Пепел звезд

– Ты живешь здесь один? – оглядевшись, спросила Марина.

– На первом этаже есть комната для охраны. И еще приходит одна женщина, убирается, готовит. Нина Петровна. Я называю ее экономкой. – Антон улыбнулся. Сейчас он совсем не выглядел надменным снобом, и Марина ощутила, как невидимая разделительная полоса, которую она для себя определила, начала вдруг принимать все более размытые очертания.

– Надо же… Я несколько иначе представляла жилище мафиози. А где бассейн, сауна, бильярд?

– Там, – неопределенно махнул рукой Антон, – все, кроме бильярда. Я даже не знаю, как держат кий. Вот картишки – это я понимаю. Так, значит, я, по-твоему, мафиози?

– Нет?

Их взгляды – его, подозрительный, и ее, испытующий, – скрестились. Антон, взъерошив волосы, коротко рассмеялся:

– Наверно, да…

Черная мраморная гидромассажная ванна своим размером напоминала маленький бассейн, а по обилию всевозможных кнопок легко могла поспорить с пультом управления космическим кораблем. Марина с наслаждением изгибалась под вибрирующими шаловливыми струями. Ржавое обшарпанное корыто в коммуналке, в котором частенько полоскались штопаные носки Степаныча, трудно было даже назвать ванной, а при одной мысли, что в него можно лечь, по телу Марины начинали бегать мурашки. Девушка, поморщившись, потрясла головой, отгоняя прочь назойливые мысли. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о коммуналке, соседях, электричке и о том, что на смену этому безрассудному вечеру непременно придет холодное, унылое, серое утро.

– Ты там, часом, не утонула? – постучал Антон.

– Ох, извини, – спохватилась Марина, – выхожу. Какое можно взять полотенце?

– Любое! – крикнул Антон из-за двери. – Они все чистые.

Марина выбрала громадное, мохнатое, цвета рыжего солнца и, закутавшись, как кокон, появилась на пороге комнаты.

– Ты безошибочно определила, куда именно нужно прийти, – Антон поднялся с широкой кровати. Он уже скинул пиджак и галстук, а расстегнутый ворот рубашки придавал ему несколько фамильярный вид. – Что это – богатый опыт или интуиция?

– И то, и другое, – с вызовом вздернула подбородок Марина.

– Могу я попросить тебя…

– Смотря о чем…

– Надеть вот это, – он кивнул на небрежно брошенное на кровать нечто невесомое, точно сотканное из полупрозрачной паутины.

– Что это?

– Не узнаешь?

Сердце Марины учащенно забилось. Это было То Самое Платье…

– Значит, – сказала она, усмехнувшись, ты был настолько уверен в сегодняшнем вечере…

– Ни в чем я не был уверен. Взял под залог до завтра. Я хочу, чтобы ты его надела. Пожалуйста…

Это было произнесено мягко, но все же в его голосе ощущались повелительные нотки. Тон человека, не привыкшего к отказу. Марина секунду колебалась, но затем медленно развернула полотенце. От ее внимания не укрылся огонь, загоревшийся в черных глазах мужчины. Повседневная одежда спортивного покроя – джинсы, широкий свитер, – предательски скрывала ладную фигурку девушки: высокую грудь, тонкую талию, налитые упругие бедра…

– Слишком длинное… – Марина неловко переминалась с ноги на ногу, боясь сделать лишнее движение.

– Это поправимо, – невозмутимо сказал Антон и, нагнувшись, безжалостно оторвал золотистую бахрому, струившуюся по подолу платья.

– Что ты делаешь?! – Марина остолбенела от такого кощунства. – Теперь у тебя его не примут обратно!

– Я это переживу, – он подошел к девушке вплотную. Внезапно ее бросило в жар от его тяжелого, властного взгляда.

– Можно? – он осторожно дотронулся до ее очков. – Я давно хотел увидеть какого цвета твои глаза.

– Они серые…

– Никогда никому не говори этого… – Его лицо было так близко, что Марина могла разглядеть тоненькие черточки на полуоткрытых губах. – Твои глаза – цвета штормового моря…

Небо за окном начинало медленно сереть. Юлька зевнула, потянулась, залезла в холодильник, откопала яблоко и принялась лениво жевать. Только что она проводила своего нового приятеля… Юлька, поморщившись, вздохнула. В постели Олег оказался жутким эгоистом. Тоска. Да еще после с самодовольным видом, точно подросток после вечеринки, поинтересовался: «Ну, как?» Юлька тогда прикусила язык, чтобы не расхохотаться. Немудрено, что Ленка его бросила! Впрочем…

Девушка вытянула перед собой загорелую руку, запястье которой украшал изящный браслет с вкраплением бриллиантов.

«Ну что, получил, Маслов? Так-то, чмо. Я тебе не твоя жирная свинья-женушка!»

Глаза Юльки загорелись при мысли о потрясающих бриллиантовых сережках, очень бы подошедших к ее новому украшению. Не какая-нибудь дешевка за пятьсот баксов – настоящий шик. «Надо будет еще разок встретиться с этим дурнем Олегом…»

Над скучным однообразием грязно-белых панельных прямоугольников-высоток вставал унылый московский рассвет. Наступило воскресенье.

Глава 2

Дмитрию Грачевскому скоро должно было исполниться тридцать три – возраст Христа. Он всегда считал, что именно к этой дате мужчина должен добиться в жизни главного, а все последующие годы станут лишь закреплением позиций. Впрочем, выглядел Дмитрий моложе, что при его работе казалось скорее недостатком, чем достоинством.

Невысокий, худощавый, с задумчивым взглядом бархатных карих глаз из-под длинных, пушистых, темных ресниц. На людей, видевших его впервые, Дмитрий неизменно производил впечатление человека скромного, молчаливого, застенчивого. И они ошибались. За десять лет юридической практики Дмитрий Грачевский снискал репутацию одного из самых жестких, изворотливых, блестящих адвокатов столицы. Тонкий ум, поразительная память, железная логика, непредсказуемость и парадоксальность мышления, удивительная интуиция, позволяющая Дмитрию практически безошибочно определять настрой суда, магнетическое влияние, которое он умел оказывать на присяжных – от сентиментально настроенных дам до агрессивных старичков-пенсионеров. Все это делало его неуязвимым, непотопляемым, а дела, за которые он брался – заведомо выигрышными.

«Закон, – любил говаривать Дмитрий, – подобен швейцарскому сыру: в нем полно здоровых дыр. Грех этим не воспользоваться». Менее удачливые коллеги злословили, что Дмитрий способен вывернуть истину наизнанку и доказать, будто белое – черное, а черное – белое.

Ближе к вечеру, в четверг, в кабинете Дмитрия находились два посетителя. Один, что пониже и поплотнее, основательно утрамбовав тыльной частью тела, пониже спины, кожаный коричневый диван, курил, изредка тихо матерясь, поскольку в этом занятии ему несколько мешали массивные железные браслеты, плотно обхватившие запястья и накрепко соединенные между собой.

Другой, похудее и повыше, не обращая на свои аналогичные украшения ни малейшего внимания, прохаживался туда-сюда по ворсистому зеленому ковролину, способному вызвать ностальгию по жаркому лету и густой траве.

– Итак, – обратился к нему Дмитрий, – давайте повторим еще раз. Вы нанесли своему бывшему приятелю, гражданину Асламову, девять ножевых ударов, повлекших за собой его смерть, не потому, что он отказался разделить с вами прибыль от продажи партии героина, а, исключительно, защищаясь, так как тот первым набросился на вас, угрожая оружием – пистолетом системы Макарова.

– Истинная правда, дарагой, – подтвердил высокий, произнося слова с сильным южным акцентом.

Полный с готовностью закивал.

– Таким образом, мы имеем дело не с умышленным убийством, совершенным по предварительному сговору, из корыстных побуждений, что по статьей 105 часть 2 УК Российско Федерации наказывается лишением свободы на срок от восьми до двадцати лет, либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы. А с непредумышленным убийством, совершенным при превышении пределов необходимой обороны, что по статье 108 час 1 предусматривает ограничение свободы на срок до двух лет или лишение свободы на тот же срок.

– Замечательно, дарагой.

– Далее. Вы закопали труп Асламова за городом не с целью сокрытия улик, а, будучи в состоянии аффекта, не отдавая себе отчета в содеянном.

– Так, так, дарагой. – Высокий радостно улыбнулся. – Именно, не атдавая атчета… Значит, мы можем палучить всего три года?

– Ну… – Дмитрий потер наморщенный лоб, – если суд сочтет представленные доказательства убедительными… Вы хотите, чтобы именно я занимался вашим делом или…

– Нет, нет, дарагой. Ми хотим, чтобы именно ты был нашим адвакатам.

– В таком случае, мы еще увидимся. На днях я приеду в СИЗО Матросской Тишины. – Дмитрий поднялся, сделав жест посетителям, объясняющий, что разговор исчерпан. Полный встал с дивана.

– А скажи напаследак, дарагой, – встрепенулся высокий, – нельзя ли будет палучить эти три года условна, а?

– Трудно сказать, – проникновенно произнес Дмитрий. – Все-таки вы вдвоем совершили убийство. К тому же в деле замешаны наркотики.

– Но ты пастарайся, дарагой, а? Ми за ценой не пастаим.

– Я сделаю все, что в моих силах, – заверил его Дмитрий, распахивая дверь кабинета. – До свидания.

– Да встречи, дарагой.

Четверо дюжих конвойных, томившихся в ожидании в коридоре, моментально взяли посетителей в «клещи».

Из окна Дмитрий пронаблюдал, как воронок с клиентами покидает дворик юридической консультации. Устало переведя дыхание, снова потер ладонью высокий лоб, который уже прорезали несколько неглубоких морщинок.

Ада купила себе большой букет роз, красных, как губы вампира.

С домработницей она столкнулась уже в дверях.

– Какие красивые цветы! Кто это вам подарил?

– Я сама, любимая, – нехотя призналась Ада.

Домработница слегка сконфузилась.

– Вы сегодня рано. Я все сделала, могу уйти?

– Конечно, Роза Абрамовна. Идите.

Оставшись одна, Ада подошла к большому зеркалу в великолепной резной раме, позвала собаку:

– Тайка, где ты? Сейчас мы будем поздравлять именинницу. Дорогая Ада, тебе сегодня двадцать шесть. Ты почти пенсионерка подиума. Правда, об этом никто не подозревает, и это здорово. С днем рожденья!

Затрезвонил домофон.

– Ада, – бодро сообщил охранник, – тут к тебе пришли представители налоговой инспекции.

– Что?! В семь вечера? А вы документы проверили?

– Конечно! – радостно заверил страж. – Все в порядке. Пропустить?

– Дурдом какой-то. Ну, пропустите.

Недоуменно пожав плечами, Ада открыла дверь. И тотчас, во весь голос распевая «Хэппи бездэй ту ю», в дом ввалились: Юлька – с огромной корзиной голландских тюльпанов и связкой воздушных шаров, за ней – Лена, с огромным, ощетинившимся разноцветными свечками, тортом, последней – Марина, с бутылками, фруктами и прочей снедью.

– Где оркестр, флаги и транспаранты? – Юлька извлекла из кармана спички.

– Тащи посуду, – водрузив торт на стол, распорядилась Лена. – Будем праздновать!

– Ой, – обрела, наконец, дар речи Ада, – это мне? И тюльпаны… мои любимые. Где вы их достали?

– Для «звезд» нет ничего невозможного, – заявила Юлька. Она извлекла из фирменного пакета бутылку «Дом Периньон» и бросила Марине, которая ловко, как кошка муху, поймала ее на лету.

– Класс! – восхитилась Юлька. – Открывай.

И, чиркнув спичкой, зажгла первую свечу.

Сексапильная брюнетка, стоя на подоконнике, старательно развешивала под потолком блестящую мохнатую мишуру. Завидев Дмитрия, кокетливо повела затянутым в узкую, с длинным разрезом, юбку, бедром.

– Добрый вечер, Дмитрий Сергеевич. А мы уже украшаем. Вон тот шарик не подадите?

Дмитрий протянул девушке красный елочный шар и, едва удостоив ее взглядом, кивнул в сторону массивной, обитой черной кожей двери с золоченой табличкой посередине:

«Терехов Иван Иванович. Директор.»

– Да… – с придыханием промолвила девушка, одарив Дмитрия самой чарующей секретарской улыбкой, а, когда он скрылся в кабинете, сокрушенно вздохнула.

– Верочка, добрый вечер! – в приемную ввалился запыхавшийся молодой адвокат из начинающих с объемистым рыжим кейсом под мышкой. – Иван Иванович на месте? Мне срочно…

– Он занят, – официальным тоном заявила сверху Вера. – Придется подождать.

В кабинете шефа за громадным дубовым столом восседал пухленький розовощекий человечек с блестящей макушкой и реденькими пучочками седых волос, топорщившихся из-за кругленьких, похожих на сдобные крендельки, ушек. Он смачно прихлебывал что-то из большого синего, в горошек, бокала. При появлении Дмитрия, круглое лицо его расплылось в приветливой улыбке.

– А, Дима, заходи. Чаю хочешь?

– Спасибо, – махнул рукой Дмитрий, – не буду. Домой поеду. Голова раскалывается.

– Магнитные бури, наверно, – важно изрек начальник. – Выпей кружечку с печеньицем. Сто грамм не предлагаю, ты за рулем.

– Лучше кофе.

– Сейчас, – Иван Иванович нажал пухлым пальчиком кнопку внутренней связи и заказал сексапильной Вере, вновь бросившей на Дмитрия томный взгляд, две чашечки.

– Ишь, как смотрит, – заметил он, лукаво подмигнув. – Когда-то и на меня девицы поглядывали. Ты ж у нас теперь знаменитость. Телезвезда!

– Да бросьте! – Дмитрий устало потер виски. – Вся нечисть ко мне валом повалила. Эти наркоторговцы сами попросились или вы прислали?

– Сами, – кивнул с набитым ртом директор. – После того, как ты отмазал Папишвили, твой рейтинг вырос до заоблачных высот.

– Да, – отхлебывая горячий ароматный кофе, задумчиво проронил Дмитрий. – Думал ли я, когда штурмовал МГУ, что всю жизнь буду возиться с подобной мразью…

– Что поделать, – развел руками Иван Иваныч. – Такая у нас работа: кто платит, тот и музыку заказывает. Я уже свое отвозился, слава Богу. Теперь вам, молодым, карты в руки. Ты лучший. За славу надо платить. Ну да ладно… Ты, наверно, за «бесплатниками» зашел? Вон, – он показал круглым подбородком на толстую стопку бумаг на углу стола. – Бери – не хочу. Тебе, по блату, привилегия – право выбора. Другие заберут, что останется. Ну-ка, что у нас тут?

Иван Иваныч нацепил очки в старомодной роговой оправе и потянулся за кипой.

– Так… Наркоман, изнасиловал малолетнюю сестру. Что морщишься? Не хочешь? Ладно. Маньяк, нападавший на старух. Семь жертв… А у нас, между прочим, каждый имеет право на защиту! Ха-ха. Бытовуха – во время совместной пьянки сын зарубил топором отца… Мораль: не пей с детьми. Разводы: алименты, дележ имущества… Вор-рецидивист, обманутые вкладчики… Не желаешь?

– Нет, – решительно отсек Дмитрий. – Хватит с меня вкладчиков!

– Так им и не выплатили?

– Ни черта. Ладно, давайте вора, разводы и еще кого-нибудь.

– Я гляжу, ты на разводах отдыхаешь! – Подмигнул директор. – Или тренируешься, на всякий пожарный? Сам-то когда женишься?

– Еще парочка «дележей» – и никогда.

– Что пожелать девушке, которая имеет все, ну или почти все? – Марина подняла бокал.

– Я знаю, что! – проникновенно произнесла, перебив, Юлька. – Обручальное колечко, надетое на пальчик неким загадочным, мифическим Ником!

Лена толкнула подругу ногой под столом.

– Не уверена, – погрустнев, вздохнула Ада. – Я, действительно, люблю его, и хотела бы стать его женой. Но для брака этого мало. Люди должны понимать друг друга. А мне все чаще кажется, будто мы с Ником говорим на разных языках. Иногда он смотрит на меня так, точно я, по-прежнему, девочка-подросток из бедной еврейской семьи, стоящая в старом платье на светофоре, а он – золотой мальчик, проносящийся мимо на своей черной «Волге»… Я чувствую себя всего лишь эпизодом в его жизни, и никакие деньги и слава не в состоянии этого изменить…

– Верно, – Лена обвела собравшихся серьезным взглядом огромных зеленых глаз. – Семья – вот главное в жизни. Но семья должна строиться на любви и уважении. Знаете, когда я только собиралась в модельный бизнес и раздумывала над первым контрактом, один человек сказал мне примерно следующее: «Картинка с твоим изображением будет висеть на стене в туалете у какого-нибудь извращенца, и он будет дрочить на него…». Грубо, но верно. Всем моим мужчинам нужны лишь мои ноги, грудь, громкое имя, фото в журнале… Им нет никакого дела до того, что я люблю Шекспира и Гумилева, Золя и Ремарка, Пуччини и Верди, лес и летний дождь… И если завтра вдруг я изменю цвет волос или форму носа, ни один из них не удостоит меня даже взглядом. А я хочу быть кому-то интересна такой, какой была до… Просто человеком. И быть уверена, что когда я постарею, перестану быть моделью, огонь в их глазах не померкнет.

– Дорогая, – язвительно встряла Юлька, – ты ждешь принца. Чудес в природе не бывает. Где же теперь тот умник, о котором ты говорила с таким надрывом? Держу пари: сидит в какой-нибудь жалкой конторе, где его имеют во все дыры за гроши. И жена – уродина, вроде масловской.

– Напротив, – Лена покачала головой. – Он преуспел. Я рада за него. Надеюсь, он счастлив… – закусив предательски дрогнувшую нижнюю губу, она отвернулась к темному окну, задрапированному тяжелыми портьерами.

– Подружка, выше нос! – захмелевшая Юлька поднялась со стула. В одной руке она держала рюмку с коньяком, другой, нагнувшись, обняла Лену за плечи, чуть покачнувшись. – Мы еще покажем этим кобелям небо в алмазах! Наслаждайся жизнью, испробуй все – вот мой девиз. Замужество – такая гадость, доложу я вам! А дети – брр, от них одни проблемы. Портится фигура, отвисает грудь… Потом у них появляются дети, и ты становишься бабушкой! Кошмар! Мне кажется, в тот день, когда меня назовут бабушкой, я свалюсь замертво! Знаете, чего бы я хотела? Вечной молодости! Да. Чтобы мужики устраивали из-за меня разборки, как в прошлом веке. Как же раньше бабам было классно: дуэли, рыцарские турниры… Гибель за Прекрасную Даму… Где они сейчас, наши рыцари без страха и упрека?

Ну, скажите мне, хоть кто-нибудь из окружающих нас красавчиков мог бы отдать за нас жизнь?

– Эк, тебя занесло, – сказала Марина.

– А что? – Юлька опрокинула содержимое рюмки в рот, туда же кинула «трюфелину». – Жаль, чертовски жаль, что наука не придумала средства от старости. Все бы отдала, включая мои обожаемые бриллианты. Вечная молодость, вечная красота…

Пританцовывая, Юлька подобралась к музыкальному центру, прибавила громкость и закружилась по комнате.

– Маринка-а, а ты чего ждешь от жизни? Колись! Принца на «Мерседесе»?

– Ага, на «Роллс-ройсе». Жду, пока деньги накоплю. На отдельную квартиру поменяться.

– Девочки, – встрепенулась Ада, – мы же можем помочь!

Лена и Юлька согласно закивали, почему бы и нет? Действительно, несправедливо – для них лишняя пара тысяч долларов – карманные деньги, а подруга ютится в коммуналке.

– Вот еще! – возмутилась Марина. – Я сама в состоянии о себе позаботиться. Слава Богу, не инвалид.

Я – не президент, вы – не МВФ. Ни у кого не возьму ни копейки. Это мой принцип, ясно?

– Как знаешь, – вздохнула Ада. – Мы только хотели помочь.

– Спасибо, девчонки, – Марина виновато улыбнулась. – Не обижайтесь. Вы же знаете мой дурацкий характер…

Она медленно подошла к окну, приоткрыла портьеру.

– Сколько же сегодня звезд… Пройдут годы, и совсем другие люди будут вот так же смотреть из окон…

И никто никогда не вспомнит, что жила на свете когда-то Марина Субботина…

– Разве обязательно нужно, чтобы вспомнили другие? По-моему вполне достаточно близких – детей, внуков… – промолвила Ада.

– Иногда я думаю об этом. У всех вас есть корни. У меня нет. Я пришла из ниоткуда и уйду в никуда. Семья, дети – это не мое. Такие, как я – одиночки. На моем генном уровне не заложена потребность к самовоспроизведению… Но я бы хотела, чтобы все узнали обо мне, о том, кто такая Марина.

Она обвела почему-то притихших девушек строгим внимательным взглядом.

– Не хочу уходить в никуда. Пронестись кометой, смерчем, падающей звездой…

– И весь мир содрогнется! – подхватила пьяная Юлька. – Между прочим, девочки, по телеку передавали, сегодня – ночь звездопада! А когда падают звезды, можно загадывать желания! Идемте же, выберем себе по симпатичной падающей звездочке. Надеюсь, светила будут к нам благосклонны, – мы ведь, как-никак, их земные коллеги!

– Интересно, – задумчиво проронила Ада, – им тоже больно падать?

– Древние говорили, – тихо промолвила Лена, – будьте осторожны в ваших желаниях. Иногда они имеют свойство сбываться.

– Вот и пусть сбываются! – задорно возразила Юлька. – Прекрати свои пророчества, Кассандра![1] Кто со мной, навстречу звездам?

В «Тойоте-Карина Е» цвета «мокрый асфальт» Дмитрий Грачевский не спеша передвигался по сумеречному городу. Затарахтел мобильник.

– Слушаю.

– Дима, – проворковал грудной женский голос, – я соскучилась. Может, встретимся сегодня?

– Извини, но я очень устал. Был трудный день. Увидимся в выходные.

В чувственном сопрано прорезались металлические нотки:

– В прошлый раз ты был занят…

Глаза Дмитрия механически следили за дорогой. Он даже не пытался вникнуть в смысл адресованных ему слов. Когда голос в трубке иссяк, Дмитрий, стараясь соблюсти максимально мягкую интонацию, произнес:

– Отлично. Значит, до воскресенья. Пока.

– Проклятие, – пробормотал он через минуту, выруливая на обочину, – я снова пропустил поворот…

Дмитрий опустил стекло, вглядываясь в заоконную тьму. Справа, опираясь на частокол колонн, таращилось на него черными глазницами ночных окон, монументальное здание Ленинской библиотеки. Рука Дмитрия, извлекшая из бардачка карту московских дорог, задумчиво опустилась на колено…

В тот солнечный майский день в читальном зале Ленинки яблоку негде было упасть. Горячая пора – подготовка к летней сессии. Дмитрий штудировал книги по международному праву, готовясь к сдаче кандидатского минимума. Ему было двадцать пять…

Семь лет назад, в такой же погожий майский день, выпускник средней школы маленького провинциального городка Дима Грачевский садился в скорый поезд «Ставрополь – Москва».

– Делать тебе нечего, – хмуро сказал ему на перроне отец. – Выучился бы здесь, у меня пока практиковался. Со временем моя контора станет твоей.

Раздражение отца было понятно. Он основал небольшую частную адвокатскую контору в их городке и не мог понять, на кой черт его единственный сын отправляется за тридевять земель на поиски неведомой удачи. Но никакие разумные доводы не смогли удержать Димку дома. Его манила Москва – далекая, холодная, капризная, загадочная. Он был молод, честолюбив, полон энергии и желания покорить этот надменный мегаполис.

За годы учебы на юрфаке МГУ Димка не оттягивался по кабакам с собратьями по общаге, не принимал участия в их шумной, веселой студенческой жизни, за что прослыл неисправимым «ботаником». Постоянной девушки у него тоже не было. Несмотря на успех у противоположного пола, Дима избегал длительных отношений – это было слишком хлопотно и требовало времени и затрат. Первые три года столичной жизни он посвятил постижению мудреных основ всевозможных законодательств, последующие – работе в небольшой юридической конторе. Вскоре Дмитрий уже имел свою практику и смог позволить себе переехать из общаги в однокомнатную квартиру недалеко от работы. Перед защитой красного диплома Дмитрий, в отличие от большинства однокурсников, растерявшихся перед неизвестностью завтрашнего дня, готовясь начать крестовые походы в поисках работы, смотрел в будущее без тени страха и сомнения. Он перешел в весьма солидную консультацию, где уже успел хорошо себя зарекомендовать.

К двадцати пяти Дмитрий поменял однокомнатную на «двушку», купил подержанный автомобиль и решил получить кандидатскую степень. Она была нужна ему исключительно для удовлетворения своего тщеславия – в глубине души он еще оставался провинциалом, жаждущим славы и признания, ни на минуту, не забывавшим о том, что квартиру он лишь снимает, прописку имеет временную, а ездит на подержанных «Жигулях», постоянно путаясь в сложных развязках московских дорог.

«Ну, ничего, – говорил Дима себе, – еще немного, и…»

– Извините, здесь свободно?

Дмитрий оторвался от «Международного права» и обмер. На него смотрели самые огромные зеленые глаза, какие только доводилось встречать.

– Вон, поглядите, летит! Как классно! – Юлька захлопала в ладоши. – Давай, именинница, ты – первая, загадывай!

– Я вообще-то в это не верю, – нерешительно произнесла Ада.

– А кто верит? Это же игра. Не хочешь – не надо. Тогда я. Внимание! желаю вечную молодость и красоту. Во как! – Юлька горделиво оглядывалась. Налетевший ветер взлохматил каштановые кудри. – Кто следующий?

– Я, – засмеялась Марина. – Вон моя падает, голубенькая. Хочу деньги и власть.

– И что ты собираешься с ними делать? – поинтересовалась Ада.

– Не волнуйтесь, распоряжусь не хуже президента.

– Так, – объявила Юлька, – Маринке больше не наливать. Ада, ты решилась?

– Да, – кивнула она, поддавшись общему веселью. – Начать жизнь сначала. Это звезды могут исполнить?

– Запросто, – заверила Юлька. – Лена, ты осталась. Лена! О чем ты думаешь – скажи, – пропела она.

– Что? – Лена вздрогнула, точно отрешившись ото сна.

– С добрым утром, Ваше Высочество! А мы тут балуемся – желания загадываем. Давай, колись, что ты хочешь больше всего?

– Самое заветное…

– Самое…

– Не знаю, – зябко поежившись, сказала Лена. – Глупости все это.

На кухне аппетитно запахло мясом, тушеным с овощами. Дмитрий разогревал ужин. Он любил и умел готовить. «И зачем жениться? Так, пока не забыл: „Жилищное законодательство“, серая книжка…» Дмитрий подставил табурет, залез на книжные полки. «Кажется, она». Он потянул за корку, но книга не желала вылезать. Дернул сильнее и, потеряв равновесие, рухнул вниз.

«О, черт!» С досадой потирая ушибленный бок, Дмитрий поднял серый сборник. Уильям Шекспир. «Сонеты.»

Он встал. Подошел к окну. На черном небе висела круглая, похожая на блин, луна. И звезды… Сколько же их было этой ночью! Как давно он не видел такого количества маленьких, мерцающих, подмигивающих точек на московском небе. Или просто не смотрел вверх?

«Стоял душный, влажный майский вечер. От земли поднимался густой пар. Прямо над головой заливался одуревший от весны соловей.

Ее глаза отливали спелой зеленью. Ее волосы пахли не то сиренью, не то жасмином. Ее губы были сочны и влажны… Он читал ей Шекспира. Наизусть.

«Не соревнуюсь я с творцами од,

Которые раскрашенным богиням

В подарок преподносят небосвод

Со всей землей и океаном синим…

В любви и в слове – правда мой закон,

И я пишу, что милая прекрасна,

Как все, кто смертной матерью рожден,

А не как солнце или месяц ясный…[2]

Он обнял ее, пьянея от прикосновения к хрупким, теплым плечам. Рука сама скользнула вниз, расстегивая пуговицы на простеньком платье, легла на горячий округлый холмик нежной груди…

На мгновение девушка напряглась всем телом, а затем вдруг стала податливой, мягкой, как ткань ее платья…

– Я люблю тебя, Лена, – шептал он, целуя ее, – я тебя люблю…

Она чуть отстранилась. Огромные потемневшие глаза заглянула ему в лицо:

– Я тоже люблю тебя, Дима…

– Поедем ко мне? – хрипло прошептал он, внутренне трепеща перед ее отказом.

– Да, – выдохнула она, – да…»

Резкий телефонный звонок вывел его из оцепенения.

– Слушаю.

– Дима, я тут подумала, может быть, нам стоит попробовать начать жить вместе?

– Зачем? – он сморщился, как от зубной боли.

– Н-ну… – замялась трубка, – мы получше узнаем друг друга…

Внезапно Дмитрий ощутил прилив чудовищной усталости. Такой, что не осталось сил ни слушать, ни думать, ни говорить.

– Детка, – произнес он, как можно мягче, – я иногда развожу людей, проживших вместе по двадцать лет так до конца и не узнавших друг друга. К тому же в недосказанности есть своя прелесть. Я не считаю это хорошей идеей.

– Иногда мне кажется, – резко заявила трубка, – что нам лучше расстаться.

– Раз, кажется, значит, так тому и быть, – с облегчением сказал Дмитрий.

Трубка зарыдала. Истеричный голос произнес тираду о том, что он, Дмитрий, не умеет некого любить.

– Я никогда не говорил тебе, что люблю, – возразил он.

Трубка продолжала кричать и плакать. Дмитрий осторожно нажал на рычажок и включил автоответчик, сообщавший об отсутствии хозяина.

– Ада, телефон!

– Девочки, – поговорив, просила Ада, – это Ник. Ник! Он вспомнил, он сейчас приедет поздравить меня!

– Вот видишь, – важно изрекла Юлька, – а ты не верила звездам. Он сделает предложение, и твоя жизнь изменится.

– Интересно посмотреть на твоего мучителя, – заговорщицки подмигнула Марина.

– Думаю, нам лучше уйти, – предположила Лена.

– Ну, уж нет, дудки, я не двинусь с места, пока не познакомлюсь с роковым мужчиной, – заявила Юлька, удобно устраиваясь в большой мягком кресле.

– Пожалуй, я тоже, – кивнула Марина. – Очень интересно.

– Девочки, только я вас умоляю, – не сболтните лишнего! Он такой обидчивый.

– Как хотите, – сказала Лена, – а я еду домой. Им нужно побыть вдвоем.

Я вызываю такси.

– На кой тебе такси? – фыркнула Юлька. – Ты же не пила.

– А шампанское?

– Ха, это лимонад. С него только в туалет бегать.

– Мы все уйдем, – заверила Марина. – Только поздороваемся. Лен, подбросишь меня на вокзал?

– Конечно, на такси.

– Трусихи!

Ник купил для Ады браслет, не очень дорогой, но изящный. Он вполне мог сойти за Тиффани. Ник оставался верен своему принципу – расставаться, по возможности, красиво. Ник довольно погладил руль и улыбнулся. Последняя ночь – и все. Он сыт ею по горло.

Переступив порог ее дома, Ник вновь поморщился при виде крикливого, помпезного убранства.