Анжелика (№9) - Анжелика и дьяволица

— Где Пиксарет? — спросила их Анжелика на языке абенаков.

Оба патсуикета посмотрели друг на друга; они, видимо, колебались.

— Он сбежал, — ответил Жером.

Подобное слово звучало странно, особенно применительно к неколебимому Пиксарету. Пейрак заставил их повторить его, затем обратился за советом к Кастину. Но не было никакой возможности перевести фразу как-то иначе. Пиксарет «сбежал». Почему? От какой опасности? Никто, по-видимому, этого не знал. Анжелика и граф переглянулись.

— Мне жаль, что его нет, — проговорил граф. — Я хотел попросить его отправиться вместе со мной в экспедицию. Скудун весьма печется о союзах с другими племенами абенаков, и появление Крещеного Великана, чья слава весьма велика, и о котором он говорил мне с большим интересом, конечно, привело бы его в восторг. Они бы поговорили о религии, покурили бы моего лучшего виргинского табаку, а я бы тем временем успел разрядить обстановку.

— Возьмите Матеконандо, моего будущего тестя, — предложил молодой гасконский барон. — Он тоже чрезвычайно красноречив, когда дело касается религии.

В этот момент Жером и Мишель принялись обсуждать участь своих пленников-англичан, захваченных в Брансуик — Фолсе, — с тех пор индейцы все никак не могли получить выкуп. Пора было наконец выяснить: уведут ли они англичан с собой или же добьются своего. Надо было обсудить этот вопрос, ибо до сих пор оба приятеля проявляли похвальное терпение.

— Эти дикари великолепны, не правда ли? — восхитился маркиз Виль д'Авре. Тем временем послали за юным Сэмюэлем Коруэном и двумя виновниками всех событий, захваченных, по словам индейцев, в плен, — за преподобным Пэтриджем и мисс Пиджон.

— Посмотрите на эту мускулатуру. Ни единой унции жира. При каждом их движении кожа блестит, словно золото. Но от них очень дурно пахнет. Какая жалость! Знаете ли вы, что они могут бежать быстрее лани? Я сам это видел в Булонском лесу, когда вместе с господином де Романи привез во Францию несколько экземпляров, дабы позабавить короля. Одному молодому ирокезу, Уттаке, устроили тогда испытание — он бежал за оленем, догнал и ухватил его за рога.

Король только диву давался. Уттаке стал теперь вождем Пяти племен и злейшим врагом Новой Франции. Стоило отправлять его в такое прекрасное путешествие! Подите поймите этих скотов!

— Я получила от него ожерелье вампум, — вставила Анжелика, очень гордая таким подарком вождя ирокезов.

— Ну вы, моя дорогая, способны на все, — резко прервал маркиз, принимаясь за тарелку со сладостями из орехов с сахаром. — Но, — заключил он, набив рот, — ирокезы — это чудовища, и Новая Франция только тогда вздохнет свободно, когда все они будут истреблены.

— О, как я об этом не подумал, — воскликнул он, перескакивая с пятого на десятое, — Пейрак, дорогой мой, если вы хотите произвести впечатление на вождя малеситов, возьмите с собой моего Александра. Вы слышали, что сейчас сказал брат Марк? Не премините воздать должное юному герою за его свершения.

— А все-таки это было свинство, — бесцеремонно гнул свое Большой Лес.

— Кабы дело шло о приливной волне на Малом Кодиаке, так еще было бы понятно, тут хоть какой-то толк есть. Ежели только себе там шею не сломишь, за час покроешь расстояние, какое обычным путем вверх по реке за день не пройдешь. А этот буйный водопад в устье реки Святого Иоанна…

— Но слава подвига… Грубые натуры вроде вас не могут понять…

Они вновь начали неистово спорить, и самым пламенным спорщиком оказался брат Марк. Его слушали внимательно, ибо он был очень искушен в подобных делах, и поговаривали даже, что ни один дикарь не знал так хорошо, как он, любой водопад на бесчисленных реках, ручейках и речушках, будь то Лу на реке Святого Лаврентия, Кеннебек, Сент-Круа, Пенобскот или река Святого Иоанна.

— Эта тема их явно задевает за живое, — заметила Анжелика графу д'Урвиллю, стоявшему рядом с ней.

— Если бы вы знали те края, вам это было бы понятно, — сказал молодой нормандский дворянин. — Кажется, что вся жизнь там зависит от движения воды. Она — вокруг вас, и вы — в центре этого кипящего котла. В лесу стоит гул водопадов…

— Если бы по крайней мере не приливы в одиннадцать туазов, — говорил Дефур.

— Но ведь есть приливы в одиннадцать туазов, — торжествующе возражал Виль д'Авре, — а то и в двенадцать, как мне говорили, а в Средиземном море они не достигают и туазы. Отсюда можно лишь заключить: мы находимся в стране удивительных феноменов, и потому нам зачастую приходится и в поведении нашем выходить за рамки привычного.

— В Бретани, на ее восточной оконечности, случаются приливы в восемь туазов, но бретонцы же не становятся от этого сумасшедшими.

— Они хуже, чем сумасшедшие. Люди в один голос признают, что бретонцы не такие, как все, во всяком случае, это публика особая. Но вернемся к нашему Французскому заливу. А что же может здесь вызывать такие мощные приливы?

— А я знаю, — сообщил один из матросов с «Сердца Марии» — он как раз был бретонцем. — Мне это приятели из Сен-Мало объяснили. Они с незапамятных времен каждый год отправляются туда рыбачить, а до них — их отцы, еще до того, как там Колумб появился. То есть они все секреты побережья знают.

— Ну и что?

— Они говорят, что когда-то, давным-давно, таких приливов не было, но явилось морское чудовище, огромное, длиной в несколько миль, оно забилось в подводную расселину и лежит там. И с тех пор, когда оно переворачивается, море выходит из берегов.

— Замолчи ты, нечего чепуху молоть, — воскликнул Колен, услышав смешки со всех сторон. — В наше время такие истории уже не рассказывают.

— А почему это вдруг? — возмутился оскорбленный матрос. — Мне люди из Сен-Мало даже рассказывали, что со стороны пяти островов, напротив Парсборо, бывает видно, как под водой блестят глаза чудовища. И полморды вроде бы у него в Зеленом заливе, а полморды — в Шигнекто, прямо у входа в Малый Кодиак. Оттого-то там все так бурлит, когда он пытается закрыть пасть.

— Помолчи, помолчи, милейший, — снисходительно увещевал Виль д'Авре,

— если бы господин де Пейрак тебя слышал — он ведь человек ученый! — тебе бы не поздоровилось.

Но на моряков объяснение бретонца произвело большое впечатление.

— А почему же это не объяснение, даже если оно, по-вашему, и не такое ученое, господин маркиз, — выпалил другой бретонец, пожелавший вступиться за земляка. — Вот ведь У нас, в Бретани, не так давно возле Пон-Бриека земля стала ходуном ходить. Тогда волшебник Мерлин землю приказал разрыть, а там — два огромных дракона, один белый, другой красный… А здешние края на наши очень похожи. И из Сен-Мало всю жизнь во Французский залив ходят, так конечно, они про здешние места много чего знают. Это ж все-таки ненормально, что море вдруг ни с того ни с сего подымается, а позже обратно возвращается, как будто его что-то из глубины толкает и потом обратно зовет. Мы-то, морские жители, на морском берегу родились и выросли, так мы к этому привычные и о том не размышляем, но все ж таки какая-то причина быть должна.

Виль д'Авре вынужден был признаться, что и для него это явление оставалось загадкой.

— А может быть, тому причиной скопища рыб, когда они плывут, обгоняя друг друга, на нерест, — высказал свое соображение брат Марк. — Что касается Французского залива, то это объяснило бы его отличие от других мест, ведь здесь несметное количество рыбы, а есть еще и тюлени, и киты…

Колен с сомнением покачал головой, маркиз поморщился.

— Нет, ваше рассуждение меня не удовлетворяет… А, вот и граф возвращается, кто знает, может, он и сможет нас рассудить.

***

Дело с английскими пленниками уладилось довольно быстро, или, по крайней мере, были заложены основы соглашения, к вящему удовлетворению оскорбленных абенаков. Речь не шла о детях белых людей, что упрощало задачу, и Уауенуруе-Жером не слишком настаивал на своем желании увезти с собой в рабство своего вспыльчивого пленника, преподобного Пэтриджа, и согласился, как ему предлагал Пейрак, на груду синих и пунцовых лимбургских одеял. Одеял этих было как раз столько, чтобы кипа их оказалась высотой с вышеозначенного пленника, что явилось неплохой добычей.

Этот торг вывел пастора из себя, и он, призвав на помощь Священное писание, громогласно проклинал индейцев, те же покатывались со смеху.

Теуенан-Мишель, напротив, весьма сожалел, что не может взять с собой мисс Пиджон в миссию Святого Франциска под Квебеком. Она была немного старовата, но добрая, деятельная и не робкого десятка. Французы охотно выкупили бы ее, чтобы окрестить. Но за пригоршню раковин из южных морей он согласился оставить англичанку ее единоверцам.

— Граф, рассудите нас, — сказал Виль д'Авре, крайне возбужденный. — Я полагаю, вы-то сможете ответить на вопрос, или, скорее, на вопросы, которыми мы тут задаемся. По порядку. Во-первых, что за феномен вызывает чередование приливов и отливов. Во-вторых, откуда, в частности, в нашем Французском заливе эти огромные приливы, по воле коих за несколько часов пейзаж так преображается и становится почти неузнаваемым? Вы высаживаетесь на берег у опушки леса, а через шесть часов на том же самом месте оказываетесь у подножия скалы. Есть ведь над чем задуматься?

Жоффрей де Пейрак обвел собравшихся дружеским взглядом и улыбнулся.

В тот день граф был одет в простой камзол темно-зеленого бархата, очень любимый Анжеликой: в нем Пейрак был в тот день, когда она встретила его в Ла-Рошели. Он охотно надевал его, когда напряжение спадало, и он знал, что не должен держать в руках сложную ситуацию или же повелевать ею. Сегодня Анжелика ощущала, что он словно успокоился и теперь безо всяких задних мыслей, с удовольствием идет к этому обществу, куда влечет его интерес к людям самым разным. Все они были преданы ему или же к нему расположены, косвенно признавая его присутствие здесь и необходимость этого присутствия среди них. В этом было что-то новое. Анжелика смотрела на Пейрака. Он стоял в нескольких шагах от нее, приветливо глядя на окружающих, и во взгляде его, который подчас приобретал испепеляющую силу, но — она знала это — мог быть и страстным, и веселым — читалось сейчас столько добросердечия, что и сама она почувствовала себя умиротворенной.

Ей показалось, что серебряные нити на висках мужа стали заметнее, и сердце ее сжалось от нежности.

Анжелика ощущала, что души их еще истерзаны, однако в эту летнюю пору надо было слишком многое успеть сделать. Ну что ж, все несущественное мало-помалу отступит, и позже то незабываемое, что возникло в их любви в эти бурные дни, придет к ним во всем своем богатстве, во всех своих красках, неразличимых сегодня, в повседневной сутолоке. А сейчас они должны держаться стойко, не сгибаясь, ибо несут груз ответственности слишком тяжелый, чтобы позволить себе столь необходимую им передышку. Еще совсем немного — и они вернутся в Вапассу, «домой», — поправилась она, чтобы придать себе твердости. Лишь бы Жоффрей отказался от мысли, казавшейся ей столь опасной, — отправиться в Квебек, — Я охотно отвечу на первый вопрос, — сказал Пейрак, — но мне бы хотелось, чтобы это сделал вместо меня кто-нибудь из вас. Я обещаю награду тому, кто доберется до истины, призвав на помощь рассуждение и наблюдательность. , — Итак, господа, все вы сроднились с морем и за время ваших странствий почерпнули немало сведений. Поройтесь же в памяти, сделайте выводы из вашего опыта, и вы незамедлительно, я в этом уверен, подойдете к научному и математически выверенному ответу на вопрос — что же вызывает приливы на нашем земном шаре. В ответ кто-то переглянулся, кто-то стал шептаться в сторонке, кто-то погрузился в глубокие размышления.

— Я вижу, Жан поднимает глаза к небу, — заметил граф. — Горячо, мой мальчик.

— Следует ли искать тайну приливов в звездах? — спросил Жан.

— Конечно же. Во всяком случае, в светилах, — послышался вдруг голос.

— Ибо приливы вызваны притяжением Луны.

Глава 15

Это был женский голос. Все взоры обратились в сторону, откуда он прозвучал.

Герцогиня де Модрибур, стоявшая рядом с Анжеликой, мужественно выдержала взгляды, в которых смешались удивление, может быть, даже ирония, и неодобрение. Она подняла свою грациозную головку, и в ее легкой улыбке, обращенной ко всем мужчинам, пристально смотревшим на нее, читался вызов.

На секунду воцарилось изумленное и даже, пожалуй, возмущенное молчание. Все ждали приговора.

Пейрак сделал несколько шагов по направлению к герцогине.

— Вы выиграли, сударыня, — Пейрак поклонился ей, — и знайте же, что Голдсборо почитает за честь принимать в своих стенах, если мне будет позволено так выразиться, одну из учениц великого астронома Гассенди, француза, который впервые в мире вычислил во Французской Гвиане длину земного меридиана.

— Луна, да при чем тут Луна? — воскликнул губернатор Акадии.

Похожий на оторопевшего Пьеро, он добавил:

— Во-первых, приливы бывают и днем, и ночью.

— Вы поражаете меня, мой друг, — отвечал ему Пейрак. — Подумайте: ведь наша Земля — такая же планета, как и все другие, и для нее Луна, равно как и Солнце, впрочем, остается на своем месте и днем, и ночью.

— А что это значит — притяжение? — заинтересовался квартирмейстер Ванно.

— Видели ли вы когда-нибудь, как магнит притягивает иголки? — пояснила госпожа де Модрибур. — В определенные часы Луна производит то же самое с нами.

Каждый понял этот простой образ, и вновь наступило удивленное молчание, на сей раз менее недоверчивое.

Многие смотрели вверх. Виль д'Авре как раз увидел в наступающих сумерках бледный полумесяц на перламутровом, уже слегка окрашенном золотом небе.

— А, так вот что ты с нами делаешь, плутовка, — обратился он к Луне.

— И ведь правда, Бержерак, тот ученый, что сочинял стихи и протыкал шпагой всякого, кто смеялся над его слишком длинным носом, действительно говорил нечто подобное в прошлом веке, но я считал, что этот гасконец — сумасшедший, как и все гасконцы, — продолжал он жизнерадостно, подхватывая под руки де Пейрака и Сен-Кастина. — А теперь мне хотелось бы знать, почему в некоторые часы, к тому же в разные, эта кокетка нас притягивает, а в другие — оставляет нас в покое.

Жоффрей де Пейрак поклонился Амбруазине де Модрибур.

— Предоставляю честь ответа вам, сударыня.

— Вы могли бы объяснить это не хуже меня, граф, — улыбнулась она чуть кокетливо, — или это экзамен?

Он отрицательно качнул головой. Его темный, внимательный взгляд впился в лицо Амбруазины де Модрибур.

И тут Анжелика ощутила неизъяснимую муку, показавшуюся ей почти физической, словно сердце ее внезапно сжалось, сдавленное чьим-то мощным кулаком.

Это была глубокая, скрытая, пугающая боль, и исток ее был ей неведом; Анжелика на миг словно окаменела, прежде чем смогла осмыслить, откуда исходит удар. То был взгляд Пейрака. Тогда она поняла: его взгляд, который она видела сейчас, принадлежал лишь ей, ей, Анжелике, его любимой, его супруге.

И вот он устремил его на это лицо, обретшее в перламутровом свете угасающего дня прозрачность алебастра, на лицо, где блестел в огромных темных глазах яркий пламень ума. Жоффрей по-прежнему слегка улыбался, но никто бы не смог прочесть в этой полуулыбке его настоящих мыслей.

— Экзамен? О нет, сударыня, — заверил он. — Но мне слишком часто доводится читать проповеди. Я бы с удовольствием побыл несколько мгновений вашим учеником.

Герцогиня расхохоталась почти по-детски, и в знак несогласия тряхнула головой, отчего всколыхнулись ее пышные, лежащие по плечам черные волосы.

— Глупости! Я уверена, что ВАС мне учить нечему.

«Но.., они же кокетничают друг с другом!» — подумала Анжелика в ужасе. И действительно, какой-то панический страх пригвоздил ее к месту — а они продолжали обмениваться репликами, и она различала, словно издали, как в каком-то кошмаре, глухой голос мужа и колдовской голос Амбруазины, ее грудной смех. — Граф, вы расставляете мне ловушки!.. Не станете же вы меня уверять, что такой прославленный ученый, как вы, не знает причину, по которой прилив происходит не совсем в тот час, когда луна находится в зените, но с некоторым сдвигом во времени…

— Это, к несчастью, правда. Я еще не мог исчислить математическую причину этого явления.

— Вы смеетесь надо мной…

— Да нет же! Скорее уж вы будете вправе смеяться… Но это пустяковое унижение… Легко простить себе незнание, когда обладаешь привилегией быть учеником столь красивой женщины… Итак, мы слушаем магистра наук…

— Постойте!

Постойте! — закричал Виль д'Авре. — Я тоже хочу понять! Начнем с самого начала. Каким образом лунное притяжение, если допустить, что таковое имеется, вызывает приливы?.. Слушай хорошенько, Александр!

— Да я знаю все это, — проворчал юноша. Амбруазина живо повернулась к подростку с выражением лица одновременно вопрошающим и повелительным. У того хватило ума пойти на попятную.

— Я хочу сказать, что отец де Мобеж, в Квебеке, мне об этом уже говорил, но я не обратил внимания.

— Отец де Мобеж?

Амбруазину, по-видимому, это сильно заинтересовало.

— Он ведь бывал в Китае, не правда ли? И содействовал созданию Обсерватории в Пекине? Как мне не терпится побеседовать с ним!

— Так что же там происходит с Луной? — потерял терпение Виль д'Авре.

— Так вот, маркиз. Если желаете, задавайте мне вопросы, — обратилась она на сей раз к губернатору Акадии.

— Итак, — начал он с ученым видом, — гм! если Луна, как вы говорите, оказывает свое влияние на весь земной шар в почти равной пропорции, как же получается, что в одних местах приливы крайне незначительны, а в других огромны?

— Справедливое наблюдение. О нем долгое время, действительно, велись споры. В наши дни установлено, что подобная разница в масштабах этого феномена объясняется вязкостью воды, неодинаковой в разных морях. Так, Средиземное море — море замкнутое и потому очень соленое, вследствие чего лунное притяжение не может создать кривизны, достаточной, чтобы выровнять вязкость поверхности, напротив…

— Что вы называете «вязкостью поверхности»? — спросил кто-то.

— Толщину того слоя, что составляет морскую «шкуру».

— Морская «шкура», — прыснул Виль д'Авре.

— Да, мой друг.

Анжелика приходила в себя. С тех пор, как в эту сцену вмешался маркиз и диалог уже шел не только между де Пейраком и герцогиней, ей стало лучше, прошло и головокружение, вдруг налетевшее на нее. По тому теплу, которое графиня внезапно ощутила у висков, она поняла, что мгновение назад была смертельно бледна. Слова по-прежнему гудели в ее ушах, она принуждала себя их слушать, стараясь понять их смысл, пытаясь осознать:

«Что же произошло? Что же стряслось? Да ничего! Что со мной вдруг приключилось?.. Ничего не случилось… Все в порядке вещей, все вполне естественно…» Она слышала, как голос Амбруазины де Модрибур очень ясно объясняет: пуля, выпущенная из ружья, от поверхности моря отскакивает рикошетом. Что доказывает: море сопротивляется проникновению в него, и сопротивление это оказывает «шкура». В замкнутом море, вроде Средиземного, эта «шкура» неизбежно сжимается и, следовательно, становится толще, что препятствует притяжению ночного светила. И наоборот, чем больше поверхность, чем более она вытянута, как здесь, во Французском заливе или в бретонском «мешке» Мон Сен-Мишель, куда упираются два щупальца безбрежного океана, тем легче море повинуется притягательной силе Луны. Кроме того, в этих двух местах географы выявили присутствие ледниковой платформы, а это дополнительная причина, ввиду малой глубины моря, для чрезвычайного утончения сопротивляющейся поверхности воды. Потому-то в наших краях Луна может играть ею, словно легкой вуалью, подвластной всем ее капризам. Как вам кажется, граф, не слишком ли далеко отстоит мое объяснение от ученой точности?

— Оно верно и доступно всем, — признал граф.

И он одобрительно кивнул головой.

Амбруазина посмотрела на него пылко и словно восторженно. Губы ее были приоткрыты, обнажая край ровных, блестящих зубов.

— Все это кажется логичным, — подтвердил губернатор, — но возможно ли установить, в какой момент нежная Фебея note 18 оказывает на нас влияние, помимо наших снов?

— Сильнее всего она влияет, когда находится между Землей и Солнцем…

— А два прилива? — вмешался квартирмейстер. Герцогиня объяснила тем звучным, сильным голосом, какой у нее появлялся, когда она говорила о науках, что во время первого и второго приливов Луна пребывает в разном положении по отношению к Солнцу. Когда разность фаз составляет 90ё, то есть Луна образует прямой угол с Солнцем, два влияния противодействуют друг другу, и притяжение бывает более слабым, а вода поднимается невысоко. Это так называемый квадратурный, или малый прилив половинной амплитуды — его не следует путать, как то часто случается с людьми, мало сведущими в морских терминах, с отливом.

— А что происходит во время отлива?

— Луна удаляется, притяжение прекращается, поднявшаяся вода попросту возвращается обратно.

— У меня от всего этого голова кружится, — заметил Виль д'Авре скептически. — Получается как на качелях, да?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.