Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дым старинного камина

ModernLib.Net / Психология / Гнездилов Андрей / Дым старинного камина - Чтение (стр. 19)
Автор: Гнездилов Андрей
Жанр: Психология

 

 


      Я со слезами взглянул на чудесное дитя:
      – Что я должен сделать, скажи! Мы встретились, и как мне взять тебя отсюда? Ведь ты можешь посещать Землю раз в году?
      – Ты забыл про мать, – ответил он, – Только вдвоем вы можете открыть мне путь на Землю. Найди ее на земных дорогах.
      – Как это сделать?
      Он внимательно взглянул на меня:
      – Отец, ты обратил внимание на то, что я отдаю свои цветы прежде всего кошкам? Это связано с памятью о матери и с надеждой, что я встречу ее, и она, вспомнив о своем лунном ребенке, загадает желание о встрече со мной и тобой.
      – Но разве она существует в образе кошки, и я должен искать ее среди них? – воскликнул я в изумлении.
      – Нет, она человек ныне, но на Луне она пришла к тебе из кошачьего племени, и поскольку ее превращение осуществилось совсем незадолго до момента, когда она покинула Луну, то в декабрьское полнолуние она превращается в кошку на одну ночь. Порой мне кажется, она ищет тебя и меня. Молю тебя, иди ей навстречу. Я жду вас!
      Прохладные губы его коснулись моего лица, и он исчез. Я же снова очутился на Земле, на той же пустынной дороге петербургской окраины.
      Луна бледнела и истаивала в лучах близящегося рассвета. Подул ветер, и какой-то белый комок, напоминающий снежный, зашевелился у моих ног и словно покатился к ближайшему домику. Я вгляделся и увидел пушистую ангорскую кошку. Она плавно скользила по тропинке среди сугробов, и в зубах был желтый цветок Лунного принца. Через несколько минут одно из окошек дома осветилось мягким светом и послышалась тихая музыка. У меня перехватило дыхание: она повторяла мелодии лунного концерта. Наконец волшебные звуки смолкли. Солнечные лучи высветили деревья и крышу дома с гирляндой хрустальных сосулек, скрипнула замерзшая дверь, и на балкон, кутаясь в шаль, вышла прелестная молодая женщина. Увидев меня, она улыбнулась такой ясной и дивной улыбкой, что я мигом согрелся и словно прозрел Весну.
      – Доброе утро! – сказала мне моя чудесная фея. – Не правда ли, последнее полнолуние этого года самое прекрасное из всех!

Опал

 
 
      Еще с детских лет во мне обнаружилось странное влечение к драгоценным камням. Нет, его не объяснить обычным любопытством ребенка к сверкающим игрушкам взрослых. При виде драгоценностей я погружался в какое-то особое состояние молчаливого восторга и не только не привыкал к ним, но скорее всего больше и больше упивался их красотой. Они словно гипнотизировали меня, и я не мог отвлекаться ни на что другое. Интересно, что я никогда не стремился завладеть ими или хотя бы взять в руки. Достаточно было их видеть. Поначалу эта страсть казалась объяснимой теми людьми, которые носили на себе драгоценности. Чаще это были женщины, причем молодые, и их художественная легкость, позволявшая парить над миром обыденности, вероятно, привлекала мое внимание, как и всякого другого. Камни же просто служили их отличительным знаком. Но потом я стал встречать людей, далеких от искусств и молодости, но также владевших заветными сокровищами. И в их присутствии волшебный мир ювелирных творений немедленно погружал меня в свою чарующую пучину. Я употребил слово «пучина» не случайно. Наряду со жгучим наслаждением, темный непонятный страх обволакивал меня, будто в этих сверкающих камешках таилась для меня
      угроза, тайная опасность.
      Наверное, тогда пришла в голову мысль о душе камней. Что, если только незнание мешает нам признать за царством минералов ту ведущую роль, которое оно играет в нашей жизни? Ведь не столь уж были невежественны древние алхимики, приписывающие определенные свойства камням. В самом деле, почему не предположить, что не только люди владеют камнями, но и, наоборот, камни людьми? Вплоть до того, что определяют их поведение, выбор, судьбу и наконец саму жизнь.
      Каноны Авиценны, врачебные рукописи Индии, Китая, Египта, средневековая астрология и медицина рекомендуют при различных болезнях носить те или иные минералы. Да и в быту нашем символика камней отнюдь не изжила себя. Изумруд хранит чистоту и невинность, алмазы дают смелость, аметисты притягивают святость и являются любимым украшением кардиналов. А рубины, топазы, аквамарины – десятки и сотни других редких камней? Но моим воображением как-то раз и навсегда завладели чары огненного опала. Ускользающая красота этого камня, которому покровительствует луна, таит в своей туманной глубине все времена года. Вглядитесь, сквозь весеннюю голубизну морской зыби на его поверхности вдруг вспыхивают раскаленные искры знойного лета. Чуть поверните камень – и вот перед взором янтарный разлив осенних закатов, еще мгновение – и слепящая белизна северного сияния посылает вам свое ледяное пламя! Целая радуга переливающихся красок, вечный танец фантастических цветов, замкнутых в крошечном пространстве.
      Каким же смыслом окружен торжественный путь опала среди других драгоценностей? Почему его считают несчастливым камнем, отчего его красота не венчает царских корон? Да, из многочисленных характеристик я встречал одну наиболее частую – это камень изменчивости. Если алмаз несет в себе определенность мужского начала и силы, так же как рубин, а изумруд и голубой сапфир заключают женскую ипостась, то опал – это камень без пола, камень-джокер, способный надеть любую маску. Но для меня в его многоликости видится сама жизнь. Жизнь в вечном парадоксе реальности и иллюзии. Мы живем в мире и не в силах отличить того, что есть, от того, что кажется. Трагичен поиск истины, которая манит, но которой не достичь. Но я должен вернуться к событиям, связавшим мою судьбу с опалом.
      Я увидел его впервые в кольце своей тетушки. Это была необычная дама, умевшая разделить свою жизнь так, что одна видимая сторона ее казалась образцом добропорядочности и покоя, а другая, тайная, рождала целые легенды о ее обольстительности в молодые годы, невероятных приключениях, опасных связях и коварнейших проделках. Наверное, точнее всех слухов о ней ее могло характеризовать прозвище Амазонка, которое она, конечно, знала, но носила с хорошо скрытым тщеславием. Заметив мой интерес к кольцу, она обещала подарить его мне, если я сумею поладить с опалом.
      – Дело в том, – поведала она, – что это не мой камень. Мы с ним обладаем одинаково твердым характером, и в последнее время приходится решать, кто кому должен подчиниться. Он не хочет служить мне по принуждению и, видимо, расценивает свое существование как плен. Думаю, если я не отпущу его, он может убить меня. – Насладясь моими круглыми от удивления глазами, тетушка продолжала: – Его тактика очень коварна. Он возбуждает во мне жажду постоянно его носить. Но когда я его надеваю, то чувствую, что не он украшает меня, а я словно становлюсь его частичкой. И тогда меня безумно тянет ко сну, но стоит мне отдаться ему, я не получаю отдыха. Яркие сновидения вовлекают меня в неведомую жизнь. Однако она так обессиливает меня, что я встаю, чувствуя, как тело каменеет, а душа в нем скована, как в могиле.
      Долго я ждал, когда кольцо придет ко мне. Но, верно, тетушке пришлось перенести нелегкую борьбу с собой, прежде чем она решилась расстаться с опалом.
      Полный тревожного нетерпения, я повесил кольцо себе на шею, и через каждые пять минут с упоением вглядывался в свое сокровище. Камень же будто впитывал мой восторг и сам открывал мне все новые стороны своих чар. Перламутровые лучи его с тихой лаской прикасались ко мне, и я был счастлив, как если бы открыл целый мир, где маленькое божество готово было вести меня по тайным тропам в самое сердце красоты и света, хранящиеся в его глубинах.
      Когда, наконец, я несколько пришел в себя, то обнаружил странное явление. Днем, несмотря на присутствие солнца, я мог видеть луну. Более того, ее лучи не сливались с солнечными, а падали самостоятельно. Самые жаркие часы летнего зноя теперь потеряли надо мной свою власть. Достаточно было взглянуть на лунный серп, и холодные лучи его, превратившись в ветер, освежали мою разгоряченную голову. Окружающий мир также изменился, и я мог замечать у предметов не одну, а две тени, я улавливал рядом со своими чувствами чувства опала, который дарил мне свое видение. И самое невероятное, что я словно получил способность останавливать время. Внимание и память обострились настолько, что я мог вызвать перед глазами любое событие прошлого, и реальность его, буквальная осязаемость, могли ввести в заблуждение, споря с миром настоящего, который окружал меня. Кому не доводилось сожалеть, что он не успевает проследить полет летучей мыши, узоры на крыльях редкой бабочки, сверкающие танцы стрекоз над гладью тихого пруда? Так вот, я получил эту возможность, как и тысячи других. Я вновь слушал колыбельные песни матери, я вновь встречал тех славных людей, которые некогда прикоснулись к моему детству и ушли за порог смерти. Я вновь с затаенным дыханием оценивал те богатства Земли, что встретились на моем пути, но тогда я бежал мимо них, лишь скользнув по ним взглядом, теперь же они принадлежали мне, и ни они, ни я никуда не спешили. Да поймет меня тот, кто также пролетал по своей жизни, устремленный в будущее, пока не догадался, что истина живет всегда в настоящем. Так вот, мой опал создал мне величайшую иллюзию – превращать прошлое в настоящее. Сколько весен вернулось ко мне вместе с благоуханием тысяч роз, сколько осеней одарило меня пестрым листопадом и сочностью своих плодов так, что наполненность моей души грозила мне реальным голодом, ибо в изобилии фантазий я забывал о насущном хлебе. Однако даже в стране, куда я попал, во мне срабатывал неизживаемый инстинкт будущего. Я хотел найти душу моего Божества, которое вело себя так прихотливо. Мой опал мог грустить, и тогда тщетно было заглядывать в его туманные глубины, в иные минуты он смеялся, сердился, капризничал, как ребенок и, конечно, был абсолютно не похож на тех послушных джиннов, которые служили волшебным перстням в сказках Шехерезады. Но, так же как в «Тысяча и одной ночи», я пожелал узнать историю моего опала.
      Не стану затягивать повествование о том, как решил искать дорогу через страну Морфея, как однажды мне подсказали древний рецепт алхимиков, и я, перейдя предел сна, очутился в лунном море. Воглеа – повелительница призраков и лунного царства, разгневанная моим вторжением, явилась предо мной. Из ее слов я понял, что Луна хранит прошлое Земли, и все формы, достигшие совершенства, рано или поздно попадают в эту полуночную обитель. Но именно здесь я жаждал найти объяснение моему опалу, и, видно, в сердце древней богини возникло сочувствие. Впрочем, может, скорее это следовало бы назвать коварством. Подобно Янусу, ей была присуща двуликость. Одна ее ипостась являла суровый мужской принцип, другая воплощала мягкость женской стихии. Пустив перед облачной лодкой моей быстрокрылую ласточку, она повелела мне плыть за ней.
      – Ты пройдешь через время и пристанешь к острову, где хранится прошлое нашей дочери, душа которой заключена в твоем опале.
      Сердце мое, предчувствовавшее разгадку, чуть не разорвалось, когда я ступил на призрачный берег, и мой камень, обретя человеческую плоть, превратился в прелестную хрупкую деву с опаловыми глазами. Странную историю, более похожую на вымысел, поведала мне она.
      – В давние времена при дворе могущественного короля жила красавица фрейлина. Множество знатных и богатых поклонников искало ее руки, но, чтобы добиться ее благосклонности, нужно было подарить ей самые драгоценные камни на свете. Каприз ее вначале вызвал удивление, но затем подзадорил соперников. Поднялись паруса на мачтах кораблей, тронулись в путь кавалькады вооруженных всадников, чтобы в странах Востока найти редчайшие камни и привести их на суд красавицы. И когда исполнился срок, у ног фрейлины были сложены самые дивные драгоценности, которые когда-либо создавались на земле. Тщетно пыталась она выбрать лучшее, но внезапно явился еще один претендент. Это был загорелый моряк, убеленный сединами. Он пришел последним, но, не приветствуя никого, приблизился к хозяйке и преклонил колени. Тихо вскрикнула фрейлина и побледнела, когда он вынул свои глаза и протянул их на ладони. В его орбитах были два опала, которые он обменял на свое зрение у лунных колдунов. «Не жалейте меня, – молвил моряк, – я все равно вас вижу, а для моей любви большего не нужно». Никто из женихов не посмел оспаривать красоту его дара, и была отпразднована пышная свадьба. Прошел год, и король страны, прослышавший о чудесных опалах, решил устроить во дворце бал драгоценностей. Конечно, фрейлину пригласили в первую очередь. Тщеславие или иное чувство руководило юной красавицей, но она отправилась на праздник одна, и в ушах ее, оправленные в серебро, светились чудесные опалы. Король был восхищен и просил продать их или обменять на что угодно. Фрейлина ответила вежливым отказом. Ее сопротивление подхлестнуло необузданного владыку. Год назад он потерял супругу. «В таком случае я имею честь просить вас стать королевой. Вы будете принадлежать мне, как и все ваше достояние. Одним шагом я приобрету утешение и для казны и для моего сердца!»
      «А как же мой муж?» – спросила, сдаваясь, фрейлина. «Он всего только муж, а я еще и король. Не волнуйтесь, я позабочусь о нем. Ему сообщат о несчастном случае с вами, а мои слуги сумеют создать ему уютное гнездо в замке, из которого он и не захочет никуда выходить. Его слепота спасет его от удара». Но король ошибся. Узнав от гонца, что его возлюбленная погибла, моряк поднялся на башню и заперся в ней. Семь дней он не выходил, и когда на восьмой слуги взломали двери, то нашли его мертвым.
      Исполненная раскаяния, фрейлина похоронила его и, покинув замок, вернулась к королю. Пышная свадьба с королем оказалась не очень веселой. Прошло еще немного времени, и у нее родилась дочь. Увы, память о моряке не удалось стереть так легко. Принцесса родилась слепой. Никто не знал, как это случилось, но вскоре опаловые глаза оказались в ее орбитах. Угрызения совести или странные толки о принцессе заставили короля удалить ее от двора. На берегу моря для нее выстроили небольшой замок и поселили там вместе с немногочисленной челядью. Однако против желания королевской четы принцесса стала занимать умы всего государства. Вначале обнаружилось, что у нее чудесный голос, и, когда она пела в замковой капелле, сам король приезжал тайно послушать ее. Сопровождавшие его придворные нередко видели, как он ронял слезы. Потом поползли слухи, что в лунные ночи принцесса обретает зрение. В самом деле, к ней собирались друзья, она звала музыкантов, и, не зажигая свечей, они танцевали до рассвета, причем слепая ни разу не споткнулась и никого не задевала. И, наконец, по просьбе принцессы, ей подарили небольшую парусную лодку. Не внимая уговорам слуг, она уплывала в море одна и могла возвратиться лишь через несколько дней, когда луна бывала на ущербе. Приближалось совершеннолетие юной наследницы престола, и никто не сомневался, что способности принцессы затмят ее главный недостаток. Король и королева приглядывались к женихам, но в день своего рождения принцесса исчезла. В канун праздника, по словам испуганной прислуги, какое-то странное облачное судно бросило якорь против замка. Старый моряк сошел на берег и, взяв принцессу за руку, перевез на свой призрачный корабль. Подул ветер, туман рассеялся и лишь лунная дорожка осталась на том месте, где недавно виднелись очертания судна. Никто при дворе не сомневался в том, что похитил принцессу тот, кто некогда достал опалы.
      Вот так я узнал историю моего опала, и хотя осталось неведомым, как человеческая душа могла воплотиться в камень, страстное желание оставить в человеческой плоти сказочную принцессу обуяло меня. Не помню, сколько слов я потратил, пытаясь убедить ее. Как я клялся отдать за нее свою душу, чтобы вырвать ее из-под власти Лунной богини! Как молил вернуться на землю с ее страданиями и нищетой, но зато с живой жизнью, которой правит горячая кровь! Она молчала в ответ. Затем внезапно улыбнулась. Странную реч?? услышал я от нее:
      – Послушай, я сама выбрала свою судьбу, и разве не помогло мне это сохранить в другой материи красоту и совершенство? Разве не они пленили тебя, когда я была заключена в камне? Но многое еще недоступно твоему пониманию, и память твоего прошлого существования скрыта в тумане лунного моря. Хорошо, я принимаю твою любовь и клятвы. Мы вернемся с тобой на Землю и разделим твою жизнь на двоих. Но и ты должен по истечении срока дней твоих вернуться со мной на лунную дорогу. Твоя душа войдет в камень и будет принадлежать вечно прекрасному прошлому. Мы соединимся воедино в капле опала, и ты будешь всегда мною, как я тобою.
      Разве мог я в ту минуту понять ее? Для меня значило только то, что она отвечает на мою любовь. С пылом я протянул к ней руки. Она же вдруг растаяла в воздухе, как сновидение. В ладони моей осталась опять серебряная змейка кольца, сжимающая загадочный камень. Долго все случившееся казалось немыслимой фантазией. Я заперся в доме и, никуда не выходя, мучительно перебирал до деталей своей странствие. Образ Воглеа сливался с образом принцессы. История фрейлины представала предо мной так ярко, будто я сам пережил ее и принимал в ней участие. В какие-то мгновения я видел себя тем несчастным моряком, и на меня ложилась вина, что я первый открыл двери иного мира и вызвал к жизни силы Луны. Не они ли затем определили судьбу принцессы да и мою собственную? То мнилось, что я – самовластный король в темном углу замковой капеллы, и пение слепой дочери разрывает мое сердце. Эти возвращающиеся переживания доводили меня до полного изнеможения, и, когда наступал вечер, я засыпал так, словно проваливался в могилу. Но вот силы постепенно стали возвращаться, и вместе с тем какое-то воспоминание или навязчивое впечатление стало стучаться в сознание. И однажды среди ночи прозрение явилось ко мне. Я проснулся с чувством, совершенно незнакомым прежде. Дом, постель, окружающая обстановка, все оставалось знакомым и принадлежало мне, но тело, тело было чужим! Я стал ощупывать себя, протирать глаза, пытаясь избавиться от остатков сна, но ощущение не только не проходило, но усиливалось. Я прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранить, хоть частичку своего «я», которая будто выдавливалась из меня новым сознанием. Как эквилибрист на канате, балансируя между центрами, раздвоившими мою личность, я подошел к зеркалу и с ужасом вгляделся в него. Из сумеречного сияния стекла проступило нежное лицо принцессы, и опаловые глаза ее струили тихий лунный свет. Чудо преображения смяло последнее сопротивление моего прежнего сознания. «Ты будешь мною, как я тобой», – вспомнил я. Да, это не греза. Я поднимаю руку и отражение в зеркале делает то же. Я кружусь, и волна разлетающихся волос обвивает мое лицо и стан. До самого рассвета я буду владеть этим легким телом, буду танцевать и петь лунные песни. Но с первыми лучами солнца мой возлюбленный сменит меня. Снова и снова будет он искать следы мои, снова и снова пытать свой драгоценный опал о том давнем королевстве на берегу моря.

Сердце

 
 
      В глазах одиноких женщин обычно можно угадать какое-то особенное выражение: не то затаенной грусти, не то ожидания, не то нарочитой замкнутости… Трудно подобрать определение, но, вероятно, более, чем мужчины, созданные для любви и лишенные ее, они несут в себе тихую боль, которой не скрыть, как ни старайся. Однако нет ничего ошибочнее, чем делать обобщения и руководствоваться ими.
      В прелестном местечке Гессель-Винкеле, прогуливаясь по утрам, встречаешь почти всех жителей. Одни выносят в свои аккуратные садики столы для завтрака, другие выводят на улицу своих четвероногих друзей, третьи спешат за продуктами или новостями в ближайшие магазины. Как звон колокольчиков, в воздухе звучит: «Доброе утро, доброе утро, доброе утро». Знаком ты со встречным или нет – неважно, приветствие летит к тебе и ждет ответа. Среди многих встречаемых людей я обратил внимание на немолодую женщину с огромной собакой. Она шла так легко и грациозно, словно всю жизнь танцевала и эта готовность осталась в ней. Наверное, этот порыв исходил из самой глубины ее души, потому что в лице ее, прекрасном и гармоничном, отражалась» та же окрыленность, тот же полет и одухотворенность. Но главное, это было лицо счастливого человека, которому нечего желать, кроме того, чтобы просто продолжать так идти, ведя на поводке собаку, и ??дыхать утренний воздух.
      – Вот самое удивительное существо, что проживает здесь, – поделился я впечатлениями со своим хозяином, у которого гостил. – Представляю себе, сколько радости дарит она одним присутствием своим близким.
      – Не тут-то было, – отвечал мой собеседник, – если вы имеете в виду Янтарную Сибиллу, а иной, я думаю, в нашем Гессель-Винкеле и нет. Так вот, она абсолютно одинока.
      – А почему ее так прозывают? – заинтересовался я.
      – О, это целая история, не то выдумка, не то безуминка.
      Уступая моим настояниям, он рассказал мне ее. И вот как все это выглядело.
      Лет двадцать назад здешние леса были еще достаточно глухие и обширные. Немало охотников собиралось в Гессель-Винкеле, чтобы отправиться отсюда за кабанами, оленями, а порой и на медведя. Среди них был один молодой человек по имени Генрих. Внешность имел он самую заурядную, да и состояние самое среднее, поэтому хоть и робким его нельзя было назвать, но только со стороны он мог любоваться прекрасной Сибиллой. В те времена она многих с ума сводила, но держалась, как королева. Холодна, величава, и никто не мог похвастаться ее благосклонностью. Однажды Генрих в очередной раз отправился на охоту и заблудился. Собаки его куда-то исчезли, дело было к вечеру, и решил он забраться на дерево, чтобы отыскать путь. И с вершины увидел, что над лесом, словно пламя без дыма, высится дерево с золотыми листьями. Слез Генрих вниз и поспешил к чуду, которое увидел. Но чем дальше шел, тем труднее был путь. То бурелом, завалы из павших стволов, то овраги, то скалы. Выбился из сил охотник. Сел под дерево и закрыл глаза. Очнулся от света. Видит, что рядом с ним костер пылает, а вокруг какие-то дети. Он пригляделся, а у детей – бороды! Хочешь верь, хочешь не верь, а попал Генрих к гномам.
      – Что тебе здесь надо? – спрашивают его. Он и отвечает, как было: что заблудился, увидел дерево с золотыми листьями и пошел к нему.
      – Опять это проклятое дерево! – говорят гномы. – Столько несчастий нам приносит. Если ты поможешь нам срубить его, мы тебя отпустим и дорогу покажем, а нет, так останешься с нами и станешь таким же, как мы.
      Из их объяснений он понял, что дерево с золотыми листьями ему не пригрезилось, и оно – беда для гномов. Выросло дерево из подземных недр, где обитали гномы, и вытягивает их золото наружу. Срубить его им не под силу. И вот взялся Генрих за топор. Но сколько не рубил, только лезвие тупил, да топорище ломал. Каменный ствол был у дерева. Тогда пришла в голову Генриху мысль – не рубить дерево, а выкопать все его корни. Взялись все вместе за работу. Все корни освободили, а один, главный, не могут. Уходит он глубоко под землю. Пришлось Генриху лезть в подземное жилище гномов. И там увидели они озеро. Прямо из середины его и рос этот корень. Видит охотник, что гномы боятся в воду лезть. Тогда прыгнул сам в озеро. Нырнул глубоко и стал, держась за корень, копать основание его. И тут в руках его оказался скользкий камень. Из него и росло дерево. Он вынырнул и увидел, что камень светится изнутри. Тем не менее оборвал он корень и на берег вышел. В этот же момент загремела земля от тяжелого удара. Это свалилось дерево. Выбрались они на поверхность. Проводили гномы Генриха, дорогу ему показали. С тем он и вернулся, а камень тот, конечно, с собой взял. Оказалось при свете дня, что это кусок янтаря в виде сердца. Ничем особенным он не отличался, только в темноте начинал светиться. Какие-то облики в нем плыли, фигуры проходили, цветы распускались. И вот стали Генриху сниться чудесные сны. И явился ему однажды маленький гном в золотой короне. Рассказал о своей судьбе печальной и просил помочь ему.
      Случилось гному в годы его царствия встретить среди людей прекрасную девушку. И влюбился он в нее, но сколько не молил о любви, только смеялась над ним красавица. И впрямь, какая может быть пара из гнома и человека. Проходило время, давно уже забыла о гноме девушка, а он все любил ее. Узнав об этом, рассердились гномы на своего владыку. Требовали, чтоб отрекся он от своего сумасбродства и жил, как все гномы. Он же отказывался и все норовил уйти к людям, чтобы хоть на мгновение вновь увидеть свою избранницу. Тогда казнили его злые гномы и бросили тело в подземное озеро. Но любовь не дала умереть сердцу короля, и выросло из него дерево с золотыми листьями. Теперь Генриху досталось оно, и вот крошка-король умолял пойти на поиски его возлюбленной. Взял Генрих янтарь в карман и отправился по Гессен-Винкелю. Первой, кого он встретил, была Сибилла. Как огонь запылал янтарь, а Сибилла вдруг взглянула на Генриха так, словно впервые увидела его. Долго они разговаривали и все наговориться не могли. Почувствовал Генрих, что у девушки вдруг вспыхнул интерес к нему, и пожалуй, он может надеяться, что это не пустой каприз красавицы. Однако решил он проверить, что будет, если он без янтаря к ней подойдет. Так и сделал. И смотрела на него Сибилла с удивлением, и будто искала чего-то, но не находила. Одна только вежливость не позволяла ей тотчас повернуться к нему спиной и уйти прочь. А ночью гном опять снился Генриху и в слезах благодарил его.
      – Это она, я узнал ее. Спасибо тебе, добрый человек!
      Стыдно стало Генриху, что хотел он стать соперником на пути любви гнома. Ведь тот даже жизнью своей пожертвовал ради возлюбленной. Только не мог он понять, когда это гном успел встретить Сибиллу и полюбить ее. Судя по дереву с золотыми листьями, то было не меньше, чем сотня лет назад.
      – Ты прав! – ответил ему гном. – Случилось это сто лет назад, когда жила Сибилла другой жизнью. Но я ее душу узнал. Лишь тело меняется, а душа остается у человека вечной!
      И тогда снова пошел Генрих к Сибилле. Рассказал ей все приключившееся с ним и отдал ей янтарное сердце гнома. С тех самых пор словно ушла в сновиденья свои и стала там королевой гномов. Что для нее стало главным в жизни, теперь трудно сказать. Ни в ком она не нуждается. Можно, конечно, и о безумии ее подумать. Кто-то рассказывал, что видел, как она ночью в лес гулять уходит и на голову надевает маленькую корону. Но чего не случается в Гессель-Винкеле!
      – А что с охотником стало? – спросил я.
      – Да ничего, зажил, как все. Гостей порой принимает. Вы, верно, не поняли, что я и есть тот охотник. Меня ведь Генрихом зовут, а многие по привычке добавляют – охотник Генрих.

Принц Августа

 
 
      Не следует спешить, даже если тебе предлагают стать Принцем. Эргель Данк, поэт и бродяга, как-то странствуя по незнакомому краю, наткнулся на пустой старый дом. Время было позднее, накрапывал дождь, и он решил переночевать в этом заброшенном жилище Среди ночи ему послышались голоса в соседней комнате. Карманы Эргеля были пусты, так что будь это даже разбойники, терять ему было нечего. Он осторожно выбрался наружу, а затем громко постучал в двери.
      Никто не ответил, тогда Эргель решительно толкнул двери и вошел в дом. Полоска света указала ему путь, и он попал в тускло освещенную комнату. Семь человек находились в ней, и среди них одна женщина. Одетая в старинное платье, так же как и остальные, она выделялась своей яркой внешностью. Отблески пламени из камина падали на ее лицо, и оно резко меняло выражение. Вот, словно темно-красный цветок распускался на нем, и оно становилось гневным и зловещим.
      Мгновение спустя светлая волна смывала эту маску, и на ее месте возникало лицо Белоснежки. Печаль туманила черты ее, и в детских губах застывал немой упрек. Еще миг, и оранжевый блеск рысьих глаз, исполненных колдовской, звериной силы, устремлялся из омута ее смеющегося лица. Да, от него трудно было оторваться, тем более что остальные ее спутники казались мало примечательными, кроме одного. Молодой человек в бархатном наряде голландского художника.
      Черный берет нависал над его непомерно высоким лбом. Большой нос с горбинкой скорее напоминал птичий клюв, лицо выражало глубокую печаль, и ее не могли изменить никакие тени.
      После нескольких извинительных слов компания приняла Эргеля, как своего товарища. Пиво из солидного бочонка, черный хлеб с сыром, которыми его угощали, явно не соответствовали роскошному убранству стола. Золотые чаши, инкрустированные драгоценными камнями, вазы из перламутра, обрамленные затейливым серебряным литьем – все это явно напоминало натюрморты голландских мастеров XVI века. Впрочем, хмель вскоре ударил в голову Эргеля, и он с трудом воспринимал окружающее. Лишь отрывками вспоминал он эти события на следующий день. Помнилось ему, что хозяйка, желая подразнить печального юношу, старалась уделять особое внимание пришельцу. Потом сели играть в карты, и Эргель обыграл всех. Наградой должен был быть поцелуй красавицы.
      Печальный «белый ворон», как про себя прозвал Эргель человека в берете, предложил горсть золотых, прося отказаться от приза.
      Эргель лишь качнул головой. Тогда тот молча указал на шпагу. Разгоряченный победой, бродяга со смехом выхватил ее у противника и сломал. Окружающие захлопали его ловкости, однако видя неподдельное страдание молодого человека, Эргель отказался от своей награды. Его освистали остальные присутствующие. Но он отвернулся от них к стене. Там висела странная картина в золоченой раме. Пустой темный холст словно ждал, чтобы на него легли краски. Но одна фигура была вырисована на нем, и она являла собой самого Эргеля, стоящего спиной к зрителю. Потом компания куда-то заспешила и исчезла. Холодное прикосновение их рук оставляло неприятное впечатление. Лишь одно пожатие было искренним и благодарным, и, конечно же, оно принадлежало печальному юноше. Потом Эргель долго спал, а когда проснулся, сумбур этой ночной пирушки продолжал терзать его. Он опять осмотрел дом. Все исчезло, как будто и не было. Одна картина осталась на стене. На ней теперь была изображена вся ночная компания вокруг с драгоценной посудой стола. Лишь самого себя он уже не нашел на ней.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20