Ричард Длинные Руки - Ричард Длинные Руки – рауграф

Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки – рауграф

Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо.

Евангелие от Луки

Часть I

Глава 1

Если можешь быть орлом, не стремись стать первым среди галок. Это правило я не то чтобы совсем забыл, но сделал вид, что ко мне не относится. Я-де занят настолько важным делом, что могу побыть даже воробьем. Вообще-то в самом деле сделал все, что планировал: владею подробной и точной картой Гандерсгейма, для чего сюда и прибыл. Плюс внепланово завязал контакты с ограми, кентаврами и троллями. Если не станут союзниками вторгшимся крестоносцам, то и с кочевниками на этот раз не пойдут – большая победа, но все-таки завяз в моем странноватом маркграфстве непростительно долго.

Это же просто Гандерсгейм, а я начал рассматривать его как совокупность королевств и чуть ли не начал стараться превращать в друзей все сто семьдесят королей. Дело вроде бы нужное и полезное, но на самом деле – дурость и трусливое бегство от серьезных проблем. К тому времени, когда принесет вассальную присягу двадцатый, первые десять уже забудут обо мне, а то и вовсе в королевствах сменится власть.

Да и вообще… сам себе страшусь признаться, что нарочито затягиваю пребывание в Гандерсгейме. Проблемки мелкие, справляюсь чуть ли не левой лапой, это в Геннегау серьезная работа, а с нею и неприятности. А уж когда выйду на берег моря и посмотрю в сторону Юга…

Мне вообще надо отсюда убираться. Мало того, что здесь драконов бьют достаточно успешно, до сего момента я был уверен, что у меня абсолютный иммунитет к магии. Но тот гад сумел заставить меня подчиниться, что до сих пор бросает в дрожь. И хотя сделал это лишь потому, что я не укрепился и не взматерел в личине дракона, как бы дракон сам по себе, а я в нем сам по себе, хоть и управляю, все равно страшно и тревожно.

Сперва я ждал наступления темноты, однако прихода ночи в городе словно и не заметили: на площадях пляски и песни, в небе настолько яркие звезды, что небосвод странно зеленоватый, внизу такие же огни, только живые и теплые – распахнутых настежь харчевен, трактиров, постоялых дворов, продуктовых лавок.

Народ, вместо того чтобы спать, бесстыдно веселится, на улицах тесно, пыльно, уличные повара жарят в переносных жаровнях мясо, рыбу, подрумянивают хлеб, придавая ему хрустящую свежесть, даже сюда, на стену, доносятся игривые смешки, довольный говорок мужчин, визгливые звуки музыкальных инструментов…

Измучившись ожиданием, я в конце концов выбрался за город, где и нырнул в небольшую рощу. Вереница повозок все так же тянется к пролому в городской стене, и никто из возчиков не обратил внимания, когда над деревьями взметнулась некрупная летающая тварь и часто-часто заколотила по воздуху кожистыми крыльями.

Я поспешно взлетел повыше, пока вблизи нет охотников, всегда найдется какой-то дурак, что стреляет во все, что бежит, ползет или даже летит. Воздух на такой скорости плотнее воды, я проломился до облачного слоя и лишь там раскинул крылья, высунул язык и посмотрел вниз с таким вниманием, будто уже рассчитывал увидеть там наступающие войска крестоносцев.

Надо мной темное небо, однако далеко на востоке небо уже начинает светлеть, хотя это видно пока только мне, а внизу еще глубокая ночь. Я часто и сильно взмахивал крыльями, рассекая воздух подобно гигантской стреле из арбалета. В Орифламме драконов вроде бы нет, я в личине заурядного птеродактиля, что даже овцу не утащит, потому на таких, как я, никто не охотится, мясо жесткое и невкусное, да еще и пахнет гадко. Разве что кто из озорства пустит стрелу.

Главное я выполнил, более подробной карты нет даже у королей Гандерсгейма. Все дороги, броды, переходы, мосты, переправы, опорные пункты, взаимоотношения королей с соседями – все здесь, а это и есть основа успешного и стремительного наступления.

Башни Брабанта медленно выступили на темном горизонте, красиво и грозно озаренные серебряным светом луны. Я не стал ускорять полет, и когда в личине незримника опустился как можно тише на самую высокую площадку, рассвет уже потеснил тьму, а в небе вспыхнуло алым огнем первое облачко.

Так привык к драконьему облику, что даже когда перетек в личину человека, чуть не спрыгнул с башни, дурак. Вошел в роль, вжился, можно сказать. Даже когда начал спускаться по лестнице, чувствовал, как сзади волочится и стучит по ступенькам хвост, а ноги ступают несколько неуверенно, без привычной бодрости и ловкости.

На ходу с запозданием проверил, на месте ли все, особенно мой новый арбалет из Гандерсгейма, перевел дыхание и с силой толкнул дверь.

Двор еще в тени, солнце даже не поднялось над краем земли, но из пекарни тянет запахом свежего хлеба, в конюшне кони всхрапывают и звучно хрустят пшеничными зернами, а в кузнице хоть и тихо, но в щели видно, как начинают разжигать горн.

Со стороны кухни важно идет, откинувшись всем корпусом назад, как беременная, прачка с корзиной грязного белья в руках. Увидев меня, вскрикнула дурным голосом:

– Ваша милость!.. Или мне мерещится?

– Мерещится, – подтвердил я весело. – Подбери корзину, а то стирать придется дольше. Щас вам всем буду мерещиться, разжирели без моего хозяйского ока…

Она нагнулась к выпавшей из рук корзине, крикнула вслед:

– А это уже постиранное!

Из подсобных помещений высовывались самые ранние пташки, еще сонные, тупо таращили на меня глаза. На стене услышали голоса внизу, зазвенело железо, кто-то хрипло выругался, как я все-таки попал в охраняемую крепость, недосмотр, затопали сапоги на толстой подошве.

Я ощутил, как ко мне стремительно приближается нечто огромное и горячее, но оглянуться не успел, огромное черное чудовище сбило с ног и прижало к земле, удерживая могучими лапами и горячим, как разогретая на солнце глыба металла, телом.

– Я вернулся только за тобой!.. – заверил я поспешно. – Люблю тебя, мой замечательный… Да люблю, люблю, отпусти, а то залижешь до смерти, пес-убийца…

В его глазах плескался океан такой безмерной и бескрайней любви, даже обида в них исчезла, растворилась без следа.

У меня защемило сердце, а в глазах защипало.

– Берем Зайчика… – сказал я поспешно, – вы не ссоритесь?.. и возвращаемся в Геннегау…

В его глазах было заверение, что куда угодно, лишь бы вместе, только бы не расставаться, это же так ужасно, когда они с Зайчиком остались без меня…

Послышались испуганные голоса мужчин, вскрикнула женщина, и тут же, перепрыгнув телегу с горшками, быстро пошел решительными шагами в нашу сторону Мартин.

Я видел, как сперва глаза начальника охраны замка расширились до предела, затем в великом удивлении распахнулся рот, но через мгновение он снова стал прежним суровым воином-ветераном, а вид таков, словно сюзерен каждую ночь исчезает неизвестно как и затем появляется из ниоткуда.

Я обнял его за плечи, он смотрел снизу вверх с веселой преданностью, рот до ушей, а в глазах счастье, как у Бобика.

– Ваша светлость…

– Все хорошо, – заверил я. – Все удачно, Мартин!

Он перевел дыхание:

– У вас только так, ваша светлость…

– Если бы… – ответил я. – Но на этот раз в самом деле все удачно. Гости уже прибывают?

Он кивнул:

– Пока совсем мало. Три отдельных отряда под баннерами королевских рыцарей, и один – из Армландии. Остальным, как сообщили, еще идти и идти. Вы же направляете из разных мест королевства? Да и обозы пока что тащатся, а не скачут.

– Скоро здесь будет не протолкнуться, – заверил я. – Готовьтесь выдавать дочерей за рыцарей. Как Дженнифер, леди Элинор?

– Здоровы, – заверил он. – Леди Элинор сейчас наверняка возится со своим нечестивым занятием, иначе бы уже вышла, а Дженнифер… да, леди Дженнифер отправилась на охоту.

Я изумился:

– На охоту?

– Да, – подтвердил он. – Но не извольте беспокоиться, она в нашей части Брабанта, а еще с нею два десятка молодых рыцарей. Они жизнь за нее отдадут, если что!

– Не сомневаюсь, – сказал я с некоторой ревностью. – Все рвутся в женихи…

Он ухмыльнулся:

– Так леди красавица!

– Да кто это видит, – пробормотал я. – Ты присматривайся к самым настойчивым. Если что, даю тебе право… ну, ты понял. У нас только она осталась. Даниэлла рожает лорду Митчеллу наследников, герцог еще в пути…

Мартин спросил с некоторой ноткой ревности:

– Этот непутевый Митчелл уже лорд?

– Кроткая Даниэлла, – заверил я, – сделала из него ягненка. Как мой Зайчик?

Он широко улыбнулся:

– Навестите его прямо сейчас, а то он всю конюшню разнесет, как только почует вас.

Глаза его смеялись, доволен, как и всякий мужчина, что я сперва расцеловался с собакой, потом иду целовать коня, а уж затем навещу, если не забуду из-за малости, хозяйку крепости леди Элинор.

Зайчик радовался сдержанно, благородный рыцарский конь, но когда я обнял его за шею и шептал в ухо все самые ласковые слова, он гордо посматривал по сторонам, все ли видят, как его любит могущественный сэр Ричард, красиво и легко переступал ногами, словно горячая арабская лошадь.

Бобик все пытался вклиниться между нами, отпихнуть меня, вилял всем плотным корпусом, заверяя, что вот же он, самый замечательный и любящий, ну как можно ласкать это травоядное?

В недрах земли заворчало, я ощутил непонятный страх и желание убраться подальше. Чуть позже почву ощутимо тряхнуло, я огляделся в испуге, но ничего, к счастью, не рухнуло. Глубоко под ногами ворчит и потрескивает, словно проснувшийся великан расправляет затекшие от долгого сна кости.

Из дальней башни вышел сгорбленный синий гном в огромной белой бороде, что плотным покрывалом закрывает грудь и плечи. На голове остроконечный колпак, тоже синий, поля печально обвисли, как лопух под дождем, длинная, до земли, одежда прошита золотыми нитями, а в руке длинный резной посох с огромным рубином, что еще в первый раз поразил меня размерами.

Я пошел к нему широкими шагами:

– Уэстефорд!

Он вздрогнул, повернулся ко мне. Из-под снежно-белых и кустистых бровей на меня взглянули старчески выцветшие глаза.

– Ваша милость!

Я не стал поправлять, что давно уже «ваша светлость», старики нового не запоминают, придержал его за плечо, не дав преклонить колено.

– Оставь церемонии для простых, Уэстефорд. Мы волшебники или хвосты собачьи?.. Я вижу, идешь из подвала. А раньше ты, если память не дурит, жил наверху, как аист на крыше?

Он чуть-чуть поклонился, спина захрустела, а потом опасно затрещала, будто в ней ломаются вязанки хвороста.

– Стар я стал совсем, – проговорил он шамкающим голосом, – трудно подниматься на такую высокую башню.

Я спросил с интересом:

– Да ты и раньше почти не спускался. Что-то изменилось?

Он пугливо посмотрел блеклыми глазами, почти белыми, даже страшновато в такие смотреть, сказал дребезжаще:

– Не… совсем…

– Но что?

Он тяжело вздохнул:

– Ваше милостивое отношение… доброта леди Элинор, а также леди Дженнифер… гм… позволили мне чуточку расшириться…

Я охнул:

– То есть теперь в твоем распоряжении вся башня? От крыши и до подвала?

Он проговорил торопливо:

– Крепость пока что пустует. Нам уже сказали, прибудут войска, надо разместить… это все будет! Но пока тихо… А я тут простым перебором нащупал тропку к тому могучему магу, если помните…

– Которым интересовалась леди Элинор?

– Вы все помните, ваша милость!

– И что?

– Она устала от попыток, передала мне, а сама занялась чем-то… более женским.

– Уэстефорд, – пораженно сказал я, – ты прям конь ломовой… О душе надо думать, о спасении, а ты все о науке своей нечестивой. Прешь, как дракон, стены ломаешь… Эликсир бессмертия бы искал!

Он прошамкал:

– Зачем вам, такому юному, эликсир?

– Да не мне, тебе. Я ж теперь по роду службы должен о других думать… Давай, не стой! Веди к тому зеркалу.

Бобик старательно втискивался между нами, хотя мог бы идти с другой стороны, но так меня придется делить с этим стариком, а это несправедливо. Я придерживал это энергичное чудовище, чтобы не свалил Уэстефорда, тот может вообще рассыпаться, Бобик лизал мне руки и смотрел влюбленными глазами.

В подвал он рвался с такой энергией, что я едва не взял с собой, но посмотрел на дряхлого Уэстефорда, вздохнул и потрепал Пса по башке.

– Лучше подожди меня здесь, лапочка. Я точно вернусь, никуда не исчезну.

Он скульнул, в глазах отчаяние, Уэстефорд слабо проговорил с дрожью в голосе:

– Ну, если обещает ничего не переворачивать…

– Он? – усомнился я. – Что угодно пообещает, и вы ему поверите?

Он вздохнул, а я поцеловал в холодный нос и толкнул дверь. Пахнет сыростью, все как и прошлый раз, когда мне показывала леди Элинор, спускаемся медленно, Уэстефорд уже не совсем орел. Кое-что изменилось даже здесь, на лестнице.

Исчезли торчащие из каменных стен масляные светильники, теперь в тех же чашах строго и возвышенно горят толстые свечи. Я прошел возле одной совсем рядом, почти задел рукавом, но огонек не колыхнулся, упрятанный внутри воскового футляра.

Свечи настолько толстые, что огонек, медленно опускаясь по фитилю, прожигает внутри настоящие тоннели, оставляя стенки иногда чуть деформированными, но целыми. Эти цилиндры и создают уютный желтый свет, очень похожий на мягкий солнечный, когда оно смотрит через тонкие облака.

Я покрутил головой, до чего додумались, это же сколько нужно было пробовать различные соотношения воска, чтобы получались такие вот оригинальные лампы. И, что радует, никакой магии, настоящая наблюдательность, изобретательность и смекалка. Хотя понимаю, Уэстефорд мог бы и просто магией, но в этом человеке осталась и чисто человеческая смекалка и наблюдательность, с этими свечами не могло получиться с первого разу…

Я посмотрел на него по-иному, и Уэстефорд, мне кажется, это заметил, только не понял, что меня заинтересовало. А может быть, и понял, но не учитывает, что эта неясная и очень извилистая тропка, исчезающая в темноте, вообще-то перспективнее так многообещающей широкой дороги магической мощи…

Ступеньки кончились, в зале вдоль стен те же свечи, но теперь я быстрым взглядом окинул подземное хранилище и его вещи. Если память не подводит, а теперь она у меня ходит по струнке, часть вещей леди Элинор перетащила в свои покои.

Стол у стены, два кресла с прямыми спинками, на таких не отдохнешь, а на боковой стене огромное зеркало в рост человека. И как в прошлый раз, я с порога увидел в отражении напольные часы в деревянном корпусе, хотя здесь их нет, большой стол со стопкой фолиантов, а также ряд полок с необычными предметами, в прошлый раз этого не было, я всматривался жадно, смутно угадывая нечто знакомое и явно не из этого века.

– Раньше от этого зеркала леди Элинор не отходила, – заметил я.

Он сказал дребезжащим голосом:

– Теперь надолго потеряла к нему интерес…

– Есть более перспективные вещи?

Он взглянул искоса.

– Не мне судить, чем сейчас увлечена хозяйка… Хотя зеркалом она снова заинтересовалась. Правда, уже и не так, как раньше.

– Разочарована?

– Да, стоим на месте. Хоть кое-что и сдвинулось…

Голос его звучал таинственно, я переспросил:

– Что изменилось?

– Многое, ваша милость.

Я сказал строже:

– Не темни. Мне угадывать некогда.

Он сказал торопливо:

– Простите, ваша милость. Это я так, расхвастался. Просто меня распирает от гордости. Столько лет бились…

– Что, – спросил я, – неужели?

Он кивнул:

– Если подождете…

– Долго?

Он посмотрел на стол, в деревянной рамке в песочных часах в верхней части крохотная горка золотистого песка, внизу сверкающий конус втрое больше, между ними тончайшая струйка, едва уловимая глазом.

– А переворачивать не забываешь? – спросил я. – А то в твоих сутках может оказаться и тридцать часов, и сто…

Он покосился на меня с некоторым изумлением:

– Ваша милость… Но это так просто…

– Не забывать?

– Переворачивать. Они ж сами и перевертываются.

– Ага, – сказал я, – ну да, сами. Как я забыл! Хорошо, когда сами, верно?

– Хорошо, – согласился он осторожно, – что ж за часы, если их надо самому?

– Дикари, – сказал я с чувством. – Не представляю, где такие и живут.

Из зеркала в комнату пал зловеще-багровый свет. Я насторожился, в прошлый раз этого не было, с этой стороны стекла всегда полумрак, какие бы огни ни пылали по ту сторону. Уэстефорд торопливо бормотал заклинания, начал двигать руками в воздухе, словно размазывал глину по невидимой стене.

Спустя пару минут напряженнейшего ожидания из красного, злобно клубящегося тумана вышел старик могучего сложения, все в том же плаще с выжженными пятнами, длинная седая борода в копоти, одна бровь с опаленными и закучерявленными кончиками.

Уэстефорд торопливо поклонился, маг не обратил на него внимания, но я сразу ощутил на себе его пронизывающий взор. Поверхность зеркала уже не препятствие, это я ощутил даже не по запаху гари с той стороны, а по этому взгляду, властному и ощутимому.

– О, что-то новое, – произнес он, замедляя шаг.

– Нет, – возразил я, – мы уже виделись.

Он остановился, всмотрелся внимательнее:

– Где?.. Ах да, припоминаю. Тогда еще слуга… сейчас… гм… о, маркграф и маркиз?.. Это же одно и то же, но почему… А, понятно…

Уэстефорд за моей спиной бормотал все быстрее. Мое сердце взвинтило темп, вот он, шанс, я спросил с учтивым поклоном:

– Вы можете принять меня в гости?

Он улыбнулся:

– Нет.

– Недостоин?

Он улыбнулся шире:

– Опасно… для новичка.

– Тогда будьте нашим гостем, – предложил я быстро. – Как маркиз и маркграф, обещаю сделать для вас все…

Он сказал вежливо, но я уловил снисходительную усмешку:

– Не смогу, очень занят.

Кивнул почти дружески, так я иногда улыбаюсь особо сметливым конюхам, шагнул в кипящую лаву и пропал. Я обернулся к Уэстефорду, его трясет, зубы стучат, а глаза безумно вытаращены.

– Успокойтесь, – сказал я дружески.

Он прошептал:

– Как вы разговаривали… непочтительно…

Я возразил:

– Я обращался к нему со всевозможным! Только ему все равно, даже если бы я обругал или выкинул что-то непотребное. Он смотрел на меня, как на двухлетнего малыша, а на таких взрослые не обижаются. Разве что слегка отшлепают, если чересчур далеко зайти… Кстати, вы от меня недалеко ушли. С его точки зрения.

Он вскрикнул предостерегающе, но мои пальцы уже ощупывали поверхность зеркала. Ощущение такое, что слегка прогибается под давлением, особенно когда вот так, ладонью и всем весом, но затем мягко и настойчиво возвращается к исходному состоянию.

– Не надо, ваша милость…

Голос его был умоляющим, я вздохнул и отступил.

– Да, хорошо бы кавалерийским наскоком… а вот осадой некогда. Но ты, дорогой Уэстефорд, сделал великое дело!.. Как я понимаю, а я из великих понимателей, иначе не стал бы тем орлом, на которого сейчас смотришь круглыми глазами… это твоя, а не того мага заслуга. Он вовсе не стремился к нам, верно?

Он смотрел на меня во все глаза:

– Спасибо, ваша милость, за высокую оценку, но она… заслужена, если уж честно. Он нами не интересовался и раньше. Это мы сумели.

– С леди Элинор?

Он покачал головой, на лице проступило смущение.

– С леди Дженифер.

Глава 2

Когда я наконец поднялся наверх, двор залит ярким солнцем, жизнь кипит, а Бобик прыгнул на меня, как кот на мышь. Я прижался к стене и выдержал бурные объяснения в любви, у собак нет чувства времени, им всегда кажется, что хозяин отсутствовал годами.

– Ну все-все, – сказал я наконец. – Ну люблю я тебя люблю! Как ты можешь сомневаться?

В сторонке держится человек в очень скромной одежде, плечи и спину согнул в позе просителя, шляпу заранее снял и держит в руках, но не мнет, смотрит на меня и ждет смиренно, однако с неким достоинством, не свойственным простолюдину.

Я смерил его долгим взглядом, Бобик зарычал на него, но не злобно, а предостерегающе, мол, это мой папа, а не твой, иди отсюда.

– Я тебя люблю, – повторил я. – Тебя!.. А теперь иди играй. Там на кухню что-то привезли особенное, а ты не видел!

Он посмотрел на меня с недоверием, как это он мог такое пропустить, но на всякий случай ринулся к кухне. Человек в позе просителя заспешил навстречу, торопливо поклонился издали, показывая широкую плешь во всей красе, проела макушку и торжествующе раздвигает просторы, хотя при его росте это незаметно, пока стоит прямо. Для таких людей снять шляпу – мучение, я по достоинству оценил его рвение и желание обратиться к лорду.

– Ваша светлость! – произнес он торопливым, слегка присвистывающим голосом. – Ваша светлость!

– Ага, – согласился я, – это я, моя светлость. Что скажешь?

Он заговорил быстрым, бегущим вперед голосом, но грамотно и четко расставляя слова, опять же не по-простолюдинному:

– Меня зовут Автанаил, я алхимик… вообще-то и немножко маг. Среди наших упорно ходит слух, что вы, благородный лорд, оказываете нам покровительство…

Я нервно дернулся:

– Господи, какие обо мне жуткие слухи! Церковь услышит, на костер потащит!

– Ваша светлость, – сказал он умоляюще. – Мне пришлось покинуть своего покровителя, он требовал невозможного и грозит смертью… Вы же знаете пределы разумного…

– Мало ли что болтают, – оборвал я. – Будучи паладином Церкви и преданным ее высоким идеалам воином…

Алхимик побледнел и заметно сжался, стараясь свернуться в комок и пропасть из поля зрения человека, в котором надеялся найти покровителя.

– Простите, ваша светлость…

– Вот что, – сказал я все так же нервно, – мне сейчас некогда, я занят до свинячьего писка, так что подойди к хозяйке этой крепости леди Элинор… у нее еще есть маг Уэстефорд, пообщайся. Он, кстати, сейчас там, в подвале. Мы как раз того… чародействовали! Но вообще-то моя позиция вовсе не в оказании помощи и покровительства магам, а в… как бы это попроще, переводе вас всех на иные рельсы. В смысле на другой путь к прогрессу!..

Он, все еще испуганный, посмотрел исподлобья:

– Какой?

– Узнаешь, – сказал я. – Если захочешь. Тянет разгадывать тайны древних – копайся здесь со стариком Уэстефордом. Это путь быстрых мелких побед и общего поражения. Если хочешь общей победы, хоть и трудной, тебе надо пробираться в Геннегау. Там сосредоточиваю умных людей и создаю… научно-исследовательский центр, так сказать. Там можно и своим делом заниматься… хотя и чуть по-другому будешь называться, а покровительство всемогущей Церкви никогда не бывает лишним.

Он испуганно дернулся:

– Церкви?

Я посмотрел по сторонам, снизил голос:

– Если не режешь невинных младенцев и не душишь девственниц на алтаре, твоя работа не служит дьяволу.

Он смотрел исподлобья:

– А кому служит, Церкви?

– Никому, – сказал я раздраженно. – Науке! Познанию природы. Снимешь эту шляпу и не будешь надевать халат с астрологическими знаками – ты уже не маг, а ученый. А будешь носить на шее крест…

Он отшатнулся:

– Ваша светлость!

Я сказал зло:

– Да ты хоть попробуй! Сам ахнешь, что ни твоя шляпа в каббализме, ни крест на шее совсем не влияют на твою работу! Но крест нужен. У нас не все его, правда, носят, но такие стараются не показываться на глаза инквизиции. Но стоит ли из-за украшений портить себе жизнь? Мужчины мы или нет?

Он помолчал, несколько ошарашенный, проговорил неуверенно:

– Это не украшения, ваша светлость. Это позиция.

Я отмахнулся:

– Есть ложные позиции, ложные ценности! Тебе надо познавать тайны природы? Так?.. Ну вот. А какая на тебе шляпа, познавателю без разницы. Природе – тем более. Сейчас варишься в собственном соку и заново изобретаешь… колесо. Пообщайся с собратьями. У меня в Геннегау таких, как ты, около сотни. В одном месте!

Он замер, взгляд остановился, прикованный к моему лицу. Проняло, подумал я удовлетворенно. Коллективные действия скорее приводят к результатам. Даже если додумывается одиночка.

Бобик выметнулся из кухни, как низко летящий черный стриж размером с галапагосскую черепаху. Я встретил его, как баобаб в пустыне, что выстаивает под натиском жаркого урагана, не упал и даже не сдвинулся. Бобик визжал и ластился, я дал себя снова облизать, как же, столько минут не виделись, ужасно.

Народ смотрит опасливо и в то же время с восторгом. К Бобику привыкли, но все играть с ним никто не рискует, зато с удовольствием рассказывают о нем всякие жуткие истории.

Наконец я начал отпихивать преданного барбоса, все не может оторвать от меня влюбленного взгляда и скачет вокруг, как козленок, постоянно требуя, чтобы я либо чесал его за ушами, либо говорил что-нибудь, либо просто смотрел на него, в это время как из далекого мира донесся ироничный голос:

– Сэр Ричард!.. А чем мы хуже вашей собаки?

Леди Элинор вышла из донжона и остановилась, щурясь на солнце, ослепительно красивая в нежно-голубом платье, с пышной прической из золотых волос, перехваченных на лбу узкой полоской из золота с блестящими красными камешками.

Я хлопнул Пса по толстой заднице, он довольно взвизгнул, а я пошел к этой удивительной женщине.

Она ждала, ровная и величественная, уже герцогиня, но в то же время с приветливой улыбкой прежней Элинор, удельной хозяйки своих земель, умеющей решать проблемы где силой, где женским обаянием.

Я еще издали поклонился, она чуть наклонила голову, жест многозначительный, у многих мужчин сразу забилось бы чаще сердце. В самом деле чувствую к ней симпатию, вообще, мы ко всем красивым женщинам ее испытываем, да еще когда нам улыбаются вот так обещающе…

Она удивительным женским чутьем уловила, что не ударю, с улыбкой подала руку, я почтительно опустился на колено, чего никогда не делал, и поднес к губам ее нежные пальцы.

– Целую ручку, прекрасная леди, – сказал я и надолго припал к ним, ощущая нежность молодой кожи и женское тепло. – Как хорошо вернуться!

Она милостиво улыбалась, рассматривая меня большими внимательными глазами.

– Думаю, сэр Ричард… такие герои везде чувствуют себя как дома.

– Ах, леди Элинор, – ответил я проникновенно, – где нет вас… везде чужбина.

Она засмеялась:

– По крайней мере, говорить любезности вы не разучились. Хотя за такое короткое время что могло случиться?.. Но однако случилось. Вы меняетесь очень быстро, сэр Ричард.

– Что, заметно?

Она кивнула:

– Мне – заметно. Вы становитесь собраннее, сэр Ричард. Это делает вас скучнее, но и… взрослее. Меня это устраивает. Ненавижу мужчин, что и в пятьдесят лет подростки!

Я сказал грустно:

– Взрослость, это когда уже достаточно созрел, чтобы знать, чего не следует делать, но все еще молод, чтобы это сделать. Я, мне кажется, еще в нем. А мужчины, что в пятьдесят – подростки, это же здорово, как они считают. Не растеряли детской непосредственности, романтики…

Она отмахнулась:

– Оправдать можно все, что угодно. Надеюсь, на этот раз вы надолго?

– Надеетесь? – переспросил я. – Леди Элинор, я же знаю, как вы мечтаете, чтобы меня где-нибудь черти взяли…

– Сэр Ричард!

– И как можно скорее…

Она покачала головой, глаза стали серьезными.

– Может быть, – произнесла она без улыбки, – иногда… где-то в глубине… Но это огорчило бы Готфрида, а я никогда не сделаю ничего, как вы понимаете…

– Понимаю, – сказал я. – И завидую ему. Может быть, и меня полюбит какая-то дура…

– Вы забыли добавить «такая же», – уточнила она. – Сэр Ричард, какой желаете пир в свою честь? Большой, малый или средний?

Я посмотрел на нее лютым зверем:

– Издеваетесь?

– А вы разве не герой?

– Да я малость не такой герой.

Она спросила с любопытством:

– Ну-ну, признавайтесь!

– Щас, – пообещал я. – Только шнурки завяжу. Просто пиры у меня в печенках. И в печени.

– Но как же без пира? – спросила она с наигранным удивлением. – Вы наверняка снова исчезнете слишком быстро. Кстати, как вы это делаете?

– Для вас никогда не слишком, – сказал я галантно, – вы уже сейчас посылаете меня ко всем чертям. Но я в самом деле намерен отправиться в Геннегау немедля. Ухватить леди Дженнифер в седло и умчаться…

На ее лице пронеслась целая гамма чувств, от облегчения, что и меня не будет, и Дженнифер исчезнет, сразу два подарка, и до отчетливо проступившей гримаски вины, что тоже мне понятно, не совсем же чудовище, хотя вообще-то каждая женщина еще тот монстр, что там в лесу – даже в аду таких поискать, а уж если красивая, то и вовсе…

– Не получится, – заявила она и улыбнулась мне лучезарно. – Леди Дженнифер вернется только к вечеру… она как раз отбыла перед вашим возвращением, как всегда весьма странным.

– Как жаль…

– Если хотите взять Дженнифер с собой, вам придется…

– Да, – согласился я, – мне многое придется. Я уже привык, что делаю не то, что хочу, а что приходится. Хорошо, леди Элинор…

Она улыбнулась, не сводя с меня не по-женски умного взгляда:

– Когда вот так произносите, у меня впечатление, что вот-вот ударите.

Я тоже улыбнулся, галантно и светски:

– Что вы, леди Элинор! Мы, как мне кажется, достаточно обменялись ударами. Теперь вам пора броситься мне на шею…

Сказал и прикусил язык, шуточка рискованная, леди Элинор, несмотря на ее непонятный возраст и то, что жена герцога, выглядит юной женщиной, эффектной, яркой и зовущей, ровесницей Дженнифер. Только по ее уверенности и властности можно догадаться, что знает и умеет больше, чем входящая во взрослую жизнь дурочка.

Она улыбнулась и опустила ресницы, то ли соглашаясь броситься на шею, то ли показывая, что приняла шутку как комплимент, всем мужчинам хочется, чтобы им бросались на шею.

– Жду вас в зале? – спросила она.

– Теперь у вас там приемная?

– Я не майордом, – ответила она, – и не герцог…

– Герцогиня!

– Это всего лишь жена герцога, – пояснила она и посмотрела прямо в глаза, я должен увидеть, что нет у нее никаких амбиций, что счастлива и не будет мутить воду. – У меня огород и сад, а к цветам и грядкам я хожу сама…

– А еще вещи из раскопок, – добавил я тем же елейным голоском. – Ох, леди Элинор…

Она грустно усмехнулась:

– К ним я тоже хожу в подвал…

– Разве? – спросил я. – Вы не все еще перетаскали в свои покои? Леди Элинор, если честно, я хоть временами злюсь на вас, но уже давно нет желания прибить. Более того, поверите или нет, восхищаюсь вами. И рад за герцога.

Она пустила вдоль тела гибкую чувственную волну:

– Правда?

Я потряс головой:

– Фигура у вас потрясающая, вы самая красивая из женщин, но вы проводите все свободное время не перед зеркалом, любуясь своей красотой и великолепием, а…. чем занимаетесь?

Она натянуто улыбнулась:

– Вам это неинтересно, сэр Ричард.

Я поклонился:

– Великолепно. Только что сказали, что вы всего лишь жена герцога без всяких амбиций, и тут же щелкнули по носу… вон уже кровь идет, указав мне мое место на тряпочке. Нет-нет, никаких обид, мы же с вами выше такой ерунды?

Она улыбнулась одними глазами:

– Что-нибудь предпочитаете на обед особенное?

– Если нельзя вас на блюде, – сказал я, – то предпочел бы что-нибудь не менее лакомое.

– Такого на свете нет, – ответила она достаточно надменно, чтобы я понял шутку, – но повара постараются.

Глава 3

На самом деле поварам для меня стараться нетрудно. Конечно, отличу говно от конфетки, но хорошую еду от очень хорошей вряд ли, а насчет прекрасной или восхитительной вообще сомневаюсь, существуют ли такое понятие для мужчин, все-таки мы и к еде должны относиться, как к женщинам: никаких излишеств.

Обед проходил в строгости, все как в первый раз, когда я прибыл в Брабант. За это время леди Элинор ничего не внесла и не изменила, хотя осчастливленный герцог позволил бы ей перевернуть всю крепость.

Слуги подавали еду неслышно и тут же застывали у стен, даже не моргают, но следят, с какой скоростью опустошаются тарелки, следующую нужно подать не раньше и не позже единственно возможного момента.

Мы сидим на противоположных концах длиннющего стола, такой этикет, и если бы не мертвая тишина, пришлось бы общаться через скорохода.

Посуда золотая и серебряная, ложки из чистого золота, это гостям попроще подадут из старого серебра. Я вздохнул, люди сами себе неимоверно усложняют жизнь, просто не понимая, что облегчить ее можно, просто сделав ложки из самого простого железа.

Какие романы старых авторов я ни читал, всегда после ухода гостей хозяева пересчитывают столовое серебро. И нередко недостает пары ложек или вилок. Или хотя бы одной. Начинаются мучительные вычисления, кто мог спереть, чтобы в следующий раз такого не приглашать. Кроме того, может украсть кто-то из прислуги, убиравшей со стола использованные приборы.

Пышность и этикет превращают людей в механизмы, мы некоторое время поглощали пищу, двигая передними конечностями в строго отмеренных рамках, морды неподвижные, спины прямые, локти свисают с края стола.

Расхожая премудрость, что, строго соблюдая в гостях правила этикета, уйдешь злым, трезвым и голодным, неверна. Этикет просто не позволяет жрать по-свински, но вот так размеренно и неторопливо можно слопать хоть слона. В то же время хотя приличие – это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый, но мне, честно говоря, соблюдать его труднее всего. Во-первых, все еще не вышел из возраста борца «против усего», во-вторых, мое срединное целиком из простолюдинов, аристократию истребили много поколений назад, в моде как раз бесцеремонность и отсутствие условностей, так мы называем приличия.

А еще у нас их называют комплексами и тоже гордятся, что без комплексов…

Я чуточку вздрогнул от ее участливого голоса:

– Что-то случилось, сэр Ричард? У вас такое лицо…

– Какое? – спросил я с неловкостью.

– Все грехи мира на ваших плечах?

Я буркнул:

– Каждый должен брать на себя столько, сколько выдержит.

– Не переоценили себя?

– Возможно, – снова сказал я хмуро, – вообще-то я достаточно наглый, чтобы взять на себя чересчур много… в то время как другие отдыхают в тени.

– Чтобы потом злиться на них?

– Точно, – признался я. – В то же время у меня достаточно власти, чтобы наломать дров. К примеру, вот хочу, чтобы и другие тоже брали на плечи больше груза. Но как заставить, если даже не понимают, что я хочу?

Она улыбнулась.

– Я тоже не понимаю. Ваших стремлений. Просто мужские понимаю, а вот ваши… Возьмите эти куропатки. Их готовили под таким соусом, что просто не знаю, как я оставляю хотя бы косточки.

– Спасибо, леди Элинор. В самом деле бесподобно. Зачем вам колдовство, идите в поварихи!.. Или это и было колдовство?

Она улыбалась и как женщина, и как хозяйка, что видит истинную цену моих слов. Мужчина, который может оценить все тонкости вкуса хорошо приготовленной еды, – либо мужчина в прошлом, либо так и не успел стать им, таких хватает в благополучных землях. Настоящий мужчина, глядя на красивую женщину, может съесть и тарелку, а потом скажет с восторгом, как хорошо здесь готовят отбивную.

– Сэр Ричард, – произнесла она участливо, – вы так часто задумываетесь даже за обедом… У вас неприятности?

– Нет-нет, – сказал я поспешно, – просто дел много. Я по натуре бездельник, отдыхатель и развлекун, а тут вдруг дела…

Она спросила с недоумением:

– Но если вы мужчина… как можно без дел?

– Можно, – вздохнул я, – еще как! И дела бывают разные. У вас вот – интересные, а у меня – нужные. А нужные разве бывают интересными?

Она смотрела внимательными сочувствующими глазами:

– Гандерсгейм?

– Увы, да.

– Мужчины стремятся к славе, – рассудила она, – а завоевать Гандерсгейм… Об этом никто и не мечтал.

– Когда-то наступает очередь и Реконкисты, – сказал я. – Почему не сейчас? Никто не может сказать точно, когда приходит время. Это все потом, в зависимости как пошло…

– Так почему так озабочены? – поинтересовалась она. – Должны трепетать в предвкушении славы завоевателя!

Бульон подали в небольшой чашке, но с двумя ручками. Если не ошибаюсь, когда с одной ручкой, то можно пить, а когда вот такая шмакодявка, но с двумя, то предписано работать ложкой…

Нагло улыбаясь, я взял чашку одной рукой и мирно отхлебывал, майордомы выше этикета, я не вытираю руки о скатерть и не сморкаюсь в тарелку, этого для мужчины достаточно, чтобы считаться элегантным и знающим этикет.

Наконец слуги внесли на десерт большой торт, в коридоре послышался топот, я насторожился. В зал вбежал молодой рыцарь в разорванном на плече и груди бархатном камзоле, волосы слиплись от крови, длинная царапина на щеке.

Он ринулся было к леди Элинор, но узнал меня, круто свернул и рухнул на колени.

– Сэр Ричард!

Лицо бледное, как смерть, в глазах ужас, я потребовал резко:

– Что стряслось? Вы были с леди Дженнифер?

Он вскрикнул:

– Да!…

– Где она?

– Похищена!

Я вскрикнул, едва не опрокинув громадный стол:

– Кем?

– Мы не знаем, – проговорил он слабым голосом, – сэр Ричард, мы все бросились на защиту… и все погибли. Я был ближе всех к коням, сэр Фарлонг велел мне привести помощь… Я должен вернуться…

Он пошатнулся и упал лицом вниз. Леди Элинор выскочила из-за стола, но я успел первым, пальцы ощутили холодок, когда коснулись его лба, но грудь рыцаря тут же приподнялась.

– Лежи, – велел я. – Пока не придешь в себя.

Он открыл затуманенные глаза:

– Нет… Я вернусь… погибну вместе с друзьями.

– Он потерял много крови, – сказала леди Элинор. – Пусть останется.

– Он поедет, – ответил я резко. – Кто покажет место, где такое случилось?

Леди Элинор круто повернулась к замершим слугам:

– Оседлать Серебряную Гриву!

Я ринулся к конюшне, Бобик помчался за мной, морда серьезная, а в глазах вопрос: что-то случилось? Но что бы ни стряслось, я с тобой и я тебя люблю!

– Да-да, – ответил я, – я тебя тоже…

Даже ему не сказал, хотя мысль мелькнула, нехорошая вообще-то, если честно, дескать, только шажок до великих дел, а тут снова отвлекают бытовые мелочи. И хотя тут же устыдился, это же моя чистая и такая тихая теперь Дженнифер, но все-таки мысля такая нехорошая была, была. Свинья все-таки я эгоистичная…

С нами через южные ворота крепости вылетели на могучих конях с десяток рыцарей, да еще Бобик несется впереди, держа нос по ветру. Я поглядывал на недавнего раненого, все еще бледный и резко исхудавший, он мужественно держится в седле, показывает дорогу, но Бобик все равно мчится впереди отряда.

Холмы здесь покрыты густым лесом, но внизу изумрудная зелень кое-где подсвечена кустарником с желтыми листьями, мирная и пасторальная картина, стада овец, что безумно быстро плодятся на этих роскошных пастбищах, синие глаза озер, иной раз не синие, а белые от обилия гусей и уток…

Леди Элинор то и дело вырывается вперед на своей удивительной лошадке со сверкающей гривой, еще у нее такой же хвост и серебряные копыта, хотя у всех коней неопрятно серые. Еще, как я заметил, не подкованная, однако из-под копыт часто бьют злые острые искры, похожие на крохотные молнии.

Я сперва поглядывал на нее с опаской, но держится в седле уверенно, ее заботливо опекают все рыцари, но окончательно успокоило меня воспоминание, что она долгие годы была единственной полновластной хозяйкой своего замка и своих земель, умело управляя ими ничуть не хуже мужчин.

Когда впереди наметился небольшой спуск, я насторожился, очень уж земля похожа на глинистую, но странно глинистую. Рыцари заворчали, когда я покинул седло и присел к земле.

– Что стряслось, сэр Ричард?

– Пока не знаю, – ответил я.

Пальцы нащупали твердые багровые комочки, я осторожно трогал их, не понимая, что вдруг встревожило.

– Что это? – спросил я. – Кто-нибудь знает?

Сэр ПП ответил нетерпеливо:

– Мы не знаем, сэр! Но дальше вся земля такая!

Я поднял комок и попробовал растереть в пальцах. Он поддался с великой неохотой и чем-то знакомым скрипом. На подушечках осталась красная пыль…

– Ржавчина, – произнес я тупо. – Но почему так много… Здесь что, выход железной руды на поверхность?

Рыцари промолчали, только сэр Норманн, старый ветеран, произнес неохотно:

– Ходят слухи…

Он умолк, словно испугавшись сказанного, я сказал резко:

– Какие?

– Кто-то, – договорил он еще неохотнее, – недавно выпустил ядовитый туман…

– Ядовитый? – переспросил я.

– Не для людей, – поправил себя сэр Норманн. – Пожирает железо, как свинья помои. Не успеешь глазом моргнуть, как любые доспехи, мечи, топоры – превращаются вот в такую ржавчину. Я сперва было не поверил…

– Я тоже слышал, – проворчал Пэришель, – но и сейчас не верю.

Я поднялся, окинул взглядом широкую долину впереди. Красная вся, и чем дальше, тем окраска гуще.

– Боюсь, – сказал я, – придется поверить. Кто-то туман выпустил для пробы сил, а сейчас вот второй шажок… Эта сволочь быстро смелеет…

– Набирает силу? – спросил сэр Фарлонг.

– Оно самое, – пробормотал я. – Но слишком быстро…

Сэр Фарлонг сказал торопливо:

– Сэр Ричард, поспешим!

Я покачал головой:

– Останетесь без доспехов и, что хуже, без оружия. А сражаться кольями, как пьяное мужичье, не станете… Сожалею, но вам придется остаться, дальше я сам. Бобик, вперед не бежать! Иначе оставлю здесь.

– Я пойду с вами! – крикнула леди Элинор.

Я отмахнулся:

– Не смешите.

Она сказала резко:

– А вы не глупите, сэр Ричард! На мне доспехов нет, как и меча в моей руке. А металл, что на мне, не поржавеет!

Я покосился на золотые серьги в ее ушах:

– Война – не женское дело.

– Это не война, – заявила она. – Но если вы не решаетесь брать меня с собой, я пойду одна! Тем более что ехать недалеко.

– Вы знаете, – изумился я, – куда?

Она вытянула вперед руку:

– Смотрите сами.

В четверти мили отсюда красную землю пересекает трещина, я сперва не обратил на нее внимания. Над нею слегка колеблется, струится воздух, словно на глубине чем-то разогревается. Если это так, то трещина идет очень глубоко.

– Раньше ее не было?

– Не было, – подтвердила она.

– Считаете, что дело в ней?

– По слухам, – произнесла она быстро, но глаза жадно заблестели, – в Брабанте когда-то был гигантский город, один из самых крупных… но потом ушел под землю. Что, если кто-то из самых сметливых нашел к нему дорогу?

Я ощутил холодок по коже:

– Не дай бог! Там могут храниться такие штуки…

Она быстро посмотрела на меня:

– Какие?

– Нехорошие, – отрезал я. – Хорошо, поскачем! Авось колдун не пустит в это время туман…

– «Авось» – это заклинание?

– Да, – ответил я.

– Надежное?

– Ну… как кому.

Бобик добежал первым и носился вдоль трещины, объясняя, что берется перепрыгнуть на ту сторону. Зайчик гневно заржал, я соскочил на землю и подал руку леди Элинор, а едва ее ноги коснулись красноватого грунта, ринулся к трещине.

Горячий воздух не просто поднимается, продавливая холодные слои, а словно выстреливается раскаленными струями, далеко внизу чернота с красными точками, похоже на застывающую лаву.

За спиной простучали каблуки леди Элинор.

– Что-то нашли?

– Да, – ответил я. – Вот весьма заметные следы. Кто-то спускался сюда. И не раз.

Она присела рядом, лицо стало встревоженным. В землю в щель между камнями вбит стальной штырь, явно не простолюдин, тот воткнул бы деревянный кол, сталью не разбрасываются…

Я свесился над краем, горячий сухой воздух обжигает лицо так, сто слезятся глаза.

– Похоже, он не спешит возвращаться. Или у него здесь сообщники.

– Почему?

– Оставил бы веревку, чтобы выбраться.

Она зябко передернула плечами:

– Если отыщет то, что скрыто внизу, сам не захочет возвращаться. Сэр Ричард, в моей седельной сумке веревка. Если похитил Дженнифер он, а кроме него тут больше никого, то явно прячется там… внизу.

– Давайте вашу веревку, – распорядился я. – Если пожадничаете, придется доставать мою.

Она даже не улыбнулась, это мы, мандражируя, острим, скрывая всякое, что у нас под шкурой, а женщины более цельные: когда страшно – визжат, а мы, когда нам жутко, гордо улыбаемся, расправляем плечи и дуром прем на рожон.

Первые метров пять-шесть в самом деле пришлось спускаться по веревке, отталкиваясь от стены с настолько свежим камнем, что радостно блестит, как молодой лед, затем ноги начали упираться в выступы.

Я посмотрел наверх, на фоне безмятежно голубого неба пламенеет, как маков цвет, голова леди Элинор, она опасно свесилась чуть ли не до пояса и наблюдает за моим спуском.

Попытка спускаться быстрее, отталкиваясь от скальной породы, результатов не дала, ну да ладно, никто не видел, кроме этой женщины, а что они понимают, пришлось как все, даже простолюдины так могут…

До дна веревки явно не хватит, хотя дальше можно и без нее, склон давно не отвесный, но жар все сильнее, я чувствовал, что одежда не успевает пропотеть, как тут же высыхает…

Нога попала в пустоту, я опустился еще, в стене щель, в глубине темно, а на камне царапина на внутренней стороне. Я бы не заметил, но поверхность расколотого камня гладкая, как зеркало, и царапина заметна. Как будто кто-то прошел вовнутрь, задев стенки пряжкой от заплечного мешка или топора за плечами.

Я заглянул в щель не столько опасливо, как с чувством протеста. Господи, неужели опять в пещеру? Как они достали… Хотя понимаю, природа ничего надежнее не придумала, и люди не зря использовали их для выживания. Не было бы пещер – не было бы человечества. Мы не с деревьев слезли, а вышли из пещер. Но сперва именно в них поднялись с четырех конечностей на две задние, встали покрепче, а в передние взяли камни и дубины. И как только первая обезьяна взяла в руки палку, остальные принялись трудиться и стали людьми.

Я бросил веревку и осторожно втиснулся в щель. Через несколько шагов она расширилась, а шарик света показал свод, густо затянутый давно высохшей мертвой паутиной.

Похоже, леди Элинор права, пусть даже под землей был не город, слухи всегда раздуты и преувеличены, но какие-то группы людей здесь прятались или даже обитали.

Пол под ногами постоянно опускался, иногда даже слишком круто, приходилось чуть ли не съезжать на спине. Шаги и даже мое сдавленное дыхание гулко отдаются под высокими сводами. Впечатление, что двигаюсь уже в пещере, пусть и пока очень узкой.

Паутины становилось больше, кое-где перекрывала дорогу. Я из осторожности бросал камешки, а когда те скатывались на пол, уже без страха рубил серебряные нити, покрытые пылью, мечом.

В двух местах сверху капает вода, в одном месте льется целый поток. Я торопливо проскочил под ним, тут же огляделся широко распахнутыми глазами, но, кроме шума воды, ничего не слышно, зато пещера впереди начала расширяться с каждым шагом.

Глава 4

Под ногами целое поле, усеянное упавшими со свода камнями, но что мне все-таки нравится в пещерах, это их свойство, давно отмеченное спелеологами: ровный пол. Стены могут быть какими угодно, но внизу как будто некто выровнял катком, а потом либо в строго задуманном порядке натыкал сталагмитов точно под сталактитами, либо вот эти камни в художественном беспорядке.

Ноздри уловили запах животного. Арбалет оказался в руках раньше, чем я успел о нем подумать, пальцы привычно натянули тетиву. Сердце барабанит перепуганно, кровь в ушах гремит, а глаза судорожно выискивают жутких эндемов, приспособившихся жить здесь намного раньше человека.

Опасность только в том, что когда человек вышел на просторы, остались здесь полными хозяевами…

Ничего не происходило, хотя я чувствовал на себе множество взглядов. Под подошвами сапог похрустывает подозрительно знакомо, но косточки мелкие, сразу рассыпаются в прах. Такие зверьки не опасны… но кто-то же их пожрал…

Мышцы заныли от постоянного напряжения, шея стала каменной, затем ощущение постоянного наблюдения ослабело, я перевел дыхание и ощутил, что ноют даже ребра.

После этой пещеры еще спуск, потом еще, сталактиты исчезли, свод аккуратно стрельчатый, везде мягкий свет, не отбрасывающий тени, стены гладкие, если не считать те части, где из-за недавнего землетрясения прошли трещины или выдвинулись скальные выступы.

Следующий зал потряс: в стенах странные статуи, таких зверей не существовало, скелет человека на полу… странноват, чересчур вытянутый череп, узкие плечи, но руки длинные и с толстыми костями. Из полуистлевших рукавов высовываются узкие кисти с семью пальцами.

Я настороженно смотрел по сторонам, опасность может быть везде, только краем глаза замечал, что у скульптора странный вкус: пропорции сдвинуты, словно в кривом зеркале, лица в отвратительных гримасах, словно творил злой ребенок, дети всегда бунтуют, и если одни что-то подрисовывают в картинках, то кто-то, наделенный мощью, смог вот такое… Хотя, возможно, и не ребенок.

Кое-где прямо из пола выступают обломки величественных статуй, я рассмотрел полузасыпанное женское лицо, дивное и прекрасное, другая эпоха, землетрясение перемешало их… заодно открыв доступ и к древним артефактам.

Хотя, думаю, разрушило их не это землетрясение, а намного более ранние.

Еще один зал… по нервам пробежал трепет. Вдоль стен высокие стеллажи, где ящики, приборы, непонятные устройства, колбы и тигли, огромные сосуды из стекла, но самое жуткое – все эти штуки очищены от пыли и грязи, везде свежие следы человеческих рук…

– Сволочь, – прошептал я в бессилии, – успел чем-то воспользоваться… Теперь хрен остановишь…

Зал огромный, я вижу только часть, дальше все теряется в темноте, страшно и подумать, что может храниться в этих древних арсеналах…

Я скрипнул зубами, мне бы это все, я тоже слаб и хочу все и сразу, в черепе нарастает жар, а сердце стучит все отчаяннее, но я закрыл глаза и велел себе стать огромным и очень сильным драконом.

Когда сознание прояснилось, пол от меня уже далеко, словно я залез на высокое дерево, однако вот внизу мои серые широкие лапы с толстыми и острыми когтями, а на плечах грузная тяжесть широких, как пласты земли, могучих мышц.

Сердце снова дрогнуло от жалости, здесь же сокровища, но я пошел рушить столы, наступая лапами и размалывая всем весом, а также работающим во все стороны массивным хвостом. Им же сбивал с обеих стен стеллажи, заполняя помещение грохотом, дымом, злыми ароматами и хрустом стеклянной посуды.

В черепе стучит, что я варвар, дикарь, чудовище, уничтожаю такие ценнейшие артефакты, но мое тело упорно двигалось вперед, а длинные лапы и хвост ухитрялись рушить все в пещере на полу и сбивать все со стен, чтобы топтать и ломать, топтать и ломать…

Я был на второй половине склада, когда рассмотрел вделанную в дальнюю стену массивную фигуру каменного зверя, размером с тираннозавра, я даже остановился на миг, пораженный жуткой экспрессией. Неведомый скульптор ухитрился передать невероятную хитрость, жестокость и нечеловеческий разум неведомой твари…

Глаза твари внезапно начали разгораться багровым огнем. Инстинктивно я дохнул пламенем. Каменную морду опалило, а когда огонь спал, там осталась копоть на морде, однако блеск пламени в глазах чудовища становился ярче.

– Да чтоб ты сдох… – прошептал я.

Ударил обеими лапами, но алмазные кости соскользнули, словно зубочистками пытался поцарапать стальной щит. Морда начала менять выражение, вокруг зверя заструился воздух. Я торопливо развернулся и нанес сокрушительный удар хвостом, где на конце тяжелый шар с шипами.

Раздался хруст, я скосил глаза, зверь цел, но выражение морды изменилось, я с удвоенной энергией бил и бил хвостом, помещение наполнилось грохотом, лязгом, во все стороны летели каменные осколки, это я промахивался и бил рядом в стену, мышцы заныли, дракон из-за своей непомерной массы устает раньше человека, а зверь уже выступил из стены полностью, лапы поднял над головой, там медленно растут когти, подлиннее моих, а над плоской, как у змеи, головой появилось и начало шириться черное облачко.

– Во имя Отца и Сына, – прохрипел я и умолк, чувствуя, что это несколько нелепо, когда такие слова произносит дракон, – да не отступим перед тварью…

Глаза зверя вспыхнули ослепляюще ярко, я невольно зажмурился, но тут же хвостом ударил изо всех сил, развернулся, навалился всей тушей и принялся грызть этот неподатливый камень, чувствуя, как во рту хрустит и там наполняется моей же кровью.

Монстр пошевелился, я соскользнул, со страхом понимая, что даже не поцарапал это чудовище. Оно не из камня, камень бы я уже разбил…

Я бросился бежать, с ужасом понял, что зал кончился тупиком, не пройти, а вся пещера начинает подрагивать под тяжелой поступью каменной твари.

В стене нечто проступило, как мне показалось, я с силой ударил хвостом, камень выпал, обнажилась дыра, но не вход в другую пещеру, как я надеялся, а просто щель, темная щель…

Я припал к земле, сознание помутилось, все поплыло перед глазами, на некоторое время будто умер, только в голове стучала одна-единственная мысль: побыстрее, побыстрее…

Как только я ощутил, что сознание возвращается, буквально запрыгнул в щель. Над головой страшно лязгнули огромные зубы, стену тряхнуло.

Бейся лбом, прошептал я, бейся, дурак… Пальцы нащупали арбалет, я выставил его перед собой, но, думаю, и арбалет не поможет, бросился прочь дальше, щель то сужалась, то раздвигалась, наконец вывела в большую пустоту, в самом деле пещера, но стены абсолютно гладкие, явно кто-то поработал, и снова выхода нет…

Далекий грохот приближался. Ужас пронзил тело, каменный монстр идет по щели, раздвигая ее, разламывая, превращая несокрушимый камень в песок.

Молот бы сейчас, мелькнула трусливая мысль, молот Улагарна, я с ним крепостные стены крушил, а там камни не из кизяка…

Трясет, как никогда раньше, погибнуть вот так глупо и нелепо, затем нахлынул стыд, перемешанный с диким страхом, я заорал, чтобы услышать свой голос, сжал кулаки и стиснул до хруста в зубах челюсти.

Ладно, я не рыцарь по духу, но погибнуть не так страшно, когда вот это будет жрать меня заживо. По телу пробежала незнакомая сладкая боль, словно утром после тяжелого дня мышцы свело судорогой, я скрипел зубами и жаждал дать этому каменному гаду бой, настоящий бой…

Стена рухнула странно беззвучно. Он вышел в облаке пыли, несокрушимый, без единой царапины, красные глаза горят, как факелы. Я заревел и ринулся на него.

Он прыгнул навстречу, удар был такой силы, что мы рухнули на пол, но не расцепили лап и челюстей. Я рычал и дрался с дикой яростью, человек на такую не способен, а монстр ревел и хватал меня пастью, рвал когтями и бил хвостом.

У меня хвоста почему-то нет, но я дрался, дрался, дрался, монстр ревел все тише, удары становятся слабее, хотя я изнемог, как мне показалось, еще раньше. В глазах потемнело, последним усилием ухватил его за голову, повалил под себя и начал выворачивать вбок.

Раздался хруст, монстр дернулся и застыл. Я долго лежал в бессилии, чувствуя, как черная волна накатила на мозг, оставив его в темноте, а когда пришел медленный рассвет, я ощутил себя в слабом человеческом теле.

Уши уловили шорох, стук, быстрые шаги. Я бросил руку к арбалету, но из-за каменных обломков выбежала леди Элинор, запыхавшаяся и в изорванной одежде.

Я перевел дыхание, а она торопливо подбежала, в глазах ужас, на щеке кровавая царапина.

– Что тут было? – вскрикнула она. – И почему не дождались меня?

– Да как-то… – пробормотал я.

– Не объясняйте, – прервала она, – мужчины! Все оберегаете.

Я повел головой по сторонам:

– А что случилось? Что-то сдохло, да?

Она сказала быстро:

– На себя посмотрите! Будто с горы катились! И такой грохот стоял, будто весь мир трясло!

Я огляделся, голова каменного монстра лежит отдельно от туловища, залы примерно с такими же разломанными скульптурами я проходил по дороге сюда.

– Это я ногу зашиб, – объяснил я со все еще бурно вздымающейся грудью, – и увидел, что в ней правды нет.

– Ушибите вторую, – посоветовала она.

– Зачем?

– Вдруг там ее больше. Пойдемте!

– Вы знаете куда?

– Я знаю, куда вас послать, – ответила она.

В раздвинутой монстром щели обнаружились такие же щели в полу. Леди Элинор проговорила с расстановкой:

– Все сужаются, а вон та нет. Что-то темное, какая-то пустота, но я не уверена…

– Раз наверху Дженнифер нет, – оборвал я, – значит…

– Хорошо, – сказала она, – я пойду первой.

– Почему?

– Женщина и должна идти впереди, – напомнила она.

– Это когда поднимается по крутой лестнице, – напомнил я в свою очередь, – и в широкой юбке. А вот когда спускается…

– Я тоньше, – возразила она.

– Да? – спросил я и с намеком посмотрел на ее грудь. – Даже если пойдете боком… гм… ладно, пройдете, а я застряну и вернусь?

Она сказала с неохотой:

– Хорошо, идите вы. Нет у вас никакой учтивости. Хотя за комплимент спасибо.

– Это был не комплимент, – буркнул я.

– Да? Тогда спасибо вдвойне.

Я торопливо начал спускаться в щель, перевязь с мечом и мешком с арбалетом то и дело цепляются за камни, я измучился, наконец та стена, что за спиной, исчезла, словно отстрелили, а по которой спускаюсь, сжалилась и стала более пологой.

Израненные пальцы кровоточат, раньше организм заживлял себя сам, руководимый инстинктом, теперь дисциплинированно ждет приказа, хорошо и плохо, ноги наконец коснулись пола.

Я отнял ладони от стены и огляделся. Исполинская пещера уходит в темноту, воздух спертый и влажный, ощущение огромности давит, далеко-далеко чудится странный плеск, словно волны накатывают на каменный берег.

Наверху послышался шорох, сдавленный вскрик. Я быстро повернулся и подхватил падающее женское тело.

Леди Элинор с трудом выдавила улыбку:

– Кажется, я себе переоценила…

Лицо это смутно белеет в полутьме, но уже ни царапин, ни ссадин, чистая детская кожа, только глаза блестят сухо и болезненно.

– Там вода, – сказал я. – Хотя почему-то плещет…

– Должно быть тихо?

– Ну да, здесь же ветра нет…

Она сказала крепнущим голосом:

– А если в это озеро низвергается водопад? Пойдемте, сэр Ричард.

Она повела руками, и вокруг нас возник рассеянный, по-женски мягкий свет, раздвинулся на несколько шагов, но, конечно, дальше его не хватило.

– Впечатляет, – похвалил я.

Она попыталась идти впереди, я придержал и зашагал, чувствуя как рукоять меча, так и надежную тяжесть арбалета. Леди Элинор сзади идти не возжелала, мы шли рядом.

Я спросил вполголоса:

– Что вас заставляет так рисковать?

Она огрызнулась:

– Не из-за вас, конечно!

– Из-за Дженнифер? Тем более не поверю.

– Ради герцога, – отрезала она. – Разве непонятно?

– Спасибо, – сказал я, – внесли ясность.

– Пожалуйста, – ответила она. – Только… тихо, там что-то есть!

С каждым шагом я лучше видел темную поверхность воды, каменное ложе походит на исполинскую чашу, дальнего края не видно, а здесь камень идет под воду медленно и плавно, а там дальше на длинной цепи покачивается лодка с двумя веслами.

– Вот оно, – сказала леди Элинор. – Он переправлялся на тот берег! Значит, идем правильно.

– Странно, – пробормотал я, – ведет женщина, а идем правильно. Наверное, это только здесь, под землей, такое…

– Спасибо, сэр Ричард. Вы удивительно галантны.

– Брал уроки, – ответил я. – Откуда здесь лодка?

Она взглянула с удивлением:

– Как откуда? Создал, конечно.

Я буркнул себе под нос:

– Ну да, конечно, просто создал, и все. Ну что я за дурак, таких простых вещей не понимаю?

Она ухватилась за цепь и с неженской силой быстро подтащила лодку, пока та не заскрипела днищем по камню. Я ухватил за борт и придержал, леди Элинор оперлась о мою спину, ее каблучки простучали по дереву, а когда уселась на носу, я снял цепь и, с силой оттолкнувшись, запрыгнул в узкую и длинную посудину.

Она скрипнула еще пару раз, я поспешно сел и ухватился за весла. Грести обеими почти не пришлось, везде так мелко, что едва не поломал, постоянно задевая за каменное дно, наконец вытащил одно из уключины и стал им просто отпихиваться.

Дважды попадались ямы или трещины, весло проваливалось, а я едва не падал за борт, но лодка двигалась быстро. Показалась противоположная стена, но там почти отвесно, леди Элинор послала свет спереди нас, а сзади сгустилась тьма, я то греб, то отпихивался, над головой проплывают арки, из воды торчат не то странные черные кораллы, не то окаменевшие деревья с растопыренными корнями, холодок страха постепенно разрастается, пускает корни, я начал чувствовать, что надо мной толща земли, что не такая уж и стабильная, и хотя пещеры стоят и по тысяче лет, а то и миллионы, но любое землетрясение или сдвиг пластов может здесь все обрушить…

Однажды за очередным выступом полыхнуло страшное зарево, огонь нехороший, багровый, с сильным запахом нефти. В его свете проступили развалины циклопических строений, то ли попавших сюда с поверхности, когда земная кора искала себе новое положение, то ли здесь в годы и столетия вынужденного заточения люди строили…

– Похоже, – проговорил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – горит давненько.

– Пусть горит, – сухо произнесла она, – меньше сил на освещение… Вон туда!

На берегу, мимо которого проплывали, отчетливо проступили ступеньки. Когда приблизились, я разглядел, что камень уходит глубоко в воду, словно оттуда иногда поднимаются погулять по суше ихтиандры.

А дальше темный провал прохода, но слишком правильной формы, хотя и природа иногда вытесывает просто дивные фигуры.

– Придется идти туда, – сказала за моей спиной леди Элинор.

– Вы бесстрашная женщина, – пробормотал я. – Завидую герцогу…

– Тогда должны радоваться, – напомнила она.

– Да-да, – сказал я, – рад, еще как рад… Как там темно… Нет, дальше что-то горит… Ах да, понятно…

Узкий ход наверняка был не таким узким, когда его вырубили в каменной толще, но потом с обеих сторон выложили массивными плитами малахита. Зеленый камень красиво поблескивает золотыми жилками, дальше зал, потом еще, оба, несмотря на исполинские размеры, все-таки заставлены мебелью очень плотно и экономно. Людей здесь обитало много, я понял, когда увидел в нишах фигурки и украшения из человеческих костей. Возможно, каннибализм здесь был не ритуальным, а обыденным, бытовым. Все-таки в подземных озерах на всех не хватит рыбы, а люди не должны умирать с голоду…

Еще два зала, все богаче и пышнее, наконец вошли в зал, где светильники жарко полыхают у всех четырех стен и даже в углах, под противоположной стеной площадка на высоте моего роста, к ней ведут широкие ступени, а на ней – трон с высокой спинкой.

Леди Элинор сказала напряженным голосом:

– Осторожно. Я чувствую могучую магию.

– Я в нее не верю, – ответил я.

По мере того как приближались, я настороженно рассматривал сидящую на троне фигуру. Издали кажется дремлющим стариком, потом я сообразил, что там сидит, опустив широкие рукава на подлокотники, скелет в богатой одежде и с короной на голове.

Внизу перед ступеньками два очага, аккуратно обложенные камнями. Огонь все еще вскидывает багровые языки, от крупных пурпурных углей, размером с кулак, пахнуло сухим жаром.

Я не стал ломать голову, как и почему угли все еще не погасли, не мелочный, приближался медленно и настороженно, ловушки и западни могут быть везде, хотя у трона их уже не ставят…

Вообще-то не очаги, как решил издали, огромные каменные чаши, поставленные прямо на пол, пламя в них мощное, воздух сухой и горячий, блики на высохшее лицо скелета попадают снизу, из-за чего длинные зубы кажутся еще больше и опаснее.

В голосе леди Элинор прозвучал откровенный испуг:

– Не вздумайте сесть на трон!

– Там уже занято, – ответил я.

Она прошипела:

– Знаю я вас! Даже мертвецов свергаете…

– Я не такой, – возразил я гордо, – да и что мне этот трон?

– Вам все троны подавай, – сказала она резко. – Собиратели, когда насытитесь…

Не слушая, я поднялся по ступенькам к трону, в самом бы деле сел, будь он пуст, но выбрасывать оттуда скелет не по мне, хотя не особое почтение к умершим удержало, у такой свиньи, как я, ни к чему нет почтения, но что-то вот взяло и удержало. Что-то в этом есть нехорошее, в пинании мертвых.

За троном стена в затейливых барельефах от пола и дальше ввысь во тьму под невидимыми отсюда сводами, едва заметен широкий и высокий квадрат в полтора роста человека.

Я осторожно коснулся его кончиками пальцев. Слегка кольнуло, будто укусил комар. Каменная плита, с грохотом поднимая пыль, резко пошла вниз. Открылся проход в ярко освещенный зал, который назвать пещерой не повернется язык.

Верх плиты остался торчать, как невысокий порожек. Я осторожно переступил, осматриваясь, сзади загрохотало. Я быстро обернулся, но плиту как подбросило взрывом: мгновенно вернулась на место, отрезав меня от леди Элинор.

Я попытался сделать шаг назад и вперед, проход не открывался, словно здесь дорога в один конец, крикнул погромче, но ответа не услышал.

Стиснув челюсти, быстро пошел вперед, разгадка, как и моя Дженни, где-то впереди.

Они вышли, как мне показалось, прямо из стены, хотя потом рассмотрел искусно замаскированные тканью ниши. Все в доспехах, в руках мечи, топоры, а у двух – арбалеты.

Я сказал быстро:

– Ребята, я не драться пришел!

Старший прорычал:

– Тогда бросай оружие и сдавайся!

– Я говорить пришел, – объяснил я, – а у посла должно быть оружие. Для авторитета, важности и чувства достоинства.

– Никто, – рыкнул он, – не может быть при оружии в его владениях, кроме верных слуг!

– Я согласен, – сказал я, – насчет владений, хотя вопрос вообще-то спорный, потому оружие…

– …сейчас бросишь на землю, – прервал вожак, – или тебя убьют.

Я посмотрел на блестящие дуги арбалетов, кончики стальных болтов смотрят в мою сторону.

– Хорошо-хорошо. Отстегиваю перевязь, вы там не дергайтесь, а то все теперь такие нервные…

Я снял через голову перевязь и опустил на каменный пол. Один из воинов подбежал и, зацепив кончиком копья, утащил за собой. Еще двое зашли сзади, цепкие руки сняли мешок с плеча, однако без тяжелого арбалета я не ощутил себя легче, наоборот, а старший велел хмуро:

– Обыщите его.

Я чувствовал, как неуклюжие пальцы обшаривают все места, где я мог спрятать оружие, простое или магическое, я не двигался, в таких случаях лучше демонстрировать кооперацию.

Один сказал наконец:

– Ничего нет.

Старший прорычал с подозрением в голосе:

– Совсем ничего? А ножны на поясе?

– Там нет ножа, – отрапортовал воин.

– Может, просто не видно?

– Ножа нет, – заверил воин. – Я туда даже палец совал.

Второй, который обыскивал очень старательно, сказал с осторожностью в голосе:

– А вдруг это маг?

Старшой оглядел меня с головы до ног:

– Ты совсем дурак? Посмотри на его рост и плечи!.. А руки? Ладно, ведите к господину Кентеру. Пусть он сам решит.

Один больно ткнул меня в спину:

– Топай!

– И не оборачивайся, – добавил второй с угрозой.

Оба сопели разочарованно, очень уж хотелось подраться, но никак нельзя сказать, что этот чужак сопротивлялся.

Я сказал мирно:

– Ребята, держите оружие покрепче.

Один спросил с недоумением:

– Зачем?

– Вам это понадобится. Говорю как гуманист.

Они повели вдоль стены, в какой-то момент часть стены колыхнулась и сдвинулась, штора под цвет стены, настолько искусно сделана, что прошел бы мимо и не заметил.

В спину снова толкнули грубо, провоцируя хотя бы огрызнуться, но я стерпел, открылся небольшой зал, вещей еще больше, а под дальней стеной на троне сидит с прямой спиной человек в синем халате, расшитом хвостатыми звездами, очень важный и довольный.

При нашем появлении не утерпел и наклонился в нашу сторону, глаза с живейшим интересом обшаривали мое лицо и мою фигуру. Я незаметно напряг мышцы, хоть он и не женщина, перед той бы я вздул все, что могу, но все равно пусть видит, что я крут и силен.

Я рассматривал его с небрежностью лорда, встретившего на дороге торговца глиняными горшками. Высокий, худой, с острыми ушами на голом черепе, губы вымазаны синей краской, над переносицей такая же синяя точка, словно ткнули испачканным пальцем, но в целом лицо чистое, умное, злое, на тонких губах презрительная усмешка.

Не считая дурацкого халата, одет достаточно просто, здесь пускать пыль в глаза некуда, пещера любого признает господином. На пальцах кольца, но без огромных драгоценных камней.

– Это и есть тот, – произнес он с интересом, – который прошел через все преграды, а поймали его в самом конце? Поставить его на колени!

Страж ударил меня в спину:

– На колени перед господином!

Я возразил:

– Никто меня не ловил, я добровольно сдал оружие, чтобы ничто не мешало переговорам.

Воин снова ударил в спину, а второй замахнулся топором:

– На колени, тварь, или разрублю пополам!

Я уже торопливо входил в ускоренное состоянии, когда всего трясет, слова опережают друг друга, а мысли несутся хаотично. Голова разогрелась, как камень на горящих углях, кровь кипит, я одной рукой схватил за горло орла, что бил в спину, другой перехватил топор второго, выдернул и, уронив на пол, шарахнул обоих лбами.

Раздался треск, тут же я услышал характерный щелчок стальных тетив арбалетов. Уклонившись от первой стрелы, навстречу второй толкнул потерявшего топор. Стрела ударила несчастного в грудь, а я, подхватив его оружие, развернулся и красиво снес шлем с третьего стража.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.