Этрусская сеть

Мэр задумался, попыхивая трубкой.

– Думаю, в нашем случае лучше доктора Риккасоли не найти никого. Правда, характер у него не сахар, но… – Нацарапав что-то на клочке бумаги, бросил его капитану. – Это телефон его жены. Сошлитесь на меня, и она вас с ним сведет.

Капитану показался странным такой способ ведения переговоров с адвокатом, но клочок бумаги он сунул в карман и уже направился к выходу, когда мэр сказал:

– Я понимаю, что пока не сделал всего, что мог для моего друга Роберта. Просто сейчас всё время отнимают выборы, как только они пройдут, у меня появится гораздо больше времени. Если пройдут удачно, будет больше и возможностей. К тому же я кое-что предпринял, и хотя непосредственно Роберту это не поможет, но его противникам добавит хлопот.

– Я не сомневаюсь, что вы делаете все возможное, – сказал капитан.

***

У доктора юриспруденции Риккасоли не было приемных часов по одной простой причине – у него не было конторы. Встреча с ним капитана, согласованная через его жену, проходила в модном кафе на Пьяцца дела Република.

– Он будет сидеть за столом в углу у дверей, – предупредила жена, – и будет пить шоколад со сливками.

Как заметил капитан, адвокат добавил к этому ещё шоколадный торт со взбитыми сливками. Риккасоли оказался маленьким толстячком с быстрыми любопытными глазами и приплюснутым носом.

– Мне очень приятно познакомиться с вами, синьор капитан. Мэр рассказал мне о вас и о неприятностях вашего друга. Вы не возражаете, если мы обсудим их через пару минут? Я хотел бы послушать музыку…

В кафе играло трио. За роялем сидела седовласая женщина средних лет, мужчины ненамного моложе. Музыку капитан узнал.

– Моцарт, – сказал он, когда стихли аплодисменты, энергично поддержанные Риккасоли.

– Из увертюры «Мнимая садовница», малоизвестное произведение. Меня прежде всего интересовало исполнение.

– Вы музыкант?

– Был пианистом. К сожалению, на это не проживешь. Пришлось уйти и заняться правом. Вам не кажется, что эту женщину стоит послушать?

– Прекрасно играет. Вы её знаете?

– Это моя бывшая клиентка. Мне удалось её выручить. Смотрите, официант! Выпьете шоколаду?

– Чаю, – сказал капитан. – С лимоном и без молока. А что она сделала?

– Убила мужа.

– Почему?

– Бог её знает. Может быть, не оценил её игру на рояле. Но не будем отвлекаться от наших проблем. Кусочек торта?

– Спасибо, – ответил капитан, – воздержусь.

– Блюдете фигуру, понимаю. Как все англичане. Удивительно, вы все просто помешаны на фигуре и на платежном балансе. И совершенно напрасно. Что плохого – быть толстым или в долгах? Главное – не расстраиваться из-за такой ерунды. А теперь расскажите мне, в чем дело. С самого начала. – Доктор Риккасоли поддел вилкой очередной аппетитно выглядевший кусок торта и добавил: – И не упускайте ни малейших подробностей.

***

Полковник Нобиле, начальник флорентийской полиции, изучил документы, лежавшие перед ним на столе. Он был доволен, так как они подтверждали его многолетнее и глубокое недоверие к англичанам. Инспектора, который принес документы, спросил:

– Вы сами, инспектор, не сомневаетесь в этих фактах?

– Нисколько, синьор полковник.

– И какие вы из них делаете выводы?

– Из них вытекает, что капитан Комбер – агент Интеллидженс Сервис, британской разведывательной службы.

– Сомневаюсь, – сказал полковник. – Такие люди сидят в посольствах, чтобы иметь дипломатическую неприкосновенность. – Это тайный агент, синьор полковник.

Донесения шлет каждый день. Адресованы они некоему Смиту, – явно условный адрес в Лондоне, и оплачивает его один известный английский еженедельник. И выяснился интересный факт. В этой газете ещё никогда не появилось ни одного материала капитана Комбера.

– И это одно из его донесений?

– Самое свежее.

Полковник снова взглянул на текст, приложенный к донесению. Он начинался словами:

«Рулада – Филигрань – Оболос» – и продолжение в том же духе, причем одни слова были длинными, другие – короткими и многие – необычными. Кончался текст словами:

«рисунок Е8».

– Уже расшифровали?

– Дешифровальное отделение занимается этим, синьор полковник. Проблема в том, что это, видимо, механический код.

– Поясните.

– У получателя должен быть набор определенных масок, которые накладываются на массив текста определенным образом. Свободные поля масок образуют текст собственно донесения.

– Тогда последние слова означают тип маски, которую нужно использовать?

Хитроумная система.

– И почти неразрешимая.

– Если не можем раскрыть, то хотя бы прикроем, – решил полковник. – Я немедленно поговорю с британским консулом.

10. Харфилд Мосс и Элизабет

– Безграничное бесстыдство! – заявил прокурор Риссо.

– Вы не преувеличиваете, милый Антонио?

– Ни в коем случае. Это дискредитация, намеренная и систематическая дискредитация. – Швырнув на стол листок желтой бумаги, он ткнул в него пальцем.

– Мне увеличили налог за мусор, потому что количество вывозимого из моего дома мусора превышает нормы, установленные городскими властями!

– А оно действительно превышает?

– Разумеется. Но то же самое во всех домах, но никто больше такого не получил. А вот! – он достал следующий листок. – Доплата за воду, потому что моего садовника застали с разбрызгивателем при поливке газона. Или вот – это пришло сегодня утром.

Городской прокурор внимательно просмотрел документ.

– Но это очевидно. На вас выписан налог с предметов роскоши, поскольку вы построили бассейн для плавания. Ну, если вы действительно можете себе такое позволить, Антонио…

– Это не бассейн!

– Нет?

– Это водоем для золотых рыбок, и он там уже был, когда я дом купил.

– И вы в нем не плаваете?

– Он два метра в длину. Там и рыбкам негде повернуться.

– Но почему вы думаете…

– Ничего удивительного. Все это исходит из аппарата мэра Трентануово.

– Полагаете, он устраивает вам своего рода вендетту?

– Я в этом абсолютно уверен.

– Почему?

– В своих предвыборных речах я был просто обязан высказать по адресу его партии такое, что он мне долго не забудет.

– Ах так, – протянул городской прокурор. Развязав шнурки, открыл лежавшую на столе папку. – Вы убеждены, что он руководствуется политическими мотивами?

– А какими же еще?

– Вы не забыли, что он приятель синьора Брука?

– Понятия не имел.

– К тому же его старый фронтовой товарищ.

– Полагаете, тут есть личные мотивы?

– Полагаю, мотивы тут смешанные, – сказал городской прокурор. – Он укрепил бы свой авторитет в партии, выиграй он дело в суде, точно так же, как если бы он выиграл выборы. Причем первое может здорово повлиять на второе. – Он покопался в бумагах. – Полагаю, дело нужно завершать поскорее.

– Целиком с вами согласен. Теперь, когда есть заключение экспертов, следствие можно считать законченным.

– Почти законченным, милый Антонио. Если бы могильщик изменил свои показания.

Если бы, например, признал, что слышал визг тормозов на час раньше, чем утверждал, я охотно счел бы обвинение безупречным и передал дело в суд.

– Старые люди часто путают время, – заметил Риссо. – Я прикажу допросить ещё раз.

Вполне может случиться, что при обстоятельном допросе его показания окажутся не так однозначны, как в протоколе.

– Я уже сталкивался с такими случаями, – подтвердил городской прокурор.

***

Лейтенант Луко спросил:

– Вы проверили заявление этой девушки?

– Я сделал все, что мог, – ответил карабинер Сципионе. – Деталей установить не удалось, слишком неопределенным было само заявление. Я поговорил с девицей…

– С Тиной Зеччи. Это, видимо, дочь Мило Зеччи, которого сбила машина. Что она вам сказала?

– Она была в кафе неподалеку от своего дома на Виа Торта, это заведение с неважной репутацией, на него уже были жалобы. Принадлежит оно человеку по фамилии Тортони, но тот редко в нем появляется. Всем там заправляет Мария Кальцалетто…

– Свидетельница по делу Мило Зеччи.

– Вот именно. Тина Зеччи сообщила, что зашла в кафе в обществе молодого человека и у них произошла ссора с Кальцалетто.

– Кто был тот молодой человек?

– Меркурио Бронзини, приемный сын профессора Бронзини с виллы Расенна.

– Профессора Бронзини я знаю. Насколько помню, он как-то связан с делом Мило Зеччи, напомните мне, пожалуйста.

Сципионе неохотно сказал:

– Мило Зеччи когда-то работал на него, и профессор Бронзини проявил участие к его семье. Как я уже говорил, произошел резкий обмен мнениями…

– Интересное совпадение, что трое людей, причастных к делу Мило Зеччи, замешаны и в этом инциденте, вам не кажется?

– Мне это не показалось существенным.

– А я бы сказал, в это что-то есть.

Лейтенант задумался, Сципионе занервничал.

– Вы хотите, чтобы я продолжил?

– Давайте. Итак, произошел обмен мнениями. А потом?

– Девушка говорит, в кафе вошел какой-то мужчина.

– Которая девушка говорит? Синьора Зеччи или Мария Кальцалетто? Выражайтесь точнее, Сципионе.

– Прошу прощения. – Сципионе побагровел от злости и рот его под черными усами неприятно искривился. Если лейтенант это и заметил, то не подал виду. Спросил:

– Полагаю, вы запротоколировали показания мисс Зеччи?

– Разумеется.

– Тогда лучше прочтите мне их.

– Сейчас принесу.

– Не нужно, они здесь в шкафу. Я изучал их вчера вечером.

Сципионе насторожился. Подойдя к шкафу, он достал папку, вынул из неё лист бумаги и вернулся к столу. Стараясь не выдать себя голосом, спросил: – Мне прочитать весь протокол?

– Нет, только с того места, где появляется мужчина.

– Вот, это здесь. «В комнату вошел мужчина. Я его не знаю, но, судя по виду, это один из той парочки, которые последние десять дней толклись вокруг кафе. Оба они сицилийцы и похожи на мафиози. Мужчина напал на Меркурио. Я ударила его биллиардным кием, при этом досталось и Марии, так что она даже потеряла сознание. Нам удалось сбежать.» Это все.

– Интересно, вам не кажется?

– Что же здесь интересного?

– Что жалуется синьорита Зеччи. Кием досталось незнакомому мужчине и Марии Кальцалетто, а жалуется тот, кто им всыпал.

– В самом деле… – протянул Сципионе.

– А больше вы ничего не заметили? Речь идет о двух мужчинах с Сицилии, явных мафиози, которые десять дней назад появились во Флоренции. Насколько я помню, дней десять назад мы получили с Главного вокзала донесение о приезде двух подозрительных типов. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– И вы должны были проверить отели и пансионы и выяснить, где они остановились.

Вы сделали это?

– Сделал.

– Найти таких людей нетрудно.

Сципионе опять побагровел.

– Видимо они поселились у земляков, которые рады помочь им скрыться.

– Вполне возможно, – согласился лейтенант. Казалось, интерес к делу у него пропал. – Я получил распоряжение из прокуратуры. По делу Мило Зеччи, о котором мы только что вспоминали, нужно проверить кое-какие факты, прежде всего – показания свидетеля, как же его зовут-то? А, вот. Фрутелли, Карло Фрутелли, могильщик с Виа Канина.

– Я его знаю. Старый склеротик.

– На бумаге его показания выглядят совершенно недвусмысленно, но не совпадают с показаниями остальных свидетелей. Фрутелли утверждает, что слышал, как по Виа Канина на большой скорости проехала машина. Потом раздался скрип тормозов и визг шин.

– Следы заноса были видны на мостовой ещё на следующее утро, как раз возле лежащего тела. В чем же противоречие?

– Во времени. Фрутелли утверждает, что слышал эти звуки в полдвенадцатого. В это время Брук уже давно был дома в постели.

Сципионе рассмеялся.

– И это все? Разница в час? Этот дедуля настолько дряхл, что уже не отличает полдень от полночи.

– Думаю, вам нужно с ним поговорить.

– Сделаю.

– Уточните его показания.

– Постараюсь, чтобы после нашего разговора его показания не вызывали никаких сомнений, – пообещал Сципионе.

***

– Вы очень любезны, согласившись уделить мне время, – сказала Элизабет. – Учитывая, зачем я пришла.

– Если я знаю хоть что-то, что может оказаться для вас полезным, мисс Уэйл, я к вашим услугам, – ответил Харфилд Мосс. – Как поживает ваш отец?

– Очень хорошо.

– А ваша сестра?

– Тоже отлично.

– Очень рад. А теперь скажите, что я могу для вас сделать?

– Мне нужно узнать как можно больше о подделке этрусских древностей.

Харфилд Мосс слыл игроком в покер с международной репутацией и славился умением принять любую новость, глазом не моргнув. Сейчас это умение ему пригодилось.

Спокойным голосом спросил:

– Ваш интерес чисто академический, мисс Уэйл, или вы собираетесь этим заняться?

– Я не собираюсь делать этрусков своим хобби, – ответила Элизабет. – Но интерес у меня не чисто академический. Мне кое-что нужно узнать. Это связано с обвинением против Роберта Брука.

– Того симпатичного англичанина, что чуть не упал в оьморок?

– Да.

– Если я могу быть вам полезен, пожалуйста. Хотя я не понимаю, как этрусские древности, подлинные или фальшивые, связаны с тем, что Брук кого-то задавил.

Может быть, вы поясните?

Элизабет попыталась. Она немного нервничала. Харфилд Мосс смотрел на неё в упор так пронзительно, словно просвечивал двумя камерами. И в то же время она почувствовала, что он не так уж сосредоточен на её рассказе, что думает о чем-то, ей неизвестном, что взвешивает сильные и слабые места своей позиции и прикидывает, что лучше – говорить или молчать. Когда она закончила, сказал:

– У вас две версии, насколько я понимаю? Первая, – что профессор Бронзини выкопал насточщий клад, который хочет продать за границу. Не отрицаю, это совпадает с информацией, имеющейся у меня. Надеюсь, подробностей вы от меня не потребуете. Могу вам только сказать, что отчасти поэтому я здесь. Но особенно заинтересовала меня ваша вторая версия – что никакого открытия вообще не было, и что все так называемые находки – просто подделки.

– Я хотела узнать, существует ли такая возможность.

– Вообще-то такую идею я бы сразу отверг. В прошлом, разумеется, бывали успешные подделки. У нас в Британском музее всего пятьдесят лет назад погорели с одним саркофагом, а в двадцатые годы появились знаменитые этрусские воины из тер ракоты. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке от этого шока до сих пор никак не опомнится.

– Но если удавалось провести и настоящих специалистов…

– Разумеется. Но мы говорим о прошлом, мисс Уэйл. Любая из этих подделок современным спектрографическим анализом была бы раскрыта за пять минут. Вот, для примера. В нью-йоркском случае оказалось, что как красители применялись кобальт, олово и марганец, то есть металлы, которых никак не могло быть в подлинных изделиях. Когда этрусский ремесленник хотел получит ту роскошную черную глазурь, которую вы видите на их керамике, – её называют «буччеро» – он должен был прибегнуть к трехкратному обжигу, потому что минеральные добавки ещё не были известны. В сороковые годы это доказал Теодор Шуман, который даже реконструировал печь по этрусской модели…

– Простите, – заметила Элизабет, – это для меня слишком сложно. Вы утверждаете, что сегодня, в наше время, невозможно подделать этрусскую терракоту так, чтобы обмануть специалистов?

– Безусловно. То же самое касается бронзовых и железных предметов. Тут обнаружились бы серьезные отличия в патине и во включениях.

– Существует вообще какой-то материал, с которым подделки могли бы получиться?

– Я как раз собирался к этому перейти, мисс Уэйл. Все, что вы мне рассказываете, именно поэтому меня так и интересует – и беспокоит. Материалы, которые сразу приходят в голову, потому что оба натуральные и не поддаются анализу – это золото и алебастр.

– Ну вот, – выдохнула Элизабет, – значит все это было не случайно.

– Но должен вас предупредить, что даже если работать с этими материалами, остаются непреодолимые трудности. Во-первых, проблемы стиля. Пришлось бы копировать общеизвестные этрусские оригиналы, что само по себе может вызвать подозрения, или придумать что-то самой. Но при этом для успеха нужны не только огромное мастерство, но и – я бы так выразился – чисто этрусский менталитет.

Этрусский взгляд на мир.

– Хорошо. А следующая проблема?

– Она ещё сложнее. Коллекционеры называют это родословной. Вы выставляете этрусский раритет, подходящий и по стилю, и по материалу. Первое, о чем вас спросят – откуда это? Вы можете не отвечать, но тогда сразу возникнут подозрения.

Тем, кто создал те нью-йоркские подделки, повезло. Место, которое они назвали, проверить не удалось – началась война. А когда она кончилась и все минные поля уничтожили, и стало возможным нормально путешествовать, прошло так много времени, что они могли себе позволить некоторую неопределенность по части координат. «Может это было и здесь, а, может быть и на две мили дальше, вон в той долинке.»

– Ясно, – сказала Элизабет. – Но, положим, у вас есть могильник, причем на вашей собственной земле. Могильник, раскопками которого вы занимаетесь, и все об этом знают. Вы роете как попало и где попало, пока не наткнетесь на центральную гробницу погребального комплекса. К несчастью в ней нет ничего сенсационного.

Только шлем и немного оружия, поскольку покойный был пиратом. Тогда вы готовите уйму ценнейших предметов, золотые украшения, алебастровые ковчежцы и разные статуэтки – и вот вам, сенсационная находка готова.

– Вы могли бы сделать блестящую карьеру преступника, мисс Уэйл, – сказал Харфилд Мосс.

Да, ему было о чем подумать.

***

Карабинер Сципионе лично отправился на кладбище, расположенное за Виа Канина.

Машину он оставил в начале улицы и дальше, посвистывая, пошел пешком. Даже днем место это нельзя было назвать приятным. Тротуар узкий и горбатый, мостовая потрескавшаяся, запущенная, занесенная оставленною дождевыми потоками грязью. По одну сторону – ряд домов, предназначенных на снос, с заколоченными окнами и заросшими бурьяном палисадниками. По другую – невысокий забор с заржавленной решеткой по верху, охранявший покой усопших и остатки их памятников.

Сципионе насвистывал все бодрее. Это был веселый малый, полный южного жизнелюбия.

Он весь так и пышел здоровьем, глаза светились радостью жизни.

Открыв ворота, он по тропинке направился к лачуге могильщика, стоявшей за живой изгородью из кипарисов. Крохотный домишка не превышал размеров соседних склепов.

Еще на ход Сципионе обдумал ход допроса. Не стоит старику угрожать. Достаточно жесткого взгляда и ощущения скрытой силы. Остальное можно просто продиктовать.

Он постучал и вошел.

Могильщик Карло Фрутелли сидел за кухонным столом, но не один. Напротив него, раскрыв потертый блокнот и довольно улыбаясь, сидел доктор Риккасоли.

11. Разгорается

На следующий день в половине десятого сэр Джеральд Уэйл, войдя в здание консульства, сразу попросил телефонистку соединить его с одним номером в Риме, а сам потом заперся в кабинете.

Когда зазвонил телефон, он долго беседовал с кем-то по имени Колин, но получил только несколько нейтральных ответов. Наконец не выдержал.

– Будь так добр понять меня. Если Комбер не работает на нас, то я хотел бы знать, в чем дело, и как можно быстрее. Сегодня вечером ко мне явится местный полицейский начальник, он будет требовать, чтобы Комбер немедленно покинул Флоренцию.

Повесив трубку, он вытер потный лоб, потому что уже с утра стояла ужасная жара, и приготовился принять первых посетителей. Ими оказались никто иные, как Фелиция и мисс Плант. Обе были настроены крайне воинственно.

– Если бы со мною посоветовались с самого начала, – заявила мисс Плант, – ничего такого случиться просто бы не могло. Вы допустили, что мистер Брук стал жертвой политических махинаций. Мои итальянские друзья утверждают, что если он будет осужден, прокурору Риссо обеспечено место в муниципалитете. А этот Риссо – крайне неприятный и надутый выскочка.

– До чего же мы дожили, если наши соотечественники превращаются в агитационный материал? – поддержала её мисс Брук.

– К сожалению, я не знаю, как…

– И, кроме того, в среде нашей британской колонии упорно твердят, что вы сами посоветовали Роберту Бруку сознаться. Этого, конечно, не могло быть, но ведь нет дыма без огня…

– Ах, дьявол… – сказал сэр Джеральд. Произнес это про себя, когда дамы уже ушли, схватил свою мягкую бурую шляпу мягко говоря специфического британского фасона и отправился в тюрьму Мурата. Домой он вернулся довольно поздно. Элизабет ждала его с обедом.

– Ты его видел? – спросила она. – Как он? Как вообще дела? Что ты думаешь о Риккасоли?

– Прежде чем я отвечу хоть на один вопрос из четырех, хочу коктейль с джином, – сказал консул, падая в кресло и утирая пот со лба.

– Он перед тобой. Так что не тяни.

– Я говорил с Бруком, все в порядке, настроение нормальное. Меня даже это испугало.

– Испугало?

– Да, испугало. Если кому-то угрожает серьезная кара, он должен хоть чего-то опасаться. А Бруку все равно. Можно подумать, что он даже рад стать мучеником.

– Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду…

– Подает или не подает, но по-моему, такая апатия – дай Бог, чтобы я ошибался, – напоминает тоску по смерти.

Элизабет, пораженная, уставилась на него.

– Ты это серьезно?

– Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло.

– Не умерло, – сказала Элизабет. – Только застыло. Со временем оттает.

– Дай Бог, чтобы ты была права. – Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание.

– У него новый адвокат, – но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме и мы пошли к Бруку вместе.

– Что ты о нем думаешь?

Сэр Джеральд рассмеялся.

– Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке.

– О музыке?

– Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да».

Элизабет заметила:

– Ну, он хотя бы отвлекся.

– Риккасоли, кажется, не глуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно, почему. Он сходил к врачу.

– Какому врачу?

– К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.

– И он это сделал?

– Не сделал, – сказал сэр Джеральд. – Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.

***

В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь.

Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.

– Что вам?

– Я имею честь беседовать с сеньоритой Марией Кальцалетто?

– Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.

Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на неё с деланным равнодушием.

– Надо же, адвокат. Что вам угодно?

– Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.

Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.

– К сожалению, у меня нет сдачи.

– Не беспокойтесь, – шепнул Риккасоли.

– Спа… спасибо. – Она отвела глаза.

Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана ещё одну визитку, перевернул её и тонким золотым пером написал на обороте: – «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера.»

Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.

– В чем дело? Кто это был? – спросил он.

– Какой-то адвокат. – Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже.

– Чего он хотел?

– Чинзано.

– Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку?

– Может быть, ищет клиентов.

– Или ты лжешь, – заметил здоровяк.

– А что мне с этого?

Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в её тоне ему не понравилось.

– Ты что задумала?

– Не делайте из мухи слона, – сказала Мария.

– Ну, смотри, – здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. – Потому что если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучит тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти.

***

Солнце палило немилосердно, когда доктор Риккасоли направился по Виа дель Мальконтенти к мосту Сан-Никколо, на котором новая элегантная баллюстрада уже сменила прежнюю, снесенную наводнением, перешел его и пересек тихую тенистую Виале Микельанжело, где стоял дом Брука, там он постоял несколько минут, прищурив глаза и покачиваясь на каблуках. Потом вдруг решился и вместо дома Брука вошел к его соседям.

Толстый сенбернар обнюхал его штаны. Риккасоли нервно улыбнулся ему и нажал кнопку звонка.

– Синьора Колли?

– Да. Бенито, лежать! Не беспокойтесь, он не тронет.

– Разумеется, – сказал Риккасоли. – Похоже он очень дружелюбен. – Достав визитку, подал синьоре Колли. – Позвольте представиться. Друзья синьора Брука поручили мне его защиту.

– Ах, бедный синьор Брук! О нем всё лгут, всё лгут, он такой добрый, хороший, вежливый человек! Как только кто-то мог подумать, что он способен на такое?

– Я очень рад слышать это от вас, синьора Колли. Сам я, разумеется, разделяю ваше мнение, иначе не взял бы на себя это дело. Но есть одна мелочь, в которой вы мне можете помочь.

– Сделаю все, что в моих силах. Абсолютно все.

– Касается это вашего пса.

– Бенито?

– Да, Бенито. Скажите, у него хороший сон?

Синьора Колли удивленно взглянула на адвоката, потом на Бенито, который издал звук, подобный старческому кашлю. Потом сказала:

– Да, он спит крепко. Как видите, стройным его не назовешь. Хорошо ест и крепко спит.

– И ночью не лает?

– Почти никогда… но подождите, теперь я вспоминаю. В ту ночь, когда случилось несчастье, лаял как ненормальный.

– Я бы хотел кое-что уточнить. Лаял всю ночь?

– Нет, конечно нет. Мы рано ложимся спать, в половине одиннадцатого уже в постели. А он лаял так где-то с час. Потом муж спустился вниз, поговорил с ним и Бенито перестал.

– Значит это происходило между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого?

– Верно. Знаете, хотя в это трудно поверить, но Бенито очень чувствителен. Как вы думаете, мог он почувствовать, что с синьором Бруком что-то случилось?

– У такого пса все возможно, – сказал Риккасоли.

Бенито казался довольным.

***

– Мне придется потребовать, чтобы свидетелям обвинения была выделена охрана, – сердито заявил прокурор Риссо.

– Полагаете, это разумно? – спросил его начальник.

– Разумно и необходимо. Мне сообщили, что их подвергают совершенно недопустимым допросам. И есть попытки подкупа.

– Кем?

– Доктором Риккасоли.

– Ах, так… Ну, задавать вопросы он имеет право. А есть доказательства подкупа?

– Вы же знаете Риккасоли, – презрительно заявил Риссо. – Скользкий, как угорь, тут ему нет равных во Флоренции. Его уже давно нужно было лишить права на практику. Не меньше десяти раз он обвинялся в подкупе, шантаже и создании помех правосудию.

– И все десять раз он выкрутился.

– Или откупился.

Городской прокурор задумался.

– В принципе я с вами согласен. Но нужно действовать осторожно. За делом Брука следит общественность. Если окажется, что с помощью полиции вы пытаетесь помешать защите опрашивать свидетелей, возникнет ненужная шумиха. Защита сможет использовать это против нас. Вы понимаете, что именно это может быть истинной целью Риккасоли? Он посетил этих людей официально?

– Да.

– Вам не кажется, что он пытался нас спровоцировать именно на подобный шаг? Вы об этом не подумали?

– Да, на такое он способен, – Риссо прикусил губу.

– Все же я думаю, вы правы. Нужно приглядывать за ним, но незаметно. Корабинеры подойдут здесь больше, чем полиция. Решите это с лейтенантом Лупо, но только предупредите его – нужна максимальная осторожность.

***

Голос в телефонной трубке был полон ледяной ярости.