Хозяйка Четырех Стихий

Но Искандер не хотел.

– Как зовут меня, вы знаете, – сказал старый эльф.

– Рядом с вами барон Ревена Владислав, – представил соседа князь.

Пожилой мужчина кивнул и сказал:

– Чаю хотите?

– С удовольствием, – сказал Лакгаэр.

– Дежурный! – рявкнул Владислав так, что Лакгаэр понял – барон тоже воевал.

Николай осторожно выглянул из двери в противоположной стене. Мундира на нем уже не было. Эльф догадался, что Николай предоставил Перцева его судьбе и собирался тихо улизнуть, перепрыгнув через запломбированную вертушку, когда услышал повелительный зов барона.

Барон протянул руку, и эльф увидел в ней старинную сюркскую пиалу.

– Принесите чаю нашему гостю, сержант, – сказал Владислав. – Да покрепче и погорячее! И где ваш мундир, хвост Ящера? Совсем распустились!

Николай забрал чашку и вернулся в каморку, откуда с таким трудом вырвался Лакгаэр. Эльф понял, что заварка хранится где-то рядом с телом Перцева, и пить чай ему сразу расхотелось.

В зале снова наступила тишина. Было слышно только шуршание капель дождя по камням площади.

Лакгаэр молчал и смотрел на Ивана. Они много общались, когда князь был еще совсем мальчиком, потом мельком виделись во время казни Ульрика, и тогда глава Нолдокора заметил, что мандреченская кровь все-таки возобладала в Иване. Темноволосый и светлоглазый князь выглядел настоящим богатырем из мандреченских былин. Более «истинно мандреченское» лицо Лакгаэр видел только у главы Чистильщиков. Сейчас никому и в голову не пришло бы, что Иван – полуэльф.

Иван спросил:

– Ну что, Онуфрий? Это они?

У Лакгаэра захватило дух. Лицо князя совершенно преобразилось при этом вопросе. Иван до боли стал похож на свою мать, Файламэл. Файламэл оставила Лакгаэра ради сюрка. Молодой князь Ладомир, отец Ивана, повстречал эльфку в Ринтали, куда ездил с торговой миссией, вскружил голову Файламэл и привез ее обратно в родной город.

– Да, это крыло «Змей», – сказал Онуфрий. – Позвать Светлану?

Лакгаэр понял, что между магом и Светланой существует закрепленный телепатический канал, просто так войти в ауру незнакомого человека, тем более боевой ведьмы, маг не смог бы.

– Не надо пока, – сказал Иван.

Старый эльф сообразил наконец, что Иван поднял своих людей и примчался на КПП среди ночи не для того, чтобы перехватить авантюристов, когда они, нагруженные сокровищами, будут выбираться из замка. Князь пришел сюда, чтобы в нужный момент помочь своей любимой ведьме.

– Мне не меньше вашего хочется узнать, что они там делают, – обратился князь к главе Нолдокора. – Но вы понимаете, закон о профессиональной тайне...

Именно эти законом, закрепившим право ведьм – и их нанимателей – на конфиденциальность, и определялась высокая цена услуг крыльев. Боевые ведьмы могли не отвечать на вопросы даже жрецов Прона, бога справедливости, и это не считалось доказательством вины. Также к небесным воительницам, по личному указу императора, запрещено было применять пытки.

– Я знаю, – кивнул эльф. – Вы можете спросить, но они вам все равно не ответят.

Явился воевода с чаем. Судя по наступившей за стенкой тишине, Перцева он задушил. Николая, возможно, тоже. Бесшумно ступая, Андрей подошел к эльфу, подал кружку и отступил за их спины, к стене. Чай оказался очень горячим, и Лакгаэру пришлось окутать руки магическим полем, чтобы взять пиалу. Ему показалось, что чай пахнет старыми носками. Лакгаэр сделал над собой усилие и сделал глоток. На вкус напиток оказался вполне сносным. Эльф пил чай и смотрел на князя. Иван почувствовал его взгляд и повернулся, вопросительно приподнял бровь.

– Я снова вижу твое лицо в отблесках пламени, – сказал Лакгаэр и с ужасом понял, что за двенадцать лет совсем разучился строить фразы на мандречи.

– Много книг испортило водой? – спросил князь.

У главы Нолдокора отлегло от сердца. Иван его понял. Лакгаэр отрицательно покачал головой, поставил опустевшую пиалу на пол.

– Выгорел только кабинет, а в библиотеку ни вода, ни огонь не дошли, – сказал он.

– Ну и слава Перуну, – усмехнулся Иван. – Да, кстати. Вы знаете сидха, который пошел в замок? Кто он такой?

Лакгаэр хотел ответить, но не успел.

Со стороны замка донесся безумный крик.

* * *

В начале своего правления дракон ходил в человеческом облике, но после того, как Королева Без Имени покинула его, вернулся к привычному телу. Замок переоборудовали, и маленьких помещений в этой его части не было, но тронный зал все равно поражал своими размерами. Колонны, поддерживающие потолок, уходили вверх, словно стволы вековых деревьев. Белое пламя вспыхнуло в узких окнах, затмив слабый свет уцелевших на стенах магических ламп – началась гроза, собиравшаяся с вечера. Тенквисс, аккуратно обходя лужи, направился к возвышению, на котором стояли два трона. От красного бархата, некогда покрывавшего причудливой формы спинку и сиденье большого трона, остались жалкие обрывки, но все еще можно было понять задумку придворного декоратора – сидящий на этом троне находился словно бы в сердце пламени. Трон поменьше был черного цвета, без всяких украшений.

Маг вольготно устроился на большом троне, закинул ногу за ногу. Тенквисс был в тронном зале один, ученики и наемники остались у входа подождать отставшего эльфа и Гёсу.

Почти весь зал занимали два огромных черепа. Пустовал только квадрат саженей десять в диагонали перед тронами. На черепах еще кое-где сохранилась плоть и черная чешуя, скользко блестевшая в магическом свете. Проход между мертвыми головами преграждали куски разбитой колонны. Один из обломков торчал из макушки левой головы. Она лежала боком, поперек зала, а второй череп пялился пустыми глазницами прямо на Тенквисса. Маг, не в силах выносить этот призрачный взгляд, стал разглядывать мозаику на полу. Это была карта стран, которыми когда-то владел дракон. Когда Черное Пламя садился на свой трон, у его ног лежал весь обитаемый мир.

Из прохода выплыл магический шар и тут же погас. Заш берег силы. Экены и ученики мага перебрались через завал между черепами и спустились вниз. Валет и Крюк стали с интересом рассматривать выбитые зубы дракона, лежавшие на полу перед левой головой. Последними появились Гёса и Шенвэль.

– Ну вот мы на месте, – сказал Тенквисс. – Тан, приступай.

Тан взялся за отставшую чешую у основания правого черепа и дернул на себя. Она с треском отвалилась вместе с пластом черного прогнившего мяса. Ученик мага разрубил добычу на куски поменьше и стал лениво запихивать их в мешок. Тенквисс достал из своего заплечного мешка спиртовку, небольшую книжицу в засаленном переплете, какие-то подозрительные коренья и разложил это все на черном троне.

– Ты чего это? – спросил Гёса. – Какое-то снадобье прямо здесь собрался варить?

– Да, – отвечал Тенквисс. – Проход в сокровищницу опутан сильными чарами. Снять их можно только эликсиром, в который входит плоть их создателя. Заш, срежь мне вон то-о-от кусочек...

Заш легко вскарабкался на скулу левого черепа. Свистнул меч ученика мага. Упав на пол, обрубок неприятно чавкнул. Ученик мага спрыгнул вниз, поднял черный скользкий кусок и, брезгливо морщась, понес его Тенквиссу.

– Почему их только два? – сказал Крюк, осматривая черепа. – Где же третий?

Гёса пожал плечами, увидел зубы, около которых стояли Валет и Крюк, и присвистнул. Длиной клыки дракона превосходили тело экена, а толщиной были с самого наемника. Гёса присел на корточки перед зубом чудовища, потрогал, щелкнул ногтем по кости. По белой эмали пополз зигзаг трещины.

– Гляди-ка, и правда линдворм, – задумчиво сказал Гёса.

Экен поднялся на ноги. Валет, кряхтя, пытался зацепиться за глазницу черепа, чтобы вскарабкаться наверх. Эльф иронически наблюдал за его попытками. Гёса заметил это и сказал:

– Спорим, и ты до глаза не достанешь?

Шенвэль усмехнулся. Затем подошел к черепу. Макушка эльфа оказалась над верхним краем острой скулы, то есть он мог, даже не приподнимаясь на цыпочки, засунуть руку в пустую глазницу. Шенвэль обернулся и взглянул на экена, чуть приподняв бровь.

– Велика Федора, да дура, – пробормотал Крюк.

Эльф не полез за словом в карман.

– Мал клоп, да вонюч, – ответил он.

Экен зашипел, как змея, и схватился за меч, но Гёса жестом остановил его.

– Потерпи, – сказал он на родном языке. – Еще успеешь отвести душу.

Крюк молча отошел. Шенвэль коротко взглянул на Гёсу, и наемнику на миг показалось, что сидх тоже знает экенский.

Тан, кряхтя, тащил к магу наполненный мертвой плотью мешок. Заш стоял за красным троном и наблюдал за действиями Тенквисса, варившего эликсир. Маг тихо что-то бормотал и гремел склянками. Валет и Крюк забрались на баррикаду из обломков и мечами расшвыривали мелкие осколки. Экены искали место, где шею отделили от тела, чтобы узнать, какой способ убийства применил драконоборец. Гёса решил осмотреть второй череп, тот, который лежал боком. Шенвэль пошел вместе с ним. Они оказались между мертвой головой дракона и стеной, в которой обнаружились две резные дубовые двери, рассчитанные на человеческий рост. Очевидно, они вели в какие-то служебные помещения, поскольку единственными людьми в замке были слуги дракона. Одна из дверей была плотно закрыта, другая сорвана с петель и валялась на полу. При вспышках молний Шенвэль увидел внутренний двор замка. Именно там ведьмы и авантюристы собирались встретиться по возвращении из сокровищницы.

Из-под рук Тенквисса с шипением вырвалось облако пара. Как не закрывал маг свои манипуляции полами плаща, Шенвэль понял, над чем колдует Тенквисс. Эликсир, который готовил маг, действительно разрушал чары. Но не магические сети, скрывающие проход, а оптические чары, наложенные с помощью Чи Воды. Очевидно, Тенквисс предполагал, что предмет, который он ищет, скрыт под экраном из Чи Воды. Маг пользовался силой Огня и через антагонистичную Чи не видел. Шенвэль отлично знал, что именно ищет Тенквисс. Эльф почувствовал, что у него от ярости занемело лицо, и отвернулся, чтобы не выдать себя.

Гёса рассматривал картину на стене. Некоторых мелких деталей не хватало, краска кое-где обгорела, а местами поблекла от сырости, но крупные фигуры еще можно было разобрать. Слева находилось изображение эльфа, положившего руку в пасть дракону. Изо рта чудовища вырывались язычки пламени, лицо эльфа искажал неподдельный ужас. Экен узнал сюжет.

– Хивкрис вымаливает для брата прощение у Черного Пламени, – сказал он себе под нос.

Всю остальную часть стены занимал алый от крови эшафот, заваленный безрукими, безногими телами. На заднем плане стояла женщина в черном плаще.

– А эта баба в черном, я так понимаю, Королева Без Имени, – заметил Гёса. – Это вроде она настаивала на казни Лайто, Черное Пламя сразу хотел его в Гниловран отправить...

Палач в черном колпаке вел на цепи на лобное место очередного осужденного. Экен заметил острые уши, заботливо прорисованные создателем картины. Единственным сидхом, принимавшим участие в штурме дворца Черного Пламени, был сам Лайтонд. Придворный живописец был смелым человеком. Он не стал изображать врага дракона дрожащим трусом, хотя заказ, полученный мастером, несомненно, был именно таким. Лайто стоял во весь рост, с гордо поднятой головой.

– Смотри-ка, вылитый ты. И скулы такие же. Только морда больно свирепая, – заметил экен. Лицо основателя ордена Танцоров Смерти на картине безобразила жуткая гримаса. Гёса перевел взгляд на Шенвэля и вздрогнул. На лице его спутника была та же смесь ярости, ненависти и безнадежной тоски, что и у сидха на стене. Шенвэль справился с собой, но было уже поздно. Экен понял, что художник лично присутствовал при казни и был, помимо прочего, неплохим портретистом.

– Ты... – пробормотал Гёса. – Ты...

– Я не буду говорить тебе, что мы для вас все на одно лицо. Не буду напоминать о клятве, которую ты принес, – тихо сказал эльф по-экенски. – Решай сам.

– Знаешь, Гёса, а кости целы! – крикнул Крюк.

Экен обогнул острый угол челюсти и вышел к основанию черепа. Шенвэль последовал за ним. Гёса бегло осмотрел обрубок шеи. Все семь позвонков, от самого большого, длиной в руку экена у основания черепа и до самого маленького, вилообразной формы и очень толстого, соединявшего в свое время добавочную шею с хребтом дракона, были на месте.

– Здесь тоже, – сказал Гёса.

– И как же Лайто его взял? – спросил Крюк, спрыгивая с кучи обломков и подойдя к Гёсе. За ним появился и Валет.

Гёса покосился на эльфа.

– Черное Пламя был не драконом, а линдвормом, и своя голова у него была только одна, – сказал Шенвэль. – Две добавочные головы у него выросли из-за магии Эрустима. Лайтонд, судя по всему, применил заклятье Истинного Облика, и лишние головы отвалились сами.

Крюк почесал в затылке.

– Мудрено, но похоже на правду, – сказал он.

Тенквисс повернулся лицом к наемникам.

– Эликсир в принципе готов, – сказал он, мерзко улыбаясь. – Не хватает последнего ингредиента. Крови эльфа. Горячей крови из аорты... Ведите его сюда.

Шенвэль даже бровью не повел. Крюк взялся за меч.

– Пойдем, что ли, – недружелюбно поглядывая на Шенвэля, сказал он.

– Оставь его, – сказал Гёса по-экенски.

Наемник удивленно глянул на него, но послушался.

– В чем дело? – спросил Тенквисс нетерпеливо.

Гёса, вздохнув, уселся на валявшийся рядом обломок.

– Мы нанимались охранять тебя, а он пока на тебя не нападает, – сказал экен.

– Слишком много ты рассуждаешь для наемного убийцы! – воскликнул маг яростно. – Заш, Тан, приведите мне сидха! Надеюсь, в этом вы не будете им мешать?

Гёса отрицательно покачал головой.

– Если попытается бежать, задержите его, – добавил Тенквисс и снова повернулся спиной, занявшись своим эликсиром.

Ученики мага направились к завалу. Эльф взобрался на баррикаду и спокойно смотрел на их приближение.

– Что случилось, Гёса? – спросил Крюк.

– Вляпались мы с вами в такое дерьмо, что я и не знаю, удастся ли выбраться, – сказал Гёса по-экенски. – Маг этот – дракон в человеческом облике. Черное Пламя.

Крюк несколько секунд обдумывал слова командира.

– Ну и что?

– А то, что он нас либо сам сожрет, когда с сидхом покончит, либо своему Жезлу скормит. Эта чертова палка ведь из гематита сделана, прикинь, как она истосковалась по крови за двенадцать-то лет...

– А что с сидхом? – спросил Крюк, покосившись на Шенвэля.

Эльф со скучающим видом разминал пальцы.

– Почему ты...

Глаза экена округлились. Он понял.

– Заходи слева, – сказал Тан Зашу.

Звякнули вытаскиваемые мечи големов.

Подняв руки, Шенвэль произнес короткую энергичную фразу на эльфийском. Заш засмеялся. Удивленный эльф увидел, как челюсти ученика мага резко вытянулись вперед, превратив его узкое лицо в морду. Шенвэль ожидал совсем другого эффекта. Тан вспучился, как лягушка, которую мальчишка надувает через тростинку. Голова его затрещала, разваливаясь на части. Заша начало вытягивать вверх, руки и ноги ученика мага удлинялись, покрываясь черной чешуей. Во все стороны брызнули обрывки одежды.

– Милостивый Баррах! – воскликнул Крюк.

Гёса выразил свои чувства на мандречи. Для выражения всех оттенков обуревавших его чувств экенский был слишком беден. Но наемник не забыл родные корни. Короткая энергичная фраза описывала злого духа Иблиса и его рот.

Тенквисс обернулся на шум и встретился глазами с эльфом. Шенвэль улыбался, не менее отвратительно, чем только что сам Тенквисс. Маг попятился, своротив трон. Эликсир с шипением вылился из опрокинутой колбы.

Валет не стал тратить время по пустякам. Экен шустро обежал череп и выскочил во внутренний двор замка через открытую дверь.

* * *

Ослепительная вспышка расколола небо. Шерсть на плаще Карины встала дыбом. Если бы не защитные чары, нахождение насквозь промокших ведьм в эпицентре грозы было бы самоубийством.

– «Пятерка»! – крикнула Карина так, что ее голос на миг заглушил шум дождя.

Так называлась вторая фигура при выходе на атаку. Особой необходимости в маневре не было, но старшая крыла чувствовала, как падает дух крыла при каждом ударе молнии, и решила отвлечь ведьм от неприятных ощущений. Занять делом.

Нижняя тройка опустились на один уровень со старшей и целительницей. Светлана сдала чуть назад, формируя клин, к ней в затылок пристроилась Ундина, а Зарина и Сабрина встали по правую руку Карины. Снизу клин из пяти ведьм напоминал растопыренную ладонь или старинную цифру «V», отчего и получил свое название. Оставшиеся два звена, выдерживая масштаб, снизились тоже.

– Светик, – сказала Карина через плечо. – Вот представь себе руку, из черного камня сделанную. А в руке той черный шар. Ты не знаешь, что бы это такое могло быть?

– Ты описываешь Жезл Власти, – сказала Светлана. Карина поперхнулась. – Где ты его видела?

– Да так... Слушай, а вот у кого это было принято, гарду в форме ящерицы делать? А на клинке меча всякую живность гравировать? Ящерок там, пауков?

– Карина, ты меня удивляешь, – сказала Светлана. – Ты на том уроке, когда нам про Детей Волоса рассказывали, в «пять листков» резалась, что ли? Так ведь у Буровея был такой меч, ты должна была запомнить. Он же всегда с этим палашом ходил. Там гарда в виде ящерицы, а на клинке такая завитушка выгравирована, имя хозяина. Буровей – это же, по-вашему, северный ветер.

«Дверь, – подумала Карина. – Суть Шенвэля – дверь в Подземный мир. А за дверью – Жезл Власти». Тут ведьма наконец поняла, что за насекомое украшало клинок мрачной фигуры. Это был не паук, а пчела.

«Разрушительница Пчела... Хвост Ящера!»

– Лайтонд! – выдохнула ведьма.

– Что?

Карина не успела повторить.

В темноте раздался страшный, нечеловеческий крик. Во внутреннем дворе замка вспыхнуло голубое пламя. Столб крутился, продолжая ужасно кричать. Пронзительно и тонко завизжала Ундина. Ведьма судорожно взмахнула руками, схватилась за грудь, словно пытаясь отстегнуться. Ее метла заплясала в воздухе. Зарина и Сабрина шарахнулись в одну сторону, Карина с целительницей в другую. Если бы метлы сцепились, все ведьмы рухнули бы на землю.

Светлана схватила метлу Ундины за рога управления. Метла дернулась так, что предплечье ведьмы отозвалось острой болью. Целительница стиснула зубы, но руки не разжала. Метла последний раз вздрогнула, успокаиваясь. Теперь можно было заняться обезумевшей ведьмой. Ундина продолжала истошно кричать, и ее крик словно аккомпанировал жуткому вою, доносившемуся с земли.

– Что случилось, Уна?

– Валет! – завопила ведьма. – Валет умирает!

– Повторяй за мной! – ответила Светлана и начала громко выкрикивать заклинание. Ундина вторила ей. Пламя погасло как раз тогда, когда они произнесли последние слова. Светлана сделала несколько пассов и ободряюще погладила Ундину по плечу, активировав магию амулетов.

– Что ты применила? – спросила Карина.

– Разрыв Кертель, – отвечала Светлана. – Он разрушает Клятву Синергистов.

Карина задумчиво хмыкнула, подумав о совпадении имени наставницы и неизвестной чародейки. Однако это еще ничего не значило, «Кертель» входило в десятку самых распространенных в Мандре женских имен.

– Как хорошо, что хоть кто-то из нашего крыла на уроках не играл в карты, – сказала старшая крыла. – Спроси Тенквисса, нужна ли помощь.

Светлана чуть прикрыла глаза, выходя на связь.

– Тенквисс говорит, что нет, а Шенвэль... – начала целительница. Вдруг глаза ее широко открылись, на ее лице появилось безграничное удивление.

– Карина, меня Онуфрий спрашивает, что у нас происходит! – воскликнула Светлана.

– Онуфрий? – изумилась Карина. – Они что, слышали крик Валета в замке Ивана?

Родовое гнездо князей Черногорских находилось верстах в пяти к востоку от замка дракона.

– Они с Иваном здесь, на КПП! – возбужденно выдохнула Светлана.

С грохотом брызнула во все стороны черепица. Из отверстия в крыше вырвалось пламя. Вслед за ним, словно головы чудовищного птенца, разбивающего скорлупу, показались головы на длинных шеях.

* * *

Черепица, куски балок и какая-то труха посыпалась прямо на экенов и эльфа. Огромный дракон мотал всеми шестью головами и неуклюже переступал с ноги на ногу. Маленький черный дракон, в которого превратился Заш, едва успевал уворачиваться. Тан попытался вырвать хвост, застрявший в окне. Окно превратилось в звездчатую дыру, по стене пошла трещина.

Шенвэль кубарем скатился с завала.

– Ты что, рехнулся? Зачем ты превратил их в драконов? – завопил Крюк. Гёса дернул его за куртку, но экен только отмахнулся.

Шенвэль смущенно почесал за ухом.

– И на старуху бывает проруха, – сказал он. – Я ошибся. Я подумал, что это големы.

– Мне тоже так показалось, – пробормотал Гёса.

Стена, на которую Тан навалился боком, тяжело охнула. Посыпались кирпичи, а потом центральная секция крякнула и вывалилась наружу. В пролом крыши лил дождь, дальняя часть крыши горела, роняя длинные огненные слезы.

– Я заставил их принять свой истинный вид, – закончил Шенвэль.

– А других заклинаний ты не знаешь? – яростно спросил Крюк.

– Знаю, – очень спокойно ответил эльф. – Но если бы кое-кто здесь хранил верность принесенным клятвам, мы бы уже открыли Дверь, и мне не пришлось бы упражняться в заклинаниях.

– Да, но теперь мы этого не сможем... – пробормотал Крюк. Для того чтобы открыть Дверь в Подземный мир, требовалось трое Танцоров Смерти и один Музыкант. – Зачем ты убил Валета?

– Он сам себя убил, – возразил Шенвэль. – Только женщина может пройти по двору.

Тан чуть не наступил на Заша, попятился назад и врезался в стену. Замок вздрогнул. Перед глазами Гёсы поплыло какое-то странное марево. Воздух дрожал, как это бывает во время сильной жары, хотя в зале было довольно прохладно. Очертания предметов искажались, звуки глохли.

– Что это? – воскликнул экен. – Откуда этот туман?

– Для нашего мира Тан слишком велик, – ответил эльф. – Надо загнать его обратно, в Подземный мир. Иначе он сам проломит дыру, куда пол-Рабина затянет...

Заш осторожно прокрался между передними лапами сородича. Приподняв голову, он заглянул за завал. Крюк хлестнул его мечом по глазам. Заш зашипел и отпрянул.

– Как? – спросил Гёса, уже зная ответ.

– Откроем Дверь, – отвечал Шенвэль. – Попроси Зарину пока отвлечь Тана.

Гёса чуть прикрыл глаза и зашевелил губами.

– Нас же только трое! – прорычал Крюк.

* * *

Иван позабыл про свой вопрос и крикнул Онуфрию:

– Спроси Светлану, как мы можем им помочь!

Абдула встрепенулся и подошел к пролому. Рахман, с беспечным видом ковырявший в носу, тоже вытянулся по струнке и широко раскрыл глаза.

– У них все в порядке, а вот сидх из замка просит... – начал Онуфрий.

Из-под крыши замка вырвалось пламя. Потом появились три головы дракона, а через секунду еще три. Головы яростно метались из стороны в сторону и плевались огнем. Несмотря на дождь, замок занялся быстро и охотно. Драконы не преобразовывали Чи Огня, как люди; они сами были Огнем, и все, чего касалось их дыхание, загоралось магическим пламенем, которое было очень сложно сбить.

– Андрей! – закричал князь. – Скачи за пожарной командой!

Воевода вылетел из КПП, как ошпаренный.

– Вам бы я тоже это советовал, – тоном ниже обратился Иван к старому эльфу. – Тем более что дождь слабеет.

– Я уже связался телепатически, с кем нужно, – ответил Лакгаэр.

В этот момент в дверь просунулась голова, облепленная мокрыми светлыми волосами.

– Ваня, ты здесь? – спросила голова осторожно.

Глава Нолдокора обернулся. Князь тоже увидел подростка.

– Что случилось, Митя? – спросил он.

Эльф понял, что это младший брат Ивана. Подросток протиснулся внутрь целиком. Пришедший оказался высоким нескладным парнишкой лет четырнадцати в промокшей насквозь рубахе. Дверь он так и не открыл полностью, словно боялся сорвать ее с петель. Митя покосился на Лакгаэра. Глава Нолдокора безрадостно наблюдал, как на круглом добродушном лице княжича проступает давно знакомое старому эльфу выражение опасливой жестокости.

– Сейчас сюда мать придет, – сказал Митя. – К ней прибежала из замка какая-то дама и сказала, что вы здесь заговор против императора и законов разводите.

– Спасибо, братец, – сказал Иван мрачно.

– Это моя вина, князь, – сказал Владислав, виноватым жестом прикладывая ладонь к груди. – Розалия спит очень чутко, и она проснулась, когда я встал. Она закатила мне истерику, кричала, что в моем возрасте уже стыдно должно быть ходить по бабам...

– Наоборот, гордиться надо таким мужем, – тихо сказал Онуфрий. Князь усмехнулся, чуть улыбнулись даже бесстрастные экены. Лакгаэр понял, что со стороны баронессы это был не пустой упрек. У Розалии имелись какие-то основания полагать, что барон действительно изменяет ей. «Однако», – подумал старый эльф, по-новому взглянув на Владислава. Судя по внешности, барону было не меньше пятидесяти лет. Мандречены, если и доживали до этого возраста, обычно женщинами уже не интересовались. Гораздо больше их уже волновали скачки давления, ревматизм и простатит. Лакгаэр знал, что дело здесь не в «некачественности» материала, из которого состояли тела мандречен. Гены эльфов и людей не так уж сильно отличались на самом-то деле. Полане и боремцы сохраняли ясность рассудка до семидесяти лет. Отцу теперешнего Первого Бека Сюркистана и вообще было семьдесят пять, когда у него родился последний ребенок.

Но и полан, и сюрков мандречены оставляли далеко позади в своем искусстве пития.

– Пришлось рассказать ей, куда вы меня вызываете, – продолжал Владислав. – Вы уж простите...

Иван устало махнул рукой.

– Я могу уйти, – сказал старый эльф, приподнимаясь. – Я буду в ближайшем доме, а Онуфрий будет связываться со мной телепатически...

– Да, вы заговаривайтесь быстрее и расходитесь, – сказал Митя, шмыгнув носом.

– Сидите, – сказал Иван сквозь зубы. Лакгаэр опустился обратно на табурет. – Онуфрий, высуши Митю, он же так простудится.

Маг, не меняя позы, метнул в подростка красную ленту своего Чи, от одежды княжича с шипением повалил пар. Митя ойкнул от неожиданности.

– Домой тебе сейчас нельзя, – сказал князь задумчиво. – Можешь с матерью по дороге столкнуться... Лакгаэр, а что там, за дверью, откуда вы пришли?

– Каморка, где спит дежурный, – ответил эльф.

– Отлично, – сказал Иван. – Митя, посиди пока там.

Подросток скрылся в каморке.

– Сидх спрашивает, не можем ли мы телепортировать в замок Танцора Смерти, одного, прямо сейчас, – скороговоркой произнес Онуфрий.

– Интересно, зачем, – удивился барон.

Ульрик признался главе Нолдокора, что в замок пошел Шенвэль, подмастерье столяра. Но подмастерье столяра вряд ли нуждался бы в Танцорах Смерти. Лакгаэра пронзила догадка. Это было невозможно, невероятно, но Танцоры Смерти могли понадобиться только одному эльфу.

И люди тоже должны были вот-вот понять это.

– А больше ему ничего не надо? – спросил ошеломленный Иван.

Абдула кашлянул.

– Я же говорил тебе, князь, что буду танцевать сегодня, – сказал экен. – Пусть Онуфрий швыряет меня в замок!

– Ну хорошо, – пробормотал Иван.

Маг поманил экена к себе. Абдула направился к Онуфрию. Рахман нетерпеливо цокнул языком.

– Сидх просил только одного! – покосившись на телохранителя, сказал князь.

Рахман помрачнел. Абдула остановился, не доходя до мага аршина три. Лицо экена было абсолютно спокойно. Видимо, маг «швырял» Абдулу далеко не первый раз. Онуфрий встряхнул кистью, сделал несколько пассов. Вспышка раскрывшегося телепорта совпала с очередным ударом молнии. Пол под ногами задрожал.

– Похоже, молния угодила прямо в замок, – сказал Иван.

Но эта была не молния. Потрясенный князь, его свита и Лакгаэр смотрели, как стена замка рухнула прямо в ров, выплеснув гнилую воду и ряску на площадь. Внутренности замка открылись, словно разрезанные ножом. Магия в светильниках продолжала действовать, и тронный зал сиял в ночи подобно ярко освещенной сцене театра. Огромные черепа и мечущиеся по залу драконы были видны как на ладони. На теле большого дракона один за другим стали расцветать яркие красные фонтанчики. Рев усилился настолько, что стало больно ушам. Князь догадался, что ведьмы пришли на выручку экенам в замке и стали бомбить чудовище. Нанести серьезного урона они не могли, но отвлечь дракона им удалось. Сходство с театральной постановкой усиливалось тем, что со стороны замка отчетливо стала слышна дикая музыка, которая тревожила душу и заставляла сжиматься сердце. Мелодия странным образом переплеталась с ревом разъяренного дракона, образуя выразительную симфонию. Иван всегда любил сидеть в первом ряду; но в этот раз он бы предпочел место на галерке. Да и в музыке, на вкус молодого князя, было слишком много грохота. Иван предпочитал более нежные мелодии.

Князь увидел, как пространство между черепами заполняется темнотой, и сначала подумал, что магия светильников потеряла силу при разрушении стены. Черный прямоугольник рос, пока своими вершинами не уперся в макушки черепов. Затем в его центре вспыхнула ослепительная спираль.

И тут Иван понял, что это за музыка, хотя слышал ее первый раз в жизни. Повернувшись к Лакгаэру, он выдохнул:

– Так там же Лайтонд!

– А говорили, что он погиб при захвате Мир Минаса... – пробормотал потрясенный барон.