Армия Государства, которого нет

— А, ничего. Просто сцепились с боевиками.

— Вот как! А они ведь сейчас у вас бойцами национальной армии называются. А ты так грубо про героев.

— Какая армия, Толик? Армия — это те, что за свободу и независимость борются, а это просто уголовники. Причем, не местные уголовники, — проговорив это, он сплюнул в окно.

— А откуда они? — задал я вопрос.

Вагиф тяжело вздохнув, сказал:

— Вспомни, Толик, как раньше было хорошо! Ты же давно здесь, да?

— С восемьдесят седьмого года. А в восемьдесят восьмом звездочки мои майорские обмывали. Неужели забыл?

— Ну что ты, как можно забыть! Хорошее время было. И люди были не злые.

Я, делая очередную затяжку, посмотрел на него. А он, еще раз вздохнув, продолжил:

— Сейчас сюда много народа приедет. На армян будут идти.

— Но, зачем? — спросил я.

— Они наш народ из Карабаха выселяют.

— Но и вы их выселяете.

— Да, и будем выселять. И это уже не остановишь.

— Но кому это нужно? А договориться нельзя?

— Странный ты Толик, и невнимательный. Простому народу это не нужно. Ты по трассе из Агдама в Степанакерт ездил?

— Приходилось, несколько раз.

— А если ездил, то все-таки видел, что с левой стороны дороги от Аскерана до самого Ходжалы мак посеян.

— Так, ты думаешь это…

Вагиф, не слушая меня, продолжал:

— И кто-то очень любит булки с маком. А точнее мак с этих булочек.

— Нет, Вагиф, скорее ''капусту'', которую за этот мак получают.

Я затушил сигарету и спросил:

— А ты не ошибаешься, ты уверен в этом?

Вагиф посмотрел на меня, и произнес:

— Нет, Толик, я ни в чем не уверен. Я просто так подумал.

— Что-то ты темнишь, — сказал я, пристально посмотрев на участкового.

— Извини, мне пора ехать, — ответил он и завел мотор.

Я вылез из машины и, попрощавшись, зашел в ворота жилого городка. А Вагиф поехал по своим делам.

То, что сказал участковый, вызвало у меня какое-то странное чувство. Первое впечатление — потрясение. Затем, я стал думать. Думал до самого вечера. Думал не так, как думают философы, выискивающие всевозможные причины и делающие сногсшибательные и никому ненужные выводы ни из чего. Я просто сопоставил ряд фактов и пришел к выводу, что слова Вагифа, скорее всего, преувеличение. Гротеск, так сказать… За годы моей службы в Азербайджане как-то влезло в сознание одно наблюдение. А заключалось оно в следующем: умные и образованные азербайджанцы, я имею ввиду только образованных и умных, весьма склонны к артистизму. И если бы этот гротеск проявлялся только на сцене театра, то все было бы прекрасно. Но очень часто их преувеличения встречаются в повседневной жизни. Постороннему человеку это бросается в глаза. Примеров этому множество, но остановлюсь только на одном. Как-то, еще летом 1989 года, я возвращался из Баку в Агдам на поезде Баку — Степанакерт. Поезд этот уже в то время до Степанакерта не доходил, только до Агдама. А мне дальше и не нужно. Так вот, еду в поезде. Со мной в одном купе едет такой солидный, в пиджаке и галстуке азербайджанец. За время дороги мы разговорились. Оказалось, что работает он на одном из заводов республики заместителем главного инженера. Общаться с ним было интересно, рассказывал он очень любопытные вещи. Одна из тем разговора была: в здоровом теле — здоровый дух… Но тут кто-то с пригорка бросил камень по нашему вагону, и он, разбив со звоном стекло, влетел в наше купе… Что тут началось! Мой собеседник, активно ведущий здоровый образ жизни, постоянно занимающийся спортом, выдерживающий, с его слов, большие физические нагрузки, картинно рукой схватился за сердце. Затем, поинтересовался у меня: нет ли валидола? Я ответил, что такого не имею. Тогда мой попутчик вскочил, выбежал в коридор и стал кричать на весь вагон, что какие-то бандиты разбили окно в его купе, а он сам сердечник и у него уже был инфаркт, и передвигается он с трудом, и что волноваться ему нельзя, а то может умереть… Вот так! Но это только пример.

Так что информацию Вагифа я принял к сведению, но не придал ей особого значения. Но все же на следующий день я рассказал о своем разговоре с участковым нашему начальнику особого отдела. Капитан Сердюк, выслушав меня, сказал:

— Такую версию, я уже слышал, но знаешь, Толя, доказать ничего нельзя. И в данной ситуации наша самая главная задача: остаться в живых.

— Согласен! — ответил я.

Глава четвертая. Ждать дальнейших указаний

30 декабря 1991 года по приказу штаба 4-й Армии из батальона убыл ГАЗ-66 с радиостанцией Р-140 вместе со всем расчетом. Радиостанцию эту прислали к нам еще в феврале, специально для поддержания связи со штабом 4-й Армии. А теперь она убыла в Баку, в свою часть, как бы на профилактику.

Вечером 31 декабря 1991 года все офицеры собрались в солдатской столовой. Ну, все-таки приход Нового Года отметить нужно! Солдат при этом тоже не забыли, праздничные столы накрыли им в казармах.

Часы тикают… Минутная стрелка все ближе приближается к двенадцати. Мы курим и травим анекдоты возле столовой… Столы накрыты… И тут кто-то заметил, что тихо, не стреляют вокруг. А это очень странно, обычно по ночам кто-то где-то палит. Абсолютной тишины не было уже давно.

И тут, как бы в шутку, наш зам по тылу Витя Круглов, сказал:

— Затишье перед бурей!

И кто бы мог подумать, что так оно и случится.

Утром 1 января 1992 года со стороны Агдама азербайджанские войска в сопровождении шести танков и четырех БТР атаковали армянское село Храморт. В этот же день возобновился артиллерийский обстрел Степанакерта.

— Все, это война! — вечером на общем совещании сказал комбат.

— Товарищ подполковник, а в чем наша задача состоит?

— Не знаю. Целый день пытаюсь связаться со штабами в Баку и Тбилиси, но связи нет.

Вот, опять нас бросили на произвол судьбы. Бросили, как бросают всегда, когда большому начальству нужно спасать свои, совсем не миниатюрные задницы. Бросили и связь оборвали, чтобы никто не смог потревожить великих полководцев своими вопросами. На вопросы подчиненных командиров частей этим полководцам нужно давать ответ, и ставить конкретную задачу. Но какую задачу ставить? Кто будет нести ответственность за поставленную задачу? Вопросы, вопросы… Проще оборвать связь, точнее имитировать ее обрыв, и дело с концом. Нет связи — не нужно отдавать приказы. Приказ не отдан по объективной причине — нет связи. В результате: полководцы на коне! А если произойдет какая-нибудь неприятность с какой-то воинской частью там, на периферии, ну что же, произошло все по объективным причинам…

Комбат приказал усилить караулы, внутренние патрули, и быть готовыми к отражению нападения.

Вечером 2 января на вечерней поверке в строю не оказалось сорок восемь человек. Ушли солдаты, точнее дезертировали. Понять их можно — страшно, дома лучше. А вот представить, как они до своего дома доберутся, очень трудно. Если пойдут по территории Азербайджана, то их местные кардаши (братья) поймать могут. А если вздумают по Армении пробраться, то могут и под армянскую пулю попасть. Пуле ведь все равно, кто ее выпустил и куда ей лететь…

В последующие три дня опять были случаи дезертирства.

Личного состава в батальоне осталось не много: восемнадцать офицеров, человек сто двадцать солдат, да прапорщики азербайджанцы бродят по территории части с хитрой ухмылкой, высматривая, что бы утащить домой.

За все это время ни на один из трех наших караулов, ни на саму территорию части, на удивление, не было совершено ни одного нападения. Даже никто не стрелял в нашу сторону. Но это только у нас, в Агдаме. А вокруг была война.

Два самых крупных города в Нагорном Карабахе — Степанакерт и Шуша — располагались относительно недалеко друг от друга. Основным населением Степанакерта были армяне, в Шуше уже жили азербайджанцы. Почему, говоря о населении Степанакерта, я сказал: основным населением?

Объясню. В армянском Степанакерте находилась опорная база азербайджанского ОМОНа. Да, не удивляйтесь! Тогда все так было перемешано, что черт ногу сломит. И что интересно, изредка под покровом ночи азербайджанский ОМОН выезжал из армянского Степанакерта, чтобы пострелять по армянским же селам, а затем возвращался на отдых в армянский Степанакерт, на свою базу. Здорово?

Из Шуши систематически подвергался обстрелу из противоградовых установок ''Алазань'' Степанакерт. Из Степанакерта обстреливалась Шуша из модифицированных установок ''Алазань'' и артиллерии. Позже интенсивность обстрела Степанакерта увеличилась, примерно в два раза. И вот почему.

В семи километрах от Агдама, в местности Узун-Дара, располагался склад артиллерийских боеприпасов. Этот склад был захвачен местными джигитами. Склад был захвачен ночью с боем, но практически без жертв со стороны военных. Просто джигиты застали врасплох спящих военных. А бой приняли двое часовых, которые были ранены в перестрелке. Взятых в плен офицеров и солдат кардаши на грузовиках отправили в Баку, и передали их в штаб 4-й Армии.

В результате нападения на склад джигиты захватили 200 тысяч тонн боеприпасов. Среди захваченного было около 200 вагонов реактивных снарядов. Вот эти снаряды и пошли на обстрел Степанакерта.

13 января при обстреле города Шаумяновска азербайджанцы впервые применили реактивную установку залпового огня ''Град''. Система ''Град'' предназначена для поражения больших площадей и ракеты ее обладают огромной разрушительной силой. Представляете себе небольшой город Шаумяновск после такого обстрела?

Но, война — войной, дурдом — дурдомом, а связь со штабом 4-й Армии все-таки нужно было установить. От хорошей системы связи часто зависит сама жизнь.

И вот, 17 января начальник особого отдела капитан Сердюк, прихватив с собой двух лейтенантов, отправился на командирском ''УАЗике'' в Степанакерт, в 366-й Гвардейский мотострелковый полк. В тот день было тихо, никто не стрелял, и по дороге никто не пытался их останавливать. Хотя поездка эта была очень рискованной.

Добравшись до полка, Миша Сердюк узнал, что связисты полка дальнюю связь установили буквально несколько часов назад, и что в данный момент командир полка разговаривает со штабом 23-й Гвардейской мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в городе Гянджа, в состав которой и входил 366-й полк.

Закончив разговор, командир полка увидел Сердюка. Ну, как бы это сказать, просто особистов все начальство знает в лицо. И пусть этот особист и не свой, а из соседней части, но особист.

Командир полка сообщил Сердюку приказ Командующего 4-й Армии, который он получил из штаба дивизии. Суть приказа сводилась к следующему: ''Ждать дальнейших указаний!''

К вечеру капитан Сердюк вместе с лейтенантами вернулся в батальон. По дороге назад, правда, у населенного пункта Аскеран кто-то стрельнул пару раз в их сторону, но продолжения не последовало.

Сердюк рассказал комбату о приказе командующего. Комбат промолчал, но в глазах у него была злость…

Ожидание — работа не легкая. Ждать! А собственно, ждать чего? Когда какой-нибудь ''Эй, полковник!'' из штаба армии, или округа, получит соответствующее указание от высокого начальства, а потом чванливо передаст нам?

Но есть устав, присяга и военный трибунал… И мы ждали дальнейших указаний.

Кто такой ''Эй, полковник!''? Это интересно! И я расскажу об этом.

Полковник — это самое высокое офицерское звание. Полковник командует полком или бригадой. Некоторые полковники занимают штатные должности в штабах дивизий, армейских корпусов, армий и округов. Но подчиненные им майоры, капитаны, лейтенанты и прапорщики делят своих начальников, негласно делят, на ''Товарищ полковник!'' и ''Эй, полковник!''

''Товарищ полковник!'' — человек, которого уважают и ценят подчиненные. Это действительно настоящий офицер и опытный командир. И стоит отметить, что таких полковников в Вооруженных Силах немало.

Но есть такая категория, как ''Эй, полковник!'' Это такая категория офицеров, которая все-таки как-то получила три большие звездочки на каждый погон. И, проходя службу в штабе крупного воинского соединения, эти деятели занимаются заточкой карандашей, сервировкой столов для начальства, и тому подобной работой… Основная их задача — угодить начальству. Они никогда не делают попытки внести какие-нибудь толковые предложения. Они никогда не берут на себя ответственность. Они никогда не принимают самостоятельных решений. Они смеются, когда смеется начальник. Они демонстративно наигранно переживают, когда начальник чем-то встревожен.

Но когда такой ''Эй, полковник!'' приезжает в какую-нибудь воинскую часть с проверкой, то выставляет себя Суворовым, Кутузовым или другим великим полководцем.

Вот и сейчас никто не брал на себя ответственность, ни полковники, ни генералы. Все ждали решения сверху, из Москвы. А в Москве не торопились с принятием решения. Поэтому приказ был только один: ''Ждать дальнейших указаний!''

Глава пятая. Комбат

С первого же дня нового, 1992 года, азербайджанские вооруженные формирования начали наступательные операции на территорию Нагорно-Карабахской республики. Причем, говорить о каких-то мероприятиях по поддержанию порядка уже не имело смысла. Это было началом войны. Если раньше все-таки можно было допустить, что ОМОН Азербайджана вел боевые действия с бандитскими формированиями, то теперь это было наступлением на населенные пункты с гражданским населением.

Армяне Карабаха тоже не сидели сложа руки. По всей территории республики на добровольной основе создавались отряды самообороны и доукомплектовывались ранее сформированные.

20 января капитан Сердюк вместе с двумя лейтенантами опять поехал в Степанакерт, в полк, чтобы узнать, не поступил ли какой-нибудь приказ из штаба армии. Приказ не поступил. Все было тихо, как ''рыба об лед''. Молчание — золото, бесспорно! Но не в этой же ситуации!

К вечеру наши офицеры вернулись назад в батальон. И рассказали они интересные вещи. В Степанакерте по городу свободно ходят вооруженные армяне. Но этим трудно было кого-то удивить, ведь и по Агдаму свободно передвигаются вооруженные азербайджанцы.

Но помимо армян в Степанакерте ходят вооруженные негры. Здорово! Откуда они здесь, в Закавказье? А с другой стороны, мало ли в мире искателей острых ощущений! А точнее, негры тоже денег хотят, вот и приехали пострелять, поворовать… Подзаработать, одним словом!

Интересную фразу по этому поводу сказал наш зам по тылу капитан Витя Круглов: ''А что, армяне желтые бананы научились выращивать? Нет! А негры и ''зелеными'' обойдутся…''

Армянские вооруженные отряды не просто создавались, они уже действовали. В ночь с 21 на 22 января была уничтожена в Степанакерте опорная база азербайджанского ОМОНа. Оставшиеся в живых омоновцы с боями прорвались в Агдам.

После этих событий на территории НКР остались только два более-менее крупных населенных пункта с азербайджанским населением. Это довольно-таки большой город Шуша и небольшой городок Ходжалы. В Ходжалы располагалось подразделение ОМОН Азербайджана, а в Шуше были только отряды самообороны. Оба города были блокированы отрядами Национально-освободительной Армией Арцаха.

28 января азербайджанский гражданский вертолет МИ-8 вылетел из Агдама и полетел в Шушу, имея на борту сорок одного человека. Помимо вооружённых джигитов, там находились несколько женщин и детей. При заходе на посадку вертолет был сбит армянской ракетой и рухнул на один из кварталов города. Естественно, все погибли.

29 января наш командир батальона вместе со своим водителем-сержантом выехал на ''УАЗике'' в Степанакерт. Он хотел договориться с командиром 366-го полка хоть о каких-то совместных действиях и взаимовыручке. Но он не знал, — впрочем, как и все мы, — что в этот день азербайджанцы предприняли наступление на армянский поселок Аскеран.

Возле Аскерана машину комбата остановили кардаши. Затем они окружили ''УАЗик'' и потребовали, чтобы комбат и сержант вышли из машины. Комбат вылез первым и получил прикладом удар по голове. Он получил сотрясение мозга и потерял сознание…

Сержанту-водителю тоже досталось. Его оттащили от машины, повалили на землю и стали бить ногами… Били минут пять, и только когда у сержанта пошла кровь изо рта, кардаши прекратили избиение.

Воспользоваться своим оружием комбат с сержантом просто не успели. Ну, во-первых, в последние полтора месяца с местным азербайджанским населением отношения у нас были нормальные: ''мы не трогаем вас, вы не трогаете нас''. Да и запрещали нам применять оружие против местного населения. И это сыграло основную роль, комбат просто не ожидал нападения. А во-вторых, все произошло очень быстро.

После того, как сержант отплевался кровью, кардаши забросили его в кузов бортового ГАЗ-66, и повезли в Агдам. Уже в городе на ходу его выбросили из машины… Грузовик поехал дальше, а сержант встал и сильно хромая отправился в часть. Стоит отметить, что добраться до расположения батальона ему помог один местный азербайджанец. Все-таки не все аборигены были идиотами и далеко не всех захватило это никому не нужное кровопролитие.

Добравшись в часть, сержант рассказал что произошло.

Во время отсутствия командира батальона, его обязанности исполнял майор, зам командира по боевой подготовке. Он собрал на совещание заместителей. Задача была одна: найти комбата. Но, во-первых, где его искать? Остался ли он в живых? Во-вторых, связи нет, будь она не ладна! А раз нет связи, нельзя рассчитывать, что для поиска пришлют вертолет. И вообще на чью-то помощь рассчитывать не приходится.

Уже спустились сумерки… Заместитель комбата по боевой подготовке решил ехать в штаб Народного Фронта Азербайджана, который располагался в городе в здании Дворца культуры. Водитель-младший сержант подогнал к штабу ''УАЗик'', медицинскую ''таблетку''. В нее влезли зам комбата, я и старший лейтенант Ялубеков. Мы выехали через центральные ворота и отправились во Дворец культуры.

В городе было темно. Половина городских фонарей была разбита, а те, что были пока целы, просто не горели. В последнее время электричество в городе было нечастым явлением.

Мы подъехали к Дворцу культуры. Вокруг здания стоял металлический забор. Вдоль забора бродило несколько человек с автоматами — охрана здания, но часовыми их назвать было нельзя. Нельзя по той причине, что в настоящей армии не бывает часовых, которые неуверенно стоят на ногах от выпитого спиртного, и в зубах у которых сигареты не успевают тухнуть, потому что сразу прикуривается следующая. В общем, у меня как-то сразу отложилось в голове, что не армия это, а так, пародия.

Майор и старлей вылезли из машины. Переговорили с охраной, и в сопровождении одного из охранников вошли в здание. А мы с водителем остались ждать их в машине.

Почему я остался в машине, а не пошел вместе с зам комбата? Объясню. Заместитель командира батальона по боевой подготовке майор Ильдус Шарафутдинов был татарином, мусульманином. Старший лейтенант Нурлан Ялубеков был казахом, тоже мусульманином. И для того чтобы не давать лишнего повода для выяснения отношений в штаб Народного Фронта разумнее было идти им, мусульманам. А я русский, православный, родом из Приднестровья.

Кстати, о Приднестровье, там тоже творилось что-то непонятное. А туда я отправил свою семью, да уж б… Домой ''когти рвать'' нужно! Но как? Я не дезертир, не подлец, и честью офицерской дорожу! А перевестись на родину пока не получается… Ладно, — всему свое время…

Через некоторое время майор и старлей вышли из здания, сели в машину, и мы отправились в часть. По дороге Шарафутдинов рассказал мне, что местные ''народные фронтовики'', так он выразился, удивились взятию в заложники комбата, и пообещали завтра же отыскать его, если только…

Если только он остался в живых. Если только его найдут. Если только то, что от него останется, можно будет показать… Очень много ''если''… Возвратились мы в часть с тревожными мыслями: Что делать? Как поступить вообще? Как поступить сейчас, ночью?

Но решение пришло само. Точнее, комбат сам вернулся в часть. Вернулся в начале четвертого ночи. Он хромал. Его лицо было в кровоподтеках. В обеих руках он держал окровавленные тряпки, которые прижимал к ушам.

Я вместе с сержантом, дежурным по КПП, довел командира до санчасти… И после того, как ему оказали медицинскую помощь, комбат рассказал, что случилось с ним.

Выйдя из УАЗика и получив удар прикладом автомата по голове, комбат некоторое время был без сознания. А когда сознание вернулось, то он обнаружил, что лежит на земле со связанными руками, а рядом пьянствуют боевики-кардаши. О, нет-нет, что ж я так, не боевики, а бойцы Национальной Армии Азербайджана. Они еще немного попинали ногами связанного подполковника, а затем зашвырнули его в кузов грузовика и повезли в Агдам.

Недалеко от расположения нашей части находился пустырь. На этом пустыре стояло несколько частных недостроенных домов. Вот в один из них и привезли комбата. С машины кардаши сгружали комбата как бревно. Открыли борт и ногой столкнули на землю.

Может, в этом ничего такого уж страшного и нет, но это я так, о человеколюбии…

Затем комбата затащили в дом и начали бить. Продолжалось это недолго. После чего у комбата потребовали сдать все имеющееся в батальоне оружие, технику и имущество им, представителям Национальной Армии Азербайджана.

Комбат послал этих представителей на…, я надеюсь, понятно, куда.

Кардаши продолжили избиение подполковника. А потом один из них взял нож, и отрезал комбату мочку уха… Комбат застонал от боли, но на уступки не пошел. Тогда кардаш схватил подполковника за второе ухо и стал резать его, истерически вереща:

— Все русские свиньи, а свиньям уши резать надо!

Комбат не стал вступать в полемику, ему было больно, кровь текла по щекам: он понял, что это все, конец…

Однако, накричавшись, кардаш угомонился и прекратил издевательства. Комбату развязали руки и кинули какую-то промасленную тряпку, чтоб кровь вытер.

Комбат взял тряпку, разорвал ее и, отодвинувшись в дальний угол, стал вытирать кровь. А джигиты достали сигареты и закурили.

С тактической точки зрения кардаши поступили разумно, что привезли заложника в непосредственную близость к части. Она располагалась метрах в трехстах от этого недостроенного дома. Вот посудите сами. Где был взят в заложники подполковник? Около населенного пункта Аскеран. Где, скорее всего, его начнут искать? Там же, у Аскерана, но вовсе не в Агдаме.

Вот и мы в батальоне так думали, и совсем не предполагали, что комбат совсем рядом…

А ночью, когда кардаши уснули, комбату удалось бежать. Причем, джигиты уснули все, и комбат этим воспользовался… Это я о несении караульной службы, впрочем, не мне об этом судить. Может, в Национальной Армии так было принято, в смысле: ''Кардаш спит — служба идет!''

1-го февраля начальник особого отдела капитан Сердюк, посадив с собой в санитарную ''таблетку'' трех бойцов, отправился в Гянджу, в штаб 23-й Мотострелковой дивизии. Цель этой поездки была все та же: связаться со штабом 4-й Армии и получить задачу. А также доложить о случившимся с командиром батальона.

Миша Сердюк задачу выполнил. В смысле, связался и доложил. Но никаких конкретных указаний так и не получил. Ему только сообщили, что в ближайшие дни к нам в батальон прибудет представитель штаба округа. С этими новостями Миша и вернулся в часть.

Глава шестая. Приказы

Случай, произошедший с комбатом, был подлым, бандитским. Но для нас он не стал совершенно неожиданным. Мы прекрасно понимали, что что-то должно было произойти. Вот и произошло.

По идее, за командира нужно было отквитаться. Нельзя сказать, что его все любили, это фраза сама по себе неверна. Командиров не любят, их уважают или не уважают. Нашего комбата уважали, почти все уважали. А раз мы его уважаем, то нужно расставить точки.., нужно наказать виновных. Да, нам запретили применять оружие против местного населения, но при отражении открытого нападения — можно… Значит можно!

До этого у нас не возникало подобной мысли, но сейчас кардаши выдвинули определенные требования. Им нужно оружие и техника. И они доказали, что в достижении своей цели их ничто не остановит. Им глубоко плевать на наши жизни и наше здоровье. Комбат уже пострадал. И нужно что-то делать. А мстить кому? Это вопрос! Нет тех, кто уродовал командира, а местные ''народные фронтовики'' упорно твердят, что не их это работа. Они тут ни при чем. Все это сделали бойцы других формирований, или просто бандиты. Представители местного Агдамского Народного Фронта Азербайджана клялись нам в вечной дружбе и любви и возмущались поступком ''неизвестных''. Что делать?

Комбат дал команду прекратить поиски…

Два дня комбат провалялся в санчасти, а потом опять стал выполнять свои функциональные обязанности. По части он передвигался с ватой и бинтами на обоих ушах, и сам шутил по этому поводу:

— Во, б…, твою мать, как артиллерист после артобстрела. Ни черта не слышно!

После этого пошла обычная повседневная жизнь. Несение службы и ожидание… Ожидание прибытия представителя штаба округа и чего-то нехорошего. Так продолжалось до 14 февраля. А после этого различные события посыпались как снег на голову.

14 февраля кардаши захватили второй и третий наши караулы. Караулы эти находились не на основной территории части, а за городом. Оба караула были захвачены практически без боя. Помогли кардашам осуществить захват наши ''любимые'', ''дорогие'' прапорщики. А произошло это таким образом. Второй караул нес службу по охране склада НЗ ГСМ, а третий — по охране склада НЗ инженерных боеприпасов и имущества. С ГСМ понятно — это бензин и автомобильные масла. Весьма нужная вещь! А в третьем карауле хранились не менее ценные предметы: мины, тротил, огнепроводный шнур, взрыватели…

Начальниками этих складов были прапорщики. Естественно, у них был допуск на территорию своих объектов. И вот днем 14 февраля ко второму караулу подъехал грузовик. Наша, военная бортовая машина. Из нее вышел прапорщик и демонстративно закурил сигарету.

Из караульного помещения вышел караульный, проверил пропуск и открыл калитку. И пока прапорщик разговаривал с караульным, отвлекая его внимание, из кузова машины выскочили джигиты и быстро обезоружили весь караул.

Второй караул состоял из одного поста, поэтому, в его состав входило лишь четыре человека, и начальником его был сержант срочной службы. Кардаши разоружили троих, а часового, ударив по голове пистолетом, разоружил сам прапорщик.

Что-то подобное произошло и в третьем карауле. Только там при захвате был избит лейтенант — начальник караула.

Так вот, кардаши разоружили составы караулов и отправили их в часть пешком.

С этого момента в батальоне началось массовое дезертирство солдат. Убежала половина из оставшихся бойцов. Убегали по одному и группами, бежали днем и ночью. Некоторых ловили и возвращали в часть, а они опять убегали. И остановить этот процесс было невозможно. В конечном итоге 20 февраля, в день приезда полковника из штаба округа, в части осталось около шестидесяти солдат срочной службы. Любопытно то, что ни один солдат-азербайджанец не дезертировал. Все они оставались в батальоне.

Полковник приехал на ''УАЗике'' в сопровождении БТР. И всего лишь за двадцать минут до его приезда у нас заработала дальняя связь. И знаете, какой первый вопрос задал комбату полковник? Вопрос был:

— Ну, что командир, связь работает?

— Так точно! — ответил комбат.

— Ну, а ты плачешь, что связи нет. Нехорошо! — важно сказал полковник.

— Ну, во-первых, никто не плачет, а во-вторых, она только что появилась, — в тон полковнику ответил комбат.

— Ладно, ладно, сделали мы вам связь, — улыбаясь сказал полковник, при этом сделав ударение на слове ''мы''.

— И на том спасибо вам! — ответил комбат, сделав ударение на слове ''вам''.

— Не горячись командир. Я с радостной вестью к тебе приехал!

— Слушаю вас.

Комбат с полковником стояли и разговаривали на площадке у входа в штаб. В это время за забором части прозвучала короткая автоматная очередь. Полковник, как спринтер, вбежал в двери штаба. Комбат остался на месте. Потом сплюнул и сказал:

— Не волнуйтесь, это не у нас стреляют, а в городе.

— Что значит — в городе? — спросил полковник, выглядывая из дверей штаба.

— Ну, так… в городе. Кто-то кому-то не понравился, вот и пальнул. А может, просто так, пострелять захотелось.

После этого полковник вместе с нашим командиром зашли в кабинет комбата, и разговор продолжили уже там.

Минут через пятнадцать в кабинет командира вызвали моего непосредственного начальника подполковника Азарова и меня. Мы зашли в кабинет, и комбат, указав на стулья, произнес:

— Садитесь.

Мы присели около двери.

Полковник курил, и некоторое время просто смотрел на нас. А потом важно произнес:

— Согласно приказу Командующего Закавказским Военным округом, ваш командир переводится в другую воинскую часть на повышение. Теперь он командир полка. А вы, подполковник Азаров, назначаетесь командиром батальона. Так, что принимайте должность и успехов вам.

— Есть, товарищ полковник! И спасибо за пожелание.

Полковник смачно затянулся сигаретой, выпустил дым и, посмотрев на меня, продолжил:

— А вы, товарищ майор, назначаетесь на должность начальника мобилизационной группы.

— Есть! — ответил я.

Ничего не было удивительного в том, что нас с Виталием Семеновичем Азаровым назначили на эти должности. В принципе, вышестоящее командование так раньше и планировало. Удивительным было то, что назначили нового комбата — командира части, без предварительного собеседования. Да и меня не вызывали на собеседование в мобилизационное управление округа. Но все к лучшему… Как говорится, ''баба с воза — кобыле легче''.

Дав нам возможность ''переварить'' сказанное, полковник продолжил:

— Я понимаю, Азаров, что личного состава в части осталось мало. И добавлю, что убывают из батальона еще несколько офицеров. Но вопросы уже решаются, должно прибыть пополнение.

— Ясно! — ответил новый комбат.

— А как быть с имуществом захваченных караулов? — спросил комбат старый.