Страшный Крокозавр и его дети

«Это Москва-река, – догадался Миша. – А на той стороне белое, блестящее на солнце поле, темная, словно прочерченная рейсфедером, тонкая линия шоссе, опять белое поле и лес пепельно-серый до самого неба, и небо голубое, и воздух морозный без всякого ветра… Интересно, на сколько километров отсюда видно! – подумал Миша. – Спросить бы об этом Крокозавра! Вон стоит, смеется с девчонками, что-то им объясняет. Они перед ним совсем маленькими кажутся. Да нет, не стану спрашивать».

– Мы первые съедем с горы, а вы смотрите, – сказал Крокозавр. Он был в белом свитере, Светлана – в красном, Владимир Яковлевич – в черном. Все трое взмахнули палками и одновременно понеслись вниз, вздымая снежную пыль.

«Как здорово! И не очень страшно, – подумал Миша. – Нет, страшно».

Уже через секунду белое, черное и красное пятна исчезли далеко внизу в клубах снега, маленькие фигурки вылетели на Москву-реку, остановились далеко под противоположным берегом. Крокозавр, кажется, звал кого-то. Миша ничего не слышал.

– Чего мы тут мерзнем? Давайте! – воскликнул Дима Топорков.

– Дима, подожди, команды не было! – предостерегающе крикнула Люба Райкова. Но уже понеслись вниз сразу четверо восьмиклассников, трое – по готовым лыжням, Дима – по целине. Двинулись еще четверо. Вон двое упали, еще один барахтается в сугробе. Галя Крайнева была первой девочкой, которая решилась спуститься. Она съехала плавно, как настоящая спортсменка.

Взрослые поднялись на гору.

– Ребята, что ж вы тут стоите? – пристыдила Светлана лыжников. – Совсем не страшно! – Румяная, улыбающаяся, она тяжело дышала после подъема на гору.

– Докажите… – шепнул Крокозавр своим ребятам, чуть-чуть приподнимая руку.

Понятно, он хотел сказать – докажите, что вы изыскатели.

Помчалась Наташа Ситова, за нею Нина Вьюшина, Вася Крутов, другие мальчики и девочки шестого «Б».

– И… – тихо позвала Алла Анохина.

Игорь Ершов тут же оказался рядом, и оба понеслись вниз.

Миша, конечно, тоже полетит, но только после Гали. В случае чего будет ее спасать. Он встал рядом с ней, напряженно ожидая. Но она не ехала, только сверху заглядывала – верно, побаивалась.

Скоро по всей белой горе рассыпались разноцветные фигурки. Одни стояли наверху, другие летели вниз, или неторопливо поднимались, или копошились в снегу…

– Я боюсь… Я никогда в жизни… Я не умею… – упирался и пыхтел Вова Драчев.

– Эх ты, будущий космонавт! А как космонавты тренируются? – Светлана не знала, то ли ей смеяться, то ли сердиться. – Давай вместе, за руки.

Стиснув зубы, Вовка наконец ринулся вниз, ухватив Светлану за руку, и тут же кувыркнулся носом в снег, увлекая за собой девушку. Вся в снегу, смеющаяся Светлана едва выбралась сама, вытащила Вовку, помогла ему встать, отряхнула.

Наконец Галя Крышечкина, кажется, решилась, двинула лыжи. Миша встал наготове. Она чуть нагнулась, оттолкнулась и полетела.

Миша помчался следом. Но он глядел не на лыжню впереди себя, а на синюю с красным Галину шапочку, на ее светлые волосы. И тут его правую лыжу занесло вбок… Он плюхнулся головой вперед, лыжами кверху. Кое-как вылез из снега, сел, огляделся. И увидел Галю, совсем малюсенькую, далеко-далеко внизу. Она остановилась у того берега и смотрела на гору. Нет, не на гору, кажется, на него. И наверняка смеялась над ним. Потом спокойно начала поворачивать, собираясь подняться… Нет, она не смеялась над ним, даже не смотрела на него… Да она вообще не думала о нем. Какое ей дело до Ключика? Упал он или съехал благополучно – разве это ее интересует?

С лыжами в руках Миша начал подниматься на гору, зябко поеживаясь; снег попал ему за шиворот и в рукава; пришлось расстегивать куртку, вытряхивать снег. Ему казалось, все смотрят на него, думают: «Эх, не сумел скатиться!»

Между тем Галя тоже поднялась. Она торжествующе улыбалась. «Доказала, что изыскательница, и довольна», – угрюмо подумал Миша. А она, не обращая на него никакого внимания, снова встала на краю горы, сейчас опять полетит вниз.

Миша тоже приготовился к спуску. Сзади он услышал сопение Вовки Драчева.

– Ты расставь ноги, чуть наклонись и давай… – учила его Светлана.

В другое время Миша обязательно поддел бы Вовку, поддразнил его, а сейчас ему было не до того. Ведь сам-то он отлично ходит на лыжах, а тут…

И Миша, ни на кого не глядя, оттолкнулся палками и покатил вниз. Съехал мастерски, да еще у самой реки сделал резкий поворот.

Медленно возвращаясь, он терзался:

«Никакого внимания она на меня не обращает. А что, если… – Миша даже зажмурился. – До чего ловко придумал! Галя ведь санитарка. Нарочно палец обрежу, пусть она йодом зальет, пусть перевяжет, а на следующий день обязательно будет спрашивать: «Не болит ли?» И все? И опять перестанет разговаривать? Нет, палец обрезать мало. Надо придумать что-нибудь позанятнее да пострашнее. Вот упаду еще раз и закричу: «Ногу зашиб!» Нет, не годится. Мне тогда не позволят на лыжах ходить. А что, если…»

Миша опять зажмурился. Он читал у Вальтера Скотта, как прекрасная дева перевязывала голову раненому рыцарю. «Надо ранить себя в лоб или в макушку. А как? Подойти к дереву и раз… стукнуться что есть силы башкой о кору». Миша заволновался, сумеет ли? Ну да еще есть время подумать: сегодня дежурит санитарка восьмого класса, завтра седьмого, а послезавтра…

Миша ждал этого «послезавтра». За эти два дня штаб наконец взял бразды правления в свои руки, выпустил стенгазету, организовал лыжные соревнования. Люба Райкова вместе со всеми ходила на лыжные прогулки и с секундомером в руках судила бегунов. А вечером она подсчитывала очки.

Каждый вечер лыжники приходили домой залепленные снегом и тотчас развешивали одежду. После ужина все сразу начинали клевать носами, быстро укладывались спать и тут же засыпали.

На третье утро, когда начали собираться на лыжную прогулку, Миша с замиранием сердца увидел, что зеленую с красным крестом сумку надела Галя Крышечкина.

Опять отправились на ту же гору. Люба Райкова взялась руководить очередью – когда, кому, по какой лыжне спускаться, а Миша повернул направо, в лес.

Через несколько шагов он очутился между молчаливыми высокими елями. Вокруг никого не было. Он зацепил лыжной палкой за одну из нижних еловых веток и отогнул ее в сторону. Беззвучно упали комья снега. Миша нагнулся, пролез к самому еловому стволу, снял шапку…

И тут эта затея показалась ему ужасно глупой:

«Да ты что, Ключик, хочешь, как баран, стукаться головой об елку?» Он оглянулся, прислушался. В лесу было тихо-тихо. Снег ватными подушками лежал на еловых лапах. Издали слышались оживленные голоса и крики лыжников.

Молчаливый, важный, как профессор, красногрудый снегирь степенно сидел на веточке и внимательно наблюдал за Мишей одним своим круглым черным глазом. Миша потихоньку свистнул, но снегирь не улетел.

За деревьями послышались тихие голоса, кто-то вполголоса разговаривал.

Миша увидел Игоря и Аллу. Оба в коричневых лыжных костюмах, похожие на медвежат, пробирались по лесу на лыжах. Игорь впереди, Алла за ним. «Интересно, о чем они будут говорить? – подумал Миша. – Повторять свои И да А, или знают, что в лесу одни, и разговорятся?»

Он присел на корточки, прижался к стволу ветвистой, укутанной снегом елки.

– И, красненький, – Алла с улыбкой кивнула на снегиря.

Игорь обогнул куст, Алла за ним. Они медленно приближались. Вдруг холодные мурашки пробежали по плечам и спине Миши. Он вздрогнул, зажмурился.

«Подслушивать! Какой позор! Удрать! Пока они не подошли…»

Миша вскочил. Он хотел поскорее выбраться и тут споткнулся. Сухой сук ударил ему острым концом прямо в висок…

– Ой как горячо! – Миша увидел на снегу алое пятно крови.

Он почувствовал боль в виске, нагнулся, чтобы схватить в горсть снега и зажать снежным комком рану. Нагнулся… И тут все потемнело, куда-то рухнуло.

ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫЕ РАЗГОВОРЫ У КРОВАТИ ПОСТРАДАВШЕГО

Миша очнулся, открыл глаза. Маленькая комната была тускло освещена электрической лампочкой, висевшей под темным деревянным потолком. Миша лежал на кровати. Его голова была забинтована. Из-за перегородки слышались голоса, смех, споры… Он вспомнил сон: солнечный луг, фиалки, навстречу ему идет Галя.

Он повернулся и… увидел в полутьме за изголовьем наклоненную голову и огромные глаза Гали. Галины глаза! Миша даже зажмурился: может, ему снится?

Нет, Галя была живая, взаправдашняя. В знакомом синем спортивном костюме она сидела в кресле рядом с его подушкой и держалась обеими руками за ручки кресла.

Увидев, что Миша открыл глаза, она протянула руку и положила ему на голову, чуть повыше забинтованного лба.

– Не больно? Скажи, Ключик, не больно? – со страхом и сочувствием спросила она его, вдруг встала и на цыпочках вышла из комнаты.

Через десять минут появилась старенькая докторша-соседка в пуховом платке. Она внимательно поглядела на Мишу из-под очков и сказала:

– Ну наконец-то проснулся! А ты нас очень напугал! Как себя чувствуешь? – Она протянула руку, привычно нащупала его пульс. – Ну все в порядке. Попробуй приподними голову.

Миша упер локти в матрас, хотел приподняться.

– Ключик, лежи, лежи! – бережно удерживала его Галя. – Может, принести тебе попить, поесть? Хочешь компоту? – И тут же затормошила докторшу: – А какое, какое ему лекарство дать?

– М-м-м… Пожалуй, никакого не нужно, – ответила та и шепнула Гале на ухо: – У него повреждена височная артерия, он потерял много крови. Пусть полежит, сейчас ему нужен абсолютный покой, а ты, милочка, посиди возле него. – С этими словами докторша вышла.

После холодного компота Миша почувствовал себя совсем хорошо и даже собрался встать, но потом раздумал: ведь если он встанет, Галя уйдет. Лучше закрыть глаза и тихонечко постонать.

– Ключик, что с тобой? – испугалась Галя. – Я останусь, я просижу всю ночь!

Миша смутился и закрыл глаза.

Тут в комнату крадучись проникли Игорь и Алла. Миша открыл глаза и сразу увидел их обоих – толстеньких, коротких, румяных.

– Как хорошо, что тебе лучше! – сказал Игорь.

– И я так рада, что тебе лучше! – вторила Алла. – А ты знаешь, мы первые увидели тебя. Рассказать как?

– Крокозавр сказал, это мы тебя спасли, – похвасталась Алла. – Я и он, – легонько подтолкнула она Игоря.

– Расскажите, – попросил Миша.

– Докторша запретила волновать больного, – тоном строгой медсестры возразила Галя.

– Да ведь ему же гораздо лучше, – умоляла Алла.

Галя снисходительно кивнула головой, давая этим понять, что разрешает рассказывать.

– Нам надоело кататься с горы, – начал Игорь. – Мы поехали в лес, скользим, скользим… Я впереди, Алла за мной.

– Дальше я буду, – попросила Алла Игоря и подхватила: – Мы въехали в лес, обогнули громадную развесистую елку и вдруг… – Алла нарочно сделала паузу и продолжала устрашающим голосом: – Мы увидели тебя. Ты лежал под елкой на спине и не двигался. Весь снег вокруг был в крови. Мы на весь лес закричали: «Ключика зарезали бандиты!» Первым подлетел к тебе Крокозавр. Он нагнулся над тобой… Знаешь, откуда текла кровь? Из твоей изыскательской жилки. Крокозавр ее прижал пальцем и остановил. Тут все примчались…

– А теперь моя очередь рассказывать! – перебила Галя. – Я по всем правилам забинтовала тебе голову.

– А ты потом очнулся и посмотрел вокруг мутными, мутными глазами, – опять вмешался Игорь. – Тебя спрашивают – ты не отвечаешь… А знаешь, как мы тебя повезли? – продолжал Игорь. – Прицепили ремнями от брюк одни лыжи к другим, положили тебя сверху и покатили на дачу…

Галя опять перебила:

– Тогда Петр Владимирович побежал звать соседку. Она же бывшая докторша. У тебя все лицо и куртка были в крови, а она ни капельки не испугалась, ватой промыла и сказала: «Счастливо отделался». Ранка-то у тебя оказалась совсем маленькая.

– А знаешь, мы завтра будем дежурить на кухне, – объявил Игорь.

Галя моментально сделала очень серьезное лицо.

– Уходите, уходите! Он устал вас слушать. Не буду никого пускать. – Она поднялась со стула, захлопнула дверь за Игорем и Аллой.

Время от времени из-за двери высовывался чей-нибудь нос, но Галя сердито прогоняла каждого любопытного.

Пришли Владимир Яковлевич и Светлана. Им Галя не посмела сказать: «Уходите!»

– Как это тебя угораздило? – спросил Владимир Яковлевич.

Миша нарочно страдальчески сморщил брови и нехотя сказал:

– Нечаянно на острый сучок наткнулся.

– Владимир Яковлевич, докторша говорит – ему нужен абсолютный покой, – решилась наконец Галя, особенно выделяя слово «абсолютный».

– Какая сердитая медсестра! – улыбнулся Владимир Яковлевич.

Гости ушли. Миша гадал, придет или не придет Крокозавр, и решил, что непременно, обязательно, хоть на пять минут, а придет. И стал нетерпеливо ждать.

Он вспомнил, как первые дни ненавидел Крокозавра, как старался избегать его. Но потом Миша с Васькой Вовку избили, а Крокозавр даже не отругал их.

После этого он уже не казался таким противным. Голос у него, правда, как у медведя, но он кричит редко и сердится редко. А все его слушаются. Мише очень нравилось, что Крокозавр не любил называть ребят по фамилии, а говорит: Вова, Вася, Игорь, Галочка… Конечно, так гораздо лучше. Вот кто настоящий изыскатель – это Крокозавр. Сколько он придумал интересного – про изыскателей и про тюфяков, таблицу «Три богатыря», работы «по желанию». При Крокозавре и хулиганить-то совестно. Но самое главное, что сделал Крокозавр, – это познакомил маму со знаменитым адвокатом. Адвокат – значит защитник, на суде заключенных защищает. И мама ходила к тому адвокату на квартиру и даже кофе там пила из малюсенькой чашечки – чуть побольше солонки. Он для мамы написал заявление в самый главный суд, чтобы Сашино дело снова разобрали. Будет пересуд, и Саша вернется, обязательно, непременно вернется…

Наконец Крокозавр заглянул в дверь, постоял у порога, потом подошел совсем близко. Миша повернул голову. Крокозавр, совсем как второй старший брат, молча положил свою огромную руку Мише на плечо…

В своем белом свитере, высокий, почти до потолка, Крокозавр стоял над ним. Его зачесанные назад светлые волосы растрепались, две мокрые пряди упали на открытый лоб. Только сейчас Миша заметил, что глаза у Крокозавра были зеленоватые, с темными прожилками, и он их ласково щурил…

Так они смотрели друг на друга. И никто не сказал ни слова. Они понимали друг друга.

Наконец Крокозавр тихо спросил:

– Ключик, я слышал, тебе лучше?

– Лучше, – блаженно ответил Миша.

– Ваша знакомая докторша говорит – ему нужен абсолютный покой, – холодно заметила Галя.

– Сейчас, Галочка, уйду. – Крокозавр опять ласково прищурился, кивнул и вышел.

Вечером Галя поместилась рядом с диваном-кроватью Миши на матрасе на полу.

Миша долго не спал и все ворочался. Рана почти не болела, но от тугой повязки, от большой потери крови он чувствовал слабость и головокружение.

Утром Миша проснулся. Верная медсестра тихонько говорила ответственной дежурной Гале Крайневой:

– Я останусь с ним и не пойду на лыжах.

– Да что ты, ему лучше! Видишь, он шевелится, – так же тихо ответил голос.

Миша испугался: а что, если Галя раздумает и уйдет? И он чуть застонал.

– Нет, нет, я останусь. А вдруг с ним что случится!

Девочки оборвали разговор. Миша слышал, как дежурные зазвенели на кухне посудой. Они там смеялись, о чем-то весело спорили…

Добросовестная медсестра начала было читать ему вслух какую-то книгу, но скоро ей надоело. Она его о чем-то спросила, потом начала читать про себя…

Пришла Галя Крайнова, с засученными рукавами, в белом фартуке.

– Галя, слушай, как замечательно! Мы сейчас ходили на соседнюю дачу и там променяли банку мясных консервов на целых два ведра картошки. Обед будет изумительный! – похвалилась она.

Видно, ответственная дежурная была сверх меры довольна своей бурной деятельностью. Столько народу – и всех она накормит вкуснейшим обедом! Только вот успеют ли дежурные начистить такую уйму картошки?

Галя обернулась к Мише:

– Слушай, Ключик, я вижу, тебе гораздо лучше. Я побегу помогать. Если буду нужна, позови.

Он кивнул головой, и Галя тут же исчезла.

Миша лежал один, тоскливо прислушиваясь к голосам и смеху дежурных, хлопотавших на кухне.

Вернулись лыжники, шумные, галдящие. Миша все лежал, все прислушивался…

Потом Галя заглянула к нему за перегородку и сказала извиняющимся голосом:

– Ключик, я пойду после обеда на лыжах кататься. Очень уж хочется с той высокой горы….

Он кивнул.

И Галя ушла вместе со всеми.

Миша понял: все Галино сочувствие сразу улетучилось, как только она убедилась, что ему стало лучше. И еще он понял, что к любому больному Галя отнеслась бы так же тепло, бережно, внимательно. И Мише сделалось очень грустно…

На следующий день он почувствовал себя совсем здоровым. Повязку сняли, ранку залепили пластырем. А разбинтовывала ему голову другая девочка-санитарка.

Все оставшиеся дни Миша ходил на лыжах наравне со всеми.

А каждый вечер, укладываясь спать на помосте второго этажа возле стенки, он вспоминал или свой сон о фиалках, или наклоненную над ним в темноте голову с косами и расширенные от беспокойства и участия Галины глаза.

НЕЗАДАЧЛИВЫЙ ДЕНЬ МИШИ КЛЮЧИКА

«Кончились золотые денечки!» – вздохнул Миша. Вчера только вернулись из «Полярной экспедиции», а сегодня опять надевай школьную форму и шагай в интернат. Пришел утром, поздоровался с ребятами, и сразу на тебя: «Чего скачешь по лестнице? Почему разорался?» Два раза в «Журнал Правосудия» записали.

Первый урок был география. Миша вытащил учебник… «Ох, до чего неохота учиться!» Не выспался, глаза слипаются. Кошечка за учительским столом сидит, скучным голосом твердит, волосы у нее черные-пречерные, на самый лоб свесились, лица почти не видно.

Миша одним глазом посмотрел на Кошечку. Она теперь стояла у доски, водила указкой по большой карте и называла какие-то реки.

Миша вспомнил, как брат Саша в прошлом году учил его выпиливать узоры для полочки и лобзик ходил вверх-вниз, вверх-вниз, туда-сюда и скрипел так же скучно, как вот сейчас Кошечка.

А за окном белые облачка в голубом небе, словно клочья ваты, морозное солнышко…

Кошечка все «водила лобзиком» туда-сюда, туда-сюда.

«Вот Саша любил выпиливать. Какие красивые полочки мастерил!»

Миша даже глаза зажмурил. Так явственно представился ему Саша. Когда он вернется, Миша бросится к нему, весь день будет сидеть рядом, никуда от себя не отпустит. И чтобы не ходил Саша один без него в парк, а то опять в драку ввяжется.

«А Галя? Оглянуться сейчас на нее? Посмотреть, что она делает? Сосчитаю до трех: раз-два-три!»

Миша оглянулся. Галя сидела наискось от него и внимательно смотрела на карту. Тогда, в синем спортивном костюме, она казалась Мише совсем другой, называла его Ключиком…

А сейчас? Он посмотрел на ее аккуратно выглаженную коричневую форму с белым накрахмаленным воротником…

– Ключарев, повтори: какие реки протекают в Индии? – разбудил его голос Кошечки.

Миша встал.

– Чего же ты молчишь? Ведь я только что их называла и показывала на карте. Ты спал, что ли?

Миша уныло стоял, держась обеими руками за крышку парты. Он покачивался, то поворачивал голову к окну, то опускал веки и молчал, молчал…

А Кошечка громко вздохнула и велела ему подать дневник. Миша даже не стал смотреть, он знал, какую поганую цифру вывела Кошечка на новой странице.

– Крышечкина, назови: какие реки протекают в Индии?

Галя вскочила:

– Инд, Ганг, Брамапутра.

– Очень хорошо! – чуть-чуть улыбнулась Валерия Михайловна. – А теперь подойди и покажи их на карте.

Галя быстрыми шагами прошла по проходу между партами, чуть не задев Мишу, наклонилась, осторожно провела указкой вдоль извилистых темно-синих линий на карте.

– Я знаю, если ты возьмешь себя в руки, то можешь прекрасно учиться, – сказала Кошечка.

Галя даже бровями улыбалась, когда возвращалась на свое место. Еще бы тут не улыбаться – пятерка!

Кошечка вызвала Игоря Ершова. Тот отвечал отрывисто, бойко, без запинки и тоже получил пятерку.

Наконец раздался звонок. Миша вскочил, с досадой хлопнул крышкой парты.

Ну не обидно ли? Первый день после каникул – и засыпался.

Миша побежал по коридору, расталкивая малышей. Как нарочно, навстречу попалась Люба Райкова и в третий раз за сегодняшний день записала его в «Журнал Правосудия».

Крокозавр пришел, как всегда, к часу дня. И тотчас же девочки окружили его. «А помните, как Наташа кувыркнулась? А помните…» Они орали, хохотали, прыгали. Миша издали видел, как Галя Крышечкина и Игорь Ершов пробирались вперед. Ну конечно, пятерочники полезли хвалиться, а он ни за что не подойдет. Крокозавр все равно узнает о двойке, но пусть лучше не сейчас. Миша знал, когда это случится. В четыре часа на самоподготовке, когда Крокозавр сядет за учительский стол и откроет классный журнал.

И вдруг Миша заметил, что Крокозавр поверх голов окруживших его ребят пристально смотрит прямо на него. Миша отвернулся, шмыгнул в коридор.

Во второй раз, уже на прогулке, он опять заметил, что Крокозавр издали, не обращая внимания на девчонок, смотрит в его сторону. Миша хотел завернуть за угол, но Крокозавр девчонок растолкал, шагнул к нему прямиком по снегу.

– Ключик, я ведь сразу заметил. Что с тобой? – беспокойно спросил он. – Дома не в порядке? – Он нагнулся отряхивать снег с ботинок.

– Двойка по географии, – буркнул себе под нос Миша.

Крокозавр покосился на него.

– Неприятно, конечно. А я знаю почему: невнимателен, невыдержан.

Ну что Миша мог ответить? Конечно, Кошечка утром и Крокозавр сейчас были правы. Взрослые всегда правы.

– В следующий раз отвечу на четыре, – не очень уверенно пробормотал Миша и признался: – А еще «справедливки» три раза меня записали.

Крокозавр поморщился, глубокая бороздка легла поперек лба. «Он очень недоволен мною, – подумал Миша, – но не хочет сказать».

– Иди и подумай, как исправить отметку, – только и сказал Крокозавр.

Миша отошел от него. Ему было очень грустно. Он побрел по двору. Хотелось уйти от всех, уединиться. Но везде с криками бегали младшие.

В углу двора стоял дощатый сарайчик, в котором летом хранили садовый инвентарь. Дверь была приоткрыта, Миша забрался внутрь и притаился там. Кажется, никто не видел, как он спрятался.

«Какой я несчастный! – думал он, забравшись с ногами на ящик. – Саши нет, Крокозавр на меня сердится, Галя внимания не обращает. А тут еще эта двойка, да «справедливки» прицепились!» Миша весь съежился от тоски и от холода. Вдруг он услышал взволнованные голоса. Светлана и Крокозавр остановились в нескольких шагах.

– Я никак не могу на это согласиться! Никак! – гудел бас Крокозавра. – Изыскательство – это тайна одного моего класса. Оно влечет к себе не только потому, что зовет куда-то искать, но заманчиво своею таинственностью.

– У вас дела в классе пошли лучше, даже Валерия Михайловна вынуждена признать. И все это благодаря изыскательству, – настаивала Светлана. – Но нельзя же быть таким скупым, надо думать обо всем интернате. Я мечтаю, чтобы все наши пионеры начиная с пятого, даже с четвертого класса стали бы изыскателями. Когда вернется Вера Александровна, я официально потребую, чтобы вы поделились своим изобретением с другими воспитателями.

– Сожалею, что мы вам доверили нашу тайну, – ответил Крокозавр.

Миша слышал, как он, видно очень рассерженный, тяжело зашагал по дорожке мимо сарайчика. Светлана пошла в другую сторону.

«Светлана – предательница! – в ужасе повторял Миша про себя. – Хорошо, что мы ей не рассказали про нашу таблицу «Трех богатырей».

В этот вечер Мише захотелось сделать Крокозавру что-нибудь особенно приятное. Но его не было, он у девчонок сидел, им какие-то истории рассказывал.

Вообще Миша никогда не стремился на так называемые работы «по желанию», считая, что эта штука, может быть, и хорошая, но… Словом, так всегда получалось, что некогда ему было выполнять по собственной охоте какие-нибудь полезные работы. Он не был сегодня дежурным, а вызвался вымыть весь коридор на их этаже спального корпуса, да еще Васю Крутова подговорил помогать.

Два раза они протерли пол мокрой шваброй, оконные стекла вымыли, за батареями не забыли крошки выбрать.

А дальше случилось вот что.

Вова Драчев принес из дому апельсин, сел на своей кровати и начал этот апельсин чистить. Был он ярко-оранжевый, толстокожий и здоровенный, как кулак у Крокозавра. Потом Вова шкурки в кучку сложил и собрался дольками закусывать.

Ребята читали, играли в домино, в шахматы. Никто, конечно, не ожидал, что этот жадина своими дольками с кем-нибудь поделится, но уж очень запах поддразнивал.

Миша и без того ходил весь день злой; вот почему Вовка со своим апельсином его раздражал ужасно. Но не из-за чего было к нему придраться.

А Вова последнюю дольку сунул в рот, собрал шкурки и понес их выбрасывать в урну.

Тут влетели три «справедливки». Люба Райкова нагнулась, туда-сюда заглянула и собралась уже уходить, как вдруг почувствовала апельсиновый запах. Она вышла в коридор и увидела там на полу совсем маленькую, чуть побольше ногтя, оранжевую шкурку.

– Кто мыл коридор? – спросила она окруживших ее мальчиков.

Миша сразу ответил:

– Я мыл.

– Опять такое возмутительное безобразие! «Единица»! – И она нагнулась записывать.

Миша не удержался и крикнул:

– Это не Совет Справедливых, а Совет Сопливых!

Люба Райкова, словно защищаясь, загородила руками очки, Две другие «справедливки» отшатнулись к двери. Несколько секунд все молчали. Миша спрятался за спины ребят.

Люба и обе ее подруги безмолвно вылетели на лестницу.

– Ну, Ключику теперь голову оторвут! – тревожно сказал Игорь Ершов.

Тут вошел Вова Драчев, который ничего не знал о случившемся.

– У-у-у-у! Из-за тебя, из-за твоего апельсина! – заорал Вася Крутов и подскочил к нему.

Подбежал Игорь Ершов.

– Васька, отойди! Если стукнешь эту белую крысу, Ключику только больше влетит! И ты, Мишка, давай отсюда!

Вова смотрел то на одного, то на другого и ничего не понимал.

Появился пятиклассник.

– Ключарев, тебя вызывает Валерия Михайловна, она в нижней воспитательской, – сказал он.

Миша оглянулся, ища поддержки. Все притихли.

– Ребята, выручать надо Ключика! – крикнул Вася Крутов.

– Бегу искать Крокозавра! – отозвался Игорь и тут же выскочил.

– Валерия Михайловна говорит, чтобы Ключарев шел немедленно, – повторил пятиклассник.

Миша повел плечами, сунул руки в карманы и заковылял к лестнице.

Нижняя воспитательская в первом спальном корпусе принадлежала Совету Справедливых. В этой маленькой, узкой комнате каждый вечер шел подсчет очков; туда же приводили провинившихся.

Миша постоял у двери, прислушался. Кто-то ровно и невнятно бормотал, будто стихотворение зубрил. Он несколько раз вздохнул и постучал.

– Войдите.

Миша открыл дверь, но дальше порога не пошел. За круглым столом сидели Кошечка и три девочки старших классов с голубыми повязками.

– Подожди! – Кошечка махнула Мише рукой и повернулась к Любе Райковой: – Ну давай, давай! Скорее кончайте, – заторопила она.

– Сейчас, сейчас, – ответила Люба и обратилась к соседке: – Пиши цифры, а я продиктую. Переходим к шестому «А». Трое бегали по лестнице и по коридору – шесть очков. Двое визжали – два очка. Один хлопнул маленького по спине – пять очков. Сколько получилось?

– Тринадцать, – ответила девочка.

– Переходим к шестому «Б», – Люба подняла голову. – Валерия Михайловна, у Ключарева еще утром было три замечания. А сколько очков за это самое?

– Вот сейчас обсудим. – Кошечка повернулась и начала пристально всматриваться в лицо своей жертвы. – Ключарев, может быть, ты вынешь руки из карманов?

Миша послушался, но не знал, куда деть руки, и начал их тереть одну о другую.

«Где Крокозавр? Ах, если бы сейчас пришел Крокозавр!» – с тоскою думал он.

Кошечка приступила к допросу:

– Как ты осмелился оскорбить Совет Справедливых?

Миша почувствовал, что его плечи замерзают. Все девчонки сурово уставились на него, ждали ответа.

Тут резко забарабанили в дверь.

«Это он, он! Стучит Крокозавр!» – Мишино сердце забилось.

– Войдите, – нехотя повернула голову Кошечка.

И Крокозавр вырос на пороге, огромный, могучий.

Мише он показался настоящим богатырем. Крокозавр улыбался широкой, почти доброй улыбкой. Все три девочки тотчас же встали.

– Да? – спросила Кошечка.

– Пришел послушать, как судят моего мальчика, – полушутливо сказал Крокозавр.

– А у вас там все в порядке? Они уже легли спать? Ваше присутствие в спальнях разве не обязательно?

Тут Миша неожиданно вспомнил соседскую кошку Степаниду. Если Степаниду разозлить, ее хвост делается тугим, как стальной трос, и она начинает гулко хлопать им об пол. Эта Кошечка сейчас улыбается, а будь у нее хвост, она бы им наверняка так же хлопала.

– На третьем этаже ложатся спать, на четвертом тоже скоро лягут, – невозмутимо ответил Крокозавр. – Вы читали последний номер «Нового мира»? Там один рассказ есть. – Крокозавр говорил так, словно его больше всего интересовал именно этот рассказ в журнале.

Миша понимал, что Кошечке до смерти хочется выгнать Крокозавра. Но Миша был уверен – тот не уйдет ни за что.

– Нет, не читала, и читать мне совершенно некогда. На моей ответственности шестьсот детей. – Голос ее дрогнул.