Бич времен (Смутное время - 1)

      - Нужна аппаратура физико-химического анализа, - сказал Рузаев, затягиваясь. - Иван прав, проблем достаточно. Но тем интереснее с ними работать. И неплохо бы достать какие-нибудь комбинезоны или спецовки, что ли, а то лазить по лесу в наших костюмах несподручно. Хорошо хоть сапоги догадались взять. Я их достал из мешка, можете надевать.
      - Вечером схожу в райцентр и позвоню Ивашуре, - пообещал Гаспарян. - Спецовки он привезет. Что касается моего пессимизма, то обосновать его я не могу. Тревожно что-то на душе, друзья мои. Не нравится мне паучье нашествие.
      - Обычная вспышка биологической активности, - предложил идею Костров. - Вы не хуже меня знаете о таких вспышках среди леммингов, крыс, саранчи. Вспомните "красные" приливы в Атлантике, когда по каким-то причинам начали бурно размножаться красные водоросли. Вот и здесь нечто подобное: нарушилось где-то экологическое равновесие, и среди пауков вспыхнула "эпидемия" размножения.
      - Не годится даже в качестве прикидочной гипотезы, - покачал головой Рузаев. - Слишком много несоответствий. Во-первых, трудно представить, из-за какого экологического фактора начали плодиться пауки. Во-вторых, судя по виду, это не пауки вовсе, а сольпуги, хотя утверждать не берусь - разглядеть не было времени. Да и родина сольпуг - юг Туркмении, так что непонятно, откуда они взялись в умеренной зоне России. И в-третьих, обычная паутина непрочная, а эта словно соткана из шелковых ниток! К тому же накапливает электрические заряды!
      - Чувствуется профессионал! - сказал Гаспарян. - Да, Иван? Зоолог я хреновый, но меня Михаил убедил. Что будем делать дальше, джентльмены? Ваши предложения?
      - Давайте попробуем пробиться к просеке со стороны леса, - предложил Костров, спокойно отнесшийся к разгрому своей идеи.
      Он был самым высоким в их компании и самым молодым. Лицо открытое, слегка скуластое, курносое, глаза карие. Друзья любили его за добрый нрав и бесстрашие, когда дело касалось критических ситуаций в экспедициях Центра: надежен, смел и удачлив. И не было случая, чтобы он дрогнул перед опасностью, спасовал или струсил. Фамилию свою Костров целиком и полностью оправдывал: он был виден издалека, и не столько из-за роста, сколько из-за огненно-рыжей шевелюры.
      - Зачем тебе просека? - спросил Гаспарян.
      - Может быть, найдем причину скопления паутины именно в том месте. Судя по всему, там паучий центр.
      - Резонно, - заметил Рузаев. - Только поход к просеке я бы отложил: нужна, как я уже говорил, спецодежда, да и рация для связи. А вот экземпляр паука нам бы не помешал. Пожалуй, я займусь ловлей. Если ты не возражаешь, - добавил он дипломатично.
      Гаспарян кивнул.
      - Согласен. В крайнем случае сфотографируйся с пауками вместе на память, а мы с Иваном нанесем на карту особо запаутиненные места и начнем исследовать свойства паутин. Кстати, кто у нас сегодня дежурный по кухне? - Он посмотрел на Кострова.
      - Михаил начал - ему и кончать, - быстро среагировал тот.
      Гаспарян хмыкнул, посмотрел на каменное лицо Рузаева.
      - Логично мыслит, да, Михаил?
      - Подежурю, - коротко ответил Рузаев.
      К вечеру они закончили намеченные работы только наполовину: Рузаев истратил цветные пленки и километр кинопленки, снимая паутины, пауков и лес, но поймать паука не смог. Костров и Гаспарян определили координаты паутинных скоплений, однако на изучение паутин не хватило времени. Начальник группы в половине седьмого ушел в райцентр, надеясь засветло вернуться.
      Костров, не обращая внимания на мрачные пророчества Рузаева относительно его здоровья, с наслаждением искупался в Пожне, найдя неподалеку от лагеря бочаг глубиной около двух метров. Вода была холодная и чистая до полной прозрачности.
      Во время ужина у Кострова разыгралось воображение, и он выдал две гипотезы, которые Рузаев уничтожил неторопливо, методично и основательно, словно "сыпал" завравшегося диссертанта.
      - Ну а у тебя самого есть собственная гипотеза? - спросил задетый за живое Костров.
      - Есть, а как же, - невозмутимо проговорил Рузаев. - Я лично считаю, что Carthafginem esse delendam [ "Карфаген должен быть разрушен" (лат.) - слова римского полководца и государственного деятеля Катона Старшего, которыми он обычно заканчивал свои речи в Cенате. ] .
      Ошеломленный познаниями товарища в латинском языке, Костров повертел головой и не нашелся, что ответить.
      Так как на следующий день дежурить по биваку была его очередь, а от судьбы, как известно, не уйдешь, Иван решил заранее сходить к реке и набрать два ведра воды.
      Закат пламенел на полнеба, предвещая ветер, глухо шумел лес, наполненный тысячерукими тенями, покинутый зверем, птицей и насекомыми. Это отсутствие живого мира действовало на нервы больше, чем паутины в лесу. Дома на краю деревни казались угрюмыми склепами, стерегущими сон покойников, и Костров, далеко не робкий по натуре, под влиянием таинственной и мрачной атмосферы засвистел.
      Дойдя до речки и зачерпнув воды, он не сразу понял, что на его свист откликается довольно необычное эхо. Он остановился, перестал свистеть и прислушался. Это было не эхо. Из леса, слева от тропинки, доносился тихий прерывистый свист, даже не свист - писк. Он смолк почти сразу, как только Костров прекратил свистеть, и дважды возобновлялся в ответ на переливчатые рулады полонеза Огинского. Кто-то помогал Кострову солировать.
      Продолжая насвистывать, Иван поставил ведра с водой, нашел подходящий сук и метнул его в чащу, откуда доносился писк. И тут же из леса раздался вопль, похожий на тот, что поразил их в первый вечер. Он прозвучал резко и сильно, полный тоски и злобы, и Костров невольно отскочил на середину тропинки, прямо на ведра.
      С минуту он прислушивался к шорохам леса, готовый бежать или драться, потом подобрал ведра и снова пошел за водой.
      - Кто-то кричал? - спросил его сонный Рузаев, когда он принес воду и молча залез в спальный мешок.
      - Я, - ответил Костров.
      Гаспарян пришел поздно ночью, усталый, злой и возбужденный.
      Костров, спавший вполсна, повернул голову в сторону негромких проклятий, доносившихся сквозь храп Рузаева, и спросил:
      - Ты, Сурен?
      - Спи, спи, дорогой, - отозвался Гаспарян. - Хорошо хоть в палатке пауков нет. Вот ведь дряни наплодил Господь Бог при сотворении мира! Кого он хотел этим удивить - ума не приложу.
      - Что случилось?
      - Да ничего особенного. Устал как собака, километров двадцать отмахал туда и обратно да еще драпал километра три...
      - От пауков? - засмеялся Костров.
      - Кто его знает. Где старый брод через Пожну, помнишь? Проезжали, водитель показывал... Нет? Впрочем, все равно. Темно, понимаешь, кругом, жутко - птицы молчат... А возле дороги что-то светится в кустах, как два глаза... И такая в них тоска - не передашь!.. Кинул я туда камешек...
      - А оттуда как заорет! - досказал Костров.
      - Точно! Как догадался? Слышал?
      - Слышать не слышал, но со мной тоже произошел случай.
      Гаспарян прыснул.
      - Ну и мчался же я! Наверняка установил рекорд в беге с препятствиями! Ты тоже?
      - Нет, я прыгнул в длину метров семь без разбега, прямо в ведра с водой.
      Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.
      - Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?
      - Извини, Михаил, - сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. - Разрядка за день.
      - Звонил Ивашуре?
      - Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.
      - Да, Игорь Васильевич не любит туманных формулировок.
      Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос:
      - Братцы, смотрите-ка!
      - Что там еще? - всполошился Гаспарян, высовывая голову из-под полога, и тихо выругался по-армянски.
      Над лесом, в стороне злополучной просеки, заросшей паутиной, вставало мягкое, переливчатое, серебристо-пепельное сияние.
      ГЛАВА 5
      Завтрак прошел в молчании. Собрались также молча, только Гаспарян, выглядевший, несмотря на плохо проведенную ночь, как всегда, аккуратным, подтянутым и свежим, сказал Кострову:
      - Иван, захвати-ка на всякий случай ружье.
      Кострову не хотелось тащить на себе лишние килограммы железа, но он вспомнил свое вчерашнее приключение и без слов нацепил на шею ремень ивашуринской бескурковки. Рузаев лишь головой покрутил, протирая объектив своего знаменитого "Киева-10".
      В лес вошли по тропинке, протоптанной ими за два дня. Не успели миновать заросли жимолости, как шедший впереди Гаспарян вдруг остановился, словно наткнулся на змею. Костров обошел его сзади и увидел в кустах, невысоко над землей, кружевную снежно-белую паутину.
      - Так, - спокойно сказал Рузаев. - Пауки расширяют свои владения. Еще вчера их здесь не было.
      Гаспарян молча раскрыл футляр электрометра.
      - Напряженность поля - четыреста вольт на сантиметр.
      Костров присвистнул. Потоптавшись у паутины, он проследил за длинной серебристой нитью, цеплявшейся за куст рябины, и увидел вторую паутину. За ней располагались сразу две, связанные между собой ажурным мостиком, а дальше, метров через десять, шло уже белое паутинное поле, опутавшее стволы сосен и берез, траву и кустарники.
      Гаспарян отломал сухой сук и ударил по паутине. С отчетливым стеклянным хрустом паутина развалилась на две части и потухла - стала серой, словно ее присыпали пылью.
      Костров заметил какое-то движение в траве под кустом, без долгих раздумий рванул с плеча ружье, поймал на мушку черное пятно, убегающее в траву, и нажал на спуск.
      Бах!
      Выстрел разнес тишину леса в клочья отголосков.
      - Сдурел! - шарахнулся в сторону Гаспарян.
      - Паук... - пробормотал Костров и повел стволом.
      Рузаев с любопытством оглядел его, полез в кусты и, поворочавшись там минуты три, глухо спросил:
      - Чем было заряжено ружье?
      Костров покосился на Гаспаряна.
      - Дробью, - ответил тот. - А что?
      - Это был паук. К сожалению, Иван отменный стрелок, и от паука остались только рожки да ножки.
      Рузаев вылез из кустов и смахнул с колен приставшие комки мха и сосновые иголки.
      - Надо было целиться в ногу, - сказал он рассудительно.
      Все трое переглянулись и засмеялись. Потом Гаспарян взял у Кострова ружье.
      - За стрельбу тебе еще придется отвечать, стрелок, так что не очень радуйся. Тут тебе не тир. А эхо слышал? Дразнит нас какая-то зараза...
      - С чего вы взяли? - осведомился Рузаев.
      Костров посмотрел на Сурена и рассказал Михаилу случай с "вечерним концертом".
      - Значит, кричат, по-вашему, пауки?
      - Но ведь больше некому, сам видишь - ни птиц, ни зверей.
      - Ну, отсутствие зверей еще надо доказать, а вот то, что паукам нечем издавать звуки, это я знаю точно.
      - Сам же говорил, это не пауки, а сольпуги. Может, и не сольпуги вовсе, а какой-нибудь новый вид?
      Рузаев пожал плечами.
      - Не знаю. Вообще-то на Земле известно около тридцати пяти тысяч паукообразных, открыть новый вид сложно. Но если это действительно новый вид - так и быть, приоритет за тобой.
      - Дадим ему название: паук "Иванус Костровус", - предложил Гаспарян. - Звучит, не правда ли, Михаил?
      Рузаев, усмехнувшись, кивнул.
      - Лично у меня есть своя гипотеза. - Он прошагал к ближайшим паутинам и снял с шеи ремень фотоаппарата. - Пауки-мутанты.
      - О! - Гаспарян оживился. - В этом что-то есть.
      - И все же здесь нужен специалист-арахнолог. - Рузаев сфотографировал потухшую паутину и перевел пленку. - Я всего лишь зоогеограф по образованию; моя специальность, причем бывшая, заметьте, - изучение факторов, определяющих распределение животных, в частности пресмыкающихся. О пауках я знаю мало.
      - Где я тебе возьму специалистов? - буркнул Гаспарян. - Я говорил Ивашуре, он обещал что-нибудь придумать, но в один день специалиста не найти, да и с оформлением командировок под конец месяца - проблема. Так что будем обходиться пока своими силами. Факты, давайте факты, ничего, кроме фактов, выводы сделают другие. Миша, ты все же попробуй поймать паука, только без этого... - он пошевелил пальцем, - без стрельбы. А мы с Иваном займемся обстановкой. Будем делать замеры трижды в день и один раз ночью. Кто знает, как нам это может пригодиться.
      После обеда Костров взял метровый щуп, представляющий собой гибкий металлический стержень с керамической рукояткой, закинул за плечи рюкзак с ЗЗУ - звукозаписывающим устройством - и направился к болоту.
      - Осторожней там, - по привычке пробурчал Гаспарян ему вслед. - Не подходи к просеке близко, возвращайся пораньше. Оделся хорошо?
      Костров похлопал щупом по своим сапогам: экипирован он был по всем законам леса.
      За обедом Рузаев поделился своими наблюдениями: он дважды видел пауков, но поймать так и не сумел - слишком шустрыми они были, зато хорошо их рассмотрел.
      - Это не сольпуги, - заявил он, - но и пауков таких я не знаю. Может, действительно новый, неизвестный науке вид? Во-первых, размер тела - около двадцати сантиметров! Людоеды, а не пауки! Во-вторых, окраска фиолетовая, с металлическим отливом. В-третьих, хилицеры у них, то есть передние ноги для защиты и нападения, совершенно не развиты! В-четвертых, педипальцы - многощупальца, наоборот, увеличены. В-пятых, у них всего две пары глаз, но зато размером чуть ли не с половину головогруди! Если это не новый вид, то уж точно мутанты. Единственное, что смущает, так это причина мутагенеза. Самый мощный из известных сегодня источников мутации - радиация - для пауков не страшен...
      Пробираясь между деревьями, Костров продолжал размышлять над словами Михаила, и предположения товарища будили в нем такие ассоциации, от которых на душе становилось муторно.
      Он вышел на край болота чуть подальше того места, где они с Суреном впервые увидели скопление пауков. Осока и камыши пересохшего болота были ржавого цвета, белые островки паутин хорошо выделялись на этом фоне. Несмотря на расширение своих владений в лесу, пауки почему-то неохотно ткали сети на болоте: паутинных полей здесь было значительно меньше.
      Шурша ломкой травой и опавшими листьями, Костров начал пробираться к просеке с линией электропередачи, стараясь идти по краю болота и не заходить в лес. Даже со стороны было заметно дрожащее белое мерцание в его глубине: пауки заткали все пространство между деревьями, и чем ближе Костров подходил к просеке, тем гуще становилось паутинное плетение. Наконец идти дальше, не затрагивая паутин, стало невозможно. Костров потыкал щупом в ближайшее паутинное облако, скрывавшее под собой куст чернотала, подивился упругости паутины и углубился в болото, обходя редкие островки паутин и колдобины с грязью.
      Через полчаса он выбрался к опоре ЛЭП и вытер пот со лба: ветер стих и было довольно жарко. Вокруг царила странная тишина, будто все живое в радиусе нескольких километров от паучьего логова бежало, спасаясь от непонятного соседства, затаилось, спряталось. Не было видно даже длинноногих комаров - карамор, живущих на болотах до поздней осени, что Костров отметил еще раньше. Он впервые оценил этот факт как сигнал тревоги. Заныло под ложечкой, стало зябко и неуютно, пришло ощущение чьего-то незримого присутствия...
      Костров передернул плечами, снял рюкзак и достал продолговатый футляр ЗЗУ. Вскрыв панель, вставил в отверстия по бокам решетчатые диски антенн, включил питание, подумал и поставил переключатель режимов в положение "инфразвук". Вложив прибор в рюкзак, он снова закинул его за плечи и побрел в сторону просеки, придерживаясь линии электропередачи.
      Через полкилометра линия привела его к просеке, и идти дальше Костров не решился. Построения паутин здесь приобретали странные, вполне осмысленные формы: арки, столбы, шпили, башни и даже целые крепостные стены, так что за ними не было видно ни леса, ни опор, ни самой просеки. Зато оттуда ощущался ток чистого и свежего теплого воздуха, щедро сдобренного запахом эфира.
      Тишина угнетала. Костров поймал себя на том, что норовит оглянуться через плечо, пытаясь хоть краем глаза поймать какое-то движение: ему казалось, что паутины по сторонам едва заметно колеблются, но, как только он бросал в том направлении взгляд, это движение замирало, пряталось куда-то вглубь, чтобы возникнуть уже в другом месте. Лес казался насыщенным странной жизнью и в то же время был неподвижен и мертв.
      Рассердившись, Костров ткнул щупом в ближайшую паутинную башню, серую у подножия и ослепительно белую вверху, на высоте шести-семи метров. Щуп с трудом преодолел ажурную преграду, и в тот же миг Костров почувствовал сильный удар по руке. Башня сердито зашипела, засияла вся сверху донизу. Костров выпустил щуп и отскочил назад.
      Щуп остался висеть в воздухе, потом вдруг раскалился до желтого свечения и... осыпался каплями расплавленного металла. Запахло жженой пробкой и горелой виниловой изоляцией.
      - Ч-черт бы вас побрал! - в сердцах сказал Костров. - Хотя бы предупреждали!
      Кому адресовались эти слова, он сам не знал.
      Он постоял некоторое время, потирая ушибленные пальцы, и вдруг подумал о спичках, представил, как горит сухая трава на болоте, полыхают деревья и жухнет в огне паутина... Додумать до конца Костров не успел: ему внезапно стало плохо. Голова закружилась, заломило виски, в ушах поплыл тихий, но все усиливающийся звон, ноги сделались ватными, подкосились, и он, теряя сознание, упал лицом в траву...
      Очнулся он от страшных размеренных звуков: "Кх-кха-а-а... Кх-кхха-а-а... Кх-кхха-а-а..." Словно где-то рядом дышал громадный зверь или шумели кузнечные мехи.
      Костров открыл глаза, приподнял тяжелую голову и увидел, что лежит на голой скале, белой, как отполированная ветром и дождем кость. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли необычные желтые колонны, пушистые, словно поросшие зеленой шерстью. Вверху они расщеплялись на несколько тонких хлыстов с кисточками на концах, некоторые заканчивались свернутыми в спираль пучками зеленых листьев. Колонны соединялись между собой белыми ажурными мостиками, в которых Костров узнал паутины. Он резко сел и почувствовал, что вокруг стоит небывалая жара, что воздух здесь душный, густой, как кисель, и полон незнакомых ароматов...
      Обливаясь потом, Костров соскользнул со скалы, потрогал ее гладкий горячий бок, обошел кругом. На высоте его роста в скале обнаружились два отверстия, напоминающие пустые глазницы черепа, а чуть ниже зияла щель, в которой смутно угадывались ряды треугольных пластин.
      Костров отошел от утонувшей в земле скалы, потом, движимый неосознанной тревогой, оглянулся. Скала.
      Холодея, он понял, что эта скала - не что иное, как череп какого-то исполинского зверя! Сомнений быть не могло. Костров хорошо помнил изображения ящеров палеозоя и мезозоя, в его домашней библиотеке было несколько книг из серии "Возникновение жизни на Земле".
      Попятившись, он наткнулся спиной на зеленую колонну, стрелой вонзавшуюся в густо-синее, без единого облачка небо, и отскочил в сторону. Это была, конечно, не колонна, это было дерево... "Псилофит, - всплыло в памяти название одного из самых древних растений, - или... сигиллярия?"
      Озираясь, он пошел между "псилофитами", чувствуя, как рубашка липнет к телу.
      Прекратившиеся было звуки снова возобновились. Иван направился в ту сторону, ошеломленный своим пробуждением в неведомой местности. Вопросов - почему, где и как? - он себе не задавал: ответов все равно искать было не у кого.
      Внезапно он вышел на край громадной воронки, скрытой под вогнутой белой пленкой, в которой не сразу угадал... колоссальную паутину! Звуки шли оттуда, но разглядеть в глубине воронки что-либо, кроме тусклого оранжево-желтого мерцания, было невозможно. С каждым "кх-кхха-а-а" из воронки волнами наплывали запахи, в том числе и запах эфира, от которого кружилась голова и слегка подташнивало. Жара вблизи нее стояла совершенно невыносимая.
      Костров отступил, шатаясь, прошел несколько шагов и наткнулся на бугристый черный "ручей", бесшумно и неудержимо скатывающийся в воронку. Это были пауки!
      Костров зачарованно смотрел на "ручей", пока тошнота не подступила к горлу с новой силой. Тогда он попятился за ствол "псилофита", нечаянно задел паутинный мостик, что-то сверкнуло в воздухе, и наступила темнота.
      Сознание вернулось не сразу, а очнувшись от непонятного забытья, он увидел перед глазами знакомые жесткие стебли осота, коричневую губку мха и за кочкой - черное паучье тело с четырьмя громадными прозрачно-фиолетовыми глазами. Паук поводил в воздухе двумя передними лапами, видно, размышляя, что ему делать с непрошеным гостем.
      Костров отмахнулся, встал и побрел прочь от просеки - бежать не было сил. Лишь свалившись в скрытую подо мхом яму, к счастью, сухую, он опомнился и перевел дыхание. Ноги дрожали, в голове стучало, словно он отравился газом. Кое-как уняв дрожь в ногах, Костров осмотрелся. Никто его не преследовал. Кругом расстилался знакомый ландшафт, жара исчезла, как и страшная обстановка с "псилофитами" и черепом ископаемого динозавра. Но рубашка была мокрой и неприятно липла к телу.
      - Бред! - вслух сказал он. Выкарабкавшись из ямы на невысокий бугорок, он погрозил кулаком в пространство и пожалел, что не захватил с собой ружье. В то же мгновение новая волна слабости чуть не свалила его с ног. Задохнувшись от боли в голове, Костров, спотыкаясь, побрел в глубь болота и остановился, когда последние паутинные пятна скрылись из глаз...
      В лагерь он вернулся только через два часа, к заходу солнца, обойдя местность с пауками пятикилометровым крюком.
      Выслушав его сообщение, Гаспарян долго смотрел на пляшущие над костром языки пламени...
      - Что ты об этом думаешь? - спросил он наконец Рузаева.
      - Ничего, - ответил тот. - Когда я ловил пауков, у меня тоже несколько раз появлялась головная боль, хотя и не такая сильная, как у Ивана. Да и неземные пейзажи мне не снились, но чувствовал я себя скверно. Потом все прошло, и я забыл...
      - Что ж ты молчал? Мимо таких ощущений нельзя проходить спокойно. Пауки отгоняют нас от своих владений - это очевидно. Но чем? Ты какую аппаратуру с собой брал?
      - Звукозапись, - сказал Костров и стукнул себя по лбу. - Тьфу, совсем выбило из головы! Я же включил ЗЗУ на инфразвук.
      Он встал, нырнул в темноту к палатке и через несколько минут вернулся с прибором.
      - Удивляюсь, как я его не поломал, когда падал. Сейчас посмотрим беднягу.
      Проверив настройку, он включил прибор на воспроизведение. Некоторое время из динамика доносилось только шуршание фона, потом раздался длинный вздох и долгое, постепенно затухающее, пульсирующее гудение.
      - Частота? - встрепенулся Гаспарян.
      - Восемь герц, - посмотрел на шкалу Костров. - Мощность - десять децибел.
      Гаспарян медленно встал с пня.
      - Что?! Восемь герц?!
      - Фликер! - хмыкнул Рузаев. - Инфразвук с частотой семь-восемь герц - это фликер. Будь частота равной трем герцам, а мощность в полтора раза больше, ты, Иван, уже не встал бы. Три герца - это биоритм смерти.
      - Значит, восемь... - глухо повторил Гаспарян. - Однако это уже не игрушки... Твои галлюцинации тоже, вероятно, следствие излучения. Вот так паучки! Придется вызвать тревожную группу Центра, пока не случилось беды.
      - Подождем Ивашуру, - сказал Костров и виновато посмотрел на руководителя группы. - Он же обещал приехать завтра?
      - Обещал. - Гаспарян не заметил оговорки Ивана, выражавшей недоверие к нему как к руководителю. - Давайте ложиться спать, владыки мира. Отдых наш кончается. Утром перетащим лагерь подальше от болота, я видел паутины уже в деревне. И займемся систематизацией данных...
      Они полюбовались мягким голубоватым сиянием над лесом, где пауки соткали свое "государство", и улеглись спать. Спали, однако, недолго. Ночью всех разбудил сильный грохот.
      Они выскочили в трусах из палатки, спросонья не зная, за что хвататься и куда бежать. Но в темноте ничего не было видно, даже сияния над лесом. Только со стороны деревни доносился удаляющийся грохот, словно по лесу неслась дьявольская кавалерия, круша деревья и сшибая недругов с седел, да мелко вздрагивала земля. Вскоре грохот утих, в последний раз громыхнуло, и в лес вернулась первозданная тишина, сквозь которую послышалось нарастающее журчание воды.
      Они стояли и всматривались во мрак, пока не продрогли.
      - Сходим? - предложил Костров, хотя желания идти вслепую, в ночном мраке, неизвестно куда у него не было. Как и у остальных.
      - Утром, - принял мудрое решение Гаспарян. - Ни черта мы сейчас не увидим, даже с фонарями. Залезайте обратно, не хватало, чтобы мы схватили простуду.
      Рузаев без слов залез в спальный мешок и тут же, судя по дыханию, уснул. Костров долго прислушивался к вою ветра и задремал только через час. Гаспарян уснул последним. Он еще два раза вылезал из палатки с ружьем и смотрел на притихший лес, вслушивался в ночные шорохи, сняв на всякий случай ружье с предохранителя...
      ГЛАВА 6
      Утром стала понятна причина ночного переполоха.
      От просеки с пауками через лес, дорогу и деревню проходил громадный ров! По пути он задел две крайние избы и разметал их по бревнышкам, а дойдя до Пожны, остановился, и речка, изменив русло, теперь почти вся текла по этому рву в лес, к болоту.
      Они молча стояли на метровом валу вывороченного дерна и разглядывали обмелевшую ниже по течению Пожну. По дну рва бежал уже посветлевший поток воды, направленный чьей-то волей к скоплению паутин.
      - М-да, - сказал Гаспарян, теребя выбритый подбородок. Когда он умудрился побриться - никому ведомо не было. - Кто-нибудь может сказать, что это такое?
      - След от сохи Никиты Кожемяки, - буркнул Рузаев. - Он со змеем ночью землю делил...
      - Канал, - произнес Костров, настроенный более прозаично, со вздохом трогая щетину на щеках. - Глубина метра два да ширина столько же... Пауки наши, оказывается, умеют строить каналы не хуже нас. Д-р-р-р - и готово! Только зачем им вода? Миша, паукам вообще вода нужна?
      - В мизерных количествах. Насколько мне известно, необходимое количество жидкости пауки высасывают из своих жертв. Но чтобы целая река... Кстати, почему ты решил, что этот канал построили пауки?
      - А кто же еще?
      - Вот что, - сказал Гаспарян. - Давайте-ка определим точно, куда идет ров. Если вода течет к просеке, там скоро будет потоп. Тогда придется переносить лагерь еще выше по дороге.
      - Переносить надо в любом случае. - Рузаев обвел взглядом лес, свежую двухметровую борозду, проделанную неизвестно кем и неизвестно зачем за одну минуту. - Вдруг паукам вздумается проложить еще один канал? Пройди он по лагерю...
      - Точно, - кивнул Костров, - костей не соберем!
      Гаспарян поморщился и махнул рукой.
      - Я же сказал: перенесем. Пошли.
      - А завтрак? - спросил Костров. - Может, лучше после завтрака?
      - Успеем, перекусим консервами. Не отставайте.
      Они потянулись гуськом друг за другом: впереди Гаспарян, потом Рузаев и Костров. Не успели пройти и полсотни шагов, как в лесу раздался треск и на берег канала выскочил ошалелый пожилой дядя, одетый в заплатанные штаны времен первой мировой войны, ветхую студенческую куртку с надписью "Алтай-88" и женскую соломенную шляпу с выцветшей розой на полях. В руках он держал просторную ивовую корзину - судя по его рыси, пустую. Заметив экспертов Центра, он круто затормозил.
      - Доброе утро, - вежливо приветствовал его Гаспарян.
      - Здорово! - сипло отозвался дядя, заросший мощным волосом чуть не до бровей. - Чего это вы тут?..
      - Мы ученые, не пугайтесь, изучаем пауков, а вы?
      - Леший, - шепнул на ухо Кострову Рузаев.
      - Грибник, - догадался тот. - Я уж думал, что сюда по грибы никто не ходит. Вы, наверное, напоролись на пауков?
      - Тьфу! - сплюнул дядя, достал огромный клетчатый платок и вытер лоб и шею. - Я в этих местах, почитай, шестой десяток годков грибы собираю! Что ж это за дрянь тут деется?
      - Вы же видели, пауки, - пожал плечами Рузаев. - Туда больше не ходите, опасное место. Где вы живете?
      - В Жуковке, хата у меня там...
      - Вернетесь, скажите соседям, чтобы сюда пока не ходили. Мол, запретная зона.
      - Дак куды ж тогда за грибами?
      - Лес велик, найдите еще места. А здесь... сами видите.
      - Вижу. - Дядя немного успокоился, трубно высморкался и тут заметил ров. - А энто откудова?
      - Оттудова, - кивнул в сторону болота Рузаев.
      Дядя проследил взглядом, затем издал сиплый горловой звук и снова попер в лес, ворочаясь в зарослях, как дикий кабан.
      Костров засмеялся.
      - Натерпелся страху, грибник, все грибы растерял!
      - Страх - ладно, не было бы еще каких-нибудь сюрпризов вроде инфразвука, - сказал Гаспарян. - Места эти, видать, грибные, ждите еще гостей, особенно в выходные дни. Надо было как-то обозначить зону, не дай Бог что случится!
      - Чем обозначить? Не писать же объявления на деревьях...
      - Не знаю, чем и как. Думайте.
      Рузаев почесал в затылке.
      - Одни мы не справимся. Охватить надо зону километра три в поперечнике, это по окружности километров десять.
      Гаспарян молча зашагал вперед.
      - Ладно, посмотрим по ходу дела, - сказал Костров, понимающе глядя в спину начальника группы.
      Они снова направились вдоль созданного ручья в лес и вскоре пришли к мнению, что ров тянется точно к просеке, к центральному паутинному скоплению. Однако никаких следов затопления местности не обнаружилось, хотя ручей тек всю ночь и должен был уже разлиться по лесу.
      - Странно, - пробормотал озабоченный Гаспарян. - Никакого котлована в районе просеки вроде бы нет. Куда же девается вода?
      - В болото, - предположил Костров.
      Рузаев промолчал.
      Они стояли в удивительном, сказочном лесу, затканном паутинами. Косые лучи утреннего солнца пронизывали его огненными стрелами, и паутины вспыхивали всеми цветами радуги, словно усыпанные драгоценными камнями. Свежая борозда разделяла лес надвое и придавала ему угрюмую материальность. Лишь один звук нарушал колдовскую тишину вокруг - едва слышное журчание воды.