе знать.
      * * *
      Через неделю курс нашей учебы на заводе закончился. Перед отъездом нас вызвал главный инженер. У него находился представитель Н. Н. Шестакова майор С. М. Адливанкин. Он сообщил, что батальону выделено два автогенных аппарата и электроды. А что касается танков и брони, то этот вопрос нужно решить в ремонтном отделе штаба бронетанковых войск. И ехать надо сейчас же.
      Я поручил товарищам сборы, а сам с офицером поехал в штаб. Там меня представили инженер-полковнику Д. П. Кареву - начальнику отдела ремонта. Он расспросил, как прошла наука, а затем вручил распоряжение на передачу танков из 106-го танкового батальона и документы, по которым следовало получить сварочную аппаратуру и, главное, разрешение на вывоз броневых листов с Ижорского завода.
      Вернулись на завод, где мы учились ремеслу, тепло попрощались с рабочими цеха и к исходу дня добрались в Агалатово, в свой батальон.
      Командир батальона был уже в курсе дела. Он только уточнил, что танки будет получать 2-я рота, а мне утром следующего дня надо выехать за сварочной аппаратурой, а через сутки - в Ижору за броней.
      Сварочную аппаратуру получили за несколько минут. Поехали в Ленинград на склад, показали накладные, расписались - и дело с концом. Сложнее было с броней. От Агалатово до Ижоры на автомашине с прицепом ехать приходилось почти целый день. К вечеру приезжали на завод усталые. И рабочие, находясь на заводе круглосуточно, в постоянной опасности быть обстрелянными противником, недоедая и недосыпая, были еще более усталыми. А подъемные крапы не работали. Поэтому при погрузке броневых листов приходилось приспосабливать ваги, ломики и надеяться только на свои силы. Погрузка, разумеется, проходила медленно и, главное, очень изматывала.
      И так полторы недели, рейс за рейсом, без отдыха и нормального питания... Бывало, на заводе мы не заставали тех рабочих, с которыми работали вчера. Они были ранены или убиты. И все-таки, несмотря ни на что, каждый человек отдавал последние силы делу служения Родине. Рабочие жили на заводе и ночью поочередно несли вахту по его охране. Большинство из них - люди в преклонном возрасте. Молодежь ушла па фронт. Каждый из оставшихся мужественно выполнял свое дело, потому что разумом и сердцем понимал свой долг и защищал, как все мы, свое родное, рабоче-крестьянское Отечество.
      Рабочие-ижорцы, встав в боевой строй, стойко переносили тяготы войны, храбро дрались с врагом, обороняя свой город.
      * * *
      ... Спецовка, кепка, брюки, заправленные в сапоги. За спиной - винтовка. В карманах - патроны, на ремне - гранаты... Так в те дни выглядели ижорцы бойцы добровольческого батальона.
      Назначенный командиром батальона лейтенант запаса Георгий Вениаминович Водопьянов озабоченно спрашивал то у одного, то у другого:
      - Стрелять-то умеешь?
      - Сумею, коли надо.
      - А гранаты бросать? А в рукопашный пойти, если доведется?
      - Подучусь...
      - Иди в строй!
      Но подучиваться было некогда. Враг уже занял Тосно, нацеливался на Колпино... Это же совсем рядом! Тревожной августовской ночью батальон подняли по боевой тревоге, и он занял рубеж обороны в полосе боевых действий 168-й стрелковой дивизии. Бойцов-ижорцев поддерживал огнем из тяжелых орудий морской артиллерийский полигон.
      Цеха продолжали слать своих добровольцев. В батальон вступали целыми семьями. Отец и сын Александровы, отец и сын Крутошинские, отец и сын Карповы, братья Матвеевы, Даниловы, Наумовы, Сизовы, Рыбаковы, Фаломеевы, Жигель...
      Только за первые две недели войны более восьми тысяч ижорцев подали заявления с просьбой направить на фронт. А сколько уходило без всяких заявлений! Кроме этого батальона был создан отряд под командованием Александра Васильевича Анисимова, бывшего председателя Колпинского исполкома районного Совета, сформированы три истребительных батальона, рота противовоздушной обороны, четырнадцать санитарных дружин...
      Девять месяцев батальон ижорских рабочих находился на переднем крае, мужественно сражаясь с врагом.
      О тех боях, суровых и памятных, рассказывают скупые строки боевого формуляра батальона:
      "Рубеж нашей обороны подвергается ожесточенному обстрелу и бомбежке с воздуха.
      ... Ночью после четырехчасового боя мы выбили противника из занятых им домов на южной окраине Колпинской колонии. Пленные показали, что против нас брошен штурмовой отряд с задачей развить наступление на Колпино.
      ... Совершенствуем инженерные укрепления. Завод прислал бронеколпаки для дотов и дзотов.
      ... Погиб Александр Орлов, мастер цеха, человек необычайного мужества и храбрости. С криком "За мной!" он бежал в атаку, когда был сражен очередью из автомата.
      ... Вечером в землянке парторга батальона (политрука А. Михайлова) принимали в ряды ВКП(б). Поразительно: чем труднее обстановка, тем больше приток заявлений с просьбой принять в партию. И растет, растет перед каждым боем число коммунистов и комсомольцев. Только в первые, самые трудные месяцы войны было вручено более двухсот партийных билетов. Это люди несгибаемой воли!
      ... Сегодня получили с завода передвижные огневые бронеточки, а также винтовки с установленными на них оптическими прицелами. С наступлением ночи снайперы батальона выдвинулись на свои позиции".
      И так изо дня в день... Минул сентябрь, октябрь... На смену убитым и раненым приходило пополнение прямо из цехов. Скудное питание поступало из заводских фабрик-кухонь. Холодно и голодно было, как и во всем Ленинграде, сражавшемся в блокаде. На усиление пищевого рациона шла капуста, которую бойцы собирали на нейтральной полосе, где каждый квадратный метр обстреливался врагом. Рушились заводские стены от снарядов и бомб всех калибров... Ижорцы плечом к плечу с частями регулярной армии стояли насмерть.
      Не так уж часто история дает нам такие примеры, когда бы огромный завод, находясь, как крепость, на линии фронта и принимая на себя удары снарядов и бомб неприятеля, ковал оружие, охраняемый своими же рабочими, чьи окопы и траншеи находились от него в каких-нибудь трех-четырех километрах.
      Хранится в заводском музее очень выразительная фотография: стоит у станка молодой рабочий в пилотке, гимнастерке, с винтовкой за спиной. Кто он? Солдат или рабочий?! Подписи нет, да вряд ли она и нужна - ведь ижорцы, все как один, были в ту суровую годину бойцами переднего края.
      И еще большее волнение охватывает тебя, когда стоишь у памятника, воздвигнутого в честь подвига батальона ижорских рабочих в самом центре Колпино, рядом с заводом, на бульваре Свободы. На мраморной плите высечено:
      * * *
      Слава ижорцам - бесстрашным бойцам Ленинграда!
      Суровой дорогой ижорский шагал батальон.
      Он шел, сокрушая врага,
      Огневые преграды...
      * * *
      Многое об этой дороге, фронтовой, огненной, по которой суждено было пройти батальону до победных дней, может рассказать его командир Георгий Вениаминович Водопьянов. Встреча с ним состоялась в репинском санатории, где он проводил свой отпуск. День стоял холодный и дождливый. Порывистый ветер гнал по Финскому заливу высокие волны, и они, ворочаясь и пенясь, выплескивались к самым стенам санаторного корпуса. Георгий Вениаминович задумчиво смотрел вдаль, куда в свинцовую мглу убегал за горизонт неспокойный залив. О чем он думал? Может, тоже о заливе, только другом - Рижском, где его батальон встретил День Победы. А может, о тех, кто не вернулся с полей битвы? А может...
      Не хотелось в эту первую встречу заставлять бывшего комбата вспоминать о былом. Кое-что уже было известно о нем от других. Например, что его военная служба началась еще в 1-й Иркутской стрелковой дивизии, дравшейся против Колчака. Затем Водопьянов - молодой рабочий Златоустовского металлургического завода. Потом студент Киевского политехнического института. 1928 год незабываемая для него дата вступления в Коммунистическую партию. Тридцатые годы: Водопьянов - инженер мариупольского завода. Обер-мастер в старом Ижевске. С 1938 года и по сей день - Ижорский завод. Он оставлял его лишь на время, когда шли бои на Карельском перешейке: Водопьянов был командиром роты, участвовал в штурме Выборга...
      И все-таки невольно разговор круто свернул к войне, к батальону, к его людям, живым и павшим. Батальон не только вел оборонительные бои около своего завода, по и вместе с воинскими частями освобождал Вырицу, Оредеж, Лугу. А в летние дни сорок четвертого года ижорцы в числе первых стрелковых частей форсировали реку Великую, в числе первых ворвались в горящий Псков. Среди частей, отличившихся в боях за Тарту, в приказе Верховного Главнокомандующего объявлена благодарность и Ижорскому батальону. Он получил официальное признание - ему было вручено боевое Знамя и дано армейское наименование: 72-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. С ним, кстати говоря, вместе действовала и наша танковая группа фронта.
      Теперь по численному составу и огневой мощи он намного превосходил обычный стрелковый батальон. В него кроме четырех стрелковых и пулеметной рот, взводов разведки, саперного, связи, хозяйственного, комендантского входили артиллерийский и минометный дивизионы, а также бронедивизион.
      После взятия Пскова на алом полотнище боевого Знамени батальона засверкал орден Красного Знамени. 826 его бойцов были отмечены в годы войны высокими правительственными наградами. Сам комбат, дважды раненный, награжден тремя боевыми орденами: Красной Звезды, Отечественной войны II степени, Александра Невского. А рядом с ними он носит и орден Трудового Красного Знамени. Это за доблестный труд уже после войны...
      Теперь он, бывший комбат, потомственный металлург и строитель, возглавлял один из гигантских цехов завода, где варят сталь рабочие с инженерными дипломами, где каждый слиток, полученный ими, - весомый вклад в металлургию страны.
      В этом же цехе - новом индустриальном дворце, - как и в других, выросших там, где когда-то находился наблюдательный пункт батальона, трудились бывшие его бойцы, продолжая свой ратный подвиг. Старший радиотелеграфист Афанасий Прокопьевич Михалев стал Героем Социалистического Труда. Бригадир слесарей-сборщиков был запевалой соревнования под девизом "Пятилетку - в четыре года". Минометчик Николай Григорьевич Карпов - бригадир формовщиков, делегат XXIV съезда КПСС, побывал во многих странах мира, передавая свой опыт. Прославленный снайпер Николай Залесских, кавалер двух орденов Славы, возглавлял заводскую лабораторию...
      Нет, не перечесть всех ижорцев, бывалых фронтовых бойцов, снова стоящих на переднем крае борьбы за коммунизм. Только в Колпино и его окрестностях их живот более трехсот. Ветераны батальона многое делают для увековечения подвига ижорцев.
      Один из них - Степан Варнавьевич Сорокин составил картотеку - своеобразную боевую биографию более чем семисот бойцов Ижорского ополчения.
      - Ведь если не изложить пережитые события на бумаге, не описать, то окажется потерянным их великий смысл для потомства. - Степан Варнавьевич глядел в окно, за которым спешат молодые пареньки на завод. - Завтра они уезжают в армию служить. А сегодня их проводы в торжественной обстановке у броневика - одного из тех, что защищали революцию в дни Октября.
      У него, этого броневика, ставшего святыней, клянутся Родине ребята с Ижорского перед лицом своих дедов и отцов, ветеранов труда и боев. Отсюда дорога ведет новобранцев в роту, которая вот уже много лет зовется "Ижорская". Мне довелось побывать в ней совсем недавно. И первое, что я услышал от ее командира гвардии лейтенанта Владимира Рябца, - это слова о том, что воины-ижорцы молодцы, что они верны традициям своих отцов. На одном из последних учений им пришлось десантироваться в тыл "противника". Вся рота заслужила благодарность командующего войсками округа.
      Тогда же, в суровые дни 1941 года, подвиг ижорцев был примером для всего Ленинграда, который тоже превратился в город-фронт.
      * * *
      Закончив вывоз брони и начав экранировку танков, мы рассчитывали, что с окончанием этой работы начнутся настоящие бои по разгрому противника. Тем более до нас дошли слухи о том, что в ближайшее время войска Ленинградского и Волховского фронтов должны наступать с задачей разорвать кольцо блокады.
      Но этому не суждено было сбыться так скоро. Учитывая, что противник может снова попытаться захватить Ленинград, советское командование усилило свои группировки, особенно со стороны Стрельны, Пулково, Дубровки. Наши танки Т-34 были переданы другим частям. Ушли с ними и опытные командиры, экипажи.
      И на Карельском перешейке командование Ленинградским фронтом создавало многополосную, глубокую оборону. Наш 48-й танковый батальон получил задачу в короткие сроки закончить экранировку легких танков, выдвинуть их на передний край и держать в постоянной готовности на случай наступления противника.
      В соответствии с поставленной задачей надо было не только продумать вопросы обороны, но и изучать вероятные направления действий наших танков.