Запрещенная реальность (№4) - Излом зла

Наверное, следует понимать, таких, как Союз Девяти Неизвестных, «Стопкрим», «Купол», перерастающий в СС – криминальную Сверхсистему, силовые структуры, Госдума… так? Ну еще и аппарат президента, реализующий свой подход к властному управлению. И все это – следствие ослабления общего Закона обратной связи, частным случаем которого является Закон возмездия, Закон адекватного ответа. Кстати, все они – частные варианты Закона регуляции социума, вмонтированного в нашу реальность Аморфом Конкере.

– Монархом Тьмы.

– Да, Монархом. Ну и что? Мир таков, каков он есть. Нам-то зачем вмешиваться во властные разборки? Мы – Посвященные Внутреннего Круга, призванные собирать и хранить знания для будущих поколений, а не воевать за восстановление попранной справедливости. Что вы хотите изменить, Матвей Фомич? Зачем вам решать глобальные задачи изменения социума? Пусть этим занимаются иерархи.

– Они заняты, – усмехнулся Матвей, – они заняты разборками между собой. Но если мы не объединимся и не дадим отпор, Монарх сделает новое изменение и просто-напросто сотрет человечество с лица Земли. Кому тогда будет нужен Внутренний Круг? Да и уцелеет ли он?

– Круг уцелеет, – улыбнулся и Парамонов. – Идея создания Внутреннего Круга принадлежит не перволюдям и даже не Инсектам, были на Земле существа и до них.

– Аморфы?

– До Аморфов. Аморфы – эксперимент Безусловно Первого, его ошибка, можно сказать. Как и мы – ошибка Аморфа Конкере, то есть Монарха Тьмы. Безусловно Первый экспериментировал с «розой реальностей» не один раз, что, естественно, отразилось и на нашей, тогда еще не опустившейся до уровня «запрещенной».

– Этого я не знал, – задумчиво признался Матвей. – Недавно я ходил по астралу и наткнулся на блокированные уровни. Кто-то не хочет, чтобы я узнал кое-какие тайны, над раскрытием которых начал размышлять.

– Над какими, если не секрет?

– В первую очередь меня волнуют Знания Бездн – прямые следы Безусловно Первого, во вторую – он сам. Сюань – как говорят китайцы, самая глубокая и наиболее непонятная из тайн.

Парамонов с новым интересом глянул на по-особому – изнутри – невозмутимое лицо Соболева.

– Однако вы и замахиваетесь, Матвей Фомич! Среди Посвященных утвердилось свое отношение к Безусловно Первому. Он выше любых описаний, концепций и названий, он – действительно Тайна, без которой ничто не пробуждается к жизни, мы же все живем в мире его иллюзий, в мире внешних проявлений его мысли.

– Возможно, я в каком-то смысле дилетант, но мы затронули вопросы дискуссионного плана. Я изучал Дао, так вот даосы утверждают, что никто не создавал ни пустоту, ни Дао, это первозданные реалии, существующие задолго до появления богов и человека. Даосы даже ввели в обиход символ или слово «сянь-ди» – образ, предшествующий Богу.

– За что учение Дао не признается большинством религий мира, – кивнул Парамонов, – ибо оно сомневается в существовании Единого. Как сказал один французский писатель: «Не знаю, существует ли Бог, но для Его репутации было бы лучше, если бы он не существовал».^[6]

Ульяна засмеялась. Улыбнулся и Матвей.

– И все же вы рискуете, – добавил Парамонов. – Даже не тем, что задаете вопросы о сущности Мироздания и Творца, а тем, что одновременно пытаетесь остаться человеком. Вступивший на Путь в Круг перестает быть обыкновенным человеком, он становится Собирателем и Хранителем знаний, в большинстве своем опасных для человечества в его нынешнем состоянии. Необходимо выбирать: либо вы там, либо вы тут. Как говорил еще один умный человек: «Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания».

– Монтень, – усмехнулся Матвей, любуясь улыбкой Ульяны, на миг напомнившей ему Светлену. – Итак, вы мне отказываете в помощи?

Глаза Ивана Терентьевича стали грустными.

– Не спешите с выводами. Нам надо разобраться. Если мы станем помогать вам, сделаем ошибку, я в этом уверен. С другой стороны, будет, наверное, еще большей ошибкой не помогать. Я далеко не герой, особенно если предстоит сражаться с живыми людьми, а не с древними текстами. Но ведь вы утверждаете, что в прошлой жизни мы были вместе?

– Иначе я не пришел бы к вам.

– И чего вы хотите от нас? Чтобы мы встали на тропу войны?

– Это не я хочу – закон. Я оцениваю нынешнее состояние мира как пограничное. Монарху, чтобы начать изменение, необходимо обоснование, которое он получит в скором времени, если произойдет фазовая перестройка социума. Люди ему станут не нужны.

– А сами вы какой избрали Путь, пройдя свой Путь Воина до конца?

– Путь Ненасилия. Даосы его называют Путем Избегающего Опасности.

– А нам предлагаете Путь Воина, – засмеялась Ульяна. – Ничего себе альтернатива.

– Среди нас есть воины, ваш друг Самандар, к примеру, мой друг Вася Балуев. – Матвей встретил взгляд Ули и понял, что потерял в ее глазах большую часть своего обаяния, усмехнулся в душе. – Но вы меня неправильно поняли, идущие. Наша общая задача – формирование эгрегора Внутреннего Круга, способного стабилизировать ситуацию, остановить распад общества и дальнейшее ослабление Закона адекватного ответа.

– Каким образом мы сможем повлиять на закон? – скептически поднял бровь Иван Терентьевич.

– Для этого я хочу выйти в «розу реальностей», – сказал Матвей легко, как о каком-то пустяке, – и договориться с Монархом, чтобы он поискал другой объект для экспериментирования. А если не удастся – объединить иерархов.

Матвей помолчал, не обращая внимания на то, что в глазах собеседников протаивает изумление и сменяется беспокойством. Их взгляды спрашивали: в своем ли он уме?

– Если же и с иерархами не удастся договориться, – продолжал он ровным голосом, – то я попытаюсь выйти на Безусловно Первого.

Ответом Соболеву было продолжительное молчание Посвященных. Потом Парамонов глянул на Ульяну, крякнул, сцепил и расцепил пальцы.

– Вы меня поразили, Матвей Фомич! Но мне действительно необходимо обдумать ваше предложение, я не люблю и не хочу ошибаться.

– Я тоже, – добавила девушка, в глазах которой снова вспыхнул интерес к Соболеву. – А кто такой Балуев? Вы уже дважды упоминали его имя.

– Вася Балуев – ганфайтер, перехватчик-«волкодав», как их называют профессионалы, мастер захвата. Сейчас он находится в Чечне с одной непростой миссией.

– А поподробней можно?

Матвей допил свой остывший кофе, но заказывать больше не стал. Сказал нехотя:

– Он вошел в состав отряда, которому поручено ликвидировать убийц из ЧАС, так называемой Чеченской армии свободы. Чеченцы начали отлавливать и уничтожать своих бывших врагов по всей территории России. Раньше они просто похищали людей с целью выкупа, сейчас что-то изменилось, они начали более жестокие действия. Их группа проникла в Москву и убила двух офицеров, героев войны в Чечне, а также писателя Кожемякина, приговоренного исламскими фундаменталистами к смерти за правдивое отображение фанатизма. ФСБ решила ответить адекватно.

Парамонов покачал головой.

– Я слышал об этом преступлении. Жуткое явление… я имею в виду терроризм, а тем более исламский. Но чтобы решиться искать убийц на территории Чечни… это же самоубийство! Как они их там найдут? А тем более уничтожат?

– Террор не анонимен. У него есть имя, фамилия, связи, банковский счет, исполнители, базы и так далее. Вычислить имена убийц для силовых контор будет несложно. А вот выполнить задание… тут вы правы. Я пробовал уговорить Васю не идти туда, но он человек военный и пока еще в самом начале Пути. О сущности бытия, о противостоянии добра и зла он по-настоящему не задумывался. Но человек он неординарный, неглупый, интересный, у него все впереди.

– Если только он вернется оттуда живым, – проворчал Иван Терентьевич. – Хорошо бы научиться натравливать зло на зло, вот только не всем дается эта наука. Да и не существует однозначной оценки добра.

– Добро – изнанка зла, – вставила Ульяна.

– Но не всегда можно определить и отделить их друг от друга. Вот недавно возник «Стопкрим», «чистилище», как говорят в народе. К какому разряду отнести это явление, к добру или злу? С одной стороны, «чистильщики» наказывают бандитов и негодяев, с другой – их путь не лежит в русле закона и противоречит самым элементарным нормам морали.

– Разработка Горшиным программы защиты и адекватного ответа, появление «Стопкрима» – это достаточно своевременная реакция социума на возникновение «Купола», то есть в данном случае просто сработал Закон регуляции социума. Кстати, организация банд, киллер-центров, все более частое появление маньяков-насильников и убийц – тоже следствие Закона регуляции, и этому росту зла необходим противовес.

– Но ведь этим должен заниматься Союз Девяти.

– Должен. Но и у них возникли внутренние проблемы как следствие волнений среди иерархов. Некоторые из кардиналов Союза возжелали власти абсолютной, равной власти Монарха.

– Кто? Мы их знаем?

– Вы их узнаете.

Иван Терентьевич покачал головой.

– Да-а, дела-а! И все же не обижайтесь на нас, Матвей Фомич, сегодня мы не можем дать ответ.

– Я и не надеялся. Еще не раз придется контактировать и решать. Ну что, по домам?

– А где вы остановились? Может, поедем ко мне?

– Вы забыли, что здесь у меня «схрон», своя квартира. Кого первого доставить в родные пенаты?

Они расселись в не слишком комфортабельном и удобном, но все же уютном салоне «Таврии».

– Пожалуй, первой доставим Улю, – оглянулся на девушку Парамонов. – Меня никто не ждет, ни жена, ни дети, а ей завтра вставать рано.

Машина выехала со стоянки, влилась в негустой поток автомобилей на улице Ленина.

– Да, Иван Терентьевич, – прижалась к локтю друга Ульяна, – все забываю спросить: почему вы не женитесь?

– Потому что моя жена еще не родилась, – отшутился явно смущенный Парамонов. – И вообще я боюсь семейной жизни, необходимости поддерживать какие-то обязательные отношения. Холостому спокойнее.

– Есть анекдот на эту тему, – сверкнул улыбкой Матвей. – У психолога спрашивают: когда бывают хорошие отношения между мужем и женой? Тот отвечает: когда муж не слышит, что говорит жена, а жена не видит, что делает муж.

Ульяна засмеялась, улыбнулся и Иван Терентьевич.

– Вполне может быть, не спорю. Если серьезно, я действительно боюсь. На моем роду лежит некое заклятие… ради нейтрализации которого я и увлекся психологией, психическими аспектами и целительством. У моего отца была большая прекрасная семья – восемь человек: он, мама, трое дочерей и трое сыновей, я самый младший. Все умницы, без преувеличения, красивые добрые люди, но стоит кому выйти замуж или жениться – отпочковавшаяся семья начинает бедствовать. Болезни, кражи, пожары, стихийные бедствия начинают буквально сыпаться со всех сторон, пока не происходит гибель кого-то из близких.

Иван Терентьевич замолчал, глядя перед собой ничего не видящим взором.

– И что же? – тихонько потревожила его Ульяна.

– А ничего, – очнулся Парамонов. – Я похоронил двух братьев и двух сестер, пока не понял закономерности.

– Выяснили, в чем дело?

– Нет, – с видимым усилием ответил Иван Терентьевич. – То есть я имею предположение, но даже Посвящение во Внутренний Круг не позволило мне его уточнить. Мы были неразделимы – вот все, что я знаю.

– Кластер, – произнес Матвей. – Ваша семья представляла собой психомотивационный кластер, клубок свернутых мировых линий, замкнутых на определенного человека. Я даже рискну предположить на кого – на отца. Верно? Ваша семья была самодостаточна, а вы, очевидно, пытались как-то разорвать этот клубок, уйти из дома, причем еще в юношеском возрасте. Был конфликт. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – задумчиво проговорил Парамонов. – Отец очень не хотел, чтобы я учился в другом городе, но я все же уехал… со скандалом. О чем жалею до сих пор.

– Он жив?

– Нет, умер в восемьдесят восьмом. Мама годом позже, им было уже по сто двадцать с лишним лет. Все долгожители, особенно по бабкиной линии Волковых. Наверное, кто-нибудь из моих предков был и во Внутреннем Круге. А нас осталось двое: я и сестра Шура. Хотя родственников по всем линиям много, в том числе и в Рязани.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.