Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История розги (Том 1)

ModernLib.Net / Глас Бертрам / История розги (Том 1) - Чтение (стр. 12)
Автор: Глас Бертрам
Жанр:

 

 


      Женскую прислугу секут здесь за самые маловажные проступки. Обычно дело наказания поручается управляющему, который собирает нескольких приговоренных к порке и обставляет дело так, что наказываемую "преступницу" держит на своей спине другая "грешница", которую будут сечь вслед за первой.
      Опубликованы также случаи массового наказания балерин казенной школы, а нам лично рассказывали, как некий помещик время от времени наказывал розгами своих дочерей, как равно и гувернанток последних. Далее сообщают, как у одной знатной дамы существовал особый штат женской прислуги из шести человек. Одевали всех их в высшей степени нарядно, уход за ними был установлен самый добросовестный. За все это им вменялось в обязанность смиренно и безропотно переносить всяческие наказания, налагаемые на них госпожой и повелительницей. Так, например, их заставляли целовать розгу перед и после экзекуции, самим раздеваться для порки, благодарить госпожу за милостивое наказание и проч. Эта же дама точно таким же образом наказывала своих пажей, несмотря на то, что в большинстве случаев это были мальчики двенадцати-тринадцати лет.
      Поистине с розгой здесь шутить не приходится!
      КНУТ
      В описываемой стране имеется много орудий и инструментов наказания и пытки, еще не упомянутых нами в предыдущем изложении. Один из таких инструментов носит название plit; состоит он из куска железа, которое сначала нагревается, затем вкладывается в нагретую в свою очередь железную коробку, причем приговоренный к наказанию должен держать последнюю в своей руке. Далее, существуют тиски для большого пальца, которые сжимаются до тех пор, пока запресованные части не раздробятся вовсе. Для телесных наказаний здесь в ходу палка, плеть и кнут. Плеть приготовляется из полос сырой кожи, в окончание которых заложены маленькие свинцовые пульки. Главным же орудием является кнут, перенятый описываемой страной от татар. Это наиболее ужасный инструмент наказания, когда-либо выдуманный человечеством.
      Описания кнута разнятся одно от другого. Суммируя все данные, можно сказать, что он состоит по большей части из плотного, тяжелого кожаного ремня, имеющего в длину приблизительно восемь футов; крепится этот ремень к деревянной ручке длиною в два фута. Сам ремень имеет вид довольно широкой ленты, согнутой таким образом, что стороны ее представляют собою два острых края. Попадаются кнуты, обтянутые проволокой, заканчивающейся небольшим крючком. При каждом ударе этим ужасным орудием острые края его до того сильно раздирают спину наказуемого, что получается впечатление удара обоюдоострого ножа; кроме того, палач никогда не поднимает со спины кнута, а медленно протягивает его по коже, вследствие чего маленький крючок в конце ремня обрывает каждый раз тонкие куски мяса.
      Мотрайн описывает кнут, рисуя его в виде плети, сделанной из кожи старого осла; ширина его приблизительно в один дюйм. До употребления кожа вываривается в уксусе и обрабатывается кобыльим молоком.
      Граф де Ланьи говорит: "Кнут состоит из толстого кожаного ремня, нарезанного в виде треугольника; в длину он имеет от трех до четырех локтей, ширина его один дюйм. Один конец - более широкий, другой уже и прикреплен к ручке, имеющей два фута в длину".
      Один из преобразователей-правителей страны ограничил количество ударов кнута сто одним, но так как ни один из наказываемых такого числа не вынес, то это количество приходилось постепенно понижать. В своем сочинении, относящемся к 1852 году, барон Гартгаузен сообщает, что употребление кнута во время его пребывания было совершенно оставлено. Наказанный незаслуженно кнутом имел право получить из сумм суда по 200 рублей за каждый нанесенный ему удар. Чтобы наказание было еще более чувствительным, преступнику полагалось ложиться под кнут только в одной паре панталон.
      Процедура экзекуции совершалась следующим образом. Приговоренного укладывали на деревянную скамью животом вниз, руки и ноги его аккуратно вытягивались и фиксировались к кольцам, прибитым в поперечные края скамейки. Голова до того сильно прижималась к дереву, что у жертвы не было никакой возможности кричать, что в значительной мере увеличивало болевое ощущение. Правильное и умелое применение кнута требовало продолжительного изучения, а также крепких нервов и мускулов. В палачи постоянно назначался один из преступников, приговоренный к тому же наказанию, которое он выполнял после своего помилования на других. После двенадцати лет службы его отпускали на волю и препровождали на родину, но во время несения обязанностей палача его содержали под строгим заключением и выпускали из камеры только тогда, когда необходимо было произвести экзекуцию над приговоренным к телесному наказанию преступником. В тюрьмах же опытные палачи подготовляли учеников и обучали своему ремеслу будущих истязателей. Упражнения производились ежедневно, для каковой цели применялась человеческая фигура из тряпок, набитая соломой или конским волосом. Ученики посвящались во все тайны экзекуторского искусства и получали от своего ментора указания по поводу того, каким образом возможно наносить то ужасно сильные, то вовсе слабые удары.
      Применение той или иной степени строгости находилось в зависимости не только от квалификации совершенного жертвой преступления, но также - и, пожалуй, более всего - от величины подарка, получаемого палачом перед поркой в виде подкупа. Ученики обучались многочисленным комбинациям: как сечь по бедрам, как угощать разбойника, как наказывать за мелкие преступления, как вызвать немедленную смерть, заставить жертву вывернуть себе затылок, как сечь так, чтобы преступник умер на второй или на третий день после экзекуции, как для этого следует подводить плеть или кнут вокруг туловища и таким образом наносить серьезные повреждения грудной клетке или расположенным в животе важнейшим органам... Искусные палачи, в совершенстве изучившие свое ремесло, показывали удивительные кунштюки, умея захватить кнутом только кружок величиною с полтинник, не задевая при этом близлежащих частей. Иные из них одним размахом своего страшного инструмента превращали кирпичи буквально в пыль.
      Госпожа L. пережила наказание кнутом. История ее жизни встречается во многих описаниях. Она слыла одной из красивейших женщин при дворе правительницы и была уличена в том, что принимала будто бы участие в подготовлявшейся государственной измене, надеясь на защиту своего возлюбленного, занимавшего пост одного из иностранных посланников. Согласно первому приговору, L. была присуждена к отрезанию языка с последующим колесованием, но правительница смягчила приговор, если это только можно назвать смягчением, и заменила его наказанием кнутом и ссылкой. L. появилась на эшафоте в полнейшем неглиже, но это только увеличило ее неописуемую красоту. До последнего момента она была твердо убеждена в том, что кто-либо из многочисленных друзей, восхищавшихся ее красотой и остроумием, неожиданно явится к ней на помощь. Но ее умоляющий взгляд встречал повсюду либо совершенно равнодушные, либо любопытствующие лица. Когда палач дотронулся до ее одежды, она сделала попытку отстранить его. Напрасно! Через несколько мгновений вся спина несчастной опухла, из ран струились потоки крови. После наказания кнутом ей вырезали язык, и лишенная дара слова, она была отправлена в дальнюю ссылку, чтобы там до конца дней своих влачить самое жалкое существование. Несмотря на столь ужасные испытания, L. пережила их и при следующем правителе была возвращена из ссылки - редкий случай, чтобы женщина могла вынести такое наказание, во время приведения которого в исполнение обычно умирали мужчины, отличавшиеся и большей выносливостью, и более сильным строением организма.
      Упомянутая нами уже выше писательница-англичанка в одном из своих очерков сообщает о студенте, подвергнутом наказанию кнутом за избиение своего профессора. Два раза этот юноша, отличавшийся недюжинным дарованием, но и крайней бедностью, писал с большой усидчивостью сочинение на премию и заслуживал последнюю, но ничего не получал, ибо один из профессоров ревновал его к женщине и не нашел более подходящего способа, чтобы чем-нибудь досадить своему сопернику. Студент сделал третью попытку, несмотря на то, что жил при ужасных условиях и по целым дням буквально голодал. Не обращая внимания на тяжелую жизненную обстановку, юноша усердно работал, так как вся его будущая карьера находилась в зависимости именно от получения премии. Все профессора признали его достойным награды, за исключением одного, голос которого, к сожалению, являлся решающим. Ни за что не соглашаясь с коллегами, черствый человек этот не остановился пред подлостью и набросил тень на репутацию студента.
      В порыве отчаяния несчастный юноша, сын существовавшей без всяких средств к жизни вдовы, лишенный всяких надежд, набросился на своего мучителя и побил его. Студента предали суду, доложили о его поступке правителю, который лично распорядился наказать его кнутом. Согласно приказу, на экзекуции должны были присутствовать все профессора и студенты университета, и еще задолго до окончания трагедии многие из них впали в обморочное состояние. Вскоре после первых ударов приговоренный скончался, но тем не менее положенное количество плетей было нанесено его трупу.
      В 1823 году к наказанию кнутом были присуждены семь татар, занимавшихся в описываемой стране грабежами и убийствами. Приговором суда наказание должно было быть приведено в исполнение именно в тех городах, где разбойники совершали преступления. Таким образом, их сначала били в одном городе, а затем в цепях доставляли для дальнейшей экзекуции в другой. Порка производилась на рыночных площадях в присутствии сотен любопытных зрителей. Преступников поочередно привязывали к позорному столбу с кольцом в верхней части его; в последнее продевалась голова и фиксировалась при этом так, что жертва лишена была возможности кричать. Затем руки и ноги также привязывались к столбу, причем пластырь, наклеенный на раны после предшествовавшей экзекуции, обязательно сдирался.
      Приглашенный на место экзекуции татарский священник перечислял совершенные присужденными к наказанию кнутом преступления, а также прочитывал полностью состоявшийся над ними приговор. Такая лекция продолжалась приблизительно полчаса. Ремень кнута был очень толст, почти в руку взрослого человека. С таким инструментом после священника приближался к своей жертве палач, и раздавался свист первого удара. Затем палач отходил шагов на сорок назад и снова приближался к преступнику. Так продолжалось до тех пор, пока положенное количество ударов не было отсчитано полностью. При каждом ударе появлялись брызги крови, но, благодаря указанным выше мерам, ни единого крика или стона не раздавалось. Вслед за первым наступала очередь второго и т. д. Затем всех наказанных отвязывали от столба, обклеивали пластырем и укладывали на повозку, где каждый ожидал окончания наказания над своим товарищем.
      Уже во втором городе один из них умер, никто же из остальных шести не дожил до последнего этапа.
      Другой род наказания называется здесь бегом "сквозь строй", под ударами шпицрутенов. Чаще всего наказание это применяется в армии, хотя довольно продолжительное время под шпицрутенами стонали жители одной из провинции описываемой страны. После того, как приговор прочитывался перед собравшимся на плацу или казарменном дворе полком, палач привязывал руки преступника к стволу своего ружья; другой солдат шел впереди наказываемого и держал перед ним также ружье, но штык последнего был обращен на подсудимого, приблизительно на высоте живота его. Барабанный бой возвещал начало экзекуции Преступник, голова которого была выбрита догола, начинал шествие среди двух рядов солдат, образовавших собою длинную шеренгу с каждой стороны. Каждый из этих солдат был вооружен длинным орешниковым прутом и должен был нанести им удар своему провинившемуся товарищу, когда последний поравняется с ним. Если наказываемый имел намерение ускорить шаги, чтобы таким образом сократить время экзекуции, он натыкался на обращенный к его телу штык; чтобы воспрепятствовать ему уклоняться в стороны, назначались два солдата.
      Крайне редко кому-либо удавалось пройти вдоль всей линии выстроенных с розгами солдат; когда же несчастный впадал в обморочное состояние, его отправляли в лазарет с тем, чтобы после поправки подвергнуть полному количеству определенных судом ударов. Один из правителей установил наносить при наказании шпицрутенами двенадцать тысяч ударов, но если приговором не имелось в виду забить преступника до смерти, то назначалось только две тысячи ударов.
      Сектанство в описываемой стране являет собою удивительную главу в истории религиозного фанатизма, и, таким образом, мы не должны удивляться тому обстоятельству, что именно здесь сильно процветает флагеллянтизм, пожалуй, в такой степени, какая в остальной Европе наблюдалась только в средневековый период. Здесь существует, например, секта, последователи которой носят название "мужей старой веры"; в определенное время мужчины и женщины сходятся в назначенном месте, обнажают тело до пояса и, стоя босиком на усыпанной мелким щебнем земле, хлещут друг друга до крови. Богослужение у этих Хлыстунов совершается в виде дикой пляски, сопровождаемой свирепым бичеванием. Посреди комнаты, играющей роль молельни, стоит сосуд с водой, в котором смачивают руки и из которого пьют воду. Затем начинается пляска и взаимное истязание, продолжающиеся до тех пор, пока люди не валятся без сил на пол, бьются в судорогах и произносят бессвязные речи, почитаемые, как пророческие слова. Ежегодно в Страстную Субботу у них установлен праздник в честь Божьей Матери, во время которого избранная на роль жертвы молодая девушка до того жестоко избивается сектантами, что на веки остается изуродованной.
      Другая секта основывает свое вероучение на словесном комментировании девятнадцатой главы Матвея. Они убеждены, что весь мир переполнен одними грешниками и что все населяющие землю люди должны вымереть, ибо достойны за свое поведение только смерти. На брак поэтому сектанты смотрят как на смертный грех. Но пока люди еще не вымерли, так сказать, с корнем, они должны оставаться, по крайней мере, добродетельными, в полном отношении безупречными и не употребляющими спиртных напитков. Сектанты призваны давать живой пример всем братьям. У каждого из них имеется паспорт, подписанный самим Иисусом Христом, чем гарантируется свободный пропуск в рай; при жизни же они видят свое назначение в том, чтобы проповедовать ближним необходимость прекращения всего рода человеческого. А если они вообще существуют на свете, то только лишь для того, чтобы убеждать других в том, что жизнь сама по себе представляется грехом. И если бы у них не было этого священного призвания, то они давным-давно поголовно наложили бы на себя руки.
      Поскольку описанная "догма" совмещает это, упомянутая секта причисляет себя к ортодоксальной церкви.
      РОЗГА В РОССИИ
      "Полвека отделяет нас, - говорит Жбанков {Д. Н. Жбанков. "Когда прекратятся телесные наказания в России". - Весь отдел "Розга в России" составлен доктором медицины А. 3-им.}, - от того ужасного, мрачного времени, когда большинство русского населения - крестьяне - находилось в рабском состоянии, когда личность в России вовсе не уважалась, и телесные наказания и всякие насилия и надругательства были бесконечно распространены повсюду и над всеми: мудрено было прожить в России без битья". Рабство, угнетения и позорные наказания развращали всех, не проходили бесследно и для высших сословий, по всем гуляла властная рука, вооруженная розгой, кнутом, плетью, палкой, шпицрутенами. Конюшни для крестьян, "сквозь строй" и дисциплинарные батальоны для военных, эшафот - плети, шпицрутены и кнут для преступников, бурса, корпуса и другие учебные заведения, не исключая и высших, для детей и юношей, третье отделение с розгами для вольнолюбивых чиновников и державная "дубинка" для вельмож; стыд и женская честь не признавались, и женщины - от крестьянок до знатных дам - также наказывались позорно и публично. Как щедро рассыпались позорные и ужасные по страданиям наказания, достаточно свидетельствуют несколько примеров.
      В гимназиях Киевского округа в самом конце 50-х годов пороли ежегодно от четверти до половины всех учеников. В духовных учебных заведениях было еще хуже, и били артистически, с наслаждением, пороли "на воздусях", под колоколом, солеными розгами, давали по 300 и более ударов, наказанных замертво на рогоже уносили в больницу; часто наказывали десятого, полкласса, весь класс. Известный писатель Помяловский за время учения в семинарии был высечен целых четыреста раз, и потом он часто спрашивал: "пересечен я или еще не досечен?" Не этой ли распространенностью) розог в духовных училищах нужно объяснить тот грустный факт, что наши духовные - эти представители религии Милосердия и Любви - всегда отстаивали телесные наказания. В начале 60-х годов за них горячо ратовал московский митрополит Филарет, и его защита позорных розог оказала большое влияние. Три года тому назад епископ Витебский Серафим также писал: "А кто же не знает, насколько такие события, как телесное наказание, расширяют и проясняют умственный кругозор потерпевшего, разом снимая с действительности ее фальшивые прикрасы и показывая размер способности пострадавшего к благодушному перенесению таких жестоких испытаний?" Ведь эти слова - явное надругательство над здоровым рассудком и лучшими чувствами людей, - но не для себя и не для своих хвалили эти проповедники позорные и мучительные кары, иначе их благодушие заменилось бы жаждой мести. Такое жестокое воспитание детей было прежде обычно и в самых высших сферах; так, Ламздорф, воспитатель императора Николая I, позволял себе бить его линейками, шомполами, хватал мальчика за воротник или за грудь и ударял его об стену так, что он почти лишался чувств, - и это делалось не тайно, а записывалось в дневники. Раз позор и страдания от битья не признавались в высших сословиях, то что же проделывалось с низшими и крепостными?
      В самом конце 50-х годов сотни женщин ежегодно наказывались плетьми и розгами, и многие из них публично на эшафоте. Солдатам и преступникам плети назначались сотнями, а шпицрутены тысячами, и это было гораздо ужаснее и мучительнее смертной казни; тело наказанных обращалось в рубленое мясо, и они обыкновенно умирали или во время наказания, или вскоре после него (свирепый палач мог убить одним-двумя ударами кнута или плети). И в то же время Россия гордилась перед иностранцами, что у нас нет смертной казни. Так, император Николай I, в виде акта милосердия, на рапорте о двух приговоренных к смертной казни написал: "виновных прогнать сквозь 1000 человек 12 раз (т. е. они должны были получить по 12 000 ударов шпицрутенами). Слава Богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне ее вводить". Конечно, наказанные умерли. Наконец, с безответными крепостными не стеснялись, их били кто, как и сколько хотел; недаром поэт сказал, что по народным спинам "прошли леса дремучие". Били их помещики, полиция, бурмистры и всякие управляющие; не отставали и дамы, изводившие побоями население "девичьих", били по форме - на конюшне, били и походя; число ударов не считалось, но помещики могли назначать от 1000 до 5000 розог, что часто также бывало равносильно смерти. И как это повальное битье развращало всех избивающих и избиваемых! Барыня читала чувствительный роман или молилась в церкви, а на конюшне по ее приказанию нещадно драли "мужиков, баб и девок". Крестьяне и сами били друг друга и восхищались сильными ударами; старик-крестьянин с восторгом вспоминает о подвигах приказчика: "как хватит плеткой тетку Дарью через плечо, так титька пополам, - долго в больнице лечилась!". И ни тени злобы или возмущения в этом воспоминании. Что касается самого властелина крепостного времени-барина, то его отношение к насилию прекрасно выражено Некрасовым в словах помещика Оболта-Оболдуева:
      Кулак - моя полиция!
      Удар искросыпительный,
      Удар зубодробительный,
      Удар - скуловорррот!..
      Этот царивший некогда кулак дожил и до настоящего времени, позорное наследие перешло и к нам, и долго еще русскому обществу и народу придется бороться с последствиями рабства и былых насилий.
      Наступили шестидесятые годы, во многом напоминающие настоящее время, и Россия вздохнула немного свободнее и оживилась; начался перестрой нашей жизни: рухнуло крепостное право, даны другие необходимые реформы, личность заявила свои права, и началась борьба с нашим позором - телесными наказаниями, но с гнусным наследием и его защитниками, развращенными всей прошлой жизнью, нелегко справиться, и до сих пор кулак и нагайка проявляют себя.
      Вот вкратце дальнейшая история телесных наказаний.
      Люди, ратовавшие за отмену крепостного права, подняли вопрос и об уничтожении телесных наказаний, как совершенно несовместимых с понятием свободного человека, и в конце 50-х годов образовался особый комитет по этому вопросу. Но развращенность общества и привычка даже лучших людей к этим позорным наказаниям сказались здесь: некоторые даже гуманные представители власти недостаточно горячо боролись за отмену этих наказаний, чем и воспользовались защитники истязаний во главе с митрополитом Филаретом. Главные доводы этих защитников были таковы: телесные наказания, как причиняющие боль, наиболее действительны для простолюдина, и отмена их может поколебать уважение к власти; кроме того, розги - наиболее дешевое наказание, и отмена их заставит построить много дорогих тюрем.
      На указание горячего противника телесных наказаний Орлова, что "святители всех вероисповедании постоянно защищали личность существа, созданного по образу и подобию Божию", митрополит Филарет, нисколько не стыдясь, ответил, что "по христианскому суждению, телесное наказание само по себе не бесчестно, а бесчестно только преступление". Где и когда было указано это Христом, Филарет не сообщил, - а впрочем, для чего только не злоупотребляли учением самой чистой любви Христа: ведь и войны, и смертную казнь подтверждают ссылками на учение Христа. В конце концов, защитники розог и плетей победили благодаря тому, что то время было еще полно ужасных привычек и духа насилия, царивших целые века в России, и вопрос о телесных наказаниях разрешился неудовлетворительной полумерой.
      Законом 17 апреля 1863 года отменены все тягчайшие телесные наказания, но сохранены ужасные плети для каторжных и ссыльных, не исключая и женщин, и розги, от 5 до 300 ударов, для малолетних ремесленников, крестьян, бродяг, штрафованных солдат и заключенных в арестантские роты. Итак, область для применения телесных наказаний осталась очень обширная и качественно, и количественно: 300 розог и особенно 100 плетей не только мучительны, но и угрожают жизни, а с другой стороны - главная масса нашего населения крестьянство оставлено под вечной угрозой позорного наказания. И притом нужно особенно отметить, что с крестьян за одно преступление, часто совершенно пустое, сдиралось сразу две шкуры: и телесное наказание, и - как результат этого - лишение общественных прав, так как крестьянин, раз высеченный навсегда лишался права быть избранным в общественные должности.
      В таком положении дело оставалось 40 лет, постепенно отменялись некоторые виды наказаний, увеличивалось число групп, освобождаемых по тем или другим причинам от сечения, создались изъятые и неизъятые от позора, но бывали и возвраты к старому, возможные при административном произволе. Целых 40 лет применялись телесные наказания, поддерживали грубость и зверство в населении и позорили не только наказанных, но и совершавших это наказание, и все русское общество, относившееся равнодушно к этому варварскому пережитку рабства. И практиковались розги очень широко: так, нижних воинских чинов по суду было наказано в 1872 г. 6799 человек, не считая большого числа наказанных административно в дисциплинарных батальонах; телесные наказания в армии начали сильно падать после введения всеобщей воинской повинности, и в 1893 г. телесно наказанных солдат было только 348, не считая опять-таки высеченных в дисциплинарном порядке. Ссыльно-поселенцы в Сибири наказывались усиленно; так, за 8 лет, в 1883-1890 гг., в Красноярском округе была высечена 1/8 всего взрослого мужского населения. Про каторжан нечего и говорить: их могут наказывать все каторжные власти по своему усмотрению, и пользуются они этим правом безгранично. Все писавшие про Сахалин и другие каторжные тюрьмы согласно говорят, что несчастных порют за все про все, и к ним вполне применима специально русская поговорка: "Перевернешься - бьют, недовернешься - бьют". И к ссыльным, и к каторжанам розги применяются в очень больших количествах, опасных для здоровья; мало того, они в особых случаях (побег) наказываются и плетьми, которые в умелых руках палача лишают ягодицы наказанного всех мягких частей или совсем убивают. Наконец, крестьяне по закону 1863 года могли быть наказываемы телесно только по приговору волостных судов и не более 20 ударов розог, И волостные судьи из бывших крепостных щедро приговаривали к розгам. В 80-х годах телесные наказания в одних губерниях уменьшились, а в других еще более возросли. В эти годы сильной реакции власть и охранительная печать находили, что деревня совершенно распустилась и отбилась от рук, не признает властей и старших, пьянствует и разоряется, плохо платит подати. Решено было создать для деревни сильную власть, и законом 12 июля 1889 года были учреждены земские начальники, долженствовавшие быть отцами для деревни и вернуть распущенных крестьян к патриархальным временам. Земским начальникам было дано право бесконтрольно утверждать или отменять приговоры волостных судов к телесному наказанию; а так как большинство начальников было из военных, привыкших к рукоприкладству, и так как они призваны были для возврата патриархальных времен, которые немыслимы, по их понятию, без битья и порки, то они принялись усиленно за насаждение розог. Громадное большинство земских начальников не только утверждали все приговоры к розгам, но даже сами заставляли волостных судей приговаривать к телесному наказанию, и розги снова воскресли в таких волостях, где они не назначались судами уже много лет. По имеющимся сведениям из нескольких губерний, в каждой было приговорено к розгам в 1891 году от 1000 до 2000 человек, что на всю Россию составит около 100 000 опозоренных сечением и лишенных тех немногих гражданских прав, которыми так скудно одарено крестьянство. Вместе с тем усилились всякие и незаконные избиения, мордобойство и рукоприкладство; эти избиения обрушивались, главным образом, на низших - солдат и крестьян, но усилилась кулачная расправа и в более высших слоях общества, ибо всякие зверства, творящиеся где-либо в стране, не проходят бесследно и заражают всех остальных. Все это напугало и администрацию, и общество. Министерство внутренних дел увидало, что земские начальники превзошли все самые пылкие ожидания в насаждении сильной власти, и издало в 1891 году циркуляр к этим начальникам с предложением относиться с большой осторожностью к приговорам о телесных наказаниях, тем более что подобная операция производит развращающее впечатление на молодых людей. И несмотря на это откровенное признание развращающего влияния розог, администрация нашла возможным еще 14 лет сохранять эти позорные наказания и воспрещала всякие заявления и просьбы об отмене их. Вызванная земскими начальниками страшная вспышка телесных наказаний возбудила самые различные протесты со стороны самой избиваемой, безответной крестьянской массы. Душевные заболевания и самоубийства наказанных сейчас же после порки, а с другой стороны месть наказанных в виде оскорблений начальства, поджогов, убийств, и бурные протесты против розог целых селений ясно доказывали всем, что телесные наказания уже безвозвратно отжили свое время и что применение их является жестокой несправедливостью для наказуемых и позором для всей администрации и всего русского общества, мирящегося с этим злом и бессмысленным насилием над народом. Тридцать лет русское образованное общество малодушно проходило мимо этого позорного явления и боялось быть заподозренным в неблагонадежности, так как розга считалась чуть ли не одним из столпов, на котором покоилось русское государство. И только теперь, в 90-х годах, когда грозные признаки появились в самой деревне, общественная совесть проснулась, протесты, просьбы и ходатайства об отмене телесных наказаний стали поступать отовсюду; заговорила сильнее и печать. Несколько генерал-губернаторов настаивали на уничтожении этих наказаний в их областях; более мелкие администраторы, и в том числе вершители приговоров о розгах, некоторые земские начальники фактически отменили розги в своих участках и высказывались против них в печати. Кстати, следует отметить здесь, что в 1893 году была пробита еще маленькая брешь в этой позорной крепости: вероятно, под влиянием одной ужасной драмы, бывшей в Сибири после телесного наказания одной "политической" женщины, были окончательно отменены телесные наказания для всех женщин без исключения.
      Едва ли не самую видную роль в борьбе с сечением сыграло земство. Еще в 1872 году Херсонское, а в 80-х годах еще несколько земств возбуждали ходатайства об отмене телесных наказаний, но главная земская кампания против них происходила в 1894-1897 гг., когда почти все губернские и многие уездные земства непрерывно высказывались и ходатайствовали об отмене этого позора. Выступали на собрании и заступники розог. Главные их доводы два: первый дешевизна и быстрота наказания: "пришел, отсекся и ушел"; второй - нельзя насиловать волю и желание крестьян; раз они сами на волостных судах приговаривают к розгам, значит - они сами хотят "сечься". Это - обычная уловка грошовых либералов: раз известная, хотя бы самая отвратительная и незаконная мера им выгодна и желательна, они усиленно вопят против вмешательства власти и отмены этой меры; в других же случаях, где им выгодно давление власти, например в найме рабочих, они так же усиленно вопят за вмешательство администрации. Против этого довода по существу должно указать, что телесные наказания в последние годы назначались волостными судами почти исключительно в тех участках, где этого хотели земские начальники. Что же касается дешевизны, удобства и скорости розог, то защитникам их можно ответить одним вопросом: почему они не ходатайствовали о введении этого прекрасного наказания для себя и для всех сословий без исключений? Это было бы и справедливо, и последовательно.
      Земская борьба с розгами еще раз блистательно доказала всю непоследовательность, растерянность и неумелость нашей бюрократии от низших до высших учреждений и лиц.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22